Текст книги "Новолуние"

Автор книги: Стефани Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Вот тут он совершил промах: я не очень-то дружила с координацией. Фотоаппарат ударился о мои пальцы и полетел на пол. Эдвард подхватил его, прежде чем тот успел упасть на линолеум.

– Классно взял, – заметил Чарли. – Если сегодня у Калленов произойдет что-нибудь забавное, Белла, тебе надо это заснять. Ты же знаешь маму: ей захочется увидеть фотографии раньше, чем ты успеешь их сделать.

– Хорошая мысль, Чарли, – отозвался Эдвард, протягивая мне фотоаппарат.

Я направила объектив на Эдварда и сделала первый снимок.

– Все работает.

– Вот и хорошо. Да, передай привет Элис. Что-то давненько она у нас не появлялась. – Чарли чуть скривил губы.

– Три дня всего, пап, – напомнила я.

Чарли был без ума от Элис. Он привязался к ней прошлой весной, когда та ухаживала за мной после моей болезни. Чарли остался ей навеки благодарен за то, что она избавила его от неловкости помогать почти взрослой дочери принимать душ.

– Я передам.

– Ну ладно, ребята, веселитесь. – Чарли явно намекал, чтобы мы уходили, и уже начал осторожно двигаться в сторону гостиной и телевизора.

Эдвард торжествующе улыбнулся и взял меня за руку, собираясь увести с кухни.

Когда мы подошли к пикапу, он снова открыл мне пассажирскую дверь, но на этот раз я с ним не спорила. Я все еще не научилась находить в темноте незаметный поворот к их дому.

Эдвард вел машину через Форкс на север, не скрывая раздражения из-за встроенного ограничителя скорости в мой доисторический «шеви». Мотор ревел даже громче обычного, когда спидометр показывал больше семидесяти в час.

– Не обращай внимания, – постаралась я его успокоить.

– Знаешь, что бы тебе очень понравилось? Небольшое «Ауди»-купе. Очень тихий, с мощным двигателем…

– С моим пикапом все в порядке. И, если уж зашла речь о дорогих безделушках, хорошо, что ты не тратился на подарки ко дню рождения.

– Ни цента не истратил, – скромно согласился он.

– Вот и отлично.

– Можешь сделать мне одолжение?

– Смотря какое.

Он вздохнул, и его красивое лицо посерьезнело.

– Белла, последний настоящий день рождения, который все мы праздновали, – был день рождения Эмметта в 1935 году. Сделай нам сегодня одолжение и веди себя естественно. Они все так волнуются.

Меня всегда немного удивляло, когда он заговаривал о подобных вещах.

– Ладно, договорились.

– Мне, наверное, стоит тебя предупредить…

– Да уж, пожалуйста.

– Когда я сказал, что все волнуются… я имел в виду, что именно все.

– Все? – прохрипела я. – А я думала, что Эмметт с Розали в Африке.

Жители Форкса считали, что старшие отпрыски Калленов в этом году отправились в колледж в Дартмуте, но я знала больше других.

– Эмметт захотел приехать.

– Но… Розали?

– Я знаю, Белла. Не волнуйся, она будет вести себя тихо.

Я ничего не ответила. Как будто я могла вот так просто не волноваться! В отличие от Элис, вторая «приемная» сестра Эдварда, золотоволосая и хрупкая Розали, не очень-то меня жаловала. На самом деле она испытывала ко мне нечто большее, чем неприязнь. С точки зрения Розали, я была незваным гостем, вторгшимся в тайную жизнь ее семейства. И я ощущала вину, догадываясь, что именно мне Розали и Эмметт были обязаны своим долгим отсутствием. Но даже если я втайне и радовалась тому, что могу с ней не видеться, мне очень не хватало веселого увальня Эмметта. Во многих смыслах он был мне как старший брат, которого у меня никогда не было… только внушал куда больший страх.

Эдвард решил сменить тему.

– Если ты не разрешаешь мне подарить тебе «Ауди», может, ты хочешь на день рождения что-нибудь еще?

Я ответила шепотом:

– Ты знаешь, чего я хочу.

Мраморно-гладкий лоб Эдварда прорезала глубокая морщина. Он явно пожалел, что отвлекся от разговора о Розали. Похоже, в последнее время мы слишком много об этом спорили.

– Не сегодня, Белла. Прошу тебя.

– Ну, может, Элис даст мне то, что я хочу.

Эдвард издал тихий, но угрожающий звук.

– Сегодняшний день рождения не станет твоим последним, Белла, – пообещал он.

– Это нечестно!

Мне показалось, что я услышала, как он скрипнул зубами.

Мы подъезжали к дому. Изо всех окон лился яркий свет. С карниза над крыльцом свисала длинная гирлянда японских фонариков, бросавших яркие отсветы на окружавшие дом исполинские кедры. На широких ступенях, которые вели к двустворчатой входной двери, стояли большие вазы с пышными розами. Я застонала. Эдвард несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

– Это же вечеринка, – напомнил он мне. – Постарайся соответствовать.

– Конечно, – пробормотала я.

Обойдя машину, он открыл мою дверь и предложил мне руку.

– У меня вопрос.

Он настороженно ждал.

– Когда проявлю пленку, – сказала я, вертя в руках фотоаппарат, – ты будешь на фотке?

Эдвард принялся хохотать. Он помог мне выйти из машины, потащил меня вверх по ступенькам и все еще смеялся, открывая передо мной входную дверь.

Все ждали меня в большой гостиной, отделанной в белых тонах. Когда я вошла, они дружно и громко приветствовали меня, пропев хором «С днем рождения, Белла!», а я покраснела и опустила глаза. Элис, похоже, украсила все, что только было можно, розовыми свечами и десятками ваз с розами. Рядом с роялем Эдварда стоял накрытый белой скатертью стол, на котором разместились розовый именинный торт, еще розы, стопка прозрачных тарелок и небольшая кучка обернутых в серебристую бумагу подарков. Все оказалось в сто раз хуже, чем я предполагала.

Эдвард, чувствуя мое смущение, ободряюще приобнял меня за талию и чмокнул в макушку.

Его родители, Карлайл и Эсми – до невозможности моложавые и, как всегда, очаровательные – стояли ближе всего ко входу. Эсми осторожно обняла меня и поцеловала в лоб, коснувшись моей щеки своими пышными, цвета жженого сахара волосами, а затем и Карлайл обнял меня за плечи.

– Ты уж извини, Белла, – произнес он театральным шепотом. – Элис нам сдержать не удалось.

Позади них стояли Розали и Эмметт. Розали не улыбалась, но, по крайней мере, не смотрела на меня волком. Лицо Эмметта расплылось в широкой улыбке. Я не видела их несколько месяцев и забыла, как потрясающе красива Розали – на нее было почти больно смотреть. А Эмметт всегда был таким… большим?

– Ты совсем не изменилась, – с деланой досадой сказал Эмметт. – Я-то думал увидеть разницу, а ты все такая же румяная.

– Большое спасибо, Эмметт, – ответила я, еще гуще заливаясь краской.

Он рассмеялся.

– Мне нужно на секундочку отлучиться. – Он заговорщически подмигнул Элис. – Ты тут без меня не шути.

– Постараюсь.

Элис отпустила руку Джаспера и выскочила вперед, сияя в ярком свете белозубой улыбкой. Джаспер тоже улыбнулся, но сохранил дистанцию. Высокий и белокурый, он прислонился к колонне у нижней ступени лестницы. В те дни в Финиксе, когда нам поневоле пришлось держаться рядом, я решила, что он избавился от антипатии ко мне. Однако он снова стал вести себя точно так же, как и раньше, когда избавился от временного обязательства защищать меня, – стараясь по возможности меня избегать. Я знала, что в этом не крылось ничего личного – это была простая предосторожность, – и старалась не очень-то из-за этого переживать. Джаспер с куда большим трудом придерживался рациона Калленов, нежели остальные. Ему гораздо тяжелее было не реагировать на запах человеческой крови – ведь прошло не так много времени.

– Пора открывать подарки, – объявила Элис. Прохладной ладонью она взяла меня под локоток и подвела к столу с тортом и сверкающими коробками.

Я напустила на себя мученический вид.

– Элис, я же тебе говорила, что мне ничего не нужно.

– А я тебя не послушала, – несколько надменно прервала она меня. – Открывай. – Она забрала у меня фотоаппарат и вручила большой серебристый куб.

Куб оказался очень легким, и я подумала, что внутри он пустой. Надпись сверху гласила, что это подарок от Эмметта, Розали и Джаспера. Я смущенно сорвала обертку и оглядела скрывавшуюся под ней коробку. Что-то электрическое или электронное с массой цифр в названии. Я открыла коробку, надеясь, что все прояснится. Но внутри и впрямь было пусто.

– М-м-м… спасибо.

Розали выдавила улыбку. Джаспер рассмеялся.

– Это стереосистема для твоего пикапа, – объяснил он. – Эмметт прямо сейчас ее монтирует, чтобы ты не смогла вернуть подарок.

Элис всегда опережала меня на шаг.

– Спасибо вам, Джаспер и Розали, – обратилась я к ним и улыбнулась, вспомнив, как Эдвард днем все жаловался, что у меня плохо работает радио. Все явно было продумано заранее. – Спасибо, Эмметт! – крикнула я и, услышав раздавшийся из моего пикапа ухающий смех, тоже невольно рассмеялась.

– Открой сначала мой подарок, а потом Эдварда, – попросила Элис. Она так волновалась, что ее голос напоминал птичью трель. В руке она держала небольшой плоский квадратик.

Я повернула голову и сердито посмотрела на Эдварда.

– Ты дал слово.

Не успел он ответить, как в дверь влетел Эмметт.

– Как раз вовремя! – воскликнул он, пристроившись за Джаспером, который тоже придвинулся ближе обычного, чтобы получше все разглядеть.

– Ни цента не истратил, – заверил меня Эдвард, убирая с моего лица прядь волос.

От его прикосновения у меня мурашки пробежали по коже. Я сделала глубокий вдох и повернулась к Элис.

– Давай, – выдохнула я.

Эмметт хмыкнул от восторга.

Я взяла маленькую коробочку и, посмотрев на Эдварда, приподняла пальцем край бумажной обертки и дернула вверх липкую ленту.

– Вот блин, – пробормотала я, порезав палец о бумагу. Подняв руку, я увидела небольшой порез, из которого показалась капелька крови.

Дальнейшее произошло мгновенно.

– Нет! – взревел Эдвард, бросился на меня и отшвырнул к столу.

Стол упал вместе со мной, обрушив на пол торт, подарки, вазы с цветами и тарелки. Я грохнулась в кучу разбитого хрусталя. Джаспер врезался в Эдварда с таким звуком, словно в горной лавине столкнулись два валуна. Раздался зловещий рык, исходивший, казалось, из самой утробы Джаспера. Он попытался обойти Эдварда, щелкая зубами в нескольких сантиметрах от его лица.

В следующее мгновение Эмметт схватил Джаспера сзади, сковав его своим железным захватом, но Джаспер вырывался, впившись в меня дикими пустыми глазами.

К шоку прибавилась боль. Я упала на пол рядом с роялем, инстинктивно выставив перед собой руки, чтобы смягчить падение, и рухнула на острые осколки стекла. На этот раз меня пронзила жгучая боль, рвавшая руку от запястья до локтевого сгиба. Ошеломленная и сбитая с толку, я подняла взгляд от толчками бившей из руки ярко-красной крови и уперлась им во внезапно вспыхнувшие лихорадочным огнем глаза шести вампиров.

Глава 2
Швы

Один только Карлайл сохранил спокойствие. В его тихом, но властном голосе отразился многовековой опыт работы в области экстренной медицины.

– Эмметт, Роуз, выведите Джаспера на улицу.

Эмметт кивнул, мгновенно стерев с лица улыбку.

– Пойдем, Джаспер.

Джаспер пытался вырваться из железных объятий Эмметта, щелкая на брата оскаленными зубами и сверкая по-прежнему безумными глазами. Эдвард с бледным как полотно лицом быстро подошел и склонился надо мной, заняв оборонительную позицию. Из-за его сжатых зубов послышалось тихое угрожающее рычание. Я заметила, что он не дышит.

Розали со странно окаменевшим ангельским личиком вышла вперед, держась подальше от зубов Джаспера, и помогла Эмметту вывести того через стеклянную дверь, которую открыла Эсми, прикрывавшая одной рукой рот и нос. Ее узкое лицо выражало стыд и отчаяние.

– Прости, Белла! – крикнула она, выходя вслед за ними во двор.

– Пропусти-ка меня, Эдвард, – пробормотал Карлайл.

Прошла секунда, после чего Эдвард медленно кивнул и чуть отодвинулся в сторону.

– Держи, Карлайл, – сказала Элис, протягивая ему полотенце.

– В ране слишком много осколков. – Он покачал головой, протянул руку и оторвал от края белой скатерти длинную тонкую полоску. Накинув ее мне на руку повыше локтя, сделал импровизированный жгут.

От запаха крови у меня кружилась голова. В ушах звенело.

– Белла, – тихо произнес Карлайл. – Мне отвезти тебя в больницу или ты хочешь, чтобы я обработал рану здесь?

– Лучше здесь, – прошептала я. Если он отвезет меня в больницу, то тогда скрыть это от Чарли никак не удастся.

– Я принесу твой чемоданчик, – вызвалась Элис.

– Давай посадим ее за стол на кухне, – сказал Карлайл Эдварду.

Эдвард легко подхватил меня, а Карлайл придерживал жгут у меня на руке.

– Как самочувствие, Белла? – спросил Карлайл.

– Нормально, – ответила я более-менее ровным тоном, отчего немного успокоилась.

Лицо Эдварда словно окаменело.

Элис была уже на кухне. На столе стоял черный чемоданчик Карлайла и горела изящная, но яркая настольная лампа, включенная в розетку. Эдвард осторожно усадил меня на стул, а Карлайл придвинул себе еще один и сразу же принялся за работу. Эдвард нависал надо мной, в любую секунду готовый защитить, все так же не дыша.

– Иди уже, Эдвард, – вздохнула я.

– Я выдержу, – упрямо ответил он. Однако челюсть у него напряглась, а глаза горели от лютой жажды, с которой он боролся, пытаясь подавить куда более сильное искушение, чем у остальных.

– Не надо геройствовать, – сказала я. – Карлайл справится без твоей помощи. Подыши свежим воздухом.

Карлайл чем-то уколол мне руку, и я слегка дернулась.

– Я останусь, – произнес Эдвард.

– Мазохист какой-то. Только зачем все это? – пробормотала я.

Карлайл решил вмешаться:

– Эдвард, разыщи-ка Джаспера, пока тот вконец не разошелся. Уверен, что он не в себе, и сильно сомневаюсь, что сейчас он послушается кого-нибудь, кроме тебя.

– Да, – с готовностью подхватила я, – разыщи Джаспера.

– Может, хоть что-то полезное сделаешь, – добавила Элис.

Глаза у Эдварда сузились, когда мы хором насели на него, но в конце концов он коротко кивнул и быстро вышел через заднюю кухонную дверь. Я была уверена, что он ни разу не вдохнул с той секунды, как я порезала палец.

Я почувствовала, как рука начала неметь. Хотя боль и отступала, онемение напомнило мне о ране, и я внимательно разглядывала лицо Карлайла, чтобы отвлечься от того, чем занимались его руки. Его волосы сверкнули золотом в ярком свете, когда он склонился над моей рукой. Я почувствовала, как в животе у меня что-то неприятно шевельнулось, но твердо решила не поддаваться то и дело накатывавшей тошноте. Боль уже исчезла, осталось лишь какое-то легкое потягивание, на которое я старалась не обращать внимания. Не было никаких причин, чтобы меня стошнило, как ребенка.

Не маячь до этого она у меня перед глазами, я бы и не заметила, как Элис, не выдержав, тихонько вышла из кухни. С легкой виноватой улыбкой на губах она скрылась за порогом.

– Ну вот, все ушли, – вздохнула я. – Хоть комнату смогла очистить.

– Это не твоя вина, – успокоил меня Карлайл с легким смешком. – Со всяким может случиться.

– Может? – повторила я. – Но всегда почему-то случается со мной.

Он снова рассмеялся. Его непринужденность и спокойствие были еще более удивительными в сравнении с реакцией остальных. Я не обнаружила на его лице ни малейших признаков тревоги. Он работал быстро и уверенно. Единственными звуками, кроме нашего тихого дыхания, было позвякивание кусочков стекла, один за другим падавших на стол.

– Как вам это удается? – поинтересовалась я. – Даже Элис и Эсми… – Я умолкла, изумленно покачивая головой.

Хотя все остальные так же безоговорочно отказались от традиционной пищи вампиров, как и Карлайл, он единственный мог выносить запах моей крови, не страдая от сильного искушения. Наверняка это было куда труднее, чем можно было судить по его виду.

– Многие и многие годы практики, – ответил он. – Я уже почти не замечаю запаха.

– Думаете, вам станет тяжелее, если вы на долгое время оставите медицину? Когда вокруг не будет крови?

– Возможно. – Он пожал плечами, но руки его остались на прежнем уровне. – Я никогда не чувствовал необходимости в длительном отпуске. – Он лучезарно улыбнулся мне. – Я слишком люблю свою работу.

Дзинь, дзинь, дзинь. Я удивилась тому, как много стекла оказалось у меня в ране. Меня так и подмывало посмотреть на растущую кучку, просто определить ее размер, но я знала, что это не поможет справиться с тошнотой.

– И что же вам в ней нравится? – поинтересовалась я. Для меня это не имело особого смысла: ведь он, наверное, долгие годы боролся с собой, прежде чем научился все это легко переносить. К тому же мне хотелось, чтобы он продолжал говорить: разговор отвлекал меня от неприятных ощущений в животе.

Карлайл ответил, глядя на меня спокойно и задумчиво:

– Хм-м. Больше всего мне нравится, когда мои развитые больше, чем у других, способности помогают спасать тех, кого иначе сочли бы безнадежными. Приятно осознавать, что благодаря мне, тому, что я существую, жизнь некоторых людей становится лучше. Иногда даже обоняние становится полезным диагностическим инструментом. – Он улыбнулся уголком рта.

Я размышляла над его словами, пока он прошелся по краям раны, убеждаясь в том, что удалил все осколки стекла. Потом он снова полез в чемоданчик за инструментами, а я попыталась отогнать от себя мысли об игле и нити.

– Наверное, приходится очень стараться, исправляя то, в чем не виноват, – предположила я, ощутив по краям раны потягивание. – В том смысле, что ты этого не просил. Ты не выбирал эту жизнь, и все-таки приходится изо всех сил стараться, чтобы прожить ее хорошо.

– Не думаю, что я что-то исправляю, – вежливо возразил он. – Мне просто пришлось решать, что делать с тем, что мне дано.

– Как у вас все просто получается.

Карлайл еще раз осмотрел мою руку.

– Вот, – произнес он, обрезая нить. – Готово. – Он аккуратно провел по обработанной ране большой ватной палочкой, смоченной в какой-то светло-коричневой жидкости.

Пахла она странно, и у меня закружилась голова. Жидкость оставила на коже темные пятна.

– Но это было в начале, – продолжила я, пока он приклеивал пластырем еще одну длинную полоску марли. – А почему вы вообще решили попытаться пойти иным путем, а не самым очевидным?

Его губы расплылись в загадочной улыбке.

– Разве Эдвард не рассказывал тебе эту историю?

– Рассказывал. Но я пытаюсь понять, о чем вы думали…

Его лицо вдруг снова оказалось серьезным, и мне стало интересно, пришел ли он к тому же выводу, что и я. Интересно, что бы я подумала, если бы… – я отказывалась себе это представить – …если бы речь шла обо мне.

– Тебе известно, что мой отец был священником, – задумчиво начал он, наводя порядок на столе и протирая его влажной марлей, отчего в нос мне ударил жгучий запах спирта. – Его взгляды на жизнь были довольно суровыми, и я усомнился в них еще до того, как переменился. – Карлайл сложил грязную марлю и обломки стекла в пустую хрустальную вазочку.

Я не понимала, что он делает, даже когда он зажег спичку. Затем он бросил ее на пропитанную спиртом ткань, и от внезапной вспышки я подпрыгнула на месте.

– Прости, – извинился он. – Вот теперь все… Так вот, я не соглашался с особой разновидностью веры своего отца. Однако почти за четыреста лет со своего рождения я не увидел ничего, что заставило бы меня усомниться в том, что Бог существует в той или иной форме. Даже отражение в зеркале.

Я сделала вид, что рассматриваю повязку, чтобы скрыть свое удивление тем, какой оборот принял наш разговор. Уж упоминания религии я никак не ожидала. Моя жизнь почти никак не соотносилась с верой. Чарли считал себя лютеранином, потому что этой веры придерживались его родители, однако по воскресеньям он молился у реки с удочкой в руке. Рене время от времени принималась ходить в церковь, однако, как и в случае с ее недолгими увлечениями теннисом, гончарным делом, йогой и французским, бросала это дело к тому времени, когда я узнавала о ее очередной прихоти.

– Уверен, это звучит диковато, особенно из уст вампира. – Он широко улыбнулся, зная, что вольное обращение с этим словом неизменно повергает меня в шок. – Однако я надеюсь, что в этой жизни все же есть цель даже для нас. Хотя, признаться, она весьма далека, – продолжил он непринужденным тоном. – По общему мнению, мы все-таки прокляты, несмотря ни на что. Но я надеюсь, пусть это и глупо, что нам все-таки воздастся за наши старания.

– Я вовсе не думаю, что это глупо, – пробормотала я. Я не могла себе представить никого, включая божество, на кого бы Карлайл не произвел впечатления. К тому же единственный рай, который пришелся бы мне по душе, должен включать в себя Эдварда. – И другие, по-моему, тоже так не подумают.

– На самом деле ты первая, кто со мной соглашается.

– А остальные не разделяют ваших взглядов? – изумленно спросила я, думая лишь об одном из них.

Карлайл снова угадал ход моих мыслей.

– Эдвард согласен со мной, но не во всем. Бог и рай существуют… и ад тоже. Но он не верит в то, что нам суждена жизнь после смерти, – очень тихо произнес Карлайл. Он посмотрел в темноту, открывавшуюся в большом окне над раковиной. – Понимаешь, он считает, что мы утратили свои души.

Я тут же вспомнила слова Эдварда, сказанные днем: если только не хочешь умереть – или как там у нас это бывает. В голове у меня словно вспыхнула лампочка.

– Так вот в чем проблема, да? – предположила я. – Поэтому он так ведет себя со мной?

Карлайл медленно произнес:

– Я смотрю на своего… сына. Вижу его силу, благородство, исходящий от него свет – и все это лишь подпитывает мою надежду и веру. Как может быть не дано большего такому, как Эдвард?

Я горячо закивала в знак согласия.

– Но если бы я верил так же, как он… – Он посмотрел на меня бездонными глазами. – Если бы ты верила, как верит он. Смогла бы ты забрать его душу?

То, как он поставил вопрос, сбивало меня с толку: я не знала, что ответить. Спроси он меня, рискнула бы я своей душой ради Эдварда, ответ лежал бы на поверхности. Но рискнула бы я душой Эдварда? Я с несчастным видом поморщилась. Это неравноценный обмен.

– Ты видишь проблему.

Я покачала головой, чувствуя, что мой подбородок упрямо вздернулся вверх.

– Это мой выбор, – с нажимом произнесла я.

– И его тоже. – Он поднял руку, заметив, что я собираюсь возразить. – Если он решится сделать это с тобой.

– Не он один может это сделать. – Я с любопытством посмотрела на Карлайла.

Он рассмеялся, внезапно разрядив обстановку.

– О нет! Об этом тебе с ним придется договариваться. – Но он тут же вздохнул. – Это единственное, в чем я никогда не буду уверен. Мне кажется, что в большинстве ситуаций, с которыми мне приходилось сталкиваться, я поступал наилучшим образом. Но было ли правильным обречь на эту жизнь других? На этот вопрос у меня нет ответа.

Я ничего не сказала. Лишь представила себе, как сложилась бы моя жизнь, если бы Карлайл подавил искушение скрасить свое одинокое существование… и содрогнулась.

– Это мать Эдварда заставила меня решиться, – почти прошептал Карлайл, невидящим взором глядя в темные окна.

– Его мать?

Всякий раз, когда я спрашивала Эдварда о его родителях, он лишь отвечал, что они давно умерли и он плохо их помнит. Я поняла, что воспоминания Карлайла, несмотря на недолгий контакт с ними, куда ярче.

– Да. Ее звали Элизабет, Элизабет Мейсен. Его отец, Эдвард-старший, так и не пришел в сознание в больнице. Он умер во время первой волны эпидемии гриппа. Но Элизабет оставалась в сознании почти до самого конца. Эдвард очень на нее похож: волосы у нее были того же бронзового оттенка, и глаза такие же зеленые.

– У него были зеленые глаза? – пробормотала я, пытаясь их себе представить.

– Да… – Взгляд коричневато-желтых глаз Карлайла блуждал где-то далеко. – Элизабет с фанатичным упорством боролась за сына. Она лишила себя возможности выжить, пытаясь выходить его. Я ожидал, что он умрет первым, его состояние было куда тяжелее. Когда пришел ее черед, все случилось очень быстро. Это произошло сразу после заката, я приехал, чтобы сменить врачей, работавших весь день. Притворяться тогда стало трудно – навалилось столько работы, а отдых мне не требовался. Как же мне не хотелось возвращаться домой и прятаться в темноте, делая вид, что я сплю, когда вокруг умирало так много людей!

Сначала я отправился взглянуть на Элизабет и ее сына. Я привязался к ним, что всегда опасно, учитывая хрупкую человеческую природу. Я сразу заметил, что ей стало хуже. Температура у нее резко подскочила, и она слишком ослабла, чтобы бороться с болезнью. Однако она не выглядела слабой, когда пронзительно взглянула на меня, лежа на койке.

– «Спасите его!» – приказала она мне хриплым шепотом, который только и смогла из себя выдавить. «Я сделаю все, что в моих силах», – пообещал я ей, взяв ее за руку. Температура у нее так поднялась, что она, наверное, и не почувствовала, как неестественно холодна моя рука. Теперь ей все казалось холодным. «Вы должны это сделать, – не унималась она, сжав мою руку с такой силой, что я подумал: возможно, она и выкарабкается. Взгляд у нее был тяжелый, как камень, и холодный, как изумруд. – Вы должны сделать все, что в ваших силах. То, в чем бессильны другие, вы должны сделать для моего Эдварда». Эти слова напугали меня. Она так пронзительно смотрела на меня, что я на секунду поверил в то, что ей известна моя тайна. Потом у нее началась лихорадка, и она так и не пришла в сознание. Она умерла через час после своей последней просьбы.

Я многие десятки лет раздумывал, не обзавестись ли мне спутником. Просто созданием, которое знало бы, кто я на самом деле, а не кем притворяюсь. Но я никогда не смог бы оправдать себя, сделав с другим то, что сотворили со мной.

Эдвард угасал. Стало ясно, что ему осталось всего несколько часов. Рядом с ним лежала его мать с лицом, беспокойным даже в смерти.

Карлайл словно вновь увидел все это незамутненным даже спустя столетие внутренним взором. Я тоже ясно себе это представила: безысходность больницы, охвативший всех смертельный ужас, Эдварда, сгоравшего в лихорадке, жизнь, утекавшую из него с каждой секундой… Я снова содрогнулась и с трудом выбросила страшную картину из головы.

– Слова Элизабет эхом отдавались у меня в голове. Как она догадалась, на что я был способен? Неужели кто-то мог желать такого своему сыну? Я посмотрел на Эдварда. Несмотря на тяжелую болезнь, он оставался прекрасным. В его лице было что-то чистое и одухотворенное. Я бы хотел, чтобы у моего сына было такое лицо.

После стольких лет нерешительности я последовал внезапному порыву. Сначала я отвез в морг его мать, а потом вернулся за ним. Никто не заметил, что он еще дышал. Не хватало рук, не хватало глаз, чтобы уследить и за половиной больных. В морге никого не было – по крайней мере, живых. Я вынес его через заднюю дверь, а потом по крышам вместе с ним пробрался к себе домой.

Я не знал точно, что надо делать. Я вспомнил о ранах, которые много веков назад сам получил в Лондоне. Потом я из-за этого мучился. Это оказалось больнее и мучительнее, чем требовалось. Однако я ни о чем не жалел. Я никогда не жалел о том, что спас Эдварда. – Он покачал головой, возвращаясь в сегодняшний день, и улыбнулся мне. – Полагаю, мне надо отвезти тебя домой.

– Я ее отвезу, – произнес Эдвард. Он шел через погруженную в полумрак гостиную, шагая медленнее обычного. Лицо у него было спокойное и непроницаемое, но в глазах угадывалось что-то такое, что он изо всех сил пытался скрыть. У меня тоскливо засосало под ложечкой.

– Карлайл отвезет меня, – настояла я и посмотрела на свою блузку: голубая хлопчатобумажная ткань намокла от крови и покрылась темными пятнами, на правом плече – плотная розовая корка от глазури с торта.

– Я тоже смогу, – сказал Эдвард бесстрастным тоном. – Тебе все равно нужно переодеться. От твоего вида Чарли инфаркт хватит. Пойду попрошу Элис что-нибудь тебе подыскать. – Он снова вышел через дверь кухни.

Я с тревогой посмотрела на Карлайла.

– Он очень нервничает.

– Да, – согласился Карлайл. – Сегодня вечером случилось то, чего он больше всего боялся. Ты оказалась в опасности из-за нас.

– Он в этом не виноват.

– И ты тоже.

Я отвела взгляд от его мудрых, прекрасных глаз. С этим я согласиться не могла.

Карлайл протянул мне руку и помог встать из-за стола. Я прошла за ним в большую гостиную. Эсми уже вернулась. Она мыла пол там, где я упала, – судя по запаху, используя отбеливатель.

– Эсми, давайте я помою. – Я почувствовала, как кровь снова бросилась мне в лицо.

– Я уже закончила, – улыбнулась она. – Как самочувствие?

– Нормально, – заверила я ее. – Карлайл накладывает швы быстрее всех других врачей.

Они хмыкнули.

Из задних дверей показались Элис и Эдвард. Элис бросилась ко мне, а Эдвард остановился, застыв с непроницаемым выражением на лице.

– Пошли, – сказала Элис. – Подберем тебе что-нибудь повеселее.

Она разыскала мне блузку Эсми почти такого же цвета, как и моя. Я была уверена, что Чарли ничего не заметит. Широкая белая повязка на руке не смотрелась так угрожающе, когда уже не была измазана запекшейся кровью. Чарли никогда не удивлялся, видя на мне бинты.

– Элис? – прошептала я, когда она направилась к двери.

– Что? – тихо отозвалась она, склонив голову набок и испытующе глядя на меня.

– Все очень плохо?

Я не была уверена, стоило ли говорить шепотом, но Эдвард все же мог меня услышать, хоть мы и были наверху за закрытыми дверями.

Лицо ее напряглось.

– Точно пока не скажу.

– Как там Джаспер?

Она вздохнула.

– Очень на себя злится. Для него это было настоящим испытанием, а он терпеть не может, когда выглядит слабаком.

– Он в этом не виноват. Скажи ему, что я на него не сержусь, ни капли, ладно?

– Конечно.

Эдвард ждал меня у входа в дом. Когда я спустилась с лестницы, он открыл мне дверь, не говоря ни слова.

– Подарки не забудь! – крикнула Элис, когда я осторожно приблизилась к Эдварду. Она схватила две коробки, достала из-под рояля мой фотоаппарат и сунула все это мне в здоровую руку. – Потом, когда откроешь, «спасибо» скажешь.

Эсми и Карлайл сдержанно пожелали мне спокойной ночи. Я заметила, что они украдкой, как и я, поглядывают на своего невозмутимого сына.

Я с облегчением вышла на улицу и быстро миновала фонарики и розы, неприятно напоминавшие о случившемся. Эдвард молча шагал рядом. Он открыл мне пассажирскую дверь, и я без пререканий села в машину.

На приборной панели красовалась большая красная лента, приклеенная к новой стереосистеме. Я оторвала ее и швырнула на пол, а когда Эдвард устроился на водительском месте, ногой задвинула под сиденье.

Он не взглянул ни на меня, ни на магнитолу. Мы не решились ее включить, и в гнетущей тишине рев мотора показался оглушительным. Эдвард нажал на педаль газа и помчался по темной извилистой дороге.

Молчание просто сводило меня с ума.

– Скажи что-нибудь, – наконец взмолилась я, когда он свернул на шоссе.

– Что ты хочешь от меня услышать? – спросил он холодно.

От его равнодушного голоса я съежилась.