Текст книги "Вирус контакта"
Автор книги: Степан Вартанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
ВИРУС КОНТАКТА
Я слишком легко принимаю чужое мнение. Это плохо само по себе, а уж для журналиста и подавно. Почему-то считается, что хороший журналист должен иметь свою точку зрения и стоять на ней, как греки на Филиппинах… Или не греки… Так или иначе, но когда я ответил категорическим отказом на предложение написать репортаж об открытии второго лунного завода, мой шеф недолго думая принялся рассказывать мне о красотах Луны, романтике и прочей чепухе. Через полчаса я сказал „да“. Интересно, сколько времени пришлось бы меня уговаривать, если бы я знал, на что иду? В смысле – лечу?
До сих пор не могу понять, чем это лунный серп напоминает каплю янтаря, хотя мой первый репортаж начинался именно так. Четыре десятка лет назад, когда любой школьник знал слова Кеннеди „Раз мы не можем быть первыми – то будем единственными“, сказанные как раз насчет подобного путешествия, вряд ли кто мог представить себе, что на Луну будут посылать корреспондентов, да еще по таким пустякам.
Однако техника не стоит на месте. Пришедшие на смену допотопным „Шаттлам“ русские „Прорывы“ были вытеснены атомными „Спунами“, сделавшими подобные командировки вполне возможными и даже не очень дорогими. Тот, кто так окрестил эти крошечные ракеты, считал, видимо, что они доставят груз в нужное место, как на ложечке. Лишь в последний момент я узнал, что полечу не один, а в компании пяти взрослых самое – шимпанзе. Проводивший предстартовую подготовку механик оказался словоохотливым парнем, так что к моменту старта я успел расстаться со всеми иллюзиями на свой счет.
– Репортаж? – гудел он, зарывшись по пояс в недра какого-то агрегата, о назначении которого я имел понятия не больше, чем мои спутницы. – Пустое! Нужен человек, чтобы их кормить в полете, ну и так далее.
Заметив мой ужас, он счел необходимым дополнить ожидающую бедолагу репортера „прогулку при Луне“, как он выразился, двумя-тремя штрихами. Больше всего меня огорчило, что, оказывается, регенераторы воздуха, установленные в ракете, поглощают углекислоту, а вовсе не запах.
– Там в клетках, – пояснил он, – подстилка специальная, она все впитывает. Ну да вы почувствуете… – Он был абсолютно уверен, что наука тут ни при чем, а обезьян на Луну посылают, потому что в штате станции слишком мало женщин…
Старт я перенес неважно, видимо, сказалось нервное потрясение от общения с механиком. Ракета, более всего похожая на керамическую иглу, с оглушительным визгом взмыла ввысь. Двигатель при этом работал почти бесшумно, визжали же обезьяны. Затем наступила невесомость, мы сделали полвитка вокруг Земли, и двигатель заработал вновь, унося меня к Луне.
Чтобы хоть как-то себя занять, я стал разглядывать обезьян, но их поведение в тесных клетках было столь омерзительным, что я вынужден был отвернуться. Может быть, механик и прав… Зачем на Луне столько обезьян?
Я бегло проглядел библиотеку, находящуюся в памяти корабельного компьютера, но нашел там лишь техническую литературу, главным образом по космическим устройствам. Меня привлекло название „дразнилка“, и я, на свою беду, решил узнать, что это такое. Дразнилка оказалась не чем иным, как двигателем моей ракеты, сама идея которого должна бы вызвать невроз у нормального человека, даже если отвлечься от того, что эта конструкция находилась в трех метрах под моей задницей. Представьте себе атомный заряд в двадцать килотонн, распиленный пополам. Если половинки совместить – произойдет взрыв, а если растащить – взрыва не будет. И вот, оказывается, ракета получает энергию за счет того, что специальное устройство сближает и растаскивает эти самые половинки десять раз в секунду. То есть взрыв каждый раз начинается, но не успевает произойти.
Я попытался заснуть, и во сне мне приснился жизнерадостный механик-шимпанзе, который больно щелкал меня по голове кувалдой из обогащенного урана.
Посадка на луну сильно отличалась от взлета, причем в худшую сторону. Прибывшая партия астрономического оборудования, разумеется, шла с нулевым приоритетом, а я – лишь с третьим. Позже, между прочим, оказалось, что и этой высокой чести удостоили не меня, а обезьян. Лети я один, приоритет скорее всего был бы пятым.
После получаса поисков мне удалось извлечь из памяти компьютера инструкцию и включить передатчик. К этому времени я уже был достаточно взвинчен и высказал появившемуся на экране бородачу все, что я думаю о нем, а также об организации лунного сервиса.
– Позвольте, – удивился бородач. – Вам, собственно, что нужно?
– Посадят меня, наконец?!
В наушниках раздался дружный хохот, видимо, наш разговор слушали несколько человек, из которых в кадр попал лишь один.
– Обратитесь в полицию, – посоветовал этот остряк.
Прошло не менее пятнадцати минут взаимных упреков и оскорблений, прежде чем я узнал, что связался вовсе не с Луной, а с птицефабрикой где-то в Колорадо. Я понятия не имел, зачем птицефабрике устройство для космической связи, так что бородач любезно объяснил, что антенны у них самые обычные, а вот я вещаю на пол-Америки через какой-то спутник-ретранслятор.
– Привет колорадским жукам, – грустно резюмировал я, и в этот момент новый голос велел катеру СПУН-12-23-а заткнуться, освободить частоту и не мешать работе ЛРТ. ЛРТ означало – Лунный РадиоТелескоп. Не успел я раскрыть рта, как на экране компьютера возникли строчки:
отключение передатчика
команда к исполнению
Передатчик выключился, а я остался ни с чем.
Посадку я совершил через шесть часов. Капсула опустилась в глубокий черный колодец шахты. Затем автоматы закрыли люк, откачали из шахты выхлопные газы и подали взамен воздух.
Через десять минут я почувствовал беспокойство. Обезьяны тоже, но меня это даже радовало. И все же… Никого и ничего.
Я подошел к люку и без труда его открыл. Воздух снаружи был свеж и прохладен. Нелепо подпрыгивая при ходьбе, я вышел в коридор через боковую дверь.
В свое время о Лунной Станции столько писали, что не знать, как она устроена внутри, нормальный человек был просто не в состоянии. Я прошел по короткому переходу и оказался в помещении диспетчерской, вырубленной в скале на двадцатиметровой глубине. После нескольких аварий почти все постройки на Луне делали подземными, для защиты от микрометеоритов.
Диспетчерская была пуста. На большом экране под потолком вращалась Луна, со всеми ее искусственными спутниками, а по малому экрану неторопливо плыли строчки. Как я понял, компьютеры Лунной в автоматическом режиме принимали очередных гостей – большой грузовой планетолет.
Я почувствовал, что начинаю закипать. Не встретить корреспондента! Покинуть диспетчерскую! О халатности здешнего персонала ходили легенды, особенно с тех пор, как запрограммированный ими рудовоз опустился вместо невадского космодрома на Пятой авеню. Но одно дело – знать понаслышке, и совсем другое – быть непосредственным участником событий, да еще и в роли пострадавшего. Заранее сделав свирепую физиономию, я отправился искать кого-нибудь, на ком можно было бы сорвать злость.
И никого не нашел.
База была пуста. Ровно гудели вентиляторы, подмигивали друг другу экраны дисплеев, реактор превращал дейтерий в гелий, а первый лунный завод исправно перерабатывал „Луну в Землю“, как не раз писали (и я писал) в газетах. Людей не было.
Больше того, через некоторое время я понял, что персонал не просто покинул Базу, а покинул ее поспешно. Недописанное письмо, недоеденный бутерброд, ванна, из которой забыли выпустить воду… Особенно меня потрясла ванна, рядом с которой, нетронутая, лежала смена белья. Похоже было, что хозяин выскочил из воды в чем мать родила и устремился к выходу, оставив за собой влажную дорожку и уронив по пути кресло.
Я так подробно рассказываю обо всем, что предшествовало Великим Событиям, по двум причинам. Во-первых, все, что было потом, описали – и я первый – с точностью до последней детали, а вот что было до – об этом наш брат журналист пока помалкивает. Но теперь „Спейс ньюс“ заказал мне статью, и я смогу наконец высказаться, не опасаясь обвинений в непатриотичности. Сейчас, после того как „Гость“, вопреки ожиданиям, заработал, и, опять же вопреки ожиданиям, не так, как мы ожидали, на смену нашему оптимизму приходит постепенно ощущение, что нас надули, вот только непонятно как.
Вторая же причина заключается в том, что, не почувствовав, каково мне было одному на пустой Луне – на целой Луне! Представьте! – шарахающемуся от каждого щелчка реле, растерянному и испуганному, читателю трудно будет понять, что впоследствии окрестили „феноменом неприятия Контакта“, а меня – безо всяких на то оснований – причислили к „инопланетяноне-навистникам“.
Когда я, после двух часов поиска, обнаружил наконец, где находится персонал, я просто озверел. Забравшись в луноход, игнорируя трещины и совершая двадцатиметровые прыжки на каждом ухабе, понесся в лунный ВЦ, расположенный в пяти километрах от Базы. Сказать, что я был зол – значило ничего не сказать. Да, я схватил Клера, директора Базы, за грудки, и тряс его, пока у бедняги не выпала вставная челюсть. Да, я учинил такой дебош, которого Луна не видала со дня своего возникновения. Да, я пытался связаться с ООН. Но к инопланетянам это не имеет никакого отношения. В доказательство могу привести – тот факт, что, осознав наконец, после сотого повторения, что Лунный Радио Телескоп принял сигнал от внеземного разума, а Лунный ВЦ его почти расшифровал, я немедленно успокоился, потребовал, чтобы меня отвязали от кресла, и приступил к своим репортерским обязанностям.
…Конференц-зал постепенно наполняется. Скоро, видимо, начнут. Хотя я, признаться, совершенно не представляю, что нового нам тут могут сообщить. Похоже, оправдывается афоризм академика Перкиса: „Человечество так долго готовилось к Контакту, что оказалось совершенно к нему не готово…“
После того как я принес бедняге Клеру все возможные извинения, он смягчился и даже согласился дать мне интервью. Суть дела, по его словам, сводилась к следующему. Пять часов назад ЛРТ принял сигналы от внеземной цивилизации. То есть тогда еще не было известно, что от внеземной, но, во-первых, импульсы были прямоугольными, чистая морзянка, а во-вторых, в том направлении, откуда они пришли – а пришли они из созвездия Девы, – ни бакенов, ни кораблей Космофлота не было.
Сигнал расшифровали с поразительной быстротой. По словам Клера, он был устроен так, чтобы любой дурак сразу все понял. И вот что оказалось. Сигнал нес описание некоего устройства.
– Понимаете, – горячился Клер. – С точки зрения техники здесь все ясно. Это спутник, несущий огромной мощности радиопередатчик, компьютер, который им управляет, и ядерный реактор, подающий туда энергию. Все очень просто. Но вот с точкизрения морали…
– При чем тут мораль? – не понял я.
– Как при чем? – Клер в запале хлопнул ладонью по столу и – в силу слабого притяжения – слегка оторвался от кресла. – Ведь совершенно ясно, что нам предлагают собрать эту штуку! Кот в мешке! Что будет потом?!
Дальнейшие события известны в общем-то хорошо, так что я буду краток при их описании. Хотя я мог бы рассказать много интересного – ведь меня, как „инопланетяноненавистника“, приглашали на все мало-мальски важные мероприятия и сторонники и противники Контакта. Оба, так сказать, лагеря.
Ибо мир раскололся. Одни считали, что нам честно предложена рука дружбы и игнорировать ее глупо, да и невежливо. А другие столь же убежденно утверждали, что это ловушка, и по Сигналу передатчика, как по пеленгу, устремятся на Землю… Кто именно устремится – неизвестно, но в вариантах недостатка не было.
Очень скоро я осознал, что речь идет о „прокручивании“ в масштабах всей планеты старой русской поговорки „и хочется, и колется“. Самое обидное, что, кроме этих двух аргументов – насчет „хочется“ и „колется“, я за все три года так ничего и не услышал.
Дискуссия, развернувшаяся вокруг того, запускать или не запускать спутник, начавшись в тиши ученых кабинетов, мигом выплеснулась на страницы газет, проникла на кухни и в офисы, экраны кино и в армию.
Пока ученые и политики просчитывали варианты, пока военные эксперты анализировали технологию, которую нам предлагали использовать при создании спутника – его очень скоро окрестили „Гостем“, страсти вокруг проблемы накалились настолько, что несколько кабинетов правительства вынуждены были уйти в отставку. Еще несколько правительств ввели в своих странах военное положение, чем достигли того же эффекта.
Хорошо помню это время, особенно тот день, когда газеты огласили особое мнение марсианской колонии. Я пытался добраться до конференц-зала в Лондоне, однако, похоже, терпел неудачу. Движение было парализовано, по улице мне навстречу двигалась колонна, состоящая из молодых людей, одетых в кожаные штаны и кожаные же майки. На груди у каждого была намалевана ярко-зеленой краской одна и та же надпись: „Вступим в Контакт“. Все это было весьма забавно, но, во-первых, я опаздывал, а во-вторых, прекрасно помнил, чем закончилось подобное шествие в Амстердаме, когда лига „безконтактников“ вмешалась в такую демонстрацию в лучших традициях контактного каратэ.
Кое-как выбравшись из пробки, я направил машину в объезд, но дорога и здесь оказалась перекрыта. Пользуясь удостоверением журналиста, я пробрался через полицейский кордон и подошел к самому краю огромной воронки, разрушившей шоссе практически на всю его ширину. Как объяснил мне дежурный офицер, здесь произошло столкновение грузовика компании „Сухофрукты“, набитого тонной, а то и больше, аммонала, и лимузина, начиненного более традиционным динамитом. По предварительным данным, грузовик направлялся к посольству одной „проконтактной“ страны, видимо, чтобы его таранить. Однако не привыкший к левостороннему движению водитель выехал на встречную полосу и столкнулся с лимузином. Последним управляла активистка лиги „Проститутки за Контакт“, и направлялась она, судя по всему, к штаб-квартире организации, пославшей грузовик. Я удивился тому, как быстро следствие получило эту информацию, однако оказалось, что члены обеих организаций уже успели позвонить в полицию и взять на себя ответственность за террористические акты, которые, как они полагали, были совершены. Поспешность их действий рбъяснялась, видимо, тем, что в течение последних лет в ряде государств появились филиалы „Лиги восемь“. Деятельность ее сводилась к тому, что, прочитав в газетах об очередном взрыве, поджоге и т. п., члены Лиги немедленно звонили в полицию и брали ответственность на себя. Мотив они называли один и тот же – „из хулиганских побуждений“, чем, по их мнению, обесценивался данный террористический акт. Отчасти это было справедливо, отчасти же привело к некоторой торопливости террористов, что также облегчало борьбу с ними.
На конференцию я слегка опоздал, однако, похоже, что в подобном положении оказался не я один. В сущности, они еще и не думали начинать. Пока суд да дело, третьи страны выступали с совместным докладом, в котором указывали на важность „Гостя“ для человечества и просили помощи в решении проблемы долгов.
Я хорошо запомнил дату этой конференции еще и потому, что „Гость“ был запущен ровно два месяца назад и сейчас наконец стали известны результаты его работы. Само по себе решение о запуске мгновенно накалило атмосферу в странах Ближнего Востока, выступавших категорически против такого выбора, однако дальнейшее развитие событий привело к тому, что конфликт утих сам собой.
Километровая чаша передающей антенны развернулась прочь от созвездия Девы и послала радиолуч к неприметной звездочке в Лебеде. Затем в Весах. Затем в Кассиопее. И вновь в Лебеде… Земля была изумлена. Даже щедрые на гипотезы журналисты не смогли предложить ни одного мало-мальски приемлемого объяснения „ухода „Гостя“.
Похоже было, что конференция начнется не просто с опозданием, а с большим опозданием. Чтобы размяться, я вышел в холл и решил перекусить. Буфет здесь располагался почему-то на пятом этаже, и я встал в очередь к лифту за какой-то делегацией, судя по всему, из Центральной Африки. Открылись двери, и из лифта неторопливо вышел джентльмен в старомодных очках и с тросточкой. Я сразу узнал его – это был доктор Гиндилис, один из вели-
чайших умов нашей эпохи, автор теории биочувствительности (не спрашивайте меня, что это такое). Стоявшие передо мной делегаты дружно устремились в лифт, и оказавшегося у них на пути ге-. ния завертело, как щепку в водовороте. Двери закрылись, и лифт пошел вверх.
Я деликатно помог ученому подняться с пола и, будучи прежде всего журналистом, попытался его разговорить. Это оказалось несложно. Рассказ о моем полете на Луну вызвал у Гиндилиса взрыв жизнерадостного смеха, я уже прикидывал, как озаглавить интервью, как вдруг двери лифта раскрылись, и мы увидели в нем все тех же африканцев, изумленно на нас глядевших. Затем двери закрылись и кабина вновь ушла.
Я рассказал доктору о своих наблюдениях по поводу русской поговорки, и наконец решился на прямой вопрос:
– Ну а ваше мнение, доктор? Что есть Сигнал? И что будет на конференции?
Мой собеседник усмехнулся:
– На конференции не будет ничего интересного, можете мне поверить. Что же касается моего мнения… Вы ведь журналист? – спросил он, указывая на мой значок. Я кивнул. – Могу лишь обещать, что вы напечатаете это первым, – загадочно произнес он. – Но вот когда… право, я еще не решил…
Тут глаза его изумленно расширились, и он уставился на что-то за моей спиной. Я обернулся.
Створки дверей лифта опять разошлись, явив миру все тех же африканцев. Затем двери захлопнулись вновь.
– Почему они ездят туда-сюда?! – озадаченно произнес Гиндилис.
Я улыбнулся:
– Предлагаю обмен, доктор. Я отвечаю на ваш вопрос, а вы – на мой. Согласны?
Ученые – в чем-то дети. Ответ последовал немедленно.
– Согласен, – сказал мой собеседник. – Итак?
– Все очень просто, доктор. В этом лифте слабое освещение.
– Я заметил.
– Кнопки белые, и цифры на них тоже белые…
– Вы хотите сказать?..
– Далее. Не знаю, кто проектировал этот лифт, но панель с кнопками он разместил с явным чувством юмора. Выходите, друзья! – приветствовал я бессменных пассажиров. Ответом было гробовое молчание, затем двери захлопнулись в третий раз. – Так вот, насчет кнопок, – продолжал я. – Где ищет их нормальный человек, войдя в лифт? На уровне своих глаз. Здесь же они почему-то находятся на уровне бедра.
– Забавно, – протянул мой собеседник, сдерживая смех.
– И это еще не все. Нумерация кнопок здесь – „П“, „М“, и лишь потом – 1, 2, 3… а наши бедолаги, похоже, этого не знают, не видя белых цифр на белом фоне…
– Они путают этажи!
– Они не успевают нажать на кнопку! – мягко поправил я. – И тут вступает в действие последняя особенность этого лифта. Не получив в течение какого-то времени команды, он закрывает двери и едет сам, делая остановки на каждом этаже.
– Прелестно, – расхохотался Гиндилис. – А почему они не вышли?
– Потому, – пояснил я, – что в этом заведении лифтовые холлы всех этажей похожи как две капли воды. Они просто не
знают, где находятся.
– Да… – покачал головой ученый, – и вы все это заметили?!
– Я же журналист! – гордо произнес я. На самом деле я был в этом отеле неделю назад и „заметил“ все эти особенности на собственной шкуре, но что-то удержало меня от того, чтобы в этом признаться. – Однако, – произнес я вслух, – теперь ваша очередь меня просвещать.
– Ну что же, – улыбнулся Гиндилис. – Нам предложили создать спутник „Гость“, и мы его создали. Однако, вместо того, чтобы информировать об этом событии своих хозяев, он… э… проигнорировал наши ожидания.
– НАСА считает, что в программу компьютера вкралась ошибка, – робко вставил я.
– Чепуха, – усмехнулся доктор Гиндилис. – Там нет никаких ошибок, я убежден в этом. Ваша задача имеет очень простое решение, больше того, она имеет прототип на Земле.
– Прототип?
– Представьте себе вирус. Сам по себе он абсолютно нежизнеспособен, но, попав в клетку определенного вида, воспроизводится в ней за счет ее ресурсов. – Он проводил задумчивымвзглядом кабину лифта и продолжал: – Где-то и когда-то во Вселенной родился Сигнал. Мы не знаем, кто и зачем его послал. Это и не важно. А важно то, что, встречая на своем пути цивилизацию определенного типа, достаточно романтичного, точнее, доверчивого, этот сигнал выступает в качестве вируса, заставляя ее строить спутник типа „Гость“. Вот и все. Все! Мы стали жертвой паразита!
– А-а! – Я вцепился пятерней себе в шевелюру. – Купили! Господи, как же нас купили!
– Почему – купили? – спросил Гиндилис. – Ведь мы знаем теперь: первое, там, откуда пришел Сигнал, есть цивилизация, похожая на нашу, второе; там, куда он ушел, возможно, тоже. И кроме того, третье, мы знаем язык Сигнала, который отныне наш с ними общий. Но мне пора, – произнес он, взглянув на часы, – до свидания и удачной статьи.
– Спасибо, – задумчиво произнес я. – Космический грипп, надо же… А ведь, знаете, вашу аналогию с вирусом можно продолжить.
– Да? – вежливо осведомился ученый. – И как же?
– Мы переболели, – выпалил я, – и у нас выработался иммунитет.
– Иммунитет к гриппу?
– Ну да!
– А как насчет кори, ветрянки и этого, как его… гепатита Б? – улыбнулся мой собеседник.
Через две недели ЛРТ принял первое „святое письмо“…
