Текст книги "Путь Тесея"

Автор книги: Станислав Росовецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Она потупилась.

– Прости меня, благородный юноша, но такая удача, клянусь Афродитой, случается только раз в жизни! Я и соблазнилась… И вот ведь какая беда. Я не смогу должным образом отблагодарить тебе, по-женски то есть. Сегодня первый день моей ежемесячной болезни. И в доме нету ни капли вина, а я не догадалась стащить у Перифета початую амфору.

У Тесея будто камень с души упал. Притворно нахмурившись, он заявил:

– Не беда. Без вина обойдусь. А твоё нездоровье, я надеюсь, не помешает тебе рассказать мне и, быть может, что-нибудь и показать… Как в общем, ты сочетаешься с мужчинами. Показать в одиночку, само собой, без моего участия. И будем тогда, женщина, в расчёте.

Она не удержалась, прыснула, прикрыв грязной ладонью рот. Справилась со смехом, поджала губы, соображая. Посоветовала, на девственника не глядя:

– Будет понятнее, если ты тоже разденешься, щедрый юноша, да и жарко тут у меня, душно. А мне, чтобы показывать, тоже лучше остаться только в повязках в нужном месте. Скажи, не противны ли тебе бабы, обмотанные тряпками, словно лопнувшие горшки?

Тесей помотал головой и багрово покраснел.

Глава 6

Между Эпидавром и Истмом

Поединки с Синидом и с дочерью его Перигудой

Почти до самого Истма прошагал Тесей без всяких приключений. Весь ушедший в воспоминания о ночи в пещерке староватой, но умелой и опытной Омфалы, он мало внимания обращал на красоты летней природы. Да что там природа, если знаменитый Асклепион и храмы слепо проплыли вдоль дороги под его невнимательным взглядом и остановила Тесея только придорожная харчевня уже на выходе из Эпидавра? Да и то вкусные запахи сработали, а у царевича давно уже посасывало под ложечкой.

Ближе к Истму потянулась слева сосновая роща. Сосна – дерево, посвящённое отцу Тесея, богу Посейдону. Зимой и летом одетые иголками цвета морской волны, деревья светили розовыми стволами, веял здоровый горьковатый запах хвои. На сей раз приятный запах напоминал об опасности, но Тесею недосуг было прислушиваться к этому предупреждению. Мучили тогда его сомнения в том, правильно ли поступил, побудив шлюшку раскрыть перед ним тайны её скабрезного ремесла. Что не унизился он полученными ночью весьма своеобразными познаниями, это царевич чувствовал и не требовал от себя доказательств. Кроме того, приступая теперь к соитию, когда наступит пора, он будет руководствоваться результатами мудрёного опыта, накопленного многими поколениями искусных любодеиц – а неужели лучше было бы, если бы вся его подготовка ограничилась подглядываниями за собаками в пору их весенних безумств? В конце концов, если сама Афродита покровительствует любовным играм, и люди, надеясь на помощь в них, приносят прекрасной богине жертвы в её святых храмах, нельзя считать эту сферу жизни человека сколько-нибудь постыдной. Да, у него стоит сейчас перед глазами Омфала в позах, показанных ночью, и её на вытертом ковре норовит заменить куда более желанная нагая Амфитрита, да, у него колет в паху, да, лицо горит, и мысли путаются, будто после солнечного удара, но всё это не слишком большая цена за полученное знание. И кто сказал, что…

Тут наверху раздался непонятный шелест, и Тесей оказался окутан крепкой рыбачьей сетью. Мгновенно добыл он меч, одним взмахом разрезал ячейки и выпрыгнул на середину дороги. Тотчас же утоптанная глина вздрогнула у него под ногами. Это с ветви огромного дуба, нависшей над дорогой, спрыгнул громадный мужик в панцире и с коринфским шлемом на голове. Длинный меч висел у него на перевязи, но он предпочёл упереть мощные руки в бока. Чёрные глаза сузились в щёлки, великан заорал:

– Как ты посмел, путник, испортить мою сеть? За этот убыток подвергнешься обычной в моих владениях казни!

Тесей не ответил, он лихорадочно обдумывал выбор между мечом и дубинкой. Выигрывая время, стащил с головы шляпу и вместе с узелком положил на обочине. Подумал, что вроде свой ритуал вырабатывается, только в прошлый раз полынь там росла, а сейчас молодой молочай. Нет, мой меч короче, да и рука тоже…

Великан перешёл с рёва на визг:

– И ты смеешь юнец, пренебрегать ответом мне? Мне, Синиду, сыну Посейдона? Мне прозванному Нагибателем сосен? А почему прозванного, знаешь ли?

«Сыну Посейдона, надо же! Тоже мне братишка выискался! Наглая ложь, не иначе», – огорчился Тесей. И на возникшей волне злобы выбрал, наконец, дубинку. Заговорил, однако, вежливо:

– О тебе, Синид, сын Полименона, рассказывал мне мой дед, царь Питфей. Мать твоя Силея в далёком родстве с дедом моим Питфеем. Нам, родичам, не стоит враждовать. Я готов восполнить твой убыток, но вспомни, Синид, что ты первым напал на меня.

– Сын Полименона, говоришь? Ты у меня сначала своими руками починишь сеть, а там увидишь, что я с тобой сделаю!

И Синид, сдвинув шлем на лицо, от души размахнулся мечом и обрушил на родича его острую бронзу. Но Тесей уже успел выхватить из-за пояса дубинку и ловко защитился ею. Меч согнулся, и, пока Синид в тупом изумлении таращился на него, царевич отвёл дубинку вниз и коротко ткнул ею в оставленную открытой часть лица противника. Тот зарычал и со звоном рухнул навзничь. Тесей огляделся, поднял сеть, скрутил её в жгут… А когда повернулся к великану, Синид с воплем метнул в него с земли горсть камней. Самый большой просвистел, толкнув сжатым воздухом, рядом с правым ухом, камень поменьше едва не выбил Тесею плечо.

Пришлось перебросить дубинку в левую руку и угомонить великана. Снова он превратил сеть в грубую верёвку и с горем пополам скрутил у Синида руки за спиной. Изо всех сил затягивал узел, когда услышал позади хриплое дыхание.

– А ну, встань передо мной! Не вздумай прятаться!

Старик-африканец возник у него перед глазами. Измождённый, серый от страха, в одной набедренной повязке. Конечно же, раб Синиса.

– Я Джамбо, раб. Прошу, молодой господин, позволь мне помочь моему хозяину.

– Лучше переверни его и сними шлем.

Однако… Красное лицо в щетине – сплошной кровоподтёк. Правый глаз у разбойника вытек на щёку, второй закрыт. Этакий Полифем теперь, а кстати, тот циклоп – бесспорный брат Тесею. А если и этот не соврал об отцовстве Посейдона, тогда не помиловать ли его? Чтобы очухался и продолжал губить людей? Нет уж, око за око…

– Эй, Джамбо, а сосняк, где вы с хозяином зверствовали, он далеко?

– Да я никого не убивал!

– Никогда не поверю, чтобы он один управлялся. Отвечай!

– Да тут, недалеко. Я не убивал!

– Тогда вот что. Сбегай в дом Синида и приведи с собой рабов, помогавших ему казнить ограбленных путников. Прихватите с собой воды в водоносе и верёвок. Если у кого-нибудь из вас увижу оружие, прикончу на месте. Беги! Стой! Прежде сними с хозяина панцирь и отнеси в кусты. Меч и шлем туда же.

Присел Тесей на обочине, принялся растирать ушибленное плечо, поглядывая на родственничка, распростёртого на дороге. Синид без сознания, на подбородке застряли в кровавой щетине несколько выбитых зубов. Пускает красные пузыри. Боги небесные, опять проезжая часть дороги загромождена! Но на сей раз Тесей позаботится, чтобы её очистить.

А вот и рабы. Общим счётом четверо. Один чернокожий, моложе Джамбо. Сын или брат, и тоже с большой медной серьгой в ухе. И с ним трое светловолосых варваров. Эти обмотаны тряпками, в рвани какой-то. Морды у всех разбойничьи, не хуже, чем у зверя-хозяина. Надо будет проследить, чтобы никто из них не зашёл за спину.

– Эй, вы! Поднимайте вашего хозяина и тащите туда, где он путников казнил.

С ворчанием разобрались, кому где браться, и потащили. Тесей следовал за ними на безопасном расстоянии. Правая ладонь лежала на рукоятке дубинки, ведь и помыслить он не мог, чтобы обнажать заветный меч царя Эгея против презренных рабов. Так уж сразу и презренных… Кормилица Мирто ведь тоже рабыня. Иное дело, что этих следует презирать, поскольку участвовали в преступлениях своего господина. И большой ещё вопрос, должны ли быть за это наказаны смертью… Однако же и смрад! Видно, уже подходим.

Через десяток шагов открылась поляна, а на соснах вокруг неё, как жуткие украшения, полоти гниющих нагих трупов. Вот когда Тесей горько пожалел, что не поплыл морем, тихим в конце летнего месяца таргелиона! Бросив на ужасную поляну второй взгляд, он определил, что каждая половина мертвеца висела на сосне вверх ногой и именно за ногу была привязана, потом повернулся к поляне спиной и больше в ту сторону уже не смотрел. Каша и жареная минога, съеденные в харчевне, подступали к горлу, но Тесей перемогся, подавил на сей раз рвоту и завопил:

– Кладите своего господина между этих двух сосен, этой и вот той! Привязывайте за ноги, как этих несчастных, если не хотите, чтобы я срубил вам головы! У меня это скоро!

Рабы послушно положили неподвижного Синиса в указанном месте и слаженно дёрнулись было выполнять второе распоряжение, однако остановились, уставившись на Тесея. Особого страха на их лицах он не увидел, любопытство, да, оно отразилось.

– В чем дело, рабы? Вам уже не нужны головы на плечах?

Вперёд выступил один из светловолосых. Корёжа греческую речь, он объяснил, что господин их, благородный Синис, всегда сам пригибал сосны и удерживал их, пока купца привязывали за ноги. Он же вот какой силач, их господин. И верёвок нету.

Хотел было Тесей обернуться к поляне, однако не решился. И не глядя припомнил, что мертвецы привязаны к соснам бережливо, лишние концы верёвок не свисают. Если послать рабов развязывать, этими обрывками делу не поможешь. Он выхватил дубинку и поманил к себе старшего африканца.

– Ты, Псамбо, должен был принести верёвки. Да, и полный водонос тоже. Хочешь дубинки отведать?

– Не бей меня, молодой господин! Это хозяйка не дала верёвок и воды! Она за всем добром смотрит, госпожа Мелисса.

– А как же тогда она этих молодцов отпустила? – показал Тесей на товарищей африканца.

– Она не отпустила, госпожа Мелисса. Она сама велела идти, тебя убить, а хозяина в дом отнести.

– Что ж вы её не послушали? – нахмурился царевич, поигрывая дубинкой.

– А пусть сама госпожа без оружия с тобой бьётся! Палки в руки нам побоялась дать. И ловок ты больно, молодой господин! Да и мы тебе будем только благодарны, если ты нашего хозяина-изувера навсегда успокоишь.

Тесей хмыкнул и ненадолго задумался. Спросил небрежно:

– Скажи, твоя госпожа молода и красива?

– Какое там? – скривил Джамбо гримасу. – Стара и безобразна. Они с хозяином парочка, баран да ярочка. А вот дочка у них большая, красивая, толстая.

И африканец скривил своё чёрное, толстогубое лицо уже по-новому и сделал простонародный похабный жест. Тесей удивился, однако отвлёкся ненадолго. Склонился над Синидом и сорвал у него с шеи золотое ожерелье. Бусинки в форме жучков посыпались жёлтой струйкой. То, что от ожерелья осталось, царевич протянул Джамбо.

– Вот, отдай хозяйке. Возьми у неё верёвки и водонос. И сразу набери воды. А ей скажи, что я ещё туда приду, пусть прячется получше.

Джамбо первым делом связал концы разорванной нитки на ожерелье, затем поклонился и исчез. В его отсутствие рабы не теряли времени, они бросились собирать рассыпавшиеся бусинки, непочтительно тормоша при этом поверженного хозяина. Синид продолжал хрипеть и пускать пузыри.

Наконец, прибежал Джамбо, весь оплетённый толстыми верёвками, а перед собой тащил большой кувшин. Тесей велел ему поставить кувшин на землю, а одну из верёвок накинул на шею младшему африканцу и приказал ему лезть на левую из выбранных сосен:

– Привяжи там ближе к верхушке, но чтоб не обломалась потом. Сам не спускайся, пока не скажу!

Когда с дерева спустилась верёвка, царевич вцепился в неё и, натягивая, принялся нагибать сосну. Чернокожий раб своим весом помогал ему, пока не спрыгнул по приказанию Тесея. Тут царевича едва не сорвало с земли. Он удержался, заорал:

– Что стали? Тащите хозяина вверх ногами, привязывайте верёвкой за ногу!

Привязали с грехом пополам. Потом, повинуясь приказам побагровевшего Тесея, рабы скопом нагнули правую сосну и привязали к ней вторую ногу Синида. Их хозяин теперь висел между двумя соснами вниз головой и по-прежнему без сознания. И когда это рабы успели его раздеть и разуть?

– Псамбо, не спи! Плесни своему хозяину водой в лицо!

Вода из кувшина, щедро вылитая на лицо Синида, стекла на траву уже розовой. Разбойник заворочался, закряхтел.

– Хозяин открыл глаз, молодой господин! – воскликнул услужливый Джамбо.

– Синид, слышишь меня? Сейчас ты будешь казнён тем же способом, которым ты казнил невинных людей! Если есть у тебя чего сказать, говори! Долго мы тебя не удержим.

Рабы, держа за верёвку сосну, привязанную к правой ноге хозяина, согласно заворчали. Синид повёл головой вправо от себя. «Осматривается», – догадался Тесей. Осуждённый им на смерть забормотал – скорее растерянно, чем злобно.

– Ага… Я тебя хотел пощадить… Ударил плашмя… Вырубить и позабавиться… Теперь ты меня убиваешь… Родича своего, если не врёшь… Вечное изгнание тебе теперь… Побоишься и ногой ступить в Истм… Казнят тебя той же смертью, что и меня убьёшь… А я тебя проклинаю, и отец мой, могучий бог Посейдон… тебя преследовать, пока не погубит… К морю и не подходи…

Тесей крякнул. И, разозлённый, ляпнул такое, что лучше бы удержать за зубами:

– Богам великим стоило бы стыдиться, что позволяли тебе творить твои чёрные дела! Прощай, Синид! Рабы, приготовиться… Отпускай!

И сам первый разжал пальцы, выпустил из рук скользкую от живицы верхушку сосны, отвернул лицо и отпрыгнул в сторону. Раздался звон, треск, глухой стук, короткий утробный стон. Царевич не удержался и посмотрел. Лучше бы ему этого не делать! Тогда увиденное не возвращалось бы к нему в страшных снах, тогда не жалел бы он, что выбрал путь героя, а не художника, судьи, знаменитого мастера-горшечника или славного в Элладе аэда. Однако тогда, в тот страшный момент он только побледнел и, собирая с хвои свои вещи и оружие, выглядел несколько растерянным.

Одни рабы, ворча и ругаясь, пытались оттереть хвоей с ладоней живицу, другие, во время казни державшиеся только за верёвки, насмехались над ними. Никого не беспокоили две лужи крови, медленно подплывающие к их босым ногам, а Джамбо приступил к Тесею и спросил подобострастно:

– Молодой господин позволит отвести себя в дом мертвеца?

Царевич наклонился, зачерпнул горсть хвои, попробовал вытрусить из неё песок и ответил рассеянно:

– Пожалуй, раб. Я хотел бы утолить жажду и передать твоей хозяйке несколько приказаний. И, право слово, хочется покинуть поскорее это место. Веди.

Они вернулись на дорогу. На сей раз впереди двигался Джамбо в обнимку с горшком, за ним прочие рабы налегке, а позади их бдительный царевич. Вот сосняк отступил вглубь, а на большой поляне забелел дом. Обычный богатый дом на два этажа. Рабы к нему и направились, но Джамбо приставил ногу у подлеска, жестом предложил остановиться и Тесею. Потом, то ли улыбаясь, то ли гримасничая, он растянул свои толстые губы и приложил к ним чёрный узловатый палец.

– Что такое? – встревожился царевич, вернув ладонь на рукоять дубинки.

– А ты прислушайся, молодой господин.

Тесей навострил ухо. Женский голос выводил певуче:

– Не выдавай меня, дядюшка чертополох! И ты не выдавай меня, тётушка спаржа! Спасите меня и укройте от злого врага! Богиней Персефоной и единственным моим девичьим сокровищем клянусь, что никогда больше не буду вас рвать и жечь! Не выдавай меня, дядюшка чертополох…

Сетования доносились из чащи кустарника, и присмотревшись, заметил Тесей, что дикая спаржа и вправду выставила ему навстречу свои острые колючки. Взглянул на Джамбо вопросительно. Тот ухмыльнулся. Пояснил вполголоса:

– А это, молодой господин, Перигуда, дочь казнённого тобой Синида молится. Прячется от тебя, забилась в кусты, а чтобы хоть помолчать, соображалки не хватило. Коль столь глупа девка, и выманить её тебе труда не составит.

– Она помогала отцу казнить путешественников?

– Чего не было, того не было. Девка красивая, однако громадного роста, я ж говорил уже…

– Женщины не такие злые, как мужчины, я согласен.

– Неужели ты, молодой господин, не слыхал о Медее? Эта волшебница убила своих собственных детей.

– Не умничай, раб!

Не сразу, но заинтересовался Тесей дочерью Синида. Тем более, что Джамбо его развлёк. Руки у того были заняты водоносом, давешний похабный жест повторить он не мог, так принялся, высунув язык и выпятив зад, сгибать и разгибать свои трескучие колени. Царевич скупо улыбнулся и, понизив голос, пояснил:

– Коль спаржу от этой самого чертополоха отличает, стало быть, не бесповоротная же дура. Как, ты сказал, зовут её – Перигуда? – и, когда Джамбо кивнул, выкрикнул. – Эй, госпожа Перигуда! Выходи, не бойся! Я, царевич Тесей из Трезена, тебя не обижу! Вот увидишь, что и пальцем не трону!

– И как же это ты нашёл меня, царевич? Нет, не выйду, ты батюшку моего убил, и меня обидишь.

Тесей забрал у Джамбо кувшин, заглянул внутрь, но пить не решился. Поставил кувшин на траву, уселся и сам. Подумав, прокричал:

– Ты сама себя загнала в ловушку, Перигуда. За тобой непроходимый кустарник. Если ты рассердишь меня – а вот-вот рассердишь, я продерусь через колючие кусты и выволочу тебя за волосы. Тогда не обижайся, что не предупредил!

Тут Джамбо кивнул одобрительно и тоже уселся. Они сидели под кустами, издали похожие на двух отдыхающих путников-приятелей, довольно долго, потому что дочь Синида не внимала доводам Тесея, на что он не больно и обижался. Ведь таким образом хоть какой-то разум обнаруживала, а к полной дуре он и в самом деле не прикоснулся бы. День клонился к вечеру, не плохо бы утолить жажду и пообедать. Впрочем, увиденное на поляне по-прежнему стояло у него перед глазами, и он сомневался в том, что сумеет удержать в себе съеденное. А лёгкая досада на глупую девушку хоть немного отвлекала от страшного воспоминания…

В кустах раздался треск, топот и визг. Рядом с сидящим царевичем дрогнула земля, он встрепенулся, поворачивая голову в сторону шума, а Джамбо заявил почтительно:

– Вот она, молодая госпожа Перигуда.

Снизу глядя, дочь Синида показалась Тесею просто чудовищно огромной, а поднимаясь на ноги, отметил он, что и богатырским сложением напоминает отца. И круглой головой тоже. Странное это оказалось занятие – угадывать на её лице, грубом, но красивом (Джамбо не соврал), искажённые болью и смертным страхом черты свирепого убийцы. Толстые щеки и руки в свежих длинных царапинах, шелковые одежды изорваны и взлохмачены теми же колючками. Но при всём при том девушка оказалась накрашенной, а правую лодыжку украшал золотой браслет. Открыв рот, разглядывала она Тесея во все глаза, а вот приветствия от неё царевич не дождался.

– Скажи, Перигуда, – вставая на ноги и отряхивая хитон, спросил Тесей, и её решивший не баловать каким-нибудь там «здравствуй», – зачем ты принарядилась сегодня? И глаза зачем подвела?

Она выпучила огромные глазищи.

– Так ведь девица на выданье должна быть каждый день с утра готова. А вдруг жених придёт?

Тесей крякнул. Жених, не жених, а хозяин к девице пришёл. Убив разбойника, его победитель получает право поработить членов его семьи. Эта, как её, Мелисса ему и в служанки не нужна, а вот на Перигуду теперь появились виды. Её формы, выпирающие из одежд, заставили Тесея вспомнить толстых бабищ, начиная с Мирто, лишавших его сна в мучительную пору отроческого созревания. Только стройная и изящная Амфитрита вытеснила толстух из эротических мечтаний. Стручок царевича заявил тут о себе, вмешавшись в его чувства и чувственные воспоминания. Теперь-то он уж точно осуществит с Перигудой свои права владельца, деться некуда, вот только куда её повести?

Тесей тоскливо оглянулся на белый дом у опушки соснового леса. Над усадьбой поднимался дымок: что бы не стряслось в хозяйстве, хоть наводнение, а кухарка колдует над обедом. Добро, если вдова Синида ещё прячется, а если она уже вернулась домой и нападёт, дочь защищая, с домашним орудием каким-нибудь, хоть бы и с вертелом? Что же, дубинкой от бабы отбиваться? Он представил себе, как заводит Перигуду в её спаленку, а там дверь не запирается. Из кухни воняет жжённым жиром, толпа рабов подслушивает и пытается подсмотреть. К тому же, из-за его неопытности, предстоит нешуточное противоборство, а дома Перигуде и стены будут помогать. Нет, не стоит самому предоставлять девице преимущество. Да и шлюшка та, Омфала, советовала ведь лишать дев невинности на природе, днём и под пение птиц. Тут, в разбойничьем лесу, больше вороны каркают, однако совет следует принять.

– Псямбо! Мне нужна полянка в лесу, и чтобы хвои на неё достаточно нанесло.

Раб скорчил гримасу и направился было вдоль дороги назад. Тесей зарычал и, не найдя слов, ухватил африканца за худые плечи и повернул в обратную сторону. Дом скрылся за соснами, и через несколько минут Джамбо остановился у начала еле заметной тропинки. Тесей кивком послал на неё Перигуду, а рабу сказал вполголоса:

– Подожди меня здесь непременно. Я отдам вам с Перигудой распоряжения. Да, кувшин оставь.

– А не принести ли мне, молодой господин, тебе питья и еды какой-нибудь с кухни?

– Нет, раб, не трудись.

Что в хозяйстве у столь грубого разбойника окажется яд, царевич не опасался, однако кто-нибудь из челяди вполне мог плюнуть в еду или напиток. Да и Истм уже в двух шагах. Тесей окончательно передумал заходить в дом Синида. Он вздохнул и повернулся к Перигуде.

– Почему остановилась? Шагай на поляну.

– Ты же обещал, царевич, что пальцем меня не тронешь… – заныла великанша.

– Иди, иди, Перигуда. Ты, дочь убитого мной разбойника, принадлежишь теперь мне и должна повиноваться.

Шел Тесей позади девушки, с опасливым недоумением глазел на её мощные бедра, совершающие сложные движения под шёлковым хитоном, присматривался к золотому витому браслету на толстой щиколотке, когда тот выныривал из-под подола при ходьбе. Была то нереида с длинным змеиным почему-то хвостом. Неужели Синид и женщин убивал?

На полянке Тесей приказал Перигуде снять одежды и положить их на траву, устроив подстилку. Сам, не дожидаясь, пока послушается, сложил оружие и быстро разоблачился. Девица охнула и уставилась на часть его тела, для неё опасную. Снова запричитала:

– Ты ведь обещал, что не обидишь, убийца моего отца, и обманул… И не стыдно?

– Ты давай раздевайся и ложись, Перигуда! – прикрикнул Тесей, не зло, впрочем. Он к себе прислушивался, этакому неразумному животному, будто оленю перед случкой. – Разве тебя не предупреждала твоя мать, что девушек всегда обманывают? Женщин реже, потому что они опытнее. Ведь их уже успели обмануть в девичестве… Эй, не вздумай драться, а то получишь!

И ухмыльнулся поневоле, потому что попытался представить, до какой сосны заставил бы его пробежаться наставник Коннид и с каким грузом, если бы вдруг здесь оказался. А когда залазил Тесей на замершую от ужаса Перигуду, поразили его своей величиной груди девицы с острыми сосками, и подумалось, что вот в этом путешествии и по горам довелось побродить. Тут же конец хвоста браслета-наяды вонзился ему в голень, и царевич очень кстати разозлился…

Уже собравшись в путь, Тесей заявил заплаканной Перигуде и почтительному Джамбо:

– Вы оба теперь принадлежите мне. Джамбо, тот раб, тоже чёрный, это твой сын?

– Да, молодой господин.

– А жены нет ли у тебя?

– Нет жены. И у сына моего нет.

– Это замечательно. Если ты не хочешь расставаться с сыном, я беру и его. Через несколько месяцев я пришлю посланца, свободного или раба. Если моя наложница Перигуда понесёт от меня, уже будет заметно. Тогда раб доставит вас троих ко мне, где бы я ни был тогда, в Афинах или в Трезене. Тебе с сыном придётся постеречь вот её по дороге в мою землю. Ребёнка я признаю своим, а тебя, Перигуда, выдам замуж за свободного горожанина. Вас, рабов, отпущу на волю. Что скажете?

– Ох, стыдобушка моя горькая! – захныкала девица. – К тебе взываю за помощью, владычица моя Персефона!

– К спарже так уже не взываешь? – устало усмехнулся Тесей. – А ты всё ли понял, раб?

Джамбо почесал в плешивой голове. Спросил настороженно:

– А если не брюхата будет молодая хозяйка, как поступит твой посланец со мной и с моим сыном?

– Именем моим отпустит вас на волю, и все дела. Если только ты сам не захочешь мне послужить. Выбор будет за тобой. А покамест прощайте.

Он нарочно попрощался разом и со своей наложницей, и с рабом: надо было напомнить Перигуде её нынешнее унизительное положение.

Глава 7

От Истма до Элевсина

Ужасные звери и страшные люди

Ночь царевич провёл в Истме на каменных ступенях древнего храма Посейдона. Грела мысль, что божественный отец, быть может, ночует рядом, в земном своем доме. А если он здесь и не воспользовался возможностью выразить своё осуждение, то это уже неплохой знак. Надо сказать, что предсмертное пророчество Синида серьёзно тревожило Тесея, и он этой ночью твёрдо решил, что обязательно пройдёт когда-нибудь очистительный обряд, и как можно скорее. И поклялся отцом своим Посейдоном.

Утром, завтракая в харчевне, Тесей впервые услыхал о небывалой опасности для путников, ожидающей его в Кроммионе, лежащем впереди примерно в восьмидесяти стадиях. В самом этом городке и вокруг него свирепствовали дикие кабаны, однако особый ужас вызывала свинья, как ни странно, домашняя, живущая в самом городе. Она нападает на прохожих, убивает их и пожирает. Её так и прозвали Кроммионской свиньёй.

– Да нет же, свинью эту зовут Файя, – поправил рассказчика другой истмиец, хлебнув из глиняной кружки кикеона. Тесей потянул носом: похоже, что напиток из смеси ячменного теста с водой успел перебродить.

Уже в дверях харчевни рассказчик обернулся и заявил снисходительно:

– Ты, Сикий, своих детей по головам посчитать не можешь, где уж тебе правдиво поведать чужестранцу о том, что происходит на большой дороге? Запомни, что Файя – это имя старухи, злющей ведьмы из Кроммиона. Она хозяйка чудовища, нарочно не кормит свинью и натравливает её на путников, чтобы потом ограбить трупы.

Уже на дороге, нежась под нежаркими ещё лучами утреннего солнышка, Тесей задумался. Стоит ли ему связываться со свирепой свиньёй, если она первая не нападёт? Добро бы речь шла о диком кабане, вроде могучего Эриманфского вепря, усмирённого и убитого Гераклом. Однако речь идёт явно о домашней свинье, иначе у неё не было бы хозяйки. Как её там, Файи. И как ему поступить с этой кроммионской старухой, если она набросится на убийцу своей свиньи? Нельзя добыть славу, охотясь на домашних свиней, а убивать женщину вообще позорно.

В Кроммион, выглядевший скорее деревней, чем настоящим городом, Тесей вступил на закате. Единственная улица оказалась столь же пустынной, как и дорога между Истмом и Кроммионом. Не успел пройти её царевич, как настали быстрые южные сумерки, а уже на выходе из деревни он услышал за спиной частый стук. Мысленно метнувшись влево-вправо, он отскочил влево и следующим движением выхватил из-за пояса дубинку. «Мог погибнуть! – ужаснулся он, но как-то со стороны, будто это не с ним происходило. – Отныне и всегда, глупец, прыгай без раздумий влево, ведь твоя правая нога сильнее левой!». Бок ему оцарапало, будто щёткой для чистки коней. Впереди растворялась в сумерках чёрная тень с нелепым завитком хвоста-кисточки сверху, стук копытец становился глуше. Донеслось то ли хрюканье, то ли рычание. Потом мимо Тесея пробежала, шаркая, растрёпанная полуголая старуха. На него вроде и внимания не обратила, костерила свинью – и такие гнусные выражения употребляла, что воспитанный царевич не всё и разобрал. От нахлынувшего наконец испуга ноги у него подкосились, и герой с размаху уселся на обочину.

Он знал, что дикий кабан, промахнувшись во время атаки, никогда не возвращается, чтобы броситься снова. Но можно ли быть уверенным, что так же поступит и одичавшая домашняя свинья? Тесея трясло от злости, больше на себя за испытанный внезапно ужас, но и на свинью с хозяйкой тоже. Он поднялся на ноги, прислушался – и решительно зашагал назад в Кроммион. Доводы для этого возвращения он придумает после, а сейчас нестерпимо хотелось расправиться с испугавшей его свиньёй.

Для этого он устроит засаду. Место для неё царевич выбрал как раз посередине дороги-улицы, а сам спрятался за низкой стеной здешнего вувлефтикона, места для совещаний. Подумав, разделся донага, намотав только гиматий на левую руку и оставив на себе перевязь с мечом. Прислушался к взвизгам старухи, мимоходом задумался над тем, чем она загоняет страшилище в свинарник – неужели хворостиной? Что-то длинное держала она в руке, когда пробегала – палку, копьё? А ведь они со свиньёй возвращаются…

С дубинкой наготове Тесей выпрыгнул на дорогу, крикнул:

– Хрюшка! Ко мне, вкусняшка!

И не сплоховал на сей раз! Ударил по огромной чёрной голове что было сил под острым углом, присоединив силу броска самого чудовища. Свинья вроде бы охнула, потом завизжала истошно. Сделала ещё несколько шагов – и покатилась по дороге, поднимая клубы пыли. Тесей тотчас же подскочил ближе и, перехватив дубинку в обе руки, принялся добивать животное, гвоздя раз за разом по твёрдой, как скала, голове. Донимала его очевидная необходимость вынуть меч и осквернить-таки заветное оружие, дорезав для верности свинью. Боковым зрением видел, что рядом с домами появляются тёмные силуэты мужчин, но посматривал больше на дорогу, куда должна была выбежать из тьмы разъярённая старуха.

И она возникла перед ним – босая и косматая, не с палкой, а с дротиком в узловатой, совсем не женской руке.

– Ты, юнец, посмел обидеть мою свинку! Как мне теперь зарабатывать на жизнь?!

И метнула дротик. Царевич уклонился, а позади него прозвучал хлюпающий звук. О таком Коннид рассказывал. Тот самый, с таким звуком наконечник входит в плоть человека. Раздались возмущённые крики. Затрещал факел. Свистнула стрела, и царевич чётко рассмотрел в красных отблесках огня, как она воткнулась в горло старухи. Файя выронила нож, засипела, обеими руками попыталась выдернуть стрелу… Подёргала ногами и затихла.

Тесей вздохнул облегчённо. Обошлось, не заставили его Мойры пачкать руки о ведьму… Перед ним возник полуодетый бородач. С луком в левой руке, колчан имея на поясе, десницу он протянул Тесею.

– Привет тебе, храбрый юноша! Я – Джонас, один из старейшин Кроммиона. Только что я прикончил пресловутую Файю и, если потребуют сограждане или царь Мегар, пройду очищение. А тебе мы будем вечно благодарны за то, что избавил нас от ужасной свиньи, порождения Тифона и Ехидны.

– О! Вот это родословная! То-то не удавалось вам, кроммионцам, её утихомирить. Не обходилось видно, без помощи ужасных родичей. Ведь я же вижу, что храбрости вам не занимать, почтенный Джонас.