Текст книги "Рассказы об античном театре"
Автор книги: Станислав Венгловский
Жанр:
Культурология
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Фиванские страсти
Трагедия «Семеро против Фив» также не застала афинян врасплох. Собственно, нам хорошо известно, что трагедия эта была поставлена еще в 467 году до н. э. Следовательно – автор ее к тому времени вступил уже в пору расцвета своего поразительного таланта. Составляла она только треть трилогии, тогда как первая и вторая части в ней носили названия «Лай» и «Эдип».
О фиванском правителе, царе Лае, потомке знаменитого царевича Кадма, – афинянам было ведомо гораздо меньше, нежели о титане Прометее. Они знали, что Лай был проклят богами, поскольку выкрал когда-то царевича Хрисиппа, сына знаменитого пелопоннесского властителя Пелопа. Расплачиваться за грехи родителя пришлось его сыну Эдипу.
И не только ему.
Но сама трагедия Эсхила – не сохранилась…
Третья же, дошедшая часть трагедии, под названием «Семеро против Фив», рассказывает о бескомпромиссной схватке между сыновьями Эдипа, Этеоклом и Полиником, проклятыми отцом за неуважение к нему.
Афиняне знали, что сыновья Эдипа не смогли ужиться в оставленном отцом городе. Этеокл, усевшись на царском троне, начал править единолично. Он изгнал Полиника, родного брата, и тот, блуждая по миру, нашел себе верных сообщников. Собрав огромное войско, Полиник пришел отнимать отцовский престол.
Трагедия начинается с того момента, когда Этеокл, заслышав о прибытии чужеземцев, возглавляемых Полиником, посылает верного человека разузнать о дальнейших намерениях пришельцев.
Хор фиванских женщин, наблюдая за творящимся внутри крепости, томится в страшных предчувствиях. Этеокл же старается внушить своим подданным уверенность в неодолимой их мощи.
Посланный Этеоклом человек между тем извещает, что пришельцы, распределившись на боевые группы, стоят перед семью городскими воротами, готовые к штурму. Что главные ворота достались неистовому Полинику.
Этеокл, распределяя подчиненных ему воинов, раскрывает перед ними свой план обороны города. Главные ворота, которым угрожает родной его брат, оставляет он за собой.
Хор, состоящий из женщин, пытается внушить Этеоклу, что тот выступает против ближайшего ему родственника. Женщины всячески вразумляют царя, да только впустую. Этеокл отправляется на битву, и хору остается лишь петь-рассказывать о грехах давно почившего Лая, сокрушаться содеянным им давнишним злом, за что расплачивается уже второе поколение его потомков. Пока все это делается – появляется глашатай, который извещает, что братья-царевичи уже встретились в поединке и оба погибли.
Старейшины города решают похоронить Этеокла со всеми почестями, а тело Полиника, предателя, оставить безо всякого погребения.
Антигона, сестра погибших, не соглашается с таким решением. Слова ее звучат завязкой нового трагического узла. Но это – начало уже какой-то новой пьесы.
«Орестея»
Трилогия «Орестея» считается наиболее зрелым произведением в наследии Эсхила. К тому же от нее сохранились все три части, – почему о данном произведении небезынтересно будет поговорить более подробно.
Историю микенского царя Агамемнона, возглавлявшего панэллинский поход в Малую Азию в отместку за проступок троянского царевича Париса, – афиняне знали из поэмы Гомера, именуемой «Илиадой». Парис похитил жену спартанского царя Менелая, брата Агамемнона. История же его убийства была им более или менее известна из другой гомеровской поэмы – «Одиссеи». Вождь победоносных эллинов возвратился на родину, но принял смерть от руки своего двоюродного брата Эгисфа. А помогала последнему в этом жена Агамемнона, по имени Клитемнестра.
Известный гомеровский сюжет многократно перерабатывался разными поэтами. Не без их влияния Эсхил значительно отступил от первоначальной версии. Убийство Агамемнона у него происходит в Аргосе, не в Микенах, как сказано у Гомера, а зачинщицей его является Клитемнестра, вовсе не Эгисф.
Сюжетная канва трагедии разработана следующим образом.
В Аргосе давно уже дожидаются вестей из-под Трои. Прорицатели предрекли, будто осада троянской твердыни продлится не менее девяти лет, и только на десятом году она наконец-то будет взята. И вот наступает этот долгожданный срок. Как только Троя падет – по приказу Агамемнона запылает костер на ближайшей горной вершине. Пламя заметят на соседней горе – огни понесутся дальше, дальше, образуя сплошную цепочку, которая и дотянется и до мирного Аргоса.
На кровлю аргосского дворца еженощно взбирается сторож, чтобы не прозевать появление огненного знака. Чтобы тотчас же доложить о нем своей госпоже Клитемнестре.
Поднимается сторож и сейчас, на глазах у афинских зрителей. Нарекая на свою нелепую участь, он нисколько не одобряет дел, творящихся в царском дворце. Слова старика очень понятны зрителям. Они вспоминают, что за время отсутствия Агамемнона царица увлеклась его двоюродным братом Эгисфом, что в голове этой женщины наверное созрело решение убрать своего законного супруга.
И вот, в непроглядной ночи, зрачки старика различают вожделенный огонь. Он спешит обрадовать свою повелительницу.
Мрак между тем распадается на отдельные куски. Куски мельчают, становятся серыми пятнами. А к царскому дворцу стекаются седобородые старейшины в белых одеяниях. Они образуют привычный для зрителей хор, который припоминает далекие дни, когда царь Агамемнон отправлялся в поход. В приморском городе Авлиде томилось видимо-невидимо эллинских судов, готовых ринуться в открытое море. Однако богиня Артемида, недовольная Агамемноном, не давала эскадре попутного ветра. И тогда Агамемнон, наученный прорицателями, принес ей в жертву свою дочь Ифигению.
– Родную дочь…
– Да, как можно…
– Ужас…
Клитемнестра уведомляет старейшин о полученном ею известии: Троя взята! Царица хочет подчеркнуть свою величайшую радость, да только все это получается без пользы для нее же самой. Старики ничуть не радуются. Много людей полегло под Троей. Родственники погибших проклинают зачинщиков бойни.
Высланный вперед глашатай торжественно возвещает о достигнутой победе и о возвращении вождя Агамемнона. Однако слова его тоже нисколько не тешат старейшин: им не дают покоя новые слухи о понесенных жертвах. Потрясенные, старики на все лады костят красавицу Елену, принесшую массу страданий всем известным народам.
И вот уже, следом за громогласным глашатаем, на пышной колеснице въезжает на сцену сам Агамемнон. За плечами у него развевается красный плащ. На голове победно сверкает огромный шлем, оттененный черным, как вороново крыло, ершистым султаном. Агамемнон привез с собой дочь побежденного троянского царя Приама, красавицу и пророчицу Кассандру. По белому платью пленницы растекаются волны неукротимых волос.
Появление царя с таким доказательством своей неоспоримой победы умиротворяет хор старейшин. В ответ на слова с обещанием привести в порядок состояние государственных дел – хор все-таки приветствует Агамемнона.
– Победа!
– Победа!
Выбежав из дворца, Клитемнестра встречает супруга со словами явной лести. В дополнение к лживым речам она велит рабыням покрыть ступени лестницы пурпурным ковром. Озадаченный, Агамемнон на какое-то время теряется. Ему ведомо: по такому ковру позволительно ходить олимпийским богам. Не сочтут ли небожители все это проявлением величайшей гордыни? Не отведут ли они от него свои отчужденные гневные лики?
И все же, расстегнув и сняв грохочущие сандалии, Агамемнон топчет ногами пурпур ковра.
Оставшиеся при дворце старейшины снова погружаются в тягостные раздумья. Пролитая некогда кровь невинной отроковицы, уверены они, призывает к отмщению.
– Родная дочь…
– Да, как можно…
Кассандра, сидящая на победной колеснице, кажется застывшей в оцепенении. Девушка не откликается на призывы войти под своды дворца в качестве унылой рабыни. В необъяснимом для зрителей порыве троянская царевна обращается к статуе Аполлона, любовь которого она в свое время отвергла, за что и поплатилась тем, что ее пророчествам с тех пор никто не верит.
Она лишь спрашивает, куда ее этот бог привел? Впрочем, пленница не доверяет и Аполлону. Тонкий нюх ее улавливает трупное зловоние, дыхание смерти. Сознание девушки переполнено леденящими душу видениями, где перемешаны картины прошедшего и будущего. Кассандре ненавистна двуногая львица, вступившая в связь с трусливым волком. Она уже знает, что замышленное убийство благородного льва осуществится в ближайшее время. Ей ведомо также, что смерть поджидает ее саму.
– Смерть… Везде – одна смерть…
Наконец Кассандра встряхивает волною черных напряженных волос и переступает порог царского дворца. Она заранее прощается с подсолнечным миром…
Старейшины не успевают проследовать за исчезнувшей пленной Кассандрой, как во дворце раздаются пронзительные крики. Так кричат перед смертью. И правда: на фоне дворца появляется движущаяся из его внутренностей телега с трупами Агамемнона и Кассандры. По белым одеяниям мертвой красавицы стекают алые струйки. С окровавленной секирой возвышается над трупами царица Клитемнестра. Да, она совершила отмщение за смерть своей дочери Ифигении! Клитемнестра возвещает об этом с непомерной гордостью.
В довершение всего перед дворцом появляется Эгисф, окруженный телохранителями. Возмущенные старейшины, потрясая завитками белых волос, высказывают надежду, что за смерть отца будет мстить его сын Орест. Отрок остался жив…
Негодующий Эгисф приказывает телохранителям осадить зарвавшихся стариков, однако в дело вмешивается Клитемнестра. Она успокаивает страсти.
Так завершается первая часть трилогии.
Действие второй части трагедии, поставленной во время Великих Дионисий 458 года до н. э., происходит десять лет спустя. Оно начинается на могиле царя Агамемнона, к которой приближаются двое молодых людей, чтобы совершить поминальный обряд. Это – сын Агамемнона Орест, о котором упоминали старейшины в первой части трилогии, и его загадочный закадычный друг.
Все прошедшие годы Орест находился в Фокиде, у дружественного Агамемнону царя Строфия, будучи отправленным туда сестрой Электрой. В Фокиде он подружился с Пиладом, сыном Строфия. Взаимоотношения юношей стали символом бескорыстной дружбы. Сделавшись взрослым, Орест проникся твердым убеждением, что он непременно обязан отплатить за смерть отца. Но кому же следует мстить? Собственной матери? Ужаснувшись, Орест обратился к оракулу Аполлона, и сребролукий бог пригрозил ему страшными карами, если он не исполнит этой вполне законной мести.
Совершив поминальные обряды, Орест умоляет тень отца пособить ему в очень трудном деле.
К могиле Агамемнона приближается его дочь Электра. Это гордая, порывистая девушка. Царевну сопровождают пленные троянки, привезенные родителем из-за моря. Пленниц так много, что они составляют целый хор. Из песен этого хора становится известно: царице Клитемнестре пригрезился зловещий сон. Испугавшись возможной мести убитого супруга, Клитемнестра отправила Электру к отцовской могиле, тоже ради свершения поминальных обрядов. Однако, явившись на место, девушка принялась умолять отцовскую тень поскорее прислать сюда ее брата Ореста.
И вдруг Электра замечает на каменных плитах следы совершенной недавно жертвы. Оглядевшись вокруг, она наталкивается взглядом на молодых людей, в одном из которых признает родное лицо. Обрадовавшись, наговорившись после стольких лет разлуки, брат и сестра проникаются пониманием, что их сжигает общая жажда отмщения за гибель отца. Они вырабатывают план совместных действий.
Орест направляется во дворец. Не узнанный Клитемнестрой, юноша рассказывает о гибели ее сына. Царица не в силах сдержать своей радости. Еще бы! Мысли о том, что царевич способен появиться в роли мстителя, терзала женщину вплоть до сегодняшнего дня. Не давала покоя и трусливому Эгисфу. Но теперь-то… Надо немедленно известить об этом сожителя!
– Беги! Беги!
Царица посылает к любовнику старую няньку, на руках у которой нежился когда-то младенец Орест. Пораженная услышанной вестью, старуха с трудом переставляет больные ноги, однако хор всячески побуждает ее торопиться.
– Беги! Беги!
Эгисф, едва уловив столь приятное для него известие, забывает о мерах предосторожности. Он несется к покоям царицы, чтобы услышать там верное подтверждение. Не прихватив с собой никого из телохранителей, Эгисф встречает на пути убийц – Ореста и Пилада…
Увидев труп мертвого Эгисфа, Клитемнестра наконец догадывается об обмане. И все же она не в силах поверить, что ей суждено умереть от руки сына, которого она выносила под сердцем. Царица бросается на колени, молит о пощаде, чем обескураживает Ореста. Но Пилад напоминает другу о велении Аполлона – и Орест вздымает свой мстительный меч.
Как только бездыханное тело сваливается к его ногам – на Ореста тут же набрасываются богини мщения, так называемые Эринии. От их визга, стенаний и криков Орест устремляется прочь из дворца, надеясь найти защиту в лице Аполлона.
Действие третьей части трилогии, так называемых «Эвменид», начинается в Дельфах, главном святилище лучезарного Аполлона. Именно сюда добрался обезумевший вконец Орест.
Эринии между тем, составляющие в трагедии хор, не упускают убийцу из вида, являются вслед за ним.
Старая, как мир, жрица Пифия, в обязанности которой входит провозглашать ответ Аполлона, завидев Ореста и его преследовательниц, – не в силах удержаться под сводами храма. Она стремглав выбегает навстречу и кричит о велении бога предстать перед судом Афины. Ради этого Оресту следует немедленно отправиться в город совоокой богини.
Орест так и поступает. В Афины он спешит вместе с приятелем Пиладом и в сопровождении быстроногого бога Гермеса. Ему удается оторваться от преследовательниц, уснувших в дельфийском храме по причине усталости. Только сон у чудовищ недолог. Их торопит тень Клитемнестры. К тому же Эриний изгоняет из своего жилища негодующий Аполлон. Они тотчас бросаются в погоню.
И вот, на глазах у зрителей, за орхестрой возникают очертания высоко вознесенного Акрополя. Вот его храмы, жертвенники, могилы предков.
Смертельно уставший, Орест припадает к подножию статуи богини Афины. Он умоляет ее о ниспослании милости.
– Я пролил кровь! – хрипит его голос. – Но меня уже освободил от наказания, очистил бог Аполлон. Сюда я прибыл по его велению. Я хочу добиться справедливого приговора, великая богиня!
Орест не успевает закончить молитву, как его тут же окружают Эринии. Скверные чудища с жуткими криками теснят несчастного матереубийцу. Они толкают его, хватают окровавленными руками, рвут на нем волосы.
– Четкий след! – слышатся визги самой свирепой из них – Тисифоны. – Мы чувствуем запах крови!
– Ему от нас не уйти! – подхватывают другие, Алекто и Мегера. – Мы высосем жидкость из его обреченного тела!
– Он станет поживой для ненасытных духов!
– Умертвивший своих родителей достоин ужасного наказания!
– Таких не спасут ни Аполлон, ни Афина! Мы защищаем права убиенных!
Кажется, Оресту не избежать гибели. А все же молитвы его доходят до ушей Афины. И вот на орхестре сияют великолепные доспехи. На голове у богини высокий шлем, в руке – сверкающее копье.
Орест обращается непосредственно к Афине. Он представляется сыном хорошо известного ей героя, царя Микен, которому она покровительствовала под Троей, благодаря чему неприступный город и был захвачен и уничтожен эллинами. Юноша объясняет богине, чтó произошло с его отцом после возвращения в наследственный замок, описывает смерть победителя от руки Клитемнестры и ее любовника Эгисфа. Юноша рассказывает, как отомстил он за смерть отца. В качестве сообщника в кровавом преступлении выставляет бога Аполлона, который просто-напросто заставил его поступить именно так.
Высказавшись, юноша облегченно вздыхает: он поведал все. Он просит праведного суда и обещает подчиниться любому услышанному приговору.
Великая богиня высказывается в том духе, что юноша на самом деле чист перед богами и перед людьми. Но рассудить все это по правде очень и очень трудно. Эринии не уйдут, не получив полного удовлетворения. Своим же ядом эти страшилища способны навредить всей аттической земле. Богиня обещает передать дело на суд достойных афинских граждан.
Тут же, на виду у зрителей, собирается на орхестре другой афинский народ. Тут же назначаются судьи. Появляется на подмостках и бог Аполлон, который свидетельствует в пользу Ореста, отстаивая его правоту. Действия молодого человека были направлены на восстановление существующего порядка. Орест поступил так по воле Зевса. Умертвив свою мать, он тем самым отплатил ей за смерть родного отца.
Но черные Эринии не уступают. У них собственное понимание порядка и справедливости. Если извечный порядок будет нарушен, вопят они, – то рухнет вся мировая справедливость!
Перед голосованием богиня обращается к народу, но делает это так, что ее слова предназначаются не только тем, кто стоит на орхестре, но и тем, кто внимает ей в необозримом амфитеатре.
– Это первое убийство, которое рассматривается таким необычным доселе образом. Отныне я учреждаю в Афинах совет благородных судей, которые будут заседать на Аресовом холме. Суд их отныне будет называться Ареопагом. Это будет неподкупный, ничем не запятнанный, суровый, но снисходительный и справедливый суд!
Судьи приступают к голосованию. Они опускают в урну камешки. Белые – оправдательные, черные – обвинительные. Голоса распределяются поровну. Но в защиту Ореста выступает сама богиня Афина – и он оправдан!
Чтобы смягчить гнев недовольных Эриний, Афина дарит им храм на том самом месте, где происходило судебное заседание. Смущенные чудовища благословляют аттическую землю.
В ответ на это богиня уводит их в пещеру на склоне Акрополя, где они поселяются навсегда и становятся отныне Эвменидами, то есть – добрыми богинями.
Афинскому народу предписывается совершать божествам приношения в виде крови ягненка, меда, молока, чистой воды и пурпурного цвета одежд.
Так завершилось знаменитое представление.
Трудно описать ликование зрителей, просмотревших всю эту трагедию. Ощущение уверенности в справедливости устроенного богами мира переполняло их души. С каким-то благоговейным чувством взирали они в этот день на ареопагитов, членов настоящего Ареопага, обычно восседающих на холме Ареса, а пока что застывших в умилении на первых рядах в ликующем амфитеатре. По щекам стариков текли крупные слезы, а они не стыдились и не убирали их…
За свою трагедию Эсхил получил первую награду.
Однако эта награда была не только данью таланту великого поэта. Тут усматривалось нечто иное, нечто значительно бóльшее. Тут было немало прямых откликов на современные события.
Эсхил явно стремился защитить Ареопаг, потерявший свое былое значение, что стало одной из причин изгнания из государства Кимона, также стоявшего на защите этого высшего и почетного учреждения.
Орест, родившийся в Микенах, принадлежавших теперь Аргосу, – клялся на сцене в вечной дружбе с афинянами. Намерения царевича поддерживал олимпийский бог Аполлон. И это также звучало весьма многозначительно, поскольку ко времени постановки «Орестеи» Афины на самом деле заключили с Аргосом союз, направленный против Спарты. Этот союз был явно по душе стареющему Эсхилу[29]29
Заметим, что превращение Эриний в милостивых Эвменид считалось самой грандиозной заслугой богини Афины.
[Закрыть].
Софокл, или театр трех актеров
Это могила Софокла. Ее, посвященный в искусство,
Сам я от муз получил и, как святыню, храню.
Он, когда я подвизался еще на флиунтском[30]30
Намек на пелопонесский город Флиунт, откуда был родом основатель сатировской драмы Пратин.
[Закрыть] помосте,Мне, деревянному, дал золотом блещущий вид;
Тонкой меня багряницей одел. И с тех пор как он умер,
Здесь отдыхает моя, легкая в пляске, нога.
«Счастлив ты местом своим. Но скажи мне, какую ты маску
Стриженой девы в руке держишь. Откуда она?»
«Хочешь, зови Антигоной ее иль, пожалуй, Электрой, —
Не ошибешься: равно обе прекрасны они».
Молодые поедают стариков
Говорили, за всю свою жизнь Эсхил сочинил то ли 72, то ли 95 пьес, и будто бы он тринадцать раз выходил победителем в состязаниях. Если 13 умножить на 4 (именно столько пьес, напомним читателю, представлялось каждым автором на праздниках бога Диониса), то в итоге получается цифра 52. Значит, далеко не все произведения гениального Эсхила завоевывали призовые места.
Конечно, все это могло происходить в результате недобросовестности судей, их подкупа, а то и просто козней явных или неявных недоброжелателей. Понимание этого, быть может, и не очень-то огорчало старого мастера.
На шестом десятке лет жизни Эсхилу казалось, что его позиции в театральном деле крепки как никогда. Его ценили не только афиняне и их многочисленные гости, слетавшиеся на празднества со всех концов эллинского мира. То, что в детстве только мерещилось юному элевсинскому стихотворцу, не давало покоя, лишало сна, – все это теперь оживало на сценической площадке. Могучие люди в длинных сверкающих одеждах, снабженные яркими масками, выступавшие на высоких котурнах, со втиснутыми в размеренные строки речами, – все это производило неизгладимое впечатление. Если добавить обворожительную музыку, пение хора, пляски, если снабдить спектакли подобиями нынешних декораций, исполненных кистью художника Агафарха, сына Евдема, уроженца острова Самоса, известного всем по прозванию Скенограф, – то впечатление от каждой представленной пьесы усиливалось еще больше.
На острове Сицилия (об этой поездке уже говорилось), восхищенный приемом тамошних жителей, Эсхил создал пьесу на местную тему под названием «Этниянки». В ней он не только прославил город Этну, основанную тираном Гелоном у подножия одноименной горы, но и продемонстрировал свой талант уже почти перед всем просвещенным миром.
И все же, как бы там ни было, дыхание соперника Эсхил ощутил у себя за спиною именно после возвращения на родину, в 468 году до новой эры. Им оказался молодой человек, которого звали Софоклом. Героем пьесы молодого автора выступал царевич Триптолем – из родного Эсхилу города Элевсина.
В основе произведения Софокла лежал прадавний греческий миф. Богиня Деметра, сестра всемогущего Зевса, в поисках дочери Персефоны, исчезнувшей как-то внезапно, забрела однажды в богоспасаемый Элевсин. У придорожного колодца богиню приметили местные царевны. Они пригласили ее к себе во дворец, представили своему отцу Келею.
Богине сразу же глянулась обитель земного владыки. Неузнанная, осталась она во дворце в роли няньки царевича Триптолема, которого впоследствии попыталась сделать бессмертным, правда – не совсем удачно: этому помешала мать-царица. Когда ж, наконец, раскрылась тайна исчезновения юной девушки Персефоны (ее похитил бог подземного царства Гадес), когда Персефона, став супругой указанного Гадеса и, обретя себе новое имя Кора, получила возможность возвращаться на время на землю, – обрадованная Деметра оставила царский дворец. А все же она никак не могла позабыть гостеприимных хозяев царского рода.
Однажды, представ перед взрослым уже Триптолемом, богиня повелела юноше созвать жителей всего Элевсина. Когда народ собрался, Деметра приказала вспахать обширное поле и тут же собственноручно засеяла его отборными пшеничными зернами.
На глазах удивленных жителей черную почву проткнули белые шильца, которые мгновенно переменили окраску, так что вся нива покрылась сплошным зеленым ковром. Растения лихо потянулись кверху, к сияющим небесам, и тут же зазвенели тугими колосьями. Богиня сжала их сверкающим под солнцем серпом и бросила под ноги сытым быкам. Бычьи копыта, размяв налитые колосья, мигом освободили их от стеснительных плевел. Богиня смолола зерна на каменных жерновах и собственноручно испекла душистые паляницы. Вкусив их, люди тотчас поняли, какие блага сулит человечеству плодородная нива.
Вручив царевичу колесницу, запряженную крылатыми драконами, богиня велела ему разъезжать по всему подсолнечному миру, обучать людей землепашеству.
Юноша так и поступил. Немало приключений испытал он при исполнении этой благородной миссии. Эллины с готовностью воспринимали науку, однако совершенно иначе смотрели на молодца обитатели варварских земель. Они попытались даже завладеть его колесницей, а самого царевича хотели нагло убить.
И все-таки Триптолем оказался в конце концов победителем.
Эти-то путешествия и эти подвиги царственного юноши стали сюжетом для драмы молодого поэта.
Элевсин – законная часть аттической земли. Драма Софокла воспринималась афинскими зрителями как гимн их родному городу. Получилось чудесное произведение, с ходу очаровавшее публику. Дело стало клониться к тому, что драма начинающего автора показалась вполне достойной занять даже первое место. Но как же так? Первое место – означало то, что молодой поэт, не достигший даже тридцатилетнего возраста, возьмет верх над самим Эсхилом?
Распорядители празднеств, и прежде всего архонт-эпоним (дающий название всему календарному году), не знали, чтó предпринять.
Выручил случай.
Наибольшим влиянием в это время в Афинах пользовался Кимон, сын уже покойного Мильтиада, героя Марафонского сражения. Аристократ до мозга костей, Кимон всегда оставался доступным для всех своих граждан, открытым и дружелюбным собеседником. Став опять состоятельным человеком, он велел снять ограды с собственных садов-огородов, так что любой афинянин мог воспользоваться их плодами. Более того, Кимон приказал поварам готовить обеды с таким непременно расчетом, чтобы ими могли насытиться все случайные гости и просто забредшие к нему посетители. К тому же он щедро раздавал людям милостыни, избегая при этом любых унизительных выражений.
Популярность богача не знала пределов. Он водил дружбу с художниками, скульпторами, философами, поэтами, в числе которых числился также автор трагедии о Триптолеме.
В эти дни Кимон как раз задержался в городе. Конечно, Великие Дионисии, пышные театральные представления, жертвы Дионису – все это считалось в Афинах главнейшим событием. В театре Диониса Кимон появился вместе с другими стратегами и сразу же оказался в центре внимания.
Рассудительному архонту-эпониму, наблюдавшему за всем творящимся и ломавшему себе голову, чтó может произойти, если победа выпадет молодому Софоклу, – пришла в голову довольно удачная мысль: возложить судейство на плечи стратегов! Их ровно десяток, по одному от каждой филы, на которые делилось афинское общество. Во главе судейской коллегии, естественно, окажется Кимон. Чтó бы ни присудил сейчас первый стратег, как бы ни оценил он трагедию молодого поэта, своего лучшего друга, – народ воспримет это как должное!
Так и получилось.
Проникновенные стихи Софокла, динамичное развитие сюжета драмы, прославление аттической земли, – все это вселяло гордость в любого афинского гражданина. Отсюда, из их знаменитого города, распространялось благо по всей остальной Элладе! Сюда же, как на волшебный солнечный свет, торопятся достойные люди. Здесь находится центр всего эллинского содружества!
Победителем был назван Софокл.
Произошло, собственно, то, что, по словам нашего современника, происходит в мире дикарей и писателей: молодые безжалостно поедают своих стариков.
Эсхил после этого с горечью понял, что былая его монополия, которая началась победой в 484 году до н. э., – подошла к концу.
Быть может, горечь поэта была вызвана даже не столько этим, прискорбным для него обстоятельством, сколько тем, что в описываемое мною время в афинском сообществе стали происходить перемены, которые были не по душе закаленному марафонскому бойцу. В результате осуществления реформ Эфиальта, радикально жесткого демократа, в Афинах значительно урезáлись функции аристократического Ареопага, служившего символом прежней размеренной жизни. Свои симпатии к Ареопагу, помнится, старый поэт выразил в драме «Эвмениды», которая стала гимном этой высшей правовой инстанции, по мнению Эсхила, насаждавшей законы справедливости и порядка. Трагедия была поставлена уже после гибели Эфиальта. Но дело его, подхваченное предприимчивым Периклом, ничуть не пропало.
После постановки «Эвменид», точнее – после постановки всей трилогии «Орестея», составной частью которой являлись «Эвмениды», – Эсхил решил окончательно переселиться на остров Сицилию. Правда, уезжал он также в привычную эллинскую стихию, в так называемую Великую Грецию.
На Сицилии, два года спустя, поэт-драматург разделил судьбу других знаменитых афинян, которых их соотечественники органически не выносили, усматривая в этом ущерб для самих себя. И все же, вроде бы спохватившись, они воздавали покойникам должные похвалы. А то и более того.
Так получилось и с гениальным Эсхилом. Афиняне поняли, кто жил и творил с ними бок о бок. Запоздало назвав Эсхила отцом трагедии, все эллины сочинили также красивую легенду об его уходе из мира живых. Легенда указывала на связь поэта непосредственно с небесами.
69-летний Эсхил, дескать, в этот последний свой день на земле неспешно выбрел из приморского домика, который находится в Геле, южносицилийском городе. Вероятно, обдумывая свою очередную драму, которой он еще раз надеялся поразить внимающий мир, старик загляделся в морскую синеву и не обратил надлежащего внимания, как и когда над его головою вознесся могучий орел, птица верховного бога Зевса. Орел вздымался все выше и выше, зажав в когтях непонятную глазу ношу. Наконец он застыл непосредственно над головой драматурга, как раз над его сверкающей гладкой лысиной. И вдруг раздался резкий щелчок. Эсхил свалился на землю. Из дома выскочила рабыня – и тут же по-бабьи запричитала:
– Люди! Люди! На помощь! Какое несчастье!
Сбежавшимся сицилийцам поначалу привиделось, будто старик прислушивается к утробному реву земли. Однако он лежал без дыхания. Из-под прижатой к камням, чуть сморщенной ушной раковины, змеилась полоска яркой крови. На крики не отзывался. И тогда лишь соседи сообразили, что виною всего случившегося является черепаха, которая уползает в сумрак столетней оливы, выставив змееподобную головенку. Неповоротливая, тяжелая, унесенная в небо в когтях орла, сроненная где-то в подоблачных просторах, – она угодила поэту прямо в голову.
На могиле Эсхила, погребенного в той же Геле, сицилийцы высекли надпись, сочиненную им при жизни:
Мидяне в приведенной надписи – это персы. Эсхил остался верен себе. Любовь к свободе, ненависть к поработителям, неразрывная связь с родными краями, – вот что почиталось им самым главным в достойно прожитой жизни, а вовсе не сочинение каких-то трагедий.
