Текст книги "Три кг первого"

Автор книги: Стас Битлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Меня на работе должны повысить, у отца кое-какие сбережения есть – на первый взнос хватит. Мы квартиру купим. Вот…

В подтверждение реальности сказанного Антон положил перед Прохором газету, в которой кружком было обведено объявление: «…17 кв. м, отделка под ключ, сдача в I квартале, ипотека…»

– Это что же за квартира такая: семнадцать метров с кухней и ванной? Чуть побольше камеры в ШИЗО![26]26
  ШИЗО (сокр.) – штрафной изолятор.


[Закрыть]А про ипотеку эту я слышал – новый вид узаконенного мошенничества: тебе дают мильён, и ты потом пашешь всю жизнь, как папа Карло, чтобы пять вернуть. Нет, детки – это не дело… И вообще, с чего вы взяли, что я тут останусь? Может, у меня дама сердца в городе Сочи со всеми удобствами имеется, или, может, я на Соловки[27]27
  Соловки – здесь: Соловецкий монастырь.


[Закрыть] послушником подамся, а? У меня и письмо рекомендательное от батюшки есть…

– Да ты чего, деда Проша! – возмутилась Светка. – Я хоть тебя и не помню совсем, но ты ж моя единственная кровная родня! Неужто, ты думаешь, мы тебе разрешим на старости лет в людях маяться?! Антоша, ну скажи!

– Да-да, Прохор Игнатьевич! Вы не думайте! Мы уже все решили и будем о вас заботиться. Сейчас вот с похоронами только разберемся – я с шефом насчет ссуды беспроцентной договорился, а там потихоньку и вас оденем-обуем и поможем социально адаптироваться…

– Чего?! Это как это адаптироваться?

Антон сдержанно и доходчиво разъяснил старику значение непонятного для него словосочетания. Беломорский облегченно выдохнул:

– Не, не надо меня к социуму адаптировать. Я уж как-нибудь. А насчет кто о ком позаботится – это мы еще поглядим… Пойдем-ка на балкончик перекурим…

– Да я не курю…

– Ну пойдем воздухом подышим. – Беломорский заговорщицки подмигнул парню и достал из кармана портсигар.

Дело шло к белым ночам, поэтому, несмотря на вечер, солнце светило, как днем. Антон, поеживаясь от ветра, вопросительно посмотрел на Прохора. Беломорский достал папиросу и начал:

– Правильный ты пацан, Антоха. Ты супругу береги, не обижай. Александра, царство ей небесное, ее почитай одна вырастила. Меня когда закрыли, Светка еще пешком под стол ходила. Ох, пришлось ей хлебнуть горюшка! Валентина-то, матерь ейная, та еще прошмандовка оказалась…

– Как? Мне баба Шура говорила, она умерла при родах…

Прохор злобно сплюнул:

– Бросила она Светку в роддоме и с типом одним залетным в Мурманск свалила, а оттуда они в Норвегию беженцами подались – унитазы мыть на заправках и картошку гнилую в порту перебирать. Письмо потом прислала: «Прошу меня понять и простить, хочу начать новую жизнь с чистого листа». Вот такие дела, малой… Ты супружнице только не говори ничего. Потом как-нибудь, а то и вовсе – молчок. Пойдем чай пить – я смотрю, у тебя уже зубы от холода стучат.

В квартире перепуганная Светка показала пальцем на входную дверь и зашептала:

– Там мужик какой-то огромный со шрамом и с венком похоронным звонит. Я сначала подумала – это с бабушкиной работы, но он тебя спрашивает, деда Проша…

Беломорский оглядел прихожую и зачем-то стал простукивать стену, граничащую с соседней квартирой. Почти под потолком стук оказался звонче, чем в других местах. Прохор надавил пальцами на обои, и они треснули, открывая небольшую нишу в стене. В нише обнаружился тряпичный сверток, размотав который, Прохор извлек самый настоящий маузер.

Антон восхищенно присвистнул:

– Я такие в кино про Гражданскую войну видел!

– Оттуда и есть. Отцовский – у интервентов подрезал. Идите в комнату я разберусь.

– Прохор Игнатьевич, может, лучше милицию вызвать?

– Малой! Ты чего? Запомни: никогда ничего ни у кого не проси, особенно у тех, кто сильнее тебя. А уж милицию звать мне никак не положено.

Осторожно посмотрев в глазок, Беломорский добавил:

– Морда лица вроде знакомая – может, все не так и плохо…

Засунув пистолет за пояс, Прохор открыл входную дверь.

– О, Скорик! Здорово, бродяга! Ты на хрена этот веник припер – внучку перепугал?

– Прохор! Братва поздравляет тебя с выпиской и соболезнует твоей утрате…

– Заходи!

– Да нет, там внизу машина. Мы тебе квартиру сняли в центре – там поляна уже накрыта. В силу обстоятельств ресторан не стали заказывать, тем более горе у тебя. Извини, что с поезда не встретили. Много о чем поговорить надо.

– Да что за кипяток-то? Дайте вы хоть в себя прийти, сеструху схоронить и это… социально адаптироваться!

– Поехали. Я все обскажу – ты поймешь, тут такие тучи… Очень вовремя ты вернулся. Ты прости, но похоронами пусть лучше родня займется. Да, вот. – Игорь положил на телефонную полку тугой конверт. – Я внизу буду ждать.

Прохор обулся, накинул куртку – двадцать три года в шкафу провисела, а как новая, недаром на Канарах купленная, – и позвал молодежь из комнаты.

– Антош, ты сколько там на работе занимать хотел?

– Пятьдесят, а что?

Прохор на глаз разделил пополам банковскую упаковку «хабаровских», обнаруженную в принесенном Игорем конверте, одну половину положил в карман, а вторую передал Антону.

– Держи, глава семьи! Я, как телефоном обзаведусь, позвоню вам. На похоронах увидимся.

– Деда Проша! Куда же ты?

– Прости, Светочка! Надо идти. Держитесь!

Не успел Юрец тронуться с места, как Скориков заметил в глубине двора «пятнашку», которая с выключенными фарами плавно покатилась в их сторону:

– Смотри-ка, эскорт!

– Это гасановские, думаешь? – спросил водитель.

– Нет. Цветные[28]28
  Цветные (жарг.) – сотрудники полиции.


[Закрыть] по ходу… Оторвемся на проспекте.

Оторваться не удалось. На проспекте «пятнашку» обогнал новенький «шевроле» и внаглую пристроился за «прадиком».

– Пацаны! Вы, может, растолкуете, чего к чему? – поинтересовался Прохор.

– Заказ на тебя поступил, Беломорский, – ответил Игорь.

– Блатные?

– И не только… Птичка на хвосте принесла: закрыть тебя хотят по беспределу. Кому-то из государевых людей ты дорогу перешел своим преждевременным освобождением…

– Парни, пристегнитесь! – перебил Игоря Юрец и резко свернул к зданию заброшенной стройки.

– О! Это же школа, которую на наши со Сварщиком бабки мэр обещал построить! – оживился Беломорский.

– Да вот не сдержал… – процедил сквозь зубы Скориков.

Юрец, взмывая в небо фонтаны болотной воды, перемешанной с глиной, рванул через заросшее бурьяном футбольное поле. «Прадик» неуклюже заерзал по скользкой поверхности, и пришлось сбавить скорость.

– Все! Расслабься – оторвались, – победно прокомментировал Игорь.

Оглянувшись в заднее стекло, Прохор увидел «шевроле», наглухо застрявшую посреди поля. Легковушка уперлась порогами в свежевспаханную колею и тщетно пыталась сдвинуться с места.

– Иваныч, а ты уверен в своем человеке? – спросил Мальцев Одинцова.

– Ну, конечно, не так, как в тебе, но все же доверять ему можно, – ответил Илья. – А что тебя смущает?

– Да мутный он какой-то и малость пришибленный с виду. Живет в ДП[29]29
  ДП (сокр.) – дом престарелых.


[Закрыть], вроде как оторванный от мира, а информацией владеет… Ты думаешь, он донесет до Прохора то, что нужно?

– Ты про то, что его Гасан хочет завалить или про то, что мы его скоро «примем»?

– А ты ему и про это рассказал? Илюха, ты чего? Ты вообще с катушек съехал? Да если кто-нибудь узнает…

– Не очкуй, Валер! Дальше положенного информация не уйдет. Я греха на душу брать не стану. Я сроду никого по беспределу не закрывал! Да, Новиков – вор, но он свое отсидел, и если я буду его сажать, то только по закону. Прокошин у Гасана на подсосе, Елизаров, судя по всему, тоже в теме. Они теперь дергают за нитки и хотят нашими руками грязную работу сделать – вот уж дудки! Мы свой спектакль разыграем, с полным аншлагом!

– Ох, не нравится мне все это… Пусть бы лучше стрелок гасановский отработал, и гора с плеч. Нет человека – нет проблемы…

– Да ты представляешь, что тогда начнется! Сюда вся Россия съедется. Ты не забывай, кто такой Беломорский!

– Ты имеешь в виду, кем он был? – язвительно заметил Мальцев.

– Есть, был – какая разница?! Ты понимаешь, что Беломорский – единственный камень преткновения для черноухих, чтобы героин в город пустить? Я думаю, сейчас Гасан любые бабки заплатит и Прокошину, и киллерам своим, чтобы Прохора убрать. Ты знаешь, что такое героин? Я в Питере работал – видел: каждый день по десять грабежей на район, по три передоза, кражи из машин – не сосчитаешь, и вечная война за сферы влияния между барыгами… Про моральную сторону вопроса я вообще молчу.

– Это ты о чем?

– Тебе что-нибудь говорят такие понятия, как здоровье нации и нравственная чистота? У нас же дети! У тебя, вообще, – трое!

– Ой, все, Илюха! Ты своими лекциями любого урку в свою веру обратишь! Хватит, у меня сейчас мозг взорвется! С чего начинаем?

– Как только Рукомойник расскажет…

– Какой «рукомойник»? – перебил Валера.

– А у кого мы только что были? Сенька Рукомойник его зовут. Между прочим, очень известная личность.

– А что за погремуха такая?

– Да старая история. Говорят, в семидесятые он на КГБ работал. По Союзу, в основном в Средней Азии, занимался ликвидацией неугодных цеховиков[30]30
  Цеховики (жарг.) – незаконные предприниматели в СССР.


[Закрыть]. Ну ты слышал про «Хлопковое дело» и тому подобное?

– Вроде да, – неуверенно ответил Мальцев.

– Не суть. После каждого «исполнения» он руки мыл. По нескольку раз, с мылом, с горячей водой.

– Зачем это?

– Ну такой пунктик у него был. Может, брезгливость, может, примета. Потом в семьдесят девятом он в Узбекистане «исполнял» какого-то бая, и его «приняли» за покушение. Сенька наплел, что все затеял по мотивам личной неприязни, поэтому пятнашкой отделался. Кураторы боялись засветиться и вытаскивать его не стали. Только в восемьдесят пятом он каким-то образом сбежал из колонии, потом перестройка началась, и всем не до него стало. Он где-то – то ли в Вологде, то ли в Череповце – свою бригаду сколотил и за прежнюю работу взялся, только уже не от государства заказы принимал, а от частных лиц. И вроде бы все шло нормально, пока кто-то кэгэбэшные архивы не слил. За Рукомойником тогда настоящая охота началась – он сначала на островах на Ладоге гасился, а потом добрался до наших мест.

– А ты-то как с ним познакомился?

– Валерыч, не поверишь! Он сам ко мне пришел в начале нулевых. Я тогда опером в райотделе работал, а ты еще в ППС[31]31
  ППС (сокр.) – патрульно-постовая служба.


[Закрыть] грязь на посту месил. И вот как-то дежурный меня вызывает и говорит: «Тут сумасшедший какой-то, клянется, мол, он сотрудник КГБ и хочет в серии убийств покаяться. Дактилоскопируй его по-быстрому и, если что, мы в дурку позвоним». Я его в кабинет поднял, чаем отпоил, костюм ему свой спортивный отдал, мне маловат был, а ему в самый раз – пришел-το в лохмотьях каких-то. В общем, беседовали мы с ним часа четыре – я все эпизоды в блокнотик записал, узнал в каком подвале он «дохнет», дал мелочи на дорогу и велел приходить ко мне через пару дней.

– И?

– Ну он и пришел.

– А с эпизодами-то что?

– А вот тут самое интересное: абсолютно все факты смертей подтвердились, только ни одной насильственной среди них официально не было. Где отравление угарным газом, где остановка сердца, где суицид…

– Офигеть! И чего дальше? Зачем он сдаться-то хотел?

– В безвыходную ситуацию попал. Рассказал, что за ним из Таджикистана приехали афганцы. Уже на пятки наступают – он когда-то там их старшего к аллаху отправил, и они хотят теперь привести в исполнение приговор шариатского суда. Дальше про это знаешь – ты нам помогал тогда этих бородатых дурачков задерживать. Все удивлялся, почему они без трусов зимой ходят.

– Это где три багажника взрывчатки и гранатометы изъяли? Помню! А операцию, если верить СМИ, якобы сам Елизаров возглавлял.

– Ага, управлял дистанционно, сидя на рыбалке! В общем, оказался Рукомойник бесценным источником информации – еще не раз помогал. Он в воровской среде, как рыба в воде, и память, лучше, чем у меня в двадцать лет была. Я решил его при себе оставить – сажать-то официально не за что. Сначала он на заимке моей заброшенной жил, а потом уж, как совсем занемог по старости лет и хворать начал – я его по «кривому» паспорту в ДП определил.

– А палату такую нарядную ему, стесняюсь спросить, кто оплачивает?

– Поверь, Валера, не только мы с тобой в его советах нуждаемся…

– Иваныч! Не посчитай мой вопрос некорректным – иудушки[32]32
  Иудушки (сленг) – осведомители.


[Закрыть] у нас у каждого свои, но как ты узнал, что Гасан Беломорского хочет завалить, проведя пять минут в женском общежитии по пути сюда?

– Да очень просто все – там полюбовница одного из гасановских нукеров проживает. У нас с ней давнишние отношения.

– Симпатичная? – подмигнул начальнику Мальцев.

– Ничего, если на усы не смотреть… Да баба как баба – приехала из Узбекистана на заработки по приглашению земляков. Думала, швеей будет, а ее танцовщицей в кафешку определили. Мы там рейд проводили: кто-то из нелегалов плитку гашиша ей за пояс засунул – думал, бабу досматривать не будут. Оформить по-честному все равно не получилось бы: эта дурочка, когда к ней подходили, гашиш выронила – ну не пихать же обратно! У нее дома батька безногий и три сестры малолетние. В общем, потолковали, согласилась сотрудничать. Видишь – пригодилась! Решение по Прохору оказывается уже давно принято. Я так понимаю, если мы Беломорского в ближайшее время не закроем – кранты ему.

– Ну ты даешь, Илюха! Не ценит тебя начальство! Так какой план-то в итоге?

– Да план очень простой: я попросил Рукомойника стрелку мне с Прохором забить, а дальше поглядим…

В кармане Одинцова запиликал телефон. Не успел он ответить, как взволнованный голос на другом конце провода начал оправдываться:

– Товарищ майор! Ушли они от нас, через футбольное поле оторвались, там только на джипе проехать можно. Машина по номерам на сельскую жительницу записана… двадцать девятого года рождения. Группа к ней выехала.

– А за рулем кто был?

– Парень лет тридцати. С объектом был сопровождающий, на вид лет сорок пять, спортивного вида, устанавливаем личность.

– Со шрамом?

– Да, над правой бровью… А…

– Будьте на связи!

– Что случилось? – поинтересовался Мальцев.

– Наружка Беломорского упустила. С ним, похоже, Скориков был. Помнишь такого?

– Авторитетный бизнесмен? У ОБЭПа[33]33
  ОБЭП (сокр.) – Отдел по борьбе с экономическими преступлениями.


[Закрыть] на него вроде что-то есть.

– Ага. Зарплата в твердой валюте. История принимает все более интересный оборот…

– И чего теперь делать будем?

– Ну теперь вся надежда на то, что Прохор согласится на встречу. Поехали по домам – утро вечера мудренее…

На «малине» с нетерпением ждали дорогого гостя. Давнишний приятель Беломорского, бывший старшак городских карманников, почти уже отошедший от дел и занимающийся пчеловодством у себе в деревне, Сева Беспризорник оставил пасеку под присмотр внуков и приехал в город. Когда Прохор зашел в квартиру, его встретили, как положено – хлебом-солью. Хлеб испек лично Беспризорник – традиции. Пока встречающие ждали своей очереди отломить кусочек от благоухающего каравая, Жора Кубик совершенно не в тему предложил Беломорскому на выбор любую девицу легкого поведения из ожидающих в гостиной. Гость отрицательно покачал головой и жестом велел труженицам панели убираться. Кубик попробовал шепотом съязвить что-то типа: «Время сточило ударный механизм», за что получил от Скорикова оплеуху и был вытолкан за дверь следом за девицами.

За столом Прохор внимательно оглядел присутствующих, познакомился с тем, с кем не был знаком, толкнул нехитрую речь, поблагодарив за теплый прием, сказал, что уже знает про раскол в обществе и предоставил слово Игорю. Тот кратко, насколько возможно, ввел вора в курс событий. На моменте, касающемся поступившего на него заказа, Прохор попросил остановиться подробнее:

– Это, вообще, достоверная информация?

– От Рукомойника.

– Кровавая гэбня[34]34
  Гэбня (жарг.) – работники КГБ.


[Закрыть] еще в добром здравии?! – усмехнулся Беломорский.

– Он у начальника утро узнал.

– Может, это прогон? Какой менту интерес? Заработать решил?

– Да нет. Живет он правильно. Дело в Гасане. Черноухий хочет в город дурь пустить по зеленой, он знает, что ты не согласишься, и через мусоров убрать тебя хочет, а так как надежды на них мало, он стрелком подстраховался. Этому, который к Рукомойнику приходил, старшие поручили закрыть тебя по беспределу, но по беспределу он не работает. Тяги гуляют, что мент этот давно уже Гасаном интересуется, да не по зубам…

– Как трогательно – совпадение интересов… Ну и что обо всем этом общество думает?

Присутствующие выжидающе затихли: кто-то потянулся за сигаретой, кто-то начал разливать по рюмкам. Молчание нарушил Колыма, смотрящий за теперь уже подпольным игорным бизнесом:

– А что общество? Мы давно все решили – нам наркота здесь ни к чему и, вообще, пора бы зверятам их место показать, а?

Многие одобрительно закивали, но слово брать больше никто не спешил. Игорь взял инициативу на себя и, подмигнув Прохору, мол, так надо, культурно выпроводил гостей под предлогом позднего времени. Когда они разошлись, Скориков сообщил Беломорскому то, что не хотел говорить при всех:

– Мент этот встретиться с тобой хочет в любом удобном для тебя месте.

– Негоже мне с цветными хороводы водить, но выслушать его стоит. Тут посредник нужен. Как там, кстати, Кузьма поживает, небось, в полковниках уже?

– Ты про участкового из Второго поселка, которого туда из горугро сослали за то, что он вам со Сварщиком помочь пытался?

– Участкового?! А кто вкозлил[35]35
  Вкозлил (жарг.) – предал.


[Закрыть], что он помогал?

– Да нашлись добрые люди… Как Воркута откинулся – Кузьму сразу и сослали. Может, конечно, совпадение, да это неважно уже. Не поможет он…

– А если я лично попрошу?

– Нет, Прохор. Не в себе Кузьма. Его по инвалидности списали.

– А что случилось-то?

– Ты помнишь авиаремонтный?

– В этом самом закрытом поселке номер два? Помню. Мы там как-то цветмет у прапоров брали.

– Так вот, несколько лет назад народ во Втором с ума сходить начал: нормальные работоспособные мужики от сорока до пятидесяти лет стали счеты с жизнью сводить. Прямо эпидемия суицидная… За год около сорока человек схоронили…

– Да ладно?! Там население-το всего душ пятьсот! А из-за чего? С голодухи, что ли?

– Да нет! Местные всегда при работе были, что касается денег, жили припеваючи и снабжение на уровне. Глюки народ начал ловить со страшной силой, причем все на одну тему: к каждому из покончивших с собой до этого либо человек незнакомый приходил, либо внутренний голос какой-то и насчет освобождения втирал. Ну, типа, идет мужик по лесу за грибами, откуда ни возьмись ему навстречу или бабка в черной одежде, или дядька в белом и давай зубы заговаривать: «Ты неправильно живешь, человек должен быть свободным от всего, освободи себя, откажись от мирской суеты!» В общем, с таким уклоном, типа, душа должна быть свободна от тела, понимаешь?

– И чего?

– Поначалу думали, сектанты какие-то агитируют, но поселок ведь закрытый! Туда без пропуска за двадцать верст не подпустят. Кузьма, недаром бывший опер, у населения в уважухе, народ поднял, и они облавы в лесу стали устраивать. Якобы даже стреляли в какого-то пришлого, а он в ответ засмеялся и ушел на болота. Причем не ушел, а, типа, над землей невысоко так пролетел.

– Чертовщина какая-то!

– Вот и местные решили, что дело нечисто, – монахов из скита привезли целый микроавтобус, те все вокруг освятили, да не помогло. Мужики хоть и не из пугливых, а в лес ходить перестали. Тут внутренние голоса дали себя знать. Первым Аристарх – Кузьмы помощник – удавился. Жена приходит с работы, аон в сенях на ремне милицейском ногами качает и улыбается – счастливый, главное, такой. Кузьма давай его бабу трепать, мол, как довела мужика? А она: «Да я уходила, он под рюмочку с горячим обедом футбол смотрел».

– Может, его команда любимая продула? – съязвил Прохор.

– Да нет. Четыре один. И с деньгами у него проблем не было, и детки у них пристроенные, при машинах-квартирах, внучат на лето привозили. В общем, за Аристашкой следом понеслось: кто застрелится, кто повесится, кто вены перережет. Один даже привязал себе к ногам двухпудовую гирю и, хохоча, с криком «Освобождаюсь!» в общественный колодец сиганул. При некоторых записки находили такого же плана на тему освобождения, и все, как один, улыбались. Ты жмуров-то[36]36
  Жмуры (жарг.) – покойники.


[Закрыть]немало повидал – знаешь, что после смерти человек обычно осунувшимся и угрюмым выглядит, а эти все аж сияли мордами, как пятаки начищенные… Докатилась эта тема до властей, те комиссию из Москвы прислали: психологов там разных, социологов, даже фээсбэшники приехали. Пришли к выводу, что это массовый психоз на фоне либо радиации повышенной, либо питания. Радиационный фон замерили – норма! Жратва там тоже вполне приличная – продукты же свои, даже скотина. Все выяснилось, когда доктора стали уцелевших глюконавтов обследовать. У них у всех в организме вещество обнаружили, название не помню, психотроп какой-то.

– Че за психотроп?

– Ну это вроде наркоты, только не расслабляет, а на нервную систему воздействует, а тот, что у них нашли, годами в организме накапливался.

– А от чего накапливался-то?

– Доктор один молоденький, причем наш – из областной психушки, догадался, в чем дело: все эти мужики на протяжении нескольких лет спиртягу с авиаремонтного таскали.

– Чего, у них водяры в сельмаге не было, что ли?

– Да спирт тот якобы такого качества был, что прям пальчики оближешь: чистый, как слеза, почти без вкуса, без запаха, и никогда никакого похмелья. Народ и настойки из него делал, и так пили. Химики анализ сделали и в спирте это самое вещество-то и нашли.

– Да-а… История… А с Кузьмой это как связано?

– Ну слушай: доктора провели опрос, вычислили группу риска и всем колеса[37]37
  Колеса (сленг) – таблетки.


[Закрыть] особые прописали – транквилизаторы. Мужики как глюки начинают ловить и внутренние голоса слышать – раз, приняли таблеточку, и в норме! Кузьма на принцип пошел: «В жизни никакой химии не принимал и не буду!» Но хоть он и крепкий был, не устоял – психотроп и его догнал. Поначалу он в лесу, когда бабку или того в белом встречал – посылал их на три буквы, и они уходили. Потом, когда те оборзели, он их упаковкой с таблетками отпугивал – те от нее, как от огня, на болота улетали. А когда и это перестало помогать – он стал колеса жрать прямо горстями, да уже поздно было, ничего не помогало. Врачи сказали: «Крайне тяжелый случай – запущенная стадия» и в желтый дом[38]38
  Желтый дом (сленг) – психиатрическая лечебница.


[Закрыть] приятеля вашего определили. Продержали годик, вроде как подлечили, домой отпустили, но он все равно ходит такой загадочный и все куда-то в пустоту пальцем грозит, улыбается все время и головой качает. Поэтому из органов и уволили…

– История… Ладно, сами справимся. С другого конца зайдем – забивай стрелку[39]39
  Забить стрелку (сленг) – назначить встречу.


[Закрыть] черноухому.

– Шадров, на выход! – скомандовал рыжий веснушчатый охранник.

Федор оторвался от размышлений и, не дожидаясь повторного приглашения, шагнул к двери. Конечно, он удивился, что на второй день пребывания в ШИЗО из десяти прописанных кумом его куда-то потянули.

– Что случилось, начальник? – поинтересовался арестант.

– Зам по БОР[40]40
  Зам по БОР (сокр.) – заместитель начальника колонии по безопасности и оперативной работе.


[Закрыть] вызывает.

– Слышь, Солнышкин, дай сигарету!

Рыжий не любил, когда его так называли, но из всего охраняемого контингента Шадров был ему наименее неприятен, поэтому он сунул в руки Федору сигарету и зажигалку и, деловито нахмурившись, сообщил:

– Солнцев, моя фамилия. У тебя минута.

– Человек ты, Леха! По звонку[41]41
  Звонок (жарг.) – конец срока отбытия наказания.


[Закрыть] с меня нарды! А чего Никитину надо-то, не в курсе?

Охранник обернулся и, убедившись, что никто не слышит их разговор, полушепотом произнес:

– Начальник розыска городского у него. Давай докуривай, мне тут лясы точить с тобой некогда!

Зайдя в кабинет к Никитину, Шадров доложился по форме и уставился на здоровенного мужика, сидящего за столом. Тот жестом пригласил его присесть напротив. Зам по БОР, пробормотав что-то о срочных делах, вышел из кабинета.

– Ну чего стоишь? В ногах правды нет! Я – Одинцов из горотдела, Илья Иванович меня зовут. Куришь? – Начальник утро положил перед зэком на стол пачку сигарет.

Федор изобразил на лице равнодушие и небрежно бросил:

– О чем будем говорить?

Одинцов, оценивающе посмотрел на собеседника, закурил и начал:

– У меня к тебе есть предложение, от которого ты можешь отказаться, и это никак не повлияет на твою дальнейшую судьбу…

– Я с органами не сотрудничаю, – перебил Илью Федор. – Можно считать, что я уже отказался.

Одинцов затушил сигарету и, не обращая внимания, на сказанное продолжил:

– Беломорский освободился. Его заказали. Ты можешь помешать.

Шадров оживился, взял сигарету, прикурил и спросил:

– Отсюда?

– Разумеется нет. Тебя освободят условно-досрочно. У нас есть кое-какие соображения по возможному месту исполнения, знаем, что работать будет снайпер. Тебе надо будет вычислить точку атаки и действовать согласно плану.

– А что за план?

– Придет время – узнаешь. Мы привлекаем тебя не только потому, что, по отзывам твоего армейского командира, ты был одним из лучших наводящих. Прохор ведь тебе не чужой человек…

– Я могу подумать?

Илья отрицательно покачал головой.

– Но ведь оформление займет немало времени! Пока я заявление напишу, пока вы ходатайство подадите… Я, конечно, понимаю, что с Никитиным уже все оговорено, а суд?

– Это не твой вопрос. И еще: никому и ни при каких обстоятельствах ты не расскажешь о нашем разговоре. Не подумай, что я угрожаю… Ну ты понимаешь меня.

– А вам-то что за интерес Беломорского спасать, если все известно? Возьмете стрелка по факту, и сто пятая[42]42
  Сто пятая – ст. 105 УК РФ (умышленное убийство).


[Закрыть]в кармане.

– Есть интерес, поверь…

– Не, начальник, не надо меня только втемную использовать, как фраера дешевого, ладно? УДО меня не купишь, у меня и так звонок через полгода…

– Как знаешь, Федя! – Одинцов встал и, направляясь к выходу из кабинета, добавил: – Заказчик – Гасан. Прохор последнее препятствие у него на пути, чтобы героин в город пустить.

– Где расписаться кровью? – повеселев, пошутил Шздров.

– А кровью не надо! – совершенно серьезно ответил Илья. – У меня ни рогов, ни копыт вроде нет. Зачем кровью? В ближайшее время тебя освободят. До города сам доберешься, на своей машине тебя не повезу – конспирация. Встретимся в кафе «Суши – пицца» напротив автовокзала, это где раньше рюмочная была.

Федор, потерявший дар речи, молча кивал и всеми силами пытался заставить себя выглядеть спокойным.

Одинцов еще раз внимательно оглядел Шадрова и, выходя из кабинета, добавил:

– Никому не звони и ни с кем не встречайся – это в твоих же интересах.

Вернувшийся Никитин вывел Федора из оцепенения:

– Ну что, Ноль Седьмой[43]43
  Ноль седьмой – здесь: литературный персонаж, Джеймс Бонд – агент британской спецслужбы МИ-6 с позывным «007».


[Закрыть], не подведете МИ-6? – спросил он с ноткой юмора в голосе. – Держи паспорт, портянку[44]44
  Портянка (жарг.) – справка об освобождении.


[Закрыть], дензнаки, вот здесь и здесь расписывайся.

Не веря в происходящее, Федор поставил подписи в местах, отмеченных галочками, и спросил:

– Начальник, мне бы в отряд? У меня там имущество кое-какое…

– Меня Олег Михалыч зовут. Забудь это «начальник». В отряд тебе не надо. Ты что, не понимаешь всей ситуации? Никто не должен знать, что ты освобождаешься. Малейший цинк[45]45
  Цинк (жарг.) – слух, утечка информации.


[Закрыть], и вся комбинация коту под хвост! Да и что тебе там забирать? Мобилу, которую все спецслужбы мира слушают? Или мыльно-рыльные? Одежду вот Одинцов тебе привез переодеться…

Федор не стал говорить Никитину о том, что за время «командировки» он скопил приличную сумму, получая с бригадиров. В конце концов, этот вопрос и по телефону можно будет с людьми решить. В пакете, оставленном Одинцовым, нашелся неплохой, почти не бывший в употреблении спортивный костюм и кроссовки – хоть и китайская дешевка с рынка, зато абсолютно новые. «Ну рост понятно, в личном деле в уголовке есть, а размер обуви-то откуда они знали?» – этот и масса других вопросов не давали покоя недавнему заключенному.

На заднем сиденье наглухо тонированной «Волги» зама по БОР водитель, минуя КПП без досмотра, довез Шадрова до автобусной остановки.

Денег, выданных Родиной в качестве подъемных бывшему зэку, как раз хватило на оплату частника – не ехать же на автобусе!

Когда Федор зашел в ставшую после дорогого и модного ремонта такой чужой и неуютной рюмочную и подсел за столик к Одинцову, Илья, с аппетитом уплетающий котлету по-киевски, подвинул ему меню:

– Заказывай что захочешь, кроме бухла. Здесь и нормальная еда есть – не только фигня эта иностранная.

– Я супчика возьму и, наверное, котлетку такую же, как у вас! – потирая руки, произнес Шадров и мысленно одобрил гастрономические предпочтения Одинцова. – Может, по пять капель, начальник?!

– Федь! Я, поверь, тоже не трезвенник, но не время сейчас, а! И никакой я тебе не начальник, забудь!

– А вы с Никитиным не родственники? – осторожно поинтересовался Шадров, второй раз за день услышавший одно и то же замечание по поводу «начальников».

– Ну одноклассники, а что?!

– Не, я так спросил…

Заказ принесли довольно быстро, и пока Федор наслаждался показавшейся ему деликатесом пищей, Илья начал вводить его в курс дела:

– Ближайшие два-три дня перекантуешься в общаге, здесь за углом. У тебя седьмая комната – повышенной комфортности, между прочим! Она на двоих, но жить ты будешь, разумеется, один. Ключ на вахте – ну это понятно. Ни с кем там не контактируй. И не только там. Вот тебе телефон – мой номер уже забит в записную. Больше никому не звони с него. Вот еще деньжата: на поесть, на щетку зубную и туда-сюда. Хорошо, что у тебя щетина, – не брейся пока. И кепку какую-нибудь купи – будем надеяться, из старых знакомых ни с кем не столкнешься. Похороны сестры Беломорского завтра в одиннадцать вот здесь, – Одинцов развернул на столе распечатанный из Интернета фрагмент карты с обозначением кладбища. – Вечером попозже осмотришься. Ряд и место найдешь, я на обороте карты написал тебе все. По нашей информации, стрелок будет с небольшого расстояния работать. Кладбище старое, все заросло – путей отхода не сосчитать. Твоя задача вычислить рабочую позицию стрелка. Я в снайперском деле не профессионал, но сработать можно с любой березы, а их там – целый лесопарк.

– И?

– Ну и отработать стрелка… – Одинцов оценил реакцию собеседника и, признав ее удовлетворительной, продолжил: – Не на глушняк, разумеется, ни в коем случае! И никаких жизненно важных, только конечности! Ты понял?

– Да понял я. Он вам живой нужен. А работать-то из чего?

– За могилой Неизвестного солдата, это по главной аллее третий участок справа, рабочий трехзарядный «Зауэр» в брезенте в бурьяне. Старый, но осечек не дает. Из конфиската. Оптика, конечно, не «Цейс» – новодел, но для нашей цели сгодится. Перчатки резиновые тоже в брезенте найдешь. Отработаешь, инструмент оставляй и уходи. Я к тебе вечером приеду. Если цель будет недостижима или ее не будет вовсе, что маловероятно, – звони. Я буду рядом.

Несмотря на уговоры немногочисленных участников траурной процессии, подначиваемых Катериной, Света стояла на своем:

– Давайте еще чуть-чуть подождем! Антон, скажи!

– Светочка! Как ты не понимаешь? Нельзя ему сюда, не придет он! – не унималась Катерина.

– Теть Кать, ну если Света так уверена… – поддержал супругу Антон.

Светлана сняла солнечные очки, закрывающие распухшие веки и покрасневшие от слез глаза, еле заметно улыбнулась и, указав рукой на дальнюю, противоположную центральному входу сторону кладбища, прошептала: