Текст книги "Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях"

Автор книги: Стивен Протеро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Ведизм

Второй пласт геологии индуизма, ведизм, назван по одной из древнейших в мире священных книг, Ведам (от санскритского «веда» – «знание»). Индуисты разделяют свои многочисленные писания на две категории: шрути («услышанное», или тексты, авторитетность которых имеет божественную природу) и смрити («запомненное», или тексты, авторитетность которым придана людьми). Веды отнесены к высшим шрути. Считается, что эти санскритские тексты, именуемые вечными, явлены людям провидцами риши, а затем собраны мудрецом Вьясой.

Если термин «Тора» в иудаизме относится в узком смысле к Пятикнижию Моисееву (книгам Бытие, Исход, Левит, Второзаконие и Числа), а в расширительном смысле – к Еврейской Библии в целом, то Веды в узком смысле – это собрание из четырех книг (Ригведа, Сама-веда, Яджур-веда и Атхарва-веда), а в более широком – литература шрути в общем, к которой относятся четыре перечисленные книги плюс еще три категории ведических писаний: Брахманы (книги жрецов), Араньяки (лесные книги) и Упанишады (тайные учения). Простейший способ разобраться в этих четырех категориях откровений, написанных на санскрите, – считать Веды техническим руководством, объясняющим жрецам, как надо правильно совершать ритуалы (с прилагающимися песнопениями и мантрами); Упанишады – философскими диалогами, в которых речь идет о смысле этих ритуалов и стоящей за ними Высшей Реальности, а Брахманы и Араньяки (тексты, хронологически занимающие промежуточное положение между Ведами и Упанишадами) рассматривать как сочетание первых двух категорий⁹. Древнейшее из этих писаний – Ригведа (Ригведа), собрание 1028 гимнов, которые сочинялись веками и датированы не позднее 1200 годом до н. э. Наиболее поздние Упанишады были составлены, вероятно, в 600–300 годах до н. э., а в записанном виде появились лишь в XVII веке н. э.

Французский философ Симона Вейль некогда писала, что «первая из потребностей души, та, которая теснее прочих соприкасается с ее внешней судьбой, – порядок»¹⁰. Поэтому удивительно, что одна из самых древних религий началась с устранения проблемы беспорядка. Демоны хаоса всегда готовы к решающей битве с богами, потому извечно воцарение беспорядка в семье, обществе и космосе. Важно создать и поддерживать общественный и космический порядок, или то, что в Ведах называется «рита» (словом, схожим с английским right). Но справиться с этой задачей людям не под силу. Поэтому в ходе ритуала жрецы обращаются к богам, особенно во время жертвоприношения на огне (яджна), которому в Ведах отведено центральное место.

Большинство жителей Европы и США считают превращение хаоса в порядок политической задачей, осуществляемой нерелигиозными средствами: возможно, демократической республикой или конституционной монархией. Но на протяжении большей части истории человечества созданием и поддержанием порядка ведала религия. Конфуцианство роднит с ведизмом убежденность в том, что ритуалы – клей, который не дает распасться обществу. Но в китайском контексте ритуалы носят более светский и межличностный характер – это ритуалы между правителями и подданными, родителями и детьми. В ведизме же речь идет о сделках между людьми и богами. Жертвоприношение на огне носит характер сделки. Жрецы, как примеры для подражания в ведизме, потчуют богов животными, молоком, зерном, растениями (как и пьянящей сомой) в обмен на порядок и все, что его поддерживает, в том числе сыновей, коров, обильные урожаи и победы в войнах. Отголоски ведических жертвоприношений можно увидеть сегодня в виде жертвенного огня, который по-прежнему пылает в индуистских храмах всего мира; в виде обряда арати, во время которого верующие помахивают горящим светильником перед изображением божества; в брачных церемониях, когда клятвы произносятся перед священным огнем; в кремации, когда нечистый труп предлагается богам для очищения.

Одиозная кастовая система в индуизме также может проистекать из ведических жертвоприношений. Согласно гимну из Ригведы, Пуруша-сукта («Гимн космическому человеку»), мир появился в начале времен, когда в жертву богам был предложен «космический человек» Пуруша. Из его расчлененного тела возникли лошади, коровы и другие животные, а также сами гимны и мантры Вед. Из его мозга появилась Луна, из глаз – Солнце, дыхание стало ветром, голова – небом, ступни – землей, и так космос был приведен в порядок. Вместе с тем это изначальное жертвоприношение установило порядок в обществе. Изо рта Пуруши вышла каста жрецов-брахманов (браминов), руки стали воинами (кшатриями), бедра – торговцами (вайшьями), ступни – слугами (шудрами).

В политеистическом мире Вед мы видим, что боги ассоциируются с землей, солнцем, небом, водой, ветром, бурями и прочими силами природы; боги неразрывно связаны с такими началами, как порядок и долг, с надеждами на здоровье и удачу, вдобавок есть богини ночи, рассвета, священных речей и рек. Вишну – второстепенное ведическое божество, как и горный бог Рудра, позднее преобразившийся в Шиву.

В ведизме речь идет о сделках между людьми и богами. Жертвоприношение на огне носит характер сделки

В ведизме нет единого верховного бога, а самыми могущественными среди богов считаются Агни и Индра.

Агни – бог огня (его имени родственно английское слово ignite, «зажигать»), но в соответствии с древнеиндийским мотивом множественности, он также ассоциируется с жертвоприношением, солнцем, священной коровой и внутренним жаром в животе (тапас), к которому позднее обратятся аскеты, а здесь он имеет отношение к жертвоприношению. Поскольку ритуалы, связанные с огнем, рассматриваются как передача сообщений между землей и небесами, Агни, как и Эшу в религии йоруба, – божество-вестник, гонец. А поскольку подобные обряды проводятся не только в общественных местах, но и в домах, он считается божеством домашнего очага.

Индра, бог войны и природных явлений (особенно плохой погоды), занимает второе после Агни место по значимости в ведическом пантеоне. Словно в пику западным представлениям о том, что боги, подобно кандидаткам на титул «Мисс Америка», должны быть образцами добродетели, Индра, по мнению одного ученого, «озорник и буян с самого рождения, непочтительный сын, распутный в юности и склонный к обжорству, пьянству и похвальбам в зрелом возрасте»¹¹. Огромный, неумеренно пьющий, жестокий, сильный, как Супермен, и задиристый, как игрок НФЛ, Индра – воин, который не берет пленных, а выпив сомы, куражится и как пьяный, и как бог, становится бесстрашным и безрассудным в бою. По мере развития индуизма Индра утрачивает влияние, тем не менее фигурирует в «Бхагавад-гите», как отец воина Арджуны.

Немало споров с серьезным политическим подтекстом вызывает и вопрос о возникновении собственно индуизма на фундаменте индской цивилизации и ведизма. Известно, что санскрит, на котором написаны Веды, – индо-европейский язык, имеющий много общего с другими представителями индо-европейской семьи, в том числе с греческим, латынью, немецким, французским, испанским и английским. К примеру, санскритское слово «дэва», означающее «бог», родственно английскому «divine», латинскому «deus», греческому «теос» и даже имени верховного греческого бога Зевса, которого роднит с Индрой (и появившимся позднее буддизмом ваджраяна) пристрастие к грому и молниям. Но мы не знаем, где находятся истоки индо-европейской языковой семьи.

Зато нам известно, что дравидоязычная цивилизация долины Инда примерно в 1500 году до н. э. внезапно сменилась арийской цивилизацией, санскритом и ведизмом. Глобальные изменения климата могли сыграть свою роль в гибели цивилизации долины Инда, но согласно традиционной теории, люди, называющие себя ариями («благородными»), прошли через современный Афганистан и захватили Северную Индию. При этом другая часть арийских народов переселилась в Иран, а третья – в Европу, куда они принесли свои языки. Эта теория объясняет лингвистические параллели между санскритом, персидским и многими древними и современными европейскими языками. Кроме того, она же объясняет значение, которое придается в Ведах лошадям, отсутствием которых известна цивилизация долины Инда, но играющие чрезвычайно заметную роль в центральноазиатских культурах того времени. Однако теория «вторжения ариев», выдвинутая европейцами еще в начале XIX века, подверглась резким нападкам сторонников «Хиндутвы» («индусскости»), воспринимающих Индию скорее как «индуистское государство», а не светскую страну. Согласно предложенной последними теории, культура ариев – исконная для индийского субконтинента, а процесс перехода от цивилизации долины Инда к цивилизации ариев и от ведизма к индуизму был непрерывным. С точки зрения этой теории индуизм возник там же, где существует, а родина индо-европейской языковой семьи – не современная Турция, а Гангская равнина.

Философский индуизм

Хотя преемственность между цивилизацией долины Инда и ведизмом возможна, а между ведизмом и индуизмом несомненна, индуизм как религия сравнительно нов и отличается от предшественников по меньшей мере так же, как ислам – от христианства и иудаизма. В философский индуизм, третий пласт генеалогии индуизма, некоторые боги перенесены из ведизма, но появилось и много новых, вдобавок боги, некогда занимавшие центральное место, стали второстепенными, и наоборот. Ритуал отступает на второй план перед философией, место религиозных образцов для подражания занимают не жрецы, а мистики. Практичный дух жизнеутверждающих Вед сменяется пристальным вниманием к загробной жизни. И самое важное, происходит сдвиг центральной проблемы религии с социального и космического порядка в гораздо более семейную и индивидуалистическую сторону: к природе и судьбе человеческой души.

Современному роману присуща одержимость личностным «я», а точнее – проблемой аутентичности. Повсюду в классических произведениях от «Дон Кихота» до «Над пропастью во ржи» герой – не тот человек, который командует огромными армиями или сосредоточивает в своих руках несметные богатства, а тот (и все чаще «та», то есть героиня), кто избегает участи обманщика и самозванца. Но героизм этой ситуации заключается в ее сложности. Современная молодежь и взрослые и в Европе, и в США изо дня в день, из года в год несут бремя ролей, возложенное на них родными, друзьями и работодателями. И задаются вопросами: но кто я на самом деле? Каково мое истинное «я»?

Датский физик Нильс Бор писал, что он «обращается к Упанишадам, чтобы задавать вопросы», а Упанишады, повитухи и свидетели рождения раннего индуизма, отпрыска ведической религии, ставят эти вопросы острее, чем Дон Кихот или Холден Колфилд. Зачастую игнорируя, а иногда и критикуя одержимость Вед ритуалами, бездомные мудрецы индуизма сосредоточивают все свое внимание на философии. Блуждая по Индии, они размышляли над великими вопросами жизни и смерти, созидания и разрушения, зачастую придавая им индивидуалистический поворот. Как вышло, что я родился? Что будет, когда я умру? В каких отношениях я состою с Высшей Реальностью?

Составление Упанишад, продукта Осевого времени, началось в VI веке до н. э., в период поразительно активного религиозного творчества, подаривший миру не только индуизм, но и буддизм, джайнизм, греческую философию и иудейских пророков, Конфуция и Лао-цзы. В Упанишадах были введены такие концепции, как карма и реинкарнация, которые теперь имеют хождение не только в индуистской традиции, но и повсюду на территории распространения человеческой цивилизации. Философский индуизм также ввел в обиход различные медитации и практики йоги, предназначенные для пробуждения интуиции у практикующих, готовых удалиться от мира и вести аскетический образ жизни. Такие мистики, известные как «сторонники отречения» или «отрекшиеся» (санньясины), стали первыми примерами для подражания в индуизме. Хотя в настоящее время индуизм признает дхарму (долг), артху (власть) и каму (чувственное удовольствие) законными жизненными целями, санньясины считают мокшу summum bonum – высшим благом, отворачиваются от богатства, власти, секса, от всего, чем живут современные демократические государства Запада. Убежденные в том, что путь к освобождающей мудрости – исключительный путь, требующий исключительных средств, санньясины шли по нему, как люди, имевшие дом ранее, но оставившие позади супругов, детей и работу, чтобы целиком посвящать себя стремлению к мокше.

Существует еврейская традиция траура по отступникам: по ним в течение семи дней сидят шиву так, словно эти люди действительно умерли. В традициях индуизма санньясины тоже считаются умершими для общества. Их браки расторгаются на законных основаниях, они уже не откликаются на имена, полученные при рождении, свое имущество они распределяют между наследниками, отправляясь на поиски духовности. Однако от жрецов ведизма санньясинов отличает не только уход из мира дхармы, мира работы и семьи, но и отстраненность от мира кармы, мира огня и жертвоприношений. Если ведические жрецы ограничены кармой, или действием, то эти новые примеры для подражания всецело сосредоточены на джняне, или мудрости. Если ведизм представлял собой традиции жрецов, приносящих жертвы на огне, чтобы усмирить хаос, ранний индуизм был традицией санньяси-нов, культивирующих знание, чтобы вырваться из колеса сансары.

Однако далеко не все санньясины раз и навсегда отвергали Веды. В соответствии со свойственной индуизму восприимчивостью и способностью к поглощению, они вместо этого переосмысляли ведические жертвоприношения. Сосредоточив внимание на внутреннем смысле ритуала, а не на его внешних атрибутах, они утверждали, что жертвоприношение в огне происходит не только на жертвеннике, но и внутри нас. Аскетическую строгость своего образа жизни они называли «тапас», то есть «жар», и верили, что способны нести этот священный огонь в себе повсюду, куда ни пойдут. А они много где бывали, нигде не обзаводились домом и странствовали в одиночку, задерживались в одной и той же деревне разве что на четыре месяца сезона дождей, влачили существование (с трудом) на периферии общества, спали в горных пещерах и на берегах рек, добивались лишь собственного аскетизма и стремились только к духовному освобождению.

Такие аскеты-санньясины называли себя по-разному: садху («святые люди»), шрамана («стремящиеся»), муни («безмолвные»), паривраджака («странники»), бхикшу («нищие»). Как правило, они были бездомными, практиковали целибат и питались тем, что подавали им как милостыню. Некоторые давали обет молчания. Сегодня наиболее скандальной славой пользуются нага («обнаженные»), единственным одеянием которых служит пепел с мест кремации. А самыми дерзкими считаются агхори или агхора – почитатели Шивы, про которых известно, что они едят кал, пьют мочу и собирают подаяния в чаши из человеческих черепов. Все это действовало как приманка для миссионеров и морских капитанов XIX века, которые видели в подобных практиках лишнее доказательство превосходства христианской веры над бессмысленностью индуизма. Но санньясины знали, что делали: они крушили социальные запреты, чтобы испытать мистическую реальность однозначного осознания. Если все едино, то есть ли разница между соблюдением и нарушением социальных условностей?

Все вместе эти «отрекшиеся» дали миру новое представление о человеке и новую диагностику человеческих проблем. Будучи философами, они во всем усматривали глупость и мудрость. Проблема становилась не хаосом, а сансарой. Причиной, по которой мы навлекали на себя неприятности, была авидья (невежество), значит, выпутаться из них нам должна помочь джняна (мудрость).

Мудрость начинается с того факта, что мы, люди, по сути своей духовны. В каждом из нас, как утверждают индуисты-философы, есть неизменная и вечная душа. Мы и есть эта душа. Но наши души томятся в темницах наших тел и в плену иллюзий (майя), которые непрестанно создают эти тела. Пока мы населяем обиталища из плоти и костей, мы обречены страдать. Но и смерть не приносит нам избавления, потому что после смерти мы вновь возрождаемся в других телах, и все повторяется вновь и вновь – таков скорбный цикл жизни, смерти и перерождения.

Если ведические жертвоприношения питает огонь, то цикл сансары питает карма (дословно – «действие»), слово, применяемое в целом к ритуальным действиям, а в данном случае относящееся к нравственным поступкам и последствиям этих поступков. Согласно этическим учениям монотеистических религий – иудаизма, христианства и ислама, – за хорошие и плохие поступки люди получают награду или несут наказание, которыми ведает благой и справедливый Бог. Но в индуизме последствия возникают за действиями без какого бы то ни было сверхъестественного вмешательства. Согласно закону земного притяжения то, что свалилось с дерева, упадет на землю, – так и согласно закону кармы злодеяния влекут за собой кару, а добрые поступки вознаграждаются. Закон кармы объясняет, почему люди переходят от смерти к жизни и обратно. Мы умираем с определенным сочетанием хорошей и плохой кармы – пунья (заслуги) и папа (провинности). Но если бы этим все и заканчивалось, это было бы несправедливо, потому что за хорошими поступками должна следовать награда, а за плохими – наказание. Поэтому нам приходится заново рождаться в другом теле, и так продолжается цикл сансары. Следовательно, условия и обстоятельства, достающиеся нам при рождении, никак не связаны с удачей. Это результат хороших и плохих поступков, совершенных нами в прошлой жизни. Или, как сказано в Шветашватара-упанишаде, мы «блуждаем согласно своим действиям» (5:7).

Если углубиться в суть, перейти от недостоверного к подлинному, невзирая на касту, пол, расу, этическую и национальную принадлежность, языковую группу, рост, вес, имя, дату рождения и номер, мы поймем, что и мы божественны

Конец этим блужданиям кладет мокша – освобождение от невежества, кармы и перерождения. Но как достичь этой цели? Согласно философскому индуизму, мокша приходит не извне, из ведических откровений, а изнутри, не из вторых рук и служения жрецов, а благодаря нашим собственным усилиям и опыту. Однако «отрекшиеся» вовсе не брошены на произвол судьбы. Они принимают наставления от гуру. В сущности, без этих наставлений никак не обойтись. В раннем индуизме учения передавались главным образом от гуру к ученику. Но гуру передавали не столько сами знания, сколько методы, позволяющие самостоятельно приблизиться к этим знаниям.

В настоящее время йога – популярное времяпрепровождение на Западе, миллионы занимаются ею с такими приземленными целями, как снятие стресса или избавление от лишнего веса. Но йога в ее изначальном виде, как учение, означала «сочетание», возможность «впрячь» вместе что-либо, и философы-индуисты практиковали йогу, чтобы «сочетать» с ее помощью «я» и реальность, «я» и божественное, «я» и бессмертие. Тайное знание, которое гуру шепотом передавали ученикам, сидящим возле их ног, относилось к тому, как пользоваться своим телом и дыханием, чтобы переместиться от невежества к мудрости, от иллюзий к действительности, от человеческого к божественному, из сансары в мокшу.

Примерно в то же время, когда Упанишады начали обретать форму, Сократ дал миру знаменитую аллегорию пещеры: люди, находящиеся в этой пещере, видят только тени, отбрасываемые на стену перед ними, поэтому неизменно ошибаются, принимая видимость за действительность. «Отрекшиеся» в раннем индуизме сделали похожее наблюдение: мир не такой, каким мы его видим, мы не те, кем себя считаем. Изо дня в день мы смотрим на себя и на мир сквозь завесу иллюзии, называемой майей. Быть мудрым – значит, поднять эту завесу, увидеть себя и мир не такими, какими они кажутся, а какие они на самом деле. И понять, что на самом деле они едины. Да, люди не боги, но внешность бывает обманчивой, что особенно справедливо в данном случае, потому что если углубиться в суть, перейти от недостоверного к подлинному, невзирая на касту, пол, расу, этическую и национальную принадлежность, языковую группу, рост, вес, имя, дату рождения и номер, мы поймем, что и мы божественны. Наше ощущение отделенности от Бога – не что иное, как тень, отбрасываемая на стену пещеры. Сакральное содержится в нас. Сущность человека не отличается от божественной сущности.

Индуисты называют эту сущность человека Атман – обычно это слово переводят как «я» или «душа». Божественную сущность они называют Брахман. А освобождающая мудрость индуиста, идущего по пути джняны, проста и вместе с тем сложна: отдельно взятая душа божественна. Сущность каждого из нас несотворима, бессмертна и вечна. Атман и Брахман – одно и то же.

Понять это – значит достичь мокши. Но одной веры в эквивалентность Атмана и Брахмана недостаточно. Эту эквивалентность надо прочувствовать. Тут не помогут никакие учения, вычитанные из книг, или знания, переданные устно. Шанкара (788–820), которого многие считают величайшим индуистским философом, подчеркивал этот момент. Ритуал не поможет перенестись в мокшу, утверждал он, и эта задача не под силу ни йоге, ни философии, ни добросовестному труду или изучению писаний. «Если человек ужален змеей невежества, исцелить его может лишь осознание Брахмана, – писал он. – Болезнь не лечат произнесением слова «лекарство». Это лекарство следует принять. Освобождение не наступает при простом произнесении слова «Брахман». Брахман надо прочувствовать»¹².

В одной из самых известных притч, изложенных в Упанишадах, юноша по имени Шветакету вернулся домой после многолетнего изучения Вед у ног гуру. Он учился отлично, был переполнен книжной ученостью и гордился ею. Но произвести впечатление на его отца, Уддалака, оказалось не так-то просто. А ты когда-нибудь думал, спросил он Шветакету, как «услышать то, что нельзя услышать… увидеть то, что нельзя увидеть… познать то, что нельзя познать?» К таким вопросам Шветакету оказался не готов. Поэтому однажды вечером Уддалака дал сыну немного соли и велел бросить ее в сосуд с водой. А на следующее утро он попросил сына отдать ему соль обратно. Но соль давным-давно растворилась в воде. И Уддалака велел сыну попробовать воду на вкус. «Какой он?» – спросил отец. «Соленый», – ответил сын. Вот и Атман и Брахман таковы, как эта соль и эта вода, заключил отец¹³.

В этом диалоге содержится одно из самых известных изречений философского индуизма. «Тат твам аси, – говорит отец сыну. – То есть ты». Что именно означает эта простая формула – как и многое другое в индуизме, можно понимать по-разному. Ясно, что Уддалака приравнивает Атман к Брахману. Но что это значит? Кто-то считает, что Атман и Брахман идентичны – сущность человека такая же, как сущность Бога. Другие утверждают, что Брахман и Атман различны, но неразделимы. Но разногласий не вызывает значение, приписываемое получению освобождающей мудрости с помощью опыта. В этой классической притче сын не просто сидит у ног отца: он сам пробует и воду, и соль¹⁴.