Текст книги "Волошский укроп"

Автор книги: Стасс Бабицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)

XVI

Особняк из красного кирпича выплывал в Подкопаевский переулок, словно корабль, ломая ровную линию заборов. Виделся в этом горделивый вызов, нарушение привычных устоев. Дом будто бы презрительно усмехался в лицо любому незваному гостю.

«Идеальное место для тайного убежища. Все равно, что прятать письмо на самом виду, где никто не догадается искать», – размышлял Мармеладов, подходя к внушительной дубовой двери во двор, окованной железом по краям.

Палаты давно уже не имели никакого отношения к Шуйским. Некоторое время назад их выкупил князь Болконский, затеял капитальную перестройку, да вскоре разорился. По этой причине два первых этажа были разобраны и ободраны до самых кирпичей, флигель стоял заколоченный, а подвалы затопило еще в прошлом году. Только в третьем этаже, под самой крышей, светилось одинокое окно.

Стало быть, там все и закончится.

Сыщик решительно потянул дверь и вошел во двор, заваленный битым кирпичом, кривыми рассохшимися досками и другим мусором. В третий этаж вела отдельная лестница, по которой Мармеладов поднялся, не скрывая своего присутствия. Постучал в хлипкую дверь набалдашником трости.

Послышалось шарканье ног, негромкое покашливание. Дверь открылась. Старый шпион вгрызся глазами в сыщика.

– А вот и вы, долгожданный мой! – турок говорил с едва уловимым акцентом, растягивая гласные. – Входите, входите.

Он попятился, пропуская сыщика в большую комнату. Тот огляделся, предполагая увидеть Платона Ершова. Связанного. Задушенного. Отравленного. Пьющего чай в обнимку с басурманином – если уж все кардинально ошибались на счет адъютанта. Однако случилось то, чего Мармеладов совсем не ожидал.

Комната была пуста.

– Вот как… Стало быть, на этот раз я успел первым, – пробормотал он.

Мехмет-бей зажег еще несколько свечей, чтобы стало светлее. Сел прямо на пол, где среди узорчатых подушек стоял низкий столик. Жестом пригласил гостя присаживаться напротив.

– Не все же вам опаздывать, – усмехнулся в бороду шпион. – Хотя признаюсь, я ждал вас раньше. Но вы, судя по ароматам и мокрым штанам, были заняты поисками моего веночка. И как все закончилось? Опять не спасли?

Мармеладов прекрасно понимал, что турок нарочно обставил декорации для финальной сцены так, чтобы посетитель испытывал сплошные неудобства: либо ему придется сесть слишком низко, в непривычную позу, либо остаться на ногах, наклоняясь вперед, чтобы лучше слышать тихий голос Чылгын кюрта, и выглядеть при этом как слуга перед султаном. Сыщик выбрал третий вариант – шагнул к шкапу из полированного дерева, что стоял в дальнем углу и привалился к нему плечом, в позе скучающего денди. И тут же скрипнул зубами от досады. Шпион предусмотрел и этот случай – теперь оба подсвечника оказались за спиной у Мехмет-бея, отчего лицо его скрыла тень, тогда как Мармеладов оказался против света и принужден был щурить глаза. Да, переиграть столь расчетливого соперника будет сложно. Для начала хорошо бы вывести его из равновесия.

– Отчего же, туда мы прибыли как раз к сроку. Не дали вашему веночку утонуть в Неглинке, – сказал сыщик, стараясь не показывать своей ярости.

– Чудесная весть! – турок и впрямь казался вполне довольным. – Значит, ждать мне счастья в этом году.

– Да какого же рожна… Простите… Какого же счастья вам еще надобно? – сыщик вспомнил свой же собственный вывод о том, насколько сильно шпион презирает всех преследователей. Нужно разыграть раздражение, тупость и все прочие признаки слабости. А как только старик начнет злорадствовать, ослабит бдительность – нанести неожиданный удар. – Вы так ловко похитили дочку самого обер-прокурора, вы разыграли спектакль с подставными марионетками, а потом устранили свидетелей, одного за другим… Я до сих пор не могу уразуметь, как это удалось…

– Что же именно вам непонятно? – превосходство в голосе Чылгын кюрта не только звучало, но и светилось, как начищенные литавры полкового оркестра.

– Да вот, хотя бы такой момент… Откуда вы узнали, что г-н Арапов отправит детей кататься на конке, а сам с ними не поедет? – чувствуя, что турок заглатывает наживку, уточнил сыщик. – Признайтесь, вы подкупили кого-то из прислуги? Или заметили девочку в одиночестве и импровизировали на ходу?

– Нет, оставлять что-либо на волю случая не в моих правилах, – турок закурил папиросу в длинном мундштуке. По комнате поплыл душистый дымок, от которого у сыщика защекотало в носу и горле. – За г-ном Араповым я следил довольно давно. Обер-полицмейстер не особенно любит появляться в храме, даже по большим праздникам. Да и с супругой они живут не в ладу. Поэтому та, как правило, уезжает экипажем на всенощную или к ранней заутрене, а детей позже отправляют конкой. Так было на Масленицу, на Вербное, на Пасху… Отчего же не повториться тому же и на Троицу? Вам лучше других должно быть известно, что люди не меняют привычек, напротив, очень дорожат ими, чаще всего, даже не осознавая этого.

Сыщик кивнул и тут же почувствовал, как сильно он устал за этот день. Голова потяжелела, клонилась на грудь, и поднял ее Мармеладов уже с трудом. Он встряхнулся.

– Признаю, тут вы всех переиграли. Но как вам удалось точно рассчитать время отравлений? Ведь вы всегда появлялись на месте раньше нас и незаметно убивали опасных свидетелей. Тех, кто смог бы указать на вас пальцем при опознании.

– О, вы и здесь не догадались? – в литаврах добавилось меди, а где-то поблизости загудела язвительная дудка. – Это же так просто. Помните сказку про пастуха, который выгонял на пастбище каждую овцу по-отдельности, и большинство всегда оставались голодными?

– Боюсь, мы в детстве разные сказки слушали, – притворно вздохнул Мармеладов и тут же закашлялся от душистого дыма.

– Не трудно угадать в чем мораль сказки. Пастух стал выгонять сразу всех овец на лужайку, и стали они сытыми и довольными, – шпион выразительно посмотрел на Мармеладова. – Вот и я приучил своих подопечных принимать лекарство в одно и то же время: в три часа пополудни. А в Троицу подсунул им яд, который они тоже выпили одновременно. Так что с кого вы ни начали объезд, а живых застать не удалось бы.

– Стало быть, и в ваших замыслах бывают слабые места! – Мармеладов увидел брешь в ироничной невозмутимости собеседника, туда и нанес удар. – Доктор Быковский в тот день уехал на срочный вызов, потому и не выпил яд вовремя. И перед смертью успел сообщить ваше имя.

Глаза шпиона сверкнули злобой, однако он по-прежнему спокойно курил и говорил безоблачным тоном.

– Вы снова ошибаетесь. Тот срочный вызов Быковскому отправил именно я. Разумеется, по фальшивому адресу, где он прождал битый час, да только потерял время, – Мехмет-бей выпустил новую струйку дыма. – Было крайне важно все устроить таким образом, чтобы имя мое вы узнали от умирающего доктора и пришли ко мне рынок.

Мармеладов был обескуражен таким поворотом, но удержал эмоции и не дал им отразиться на лице. Также он скрывал и внезапно нахлынувшую усталость.

– Все это время вы играли с нами. Ловко играли, – сыщик прикрыл ладонью рот, чтобы скрыть зевоту. – Но с какой целью? Вы выяснили про тайную встречу с австрийским посланником. Сообщили по своей шпионской цепочке, весть обязательно дойдет до Константинополя и это уже изрядно спутает карты наших дипломатов. Так чего же вам еще надобно?

Круг замкнулся, беседа вернулась к главному вопросу. И опять, как в первый раз, Мехмет-бей не спешил отвечать, он лишь молча курил.

– Размышления приводят только к одному выводу, – продолжал меж тем Мармеладов, как всегда разговаривая не столько с собеседником, но больше с самим собой. – И вывод этот печален: вы хотите убить австрияка.

– Видите, это нетрудно понять, если хорошо подумать, – турок оскалился в некоем подобии улыбки и снова затянулся папиросой. – Просто раструбить всей Европе о тайной встрече, ну посудите сами, разве это даст результат?! Подумаешь. Дипломаты любых двух стран всегда сговариваются о чем-либо за спиной третьей. В этом и заключается смысл современной политики…

Турок опять выпустил дым, почти докурив свою душистую самокрутку. Поднял левую руку, призывая сыщика быть внимательнее к следующим словам.

– Но убийство в Москве графа Андраши, друга детства австрийского императора и его главного доверителя, – о, вот это наделает шума! Представьте, как сию историю воспримет Франц-Иосиф, когда ему расскажут в красках, как русские заманили и коварно зарезали… Или застрелили, не существенно. Вот тогда вы не сможете даже заикнуться о том, чтобы вмешаться в конфликт на Балканах!

– И вы продолжите свои зверства в Болгарии, в Сербии, в Греции. Опять прольется кровь невинных…

– Вам-то что за дело? – разъярился турок, впервые повышая голос. – Кровь невинных! Будто в Российской империи ее не проливают. Я не знаю другого государства, где власть так люто ненавидит собственный народ. Неужто не замечаете? Вас давят, как клопов. Ежедневно. Ежечасно! Голод, нищета, беззаконие, лихоимство. Поверьте, я всякого насмотрелся. Жить в России – вот самое страшное наказание, которое только можно придумать. В вашей проклятой стране счастливыми могут быть лишь дураки и мерзавцы. Остальным здесь неуютно. Умные люди это понимают, потому и уезжают в Париж, в Лондон, в Женеву. Вы тоже могли бы сделать правильный выбор. Ручаюсь, у нас в Константинополе столь умного и проницательного господина оценят по достоинству. Султан осыплет вас золотом!

– У вашего золота кровавый оттенок, – Мармеладов уже с трудом держался на ногах, комната плыла перед глазами. – Но я все равно не понимаю одного момента. Даже если вам удастся завтра проникнуть на тайную встречу и убить графа, ведь и Франц-Иосиф, и вся Европа узнают, что это сделал османский шпион. Или допускаете мысль, что вас не схватят?

Турок искренне удивился:

– Да кто же вам сказал, что я пойду туда сам?!

Он грациозно поднялся с подушек, расшитых золотыми нитками, взял в правую руку один из подсвечников.

– Разве для того я заманивал вас сюда? – дружелюбности в голосе Чылгын кюрта не убавилось, но слова он стал произносить несколько по-другому, растягивая их на гласных звуках. – Нет, именно вы станете моим новым тайным оружием. Всегда нужно готовить запасной вариант, на случай если основной план даст осечку. Сейчас вы даже не догадываетесь, о чем я говорю, но завтра в полдень все поймете. Все станет предельно ясно. А теперь, будьте любезны, взгляните сюда…

Полумесяц, который висел на кожаном ремешке у левого запястья турка вдруг пришел в движение. Шпион вращал его то влево, то вправо и вот уже, отражая огни пяти свечей, золотой полукруг слился в сияющий шар, от которого невозможно было отвести глаз.

Мармеладов отвернулся, проклиная себя за беспечность. Мысленно запел французскую песенку, переполненную ругательствами. Не поздно ли спохватился? Вот уже веки тяжелеют…

Сыщик только теперь понял, что в папиросу было подмешано какое-то хитрое зелье и, надышавшись дымом, он вот-вот уснет и окажется в полной власти гипнотизера. Нельзя, ни в коем случае нельзя смотреть на вращение золотой безделушки. Именно в ней вся сила Мехмет-бея, увидит человек блеск и все, теряет волю.

Но как же победить соперника, если смотреть на него нельзя? Было что-то такое в недавней книге, которую присылали для рецензии. Там злодейка со змеями вместо волос, обращала всех в камень одним только взглядом. Герой же победил ее, глядя в зеркало. Тогда история показалась глупой, критик разнес книгу в пух и прах. Теперь же он оглядывался по сторонам в поисках зеркала. Но его, как назло, не было в комнате.

Надо спешить! Низкий бормочущий голос, смешавшись с дымом в голове, уже оказывал гипнотическое влияние: Мармеладов чувствовал, как голова становится свинцовой… Бороться! Нельзя, чтобы Чылгын кюрт победил.

Сыщик перешел уже на родные, русские матюги, которые не просто крутил в голове, а выкрикивал в полный голос. Это позволяло оставаться на плаву и не тонуть в гипнотическом облаке. Вот он поймал краем глаза силуэт турка, мелькнувший в полированной дверце шкапа. Тот уже подошел к своей жертве и замахнулся тяжелым подсвечником. Другой рукой он по-прежнему крутил сверкающую сферу…

Не смотреть! Мармеладов понял, что остались лишь считанные мгновения, а дальше его свалит с ног либо гипноз, либо бронзовый канделябр. Повернул набалдашник трости вправо, до щелчка, выхватил клинок и пронзил размытую фигуру за своим плечом.

XVII

Митя разглядывал клинок, наполовину выдвинутый из трости. Отметил четырехгранное сечение – таким удобнее колоть, а не рубить, – проверил заточку. Одобрительно хмыкнул.

– Прекрасный подарок тебе Порох преподнес. И смысл философский в него вложен, и для дела пригодился. Как ни крути, а сувенир полковника тебе жизнь спас!

Мармеладов разглядывал бокал с французским вином, переливающимся глубоким сочным рубином в солнечных лучах.

– Верно говоришь. Благодаря этой шпаге я могу жить дальше и упиваться триумфом. В буквальном смысле, – он сделал глоток и замолчал, наслаждаясь мгновением. – Отличное вино выбрал Алеша, легкая у него рука… Верно он и другое подметил: подарок Пороха не простой, а со значением. Полковник хотел испытать меня на прочность. Представь, раскаявшемуся убийце страж закона подарил оружие, которое всегда будет под рукой. La magnifique provocation[3]3
  Чудесная провокация (франц.)


[Закрыть], разве нет? Это проверка, Митя. А вдруг бы меня потянуло к прежним идеям.

– У нас всегда так – доверяй, но проверяй. Хорошо, что ты басурманина не убил. Прав был, выходит, Алеша насчет покаяния и прощения…

Вчерашний вечер расставил все по местам. Когда Митя с братом ворвались в палаты Шуйских, а по лестнице вслед за ними топотали два десятка жандармов и полицейских, поднятых по тревоге, они обнаружили сыщика крепко спящим, прямо на полу, среди шелковых подушек. А подле шкапа барахтался в луже крови турецкий шпион – левое плечо пробито шпагой, потерял много крови, но жить будет. До приговора суда уж точно дотянет.

– Если честно, я метил в сердце, – признался Мармеладов. – Просто одурел слегка от дыма и гипноза, да и отражение было размытым, вот и промахнулся… Не готов я пока прощать врагов своих. Стало быть, и сам прощения не достоин.

– А, успеется еще, – почтмейстер разлил остатки вина по бокалам.

Уснувшего от дымного зелья сыщика перевезли домой, на Пречистенку. Митя остался ночевать тут же, разместившись прямо на подоконнике – надо сказать, не без комфорта, поскольку успел захватить из логова турка две подушечки. Его брат прикорнул за письменным столом.

– Алеша ушел еще до рассвета. Поезд боялся упустить. Он ведь только на праздничную службу в Москву приезжал, а теперь обратно, в монастырь. Не стал тебя будить, но велел передать на прощание: только вера спасает. В Господа, в ближнего и в самого себя. Человеку, чья вера крепка, не нужны костыли и подпорки в виде философии или логики. Велел передать эти слова, а ты уж правильно поймешь.

– Пойму, друг мой. Рано или поздно…

Мармеладов поднес к губам бокал, да так и замер. Бросил быстрый взгляд на часы. Вскочил, озираясь в поисках сюртука.

– Поспешим, Митя! Сорок минут до полудня, нам надо успеть.

Почтмейстер встал, недовольно поморщился, наступив на больную ногу.

– Да куда успеть-то? Стой, стой, оглашенный! Объясни толком.

Мармеладов вихрем налетел на приятеля и увлек за собой к выходу.

– В министерство! К Игнатьеву. Пока Чылгын кюрт не убил австрияка.

– Постой-ка… Ты ничего не перепутал? – Митя задержал приятеля на крыльце, тревожно вглядываясь в его глаза, словно подозревая помутнение рассудка. – Турок сидит под замком. Шпионские игры закончились.

– Напротив, игра продолжается. И следующий ход – мой.

Сыщик зычным свистом привлек внимание извозчика, вяло плетущегося по другой стороне улицы. Тот мигом развернул коляску и достал из-за пояса кнут, предвкушая лихую гонку.

– Гони в Хохловский, – крикнул Мармеладов, запрыгивая в экипаж. – Гони, будто за тобой бешеный волк гонится!

Митя только успел вскарабкаться в коляску, как кони понесли.

– Я ведь только сейчас окончательно понял, – объяснял по дороге сыщик, – в чем состоял дьявольский план Мехмет-бея. Он все предусмотрел, все просчитал. То, что мы считали ошибками похитителя, на деле было ступеньками, по которым турок нас водил…

– За нос, – мрачно пошутил Митя.

– Именно, что за нос! Он нарочно послал не простое письмо, а с запахом фенхеля, чтобы мы догадались о торговле пряностями. От семян или травы такой стойкий запах получить невозможно, хоть год они там пролежат. Турок капнул укропного масла – потому и бумага сильно пожелтела. Далее, загипнотизировал свидетелей, чтобы они на все лады долдонили приметы Дубровского и таким образом заставил нас заглянуть в томик Пушкина.

– Зачем? – удивился Митя.

– Чтобы впоследствии нам проще было разгадать шифр телеграммы! – уверенно кивнул сыщик. – Разве непонятно? Он хотел, чтоб мы ее прочли, сам нас подталкивал к нужным озарениям. Потому и привел филера к почте. Такой опытный тайный агент, как Мехмет-бей, мог избавиться от слежки в пять минут. Знает хитрые приемчики, наверняка знает. Известны ему также и самые зубодробительные шифры, которые мы бы и за месяц не раскрыли. А вместо этого он в телеграмме загадал простенькие шарады, словно гимназист на семейном празднике! Нет, турок хотел дать понять, что он знает про встречу с австрияком и что готов убить девочку, а главное – подсказал адрес, где его искать.

Извозчик заорал на зазевавшегося водовоза, который перегородил узкий переулок своей бочкой. Тот начал подавать в сторону, но колесо застряло в канаве, а бочка угрожающе накренилась: ни проехать, ни пройти.

– Э-э-эх, башка мякинная! – сплюнул в сердцах извозчик и набросился на водовоза, – Да чтоб тебе почечуй встрял!

Мужик что-то пролаял в ответ.

Мармеладов выпрыгнул из коляски.

– Это у них надолго! Ничего, пешком в три минуты доберемся. Или в пять, – добавил он, глядя как хромает и морщится почтмейстер.

– По твоему рассказу выходит, что Мехмет-бей прямо-таки напрашивался, чтобы его поймали, – вернул нить беседы Митя, чтобы хоть немного отвлечься от боли. – Но ведь это глупость несусветная! Ведь арестованный шпион не смог бы выполнить свой злодейский замысел.

– Вот! Любой бы так подумал и ничего не заподозрил, – сыщик взял приятеля под локоть и настойчиво заставлял ускорить шаг, не обращая внимания на оханье. – Но план турка как раз в том и состоял, чтобы мы возгордились от собственной прозорливости, потеряли бдительность и отправились ловить его по нужному адресу. Туда, где у турка хранится запас папирос с усыпляющим зельем, а все окна плотно закрыты. Стало быть, любой непрошеный гость в этом доме уже через пару минут окажется во власти гипнотического дара Мехмет-бея.

– Неужто гипноз такая сильная штука? – недоверчиво проговорил Митя, уже задыхаясь от быстрой ходьбы.

– В умелых руках – сильнейшая. Настолько, что заставила пятерых совершенно разных людей собраться в определенное время в вагоне, а после рассказать полиции одну и ту же историю. Готов спорить, они не осознавали того, что находятся под влиянием гипноза. Просто проснулись и почувствовали неодолимое желание ехать к Трубной площади, причем именно конкой. А когда описывали приметы похитителя, перед их мысленным взором стоял тот самый высокий блондин, понимаешь? Все эти люди – доктор, вдова, горничная, – были уверены, что видели его, хотя то был лишь морок, наведенный Чылгын кюртом.

Они свернули в переулок, уже показался знакомый особняк, можно было разглядеть голубые мундиры жандармов, замерших у парадного подъезда.

– Но чем басурманин хотел заморочить тебя, братец?

– Он прямо сказал об этом, видимо понадеявшись, что потом сотрет эти слова из моей памяти. Мехмет-бей рассчитывал, что заставит меня ровно в полдень убить австрийского посланника. А это поставит крест на любых дальнейших переговорах между нашими державами. Сейчас без семи минут двенадцать, стало быть, мы еще успеем остановить убийцу.

– Это которого? – переспросил Митя, хотя уже догадался, каким будет ответ сыщика.

– Платона, разумеется, – кивнул на ходу Мармеладов. – Турок сказал, что превратит меня в запасное оружие, на тот случай, если основное даст осечку. А кто прежде меня побывал в тот день в логове Бешеного волка? Только наш неугомонный кавалергард. Я вчера сначала удивился, что не встретил Платона в доме турецкого шпиона. Но потом решил, что он просто заехал переодеться. Тщеславному юнцу не хотелось выглядеть смешным. Сам посуди, арестует он турка, приведет к начальству – герой героем, а штаны чаем облиты. Это вполне логичное объяснение меня устроило. А когда ты передал слова Алеши, тут-то я и догадался. Почему турок выдвинул требование, чтобы полиция в этом деле не участвовала? Потому что когда взвод городовых нагрянет, попробуй всех разом загипнотизируй. Не выйдет ничего! И этот хитрец заранее рассчитал, когда обер-полицмейстер отзовет своих подчиненных, к делу привлекут частного сыщика, не терпящего вокруг себя орды помощников. Или среди сотрудников министерства найдется тот, кто ради ордена и продвижения по службе, пойдет ловить шпиона в одиночку. А на одного или даже двоих навести иллюзию гораздо проще, чем на толпу.

Сыщик остановился у ворот, чтобы перевести дыхание.

– Но почему ты решил, что встреча проходит именно здесь? Г-н Игнатьев вчера намекал на некое тайное место, которое выбрал обер-полицмейстер…

– Турок потому и встретился с ним на Кузнецком мосту, на виду у всех. Показал, что ради дочери г-н Арапов готов на все, даже на предательство. Мехмет-бей просчитал, что встречу с австрияком отменять не станут, но будут вынуждены перенести из места предложенного главой московской полиции в другое, проверенное, с надежной охраной. Куда чужак не проскользнет. А за столь короткий срок подобных мест можно отыскать всего два: либо имение князя Горчакова, – но при тамошнем числе слуг и домочадцев встреча тут же перестанет быть тайной, – либо особняк в Хохловском переулке.

Прежде, чем войти в здание министерства иностранных дел, почтмейстер задал еще один вопрос:

– А как можно вывести человека из гипнотического тумана?

– В парижской школе применяли три способа: хлопок в ладоши, резкий свист или звук колокольчика, – пояснил Мармеладов. – Так что будем импровизировать.

Жандармы у входа ожидаемо затянули: не положено! Однако на громкие голоса выглянул давешний господин с красным носом, сидящий в холле, – то ли секретарь, то ли письмоводитель, да важно ли это сейчас? – он узнал визитеров и велел пропустить.

– Что у вас за дело, господа?

– Проводите нас к Николаю Павловичу, – потребовал Мармеладов. – Безотлагательно!

– Никак не можно-с, – развел руками красноносый.

– Дело жизни и смерти, – напирал Митя.

– Нет, извольте ждать. Сейчас даже доложить о вас не можно-с!

– Послушайте, нам известно о тайной встрече с австрийским графом, – начал увещевать сыщик, – и о том, что она проходит прямо сейчас, в этом здании.

– И незачем тут турусы разводить! – рявкнул почтмейстер.

– У нас всего минута, чтобы предотвратить большую беду, и если князь Горчаков узнает, что можно было остановить трагедию, но вы нас задержали…

Растерявшийся чиновник закивал головой, как китайский болванчик, и повел их в большую обеденную залу на первом этаже. Когда они переступили порог, стенные часы пробили полдень.

Присутствующие дипломаты постарались скрыть свои эмоции, – в конце концов, это был момент профессиональной гордости, – но неудачно. Граф Андраши, удивившись вторжению посторонних, изобразил губами чмокающий звук. Игнатьев, которого прервали на полуслове, вращал глазами от возмущения. Лишь светлейший князь, – высокий седовласый старик, сидевший во главе стола, – смотрел на сыщика с живейшим интересом, ожидая продолжения.

Платон Ершов, адъютант по особым поручениям, стоял у дальней стены, вытянувшись во фрунт. В ожидании этих самых поручений, если они вдруг последуют. Юноша имел вид отрешенный, как и кадушка с засыхающей пальмой, находившаяся в том же углу. К тому же он не понимал ни слова из застольной беседы, поскольку для пущей секретности решено было не приглашать переводчика и все говорили по-немецки. Но одновременно с двенадцатым ударом часов, произошла решительная перемена: кавалергард четким шагом направился к столу, доставая из рукава тонкий кинжал. Глаза прикованы к австрийскому посланнику, губы кривятся от ненависти – какие уж тут сомнения…

Мармеладов хлопнул в ладоши. Никакого эффекта. Он повторил хлопок – без результата. А Ершов меж тем, преодолел уже половину расстояния. Тогда сыщик свистнул, резко и хлестко, с бандитским вывертом – на звук сразу затопали охранники за дверью, побежали, предчувствуя недоброе. Игнатьев, багровеющий от негодования, зарычал:

– Эт-то что за балаган?

Он переводил взгляд с Ершова на Мармеладова, непонятно, чье поведение возмутило посланника больше.

Платон встряхнул головой, но вырваться из навязанного морока не сумел. Сверкая глазами, он прокричал: «Мехмет-бей» и замахнулся на австрияка. Но тут слева от него как из-под земли вырос Митя и от души приложил адъютанта кулаком в ухо. Тот рухнул навзничь, переворачивая кресла.

– Прости, братец, колокольчика я не нашел.

И пусть теперь, кроме правой ноги у него болела и правая рука, но на лице блуждала довольная улыбка.

– Как все это понимать? – спросил князь Горчаков, оставаясь столь же спокойным, невозмутимым и самую малость насмешливым, как на портрете художника Богацкого.

– Erlauben Sie mir, Ihnen alles zu erklären, sehr geehrte Herren![4]4
  Позвольте, я все вам объясню, господа! (немец.)


[Закрыть]

Мармеладов пересказал историю поимки турецкого шпиона на языке, понятном всем трем дипломатам. Митя заскучал уже к концу второго предложения, потому помог прибежавшим охранникам вывести из залы стонущего кавалергарда и определить в подвальную камеру, до дальнейшего разбирательства. Сам же вышел в министерский двор и заковылял к скамейке у цветочной клумбы.

Когда Мармеладов вышел из особняка, почтмейстер смотрел на проплывающие облака. Сыщик присел рядом с приятелем, забросив ногу на ногу.

– После того, как были принесены извинения и пересказана наша коллизия, граф не имеет претензий к принимающей стороне, – сыщик говорил, передразнивая манеру общения дипломатов. – Напротив, г-н Андраши имеет огромные претензии к Османской империи, и обещал поделиться возмущением со своим другом Ференц-Йошкой. Так он называет императора на мадьярский манер. Знаешь почему?

Почтмейстер не ответил, но сделал неопределенный жест рукой.

– Граф происходит из старинного венгерского рода, – разъяснил Мармеладов. – А стало быть, никакого касательства к австрийским пирожным и корице не имеет. Так что с формальной точки зрения, Мехмет-бею надо было загадывать его, – ну не знаю, – паприкой, что ли…

Митя вздохнул.

– Значит, будет война? – бесцветным тоном спросил он.

– Да. Примерно через год, – так же тускло ответил сыщик. – Когда утрясут все формальности.

– И ради чего мы старались? Рисковали жизнями? Чтобы тысячи людей получили возможность стрелять и резать друг друга?

– Посмотри на это с другой стороны… Появился шанс спасти тысячи христианских душ и прогнать османцев с Балкан. Объединить все славянские народы в большую братскую семью, как мечтает г-н Игнатьев.

Митя снова вздохнул, но уже не так тяжко.

– А сообщник турка? Белый медведь из Петербурга. Поймают его, как думаешь?

– Мне это уже не интересно.

Мармеладов нагнулся к клумбе и сорвал цветок. Потом еще один. Повертел в руках, переплетая стебельки.

– Ершова, конечно же, простят? – предположил Митя.

– Скорее всего. Отправят служить при посольстве в Дании или Швеции, чтобы немного охладил свой пыл. Он ведь жертва шпионских козней. Турок внушил ему, что граф Андраши – враг. Платон смотрел на мадьяра, а видел Мехмет-бея. Его и хотел убить, ради безопасности Российской империи. Поэтому, не исключено, что юношу даже наградят. Когда-нибудь после.

– А г-н Арапов?

– Тоже легко отделался. Сегодня утром написал ходатайство об отставке по состоянию здоровья. Поедет с семьей в Италию, у него там вилла… Черт побери! Ничего не получается. Митя, а ты еще помнишь, как плести венки? Мне в детстве сестрица показывала, да совсем вылетело из головы.

Мармеладов вновь нагнулся над клумбой и стал обрывать все цветы без разбору.

– Ты что же, решил Анастасию проведать? – лицо почтмейстера озарила детская улыбка, которая так роднила его с братом. – Беспокоишься. Значит, не все еще пропало. Прав был, выходит, Алеша.

Мармеладов выпрямил спину.

– Разумеется, беспокоюсь. У нее же остался мой сюртук, – добавил он с показной сухостью. – Надеюсь, его уже успели почистить.