Текст книги "Перестать быть панком или умереть"

Автор книги: Стас Битлер

Новое время колокольчиков

 
…Как бежал за солнышком слепой Ивашка,
Как садился ангел на плечо,
Как рвалась и плавилась последняя рубашка,
Как и что обрел, обнял летящий Башлачев.
 

И. Ф. Летов

– Простите! Сейчас я гитарку закину…

– Угу… – Александру Ивановичу сразу не понравился его новоиспеченный сосед по купе: куртка какая-то засаленная, ботинки на толстенной подошве, на голове черт-те что – стрижка как у индейца. Но настроение было хорошее, поэтому он не стал мешать незнакомцу обустраиваться на новом месте и с равнодушным видом уставился в окно вагонного коридора.

– Спасибо большое, я за чаем. Вам взять? – улыбаясь и заглядывая в лицо какими-то по-детски наивными огромными голубыми глазищами, спросил парень у Александра Ивановича.

– Нет-нет. Не беспокойтесь, молодой человек, – пытаясь скрыть раздражение, ответил мужчина и вошел в купе.

С приходом нового пассажира привычный мир, к которому привык Зимин, был нарушен: на вешалке висела кожаная куртка с неимоверным количеством молний и буквально испещренная всякими нашивками, из-под полки напротив выглядывали грубые ботинки с высоким берцем, а с багажной полки свешивался угрожающе большой черный кейс. Видимо, в нем скрывалась та самая «гитарка», как назвал ее нежданный гость.

Александр Иванович открыл газету и, увидев, что кроссворды уже полностью разгаданы, решил взять следующую. Откинув полку, он так и обомлел: саквояж был расстегнут, а внутри него царил беспорядок! Зимин провел ревизию и обнаружил, что отсутствует портмоне. Сердце его учащенно забилось, и он стал хлопать себя по карманам: паспорта, дорожные чеки, кредитки, мобильник были на месте. В боковом кармане пиджака нашелся и ключ от мурманской квартиры, который, в общем-то, был ему уже не нужен, но он зачем-то оставил его, вместо того чтобы отдать маклеру.

Остальное было в портмоне: пара сотен евро мелочью, рубли – не больше десятки и льготное пенсионное удостоверение.

В купе вернулся сосед и, улыбаясь, поставил на стол два стакана чая и пластиковую тарелку с бутербродами.

– Вот, в ресторане раздобыл. У них там больше никакой другой еды нету.

Зимин злобно оглядел попутчика, поправил очки и строго сказал:

– Молодой человек! Мне скоро пятьдесят лет. Я прожил непростую жизнь: я знавал и радости и лишения, встречал разных людей, наблюдал за их поступками, но с такой неслыханной наглостью я еще не сталкивался!

– Я не понимаю вас… Что случилось?

– Где портмоне?!

– К-какое п-портмоне? – от волнения парень стал заикаться.

– Какое? Отдай по-хорошему или будем в другом месте разговаривать!

– Да не брал я ничего! Нате, ищите! – попутчик начал вываливать на столик содержимое карманов – И вообще, если хотите, можете милицию или там полицию какую-нибудь вызывать. Они вон сидят в ресторане, чаи гоняют…

Неожиданно в приоткрытую дверь заглянуло строгое усатое лицо:

– Что значит «чаи гоняют»? Они что – не люди, что ли? Законный перерыв на обед. Мы всегда после Петрозаводска обедаем. А что у вас тут стряслось?

– Да вот, понимаете, офицер… Я как раз из ресторана в купе возвращался, а тут этот… гражданин… Я вещи проверил, а портмоне нет…

Усатый втиснулся в купе, и оно сразу стало каким-то крошечным. Он строго осмотрел подозреваемого и широко улыбнулся:

– Леха, здорово! С концерта?

Парень кивнул.

– Чего один? Сольник?

– Угу…

– Ну что, докатился? Уже мелочь начал тырить по карманам? – усатый громогласно хохотнул, и продолжил, обращаясь к Зимину: – Не, гражданин хороший. Я ентого пассажирика знаю. Частенько катается. Не думаю, что это он, но порядок есть порядок. Если вы настаиваете…

– Да не я это, Максим Игнатьевич! Это, наверное, эти, которые с ним ехали: я как раз к купе подхожу, а они аж чуть с ног меня не сбили – на выход ломанулись. Один еще, который с фиксой золотой, сказал мне: «Прассти, пацанчик, прасспали!»

– Да я один ехал! Что вы его слушаете?! – возмутился было Зимин.

– С фиксой, говоришь? А ну-ка глянь! – игнорируя восклицания потерпевшего, Максим Игнатьевич вытащил из потертого коричневого планшета допотопный наладонник, неуклюже потыкал в клавиши и повернул его к Леше.

– Да, он…

– Перелистни-ка на следующую страницу!

– И этот был. Только здесь он с бородкой…

– А можно я посмотрю? – вмешался Александр Иванович.

Леша передал ему компьютер.

– Да я же их в ресторане видел! С ними третий был. Выпивший…

– Ага… Сейчас этот «третий выпивший» моему напарнику показания дает. Они его подпоили и кошелек украли. Это «гастролеры» воркутинские. Нам на них недавно информация пришла. В основном подпаивают народ и обносят. А тут, вишь, оборзели – в купе полезли. Что ж вы, гражданин хороший, материальные ценности без присмотру бросаете? – не без иронии поинтересовался страж порядка.

– Да я. Да там особых ценностей-то не было, – промямлил Александр Иванович и виновато посмотрел на Леху: – Простите, молодой человек, я не хотел вас обидеть.

– Ну, так вы заявление-то будете писать? – спросил Максим Игнатьевич.

– Да ну, что вы! Какое заявление? Затаскают же потом…

– Заставить не могу, а номерок ваш истребовать обязан – мы все равно их рано или поздно поймаем. Лишний эпизодик будет.

Зимин сунул Максиму Игнатьевичу визитку:

– Вот возьмите. Спасибо за беспокойство.

– Счастливой дороги! Пойду ребятам помогу кражонку оформить. Да и пообедать пора, – страж порядка взял под козырек и удалился, на прощание подмигнув Лехе как старому приятелю.

Колеса стучали в такт музыке, чуть слышно доносившейся из Лехиного плеера. Чай остывал на столе. На бутерброды начала покушаться невесть откуда взявшаяся зеленоглазая муха, потирая передние лапки в предвкушении пиршества.

Александр Иванович прервал затянувшуюся паузу:

– Простите меня еще раз, молодой человек…

– Да ладно, бывает, – со вздохом ответил недавний подозреваемый.

– А вы музыкант?

Снимая наушники, Леха смущенно пробормотал:

– Ну да…

– Что играете? Панк?

Приятно удивленный осведомленностью попутчика музыкант просветлел лицом и сменил тон:

– Не совсем. В основном рок, конечно, но не так чтобы панк. А вы интересуетесь музыкой?

– Ну, как вы понимаете, в силу возраста меня больше интересуют Никольский и БГ, но у Кинчева тоже есть несколько занятных произведений…

– А вы Башлачева слышали?

– Молодой человек! Мне даже довелось на квартирнике побывать!

Восторженно глядя на попутчика, музыкант протянул руку:

– Алексей!

– Александр Иванович… Можно просто Александр, – ответил Зимин на рукопожатие и продолжил:

– Я недавно слышал на «Нашем радио» «Время колокольчиков» в исполнении «Калинова моста». Ребята, безусловно, молодцы, но нет той самой рок-н-ролльной пронзительности, что ли… надрыва…

– А мне понравилось. Мы с парнями тоже хотим что-нибудь из СашБаша перепеть.

После некоторой паузы Леха добавил:

– Э… Александр! Я, собственно говоря, в ресторане не только бутерброды раздобыл.

Он ловко выудил из-за пазухи небольшую бутылку коньяка в виде фляжки и водрузил ее на стол.

Зимин достал из пакета, стоящего под столом, бутылку лимонада, шоколадку и пару пластиковых стаканчиков.

Музыкант разлил:

– За знакомство!

Выпили. Александр Иванович поморщился:

– Это не коньяк. Спиртяга пополам с водой и ароматизаторы.

– Ну, вы уж не обессудьте.

– Да я на базе к спирту привык. А по какому случаю праздник-то?

Леха вытащил из кармана брюк тугую пачку тысячных:

– Организатор наконец-то рассчитался! Разве не праздник?

– Что же: на это и живешь?

– Да что вы! На это не прожить. У нас в Питере студия звукозаписи-там моя основная работа. Ну, помещение, конечно, арендуем. Эх! Мечтаю его выкупить со временем, да восемьсот штук просят.

– Ну, давай за искусство!

Леха налил. Выпили. Зимин предложил пойти на перекур. Музыкант возразил:

– По третьей и пойдем покурим!

– Годится!

– За тех, кого с нами нет. За моих родителей.

– И за моих. Не чокаемся.

Выйдя в тамбур, Александр Иванович прикурил и покосился на табличку с изображением перечеркнутой сигареты:

– Не заметут нас твои знакомые?

– Да нет. Максим Игнатьевич – нормальный мужик. Я часто катаюсь. Курить в поезде, конечно, нельзя, но немножко – можно.

– А ты откуда его знаешь?

– Да племянник его, Серега, – мой приятель. В Петрозаводске в арт-кафе, где мы иногда играем, администратором работает. Игнатьич там в охране подхалтуривает. Он тоже петрозаводский.

– Понятно… А родителей-то давно потерял?

– Мамку недавно схоронили – сердце. А папка где-то на северах погиб при испытании реактора. Я его не застал – это до моего рождения было. Мать, правда, через три года замуж вышла за дядю Гену. Он сам – вдовец. Дочка у него – на шесть лет меня старше. Я только когда вырос, узнал, что она мне не родная сестра. Сначала все хорошо было, мы к ним переехали. А через несколько лет он забухал… до белочки. В общем, в психоинтернате он теперь. Хороший мужик был. Я навещаю его иногда, но он меня не узнает.

– Сочувствую. А мои почти до восьмидесяти дожили. В один день умерли. Представляешь?

– Счастливые люди!

– Не говори! Они с войны вместе. В детдоме познакомились.

– Да-а… Ну пойдемте еще посидим.

Коньяк вскоре закончился, и Зимин, явно испытывая неловкость, сказал:

– Леш! Возьми чайку. У меня наличных пятнадцать рублей мелочью. Остальное… ну, ты знаешь.

– Да не вопрос, Иваныч!

– С меня конфеты!

Когда музыкант вернулся в купе с двумя дымящимися стаканами, на столе стояла красивая жестяная коробка с надписью на непонятно каком языке. Зимин торжественно открыл коробку и прорекламировал:

– Угощайся! Импортные. У нас новый магазин открылся «Продукты из Норвегии». Граница-то – рукой подать.

– Зря вы открыли. Наверное, в Питер везли в подарок? Я у нас таких не видел. Вроде ничего особенного, а оформление – в руки взять приятно…

– Да ничего не зря! И не в Питер, а в Москву. Действительно, в качестве презента одной особе. Ну, я думаю, она не обидится. У меня для нее есть кое-что получше.

Зимин заговорщицки подмигнул и, достав из нагрудного кармана маленькую бархатную коробочку в виде сердечка, протянул ее Алексею.

– Серебряное? Очень мило! А что за камушки? Фианиты?

– Молодой человек! Вы меня удивляете. Это белое золото и бриллианты. Я хочу ей предложение сделать.

– Поздравляю! А давно вы знакомы?

– Да как тебе сказать… По Интернету познакомились… Но у меня такое чувство, что я ее всю жизнь знаю. Понимаешь?

Леха хлебнул чаю и совершенно серьезно спросил:

– Так вы что же, ни разу не встречались? А может, там крокодил какой-нибудь за чужой фоткой прячется или маньяк-убийца?

Александр Иванович прыснул со смеху:

– Да нет! Мы по скайпу почти каждый день общаемся. Очень приятная молодая женщина. Была замужем – неудачно. Есть в ней что-то такое… В общем, я ей сказал, что в гости еду, а на самом деле хочу ва-банк пойти: сделаю предложение и увезу в Испанию…

– Вы что – миллионер?

– Да какой миллионер! За четверть века в Росхимпроме скопил кое-что. В прошлый отпуск под Малагой домишко купил. У них кризис сейчас – за пятьдесят тысяч евро уломал агента. Два этажа – оба девяносто метров, и прилегающая территория – триста пятьдесят. Бассейн небольшой…

– Меньше чем наша дача в Синявино, а у нас всего-то шесть соток. Но все равно – круто!

Поезд плавно затормозил и остановился. Алексей посмотрел на часы в мобильном:

– Чего это мы встали? Через пять минут Волховстрой.

Иваныч пожал плечами и поинтересовался:

– А у тебя семья есть?

– Есть девчонка. Встречаемся… Но я жениться не спешу. Как говорит один мой знакомый, хорошее дело браком не назовут.

Зимин улыбнулся из вежливости:

– Как знать…

– А вы раньше были женаты?

– Был когда-то. Разошлись. В то время было принято говорить: «не подошли друг другу». Я тогда выпивал здорово, а супруге это не нравилось. Жалею сейчас, конечно. Я так любил ее! Сейчас бы уже внуков нянчили…

Леша предложил пойти покурить. В тамбуре им повстречался Максим Игнатьевич:

– Та-ак! Курить идете? Марш на улицу, через соседний вагон! Похоже, надолго встали.

– А что случилось-то? – поинтересовался Зимин.

– Да с Ладожского передали, что перед нами сход с рельсов… Товарняк… Так что курите, ребята, на улице. Посадку объявят.

Александр Иванович вместе со своим новым приятелем вышел на улицу. Подвыпившие пассажиры на чем свет стоит материли ОАО «РЖД» и господина Якунина иже с ним.

Зимин засмеялся:

– Во народ! Им всегда крайний нужен! Да в Европе из-за снегопадов такое сплошь и рядом… Ладно, Леш, пойдем, холодно.

В теплом купе Леху быстро сморило, и он задремал. Александр Иванович погрузился в свои мысли: «Не опоздать бы в Питер! Я так не то что погулять по родному городу в последний раз, и на „Сапсан“ опоздаю».

В купе постучали, и, не дождавшись ответа, в раздвинувшуюся дверь просунулась знакомая усатая физиономия:

– Друзья мои, тут, похоже, на несколько часов заминочка.

Музыкант проснулся и переспросил:

– Чего, Максим Игнатьевич?

– Я говорю, тут на несколько часов геморроя. Лех, если хочешь – дуй на станцию: там наши сейчас наркоту на исследование в Питер повезут. В уазике место найдется.

– А далеко до станции?

– Километра полтора-два.

– Блин, золотой вы человек, Максим Игнатьевич! А можно Иваныча с собой взять?

– Иваныча? – пробурчал в усы страж порядка. – Подружились уже? Ха-ха-ха! Стокгольмский синдром, понимаешь! Ха-ха! Да можно! Давайте, только не треплитесь особо, когда мимо вагонов пойдете. Если что – вы местные, волховские. А ну как все с вами захотят?

– Спасибо вам большое. Как вас благодарить? – вежливо поинтересовался Зимин.

– Да ладно! Ребятам пива купите. Счастливо!

Шли молча. Стоящие возле вагонов пассажиры лишних вопросов не задавали. Судя по протоптанной в снегу вдоль полотна тропинке, попутчики не были первопроходцами.

На вокзале частники гастарбайтеры уже ловко формировали пассажиров поезда в группы: кому до Народной улицы, кому к метро.

Леха подошел к водителю уазика и сказал вполголоса:

– Мы от Максим Игнатьича…

Румяный сержант строго посмотрел на гитарный кейс:

– Гробину эту в задний отсек клади и залезайте.

Не успели Зимин с музыкантом занять места в теплом, ласково тарахтящем чуде отечественного автопрома, как водителя начали осаждать люди с сумками и чемоданами: «Возьми до города, а! По тысяче с носа заплатим! Чурки оборзели – по две просят!»

Сержант нахмурился:

– Граждане, отойдите от машины! Во-первых, мы не в город, во-вторых, не «чурки», а лица кавказской национальности, а в-третьих, машина служебная, гражданским не положено!

Одна тетка в енотовой шубе не унималась:

– А эти кто? Не гражданские, что ли?

– Это опергруппа.

– Да какая опергруппа?! Очкарик-то ладно, а второй-то наркоман наркоманом!

– Он сотрудник под прикрытием, мамаша! – невозмутимо отрезал водитель и врубил первую передачу.

Сержант оказался Лехиным тезкой, большим любителем «Короля и Шута» и «ФПГ». По пути слушали «Наше радио», травили анекдоты. Водитель согласился после экспертизы на обратном пути закинуть Иваныча на Московский вокзал. Жизнь налаживалась.

Без пятнадцати одиннадцать уазик притормозил на Народной. Водитель сказал:

– Ща, я в магазин и обратно. Надо экспертам коньяка купить, чтобы наше исследование сразу сделали, а то скажут к шести утра приезжать. Где я буду всю ночь болтаться?

– Да сиди, Леха! Я возьму, с нас же причитается! – сказал музыкант.

– Я тоже прогуляюсь, – поддержал его Зимин и вылез из машины.

В магазине он спросил у Алексея:

– Леш! Деньгами не выручишь? Я тебе потом на карточку переведу или переводом. Хочу по городу погулять: кафе там, такси… Время есть до утра.

– Да поехали ко мне, Иваныч! Я сейчас один дома. Сеструха в Москве. Посидим… А денег дам, сколько надо. Деньги есть! Мне ребятам только полташку отложить.

– Ну, не знаю…

– Девушка! Дайте три бутылки вот этого коньячка, – не дождавшись ответа Зимина, попросил Алексей продавщицу.

Александр Иванович послушно побрел за ним на улицу.

Музыкант торжественно вручил водителю две бутылки:

– Спасибо огромное, тезка! Это тебе и алчным химикам. Дружище, у нас планы поменялись: закинь нас на «Елизаровскую».

– Не вопрос!

На углу Бабушкина и Крупской тормоза весело заскрипели. На прощание Леха оставил водителю номер сотового и велел звонить, если эксперты будут динамить:

– Нечего их напитками потчевать! Приезжай к нам, посидим: у меня пельмени есть. Утром встанешь как человек и заберешь наркоту свою.

– Не, мне на базу бы пораньше вернуться. А за приглашение спасибо! Удачи!

– Так… Вот тапочки, Иваныч! Давай мой руки – и на кухню. – Леха прислонил гитару к стене и начал расшнуровывать ботинки.

– Ты что, в квартире куришь? – поинтересовался Зимин, заметив на кухне пепельницу.

– Да вообще-то нет. Просто ребята недавно заходили. – смутившись, начал оправдываться Леха.

– Я покурю тогда в окошко?

– Да! Курите, конечно, – музыкант почему-то опять перешел на «вы».

В холодильнике нашлось полпачки пельменей. Синие язычки пламени вяло полизывали кастрюлю с водой.

Может, по чуть-чуть, пока вода закипает? – осторожно поинтересовался Леха у Зимина.

– Мне совсем немножко, ладно? Без закуски тяжеловато.

Магазинный коньяк оказался приятнее на вкус, чем железнодорожный, и доброе тепло растеклось по желудку, мягко ударяя в голову.

Нехитрые пельмешки, судя по всему добытые неприхотливым холостяком в ближайшей «Пятерочке», показались Зимину необыкновенно вкусными. За неимением сметаны в дело пошел майонез вперемешку с кетчупом.

– Кепонез! – гордо прокомментировал название рукодельного соуса Леха.

– А у нас на севере его кетченезом кличут, – засмеялся в ответ Иваныч.

– Мне кажется, если бы такая штука была в продаже – она пользовалась бы спросом.

– Несомненно. Поставь чайку, а?

Остатки коньяка приятели запили чаем и задумчиво закурили. Каждый думал о своем. Леха думал: «Какой прикольный дядька – Иваныч. Жалко, на ПМЖ сваливает, я бы его на концерт зазвал». А Зимин, приятно удивленный, не переставал восхищаться: «Повезло же мне с попутчиком. Жаль, что знакомство так криво началось…» – и негромко произнес:

– Леш! Там, в поезде… Ты уж извини меня, ладно, что я, не разобравшись…

– Да проехали, Иваныч! Послушай лучше мою песню новую.

Леха ушел в комнату и через пару минут вернулся на кухню с акустической гитарой.

– Исполняется впервые! – улыбаясь и шутливопафосно раскланиваясь, уведомил музыкант одинокого зрителя и плюхнулся на табуретку подкручивать колки на потертом грифе. Наконец первая и шестая зазвучали в унисон, и Леха начал дворовым боем:

 
Что нам всем от жизни надо – да почти что ничего:
Лишь бы солнышко светило нам в разбитое окно,
Лишь бы песенка писалась, лишь бы вместе навсегда,
Лишь бы мама улыбалась – остальное ерунда!
Нам на месте не сидится, мы танцуем и поем:
Тех, кто смерти не боится, забирают в рай живьем.
Что там будет? Что случится и когда погасят свет?
И куда нам торопиться, если будущего нет?
 
 
Кто-то не верит, а кто-то хоронит.
gggПыльное небо над головой.
Главный инструктор по обороне ушел домой…
 

– Я так понимаю, это что-то типа «На смерть поэта»? – осторожно поинтересовался Зимин, когда Леха доиграл финальное соло.

– Ну, в общем, да… Про Егора… А следующая-про СашБаша!

– А у тебя еще чего-нибудь выпить найдется?

– Бальзам есть… Рижский…

– Нет, не вариант… Давай лучше чайку.

Пили по-стариковски: вприкуску из блюдечка – Лехе понравилось.

Он исполнил еще пару-тройку песен. Зимину, похоже, они действительно пришлись по душе:

– Нормальные тексты у тебя. Да и стиль хороший ты выбрал. Нынешнее-то поколение сам знаешь, что предпочитает – «дыц-дыц-дыц». Скушают таблеточку особую и дрыгаются до утра. А альбомы-то есть записанные?

– Обижаешь, Иваныч. Пошли!

Леха привел Зимина в комнату. Над письменным столом, на полке, на самом почетном месте стояли три CD. Музыкант повертел их в руках, дал посмотреть гостю и прокомментировал:

– Этот недавно записали. Здесь в основном все хиты за последние пять лет.

– А можно…

– Да не вопрос!

Пока Леха рылся в ящике стола в поисках фломастера, чтобы украсить коробку с альбомом своим автографом, Александр обратил внимание на фотографии, которые были развешаны по всей комнате. Одна из них, на которой была изображена молоденькая симпатичная девчушка, показалась ему знакомой:

– Это твоя девушка?

– Не-е, – засмеялся Леха, – это Светка, сеструха.

– Красивая…

– Это с выпускного фотка. Хотя сейчас она тоже ничего. Хорошая девчонка, но характер. Да и с мужиками не повезло: сначала за одноклассника замуж вышла – наркоманом оказался, потом с каким-то коммерсом связалась. Он ее в Москву увез, а потом на секретарше своей женился.

– А что же она не вернулась?

– Ну, во-первых, работа у нее там. Страхование или что-то из той же серии – платят нормально. Во-вторых, – Леха с досадой махнул рукой, – она почему-то думает, что я на нее буду косо смотреть. В последнее время у нас как-то отношения не складываются. Я подозреваю, что она из-за меня возвращаться не хочет. В общем, хрен их, баб, разберешь. Сейчас вроде нашла себе какого-то дядьку возрастного… Не знаю…

Зимин приблизил лицо к фотографии: «Как похожа. И тоже Света».

Музыкант закончил с дарственной надписью и торжественно вручил гостю альбом.

– Спасибо! – поблагодарил Зимин.

На выходе он остановился, его прошиб холодный пот и стало тяжело дышать. Слева от двери, над комодом, висела фотография в черной рамке. Со снимка, сделанного, видимо, лет десять назад, устало улыбаясь, смотрела его бывшая жена – Валентина.

– Иваныч! Иди ложись – я тебе в гостиной постелил, – раздался из глубины квартиры голос музыканта.

– Спасибо, Леша! Я посижу еще немножко, покурю. Что-то не спится…

– Если что-полотенце в шкафу, в ванной там щетка зубная новая. Разбуди, как будешь уходить!

– Ладно! Спокойной ночи!

– Угу! – ответил Леха уже сонным голосом и зашаркал тапками в сторону своей комнаты.

Во сне за Лехой гнались то волки, то собаки. Когда он, уже выбившись из сил, оглянулся, из всех преследователей остался только здоровенный, судя по шерсти с проседью, уже немолодой дворняга с большими печальными глазами. Леха остановился и сжал кулаки, готовясь к схватке, но пес почему-то сменил трусцу на неторопливую поступь, подошел к нему, лизнул руку и засеменил прочь, виляя хвостом.

Леха проснулся и поплелся на кухню – хотелось пить. За окном светало, но фонари еще горели. В их лучах, ярко подсвеченные, кружились лохматые неуклюжие белые хлопья. Высасывая прямо из горлышка чайника остатки живительной влаги, музыкант остановил свой взгляд на аккуратном конверте, прижатом к кухонному столу бархатной коробочкой в виде сердца.

«Иваныч! – подумал Леха. – Неужели проспал?!»

Гостя в квартире не было. Судя по тому, что постель была в том же аккуратно разобранном состоянии, в котором музыкант оставил ее, Александр не ложился.