Текст книги "Отчаянные"

Автор книги: Стэн Барстоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Ну?

– Что «ну»?

– Как тебя звать? Не могу же я говорить с тобой целый вечер и даже имени твоего не знать.

– Ты собираешься весь вечер со мной разговаривать?

– И разговаривать тоже.

Она отстранилась и поглядела на Винса:

– Постой! Не так быстро, дружок! Ты что-то напутал. Об этом и думать забудь.

– Об чем «об этом»?

– Ты знаешь, о чем.

– Честное слово! – сказал Винс.

– Честное слово чего?

– Честное слово, я ничего такого не думал.

И опять она рассмеялась против воли. Ее синие глаза заблестели, уголки красных губ вздернула улыбка

– Ну, скажи, – не отставал Винс, – как тебя звать?

Она покачала головой.

– Давай скажи. Почему не хочешь сказать?

– Мне оно не нравится.

– Что не нравится?

– Мое имя.

– А как тебя звать?

Она подумала:

– Айрис.

– Господи, что же в нем плохого?

– Не знаю. Не нравится – и все тут.

– Нормальное имя. И чего в нем плохого? Я думал, ты скажешь Агги, или Клара, или что-нибудь совсем несусветное.

– Да нет, только мне оно все равно не нравится. Мне бы хотелось, чтобы меня назвали иначе.

– Как, например?

– Хотя бы Одри.

– Тогда считай, что ты мне не говорила, как тебя зовут, и я буду звать тебя Одри. Идет?

– Идет.

Тут он заметил Сэма, который стоял в одиночестве, и показал жестом, что дело на мази. Он подмигнул Сэму из-за плеча девушки, тот одобрительно подмигнул в ответ и показал большой палец. В их компании Винс был ближе всех с Сэмом. Он знал Сэма дольше остальных в трудную минуту всегда мог на него положиться. Малыш Финч был тоже своим парнем, но из-за роста от него в драке было мало проку. А Боб, хоть и был здоров драться, все время дулся, потому что его, видите ли затирают.

Когда до перерыва оставался один танец, Винс спросил девушку, не хочет ли она выпить кофе. Она сказала, что не прочь, и они пошли в бар под арку.

– Где твои друзья? – спросила она, когда они взяли по чашке кофе и уселись друг против друга за зеленый пластиковый столик.

– Здесь.

– Вы все время ходите вместе?

– Почти. Кореши – это кореши, сама понимаешь.

– И все время безобразничаете?

– Что ты хочешь сказать?

– Не прикидывайся, – заметила она. – Забыл, как тогда спровадили Джона Шарпа?

– Так вот как его зовут?

– Да. Значит, вы всегда добиваетесь своего таким манером?

Вопрос ему не понравился: надо было спорить и защищаться, а убедительных доводов не было. И вообще при чем тут все это, когда он с нею? Он снова вспомнил, как двинул того типа кулаком в рожу, но угрызений не было, потому что жестокая и злая его половина была сама по себе, а другая, которая позволяла ему наслаждаться обществом девушки, – сама по себе. Но девушка ждала ответа.

– Мы любим чуток позабавиться, – выдавил он.

– И подраться тоже?

– Бывает и это. – Он посмотрел ей в глаза. – Если кто над тобой изгиляется, спину перед ним гнуть, что ли?

– Но сами вы первыми драк не затеваете? Не привязываетесь?

– Послушай, – сказал он, – нашему брату без этого нельзя. Раз-другой надо дать себе волю. Не то свихнешься. Целый день вкалываешь, зашибаешь гроши для чужого дяди, и каждый еще к тебе же и цепляется. Дома Старик обзывается «бездельником» и «стилягой», на улице фараоны с тебя глаз не спускают – прическа, понимаешь, у тебя не такая, как у всех. И всем от тебя одного надо: чтобы все было по-ихнему. А ты сиди себе тихо и не путайся под ногами. Не мешай. А сами какую заваруху устроили?! Войны да бомбы – ведь если побросать, они всех нас на тот свет отправят. А они тебе: «Сиди тихо, не устраивай беспорядков. Не мешай. А мы уж придумаем, как сделать, чтоб от тебя и мокрого места не осталось».

И его рука сама собой сжалась в кулак на столике.

– Другой раз чувствуешь: нет тебе покоя, пока не разнесешь чего-нибудь на куски, не докажешь им всем, что ты на них плевать хотел и не дашь себя морочить.

Она слушала затаив дыхание, не сводя с него глаз.

– Если бы все думали так, как ты, – спросила она, – во что бы тогда превратился мир?

– Хуже, чем сейчас, все равно не будет, скажешь – нет? Никто никому не верит, каждый свое норовит урвать. И не только люди, а государства тоже. Жалко, у меня по-другому мозги устроены, а то бы я тоже сколотил себе капиталец не хуже некоторых; вот люди и смотрят на меня, словно я дерьмо какое-то, говорят: «Полюбуйтесь на этого стилягу, так и прет на рожон». Я и пру когда есть настроение.

– А обычные, честные люди?

– Ты хотела сказать: недотепы, на которых все, кому не лень, ездят? Те самые, которые делают, что им политики да фараоны прикажут? Простачки они. С ними порядок – кому они нужны? Взять хоть моего Старика. Пошел на войну, там его всего продырявили, и сейчас рука у него, можно сказать, бесполезная. Ему идет маленькая пенсия, берется он за работу, от которой другие отказываются, только внутри у него все накипело, он всех ненавидит, и меня тоже, потому что у меня обе руки целые и я больше его зарабатываю. А он еще обзывает меня бездельником.

Винс допил кофе и с сердцем отодвинул чашку.

– И чего ты затеяла этот разговор? Зачем тебе это нужно?

Она опустила глаза в чашку.

– Хотела лучше узнать тебя, больше ничего.

Они помолчали, потом он отрывисто сказал:

– Ладно, пошли еще потанцуем.

У дверей он остановился, пропустил ее вперед и тут заметил, что у нее на шее, там, где начинают расти волосы, маленькая бородавка. В зале притушили свет, заиграли медленный вальс, и он, непонятно растроганный этим только что подмеченным изъяном в ее красоте, прижался к ней, так что ее волосы коснулись его щеки. Интересно, где она живет, думал он, и разрешит ли проводить себя домой после танцев. Вот было бы здорово! Он хотел встречаться с нею и дальше и знал, что скоро попросит ее о свидании. Она была не такая, как те девушки, с какими они заигрывали: в несколько раз культурней, умнее и тоньше. Еще ни одной девчонке не удавалось прижать его к стенке и заставить оправдываться. Да от другой девушки он бы такое и не стерпел. Тех интересовало, куда ты их будешь водить и что позволить тебе взамен. С ними было легко – они принимали тебя как есть и не заставляли, как эта, обдумывать каждое слово, Но из тех девушек ни одна не была такой красивой, ни с одной он не чувствовал себя, как сейчас, когда обнимал ее в танце: тихим, довольным, умиротворенным. Так бы и танцевал с ней вечно.

Тем временем злачные заведения понемногу закрывались, и в зал набились опоздавшие из пивнушек и баров. Окна за длинными шторами были распахнуты, но воздух в зале все равно был душный и спертый. Когда кончился танец и объявили перерыв, они оказались у выхода. Девушка сделала вид, что обмахивается ладонью.

– Я, кажется, вот-вот задохнусь. Ну и духота, спасения нету.

– Выйдем на улицу, – предложил Винс, – подышим воздухом.

Ему хотелось знать, о чем она подумала, поглядев на него.

– Пошли, – сказал он. – Я тебя в обиду не дам. Погуляем по улице и вернемся.

– Хорошо, пойдем. Здесь я и минуты не выдержу.

Взяв на контроле контрамарки, они вышли на улицу.

– Ты не замерзнешь? – спросил Винс, посмотрев на ее тонкую блузку.

– Что ты, ни капельки. Вечер такой теплый.

Они пошли вверх по тихой улице. Она взяла его под руку, он поглядел на нее, и его охватила радость. Чувствовал он себя приподнято. Но он ничего не знал о ней. Она рассказала, что живет около Брэдфорд-роуд, неподалеку от того места, где они ее встретили. Старшая сестра ее замужем, а младший брат еще ходит в школу. Отец работает старшим инспектором в страховой компании, а сама она машинисткой в главном отделении той же компании в Крессли. Она увлекается танцами, кино, Фрэнком Синатрой и плаваньем.

– Плаваньем?

Она сказала, сколько раз может переплыть городской бассейн туда и обратно, и он поразился:

– Я думал, что при такой фигуре, как у тебя, ты к воде и близко не подходишь.

– Плаванье улучшает фигуру, – рассмеялась она.

– Ты бассейну лучше всякой рекламы. Сам-то я и двух метров проплыть не могу. Дома в ванну лезу со спасательным кругом.

– Немножко попрактикуйся и тут же выучишься. Как с велосипедом: стоит научиться – и уже непонятно, что же тут трудного.

– Ну, на велосипеде я езжу. И на моторе тоже. Думаю вот завести моторчик. Через годик, если получится.

– Мотороллер?

– Нет, самый настоящий мотоцикл. «Нортон» на шестьсот пятьдесят или что-нибудь вроде этого. Машину помощней.

– Они дорогие. Ты накопил денег?

– На первый взнос хватит. Не знаю только, как уломать Старика, чтобы он подписал поручительство и рассрочку, старый дурак все никак не решится. Любит он другим жить не давать.

– На что ты живешь?

– Автомеханик я. А что?

– Ничего, просто интересно.

– По моим рукам видно, что я в конторе штанов не просиживаю.

– Что с твоими руками?

– Видно по ним, кем я работаю. Мазут – его сколько ни три, все равно не сотрешь.

– У тебя красивые руки, – сказала она. – Я заметила. Я всегда на руки смотрю. Жить ремеслом – тут нет ничего зазорного. Тебе нравится работать механиком?

Он пожал плечами:

– Работа как работа. Я люблю возиться с моторами и все такое, хоть и вкалываешь на чужого дядю. Но это всегда так.

– Ты молодой. Нельзя же все сразу. Может, еще собственную мастерскую заведешь.

– Ну, не такой я человек. Тут нужно с бумагами возиться и вообще. А потом, откуда я капитал возьму?

– Всякое бывает, – сказала она.

Они обогнули квартал и вышли к «Трокадеро» с другой стороны. Когда они очутились в проходе, образованном автостоянкой и танцзалом, Винс остановился и повернул ее к себе, ощутив через блузку теплую нежную кожу ее плеч.

– Без паники, – сказал он. – Сейчас я тебя поцелую – и только.

– Никто и не паникует, – ответила девушка. Он поцеловал ее в губы.

Она приняла его поцелуй спокойно, послушно, но как-то пассивно; ее прохладные губы ему не ответили. Но вот она приоткрыла рот и обняла Винса. Его пронзило светлой и чистой радостью. Они крепко обнялись и замерли в тени под стеной.

– Спорю, когда мы встретились там, на улице, тебе и в голову не могло прийти, что у нас этим кончится.

Она рассмеялась.

– Конечно, нет.

– Да и мне тоже. Вот уж не думал, что встречу тебя…Хотя вообще-то я надеялся.

Она притихла.

– Можно, мы еще встретимся?

– А ты вправду хочешь?

– Еще бы! Я хочу сказать, давай назначим настоящее свидание, чтобы были только мы с тобой. Согласна?

– Посмотрим, – ответила она.

Он скользнул рукой по ее плечу и коснулся груди. Она убрала его руку.

– Не забывайся!

– Честное слово, – сказал Винс охрипшим голосом. – Я просто так. Я ничего такого и не думал. Честное слово. Я ни за что, я… Слишком ты мне нравишься.

Обнимая ее, он испытывал прилив неведомой ему нежности и пугался этого чувства, потому что оно делало его слабым и беззащитным. У него подгибались колени. Он знал, что сейчас она может вить из него веревки. К радости примешивался страх: ему вдруг захотелось всего того, на что до сих пор ему было наплевать, – верности, любви и женитьбы, собственного домика, где они заживут вдвоем и где его будут встречать после работы.

– О господи! – произнес он, когда она вновь потянулась к нему губами.

Они так и стояли у стены, крепко обнявшись и слившись губами в поцелуе, когда луч карманного фонарика выхватил их из тьмы. Их словно ледяной водой окатило. Девушка закрыла лицо, но Винс повернулся прямо на свет. Когда он услышал голос Джексона, зрачки у него сузились от бешенства.

– Так я и думал. Я знал, что у тебя на уме, грязный сопляк! Заманивать девчонок на улицу и обжимать прямо у стенки.

У Винса оборвалось сердце.

– Ты что, рехнулся? – спросил он с яростью. Ненависть к Джексону захлестнула его горячей волной. – С цепи, что ли, сорвался, что на людей бросаешься? Кому мы мешаем?

– Ты мне зубы не заговаривай, – сказал Джексон. – Ступайте в зал, а нет – так катитесь отсюда и занимайтесь вашими грязными делишками в другом месте. А сейчас давай пошевеливайся!

Он светил им в спину, пока они не свернули за угол танцзала. Девушка шла, низко опустив голову, Винс глядел прямо перед собой и кусал губы, чтобы сдержать распиравшее его бешенство.

Бросив их перед освещенным фойе, Джексон пересек автостоянку и скрылся в тени. Винс предъявил контрамарки, они вошли. От унижения лицо у девушки стало пунцовым.

– Свинья! Грязная, вонючая свинья, – сказал Винс. – Господи, прямо не знаю, что и говорить…

Девушка отвернулась – не хотела встречаться с ним глазами.

– Не нужно…

– Но послушай, я…

– Отстань, – сказала она. – Прошу, отстань.

Он попытался взять ее за руку.

– Послушай, Одри…

Она вырвалась:

– Никакая я не Одри!

Она убежала в туалет. А он еще постоял на месте, пока не заметил, что на него глазеют. У него тоже горели щеки. Он ушел в мужскую уборную и заперся в кабинке. От злости он чуть не плакал. Сжав кулаки, он молотил ими по воздуху, сквозь стиснутые зубы осыпая Джексона беззвучными проклятиями. Потом немного успокоился и решил вернуться в зал. Когда он вышел в фойе, мимо промелькнула девушка в наброшенном на плечи пальто, очень похожая на Айрис, и выскочила на улицу. Он было рванулся следом, но махнул рукой и пошел искать ребят. Что другое он бы еще спустил Джексону, но только не это.

Первым он разыскал Сэма. Тот был один, как Винс и рассчитывал. Он рассказал другу, что случилось на улице и как повела себя девушка.

– Не знаю, Сэм, увижу я ее когда или нет, а если увижу, так еще вопрос, станет ли она со мной разговаривать. Она, понимаешь, себе цену знает, а тут дешевкой себя почувствовала, когда ее так вот засекли у стены. Я-то знаю, каково ей сейчас, и моя рожа всегда будет напоминать ей про это. Ух, Джексон! Ух, падло сучье!

– Псих он чертов, – заметил Сэм. – Сексуальный маньяк. А где кадришка?

– По-моему, слиняла. Я вроде видел, как она убегала.

– А Джеки где?

– Остался на улице, ходит шпионит со своим фонарем, слюни пускает.

Винс схватил Сэма за руку:

– Слышь, Сэм, это падло мне за все ответит. На этот раз ему просто так не сойдет.

– А как ты с ним посчитаешься?

– Подкараулю, когда домой пойдет, и разделаю. Ты со мной? Ты ведь тоже не прочь с ним посчитаться?

– Еще как не прочь! Я не забыл, как он прошлой зимой ко мне придрался и вышиб отсюда. Но вдвоем лучше не пробовать. Вдвоем мы с ним нипочем не сладим.

– Сладим, если Боб с Финчем помогут. Так разделаем гада, что родная мать не узнает.

– Думаешь, ребята пойдут? – спросил Сэм с сомнением.

– Почему нет? Они любят Джеки не больше нашего.

– Да, но не любят, когда им этого самого навешивают.

– Господи, Сэм, если уж мы и вчетвером с ним не сладим, так грош нам цена. Где они, кстати?

– Вроде сидят в том конце.

– Сходи за ними, а я столик в баре займу.

Вскоре все четверо собрались за угловым столиком, и Винс рассказал ребятам то, о чем уже слышал Сэм. Бобу все это, видимо, показалось смешным.

– Ты чего зубы скалишь? – осведомился Винс.

– А что, разве не смешно? – сказал Боб.

– Ничего смешного не вижу.

– Да нет, тут есть над чем посмеяться, – возразил Боб. – То есть, значит, стоишь ты у стеночки с этим кадром, а тут заявляется старина Джеки и давай светить в вас фонариком.

– Небось на моем месте ты бы тоже смеялся? – сердито спросил Винс. – Так бы и зашелся, со смеху?

– Не, я бы тоже распсиховался, – сказал Боб – Только ведь с девчонкой-то был ты, а не я.

– Ах, вот, значит, в чем разница?!

– Да нет, я что хочу сказать… – Под бешеным взглядом Винса Боб сник.

– Спорю, тебе хотелось его укокошить, – вставил Финч.

– Если бы мысли убивали, он бы сейчас валялся там тепленький.

– Ближе к делу, – напомнил Сэм. – Время не ждет, лавочка скоро закроется.

– Ну и что? – спросил Финч.

– А то, что нам нужно разделать Джексона, когда он пойдет домой, – ответил Винс, – вот что.

– Кому это «нам»? – насторожился Боб.

– Нам с Сэмом и тебе с Финчем, если у вас пороху хватит.

Финч промолчал и с испугом поглядел через столик на Винса и Сэма.

– Тебе с Сэмом… – протянул Боб. – Думаете, управитесь?

– Надо будет – управимся, – мрачно ответил Винс, – Но если вы с Финчем пойдете, будет полегче.

Финч на это ничего не сказал.

– Не знаю, – ответил Боб. – Мужик он здоровый… килограммов на сто потянет. И кулаками работать умеет. Кто ему поперек становится, уж он их распишет, сами видели.

– Еще бы, с Джексоном схватиться – это тебе не коротышку в закоулке под дых лягнуть, большая разница, – подпустил Винс.

Боб вспыхнул:

– Ты знаешь, я от драки не бегаю. Знаешь, что я всегда за себя постою и других в обиду не дам.

– Знаю, – примирительно заговорил Винс, хотя ему отчаянно хотелось опрокинуть на них столик и пойти на Джексона в одиночку – так он их презирал. – Драться ты здоров, зачем нам и надо, чтобы ты пошел с нами. Ты ведь не любишь Джеки? Хотел бы его разделать, скажешь, нет?

Боб глянул на Сэма, потом на Финча.

– Какой у вас план?

– Вы же знаете, этот ублюдок недоделанный ни жизнь не раскошелится на такси, всегда прет домой на своих, разве, что уж дождь вовсю поливает. Я так прикинул: если выйти первыми и подкараулить его на пустыре, у самого леса, мы его возьмем врасплох.

Сэм кивнул:

– Хорошая мысль. Лучше места не выберешь, и в темноте ему нас нипочем не узнать.

– Он даже не узнает, сколько нас было, – подхватил Винс. – Разделаем ублюдка, как котлету, смоемся в город и к часу будем уже в постельках.

– А вдруг он пойдет сегодня другой дорогой?

– Он всегда ходит этой. Пойдет другой – отложим дело. Только он пойдет этой, вечер теплый, так и тянет пройтись.

– И вволю подраться, – улыбнулся Сэм.

Винс растрогался.

– Сэм, дружище, – сказал он, обнимая того за плечи.

– А вдруг он нас узнает? – спросил Боб.

– Вот заладил все «вдруг» да «вдруг»! Да ему нас ни за что не засечь, и доказать он ничего не сумеет. А мы уж придумаем, где были в это время, и все будем говорить одно и то же.

Сэм поглядел на часы – большие золотые и на золотом же браслете. Как-то ночью он дуриком купил их за фунт у молоденького солдата, такого пьяного, что не мог добраться до дому пешком, а на такси у него не было денег.

– Если идем, так пора трогаться: лавочка вот-вот закроется.

Винс посмотрел на Финча:

– А ты, Финч, что скажешь? Пока что ты все помалкивал.

Финч замялся.

– Я, пожалуй, рискну, – ответил он, – если пойдет Боб. Но если без Боба, я – пас.

– Молодец, Финч. Ни шагу без кореша. Ну, как, Боб, идешь или нет?

Боб вертел в руках грязную чашку из-под кофе, которую забыли убрать со стола. Он молчал, и Сэм не выдержал, взорвался:

– Ну, давай же, давай! Какого черта вы трусите? Нас же четверо против одного. Покажем гаду! Он сам давно напрашивался.

Боб решился и поставил чашку.

– Ладно, – сказал он. – Иду с вами.

– Вот это я понимаю, – радостно воскликнул Винс. Он раскраснелся, у него заблестели глаза. Он отпихнул стул. – Разделаем сукина сына до полусмерти, чтоб всю жизнь ему было что помнить.

Ударник только забил вступление к гимну, а они уже проталкивались на выход. Танцы кончились. Джексон по их расчетам, уйдет через четверть часа, так что они успеют добраться до пустыря окольным путем. Когда на городской ратуше пробило полночь, ребята уже одолели подъем, вышли на утоптанную дорожку, а с нее свернули на узенькую тропку через кочковатый выгон. Они шли тихо, изредка переговаривались вполголоса, хотя в этот поздний час вряд ли могли тут кого-нибудь встретить. Город остался далеко внизу. Тропинка вела через пустырь на Колдерфорд-роуд; за спиной у них мерцали и искрились россыпи уличных фонарей, прокалывая ночь над долиной. Они сошли с тропинки и, дав кругаля, повернули назад к лесу. Какое-то время все молча пробирались по кочкам, путаясь в высокой траве.

Тут до Винса дошло, что одного человека они потеряли.

– Где Финч, черт бы его побрал?

Все остановились, обернулись, но Финч уже нагонял их.

– Куда ты, к дьяволу, подевался?

– Задержался отлить, – объяснил тот, – а то было совсем невтерпеж.

– А я думал, ты в кроличью нору провалился, – сострил Боб, и Финч сказал:

– Ха-ха!

– Ради бога, не отставай, – попросил Винс. – Мы почти на месте.

– Я тут, наверху, ночью в первый раз, – признался Финч. – Хорошо, что мы вместе. Здесь убить человека – все условия.

– Тише! – сказал Винс. – Без нужды не трепаться!

Они подошли к леску, вернее, к большой роще, быстро осмотрели что и как и решили держаться Винсова плана: подкараулить Джексона, где тропинка уходит под деревья. Перед самой рощей тропинка взбегала на низенький холм.

– Пойду на холм, – сообщил Винс, – вести наблюдение. Сколько времени?

Сэм сверился со светящимся циферблатом своих часов и ответил, что около четверти первого.

– Теперь недолго ждать.

– Если он вообще придет, – заметил Боб.

– Куда он денется, – с раздражением возразил Винс. – Он всегда ходит этой дорогой: так ему пехом до дому ближе всего.

Поднявшись на холмик, Винс растянулся на холодной траве. Часы на ратуше отбили четверть. Поднималась луна, и небо понемногу светлело. Он надеялся, что Джексон покажется с минуты на минуту, а не то рассветлеется, и как бы он их не узнал. А то еще Бобу с Финчем надоест ждать, и они пойдут на попятный. В Сэме он был уверен. Сэм не подведет. Надежный кореш. Винс знал, что может положиться на Сэма, – насколько дозволено в этом мире, где тебя каждый подозревает и приходится рассчитывать на себя одного, а на других полагаться лишь постольку-поскольку – и не больше. Вот и сам он, если по-честному, использует сейчас ребят, чтобы свести с Джексоном личные счеты. Правда, Джексона никто не любит: на него у каждого зуб, и жалеть его никому не взбредет. Но никто из ребят не лютовал против него так, как Винс, никто и не стал бы с ним связываться, если б не Винс. Но он знал, что в другой раз у него ничего не получится. Значит, сегодня или никогда. Надумай Джексон изменить правилу и пойти в этот вечер домой другой дорогой – месть не состоится. И если он не подойдет через пару минут, тоже будет поздно. Винс уже чуял, что ребятам в лесу надоело сидеть в засаде. Кто-то что-то шепнул, чиркнули спичкой, он заметил вспышку – какой-то идиот запалил сигарету. Он хотел прикрикнуть на них, но не посмел. Оставалось ждать и надеяться, что Джексон не замедлит появиться.

Он окинул взглядом долину. Беззвездное небо, казать, уходит ввысь и все больше светлеет. Винс уже различал силуэты домов, очертания заводского массива, башню ратуши с часами. На Галифакс-роуд метнулись лучи автомобильных фар. Он услышал, как внизу, в долине, шофер переключил скорость и мотор тяжело загудел, преодолевая подъем. Затем наступила тишина. На улице за забором кто-то откашлялся, и у Винса подпрыгнуло сердце. Он затаил дыхание, напрягся и приготовился рвануть в лес. Но больше ничего не услышал, даже шагов.

К нему подошел Финч:

– Так и не показался?

– Пока нет. Но он появится, время еще есть.

– Он, похоже, другой дорогой пошел.

– Он всегда ходит этой.

– Может, он бабу какую подклеил и ведет к себе?

– Он женатый. У него вроде двое детей.

Финч хмыкнул. Он стоял пригнувшись.

– Ты что, лечь не можешь? – сказал Винс.

Финч пригнулся чуть ниже.

– Сколько еще ждем?

– Дадим ему чуток времени. Может, ему там прибраться понадобилось или еще чего.

– Боб сказал, он думает, Джексон уже не придет.

– Плевал я, что там думает Боб, – прошипел Винс, – Это он курит?

– Ага. Закурил минуту назад.

– Ступай и скажи, чтоб загасил сигарету к такой-то матери! – приказал Винс.

Финч исчез. Винс приподнялся на локтях. Ох, Боб. С каждым разом все больше себе позволяет. Не сегодня-завтра придется раз и навсегда выяснить с ним отношения. Съездить разок по морде – и дело с концом. Если Джексон так и не появится, можно отыграться на Бобе, тот наверняка пойдет вонять, мол, зачем проманежил их на пустыре столько времени.

– Поспеши, Джексон! – прошептал Винс. – Ну, поспеши, глупая ты скотина, и получи, что положено.

Он стал думать о девушке: гадал, удастся ли ему еще с нею встретиться. Он вспомнил, как они обнимались и целовались под стеной «Трока», и от нежности у него защемило сердце. Ведь не будет же она всю жизнь на него сердиться. Ведь должна же она понять, когда успокоится и придет в себя, что Винс тут ни при чем. Надо непременно с ней встретиться и все выяснить. С нынешнего вечера для него и ребят путь в «Трок» заказан: им всегда будет боязно, как бы Джексон их узнал. А Крессли – город большой. Можно проискать ее несколько лет и так и не найти. Правда, вдруг тоже даст «Троку» отставку и начнет ходить в «Гала-румс»? Она говорила, что увлекается танцами. Еще говорила, что увлекается плаваньем, так что можно поискать ее по бассейнам. Раз надо, он хоть целый месяц будет таскаться после работы в бассейны – ведь ему обязательно нужно встретиться с нею еще раз. Во что бы то ни стало.

Вдруг у него перехватило дыхание: кто-то, насвистывая, поднимался в гору. Джексон. Шел один и насвистывал в темноте себе под нос. Винс узнал его по свисту, так свистеть умел только Джексон – легко, мелодично, со множеством рулад и переливов. Он обождал, пока голова и плечи Джексона не обозначились над холмом, тихо скользнул в сторону и побежал к остальным.

– Идет. Слышите, насвистывает? Сейчас он у нас не так засвистит.

Они притаились по обе стороны тропинки. Шаркнула о камень подошва, Джексон поднялся на холмик и возник перед ними темным силуэтом на фоне бледнеющего неба.

– Чтобы мне ни звука! – шепнул Винс.

Едва Джексон спустился с холма и вошел в лес, они преградили ему дорогу. Винс представлял, что они нападут на него согласованно, молниеносно и бесшумно. На самом же деле при виде Джексона ребята на секунду замешкались, словно не могли решить, кому броситься первому. Джексон остановился и подался назад:

– Это еще что такое?

– Сейчас узнаешь, Джексон! – вырвалось у Финча, и Боб шепнул, увы, слишком поздно:

– Заткнись, идиот!

Джексон ринулся на них с кулаками. Первым ударом он свалил с ног Финча – тот с треском приземлился в кустах. Потом взвыл Винс: Джексон двинул ему по голени ботинком. Но тут Сэм с Бобом повисли на Джексоне, и все трое покатились по земле. Винс потирал ногу и высматривал, как бы включиться в драку с максимальной пользой для дела. Тройка с руганью и пыхтеньем перекатывалась по траве. Винс не спускал с них глаз, но тут его внимание отвлек хруст в сухих папоротниках; он оглянулся и увидел, как Финч стремительно вылетел из леса и понесся по тропинке через холм. Винс хотел было его окликнуть, но спохватился и выругался про себя:

– Сморчок недоделанный! Трусливый за…нец!

Тем временем из катавшейся по земле тройки поднялись двое. Третий остался лежать; он стонал, обхватив руками живот и скрючившись в три погибели. Винсу показалось, что это Сэм. Получалось что-то не то. Даже вчетвером им не удалось сладить с Джексоном. Финч драпанул, Сэм вырубился, и пора ему подумать о себе. Только поздно он спохватился. Джексон вырвался из Бобовой хватки, уложил того одним ударом и пошел на Винса.

– Теперь твоя очередь, – сказал Джексон. Он говорил с трудом, будто сглатывал кровь, пошатывался и тяжело дышал. Сэм с Бобом задали ему перца, но из строя не вывели, куда там.

Винс попятился и еще раз обругал Финча. Он понимал, что, если Джексон примется за него, – ему крышка. В руке у него непонятно как оказался раскрытый нож.

– Потише, Джексон, не то схлопочешь. – В напускной браваде он повертел ножом, и лезвие тускло блеснуло в просочившемся сквозь листву лунном свете.

Джексон на секунду остановился, потом снова пошел на него, на этот раз медленней, расставив руки и готовый отпрыгнуть при первом же выпаде.

– Не будь дураком, убери эту штуку, пока никого не порезал.

Но Винс был уже неподвластен голосу рассудка – им руководила слепая ненависть; ведь подпусти он Джексона ближе – тот немилосердно его измордует. Все пошло к чертям, и виной тому – Джексон. Ненависть застилала Винсу глаза кровавой пеленой. А тут еще он уперся спиной в дерево и понял: если отступать, то придется подставить Джексону спину. По бедру у него поползла тепловатая струйка, и он с тупой злостью подумал, что зря не отлил тогда за компанию с Финчем. Он трусил, понимал, что трусит, и от этого голос у него стал визгливый и громкий:

– Тебя и порежу, Джексон! Я тебе, паскуде, все кишки повыпускаю, только сунься попробуй!

Не сводя глаз с лезвия, Джексон осторожно и неумолимо шел на Винса.

– Предупреждаю, не подходи!

За спиной у Джексона что-то мелькнуло. Джексон прыгнул, в то же мгновенье Боб повис у него на спине, и Винс ударил ножом – прямо и вверх, ударил наотмашь, так что уперся рукой в живт Джексона. Все трое рухнули на землю.

Винс с Бобом тут же выпутались из кучи и поднялись на ноги. Поглядели на Джексона. У Винса на пальцах правой руки была кровь. Он пошевелил ими и ощутил ее липкое тепло, затем поднес руку к глазам и уставился на кровь как завороженный.

– С ним посчитались, – сказал Боб, – а теперь пора сматываться. – Тут он заметил нож: – Господи, это еще зачем?

– Я ему говорил, – бессмысленно повторил Винс. – Предупреждал, что нарвется. – Носком ботинка он коснулся ноги Джексона:

– Слышь, Джексон, вставай.

– Ты же его прикончил! – В голосе Боба звучал панический ужас. – Господи ты мой боже!

Сзади подошел Сэм, он все еще потирал живот:

– Потроха мои, потроха… А чего мы ждем?

– Он его прирезал, – сказал Боб. – Этот кретин прикончил его.

– Не разводи треп, – сказал Винс. – Он просто прикидывается. Ну, помяли его чуток – только и всего, верно? Мы ведь так и договаривались, правда? Никто его убивать не собирался, правда?

– Господи, – сказал Сэм. – Господи Иисусе! Нет, я тут ни при чем.

– Я тоже, – подхватил Боб. – Это не моя работа, мне этого припаять не выйдет.

Он повернулся, выбрался, спотыкаясь, на тропинку и припустил по холму.

– Джексон! – сказал Винс. – Кончай прикидываться, пидер вонючий! – Он пихнул его ногой: – Джексон!

Сэм что-то говорил у него за спиной, но смысл его слов не доходил до Винса. Он выронил нож, опустился на колени рядом с телом:

– Джексон. Слышь, Джексон, проснись. Я знаю, ты нас разыгрываешь. Но меня не проведешь. Ну, давай же, сука, давай, поднимайся! Хватит придуриваться!

Он попал рукой в кровь на Джексоновой рубашке, отпрянул и вскочил на ноги, с ужасом разглядывая темные пятна на пальцах и на ладони. И тут черная ярость и ненависть вырвались наконец с чудовищной силой на волю, словно вид крови открыл в нем какие-то шлюзы. Он как безумный набросился на неподвижное тело, пинал его ногами, осыпал ругательствами. В конце концов он выдохся, обмяк, голова поникла, а руки повисли плетьми. Он поднял голову и огляделся. Из-за рваного края тучи выплыла луна, и ее бледный свет упал на его запрокинутое лицо. Стояла тишина. Он был один.