Текст книги "Новый Адам"

Автор книги: Стенли Вейнбаум

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава вторая
СЕМЕНА ДАЮТ ВСХОДЫ

Эдмонд равнодушно перенес предательство Поля. Разве можно обижаться на дождь, ветер, силу тяжести или иные проявления естественных сил природы. Более того, он даже предвидел нечто подобное, ибо при раскопках души Поля обнаружил некие зерна чувств, которые взошли в итоге ростками непослушания. Но благодаря некоторым достоинствам собственной натуры, постоянной угрозе оказаться один на один со скукой и определенно присутствующему в нем чувству упрямства Эдмонд Холл решил не отказываться от Ванни как объекта страсти. Склонный всякий раз подвергать мотивы своих поступков безжалостному и скрупулезному анализу, он с удивлением пришел к выводу, что дело не только в упрямстве, ибо с эстетической точки зрения рассматриваемый объект притягивал его, оказывается, несколько сильнее, чем предполагалось первоначальным планом.

«Кажется, я сплел паутину лишь для того, чтобы самому в ней оказаться», – иронично заметила одна часть его сознания, чтобы тут же услышать категоричное возражение второй:

«Мне вполне по силам справиться с любой, тем более созданной мною самим западней».

Итак, объект был определен, и оставалось только решить задачу возрождения былого знакомства. Естественно, что в глазах объекта встреча должна носить характер совершенно случайный и никоим образом не выдать ее тщательную подготовку. А если встреча предполагает быть случайной, значит, и детали определять Его Величеству Случаю.

В течение нескольких дней Эдмонд Холл каждое утро проезжал мимо автобусной остановки на Шеридан-роуд, но Ванни на ней так и не встретил. Однажды ему показалось, что он увидел, как девушка садится в шумно пыхтящий, неуклюжий автобус. До остановки оставалось довольно приличное расстояние, и он не стал преследовать ее. Элемент случайности в таком варианте пропадал, а он хотел соблюсти задуманные формальности.

Ничего не оставалось, как обогнать автобус и найти логичное объяснение своей нерешительности: «Без сомнения, Поль рассказал девице о моем предложении; пусть ее самолюбие будет польщено проявленным интересом, а значит, тем больнее будет укол от его неожиданного исчезновения. Встреча все равно неминуема, так пусть она пройдет, по крайней мере, в атмосфере взаимного внимания». Так решил он, свернув на боковую улицу, вышел из машины и большую часть дня провел за наблюдением стаек рыбьей мелочи в пруду Линкольн-парка. Он лениво передумал всякие случайные мысли и даже некоторое время развлекался изобретением подвига, который стал бы невозможен в этом мире Материального.

«Все в этом мире возможно, – вынес Эдмонд заключительный приговор, – но заплатив определенную цену и затратив определенное время. И чем больше времени, тем меньше окажется цена. Другими словами – что может произойти, то обязательно произойдет. Фламмарион где-то подбирался к этой истине, но его рассуждения о вечности прошлого и будущего, безусловно, носили ошибочный характер».

Не погрешив против истины, не станем утверждать, что встреча для Ванни получилась совершенно неожиданной, хотя обстановка того вечера не предвещала событий ярких и удивительных. Они сидели с Уолтером Нусманом за привычным столиком на двоих в ресторане «Венеция у Келси», и оркестр, уютно устроившийся в стилизованной гондоле, наигрывал что-то грустное. Сегодня личико Ванни разрумянилось несколько больше обычного, да и глаза поблескивали не так, как всегда, – четыре хайбола из вместительной фляжки Уолтера сделали свое дело. Сам Уолтер уже начал слегка беспокоиться, ибо Ванни нечасто позволяла себе столь вольное поведение и в описываемый момент была занята тем, что приканчивала уже пятый стакан… А «вечер был еще так юн».

– Перестань переживать из-за него, Ванни. Поль придет – придет непременно и очень скоро.

– Послушай, папик! Мои переживания – это моя личная и никого не касающаяся собственность. А чтоб ты знал, я вовсе ни о ком не переживаю.

– Какая кошка между вами пробежала? Я, человек уже давно не молодой и в этих делах опытный, всегда считал, что вы очаровательно смотритесь вдвоем.

– А мы расплевались. И еще я не хочу быть ни с кем в паре. Потому что я настоящая пьяница!

– Да-а?

– Он был за ограничения в торговле, а я – за закон Шермана – ферштейн?

– Объявляю вас пьяницей, – с интонациями судейского чиновника объявил Уолтер, – а также пьянчужкой, забулдыгой и пропойцей!

Что-то в последнем сообщении Уолтера показалось Ванни на удивление забавным, и она зашлась в приступе неудержимого хохота.

– И вовсе нет! Я такая же трезвая, как и ты.

– Боже мой! – сказал Уолтер. – Тогда собирайся и пойдем поскорее домой.

Ванни снова подняла стакан; в эту минуту вступительные аккорды оркестра поплыли по залу, и Уолтер понял, что нужно пользоваться случаем.

– Поставь стакан на место, мы идем танцевать.

– Ну конечно! Ты будешь кружить меня в вихре танца, и мы обо всем забудем, и это будет так же прекрасно, как и… немножко выпить.

На эстраде молодые красивые пары уже вовсю демонстрировали изысканные танцевальные па. Ванни на ногах держалась не слишком твердо, но ее это отнюдь не расстраивало.

– Больше жизни, Уолтер, – требовала она от партнера, но степенный Уолтер не собирался менять своих привычек и танцевал так, как привык танцевать всегда, а это означало, что блюз в его исполнении мало чем отличался от тевтонского марша. Наконец, и Ванни удалось поймать ритм, она замурлыкала себе под нос неувядаемый «Сент-Луис Блюз», и вскоре ей стало казаться, что тело ее – невесомое – качает в плавных и ласковых морских волнах. И тогда она закрыла глаза. Методичные шаги Уолтера не требовали внимания, и вся она отдалась убаюкивающему ритму движения. И с этим уходило ощущение чего-то неприятного. Поль? Да, кажется, Поль. Ну и пусть он живет воспоминаниями; а она обойдется без него.

Нежная волна зачем-то становится все круче. Вот она вздымается вверх, а потом долго, очень долго падает и тащит ее за собой вниз. Нельзя сказать, что очень приятное ощущение. Лучше открыть глаза – вот так. Зал, теряя привычные очертания, расплывался и немного кружился, и она, напрягая зрение, неожиданно поняла, что смотрит на Эдмонда Холла. И как старого знакомого, она одарила его улыбкой, и он улыбнулся в ответ. Один за столом. Неужели он сюда приходит только затем, чтобы просто сидеть и пить?

– А вот и Эдмонд Холл, – сказала она. Уолтер довольно бесцеремонно развернул ее и, вытянув шею, стал выглядывать из-за ее плеча.

– Одинокий джентльмен с кошачьими глазами? Тот самый электрический изобретатель?

– Не верти меня так больше никогда. Я этого не люблю.

– Я делал большую статью о его радиолампах в воскресном приложении, – сказал Уолтер. – Пришлось сочинять без интервью; клиент изволил путешествовать по Европе. В этом хваленом изобретении явно что-то нечисто. Половина из тех, кому я звонил, утверждали, что подобное в природе существовать не имеет права, а остальные уверяли, что это афера. Еле выкрутился благодаря маленькой информации Альфреда Штейна из Северо-Западного. – Уолтер коротко хохотнул. – До сей поры газета продолжает получать грозные письма от научных профессоров!

Оркестр закончил играть, и в веселой толпе возбужденных мужчин и женщин они вернулись к своему столику. Ванни тут же потянулась к стакану – в нем оставалось совсем на донышке, – и тогда она разбавила остатки имбирным элем.

– Я ходила с ним в одну школу, – сказала Ванни.

– С кем ходила? А-а… с этим Эдмондом Холлом.

– Он странный, но не такой плохой, каким изображает его Поль.

– Увы, тут я не судья, – сказал Уолтер. – Послушай, а мы не могли его видеть недавно – кажется, в «Спенгли»?

– Видели, Поль тогда на него работал. – Ванни поднесла стакан к губам, и жидкость в нем вспыхнула янтарным блеском.

– Ты знаешь, Уолтер, а ведь я ему нравлюсь.

– Откуда тебе сие известно?

– Знаю точно. А ты слушай, ты будешь моим отцом, исповедником. Вот из-за этого мы с Полем начали ссориться. Из-за этого Поль бросил работу. Холл хотел, чтобы его пригласили ко мне в дом. А я сказала, что сама приглашу.

– Первый раз становлюсь поверенным твоих душевных тайн. Если дело и дальше так пойдет, ты начнешь рыдать у меня на плече.

– Не бойся, до этого мы не дойдем. А сейчас я хочу пригласить его за наш столик.

– Не смею возражать, мой генерал.

Ванни повернулась и снова встретилась взглядом с холодно поблескивающими янтарными глазами Эдмонда. Она улыбнулась и поманила его пальцем. Эдмонд тут же поднялся…

– Уолтер Нусман, – повторил Эдмонд, напрягая память. – Пишете для «Сан-Бюллютень»?

– Признаюсь и виновен, – Уолтер шумно рассмеялся. – Вы, должно быть, видели мою статью об атомной лампе.

– Да, я действительно ее видел. Если впредь мне потребуется скрыть некоторые детали моих изобретений, я непременно закажу статью у вас.

– Допускаю, что заметочка могла грешить небольшими неточностями.

– Да, совсем незначительными. Удивляюсь, как это вам удалось не перепутать имя.

– Я тоже, представьте, удивляюсь. Пожалуй, спрошу у корректора, как такое могло случиться?

– Ну, будет вам! – капризно прикрикнула Ванни. – Я просто потрясена! Какой град взаимных любезностей! – Она посмотрела на Эдмонда. – Может быть, посидите с нами? Мне показалось, вы такой одинокий.

– Благодарю, – поклонился Эдмонд, а про себя подумал: «Поль сделал все, что от него требовалось, иначе пришлось бы долго объясняться».

– У меня в горле все пересохло, – объявила Ванни. – Уолтер, немедленно сделай мне чего-нибудь выпить. – Уолтер послушно перевернул и потряс фляжку.

– Слава Богу, пустая, моя прелесть. Для тебя это просто немыслимая удача!

– У меня немного найдется, – произнес Эдмонд, вытаскивая свою фляжку. Стараясь не привлекать особого внимания, он осторожно разглядывал Ванни и пришел к заключению, что объект продолжает сохранять над собой контроль, но в какой-то мере подрастерял присущее ему состояние самонадеянности. «Поль, видимо, предостерег ее, и чувство самосохранения еще не притупилось. Надо попробовать взломать эту линию обороны». И в то время, как Уолтер выражал шумное негодование, он не стал возражать, когда девушка потянулась за его фляжкой.

– Потом не говори, что я тебя не предупреждал, – грозил ей Уолтер. – За последствия ты будешь отвечать сама и только сама!

– Ты несносный зануда! Я когда-нибудь заставляла тебя краснеть? Нет, ты скажи, заставляла? – с пьяненькой настойчивостью требовала ответа Ванни.

– Допустим, что нет.

– Вот видишь! И сейчас я в полном порядке – в голове немножко все путается, – а так все в полном порядке.

Она подняла стакан. Прилив вдохновенного сумасбродства захватил ее и потащил в омут неизвестности.

– У-ух, – выдохнула она и одним глотком расправилась с содержимым стакана. – Ну и что ты чувствуешь, мой древний друг и наставник? – подразнила она Уолтера.

– То же самое, что ты будешь чувствовать ровно через полчаса.

– Перестань каркать! Здесь не суд, а ты не коронер. Я пришла сюда веселиться и буду веселиться!

Фляга Эдмонда все еще продолжала лежать на столе, и неожиданно для всех Ванни схватила ее, быстрой рукой отвернула пробку и прижала к губам. Уолтер, хоть и с некоторым опозданием, все же успел выхватить из ее рук фляжку, при этом оставив расплываться на малиновом шелке платья дорожку из темно-коричневых пятен. За соседнем столиком кто-то весело рассмеялся. Ванни взяла салфетку, сначала вытерла губы, а затем промокнула платье.

– Невоспитанный грубиян! – отчеканила она, но, чувствуя, что от последнего глотка ей стало совсем не лучше и куда-то побежал и стал рискованно наклоняться пол, закончила несколько мягче: – Не буду я больше ничего, никогда пить.

Эдмонд завернул пробку и убрал флягу в карман. «Этого будет вполне достаточно», – подумал он и приступил к конкретному осуществлению заранее обдуманного плана. Ванни уже почти не владела собой, и он теперь неотрывно ловил ее взгляды, так словно своим настойчивым взглядом собирался отдать одному ему известное распоряжение, заставить произнести какие-то нужные только ему слова. Ванни, пытаясь отвести глаза, нервно задвигалась на стуле, так, словно увидела что-то неприятное, на что не надо и страшно смотреть.

– Хочу танцевать! – заявила она.

– Пожалуй, не стоит, – обреченно вздохнул Уолтер. – Пожалуй, нам лучше поехать домой.

Оценивая ее нынешнее состояние, Эдмонд продолжал упорно гипнотизировать девушку, при этом близорукий Уолтер явно не замечал напряженного блеска в желтых глазах их нового товарища.

– Думаю, не стоит торопиться. Ванни отлично себя чувствует, – негромко произнес он. – Я потанцую с тобой, Ванни. Если у меня получится.

Они встали, и, придерживая за локоть, Эдмонд провел девушку на эстраду, тесную от кружащихся пар. Двигалась Ванни достаточно твердо и прямо, но было видно, что эта кажущаяся уверенность дается ей с трудом. Эдмонд танцевал первый раз в жизни, но или длительный процесс наблюдения оказал добрую службу, или партнерша находилась в том состоянии, когда трудно критически оценивать чужое мастерство, но, по крайней мере на первых порах, получалось у них все достаточно гладко. Ванни молчала, молчал и Эдмонд, по-прежнему не сводя с нее напряженного взгляда своих странных холодных глаз, словно отдавал одному ему известную команду. И с каждым новым танцевальным па чувствовал он, как все тяжелее движется девушка, каким непослушным становится ее тело в его объятиях.

– Я хочу сесть, – почти простонала она, и Эдмонд с трудом довел ее до столика. Там она без сил рухнула в кресло и спрятала лицо в ладони.

– Боже, только не здесь! – в страшном испуге воскликнул Уолтер.

А она вдруг почувствовала, что ее ожидает нечто страшное и дурное, и мир, еще несколько минут назад казавшийся таким восхитительным, а сейчас, ограниченный рамками ее нынешнего окружения, вдруг потерял всю свою прелесть и стал чужим и холодным. Последний хайбол оказался явно лишним, не говоря уже о том жутком глотке неразбавленного виски. Уолтер что-то говорил ей, но до слуха долетали какие-то бессвязные обрывки слов, и она совершенно не могла понять, чего от нее хотят. И еще пыталась сформулировать какую-то свою мысль, которая настойчиво требовала выхода, но всякий раз ускользала, и ей приходилось вспоминать ее снова и снова.

– Слушайте, вы, – наконец произнесла она. – Это я вам обоим говорю, пока еще все помню. Завтра – воскресенье, или я не права?

– Воскресенье, – подтвердил Уолтер.

– Тогда я хочу, чтобы вы оба пришли ко мне днем. Около четырех. Поль тоже придет. Обоих жду – особенно тебя, Эдмонд Холл.

Сказала и снова спрятала лицо в ладони.

– Здесь очень душно, хочу на воздух.

Потом она слышала голоса и с трудом понимала, что говорят о ней. Взволнованный голос Уолтера:

– Нет, мы поедем на такси…

И спокойное возражение Эдмонда:

– У меня своя машина…

Она не видела победного блеска его глаз, когда он брал ее под руку и вел к выходу из зала. Она только понимала, что они рядом – слева Уолтер, а справа Эдмонд.

Последнее, что она запомнила с необычайной ясностью, стало огромное, во весь рост зеркало в холле. Там Ванни увидело отражение своего мертвенно-бледного лица, но самое странное заключалось в Эдмонде, ибо казалось, что он раздвоился и поддерживает ее с обеих сторон. Она стояла между двух близнецов Эдмондов, а отражение Уолтера исчезло каким-то таинственным образом и никак не хотело появляться.

Глава третья
ЦВЕТЫ РАСПУСТИЛИСЬ

По комнате важно прошествовал Эблис, возмущенно зашипел на Уолтера, осмелившегося занять его любимое кресло, и прыгнул на колени к Ванни. Вытянув ноги в пижамных штанишках, девушка ласкала черную бархатную шкурку.

– Я вчера очень плохо себя вела? – спросила она с некоторой печалью в голосе.

– Ни разу не доводилось видеть что-нибудь хуже.

– Мне очень стыдно. Я хотела стать немножко счастливее.

– В этом ты преуспела. Помнишь, как ехали домой?

– Очень смутно. Помню, это была машина Эдмонда. – Она задумалась на мгновение. – Мы где-то останавливались, правда?

– М-да. Причем несколько раз. Один раз в Линкольн-парке – это тебе пошло на пользу; а второй раз – у его дома. Кстати, как ты себя сегодня чувствуешь?

– Совсем неплохо. Иногда и с меньшего количества бывало гораздо хуже. Зачем ты спрашиваешь?

– Этот Холл тебя чем-то поил. Совсем ничего не помнишь?

– Уолтер, ради Бога, не задавай мне вопросов. Сегодня я только слушаю.

– Значит, он зашел к себе в дом, вынес оттуда какое-то зелье. Потом я тебя держал, а он убеждал это зелье выпить. Клялся, что утром не будет известных последствий.

– Действительно нет.

– Не могу знать, что сие было, но ты свалилась, как будто тебя треснули палкой по голове. Я уже начал беспокоиться, но твой друг сказал, что изучал медицину.

Ванни наморщила лобик.

– Кажется, действительно изучал.

– Потом он привез нас сюда. Всю дорогу ты довольно мирно похрапывала на моем плече, а потом мы уже вдвоем долго затаскивали твое безжизненное тело по лестнице.

– И надеюсь, как два хороших мальчика тут же ушли.

Уолтер ядовито улыбнулся.

– Нет, сначала мы провели следствие. Я был коронер, а ты – «corpus delicti», что в переводе означает вещественное доказательство состава преступления.

Ванни слегка покраснела.

– Я помню свои слова, но нельзя же быть таким жестоким к бедной девушке. Мне и так сегодня все утро отвратительно плохо.

Уолтер сменил гнев на милость.

– Нет, дорогая, ничего худого, кроме того, что доставили тебя по известному адресу, мы не предпринимали. Я, правда, собирался побыть рядом, но твой нежный друг объявил, что снадобье будет действовать часов пять-шесть, после чего ты проснешься, как ангел. Так что оставили мы тебя на этом диване и тихо удалились.

Ванни одарила рассказчика очередной жалкой улыбкой.

– Где я и очнулась сегодня утром – в своем черно-красном платье, которое видело свой последний выход. Как я любила это платье, – она горестно вздохнула. – Ни о чем другом не могу думать, кроме как о приглашении, которое сделала тебе и Эдмонду. Единственное, что помню из всего вечера. Как думаешь, он придет?

– А почему бы нет? Вполне прилично для джентльмена навестить даму и узнать о состоянии ее здоровья. – Уолтер выдержал многозначительную паузу. – На всякий случай я пришел несколько раньше. И если ты захочешь передумать, мы можем куда-нибудь уйти. Объяснить забывчивостью при определенных смягчающих обстоятельствах. Я подумал, что для тебя будет несколько стеснительно, если он и Поль заявятся сегодня вместе.

– Очень предусмотрительно с твоей стороны. Но я не очень уверена, что Поль после нашей маленькой ссоры сегодня придет, просто вчера мне так показалось. Раньше он всегда приходил по воскресеньям ужинать. Такая у него была привычка. А кроме того, я просто жажду взглянуть на Эдмонда трезвыми глазами. Мои впечатления от вчерашнего вечера слегка размыты, – говорила Ванни, а сама думала о том странном двойном изображении в холле дансинга. Неужели у алкоголиков и правда все двоится в глазах? Если так, то почему второй Эдмонд за счет респектабельного Уолтера?

– Выбор за тобой, Принцесса Ночи.

– Мы остаемся.

И стоило ей принять решение, как раздался звонок у входной двери. Уолтер отправился открывать, а когда вернулся, лицо его хранило несколько смущенное выражение. Потом он пожал плечами и украдкой взглянул на Ванни. «Поль», – беззвучно зашевелились его губы. Ванни, с выражением шутливой покорности развела руками, и вошел Поль. Последний явно не испытывал счастья лицезреть Уолтера и потому продолжил:

– Я надеялся застать тебя одну.

– Я собирался уходить, – усаживаясь и сосредоточенно набивая трубку, заявил Уолтер. Не обращая внимание на гневные взгляды Поля и будто не замечая благодарной улыбки Ванни, для которой присутствие Уолтера стало, появись здесь Эдмонд, чем-то вроде защитного барьера, респектабельный джентльмен продолжал возиться с трубкой, раскурив ее, выпустил густой клуб дыма и самодовольно развалился в кресле.

– Не обращай внимания, милый, – глядя в глаза Полю, нежно проворковала Ванни. – С твоим темпераментом мне просто необходимо иметь рядом такого солидного и уважаемого члена общества, как Уолтер.

– Проявления моих эмоций зачастую вполне оправданны!

– Вот и славно, мой Эверет Справедливый! – Она повернулась к Уолтеру. – Перестань молчать, займи нас беседой.

– Доложу вам – это совершенно бестолковое занятие писать воскресные обозрения. Не только воскресные обозрения, а вообще писать – это ужасное дело!

– Это не дело, – мрачно произнес Поль. – В том смысле, что не приносит нормального дохода для нормальной, обеспеченной жизни.

– Тогда почему ты решил стать писателем? – Поль не обратил внимания на порочащее его достоинство замечание.

– Как говорит учитель Тристрам Шанди: «Я не стану адвокатом и не буду жить за счет ссор человека с человеком; и не стану врачом, чтобы наживаться на их несчастьях». – Вот почему, – Поль сделал широкий жест руками, – я стал писателем.

– Чтобы жить за счет их глупости, – закончил возникший в дверном проеме Эдмонд Холл. И в мгновенно установившейся тишине часы на каминной полке медленно пробили четыре раза, похоронным звоном своим аккомпанируя горестному восклицанию Уолтера:

– Боже, я оставил двери открытыми!

– Вы действительно оставили двери открытыми, – не обращая внимания на всеобщее замешательство и мстительные взгляды Поля, невозмутимо подтвердил Эдмонд. Далее последовал холодный, адресованный только мужчинам поклон и поворот головы в сторону Ванни.

– Я предвидел ваше выздоровление, – сказал он, – и рад отметить, что не ошибся.

Ванни, предчувствуя, какой вопрос сорвется сейчас с губ Поля, вспыхнула от смущения и досады.

– Спасибо вам, – сказала она, быстро соображая, какими средствами предвосхитить законное любопытство Поля. Уолтер тоже испытывал замешательство, ибо вовсе не ожидал от Эдмонда в присутствии Поля воспоминаний об их вчерашнем конфузе и последовавшим за ним паническим бегством. Эдмонд сам нарушил напряженную тишину.

– Я к вам заехал буквально на пару минут, – сказал он, обращаясь только к Ванни, – предложить вам сегодня вечером поужинать вместе.

Ванни просто физически ощущала тяжелый взгляд Поля на своем лице. Она было начала придумывать слова вежливого отказа, как вдруг помимо воли губы ее раскрылись, и она с удивлением услышала собственный голос:

– Я буду очень рада, Эдмонд.

– Благодарю, – поклонился Эдмонд, – я заеду за вами в шесть тридцать.

Произнес, повернулся и пошел к дверям.

– Подождите, Холл, я с вами, – неожиданно прозвучал голос Уолтера. Неожиданно для остальных, ибо сам Уолтер с уходом Эдмонда посчитал свою миссию выполненной, а стать свидетелем и выдержать сцену, содержание которой явно угадывалось на лице Поля, у него просто бы не хватило душевных сил.

Дверь закрылась, и негодующий взгляд Поля устремился на несчастную девушку.

– Превосходно! – заявил он.

– Ничего особенного, – ответила она.

– Что значит твое выздоровление? Выздоровление от чего?

– Я тебе все расскажу! Я вчера была нетрезвой.

– Ты – нетрезвой?

– Ну, напилась! Мне теперь все равно, как это называется.

– Ванни! Ты?

– Да, я! Мне это не понравилось. Меня вырвало.

– Но почему?

– Ты должен знать! Я пыталась забыть нашу ссору. Я просто хотела стать немножко счастливее.

– Кто был там?

– Уолтер привел меня в «Венецию». Там был Эдмонд, он был одинок, подошел и сел за наш столик.

– Уолтер! – в неутешной печали и к немалому удивлению Ванни, простонал Поль. А девушка ожидала, что запас гневного красноречия Поля обрушится скорее на Эдмонда.

– Ну и при чем тут Уолтер? Он никому ничего не расскажет.

– Ах этот жирный, самодовольный филистер! Я знаю, он никогда ничего не скажет! Он будет прикидываться тихоней, так, словно оказывает тебе услугу! Он любит оказывать услуги – бурдюк с салом!

– Но никто же ничего не узнает!

– Он будет все знать, и я буду все знать! Он будет считать, что я ему обязан, раз он такой джентльмен! Он будет думать, что теперь ему все можно!

– О Боже! – простонала Ванни, несколько довольная тем направлением, в котором нашел себе эмоциональный выход гнев Поля. – Я не думаю, что это так важно.

– Хорошо! А ужин с Холлом – это тоже, по-твоему, не важно? Почему ты согласилась?

– Не знаю, – ответила Ванни и сказала истинную правду, потому что сама не понимала, как это у нее вышло. – Наверное, чтобы позлить тебя. Наша последняя ссора была из-за него.

– Тебе наплевать на мои чувства!

– Ты же знаешь, что не прав, Поль!

– Ты хочешь сказать, что не пойдешь? Ты откажешься от свидания?

– Нет, я не хочу так сказать, – сказала Ванни и для убедительности встряхнула головкой, рассыпав свои блестящие смоляные кудри. – Я пойду на свидание.

– Ты пойдешь с этим? – настолько чудовищной показалось Полю эта мысль, что он на мгновение потерял дар речи. – Ба! – наконец выдавил он, натыкаясь на кресла, выбежал из комнаты и на прощание громко хлопнул дверью.

Готовая заплакать, Ванни смотрела на это поспешное бегство, а потом спрятала лицо в мягкой шкурке кота, все это время мирно промурлыкавшего в уголке дивана. Здоровенный кот, почувствовав на спине что-то неприятно-мокрое, брезгливо выгнулся и спрыгнул на пол. Ванни проводила его бегство печальной, тусклой улыбкой:

– Одним небесам известно почему, но тебе дали правильное имя – Эблис.