Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Стефан Цвейг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

ЛУЧЕЗАРНАЯ НОЧЬ

Перевод Р. Дубровкина

Небесный купол в искрах звездной пыли

Объял ночную землю, и цветы

Благоуханье вешнее пролили

В простор, не ведающий темноты.

Земля прекрасна в платье подвенечном:

Покоясь в ожиданьи спелых грозд,

О празднике вздыхает бесконечном,

Об исполненье полудетских грез.

И сердце после тягостных скитаний

Откликнулось на эту благодать:

Оно отыщет путь в страну мечтаний

И перестанет наконец блуждать.

ГИМН ПУТЕШЕСТВИЮ

Перевод Р. Дубровкина

Рельсы, железные синие вены

По миру как сеть, в них запутался он.

Сердце, в дорогу! Покинь эти стены.

В пути не догонят нас власть и закон.

И, тяжести тела в полете не чуя,

Душу свою предоставим судьбе.

Страннице этой простора хочу я:

Ведь только на воле верны мы себе.

Видишь – рывок! Как от крыльев шумящих

Срывается вихрь с железной груди.

Родина в ропоте рощ, уходящих

В даль прошлого. Новое ждет впереди.

Со звоном стеклянным дробятся границы,

В многоязыкий сливаются хор

Народы Европы, дороги, столицы,

Страны – единством объятый простор.

В этом стремленье душа вырастает,

Взор прояснится, исчезнет печаль.

Мир, будто в танце кружась, пролетает

В царственной музыке в звездную даль.

НЕЖНОСТЬ

Перевод Г. Погожевой

Я первой нежности люблю возникновение,

Когда еще мечты и чувства полускрыты.

Потом нам суждены лишь бурные мгновенья,

На жизненном пути они, как версты, врыты.

В ней дуновенье; двух кровей, текущих разно,

Прикосновение, очей и рук игра.

Но уж поблескивают искорки соблазна

И разлетаются, как ночью у костра.

Тем и мила она, что детская забава,

Но скоро налетит любовный непокой.

Трепещет на ветру весенняя дубрава

И гнется под его безжалостной рукой.

ЖЕЛАНИЕ

Перевод Г. Погожевой

Бывают дни – меня томит желанье

Огня и страсти, дикой красоты

Жен, алчных, словно алые цветы

Кровавых роз, чьи бурные лобзанья

Теснят, смутив, поток моей мечты.

Но в глубине пустой мечты мятежной

Живет мечта иная – о простом

Спокойном счастье, тихом и святом.

Мне пел о нем далекий голос нежный

Давно, в сиянье детства золотом.

БРЮГГЕ

Перевод Н. Коробицыной

Чертоги старинных домов одевает

Здесь вечер задумчивым флером своим.

На улицах пусто, как в праздник бывает,

Когда толпа шумных гостей исчезает

Вдали, поглощенная мраком ночным.

Давно уж ворота со ржавым засовом

Закрыты глухим одиночеством дней,

Верхи колоколен под мглистым покровом

Поникли в своем разрушеньи суровом

В глубокое море печали своей.

А в нишах фигуры из камня седого,

К стенам прислонились, сливаясь с их тьмой,

И в тайной беседе средь мрака немого,

Безмолвные, шепчут сказанья былого

В глубь улиц, проникнутых тяжкой тоской.

БРЮГГЕ

Перевод Р. Дубровкина

На старые замки дома здесь похожи, —

Накрыта пустынной вечернею тьмой,

Уснувшая улица кажется строже, —

Так тихо, как будто последний прохожий

С веселого бала вернулся домой.

Ржавым затвором столетья скрепили

Резьбу величавых ажурных ворот,

В сером тумане церковные шпили

Засеребрились от ветра и пыли,

В грустный уйдя небосвод.

В траурных нишах – немой соглядатай

Над сединой мостовых —

Вам открывает камень щербатый

Давние думы ветшающих статуй —

Тайну легенд вековых.

ОСЕННЯЯ ФЛЕЙТА

Перевод В. Эльснера

В облачном кубке заката

Тает солнечный мед.

Пустынными долами чья-то

Флейта грустно поет.

Близко, далеко ль, не знаешь —

Еле внятен мотив —

И все же ее постигаешь

В скорби скошенных нив.

ОСЕННИЕ СТРОФЫ

Перевод Г. Петникова

Летят давно по золотым ступеням

Дни лета. Греет поздний блеск поля.

Ложатся тени, голубея,

С дерев на плечи вечера опять.

Еще блестят с ветвей, напряжены под ветром,

Последние листы. Но грудь земли нага,

И пробегут на запад неприметно,

Утешив небо, облака.

Над облетающими лесами

Дрожит полет встревоженных стрижей,

Здесь все – приметы дней осенних.

А склонишься над книгою полей,

И заблестит из пестрых букв над вами

Любимое у жизни слово – тлен.

БЛАГОДАРНОСТЬ ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТНЕГО

Перевод Л. Гинзбурга

Сумрак льнет легко и сладко

К стариковской седине.

Выпьешь чашу без остатка —

Видишь золото на дне.

Но не мрак и не опасность

Ночь готовит для тебя,

А спасительную ясность

В постиженье бытия.

Все, что жгло, что удручало,

Отступает в мир теней.

Старость – это лишь начало

Новой легкости твоей.

Пред тобою, расступаясь,

Дни проходят и года —

Жизнь, с которой, расставаясь,

Связан ты, как никогда...

СНЕЖНАЯ ЗИМА

Перевод В. Швыряева

Когда лежит на кровлях плат пуховый,

И кружит снежный вихрь в пустых полях,

И стонут дерева в ночи суровой,

О той мечтаю я, что лаской новой

Смирить сумеет мой безумный страх,

О легких пальцах, чьи прикосновенья

Умерят жар чела и в тишине

Сведут на нет все скорби, все сомненья,

Покуда не созреют сновиденья

Весенние из слов любви во мне.

ПАМЯТНИК КАРЛУ ЛИБКНЕХТУ

Перевод А. Эфроса

Один,

Как никто никогда

Не был один в мировой этой буре, —

Один поднял он голову

Над семьюдесятью миллионами черепов,

обтянутых касками.

И крикнул

Один,

Видя, как мрак застилает вселенную,

Крикнул семи небесам Европы

С их оглохшим, с их умершим богом,

Крикнул великое, красное слово:

«Нет!»

ДИРИЖЕР

Перевод С. Ошерова

Густаву Малеру

Театр похож на золоченый улей:

Ячейки сот полны людьми,

И все жужжит, как раздраженный рой;

Потоки света заливают зал,

Народ теснится, ожиданья полон,

И мысли всех стремятся неотступно

Туда, к темнеющей стене: за нею

Сокрыты сны.

Внизу кипит котел;

Опаснейшая магия созвучий

В нем бродит; сотни разных голосов

Клокочут бурно, пенятся, бушуют;

Порой они мелодии обрывок

Выплескивают. Хрупкий, он дрожит

В пространстве зала и, как бы сломавшись,

Ныряет вновь в пучину голосов.

И вдруг – звонок. Свет гаснет, и кольцо

Пространства размыкается в безбрежность.

Нисходит ночь. Все музыкою стало.

(Она, в родной безбрежности блуждая,

Стыдливо прячет свой бесплотный лик

От жадных взглядов и от рук простертых —

От века сестры музыка и тьма.)

И голоса, которые недавно

Теснились робко на пространстве узком,

Взлетали в одиночку, боязливо,

Теперь слились и, пенясь с новой силой,

Потоком льются через край из бездны:

Они, как море, что порою бьет,

Как кулаками, волнами о берег,

Порой его ласкает, как дитя,

И вечно рвется к звездам, ввысь.

Теперь оно взметает брызги звуков

И плещет ими нам на сердце. Но

Все медлит сердце: ибо кто же, кто

Опасным и неведомым страстям

Отдастся без боязни? Все же море

Нас увлекает силою слепой,

И в нем мы превращаемся в поток

Бесплотный, закипающий волной

Блаженного восторга; но она

Разбилась белой пеной, и на нас

Нахлынула внезапною печалью

И погрузила в изумрудный сумрак.

Еще недавно разобщали нас

Судьба, случайность, тайные влеченья, —

Теперь мы все слились в единый вал

Трепещущего наслажденья. Мы

Забыли о себе: нас всех уносит

В своих волнах прилив бурлящих чувств.

Без воли, без дыханья, без сознанья

Сквозь нашу жизнь несемся мы, и нас

Захлестывают волны звуков.

Там

Высоко, над волнами, на крылах,

Подобный черной чайке, вьется кто-то,

Парит над бурей, мчит над возмущенной,

Живою, безымянною стихией

И бьется с ней. Ныряет вниз, как будто

Хватает жемчуга со дна, потом

Над дико хлещущим водоворотом,

Над музыкой взмывает, как дельфин.

Когда нас всех поток влечет бессильно,

Лишь он один – сам ветер и волна —

Вступает в бой с разнузданной стихией.

Он ею укрощен, и все же звуки

Ему подвластны. Палочка в руке —

Не та ль, которой некогда Просперо

Наслал на острова свирепый шквал?

И кажется, магнит в руке могучий

Вспять повернул расплавленную медь

Звучаний. Вал, в котором мы тонули,

Бежит к нему. В его горячем сердце

Смятенный хаос обретает ритм,

Мелодией становится стихия.

Но кто волшебник тот? Одним движеньем

Разверз он сумрак занавеса плотный.

Завеса исчезает, прошуршав;

За ней встают виденья: небо, звезды,

Дыханье ветра и людей подобья.

Нет, нет, то люди! Ибо вот теперь

Он поднял руку, подал знак кому-то —

И у того тотчас полился голос

Из раны на растерзанной груди.

За ним – второй. Страданием и страстью

Полны они. И все – как он велит.

Глядите: звезды гаснут, облака

Зажглись огнями нового рассвета,

Восходит солнце, с ним встают виденья.

Все окропляет музыкою он,

Которую в невидимом потоке

Зачерпывает полными горстями.

Ночь стала днем.

Откуда у него

Такая власть, чтоб звуки покорить,

Людей заставить лить напев, как кровь,

Повергнуть нас, дыханье затаивших,

В тревожный сон и сладким ядом звуков

Нас одурманить? Чтобы ощущал я,

Как взмах его руки в моей груди

Какие-то натянутые струны

Вдруг разрывает?

О, куда, куда

Влечет он нас?

На тихих лодках сна

Скользим мы по невиданным протокам

Все дальше в мрак. Сирены золотые

Склоняются у нас над головами,

Но правит дальше он, зажав в руке

Надежное кормило. И скользим мы,

Скользим к лесистым островам безбурным...

Как долго? Час прошел, иль день, иль год?

Кто знает?

Плотный занавес упал,

И лодка стала. Словно от испуга,

Проснулись мы. Нас принял мир реальный.

Но где же тот, кто нас держал в руках,

Стоявший неподвижною звездой

Над бурно возмущенными волнами?

Неужто тот поток, которым он

Повелевал, унес его во мрак?

О нет! Мелькнула тень, и быстрый взгляд

Успел ее поймать.

Уже вокруг

Вскипает шум взволнованный. Толпа

Разбилась вдруг на тысячу осколков,

Отдельных лиц, рассыпалась словами.

Восторг растет. Везде зажглись огни.

На берег вышли мы, и грезы скрылись.