Текст книги "Горькие зори (СИ)"

Автор книги: Станислав Минин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

*

Луна поднялась высоко. В окнах избушек погас свет, и в окрестностях сделалось темно, как в преисподней. Будто бы черные воды подземной, не видевшей солнца реки разлились по улицам поселка. Ночь тяжким камнем легла на Горькие зори. Артем не мог уснуть и постоянно ворочался. Катя предложила остаться у нее, но он предпочел отправиться домой, чтобы все обдумать в одиночестве. Вот только думать было не о чем. Сестра права. Прошлое ворошить не стоит, а то может завонять.

Но как быть с этой правдой? Артем не знал и злился на Катю за то, что она решила ее озвучить. В полудреме он снова услышал шорох внизу, и ему представились бабушкины пальцы, выползающие из подвала и скребущие по косякам с неприятным, бросающим в дрожь звуком.

"Это всего лишь мыши", – успокоил он себя и тут же вспомнил о мертвой крысе с разодранным брюхом, висящей на нитках. Артем вздрогнул и открыл глаза. Господи, он уснет сегодня или нет? В темноте виднелись очертания кресла, которое послужило матери эшафотом. Спинкой оно было прислонено к стене и походило на сгорбленного карлика. Внезапно Артема посетила мысль, что сейчас он дышит воздухом, состоящим из последних вздохов мамы и бабушки.

Во сне к нему пришла баба Нина. Точнее не пришла, а приползла в виде огромного паука, быстро перебирая длинными руками и ногами по прядям перепутанных ниток. У нее было восемь глаз, тоже как у паука, расположенных в два ряда на голове, которая слилась с телом, и все они затянулись белой пеленой. Но Артем все равно знал, что баба Нина видит его. Видит своим аномальным внутренним зрением, которое позволяло ей вязать, когда она была жива. Бабушка силилась что-то сказать ему, сообщить какую-то важную весть.

Артем тут же проснулся, а потом лежал без сна до самого утра, прислушиваясь. Боясь, что его обострившийся слух может разобрать за привычными скрипами старого дома другие звуки, едва различимые и такие пугающие. Откуда-то из недр сознания вынырнуло ощущение, что баба Нина жива. Он никак не мог подобрать ему рационального объяснения, поскольку понимал, что такого просто не может быть, однако убеждение это крепло с каждым часом, как растущее дерево.

С рассветом он захлопнул дверь в подвал и подпер ее стулом, после чего долго стоял на крыльце, внимая пению петухов и глядя, как восходит солнце, окрашивая пурпуром небеса. Звезды здесь, в Горьких зорях, в отличие от Питера, ясные, выразительные, даже видны созвездия и млечный путь, пересекающий бездну неба. Рекс лежал рядом, уперев голову в лапы. Добрый, верный пес.

В восемь часов Артем сходил в магазин, купил кое-какие продукты, позавтракал дома и накормил собаку. Катя появилась через час, и они поехали в Берильк, как и договаривались накануне. Всю дорогу ни он, ни она не проронили ни слова – мучимые собственными демонами, оба были погружены в угрюмые мысли.

У нотариуса сестра неожиданно для Артема отказалась от своей доли наследства. Что это было – залог его молчания или подтверждение того, что убийство бабушки не преследовало корыстных мотивов, он не знал и выяснять не захотел. После вчерашнего разговора его одолела апатия, он чувствовал себя опустошенным, как кувшин, в котором высохла последняя капля влаги.

Весь день Артем приводил дом в порядок, чтобы хоть как-то отвлечься от мрачных дум. В перерыве между делами он позвонил жене сообщить новости, за исключением их с Катькой общего секрета. Он еще не решил, что делать с этой тайной. Катя, кстати, больше не звонила и не приезжала.

За домом, после участка пустоши, находился небольшой подлесок с извилистой тропкой, густо заросшей по обеим сторонам кустами. Если пройти по ней, то можно выйти к руслу реки. По этой тропе мать и Катя прокатили бабушку, чтобы скинуть в зеленую воду с полуразваленного мостика. Небо заполонили курчавые облака эпохальных размеров с синеватыми днищами. Берег сплошь зарос деревьями, и там было гораздо темнее, чем на тропе, потому что деревья стояли вплотную друг к другу, заслоняя свет. На грязи, у моста, Артем заметил тонкие полосы, похожие на следы от колес инвалидной каталки, и ему сделалось дурно. Не надо было сюда приходить.

В траве блеяли лягушки, что-то плеснуло в воде, а Метлушка мирно текла, ни о чем не ведая. Течение у реки сильное, бабушку могло утащить далеко за поселок, либо коляска утянула ее на дно. Он же не верит в самом деле, что она жива?

Артем кинул в реку пару камней и вернулся назад. На дороге опять увидел торчащие из земли куски материи, убегающей за поселок, но за ней не пошел, боясь найти то, к чему она вела. Может, позже. Не сейчас.

Под утро его ноги что-то коснулось. Холодное и влажное. Проснувшись, он не сразу понял, где находится, а когда осознал, его пронзил ледяной ужас, словно северный ветер подул в лицо.

Артем хотел встать с кровати, но не смог пошевелить ногами. Что-то крепко его держало. Откинув одеяло, он сумел различить лишь смутные очертания: плоское нечто навалилось на ступни, и те пропали в черноте, словно их никогда и не было. Существо шуршало и будто бы причмокивало. Артема одолела паника. Брыкаясь, он попытался вырваться, но не сумел: лишь повалился на спину и больно ушибся головой о подлокотник. Тогда, пошарив рукой у подушки, он схватил телефон. Посветил в ноги и весь внутри застыл. Вот как рука отнимается, если на нее лечь во сне, так и у него душа онемела. Чудовище, слепленное из веток, хворостин, листьев, стебельков травы и молодых деревьев, залезло на него, опутало ноги. Хватка была стальной, упругие ветки с силой сжимали кожу. Оно напоминало ковер, который какой-то безумец связал из растительности, и тот зажил своей скверной жизнью. Другой конец его терялся в темноте за дверным проемом. Артем с ужасом обнаружил, что в кошмарном полотнище запутались тушки птиц, мышей, белок и даже лисицы. В тех местах, где тела были разодраны и выпотрошены – внутренности их, как и у крысы в подвале, завились с ветками в жуткие косички – плетение окропилось кровью.

Полотно двигалось, с неприятным шорохом скользя по доскам. Точно змея, оно выползало из тьмы и карабкалось по ногам. Трупы животных покачивались в воздухе, словно на волнах. Артем хотел разорвать страшное покрывало, однако ветки плотнее прижались к телу, а когда он потянул их на себя – вспороли кожу и впились в мясо. Боль была такая, что он чуть не потерял сознание. Крича и извиваясь, он свалился с дивана и ударился локтем, который тут же пронзила колючая боль. Телефон выпал из руки и отлетел под кресло. Тени закривлялись в адских муках.

Тем не менее, Артему удалось подняться. Держась за стену, он стал двигаться маленькими шажочками в сторону кухни. Ветки сопротивлялись, невыносимая боль в ногах затрудняла движения. Он весь дрожал, по спине стекал пот. У двери он оперся о шкаф и, поискав за ним выключатель, зажег свет. Нитки, выступающие из стены, тоже шевелились, елозили, как черви, связывались и закручивались. В том месте, где полотно впилось в ноги, пошла кровь, которая, словно по венам лишенного кожи существа, заструилась по искривленным линиям веток. Он увидел, что ковер из растительности проник в дом через открытую форточку. Снаружи он свешивался с окна прямо в траву. Подхватив его, словно полы длинного платья, Артем, все также опираясь о стену, прошел на кухню, чтобы взять нож и разрезать путы. Вместе с кровью он уже начинал терять силы, тело становилось вялым. Но полотно не собиралось его отпускать. Такое впечатление, что оно составляло сложный организм, кровь бежала по веткам-артериям, по кишкам животных – все вокруг уже стало алым.

Нож нашелся в ящике стола, однако он выпал из рук Артема, как только тот заметил одинокую фигуру за окном, двигающуюся в лунном сиянии по дороге.

Фигуру в инвалидном кресле.

У него защемило в груди, сердце будто внезапно остановилось, как старые часы, у которых села батарейка. Не веря глазам, он чуть продвинулся вперед и распахнул входную дверь. В лицо ударила ночная прохлада, в зарослях стрекотали насекомые. Луна висела на серой тверди и напоминала глаз трупа, полуприкрытый веком. Трава в лунном свете переливалась, точно поверхность воды, ветер ерошил ее и шуршал, словно ребенок кульком конфет. Далеко на небе уже заиграли краски: понизу, у самой земли, пунцовые, чуть повыше – яркое золото.

А вдоль забора в своем инвалидном кресле ехала баба Нина. Другой конец полотна находился у нее в руках, которые работали спицами в устрашающем темпе. Бабкин труд тащил ее к дому – как живое, изделие вздымалось над забором и вновь опускалось на землю. Артемом вдруг овладела поразительная усталость. Нельзя сказать, что она была неприятной. Он не чувствовал ни малейшего желания двигаться, кричать, плакать или беспокоиться о том, что будет дальше. Хотелось просто лечь прямо здесь, на пороге, и уснуть под ласково мерцающими звездами.

Баба Нина, протаранив калитку и сорвав ее с петель, въехала во двор. Одну половину лица ярко подсвечивала луна, а вторая оставалась в тени, как будто провалилась и исчезла. В рот были вставлены две ветки, выбившиеся из плетеного ковра, по ним в ее организм поступала кровь. Рекс в будке затянул отчаянную песнь, а Артем неожиданно потерял равновесие и повалился в щетинистые объятия вязанного монстра.

*

«Вставай, у нас много дел», – слова родились в голове сами собой, заставив Артема раскрыть глаза. Перед взором была стена, обои с выцветшим рисунком пожелтели и отошли наверху, их давно следовало поменять. Он не ведал, сколько времени проспал, но за окном посветлело: уже настал день. Все еще находясь под впечатлением от кошмарного сна, Артем перевернулся на спину и потер веки. Тело болело, кости ломило так, словно его выстирали ночью, а затем били, отжимая, о камни. Едва он спустил ноги на пол, как их сковало судорогой.

Пылинки плясали в крошечных лучах света, пробивавшихся через лозы винограда. Телефона у подушки не оказалось, хотя он точно помнил, как клал его туда перед сном. Не забыл он также, что лесное одеяло пыталось его сожрать, и мобильник улетел под кресло. Но это же было не наяву, ведь так? Это всего лишь сон, навеянный скорбными думами и несчастьем, случившимся в семье.

Встав, Артем чуть было не лишился сознания, в глазах потемнело, а ноги отозвались новой порцией боли. Стоило черноте рассеяться, как взгляд зацепился за листья и травинки, раскиданные у дивана, а затем он увидал свои ступни, все в ссадинах и кровоподтеках.

–Нет, нет, нет! – процедил он, не желая принимать реальность.

Это невозможно и настолько абсурдно, что Артем готов был поверить в пришельцев, нежели в то, что его мертвая бабушка выбралась из реки и прикатила домой. От дивана в соседнюю комнату тянулся красный след, окно на кухне тоже было вымазано алым. Кровь уже подсыхала, рядом кружила стайка мух, одна из их сестричек, самая жирная и противная, вляпалась в густое мессиво на окне и захлебнулась от жадности – так и померла прилипшей к стеклу. Артем торопливо вернулся назад, впопыхах натянул джинсы и майку, брошенные вечером на кресло, и вышел на улицу.

До его слуха донесся звук работающего сверла: некто по соседству что-то мастерил, где-то на задворках голосила детвора и лаяла собака.

–Рекс! – позвал он, однако пес не отозвался. – Иди сюда, дружок!

Будка у разломанной калитки была пуста, а в траве на огороде что-то шевелилось. В лицо ему пахнул порыв ветерка, принесший кислый, острый запах – вонь застаревшего пота, смешанную со смердным дыханием смерти, болотистыми ароматами реки и теми запахами, которыми пропитано отхожее место. За домом раздался полный боли стон, который пробрал его до костей. Предчувствуя неладное, Артем с опаской направился вглубь двора, аккуратно шагая. Трава на огороде зашелестела и вздрогнула, точно испуганная. И тут он увидел.

Плетение из прутьев и веток сцепилось с выступающим из подвала вязанием, превратившись с ним в единую вещь. Оно ползло вон из двора, двигаясь волнообразно, и тащило за собой изувеченный труп Рекса. Шкура с него была содрана – словно одна из нитей ужасного гобелена, она схлестнулась с косами из травы и полевых цветов – лапы вывернуты, сквозь них и все тело проложили свой путь стебельки, включив собаку в общую поделку. На проезжей части голова Рекса повернулась, будто пес хотел лицезреть хозяина в последний раз. Артем заметил его черные застывшие глаза, а также бутоны цветов, торчащие из пасти, вымазанные в крови.

Горло сжалось и запылало, словно он жар с печи сглотнул, однако чувство потери в тот же миг уступило место безрассудному страху: баба Нина все еще здесь! Он даже догадывался, где она находилась – за домом, куда он пока не решался заглянуть.

Артем постоял некоторое время, обдумывая свое положение. Что он мог сделать? Вызвать полицию, чтобы ребята из органов увезли неугомонного покойника, или обратиться к соседям?

"Да, – подумал он. – Либо то, либо другое".

Но сперва нужно убедиться, что мертвец действительно тут. Рваными шагами Артем добрался до края дома и заглянул за угол. От зрелища, развернувшегося перед ним, он остолбенел и даже забыл, как дышать. Секунда, в течение которой он испытывал беспомощность и неизбежность своей смерти, замерла, словно придавленная кирпичами. Все вокруг было в крови, здесь явно произошла страшная бойня. У туалета, подмяв забор под себя, лежала туша коровы. Пасть ее была раззявлена, язык вывален наружу. В распоротом брюхе копошились связанные в косички ветки. Баба Нина восседала посреди этого хаоса на своем инвалидном кресле, точно на троне, с опущенной головой, раздетая ниже пояса. Тело ее разбухло и надулось, посинело, как небо на заре. Морщинистое лицо напомнило Артему старую тыкву, сгнившую без пользы на грядке. Часть кожи на голове сошла, явив взору гладкий череп, отдававший на солнце янтарным блеском, оставшиеся волосы, спутанные и грязные, спадали на плечи. Глаза у нее отсутствовали – вероятно, их спороли рыбы, когда она лежала на дне Метлушки, верхняя губа тоже исчезла, а нижняя оттопырилась и налилась лиловым цветом. Подле бабушкиных ног находился человек с дырой в животе, откуда тянулась длинная цепочка кишок, которые баба Нина лихо наматывала на спицы, создавая то самое полотнище, что ползло по огороду. Артем с ужасом узнал в нем дядю Вову. Старик не шевелился, но он дышал – громко, как лошадь, отфыркивающаяся от попавшей в ноздри воды.

Картина эта была похожа на работу сумасшедшего художника, который запечатлел на холсте извращенную сцену насилия. Разумом Артем понял, что никогда уже не станет прежним, данное зрелище будет преследовать его до конца дней, маяча в темных закоулках и кошмарах. Был ли теперь смысл продолжать жизнь или лучше следовало сразу сдаться чудовищу, которым стала бабушка, и умереть, ни о чем не заботясь? Он ощущал себя хрупким предметом, который подкатился к краю высокой полки, но пока не упал.

Мертвые руки на мгновенье перестали вязать, и Артему показалось, что покойница слегка поманила его скрюченным пальцем. Мол, подойди, посидим на дорожку. Он был в таком состоянии, что перечить не стал. Дядя Вова наблюдал за ним вытаращенными глазами. Приблизившись, Артем обратил внимание, что бабушкины руки держали и не спицы вовсе, а тоненькие косточки. Быть может, раньше они принадлежали зайцу или лисе, а теперь служили мертвецу предметом для создания жутчайшего произведения искусства. Изо рта бабы Нины спускались нити пряжи, другие концы их забрались в живот старика, утонув в кровяной жиже. По ниткам, как и по прутьям, впившимся ночью в Артемовы ноги, также струилась кровь. По всей видимости, крови этой хватало лишь на то, чтобы обеспечить движение рук: остальные части тела старухи оставались одеревенелыми. Хоть голова ее касалась грудной клетки, он прямо-таки видел, как в глазницах что-то шевелилось, как будто человек, перебегающий с места на место в густой тени. Артем принял это за душу, которая не успела отойти в мир иной, но потом понял: хотя тело бабушки умерло – вблизи можно было наблюдать начало распада – сознание каким-то образом все еще оставалось живым. И могло соображать. Оно-то и управляло руками, чтобы обеспечить достижение цели, какая стояла перед бабушкой, когда та была жива.

Оно продолжало поиски странного предмета, закопанного в лесу.

"Мне нужно ей помочь", – мысль ударила в голову, как молоток сапожника, прибивающего каблук к туфле, и у Артема волосы встали дыбом на загривке: эта мысль ему не принадлежала! Сейчас он был уязвимым. Очень уязвимым, как человек без кожи.

"Найди спицы".

Искать их нужды не было, так как они находились в подвале, вдетые в настенный гобелен. Как бы Артем этому не противился, тело его по собственной воле направилось к дому, спустилось в подвал, выдернуло спицы и вернулось назад. Им словно управлял кто-то посторонний. К тому моменту дядя Вова был уже мертв, глаза его остановились на одной точке и больше не следили за Артемом, отчего на душе появилось легкое облегчение.

"Раз с матерью твоей не вышло, может, из тебя будет толк", – вспомнил он бабушкины слова и медленно, как пловец в подводном балете, сунул руку брюхо старика, а после с противным хлюпанием извлек на свет Божий часть теплых внутренностей. Он не забыл механизм вязания, однако скользкие кишки никак не поддевались спицами. С отвращением Артем бросил их обратно, словно мусор в ведро с помоями, и его сразу же вырвало в заросли бурьяна. Потом же он набрал горсть травы и переплел ее между собой. Работа была начата.

В то время как они на пару вязали, Артема посетило смутное ощущение полной оторванности от прошлого, причем ясного представления о том, какое ожидает будущее, не было. Все, что случилось так недавно, казалось, произошло много лет назад: и его приезд в Горькие зори, и потревожившая воображение находка в подвале, и то, как Катя объявила о своей причастности к убийству бабушки – все это было как будто давным-давно, совсем в иной эпохе его существования.

Они вязали весь день напролет, и вот что странно – никто из жителей поселка не стал свидетелем этого необычного явления. В течение дня Артем разрубил корову и старика на части, тогда баба Нина использовала для своей поделки их сухожилия, мышцы и лоскуты кожи. Также он вынес из дома все тряпки, какие только смог найти – они тоже отправились в полотнище. Под вечер, когда силы покидали мертвое тело, пряжа обвила Артемовы ноги и впилась в прежние раны. Он терпел, уговаривая себя, что так нужно. Внутри нарастало неприятное возбуждение, поскольку развязка была близка. Баба Нина перестала сосать кровь лишь поздно ночью, и Артем почувствовал себя выпитым пакетом из-под сока. Казалось, что он усох и уменьшился в росте: одежда болталась на нем, как на карлике, натянувшем шутки ради вещи великана.

Едва забрезжил рассвет, бабушка сложила руки в ожидании. Все ее нутро горело нетерпением, сущность, заключенная в теле, ставшим для нее гробом, заметалась. Уродливое рукоделие стало возвращаться назад и сворачивалось клубком у их ног. Тишина стояла какая-то неправильная. Напряженная. Потрясенная. Такое безмолвие, такая немота сдавливали барабанные перепонки, влияли на мозг. Окружающий воздух в миг потяжелел, сгустился, словно тесто, под воздействием давящей силы. Артем ощутил, как его обволакивает незримая энергия, и чудовищность этого чувства не шла ни в какое сравнение с тем, что он когда-либо переживал ранее. Вторая волна энергии выбила стекла в избах и вызвала вибрацию земли. Источник ее был в лесу, его-то бабушка и искала всю свою жизнь. Теперь он появлялся на свет, как ужасная тварь исполинских размеров, рождаемая утробой земли. Сама реальность подрагивала под его натиском.

Артем почувствовал на себе его силу. Словно чужое сознание пробралось в него и начало копаться в мозгу, удивленно перебирать мысли, зарываясь все глубже, в недра рассудка и души. Вот только этот пришлый разум не мог относиться к какому-либо существу нашего мира, он был чуждым, иным. Оцепеневший и усталый мозг Артема в мгновение ока распростерся навстречу мощи, которая была безграничной и совершенной, как первый вздох младенца. Он как будто обновился, словно был компьютером, на котором перезапустили систему.

И тут нагрянул звук. Сперва это было мерное гудение, будто создаваемое огромнейшим двигателем, но затем оно переросло в мучительно громкий грохот. Люди с воплями повыбегали из домов и врассыпную помчались кто куда. По сравнению с тем, что надвигалось на Горькие зори, они казались мелкими букашками, спасающимися от нависшей над ними подошвы. Артем тоже хотел убежать, но не смог оторвать зачарованного взгляда от того, что загородило горизонт и часть неба. Нечто, похожее на лайнер колоссальных размеров, плыло по земле, сваливая деревья и сметая на пути дома. Стирая Горькие зори с лика страны. Пронзительный визг комьев земли, разлетаемых в стороны, зверский треск ломающихся изб, верещание людей, рев скота соединились воедино, будто оркестр, одержимый бесами, исполнял леденящий кровь концерт – среди этой пучины Артем не слышал собственный голос, хотя орал во всю глотку. Сердце молотом стучало в груди.

Махина была не просто огромной, она подавляла. Нитки держали ее округлую, как у самолета, переднюю часть и тянули к Артемову дому. Цилиндрический корпус, гладкий, точно спина кита, в сиянии луны и слабом свете наступающего утра имел шелковистый блеск. Нечто еще не подъехало достаточно близко, однако Артем уже догадался, что это и для чего оно прибыло. Постиг, кем в действительности является баба Нина. Ему вдруг открылась истина, древняя, как созвездия, как кости фараона, обнаруженные в гробнице. Он прозрел подобно человеку, понявшему, что Земля – всего-навсего планета среди миллиардов других планет в бесконечном пространстве, просто на ней по счастливой случайности появилась жизнь, а люди рождаются тут, чтобы в конечном счете умереть. Но среди этого множества планет найдется та, где существует иная форма жизни. Баба Нина, точнее то, что сидело внутри ее тела, было тому свидетельством.

Корабль медленно разворачивался к ним боком. Цветом он напоминал зрелый баклажан. Море в период шторма. Земля в неистовстве дрожала и стонала, поваленные столбы искрили проводами, пыль клубилась, а обломки жилищ разлетались по округе. Артему в грудь зарядило доской, отчего он упал навзничь. Подскочив, он укрылся в безопасном месте – за домом, который вздыхал подобно испуганной даме. Баба Нина осталась на месте, из-за движения воздуха и вибрации земли она сползла с кресла, запрокинув голову и раскрыв рот. Из укрытия Артем наблюдал за происходящей вакханалией и услышал, как за кораблем что-то взорвалось. Дым повалил ввысь. Неожиданно для себя он подумал о сестре. Поняла ли Катя, что происходит в Горьких зорях? Да и вообще, жива ли она? Ведь лесное чудище вроде бы проехалось по той улице, где располагался ее дом.

Громадина с истошным скрежетом остановилась, не развернувшись до конца. Спустя несколько минут Артем покинул свой тайник. Пыль потихоньку рассеивалась, волнение земли затихало. Где-то в поселке слышался треск пожара и далекие крики людей. Корабль правильной, насколько Артем мог судить, овальной формы горделиво возвышался над ним. Со стороны он напоминал гигантскую капсулу, гладкий черный металл с фиолетовым отливом холодно мерцал в промежутках перепутанных ниток. Господи, это было настолько немыслимо и феноменально, что вскружило Артему голову! Как этот корабль попал сюда и сколько времени пролежал под землей? Вопросы рождались, сменяя друг друга, и не иссякали, он так желал получить на них ответы! Но кто мог их дать?

Казалось, все закончилось! Стоило этой мысли укорениться в голове, как в небо стрельнул яркий луч. От неожиданности Артем чуть не свалился. Внутри турбины заработали какие-то механизмы, звук был такой, словно шестеренки огромных часов пришли в движение или будто множество дверей в одночасье стали открываться и захлопываться. С грозным жужжанием в сторону отъехала небольшая дверца, и из образовавшегося отверстия полился слепящий свет. Вновь появилось гудение, только теперь оно было приглушенным, как отпугивающий рык зверя, который еще не решил, укусить или нет. До Артема дошло, что это завелся двигатель.

Корабль, десятки лет пробывший в земле, готовился к взлету.

В проеме маячили фигуры, даже скорее образы, однако разглядеть их не было возможности, поскольку свет больно резал глаза – очертания существ то появлялись, окутанные ярчайшим сиянием, подобного которому Артем никогда не встречал, то таяли безвозвратно. Быть может, они и не материальные вовсе, фигуры эти, как то сознание, что продолжало жить в мертвом теле бабушки.

Он совсем о ней забыл! Инвалидное кресло отъехало к упавшему забору, а баба Нина лежала среди ошметков земли и обломков домов, как утопленник, выброшенный на сушу после крушения судна. Артем вдруг осознал, что теперь все зависело от него: именно ему следовало придать тело фантастичному свету, вернуть бабушку на родину. Она была тяжелой, словно груда камней, и только он поднял ее, как старуха закряхтела и с хрипом выпустила воздух, вонючий до омерзения. Труп прямо-таки расползался в руках, точно старинный пергамент, внутри него что-то барахталось и переворачивалось, мучимое нетерпением. Артем еще не знал, как отправит тело в корабль, поскольку дверца находилась высоко, а лестница оттуда так и не спустилась. Однако когда он вплотную подошел к массивному судну, всё решилось само собой. Свет, льющийся из отверстия, вызывал тошноту, сводил зубы; низкое гудение перешло в зверский рев. Бабушка как будто вся сжалась в Артемовых руках, а потом резко расслабилась, во рту у нее вспыхнуло, и нечто, подобное дыму, взвилось в воздух, пропав в ослепительном свечении. Она испустила дух в буквальном смысле слова, изумился Артем и успел лишь заметить, как неясные фигуры наклонились навстречу этой дымке, после чего с тем же жужжащим звуком дверь медленно затворилась.

Выронив тело, он отбежал подальше от корабля, так как рев стал невыносимым, а земля под ногами снова завибрировала. Корпус активизировался – закружился, как болт, катящийся по столу. Все быстрее и быстрее. В лицо Артему ударил горячий ветер, порывы которого с каждым разом становились сильнее. К тому моменту, как корабль тронулся с места, могучий шквал рвал на Артеме волосы и одежду, ему даже снова пришлось скрыться за домом и следить за происходящим оттуда. Махина двигалась вперед, сперва медленно, а потом круто увеличила темп и помчалась, вспахивая землю. Преград для нее не существовало – деревья и кустарники улетали, вырванные с корнями, воды Метлушки вышли из берегов, яростно плескаясь и пенясь.

Будучи на значительном расстоянии, иноземный корабль поднялся ввысь, подброшенный огненным столбом, сделал рывок и устремился в черный океан космоса, за пару секунд превратившись в горящую точку.

Львиная доля поселка была уничтожена, однако природу это не волновало. Наступал рассвет. Переливаясь и играя сполохами света, нес он очередной день с новыми заботами. Кучевые облака, сверху окрашенные охрой, а снизу – почерневшие, точно ногти покойника, стояли недвижимо. Заря была гротескной, некрасивой, бледно-желтого, болезненного оттенка. Заря в этот раз была поистине горькой.