Текст книги "Где-то рядом… (СИ)"

Автор книги: Станислав Грабовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Как тебе это удалось? – спросил лесник.

– Веришь? Я ещё сам толком не разобрался. Деревья! Я слышу их мысли. Они сказали мне: «ухвати его за правую руку посередине между локтём и запястьем», – я это сделал. Потом они говорят: «Держи, не убирай руку», – и я просто послушно выполняю.

Тыжелай не выказал ни грамма повода для того, чтобы усомниться в его нормальности. Его глаза светились разумом, а главное – тем же вопросом, который стоял в глаза и лесника.

– Как ты думаешь, как это работает? – спросил его последний.

Тыжелай посмотрел куда в сторону, как будто у кого-то что-то спрашивая или слушая кого-то, и ответил:

– Лечит не рука и не я. Любая процедура, направленная на такое излечение достигнет своей цели, если выдержать её по времени ровно столько, сколько необходимо для зарождения в человеке веры в своё излечение. Главное, чтобы аккурат столько, сколько необходимо. Не больше, чтобы человек не стал лёгкой добычей для бесов, и что б тогда вся жизнь его не превратиться в ад, и не меньше, потому что тогда не изойдёт недуг. Наверно в твоём случае, когда деревья сообщили мне отнять руку, и что ты теперь здоров, так и было. Каким-то образом они это видят. Могу спросить.

А потом никто ни чего подобного от него не слышал. Так что, может что-то из этого и имело место, но, как это часто бывает, что-то уже и выдумали.

А вот что вас удивит, так это если вы придёте к нему, он скажет вам, как вас зовут. Скажет, зачем вы пришли к нему. И кому-то поможет, а кого-то отправит обратно, потому что «не всё можно на нашей земле». И, действительно, лечит одним прикосновением. А ещё с ним, действительно, живёт медведь.

Три года невыносимой тоски привели Риту в состояние, в котором она в любой момент могла наложить на себя руки. Три года Эдик стоит у неё перед глазами, обнимая её, живой. Это было её последнее общее с ним воспоминание. Только у того это было последнее воспоминание вообще. А потом машина выбила его у неё из рук. Очень было жутко увидеть, а теперь помнить, с какой скоростью он пролетел несколько метров, а потом переворачивался по асфальту, и застыл в такой немыслимой и невыносимой позе.

И вот – она уже не выдерживала. Силы и здоровье покидали её. Иногда она не могла подняться с кровати – не хотела. Она не ходила в магазин, не готовила еду, не покупала одежды. Всё это за неё делала мама. Мама же водила её по врачам, психологам и экстрасенсам.

Принимая во внимание состояние Риты, учитывая образ её жизни, действительно повторяющееся изо дня в день всё до мелочей, а не просто преподносимое окружающим таким описанием этого, как рок или наказание, рутина или несчастие, «бытовуха» и неизвестно, что ещё, один и тот же повторяющийся сон Риты мог бы показаться, как бы вписывающимся в общую картину её мира. Но в то же время, о каком часто повторяющемся сне может идти речь? Разве люди видят повторяющиеся сны? Ну ладно, один раз сон повториться может, ну может два. Разве более двух это нормально? Тем не менее, Рита часто видела один и тот же сон. Даже не сон, а так, картинку. Как будто с высоты птичьего полёта. Как бы повторяющая змеиный след река. Большая река – и её правильные и ровные изгибы были похожи друг на друга. Несколько изгибов – пять, шесть, может больше. И вся эта река в растительности, в ярко-зелёной, и определённо – хвоя.

И уже невозможно установить, что появилось первее: её тихая склонность просматривать в интернете все картинки, связанные с поиском «речка тайга» или этот сон-картинка. То ли это сон когда-то заставил её искать что-то похожее в «сети», то ли вечная её навигация по рекам мира навеяли это сновидение. Но она нашла эту картинку. Точь-в-точь. Господи, до чего эта фотография совпадала с тем, что она не раз видела во сне! Рита набросилась на всю информацию, которая имела хоть что-то общее с изображением неизвестного ей места. Интуиция уже зашептала, что, скорей всего, через какое-то время она окажется в тех местах. Что и захочется, и необходимо будет. И вот, что ей довелось прочитать на одном из интернет-форумов:

«В районе Олёкменского заповедника живёт. Тыжелаем зовут. Я сама собственными глазами видела. Он только по лысой башке какую-то женщину из нашего посёлка погладил, и теперь у неё волосы растут. Я сама её видела – с волосами. И много, кто тогда с нами был ещё. У мальчика одного костыли забрал и в костёр, говорит: «Дымом дыши и выздоровеешь». И медведя с ним видела. Он между нами ходил».

И много, какой ещё информации она потом нашла в течение семи дней о каком-то старике, который живёт неизвестно где, и может даже остановить время. А вдруг, и дать ему обратный ход?

И вот поезда, машины, вертолёт, проводник, лодка и она видит перед собой старика метра под два ростом, стоящего на берегу реки и смотрящего на медведя, пытающегося поймать выпрыгивающую из реки рыбу. Лодка подплыла к нему.

– Здравствуй, Рита, – сказал он, когда она оказалась на берегу. – Завтра в это же время приплывай, – бросил Тыжелай проводнику Риты. – А ведь из-за тебя я тут, – обратился он к ней, не глядя на неё, а на её проводника, отплывшего уже метров на тридцать, и всё отплывающего и отплывающего.

Медведю, наконец, удалось схватить пастью одну выпрыгнувшую из воды рыбу.

– Пойдём, – сказал Тыжелай.

По его лицу можно было сказать, что угодно, но никто не мог разглядеть его внутренний мир – весёлый и спокойный, пожалуй, самый весёлый и спокойный, которым когда-либо одаривался человек – как тот густой летний лес, где лучи солнца так радостно пробиваются сквозь листу, где тишина и лишь редкие щебетания птичек, то рядом-рядом, то чуть поодаль, а то вдалеке… И ни ветерка, и тепло, тепло, тепло.

– Не говори пока ничего. Я тысячу раз слушал твою историю, а сейчас с наслаждением, имея тебя перед своими глазами, хочу послушать её ещё раз.

И они промолчали часа полтора, пока дошли до жилища Тыжелая и пообедали, ожидающим их прихода на углях, картофельным пюре с кусками обжаренного мяса.

А потом на улице он подвёл Риту к одной из сосен и попросил её тронуть это дерево рукой.

Как молния сверкнули перед глазами Риты картинки с Эдиком и не только, знакомые и чужие. Тысячи, миллион картинок. Вот они с Эдиком прыгают в сугроб, и он обдирает спину о железобетонную плиту, скрытую, было, под снегом, а тут он дарит первый раз ей цветы, поздравляя с восьмым мартом, и оконфуживается, но почему-то в этот раз и ею поздравление воспринимается как-то по-другому – им по шестнадцать. А вот это что такое? Она с каким-то мужчиной, непонятно где, кругом карусели, дети, но говорит с Эдиком по телефону и дико смеётся – она очень счастлива. А вот человек, который выпивает рюмку за рюмкой водки, а потом он садится в машину, а потом он едёт и с удивлением отмечает, как, всё-таки, исчезает навык управления автомобилем в пьяном состоянии, как перестаёшь чувствовать габариты машины, не замечаешь знаков, светофоров, бордюров, людей… Машина во что-то ударяется. Господи, это был человек! Как такое получилось?! Как он, однако, далеко отлетел. Как сильно человека ударяет машина. 80 км/час?! Там где можно было 30? На другой картинке Рита работает на Южном полюсе биологом. На следующей картинке она воспитатель в детском саду, а вот она с Эдиком на самолёте, только почему-то они в странных позах…

– Знаю, Рита, зачем ты пришла. Давно уже знаю. Ещё до аварии знал что придёшь. Ещё до того, когда молиться стала, чтобы Эдик поженился, знал, что придёшь – а это ещё потом будет.

– Что – молиться стану? – спросила Рита.

– Не слушай пока меня, больного человека, – улыбнулся Тыжелай.

Тыжелай знал, сколько часов они проведут здесь вместе, сколько десятков лет потом он проживёт здесь один, без потрясений, тихо, как улитка. Что всё, что сейчас происходит, является тем, ради чего он появился на этот свет. Девушка, которая находилась рядом с ним, к глубокому её несчастью была наделена высшей степенью здравомыслия, что не позволяло ей никогда до конца отдаваться ни одному мероприятию. Она лишилась голоса разума в результате трагедии, как некоторые утрачивают какие-нибудь другие свои физические способности или качества в результате каких-нибудь иных несчастных происшествий с ними, и теперь представляла собой сплошной комок эмоциональной энергии, который швыряли время и люди каждый в свою или случайную сторону. Ради Риты жизнь Тыжелая минимально заполнили событиями, к нулю свели её полезность и значимость, но максимально сохранили её. Ему никто не обещал награды за выполнение своей миссии – другой на его месте, может, и вовсе не пришёл бы к осознанию её – но он знал, что спокойствие и ЗНАНИЕ станет теперь его уделом. К нему приедут сюда ещё тысячи человек, а тысячи не доедут – кто ногу сломает по дороге, кого просто несчастья настолько доймут во время пути, что они, благоразумно отказавшись от этой затеи, устремятся обратно домой, а иных, слишком настырных, и звери дикие остановят. «А всё потому, – подумает однажды Тыжелай, глядя на обглоданные человеческие останки, – что нельзя постоянно подглядывать за своей судьбой. Она этого не любит». Он будет наблюдать здесь смены поколений по приезжающим, рассказывать им их прошлое, настоящее и будущее, вернёт физическое благополучие сотням отчаявшимся и безнадёжным, с точки зрения современной медицины, и через много-много лет, с сердцем, в котором останется одна благодарность за жизнь, ляжет головой на камень, закроет глаза и пролежит так минут пятнадцать, почти без воспоминаний, наслаждаясь последними мгновениями дыхания.

В тысячный раз он пропустит через себя все эти мысли, эту встречу, всю свою предыдущую жизнь, в который раз с оттенком безнадёжности сокрушится, насколько рядом с каждым человеком истина и знания, и с какой лёгкостью люди отталкивают их от себя, а потом закроет глаза, поднесёт ладонь ко лбу, сделает пару раз ею движение, как будто собирается разгладить на нём морщины, и скажет:

– А вот сейчас, Рита, послушай. Это хорошо, что ты пришла, а то б тоска твоя убила тебя. Я должен тебе объяснить, что ты сейчас видела. У вас с Эдиком скоро будет ребёнок, а вот в одном месте зря вы полетите на отдых. У тебя восемь детей, и ты не воспитатель в детском саду. Ты замужем, и у тебя трое детей. Ты во Франции. А человек тот? Ну, тот, что напился и сбил Эдика. Сама теперь понимаешь, а о большем тебе лучше и не знать. Но вот, что тебе следует сейчас узнать, Рита. Люди устроены так, что скорей примут на веру то, что не должно произойти, и всегда будут низводить то, что есть. Но только не ты не сейчас, поэтому тебе можно говорить, что есть, а не чему быть невозможно. Вместо того, что бы говорить тебе, от чего бежать, я могу смело говорить тебе, к чему устремляться. Наш счастливый удел – это то, что каждый человек в чём-то на точку в общем превосходит каждого, родившегося до него – в этом суть эволюции. Благодаря этой своей точке, ты смогла увидеть истину, прикоснувшись к сосне. Кстати, это твоё дерево в самом сокровенном смысле этого слова. Вот ты сейчас не знаешь, что это было, а я тебе скажу, как это происходит. Принимаемые нами решения разделяют направление мира на два сценария. На такой, где события выстраиваются следствием принятого решения, и на второй, где развитие получает противоположное, нашему принятому, решение. Помнишь, ты молилась, чтобы Эдик женился прежде тебя? Нет, не помнишь. Потому что это случится потом, и ни здесь. Но когда это будет происходить, ты в глубине души задашься вопросом, а желаешь ли ты этого больше жизни? И ты сначала себе ответишь, что нет, потом ответишь, что да, потом опять – нет, потом опять – да. В результате, ты, всё-таки, ответишь – нет. Как только ты решишь для себя, что жизнь тебе твоя дороже его личного счастья, твой мир побежит по сценарию, в котором твой друг соглашается на отнятие её у него ради твое личного счастья, потому что временами он без тебя не может. И вот ты здесь. Но было бы несправедливо, если не удовлетворить и его желание жизни больше твоего личного счастья. Там, где ты согласишься пожертвовать жизнью ради его счастья, она у тебя будет отнята – в том мире, в котором не согласишься, она будет отнята у него. Вспомни своё прикосновение к сосне. Вспомни миллиарды миров, миллиарды Рит. А как же было нас здесь организовать, чтобы всем было хорошо? Только так, или чтобы все побывали всем и во всём, или чтобы все, в конце концов, стали одним. И если в этом мире ты овечка, то в параллельном этому – волчица. Вы решили с Эдиком, что заслужили поездку и отправляетесь в неё? Но постарайся не плакать, когда самолёт начнёт падать, ведь в другом мире, где вы отказались от этой поездки, вы так счастливы… А потом все миры твои соединяться в один, все Риты станут одной, а память о самой продолжительной и счастливой жизни увенчает все предыдущие… Вот, Рита, как будто бы и всё. Теперь в тебе полно силы и веры, чтобы жить. Ты пробудишь здесь до завтра, и я предлагаю тебе побыть со своим деревом. Оно тебе много ещё чего расскажет. Мне тут они порой такое начинают говорить!.. Только я уже не разделяю, что говорят они, а что я сам себе накручивать начинаю. Пока с тобой кушали, слышу: «Всё, что кончается, соединяется с тем, что когда-то закончилось. Время идёт вперёд, а всё остальное возвращается назад, к началу, к тому, с чего всё началось», – ай, да что тут говорить?

Глава 3

В самолёте наступила тишина. Мёртвая тишина. Эдик с Ритой посмотрели на стюардессу. Её глаза на тёмном, от многочисленных посещений солярия, лице, ещё три минуты назад такие синие, были чёрные. В них стоял ужас, и читалась одна единственная мысль: жизнь кончена.

Пилот выключил двигатели ещё не набравшего высоту самолёта, собиравшегося доставить 107 пассажиров в один из курортов нашей красавицы-планеты.

Две минуты назад, в километре от земли, в самолёте что-то взорвалось, его стало обволакивать дымом, и пару раз он как будто уткнулся в невидимую стену. Сразу же появился жуткий и «не здоровый» звук в двигателе – крык, крых, крык, крык.

Эдик не любил полёты, хотя в детстве ему пришлось с родителями полетать прилично: каждое лето родители пытались отправлять его к бабушкам и дедушкам или в пионерские лагеря, чтобы он отъедался витаминами, чего так не хватала на далёком севере, где им пришлось прожить около десяти лет.

Эдик знал, что вероятность погибнуть в автомобиле по дороге в аэропорт больше, чем в самолёте, на котором ты потом полетишь. И всё-таки…

Двадцать пять лет… Три года, как они с Ритой поженились, и вот – первая их туристическая вылазка. Всё работа, работа. А теперь стало можно. И не только это. Они перестали предохраняться…

Рита с Эдиком сцепились руками.

В жуткой тишине прозвучали четыре слова пилота, лишённые даже намёка на какую-то эмоциональность, самые бесстрастные, которые когда-либо слышали люди, да и то единицы: «Каждому приготовиться к столкновению!»…

Земля стала приближаться. Быстро. Слишком быстро.

В голове у Эдика сам собой зазвучал отчёт: 30, 29, 28…

«Господи, взорвись! Я не хочу, чтобы мы погибли, сгорев, или от чудовищных переломов!»

24, 23, 22…

«А умирать-то не страшно! Мы ж к этому идём всю жизнь! НО!.. Грустно, грустно, очень грустно... Я не хочу умирать… Я хочу жить!.. И жить я хочу только ради одного… Я хочу, только одного…»

Эдик посмотрел на Риту. Она плакала. Он сказал:

– Я хотел бы только одного – быть всегда с тобой рядом, и увидеть, как вырастут наши дети.

Рита не смогла ничего ответить, и лишь закивала, продолжая плакать, не в силах оторваться от магнетизирующего спокойного взгляда мужа. Её мозг пронзила мысль: «Постарайся не плакать, когда самолёт начнёт падать, ведь в другом мире, где вы отказались от этой поездки, вы так счастливы».

17, 16, 15…

Эдик проверил ремни безопасности на себе и на жене.

13, 12, 11…

– Сейчас ты наклонишься вперёд, – он помогал Рите своими руками, – подбородок зажми ногами, а головой упрись в сиденье, вот так, молодец, положи руки на голову, вот так, молодец…

8, 7, 6…

Он нашёл глазами два аварийных выхода – один может быть заблокирован – и сосчитал ряды кресел до них – если салон заполнится дымом, выход можно будет найти только на ощупь, считая сиденья. Их оказалось семь. Потом бросил последний взгляд на позу жены – если будет шанс остаться живым, эта поза её спасёт... А шанс есть всегда!

Он принял такую же позу, как Рита, но через мгновение убрал левую руку со своей головы и накрыл ею голову женщины, которую любил…

3, 2, 1.