Текст книги "Газонокосильщик [сборник]"
Автор книги: Стивен Кинг
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Чип зябко повел плечами:
– Боб Лоусон сказал: «И это все, на что ты способен, мудила ты плюшевый?» И я спросил… ну, типа, хотел показаться крутым… Я спросил: «А что бы вы ему сделали?» А Гарсия… – Чип испуганно заморгал, – он достал из кармана какую-то штуку, нажал на кнопку… Это был выкидной нож. И после этого я сбежал.
– А когда это было, Чип?
– Вчера. Мистер Норман, теперь я боюсь сидеть с ними в одном классе.
– Понятно, – проговорил Джим. – Понятно. – Он смотрел на лежавшую перед ним на столе раскрытую тетрадь с сочинением. Смотрел, но не видел.
– И что вы будете делать?
– Не знаю. Не знаю, Чип.
В понедельник утром Джим по-прежнему не знал, что делать. Сначала он хотел рассказать обо всем Салли, начиная с убийства брата в тот злополучный вечер шестнадцать лет назад. Но потом передумал. Салли, конечно, ему посочувствует, но испугается и не поверит.
Симмонс? Тоже не вариант. Завуч решит, что Джим спятил. Хотя, может, он и вправду спятил. У них в психотерапевтической группе был один человек, который однажды сравнил нервный срыв с разбитой вазой. Конечно, ее можно склеить, но она будет уже ненадежной и в общем-то бесполезной. Например, в эту вазу больше не поставишь цветы. Потому что цветам нужна вода, а вода может растворить клей.
Выходит, я сошел с ума?
Но если так, значит, и Чип Осуэй тоже сошел с ума. Эта мысль пришла к Джиму, когда он садился в машину, и он немного приободрился.
Ну конечно! Лоусон и Гарсия угрожали ему в присутствии Чипа Осуэя. Для свидетельства в суде этого, может быть, и недостаточно, но если получится уговорить Чипа, чтобы тот рассказал все Фентону, тогда этих двоих наверняка исключат из школы. А Джим практически не сомневался, что Чип согласится. У Чипа были свои причины держаться от этой парочки подальше.
Уже заруливая на стоянку у школы, Джим вдруг вспомнил о том, что случилось с Билли Стерном и Кэти Слейвин.
На свободном уроке он пошел в школьную канцелярию. Секретарша как раз составляла список отсутствующих.
– А Чип Осуэй сегодня в школе? – спросил Джим как бы между прочим.
– Чип?.. – удивленно нахмурилась секретарша.
– Чарльз Осуэй, – поправился Джим. – Чип – это прозвище.
Она быстро перебрала стопку карточек посещаемости и достала одну.
– Он сегодня отсутствует, мистер Норман.
– А вы мне не дадите его телефон?
Секретарша заложила за ухо карандаш и сказала:
– Одну секунду.
Она нашла личное дело Осуэя и передала Джиму листок с домашним адресом и телефоном. Джим решил позвонить прямо из канцелярии.
После дюжины длинных гудков он уже собрался положить трубку, но тут на том конце провода прозвучал грубый, охрипший со сна голос:
– Алло?
– Мистер Осуэй?
– Барри Осуэй умер шесть лет назад. Я Гэри Денкингер.
– Вы отчим Чипа Осуэя?
– Что он натворил?
– Прошу прощения…
– Он сбежал из дома. И мне хотелось бы знать, что он натворил.
– Насколько мне известно, ничего он не натворил. Я просто хотел с ним поговорить. Вы не знаете, где он сейчас может быть?
– Без понятия. Я работаю в ночную смену. Ни с кем из его приятелей я не знаком.
– А может, вы знаете…
– Нет. Он забрал наш старый чемодан и пятьдесят баксов, которые накопил, загоняя детали краденых автомобилей, или приторговывая травой, или что там теперь делают эти дети, чтобы разжиться деньгами. Кто его знает, что ему стукнуло в голову. Может, он решил сделаться хиппи и умотал в Сан-Франциско.
– Если он вдруг объявится, позвоните мне в школу, пожалуйста. Джим Норман, английское отделение.
– Хорошо, позвоним.
Джим положил трубку. Секретарша подняла голову и улыбнулась бесцветной дежурной улыбкой. Джим не улыбнулся в ответ.
Два дня спустя в утреннем табеле посещаемости напротив фамилии Чипа Осуэя появилась пометка «выбыл из школы». А Джим стал ждать, когда Симмонс вручит ему папку с очередным личным делом. Ждал он недолго, всего неделю.
Джим тупо разглядывал фотографию. На этот раз – никаких сомнений. Вместо короткого «ежика» – длинные волосы, но такие же светлые, как и прежде. И лицо – то же самое. Винсент Кори. Для близких друзей – просто Винни. Он смотрел с фотографии прямо на Джима, и его губы кривила наглая, издевательская усмешка.
Перед началом седьмого урока Джиму сделалось нехорошо. Он шел в класс на ватных ногах, сердце бешено колотилось в груди. Лоусон, Гарсия и Винни Кори топтались в коридоре у доски объявлений. Когда Джим подошел, все трое расправили плечи и вскинули головы.
Винни улыбнулся своей наглой улыбочкой, но его глаза были холодны и мертвы, как две плавучие льдины.
– Вы, наверное, мистер Норман. Приветик, Норм.
Лоусон и Гарсия захихикали.
– Я мистер Норман, – сказал Джим, нарочито не обращая внимания на руку, которую Винни протянул ему для рукопожатия. – Запомнишь?
– Конечно, запомню. Как поживает ваш брат?
Джим похолодел. Он почувствовал, как по ноге потекла горячая струя, и словно откуда-то издалека, с другого конца длинного коридора где-то в глубинах его сознания, прозвучал призрачный голос: Смотри, Винни, он обоссался!
– Да что вы знаете о моем брате? – спросил он, с трудом выговаривая слова.
– Ничего, – сказал Винни. – Почти ничего.
Они улыбнулись ему своими пустыми опасными улыбочками.
Прозвенел звонок на урок, и вся троица неторопливо направилась в класс.
Телефон-автомат в аптеке. В тот же вечер, в десять часов.
– Оператор, соедините меня с полицейским участком в Стратфорде, штат Коннектикут. Нет, номера я не знаю.
Щелчки на линии. Переключения звонка.
Полицейского звали Нелл. Он уже тогда был седым. Лет пятьдесят – пятьдесят пять. Сложно определить возраст взрослого дяденьки, когда ты сам еще ребенок. У них не было папы – он умер, – и мистер Нелл это знал. Непонятно откуда, но знал.
Называйте меня мистер Нелл, ребята.
Каждый день, в обеденное время, Джим встречался с братом на улице, и они вместе шли в закусочную «Стратфорд», чтобы съесть там обед, принесенный из дома. Мама давала обоим по пять центов – купить молока. Это было еще до начала «молочной программы» в школах. И иногда в «Стратфорд» заглядывал мистер Нелл – его кожаный ремень натужно скрипел под весом огромного живота и револьвера 38-го калибра – и покупал им по куску яблочного пирога с мороженым.
Где же вы были, мистер Нелл, когда зарезали моего брата?
Связь установилась. В трубке раздался длинный гудок.
– Полиция Стратфорда.
– Добрый вечер, меня зовут Джеймс Норман. Я звоню по межгороду. – Он назвал свой город. – Мне очень нужно поговорить с одним человеком. Он служил у вас в конце пятидесятых годов.
– Подождите минуточку, мистер Норман.
Пауза, а потом – другой голос:
– Мистер Норман, я сержант Мортон Ливингстон. С кем вы хотели поговорить?
– Ну… в детстве мы называли его мистер Нелл. Это вам как-то…
– Да, конечно! Дон Нелл давно вышел на пенсию. Ему сейчас семьдесят три или даже семьдесят четыре.
– Он так и живет в Стратфорде?
– Да, на Барнум-авеню. Дать вам его адрес?
– И телефон, если можно.
– Конечно. А вы знаете Дона?
– Когда мы с братом были еще мальчишками, он покупал нам яблочный пирог с мороженым. В закусочной «Стратфорд».
– Боже правый, она уже десять лет как закрылась. Подождите минуточку. – Через пару минут сержант вновь взял трубку и продиктовал Джиму адрес и номер телефона. Джим все записал, поблагодарил Ливингстона и повесил трубку.
Потом опять набрал «0», назвал оператору номер и принялся ждать. Когда в трубке пошли длинные гудки, Джиму вдруг стало жарко. Его охватило волнение, и он безотчетно повернулся спиной к стойке с газировкой, хотя в аптеке не было никого, кроме пухленькой девочки-подростка, читавшей журнал.
На противоположном конце линии сняли трубку, и послышался сильный, мужественный, энергичный и вовсе не старческий голос:
– Алло?
Это самое обыкновенное слово запустило цепную реакцию воспоминаний и переживаний, как бывает, когда по радио передают какую-нибудь старую песню, так или иначе связанную с твоим прошлым.
– Мистер Нелл? Дональд Нелл?
– Да, это я.
– Меня зовут Джеймс Норман. Мистер Нелл, вы, наверное, меня не помните?
– Помню, – тут же отозвался Нелл. – Яблочный пирог с мороженым. Твоего брата убили… зарезали. Очень жаль. Славный был паренек.
Джим тяжело привалился спиной к стеклянной стене телефонной кабинки. Внутреннее напряжение резко сменилось внезапной слабостью. Он себя чувствовал мягкой игрушкой, набитой ватой. Еще немного – и он бы, наверное, рассказал обо всем мистеру Неллу, но все-таки вовремя прикусил язык.
– Мистер Нелл, этих мальчишек так и не поймали.
– Да, не поймали, – сказал мистер Нелл. Хотя у нас были подозреваемые. Насколько я помню, мы тогда провели опознание. В Бриджпортском участке. Да ты и сам должен помнить.
– А мне называли имена подозреваемых?
– Нет. По регламенту процедуры опознания подозреваемых, ко всем участникам обращаются по номерам, а свидетелю не называют никаких имен. А что случилось? Дело-то давнее. С чего вдруг такой интерес?
– Я сейчас назову вам несколько имен, – сказал Джим. – А вы попробуйте вспомнить. Может, они как-то связаны с этим делом?
– Сынок, я не…
– Пожалуйста, – проговорил Джим с отчаянием в голосе. – Роберт Лоусон, Дэвид Гарсия, Винсент Кори. Кто-то из них…
– Кори, – сказал мистер Нелл. – Я его помню. Винни по прозвищу Гадюка. Да, он был в числе подозреваемых. Но мать предоставила ему алиби. В общем, прикрыла сыночка. Роберт Лоусон – это мне ничего не говорит. А вот Гарсия… что-то такое с ним связано… Нет, не помню. Черт, старость не радость. – Последнюю фразу он произнес с плохо скрываемым отвращением.
– Мистер Нелл, а вы можете как-то проверить, нет ли какой-нибудь информации по этим мальчишкам?
– Ну, вообще-то они уже давно не мальчишки.
Да? Вы уверены?
– Слушай, Джимми. Ты мне скажи, что случилось. Кто-то из них вдруг объявился и стал тебя беспокоить?
– Я не знаю. Тут происходит что-то странное. Связанное с моим братом… с убийством брата.
– Что странное?
– Мистер Нелл, я не могу вам сказать. Вы решите, что я свихнулся.
Ответ прозвучал строго и с искренним интересом:
– А ты не свихнулся?
Джим секунду помедлил:
– Нет.
– Хорошо, я их проверю по базе данных Стратфордской полиции. Как мне потом с тобой связаться?
Джим продиктовал ему номер своего домашнего телефона.
– Меня всегда можно застать по вторникам, ближе к вечеру.
Вообще-то по вечерам он бывал дома в любой день недели, но по вторникам Салли ходила на кружок керамики.
– А чем ты сейчас занимаешься, Джимми?
– Работаю в школе. Учителем.
– Хорошее дело. Только я сразу предупреждаю: эта проверка может занять два-три дня, если не больше. Я же теперь пенсионер.
– Судя по голосу, вы ни капельки не изменились.
– Это если судить по голосу. А если бы ты меня видел… – Мистер Нелл рассмеялся. – А ты по-прежнему любишь пирог с мороженым, Джимми? Яблочный, да?
– Обожаю, – ответил Джим. Но тут он соврал. Он ненавидел яблочные пироги с мороженым.
– Рад это слышать. Ладно, если тебе больше ничего не нужно, я тогда…
– Еще один вопрос. Есть в Стратфорде Милфордская средняя школа?
– Такой не знаю.
– А я все думал…
– Единственное, что у нас есть «милфордского», так это Милфордское кладбище. На Эш-Хайтс-роуд. Но оттуда еще никто не выпускался. – Мистер Нелл издал суховатый смешок, показавшийся Джиму похожим на стук костей в могильной яме.
– Спасибо. – Джим услышал собственный голос, словно откуда-то издалека. – До свидания.
Мистер Нелл положил трубку. Оператор на линии сказал, что Джиму следует заплатить шестьдесят центов, и тот, машинально отсчитав монеты, опустил их в автомат. Потом развернулся и увидел страшную, расплющенную рожу с той стороны стеклянной дверцы – совершенно кошмарную рожу в обрамлении ладоней с растопыренными пальцами. Кончики пальцев и кончик носа, прижатые к стеклу, были почти совсем белыми.
Это был Винни, с ухмылкой смотревший на Джима.
Джим закричал.
И снова урок.
В тот день по курсу «Литература и жизнь» было сочинение – большинство учеников сидели, угрюмо склонившись над тетрадками, и сосредоточенно и натужно выводили слова на бумаге – как будто рубили дрова. Все, кроме троих: Роберта Лоусона, занявшего место Билли Стерна, Дэвида Гарсии, расположившегося на месте Кэти Слейвин, и Винни Кори – тот устроился за партой Чипа Осуэя. Они просто сидели и смотрели на Джима.
За несколько секунд до звонка Джим сказал:
– Мистер Кори, задержитесь, пожалуйста, после урока. Нам надо поговорить.
– Без проблем, Норм.
Лоусон и Гарсия захихикали, но все остальные не издали ни звука. Как только прозвенел звонок, они сразу же сдали свои сочинения и быстро вышли из класса. Лоусон и Гарсия замешкались в дверях, и у Джима все внутри сжалось.
Неужели сейчас?!
Но Лоусон кивнул Винни:
– Ладно, до скорого!
– Ага.
Они вышли из класса. Джим закрыл дверь, и с той стороны полупрозрачного матового стекла Дэвид Гарсия вдруг завопил дурным голосом:
– Норм попал!
Винни посмотрел на дверь, потом перевел взгляд на Джима. И усмехнулся:
– А я думал, ты струсишь.
– Да неужели? – прищурился Джим.
– А хорошо я тебя напугал там, в аптеке, у телефона. Да, отец?
– «Отец» – так теперь не говорят. Это уже не понтово, Винни. Да и «понтово» давно беспонтово. Все эти словечки, как Бадди Холли[7]7
Бадди Холли (Чарльз Хардин Холли) (1936–1959) – американский рок-певец, автор песен, легенда рок-н-ролла.
[Закрыть], благополучно почили в бозе.
– Как хочу, так и буду говорить, – насупился Винни.
– А где ваш приятель? Тот, рыжий?
– Да он откололся, – нарочито небрежно проговорил Винни, но Джим почувствовал, как тот насторожился.
– Он жив, да? Он еще жив. Вот почему он не с вами. Ему сейчас тридцать два – тридцать три года. Сколько было бы и вам, если бы…
– Ржавый всегда был занудой. Он нам только мешал. – Винни сидел, положив руки на парту поверх древних надписей, оставленных предыдущими учениками. Его глаза недобро блестели. – А я тебя помню на опознании, в полицейском участке. Ты там едва не обоссался со страху. Я видел, как ты смотрел на меня и на Дэви. И я тебя сглазил. Напустил порчу.
– Да, похоже на то, – сказал Джим. – Из-за вас мне шестнадцать лет снятся кошмары. Разве этого мало? Почему именно сейчас? Почему я?
Винни озадаченно нахмурился, а потом вновь ухмыльнулся:
– Мы… потому что мы с тобой не закончили. А надо закончить.
– А где вы были? – спросил Джим. – Ну, раньше.
Винни поджал губы.
– Об этом мы не говорим. Понял? А если скажешь хоть слово – уроем сразу.
– Ну, пока что урыли вас. Вернее, зарыли. Да, Винни? Закопали на Милфордском кладбище. Наверняка еще были надгробные речи…
– Заткнись! – Винни вскочил, опрокинув парту.
– Да, это будет непросто, – сказал Джим. – Я, знаешь ли, не собираюсь облегчать вам задачу.
– Мы тебя грохнем, папаша. И сам все узнаешь. И про кладбище, и про надгробные речи.
– Уходи.
– И твою милую женушку тоже, – добавил Винни.
– Ах ты мразь, если тронешь ее хоть пальцем… – Джим инстинктивно рванулся к нему. Теперь, когда Винни упомянул о Салли, ему стало по-настоящему страшно.
Винни ухмыльнулся и направился к двери.
– Не дергайся, батя. А то еще хватит кондратий. – Он хохотнул.
– Если ты хоть пальцем тронешь мою жену, я тебя убью.
Винни расплылся в улыбке:
– Убьешь? А мне показалось, ты понял, что я уже мертвый.
Винни ушел. Эхо его шагов еще долго дрожало в пустом коридоре.
– Солнце, что ты читаешь?
Джим поднял книгу, чтобы Салли смогла увидеть название на обложке: «Как вызвать демона».
– Фу! – Она сморщила нос и, отвернувшись к зеркалу, принялась поправлять прическу.
– Возьми такси, когда соберешься домой, – сказал Джим.
– Да тут всего-то четыре квартала. Дойду пешком. И для фигуры полезно.
– Тут недавно был случай, с одной девочкой из нашей школы. К ней пристали на Саммер-стрит, – соврал он. – Видимо, хотели изнасиловать. Ну, ей так показалось.
– Да? А что за девочка?
– Дайана Шоу. – Джим выдумал это имя. – Очень спокойная девочка, не истеричка. Так что обычно ничего не выдумывает. Возьми такси, хорошо?
– Хорошо. – Салли подошла к его креслу, опустилась на колени, взяла его лицо в ладони и заглянула в глаза. – Джим, что происходит?
– Ничего.
– Нет, что-то все-таки происходит.
– Ничего страшного. Так, ерунда.
– Это связано… с твоим братом?
На Джима повеяло ледяным страхом, словно где-то в глубинах сознания вдруг распахнулась дверь.
– С чего ты взяла?
– Ты разговаривал ночью во сне. Стонал и ворочался. Называл его имя: «Уэйн, Уэйн». И еще ты сказал: «Беги, Уэйн».
– Все хорошо, не беспокойся.
Но все было плохо. И они оба об этом знали.
Салли ушла. Мистер Нелл позвонил в четверть восьмого.
– Можешь не переживать из-за этих парней, – сказал он. – Они все мертвы.
– Как так? – Джим закрыл «Как вызвать демона», заложив пальцем на той странице, которую читал.
– Разбились на машине. Через полгода после того, как твой брат был убит. За ними гнались полицейские. Вернее, один полицейский. Фрэнк Саймон. Сейчас он, кстати, работает в крупной авиакорпорации. Наверняка зашибает хорошие деньги.
– Они попали в аварию и разбились…
– Вылетели с дороги на скорости сто миль в час и врезались в электрический столб. Когда спасатели наконец вырубили электричество и выскребли их из машины, все трое прожарились до состояния бифштекса с кровью.
Джим закрыл глаза.
– Вы видели рапорт о происшествии?
– Своими глазами.
– А какая машина?
– Черный «форд».
– А там было ее описание?
– «Форд-седан», пятьдесят четвертого года выпуска. На боку надпись: «Не повезло!» Прямо как в воду глядели. Не повезло – еще мягко сказано.
– Мистер Нелл, был четвертый. Тоже из их компании. Мне неизвестно, как его звали, но у него было прозвище Ржавый.
– Это Чарли Спондер, – сказал мистер Нелл без тени сомнений. – Однажды он высветлил волосы. Я помню, да. Волосы сделались белыми. Только не полностью, а отдельными прядями. Он попытался все это закрасить, и пряди стали оранжевыми.
– А вы, случайно, не знаете, чем он сейчас занимается?
– Он теперь кадровый военный. Поступил на военную службу по собственному желанию. В пятьдесят восьмом или пятьдесят девятом. После того как от него забеременела одна здешняя девочка.
– А можно с ним как-то связаться?
– Его мать живет в Стратфорде. Она должна знать адрес.
– Вы мне дадите ее координаты?
– Нет, Джимми, не дам, пока ты не скажешь, что происходит.
– Я не могу, мистер Нелл. Вы решите, что я рехнулся.
– Давай проверим.
– Я не могу.
– Ну ладно. Как скажешь, сынок.
– А вы…
Но из трубки послышались короткие гудки.
– Старый хрен, – пробормотал Джим и положил трубку. Телефон тут же начал звонить, прямо у него под ладонью, и он испуганно отдернул руку, словно обжегся. Тяжело дыша, он смотрел на аппарат. Третий звонок, четвертый. Джим снял трубку. Выслушал. Закрыл глаза.
По дороге Джима остановил полицейский, а потом проводил до самой больницы – поехал впереди, врубив сирену. В приемном покое реанимационного отделения дежурил молодой врач с усами щеточкой. Он равнодушно взглянул на Джима.
– Прошу прощения, я Джеймс Норман. Мне сообщили…
– Мне очень жаль, мистер Норман. Она скончалась в 21.04.
Он понял, что сейчас упадет в обморок. Перед глазами все поплыло, мир вокруг словно перестал существовать. В ушах стоял тонкий пронзительный звон. Взгляд рассеянно скользил по комнате, выхватывая отдельные фрагменты: зеленый кафель на стенах, каталка, поблескивающая под лампами дневного света, медсестра в белой шапочке, сдвинутой набок.
Опрятнее надо быть, барышня.
У дверей реанимационной палаты номер 1 стоял, привалившись к стене, санитар. В грязном халате, забрызганном каплями уже засыхающей крови. Чистил ногти ножом. Санитар поднял голову и усмехнулся, глядя на Джима. Это был Дэвид Гарсия.
Джим лишился чувств.
Похороны. Как балет в трех действиях. Дом. Бюро ритуальных услуг. Кладбище. Лица, возникающие из ниоткуда. Подплывают вплотную и вновь отступают во тьму. Мать Салли. Льет слезы под черной вуалью. Отец – потрясенный и враз постаревший. Симмонс. Еще какие-то люди. Они представлялись и пожимали ему руку. Он кивал, не запоминая имен. Кто-то из женщин принес еду, в том числе яблочный пирог. И кто-то отрезал себе кусочек, и когда Джим вошел в кухню, он увидел на столе разрезанный пирог, исходивший соком, словно янтарной кровью, и подумал: «Надо бы положить сверху большой шарик ванильного мороженого».
Ноги стали как ватные. Руки дрожали. Хотелось схватить этот чертов пирог и швырнуть об стену.
А люди все подходили и подходили, и Джим видел себя словно со стороны, как будто смотрел любительский кинофильм. Он пожимал руки, кивал, повторял: «Спасибо… Да, буду держаться. Спасибо… Да, я уверен, ей там хорошо… Спасибо».
А потом все ушли, и Джим наконец остался один. Он приблизился к камину, где стояли их семейные памятные сувениры. Плюшевая собачка с глазами-стекляшками, которую Салли выиграла в Кони-Айленде во время свадебного путешествия. Две кожаные папки: их с Салли университетские дипломы. Огромные пенопластовые игральные кости, которые жена подарила ему в виде шутливого укора, когда он проиграл в покер шестнадцать долларов. Изящная фарфоровая чашка – Салли купила ее в прошлом году в Кливленде, в лавке старьевщика. И в самом центре каминной полки – их свадебная фотография. Джим повернул фотографию лицом к стене, потом сел в свое кресло и уставился на экран выключенного телевизора. У него в голове начал вырисовываться план.
Джим не заметил, как задремал, но вскоре его разбудил телефонный звонок. Джим взял трубку.
– Ты на очереди, Норм.
– Винни?
– Она была как те глиняные птички в тире. Бах – и вдребезги!
– Винни, сегодня ночью я буду в школе. В кабинете номер 33. Зажигать свет не стану. Все будет так же, как было в тот вечер, под железнодорожным мостом. Наверное, я даже смогу обеспечить поезд.
– Хочешь, чтобы все быстрее закончилось, да?
– Да, хочу, – сказал Джим. – И вы тоже придете.
– Может быть.
– Вы придете, – повторил Джим и повесил трубку.
Когда он добрался до школы, была уже почти ночь. Он поставил машину на обычном месте. Школу уже закрыли, но у Джима был ключ от задней двери. Войдя в здание, он первым делом отправился в учительскую английского отделения на втором этаже. Там он сразу прошел к шкафу, где хранились аудиоматериалы, и принялся перебирать пластинки. Нашел «Звуковые эффекты. Высокая точность воспроизведения». Просмотрел список треков на задней стороне обложки. Третий на первой стороне: «Товарный поезд – 03.40». Джим положил пластинку на крышку переносного школьного проигрывателя и достал из кармана книгу «Как вызвать демона». Быстро пролистал ее, нашел выделенный фрагмент, прочел пару абзацев, кивнул. Потом выключил свет.
Кабинет номер 33.
Джим подключил проигрыватель, отодвинул колонки на максимально возможное расстояние одна от другой и поставил пластинку. «Товарный поезд», третий трек на первой стороне. Звук, поначалу едва различимый, нарастал, набирая силу, пока не заполнил всю комнату грохотом дизельных двигателей и громыханием стали о сталь.
Джим закрыл глаза, и у него почти получилось вообразить, что он вновь оказался под железнодорожным мостом на Брод-стрит: стоит на коленях и смотрит жестокий спектакль, близящийся к неизбежному завершению.
Джим открыл глаза, остановил пластинку. Сел за учительский стол, раскрыл книгу о демонах, нашел главу «Злые духи, и как призвать их к себе на службу». Он читал, шевеля губами, и периодически прерывался, чтобы достать из кармана необходимые предметы и положить на стол.
Первое: старая фотография с заломленными уголками. На этом снимке они с братом стоят на лужайке перед подъездом многоквартирного дома на Брод-стрит, где они тогда жили. У обоих – короткие стрижки под «ежик». Оба застенчиво улыбаются в камеру. Второе: баночка с кровью. Джим поймал на улице бродячую кошку и перерезал ей горло карманным ножом. Третье: нож. И последнее, четвертое: внутренняя лента «от пота», содранная с подкладки старой бейсболки игрока Малой лиги. С бейсболки Уэйна. Джим хранил эту кепку в тайной надежде, что когда-нибудь ее наденет их с Салли сын, который у них обязательно будет.
Он поднялся из-за стола, подошел к окну, выглянул на улицу. На стоянке не было ни души.
Джим сдвинул парты к стене, так чтобы в центре комнаты осталось свободное пространство в форме неровного круга. Потом достал из ящика стола кусок мела и, взяв большую линейку, принялся чертить на полу пентаграмму – точно по схеме из книги.
Тяжело дыша, он распрямился и подошел к выключателю. Выключил свет, сгреб со стола все четыре предмета и, держа их в руке, заговорил нараспев:
– Взываю к тебе, Отец Тьмы. Услышь меня и явись. Я готов принести жертву. В награду за жертву я прошу темной милости. Ибо я жажду мести и молю силы зла осуществить эту месть. Прими эту кровь как залог будущей жертвы.
Он отвинтил крышу с баночки из-под арахисового масла и вылил кровь в пентаграмму.
Что-то произошло в темном классе. Невозможно понять, что именно, но воздух как будто сгустился. Ощущалась какая-то странная плотность, воздух проникал в горло и легкие и наполнял их серой безжалостной тяжестью. Что-то незримо витало в давящей тишине.
Он сделал все, что полагалось по ритуалу.
Теперь сгустившийся воздух как будто наполнился электричеством и завибрировал – так было на крупной электростанции, куда Джим однажды водил на экскурсию учеников. А потом прозвучал голос, на удивление низкий и неприятный:
– О чем ты просишь?
Джим сам не знал, то ли он действительно слышит этот голос, то ли ему просто кажется, будто слышит. Его ответ уложился всего в две фразы.
– Пустяковая просьба. Что ты дашь мне взамен?
Джим произнес два слова.
– Оба, – тихо прозвучал голос. – Правый и левый. По рукам?
– По рукам.
– Тогда отдай мне мое.
Джим раскрыл нож, положил правую руку на стол и четырьмя резкими рубящими ударами отрезал себе указательный палец. Кровь растеклась темным узором по обложке классного журнала. Было не больно, совсем не больно. Джим отодвинул отрезанный палец в сторону и переложил нож в правую руку. С левым пальцем было сложнее. Изувеченная рука казалась чужой и неловкой, и нож постоянно выскальзывал. В конце концов Джим психанул, отшвырнул нож и попросту оторвал палец, переломив кость. Потом взял оба отрезанных пальца и бросил в пентаграмму. Ответом был сполох яркого света, похожий на магниевую фотовспышку. Джим заметил, что дыма при этом не было. Ни дыма, ни запаха серы.
– Что ты принес?
– Фотографию. Полоску ткани, пропитанную его потом.
– Пот я люблю, – заметил голос с такой леденящей жадностью, что Джим содрогнулся. – Давай.
Джим бросил карточку и ленту в центр пентаграммы. Опять – вспышка света.
– Хорошо, – сказал голос.
– Если они придут, – сказал Джим.
Ответа не было. Голос затих, исчез… если он вообще был. Джим наклонился над пентаграммой. Фотография лежала на полу, но теперь она обуглилась и почернела. Полоска ткани исчезла.
С улицы донесся неясный шум. Поначалу едва различимый, он становился все громче. Машина с мощным ревущим мотором. Повернула на Дэвис-стрит. Приближается к школе. Джим сел за стол и стал слушать: свернет она на стоянку или проедет мимо.
Машина свернула.
Гулкое эхо шагов на лестнице.
Пронзительный смех Роберта Лоусона, потом чье-то «Тсс!» – и опять смех Лоусона. Шаги приблизились, они уже не отдавались эхом. Стеклянная дверь на лестницу с грохотом распахнулась.
– Эй, Норми! – крикнул Дэвид Гарсия фальцетом.
– Норми, ты здесь? – прошептал Лоусон и хохотнул: – Где наша деточка?
Винни не произнес ни слова, но он был с ними. Джим уже видел их тени. Винни был самым высоким, он держал в руке какой-то длинный предмет. Раздался тихий щелчок, и длинный предмет в руке Винни сделался еще длиннее.
Они встали в дверном проеме. Винни – в центре. У всех троих были ножи.
– Ну что, отец, мы пришли, – сказал Винни. – Сейчас мы тебя немножко порежем.
Джим включил проигрыватель.
– Боже! – Гарсия аж подпрыгнул на месте. – Что это?
Товарный поезд стремительно приближался. Казалось, стены дрожат от грохота.
Впечатление было такое, что звук идет не из динамиков, а из коридора. Откуда-то издалека, из другого пространства, из другого времени.
– Мне это не нравится, – сказал Лоусон.
– Поздно, – ответил Винни. Он шагнул вперед и взмахнул ножом. – Гони деньгу, отец.
…не надо…
Гарсия попятился:
– Что за черт…
Но Винни был полон решимости. Он подал знак остальным, чтобы не отставали, и приблизился к Джиму еще на шаг. И то, что Джим разглядел у него в глазах, было подозрительно похоже на облегчение.
– Так сколько там у тебя денег, козявка? – вдруг спросил Гарсия.
– Четыре цента, – ответил Джим. Это была правда. Он вытряхнул их из копилки в спальне. Все четыре монетки, отчеканенные не позднее пятьдесят шестого года.
– Врешь небось.
…не трогайте его…
Лоусон оглянулся через плечо и замер с отвисшей челюстью. Стены клубились туманом, теряя плотность. Рев товарного поезда заполнил все пространство. Свет уличного фонаря на стоянке у школы сделался красным, словно неоновая вывеска на здании «Барретс компани», мигающая на фоне ночного неба.
А из пентаграммы уже выходило нечто. Некая сущность с лицом двенадцатилетнего мальчишки. Мальчишки с короткой стрижкой под «ежик».
Гарсия резко рванулся вперед и врезал Джиму по зубам. Дыхание Гарсии отдавало чесноком и пепперони. Удар вышел медленным, вялым и безболезненным.
А потом Джим ощутил внезапную тяжесть внизу живота и его мочевой пузырь не выдержал. Джим опустил взгляд и увидел, как спереди на брюках расползается темное пятно.
– Смотри, Винни, он обоссался! – крикнул Лоусон. Тон был верный, но лицо, искаженное ужасом, ему явно не соответствовало – это было лицо марионетки, которая вдруг ожила и тут же осознала, что ею управляют, дергая за нитки.
– Не трогайте его, – проговорило существо, принявшее облик Уэйна. Но голос был вовсе не голосом Уэйна. Это был жадный, холодный голос твари из пентаграммы. – Беги, Джимми! Беги! Беги! Беги!
Он упал на колени. Чья-то рука чиркнула по спине, но не сумела схватить.
Он поднял глаза и увидел, как Винни с перекошенным от ненависти лицом бьет ножом существо, принявшее облик Уэйна. Нож входит в грудь… а потом Винни вдруг закричал, его лицо почернело, обуглилось и как бы осыпалось, провалившись в себя.
И он исчез.
Гарсия и Лоусон тоже ударили существо. Скорчились, почернели и вмиг исчезли.
Джим лежал на полу и никак не мог отдышаться. Грохот товарного поезда стих вдали.
Брат смотрел на него сверху вниз.
– Уэйн? – выдохнул Джим.
Лицо над ним изменилось. Оно как будто растаяло, растеклось и собралось вновь. Но это было уже совершенно другое лицо. Глаза сделались желтыми, страшными, злыми.
– Я вернусь, Джим, – послышался ледяной голос.
И демон пропал.
Джим медленно поднялся. Остановил изувеченной рукой проигрыватель. Потрогал разбитые губы. На них была кровь. Он включил свет. Кроме него, в комнате не было никого. Он выглянул в окно. Абсолютно пустая стоянка. Не считая одинокого колесного колпака, в котором, как в кривом зеркале, отражалась луна. В кабинете пахло как в склепе – чем-то затхлым и древним. Джим стер пентаграмму и принялся расставлять парты по местам – ведь завтра будут уроки. Пальцы болели ужасно… какие пальцы?! Надо будет сходить к врачу. Он закрыл дверь и медленно пошел вниз по лестнице, прижимая руки к груди. Где-то на середине пролета что-то заставило его обернуться – то ли тень, то ли какое-то внезапное ощущение.