Текст книги "Ловец снов"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Почти двадцать пять лет назад они впервые собрались здесь поохотиться и потом приезжали почти двадцать пять лет подряд, без единого пропуска, но такого обвального снегопада не было ни разу. Ничего серьезнее внезапного снежного заряда. Похоже, отныне все изменится, хотя разве можно знать наверняка? В наше время кликуши на радио и ТВ кудахчут над четырьмя дюймами свежевыпавшей пудры, как над стихийным бедствием. Подумаешь, Новый Ледниковый Период!

Малый по-прежнему стоял неподвижно, в распахнутой куртке и мокрых сапогах, с которых стекали на пол струйки растаявшего снега. И потрясение глазел на потолочные балки, этакий великан-шестилетка. Совсем как… Даддитс. Так и кажется, что из рукавов выглянут варежки на резиночках.

Он и от куртки избавился, как все дети: передернул плечами, и она сползла вниз. Не подхвати ее Джоунси, наверняка упала бы на пол, в самую лужу.

– Что это? – спросил он.

Сначала Джоунси не понял, о чем толкует малый, но, проследив его взгляд, увидел переплетение ниток, свисавшее с центральной потолочной балки: яркое пятно красного и зеленого с вкраплением канареечно-желтого, создающее общее впечатление подобия режущей глаз паутины.

– Это Ловец снов, – сказал Джоунси. – Индейский амулет. Предположительно, отгоняет кошмары.

– Он ваш?

Джоунси не понял, о чем идет речь: то ли о доме (может, парень его не расслышал), то ли о талисмане, но в любом случае ответ был все тот же:

– Нет, моего друга. Мы приезжаем сюда каждый год, поохотиться.

– Сколько вас?

Мужчину бил озноб, зубы стучали. Зябко охватив себя руками, он чересчур внимательно следил, как Джоунси вешает его куртку на вешалку у двери.

– Четверо. Бивер – это его дом – еще в лесу. Не знаю, загонит его снег под крышу или нет. Возможно, замерзнет и прибежит. Пит и Генри отправились в магазин.

– К Госслину, да?

– Угу. Идите садитесь на диван.

Джоунси подвел его к курьезно длинному секционному дивану. Мебель такого рода вышла из моды сто лет назад, но этот все еще держался, да и никакой живности в нем не заводилось. Стиль и вкус не играли в «Дыре в стене» особой роли.

– Постарайтесь согреться, – сказал Джоунси и оставил незнакомца одного.

Тот сидел, как потерянный, дрожа и ежась, зажав руки коленями. Джинсы неестественно бугрились, выдавая надетые под низ кальсоны, и все же незнакомец, очевидно, донельзя продрог. Но цвет лица изменился разительно: если раньше малый выглядел трупом, то теперь он казался жертвой дифтерии.

Пит и Генри занимали бóльшую из двух спален внизу. Джоунси нырнул туда, открыл кипарисовый сундук, стоявший слева от двери, и вынул сложенное одеяло. Снова направляясь к камину, он сообразил, что тот не задал самых элементарных вопросов из тех, какие по плечу даже шестилетним детям, не умеющим расстегнуть молнию.

Укрывая незнакомца одеялом, он спросил:

– Как вас зовут? – И тут же сообразил, что почти знает ответ.

Маккой? Маккан?

Мужчина, которого едва не подстрелил Джоунси, покрепче закутался в одеяло и поднял глаза. Бурые полумесяцы под глазами налились фиолетовым.

– Маккарти, – сказал он. – Ричард Маккарти. – Рука, удивительно пухлая и белая, выползла из-под одеяла, подобно робкому зверьку. – А вы?

– Гэри Джоунс, – ответил тот, пожимая мягкую ладонь пальцами, едва не спустившими курок. – Для друзей – Джоунси.

– Спасибо, Джоунси. – Маккарти с благодарностью посмотрел на него. – Похоже, вы спасли мне жизнь.

– О, вы преувеличиваете, – отмахнулся Джоунси, снова вглядываясь в красную бороздку.

Да нет. Это просто обморожение. Наверняка обморожение.

Глава 2. БИВ

1

– Надеюсь, вы понимаете, что я не могу никому позвонить? – сказал Джоунси. – Здесь поблизости нет телефонов. Из всех достижений цивилизации только генератор, и все.

Маккарти, закутанный до самого носа в одеяло, кивнул.

– Я слышал гудение, но знаете, когда заблудишься, слух играет с тобой плохие шутки. Кажется, звук идет слева или справа, а потом можно поклясться, что он доносится откуда-то из-за спины, и лучше всего повернуть назад.

Джоунси кивнул, подумав, что на самом деле понятия не имеет, как все это бывает. Если не считать первых дней после несчастного случая, проведенных в бредово-наркотических скитаниях и боли, ему не приходилось теряться в лесу.

– Я пытаюсь придумать, как лучше поступить, – сказал Джоунси. – Наверное, когда Пит и Генри вернутся, мы вас проводим. Сколько человек было в вашей компании?

Маккарти, казалось, не сразу сообразил, о чем речь. Это, заодно со спотыкающейся походкой, еще больше укрепило Джоунси в уверенности, что парень перенес настоящий шок. Интересно, возможно ли такое после единственной ночи, проведенной в лесу, и как бы выглядел он сам на месте Маккарти?

– Четверо, – выговорил тот после минутного размышления. – Совсем как и вас. Мы охотились попарно. Я был с приятелем, Стивом Отисом. Тоже адвокат, как и я, из Скоухигана. Мы все оттуда, и эта неделя для нас… много значит.

– Понимаю, – улыбнулся Джоунс. – Как и для нас.

– Так или иначе… я, видимо, задумался и сбился с пути. – Он покачал головой. – Сам не понимаю, как это вышло. Я слышал Стива, временами даже видел сквозь деревья его жилет и потом… просто не знаю. Наверное, погрузился в свои мысли… лес для этого самое подходящее место, и – бац – очутился в самой глуши. Кажется, сначала я пытался вернуться по собственным следам, но тут совсем стемнело… – Он снова покачал головой. – В мозгах все смешалось, но, да, нас было четверо, и, похоже, это единственное, в чем я уверен. Я, Стив, Нэт Роупер и сестра Нэта – Бекки.

– Должно быть, они с ума сходят от тревоги.

Маккарти мгновенно растерялся и мрачно нахмурился: очевидно, столь простая истина до него не доходила.

– Да… наверное. Ну конечно же! О Господи, Господи!

Джоунси едва сдержал улыбку. В таком состоянии Маккарти удивительно напоминал персонажа картины «Фарго».

– Поэтому я и считаю, что вас следует немедленно туда проводить. Если…

Не хотелось быть обузой…

– Мы вас отведем. Если сумеем. То есть если погода позволит.

– Да, погодка, – с горечью протянул Маккарти. – Уж эти синоптики, с их чертовыми спутниками и Доплер-радарами! Казалось бы, можно надеяться на верные прогнозы, так нет! Вот вам их «ясно, умеренно, холодно», можете радоваться.

Джоунси недоуменно уставился на раскрасневшуюся физиономию, увенчанную слипшейся челкой редеющих каштановых волос. Он сам слышал последние прогнозы – он, Пит, Генри и Бив, – и все предупреждали о возможном снегопаде в ближайшие дни. Правда, кое-кто оговаривался «снег, переходящий в дождь», но ведущий радиостанции Касл-Рок (едва ли не единственной, которую они ловили, да и то с помехами) рассуждал насчет метелей, шести – восьмидюймовых заносах, возможно, с северо-восточным ветром, если температура не поднимется и циклон не уйдет в сторону моря. Джоунси понятия не имел, откуда Маккарти слышал свой прогноз, но уж точно не из Касл-Рока. А может, просто спутал, даже наверняка, и ничего тут удивительного.

– Пожалуй, разогрею-ка я суп. Как насчет супа, мистер Маккарти?

– Прекрасная мысль, – благодарно улыбнулся Маккарти. – Вчера ночью и утром у меня ужасно болел живот, но теперь стало легче.

– Стресс, – кивнул Джоунс. – Меня бы на вашем месте наизнанку выворачивало, а может, и в штаны бы наложил.

– Меня не рвало, – сказал Маккарти. – Уверен, что нет. Но… – Он снова резко дернул головой. Нервный тик? – Не знаю. Все слилось в один огромный кошмар.

– Теперь кошмару конец. – Джоунси чувствовал себя престарелой клушкой, хлопочущей над цыпленком. Но ничего не поделаешь, парня нужно как-то успокоить.

– Хорошо, – вздохнул Маккарти. – Спасибо. И я с удовольствием съел бы суп.

– Какой хотите? Есть томатный, куриный и, кажется, банка говяжьего.

– Куриный, – сказал Маккарти. – Мама, всегда говорила, что лучшее лекарство от всех болезней – куриный бульон.

Он широко улыбнулся, и Джоунси изо всех сил постарался скрыть потрясение. Зубы Маккарти оказались белыми и ровными, чересчур, неестественно ровными для того, чтобы быть своими, выдававшими, однако, возраст: сорок пять или около того. Но четырех по меньшей мере не хватало – верхних клыков (которые отец Джоунси называл «зубами вампира») и двух передних внизу, Джоунси не знал, как они называются. Однако был твердо уверен в одном: Маккарти ничего не знал о потере. Ни один человек, помнящий о черных провалах в белом частоколе, не будет обнажать их так бесстыдно, даже в подобных обстоятельствах.

Он повернулся к кухне, надеясь, что Маккарти не успел увидеть его ошеломленное лицо и встревожиться. А может, и спросить, что стряслось.

– Один куриный бульон. Заказ принят, придется чуточку обождать. Как насчет поджаренного сыра к бульончику?

– Если это не слишком вас затруднит. И зовите меня Ричардом, ладно? Или Риком, так даже лучше. Когда люди спасают мне жизнь, предпочитаю быть с ними на короткой ноге, причем с самого начала.

– Рик так Рик.

Лучше бы тебе починить зубы, до того как предстанешь перед другими присяжными, Рик.

Ощущение чего-то неладного становилось все сильнее. Опять этот щелчок в мозгу, совсем как в тот момент, когда он почти угадал имя Маккарти. Пока еще он был далек от сожалений по поводу того, что не подстрелил этого типа при первой возможности, но в глубине души уже жалел о том, что черт не увел Маккарти за сто миль от его дерева и его жизни.

2

Он уже поставил бульон на плиту и резал сыр на сандвичи, когда рванул первый порыв ветра – пронзительный вопль, заставивший дом натужно скрипнуть и яростно взметнувший снежную пелену. На какое-то мгновение даже костлявые закорючки сгоревших деревьев в Ущелье были стерты, сметены, и за окном встал огромный белый призрак, словно кто-то взял на себя труд вывесить гигантский киноэкран.

Впервые за все время Джоунси почувствовал легкую тревогу, не только за Пита и Генри, вероятно, возвращавшихся в эту минуту из магазина на «скауте» Генри, но и за Бивера. Конечно, если кто и знал здешние леса, так это Бивер, но разве можно ориентироваться в этой завирухе, «все ставки аннулированы», еще одно изречение его никчемного отца, не такое точное, как «удачу за деньги не купишь». Правда, Бивер мог найти дорогу по шуму генератора, но, как верно сказал Маккарти, в лесу, да еще в метель, сложно определить, откуда идет звук. Особенно при разгулявшемся ветре…

Мать научила его стряпать с дюжину простых блюд и в том числе делать сандвичи с расплавленным сыром. «Сначала положи немного горчекашек, – наставляла она (горчекашками Джанет Джоунс назвала горчицу, от слов «горчица и какашки»), – намажь маслом хлеб, именно хлеб, а не сковороду, иначе получишь поджаренный хлеб с кусочками сыра, и ничего больше». Он до сих пор не понимал, в чем тут разница и каким образом намасленная сковорода может повлиять на конечный результат, но свято следовал заветам матери, хотя считал сплошной морокой смазывать верхнюю сторону хлеба, пока поджаривается нижняя. Но точно так же снимал резиновые сапоги, входя в дом, потому что мать считала, «будто от них ноги горят». Джоунси понятия не имел, что это означает, но и сейчас, приближаясь к сорокалетнему рубежу, стаскивал сапоги, как только переступал порог.

– Думаю, я и сам не прочь это попробовать, – сказал Джоунси, выкладывая сандвичи на сковороду маслом вниз. Бульон уже закипал, от него шел дивный запах – уюта и тепла.

– Разумеется. Надеюсь, с вашими друзьями все в порядке.

– Да, – рассеянно произнес Джоунси, помешивая в кастрюльке. – Где вы остановились?

– Ну… мы обычно охотились в Марс-хилл, там у дяди Нэта и Бекки был охотничий домик, но два года назад какой-то кретин поджег его. Пьянство и сигаретные окурки до добра не доведут, как говорят пожарные.

– Да, дело обычное, – кивнул Джоунси.

– Правда, страховку выплатили, но охотиться стало негде. Я уже думал, что на этом всему конец, но Стив нашел довольно милое местечко в Кинео. Я думал, это просто тауншип [9]9
  Не получившая статуса города единица административного деления, входящая в состав округов и имеющая границы, установленные властями штата.


[Закрыть], нечто вроде поселка, еще одна часть Джефферсон-тракт, но немногие жители зовут его Кинео. Вы знаете, о чем я?

– Знаю, – проговорил Джоунси онемевшими губами.

Очередной телефонный звонок из ниоткуда. «Дыра в стене» находилась примерно в двадцати милях к востоку от магазина Госслина. Кинео же был милях в тридцати к западу. Всего пятьдесят миль. И его хотят убедить, что человек, сидящий на диване и едва не с головой укутанный в пуховое одеяло, прошагал со вчерашнего дня пятьдесят миль? Бред. Немыслимо.

– Вкусно пахнет, – сказал Маккарти.

Так и было, вот только Джоунси потерял аппетит.

3

Он как раз нес тарелку к дивану, когда послышался топот ног по гранитной плите. Дверь распахнулась, и в комнату в клубах снега ввалился Бивер.

– Член Иисусов! – воскликнул он.

Как-то Пит составил список биверизмов, и «Член Иисусов» оказался в первой пятерке вместе с такими перлами, как «слизь подзалупная» и «поцелуй меня в задницу», выражениями, отдававшими одновременно дзен-буддизмом и непристойностью.

– Я уж боялся, что так и останусь в снегу, но тут увидел свет, – продолжал Бив, воздев к потолку руки с расставленными пальцами. – Узрел свет, Господи, да, сэр, слава Ии…

Но тут запотевшие стекла очков начали потихоньку проясняться, Бив заметил незнакомца на диване, медленно опустил руки и улыбнулся; одна из причин, по которой Джоунси любил его еще с начальной школы. Пусть Бив иногда бывает утомительным, надоедливым и уж, разумеется, его никак нельзя назвать самой яркой лампочкой в люстре, но первой реакцией на неожиданность и внезапность всегда были не сдвинутые брови, а улыбка.

– Привет, – сказал он. – Я Джо Кларендон. А вы кто?

– Рик Маккарти.

Рик встал, одеяло свалилось, и Джоунси увидел солидное брюшко, выпирающее из-под свитера. Что ж, ничего удивительного, подумал он, обычный недуг среднего возраста, который и нас прикончит лет через двадцать или около того.

Маккарти протянул руку, попытался шагнуть вперед и споткнулся об упавшее одеяло. Не схвати его Джоунси за плечо, наверняка пропахал бы носом пол, сметя по пути журнальный столик, на котором стояли тарелки. И Джоунси снова поразила странная неуклюжесть гостя, заставившая вспомнить, каким был он сам прошлой весной, когда снова учился ходить. Только сейчас ему удалось разглядеть пятно на щеке Маккарти – оказалось, это вовсе не обморожение, а что-то вроде нароста или родимого пятна с вросшей щетиной.

– Ой, только ничего не ломать! – Бив схватил руку Маккарти и принялся энергично трясти, пока Джоунси не показалось, что Маккарти вот-вот рухнет на журнальный столик.

Он тихо порадовался, когда Бив – все пять футов шесть дюймов Бива – отступил, стряхивая тающий снег с черных, длинных под хиппи волос. Бив снова улыбался, еще шире обычного, и со своими лохмами до плеч и толстыми стеклами очков был, как никогда, похож на математического гения или серийного убийцу, хотя на деле был плотником.

– Рику паршиво пришлось, – сказал Джоунси. – Заблудился вчера и провел ночь в лесу.

Гостеприимная улыбка Бива превратилась в сочувственную. Джоунси, знавший, что за этим последует, сжался, посылая Биву мысленную команду заткнуться: у него сложилось впечатление, что Маккарти как человек верующий не выносит богохульства, но, разумеется, просить Бивера хорошенько промыть рот все равно что заклинать ветер угомониться.

– Сучье вымя! – воскликнул Бивер. – Охренеть можно! Садитесь! Ешьте! И ты тоже, Джоунси!

– Нет уж, лучше ты, – отказался Джоунси. – Тебе нужно согреться.

– Точно не хочешь?

– Не волнуйся, пойду сделаю себе яичницу. А Рик пока расскажет подробности.

Может, хоть ты сумеешь разобраться во всем этом нагромождении несуразиц, подумал он.

– Так и быть. – Бивер стащил куртку (красную) и жилет (разумеется, оранжевый) и хотел было швырнуть их на вязанку дров, но тут же вспомнил что-то. – Погоди-погоди, у меня тут кое-что твое.

Сунув руку в глубокий карман пуховика, он порылся и вытащил книгу в мягкой обложке, довольно помятую, но в остальном вполне пригодную для чтения. На обложке с надписью «Роберт Паркер. Маленькие слабости» плясали дьяволята с вилами. Книга, которую Джоунси забыл на настиле. Бив с улыбкой протянул ее другу:

– Я оставил твой спальный мешок, но подумал, что ты не заснешь, пока не узнаешь, какой хрен это сделал.

– Не стоило лезть наверх в такую погоду, – сказал Джоунси, но на самом деле это его сильно растрогало.

Никто, кроме Бива, на такое не способен, и от этого становилось легче на душе. Значит, Бив продирался сквозь метель и не смог понять, сидит ли еще Джоунси на дереве. Конечно, Бив мог бы его окликнуть, но такое не для Бива. Девиз Бива – верить лишь тому, что видишь собственными глазами.

– Чепуха, – отмахнулся Бив и сел рядом с Маккарти, глазевшим на него, словно на редкостного экзотического зверька.

– Все равно спасибо, – кивнул Джоунси. – Займись сандвичем. Я пошел жарить яичницу.

Он уже шагнул к плите, но поспешно обернулся:

– А Пит с Генри? Как по-твоему, они успеют добраться к ночи?

Бив открыл было рот, но прежде чем успел ответить, ветер с новой силой набросился на домик, завывая в стропилах и скрипя досками.

– А, подумаешь, пара снежинок, – усмехнулся Бивер, когда порыв ветра стих. – Конечно, успеют. А вот если начнется настоящая вьюга, пожалуй, из дома носа не высунешь.

Он впился зубами в сандвич, а Джоунси поставил на огонь сковороду и еще одну банку с супом. Теперь, когда Бивер был рядом, ему стало легче. По, по правде говоря, ему всегда становилось легче, когда Бив был рядом. Бред, конечно, но так оно и есть.

4

Когда яичница поджарилась, а суп закипел, Маккарти болтал с Бивером, словно оба подружились едва ли не с пеленок. Если Маккарти и был оскорблен непрерывным потоком хоть и забавного, но все же сквернословия, все перевесило несомненное обаяние Бива. «Объяснить это невозможно, – сказал как-то Генри. – Бив охламон, настоящий охламон, но его просто невозможно не любить. Поэтому и постель у него не остывает, не думаешь же ты, что бабы ловятся на его неземную красоту!»

Джоунси понес суп с яичницей в гостиную, стараясь не хромать: поразительно, насколько сильнее ноет бедро в плохую погоду. Он всегда думал, что это бабушкины сказки, но, похоже, ошибался.

Он с трудом опустился в кресло рядом с диваном. Маккарти больше трепал языком, чем ел. Он почти не притронулся к супу и прикончил только половину сандвича.

– Ну как вы, парни? – спросил Джоунси и, посыпав яичницу перцем, принялся энергично жевать: похоже, аппетит его все-таки не покинул.

– Мы – два счастливых блядуна, – сказал Бивер, но, несмотря на легкомысленный тон, Джоунси показалось, что он взволнован, даже, пожалуй, встревожен. – Рик рассказывал мне о своих приключениях. Совсем как история из тех журналов для взрослых, что валялись в парикмахерских, когда я был сопляком.

Он, все еще улыбаясь, обернулся к Маккарти, обычный, вечно улыбающийся Бив, по привычке запустивший руку в тяжелую гриву волос.

– Тогда на нашей стороне Дерри парикмахером был старик Кастонже, он пугал ребятишек своими огромными ножницами до такого посинения, что меня, бывало, на веревке к нему не затащишь.

Маккарти слабо улыбнулся, но не ответил, поднял оставшуюся половину сандвича, осмотрел и снова положил. Красная метка на щеке пылала багрецом, как только что выжженное клеймо Бивер тем временем продолжал трещать, словно боялся, что Маккарти ненароком скажет хоть слово. За окном продолжал валить снег, ветер не унимался, и Джоунси подумал о Генри и Пите, возможно, застрявших в старом «скауте» на Дип-кат-роуд.

– Оказывается, Рик не только едва не попал в лапы ночного чудовища, вполне возможно – медведя, но и ружье потерял. Новенький с иголочки «ремингтон 30–30», отпад, но только тебе его никогда больше не видать, ни единого шанса на миллион!

– Знаю, – сказал Маккарти. Краска снова сошла со щек, вытесненная свинцовой бледностью. – Не помню даже, когда я его бросил или…

По комнате внезапно пронесся резкий отрывистый рокот, словно кто-то рвет бумагу. Джоунси почувствовал, как мурашки бегут по коже. Неужели что-то застряло в дымоходе?

Но тут же понял, что это Маккарти. В свое время Джоунси слышал немало непристойных звуков, и громких, и долгих, но такого… Кажется, это длилось вечность, хотя на деле прошло не больше нескольких секунд. И тут же – нестерпимая вонь.

Маккарти, поднявший было ложку, уронил ее в нетронутый суп и почти девичье-смущенным жестом поднес правую руку к изуродованной щеке.

– О Боже, простите, – сказал он.

– Ничего страшного, всякое бывает, – усмехнулся Бивер, но скорее по стародавней привычке.

В эту минуту им владел инстинкт, инстинкт и ничего больше. Но Джоунси видел, что Бив так же ошеломлен запахом, как и он сам. Это был не привычный сернистый смрад тухлых яиц, унюхав который, можно посмеяться и, помахав рукой, шутливо спросить: «Ах, черт, кто это режет сыр?» И не болотно-метановая вонь. Нет. Джоунси узнал этот запах, такой же, как изо рта Маккарти: смесь эфира и перезрелых бананов, совсем как пусковая жидкость, которую заливаешь в карбюратор в морозное утро.

– О Боже, это ужасно, – повторял Маккарти. – Мне так неловко.

– Да ничего страшного, – сказал Джоунси, хотя внутренности свернулись в тугой клубок, словно перед приступом рвоты. Теперь он ни за что не сможет доесть, даже пытаться не стоит. Обычно он не так брезглив, но сейчас просто изнемогает от омерзения.

Бив поднялся с дивана и открыл окно, впустив снежный вихрь и поток благословенно чистого воздуха.

– Не стоит волноваться, партнер, но уж больно дух ядреный. Что это вы ели? Кабаний помет?

– Листья, мох и все, что под руку попадалось, не помню точно. Я так проголодался, что готов был наброситься на что угодно, да только ничего в этом не понимаю, так и не прочел ни одной книги Юэлла Гиббонса, и… конечно, было темно, – добавил он, словно по вдохновению, и Джоунси поймал взгляд Бивера, желая убедиться, что тот тоже понимает: каждое слово Маккарти – ложь. Маккарти либо не помнит, что ел, либо не ел вообще, просто пытается объяснить это отвратительное лягушачье кваканье и зловоние, его сопровождавшее.

Снова налетел ветер и с громким жалобным стоном послал новый заряд снега сквозь открытое окно. Слава Богу, хоть вытеснит застоявшийся воздух!

Маккарти подался вперед так поспешно, словно его толкнули в спину, а как только понуро свесил голову, Джоунси сразу сообразил, что сейчас произойдет. Прощай, ковер навахо! Бив, очевидно, подумал то же самое, поскольку поспешно подтянул длинные ноги, оберегая их от брызг.

Но вместо рвоты из утробы Маккарти вырвалось долгое тихое гудение, жалоба станка, работающего на пределе возможностей. Глаза Маккарти вылезли из орбит, как мраморные шарики, а кожа так натянулась на скулах, что, казалось, вот-вот лопнет. И все это длилось и длилось, раскат за раскатом, а когда наконец прекратилось, жужжание генератора показалось чересчур громким.

– Слышал я всякие отрыжки, но эта штука бьет все рекорды, – с неподдельным уважением заявил Бив.

Маккарти откинулся на спинку дивана: глаза закрыты, уголки губ опущены, то ли от смущения, то ли от боли, то ли от того и другого вместе. И снова этот запах бананов и эфира, смрад брожения, словно что-то начинает гнить.

– О Боже, мне так жаль, – сказал Маккарти, не открывая глаз. – Со мной это творится весь день, с самого рассвета. И живот снова болит.

Джоунси и Бив обменялись встревоженными взглядами.

– Знаете что? – предложил Бив. – Думаю, вам нужно прилечь и поспать. Вы всю ночь были на ногах, боясь, что наткнетесь на приставучего медведя и бог знает еще кого. Наверняка измучились, устали и прочее дерьмо. Придавите часиков десять и будете как огурчик.

Маккарти уставился на Бива с такой униженной благодарностью, что Джоунси стало немного стыдно, словно он подглядывал под чужими окнами. Хотя лицо Маккарти было по-прежнему тускло-серым, на лбу выступили огромные капли пота и покатились по щекам, как прозрачное масло. И это несмотря на прохладный сквознячок, гуляющий по комнате!

– Пожалуй, – сказал он, – вы правы. Я устал, вот и все. Живот, правда, ноет, но это все стресс. И ел я незнамо что – ветки и, Господи, о Господи, все, что ни попадя. – Он рассеянно поскреб щеку: – Эта чертова штука на лице очень скверно выглядит? Кровоточит?

– Нет, – заверил его Джоунси. – Обычное покраснение.

– Аллергия, – скорбно признался Маккарти. – Такое же у меня бывает от арахиса. Пожалуй, нужно прилечь. Самое оно.

Он поднялся, но тут же пошатнулся, и прежде чем Бив и Джоунси успели его подхватить, выпрямился и кое-как удержался на ногах. Джоунси мог бы поклясться, что выпуклость, казавшаяся солидным брюшком, почти исчезла. Неужели такое возможно? Или в бедняге действительно было столько газов? Трудно сказать. Одно ясно: выпустил он достаточно, чтобы рассказывать о таком чуде последующие двадцать лет, примерно в таком ключе: «Как вам известно, каждый год, в первую неделю охотничьего сезона мы собираемся в хижине Бивера Кларендона, и как-то в ноябре две тысячи первого, в самую жестокую метель, забрел к нам один тип…» Что ж, забавная история, люди будут смеяться над жалким говнюком, люди всегда рады посмеяться над беднягой, ухитрившимся пукнуть и рыгнуть на весь мир. Но, разумеется, Джоунси никому не признается, как едва не спустил курок «гаранда», приняв Маккарти за оленя. Эту часть он оставит при себе. Да и не стоит ни с кем делиться таким…

Поскольку одну нижнюю спальню занимали Пит и Генри, Бивер отвел Маккарти в другую, ту, где обычно спал Джоунси, предварительно послав другу извиняющийся взгляд. Тот лишь плечами пожал. В конце концов это вполне логично. Джоунси переночует вместе с Бивером, как когда-то в детстве. Кроме того, неизвестно, сможет ли Маккарти одолеть ступеньки: Джоунси все сильнее тревожило потеющее, оловянно-серое лицо гостя, тупой, какой-то оцепеневший взгляд.

Джоунси был из тех людей, которые, застлав постель, немедленно погребают ее под всякой всячиной: книгами, газетами, одеждой, пакетами и прочими мелочами. Пришлось поспешно смести все это на пол, перед тем как откинуть одеяло.

– Не хотите отлить, партнер? – осведомился Бив.

Маккарти покачал головой, не отводя зачарованного взгляда от чистой голубой простыни. И Джоунси снова поразил его остекленевший взгляд. Совсем как у тех голов, которые принято вешать на стену в качестве охотничьих трофеев.

И тут он внезапно, ни с того ни с сего, увидел свою гостиную в Бруклине, одном из самых престижных пригородов Бостона. Плетеные коврики, раннеамериканская мебель… и голова Маккарти, укрепленная над камином. «Этого я свалил в Мэне. Здоровый был, скотина, фунтов сто семьдесят», – будет он рассказывать гостям на вечеринках.

Он закрыл глаза, а открыв, обнаружил, что Бив смотрит на него с некоторым беспокойством.

– Бедро скрутило, – сказал Джоунси. – Прости. Мистер Маккарти, снимайте свитер и джинсы. И, конечно, сапоги.

Маккарти воззрился на него с видом человека, очнувшегося от глубокого сна.

– Конечно, – проговорил он. – Еще бы!

– Нужна помощь? – спросил Бив.

– Господи, нет. – Казалось Маккарти вот-вот расхохочется. – Не настолько я низко пал.

– В таком случае оставляю вас на попечение Джоунси, – сказал Бивер, выскальзывая за дверь.

Маккарти принялся стягивать свитер через голову. Под ним оказалась красно-черная охотничья рубашка, а еще ниже – фуфайка с подогревом. И да, теперь Джоунси был уверен, что брюшко Маккарти значительно опало.

Ну… скажем, почти уверен. Пришлось напомнить себе, как всего час назад он был уверен, что видит не куртку Маккарти, а оленью голову.

Маккарти плюхнулся на стул у окна, чтобы снять сапоги, и снова пукнул: не так оглушительно, как в первый раз, но все же громко и неприлично. Оба словно не заметили этого, хотя вонь распространилась такая, что у Джоунси заслезились глаза.

Маккарти сбросил сапоги, со стуком приземлившиеся на пол, и стянул голубые джинсы, под которыми, как и предполагал Джоунси, оказались кальсоны с подогревом. В комнате вновь появился Бив с фаянсовым ночным горшком и, поставив его у изголовья, сказал:

– На случай, если вдруг… ну вы знаете, приспичит. Или подопрет так, что мочи не станет.

Маккарти тупо, словно не понимая, о чем идет речь, уставился на него, и Джоунси снова кольнула тревога. Не нравилось ему все это. Незнакомец в мешковатом нижнем белье казался непривычно зловещим. Больной незнакомец. Вопрос в том, насколько он болен.

– На случай, если не добежите до ванной, – объяснил Бив. – Которая, кстати говоря, совсем близко. Как раз слева от спальни, но помните, не первая, а вторая дверь по этой стене. Если вломитесь в первую, значит, придется срать в бельевом чулане.

Джоунси от неожиданности засмеялся, ничуть не заботясь о том, что издает чересчур высокие, слегка истерические звуки.

– Мне уже лучше, – сказал Маккарти, но Джоунси не заметил в его голосе ни малейшей искренности. Кроме того, Маккарти продолжал стоять посреди комнаты, как андроид, память которого была на три четверти стерта. И если прежде он выказывал некоторую живость, даже суетливость, сейчас энергия выработалась, исчезла, словно румянец на щеках.

– Ну же, Рик, – тихонько поторопил Бив. – Ложитесь и покемарьте чуток. Нужно же вам набраться сил.

– Да-да. – Он тяжело опустился на расстеленную кровать и выглянул в окно. Широко раскрытые невидящие глаза… Джоунси показалось, что запах постепенно рассеивается, но, возможно, он попросту принюхался, как бывает, если долго простоишь в обезьяннике. – Боже, какой снег!

– Да, – кивнул Джоунси. – Как ваш живот?

– Лучше, – повторил Маккарти, оборачиваясь к Джоунси. Теперь в глазах плескался страх. Как у испуганного ребенка. – Простите, что так бесцеремонно выпускаю газы. Такого со мной раньше не бывало. Даже в армии, где мы питались почти одними бобами. Но теперь мне и вправду полегчало.

– Уверены, что не хотите помочиться перед сном? – Джоунси, отец четверых детей, задал привычный вопрос почти автоматически.

– Нет. Сходил в лесу, перед тем как вы нашли меня. Спасибо, что приютили. Спасибо вам обоим.

– А, дьявол, – сказал Бивер, неловко переминаясь с ноги на ногу, – всякий бы на нашем месте сделал бы то же.

– Может, и да, – кивнул Маккарти. – А может, и нет. Помните, как в Библии: «Внемли, стою и стучусь у порога твоего…»

Ветер за окном завывал все яростнее, так что тряслись стены. Джоунси ждал продолжения: похоже, Маккарти было что рассказать, но тот молча лег и натянул одеяло. Откуда-то из глубин кровати донесся очередной смрадный рокот, и Джоунси решил, что с него довольно. Одно дело – впустить заблудившегося путника, оказавшегося на твоем пороге, и совсем другое – терпеть непрестанную газовую атаку.