Текст книги "Зеркало в старинном особняке"

Автор книги: Станислав Романовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Станислав Тимофеевич Романовский
Зеркало в старинном особняке

Желуди

В начале осени учительница Светлана Николаевна объявила классу:

– На днях пойдём в дубраву собирать жёлуди. Соберём мешок желудей.

– Очень мало! – громко пожаловался Никита.

– Действительно, – поддакнула Людмила.

А Алёша смолчал.

– Если соберём больше, нас похвалят, – сказала Светлана Николаевна. – А мешок желудей – это не мало. Из них вырастет дубовая роща.

– Только долго ждать, когда она вырастет, – прогудел Никита.

Класс зашумел:

– Ничего, дождёмся!

С тех пор Алёша стал возвращаться из школы кружным путём – через дубраву. В охотку он собирал жёлуди, складывал их под старым дубом, сверху закрывал листьями. И у него набралась горка желудей. Алёша любил пересыпать жёлуди, чтобы они звенели и горели в руках, как монеты. Да что там монеты! Из монеты ничего не вырастет, а из жёлудя вырастет большое дерево. И собою жёлудь пригож: голова золотая, шапка на ней зелёная, со стебельком или без стебелька.

Дни были как дни – не холодные, не тёплые. А когда класс нагрянул в дубраву по жёлуди, день выдался наособицу ясный. Земля была толсто выстлана прошлогодним листом, а нынешний лист держался на дубах крепко. Солнце пробивалось сквозь ветви, жёлтым или бордовым огнём светилось на желудях, на маленьких дубках.

Оно как бы говорило им: «До больших деревьев дорастайте».

И Алёша, собирая с ребятами жёлуди, нет-нет да и гладил эти маленькие, по колено ему, дубки.

Дети переговаривались, и эхо иногда повторяло их голоса.

– Я гриб нашла, – радовалась Людмила. – Лисичку. Ни одного червя в ней нет и быть не может. Ребята, если найдёте гриб, не забудьте про меня.

– Сколько я ни пробовал эти жёлуди, – жаловался Никита, – вкуса в них никакого нет. Горечь одна.

– А мы их не для вкуса собираем! – напомнила Людмила. – Наши деревья будут жить в двадцать первом веке. В двадцать втором. И в двадцать третьем тоже. Грибов не нашёл?

– На, – Никита отдал ей три свинушки, – там ещё были, да червивые.

– Червивые ни в коем случае! – повышала голос девочка.

Никита сопел и отирал пот с лица.

– Жёлуди-то какие маленькие! – жаловался он. – Их и не ухватишь…

– Тебе надо, чтобы с арбуз были? – спрашивала Людмила.

– А я бы арбуз съел! – откровенничал Никита. – В такую-то жару…

– А картошку? – поинтересовалась Людмила. – Там на поляне ребята костёр жгут. Вон Светлана Николаевна рукой машет. Зовёт картошку есть!

– Печёную? – спросил Никита. – От печёнки-то ещё никто не отказывался.

От костра посреди поляны поднимался дым выше дубов и источал запах осени. Над жарником висел чайник, а в золе и угольях доспевала картошка, и палками дети выгребали её из жара. Никита сел на мешок желудей, с ладони на ладонь, как чёрное горячее ядро, перекидывал картошку, остужал её и не мог дождаться, когда же она остынет.

– Никита, – спросила Светлана Николаевна, – когда же ты в саже-то перемазаться успел? И щёки! И лоб!..

– Чего я такого сделал, Светлана Николаевна? – огорчился Никита. – И сильно я перемазался?

Ответить учительница не успела. Она показала глазами вдоль поляны и прошептала:

– Лиса!.. Только тихо…

Алёша успел увидеть, как, сливаясь с листвой, освещённой солнцем, проскользило рыжее существо и беззвучно исчезло.

Миг, не дольше, дети молчали, а потом заговорили:

– Лиса! Настоящая! Дикая!

– А какая она ещё бывает?

– Всегда дикая!

– Почти всегда…

– Эта линючая-линючая!

– Скоро пушистую шубу наденет, – пообещал Алёша.

– Светлана Николаевна, – сказала Людмила, – мы с Алёшей Веригиным весной на болоте зайца видели. Он сидел на задних лапах. А передними лапами заяц отбивался от комаров. Как человек руками!

– Ты мне про это не рассказывала, – почему-то обиделся Никита.

– Алёша, ты живёшь на лесном кордоне, – сказала Светлана Николаевна. – Рассказал бы, каких ты видел диких животных. Да ты сиди, не вставай. Прожуёшь – тогда расскажешь. Ты с собой пустой мешок захватил. Думал, наверное, что мы наберём два мешка желудей?

– А что, и наберём! – заявил Никита.

Его никто не поддержал.

– Поздно уже, – сказала Светлана Николаевна. – Скоро стемнеет. Кажется, лесник едет. Мотоцикл тарахтит.

На мотоцикле с коляской приехал лесник Исай Никандрович Головин, затормозил у самого костра, поздоровался, попробовал картошку, попил чаю…

«Сейчас я скажу ему про мой запас желудей! – порывался подойти к леснику Алёша, и сердце его колотилось и мешало дышать. – Одному ему скажу. А то другие осудят: «Алёша Веригин – выскочка!»

Никита собрался было сам положить мешок с желудями в коляску мотоцикла, да лесник не дал.

– Богатырь какой нашёлся! – улыбнулся он. – Мал ты для таких тяжестей.

Крякнул и легко кинул мешок в коляску.

А потом написал расписку, отдал её Светлане Николаевне, поблагодарил ребят за работу и, неспешно объезжая деревья, поехал и пропал из виду.

«Что же я стою-то? – укорил себя Алёша, схватил пустой мешок, побежал на тарахтение мотоцикла. – Догоню! Сейчас догоню! Догоняю уже…»

Он поймал за руку лесника и выдохнул:

– Исай Никандрович!..

Тот остановил мотоцикл и встревожился:

– Чего стряслось?

– Я… вас… обрадую!..

– Радуй, – разрешил Исай Никандрович. – А то я стареть стал и давно по-настоящему не радовался. Радуй, парень, радуй.

Алёша привёл лесника к старому дубу, разгрёб палые листья. Попадались одиночные жёлуди. А горки-то не было! Может, место не то? Может, они глубже лежат?

– Ты чего роешь-то? – спросил лесник.

– Жёлуди припасены были.

– Много?

– Побольше мешка будет.

– Правильно, больше, – вспомнил Исай Никандрович. – Много больше! Я вчера поехал в обход. И вижу: тут что-то спрятано! Участок мой. Всё я должен знать. Всё проверить. Проверил: жёлуди! Отборные. Я их нагрёб полную коляску. Отвёз в лесничество. Оприходовал. Благодарность получил… Это всё ты один собрал? Вот ты меня, старика, и обрадовал. Сказал: «Обрадую». И обрадовал. А сам-то чего не радуешься? Думаешь, я их своим свиньям скормил? Ничего подобного! Все до единого пойдут на посадку. Вырастет по Каме лес, и будет он тебя помнить. Я сейчас про твои жёлуди учительнице расскажу и ребятам.

– Да не надо бы меня славить, Исай Никандрович! – попросил Алёша.

– Не надо?

– Нет…

– Смотри, парень. Дитя не плачет – мать не разумеет… Мы с вами ещё не раз встретимся.

За руку Исай Никандрович попрощался с мальчуганом и уехал.

А на душе у Алёши было хорошо: лес-то вырастет!

Он пошёл на поляну и, не доходя до неё, остановился. Ребят на поляне не было. Голоса их ухали по дубраве. Светлана Николаевна засыпала костёр землёй. А он всё дымился и дымился, живучий этот костёр, и, пока не погас окончательно, учительница хлопотала около него.

Она пошла между маленьких дубков, нагибалась, гладила их неприкасаемо и уходила на ребячьи голоса.

Пахло дубовой корой, так что вязало во рту, пахло прошлогодними листьями и печёной картошкой…

Зеркало в старинном особняке

1

Весной третий класс принимали в пионеры.

На автобусе вместе с учительницей Светланой Николаевной ребята приехали из деревни в город, во Дворец пионеров, который располагался в старинном особняке. Особняк этот два века стоял на улице Тойменской и не собирался стариться.

В прихожей дети сняли верхнюю одежду, хотели сложить её в уголочке, но Светлана Николаевна провела их в гардероб, велела честь по чести повесить пальто на вешалки и привести себя в порядок. Учительница оглядела каждого ученика в отдельности, тому поправила воротник, а этому пригладила вихры.

Была она, как старшая пионервожатая, в красном галстуке и белой кофточке, а лицо бледное и решительное. Алёша залюбовался своей учительницей. Какая она нынче красивая и похожа на ученицу-старшеклассницу!

– Никита, шнурок завяжи, – попросила она Никиту Трапезникова. – Да рубашку сзади заправь.

– Вы у меня всё замечаете, – ворчал Никита. – А у других ничего не видите… Ничегошеньки!

– Ладно, Никита, ворчать-то, – укорила Людмила Вдовина. – Ворчит, как старый старик. Ты же молодой!

– Да постарше тебя буду, – отозвался Никита.

– На много ли? – поинтересовалась девочка.

Никита закатил глаза к потолку, про себя посчитал и ответил с чувством:

– На одиннадцать дней!

Светлана Николаевна задержалась взглядом на Алёше, и взгляд этот был заранее придирчив. Вслух она ничего не сказала, а глаза её спросили: «Не подведёшь, Алёша?»

«Не подведу, – взглядом же ответил мальчик. – Как я могу подвести?»

По мраморной лестнице вслед за учительницей дети поднялись в зал.

Здесь было прохладно. Через высокие окна, округлые наверху, будто в кокошниках, лился свет и жёлтыми половиками лежал на паркете. Паркет был скользкий, как лёд, и Никита вдруг замахал руками, чтобы не упасть, схватился за Алёшу и едва удержался на ногах.

– Ты что? – спросил Алёша.

Но Никита ответить не успел.

В зал вошли комсомольцы-старшеклассники, а вместе с ними герой войны Борис Иванович Масленников – невысокий мужчина, с орденской колодкой и в красном галстуке, и при нём всякие разговоры смолкли.

Дети выстраивались в линейку.

– Смирно! – раздался голос Светланы Николаевны, и эхо троекратно повторило его. – Равнение на знамя!

Знамя дружины красно отражалось в овальных зеркалах и играло на солнышке тихим огнём. Алёша слышал, как всё быстрее и быстрее, колокольчиком колотится сердце, и толчки его затрудняют вместе со всеми в лад произносить слова Торжественного обещания. Мальчик старался изо всех сил, чтобы в общем хоре был слышен и его голосок, и, узнавая крепенький бас Никиты и напевный голос Людмилы, радовался Алёша, что он здесь не один, ребята с ним, и сообща получается громко и ладно:

– Мы, дети деревни Поспелово, вступая в ряды Всесоюзной пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаем: горячо любить свою Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия, всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза.

Хор смолк, и под потолком старинного здания пророкотало эхо. На Никиту напал кашель, но тут же прошёл, как только комсомольцы-старшеклассники, Светлана Николаевна и Борис Иванович стали детям повязывать галстуки.

Алёше очень хотелось, чтобы к нему подошёл герой войны Борис Иванович. Но загад не бывает богат: галстук, наособицу старательно, ему повязала Светлана Николаевна и сказала:

– Борис Иванович, а это – Алёша Веригин. Он один собрал большущий мешок желудей!

– Мешок желудей? – удивился Борис Иванович. – Такой маленький, и – большущий мешок желудей? Его же не поднять. Как ты его донёс?

Неожиданно для себя Алёша выпалил:

– Я его в лесу спрятал! Потом лесник приехал на мотоцикле и увёз.

Борис Иванович рассудил вслух:

– Мешок желудей – это целая дубовая роща!

– Ждать только долго надо, пока она вырастет, – подал голос Никита, но Борис Иванович не расслышал его. Он выждал, когда установится тишина, и сказал так, что у Алёши сквозняк прошёлся под рубахой:

– Пионеры, к борьбе за дело Коммунистической партии будьте готовы!

Строй взметнул руки над головами, словно белые серпы на жатве в старину, и выдохнул в одно дыхание:

– Всегда готовы!

Слова эти, как гром с подгромовниками, прокатились по особняку, вырвались на улицу, и в подгромовниках Алёша отчётливо расслышал свой голос.

2

Борис Иванович поздравил ребят с приёмом в пионеры, пожелал им быть людьми, полезными Родине, и сказал:

– Прежде чем ехать домой, познакомьтесь с Дворцом пионеров. Здесь всё – ваше.

Девочки кинулись к зеркалам – посмотреть, как они выглядят при галстуках, а мальчики в пионерской комнате принялись опробовать барабаны и горны.

Никита дул в мундштук горна.

От натуги тучные щёки его стали багровыми, а в глазах показались слёзы.

– Больно горнить-то мне охота! – говорил Никита. – Да не научиться никогда.

– Кто сказал: «Не научиться?» – весело загрохотал голос Бориса Ивановича. – При мне неумех не бывает.

Борис Иванович улыбался. Лицо его, в отсвете пионерского галстука, увиделось Алёше совсем молодым.

Борис Иванович облизал губы, прижал мундштук горна к губам, и чистый, сильный, просторный звук вылетел из золотого раструба, радостью ожёг душу мальчика и погас, как только дети оттеснили Алёшу от седого горниста.

Никем не замеченный, Алёша вышел из пионерской комнаты и очутился в зале, пустынном и холодном. За печью в синих и коричневых изразцах мальчик остановился около овального зеркала, обернулся, не подглядывает ли кто за ним, порадовался, что никого нет, и заглянул в зеркало.

Своим отражением Алёша остался очень доволен: красный галстук делал его взрослее, а лицо запало и стало мужественным. Как у отца, когда он читает книги про войну… Жаль только, зеркало было мутноватым от времени. На золочёной раме Алёша разобрал четыре витиеватых цифры – 1781 – год рождения зеркала.

Внезапно мальчик подумал: «Каких только лиц не отражалось в этом зеркале! Дворяне в напудренных париках. Бородатые купцы. Матросы в пулемётных лентах крест-накрест… Вот бы увидеть эти отражения!»

От этих мыслей Алёше стало жарко. В самом деле, разные люди подходили к этому зеркалу, запечатлевались в нём и отходили навсегда. Говорят, даже свет весит немного, но весит, и его можно уловить. А зеркало – это свет! Отражения обязательно должны остаться!..

Пристальнее пристального Алёша всматривался в стеклянные бугорки… Сейчас… Кто это там в глубине? Позади загрохотало. Мальчик отпрянул от зеркала и увидел, как из пионерской комнаты хлынула толпа, а впереди – Никита. Разбежавшись, Никита прокатился по паркету, как на коньках, а Людмила объявила Алёше:

– Такого горниста, как он, поискать надо!

– Как кто? – не понял мальчик.

– Как Никита! – ответила девочка. – Он горнить научился, да ещё как! Его Борис Иванович похвалил: «Прирождённый горнист!» Разве ты не слышал? Где же ты был тогда?

3

Дома Алёша выгладил галстук горячим утюгом. Мать встревожилась:

– Палёным пахнет! Не горим ли мы?

– Ничего, – успокоил отец. – Старается человек.

Ложась спать, Алёша положил галстук под подушку, а ближе к утру ему приснился Дворец пионеров. В нём не было ни души. Луна заглядывала во все окна и блестела на паркете. Мальчик остановился у знакомого зеркала. Рядом со своим отражением в стеклянном озере, оправленном в золотую раму, он увидел людей в напудренных париках и не удивлялся: так и должно быть, потому что ничто не исчезает бесследно, как и луч света.

Кто это там? Что за люди?

Стекло быстро запотело от Алёшиного дыхания, и никого не стало видно.

Рукавом Алёша чисто-начисто вытер зеркало. Близко от себя он увидел девочку его лет – простоволосую, в длинном белом платье и с медными пряжками на башмаках.

Девочка улыбнулась пухлыми губами.

– Здравствуйте, сударь, – сказала она. – Меня зовут Софья. А вас?

– Ох ты, имя-то какое! – обрадовался мальчик. – А меня Алексеем.

И спросил с надеждой:

– А на «ты» нельзя?

– На «ты»?.. Какое у вас красивое жабо. Я не представляла, что жабо бывает красным. Вы, сударь, похожи на петушка с красной грудью…

– А вы, сударыня, – обиделся мальчик, – на белую курицу!

– Это не очень вежливо. – Губы девочки задрожали от обиды. – Лучше бы вы сказали: «На белую курочку»… Разве это так трудно?

Смягчившись, Алёша спросил:

– Вы, наверное, принцесса?

– Что вы! Я обыкновенная крепостная. Старая барыня купила меня на рынке за двадцать пять рублей.

– За двадцать пять рублей?! – возмутился мальчик.

– У вас разве дороже? – удивилась девочка.

– «У вас»! – Алёша задохнулся от возмущения. – Попробовал бы кто у нас людьми торговать, его бы тут же посадили в тюрьму! У нас все равны.

Девочка близко подошла к Алёше, к таинственной зеркальной плёнке, что непостижимым образом отделяла тот мир от этого, и, вытянув пальцы, но не дотянувшись до груди мальчика, сказала с искренним восхищением:

– Как вам идёт этот красный шёлк!

– Это – пионерский галстук. Меня только что в пионеры приняли, – с гордостью объявил мальчик. – Я – пионер!

– А кто это – пионер?

– Кто?..

Мальчику захотелось говорить долго-предолго. От желания сказать как можно больше, от того что на словах ему пока ещё было трудно объяснить суть, от жалости к этой девочке – от всего этого у Алёши пересохло в горле. Он протянул обе руки к Софье и выдохнул:

– Идите к нам, сударыня!

Но пальцы Алёши больно стукнулись о стекло, и он проснулся.

В избе было тепло и тихо.

На цыпочках мальчик вышел на крыльцо под небо, белое от звёзд до самой земли. Да и земля тоже была белая – цвели яблони! – и дышала холодом, и Алёша тут же вернулся домой.

«Май холодный – год хлебородный, – вспомнил он примету, залезая под одеяло, дрожа и согреваясь. – Буду сон досматривать».

Под подушкой Алёша нашарил галстук, пахнущий глаженьем, и заснул, полный ожидания счастливых перемен в начальной жизни своей.