Текст книги "Ты моя, Птичка! (СИ)"

Автор книги: Спирина Елена

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Папа дома, узнав о работе, нахмурился, но сказал потом, что правильно. Привыкай, мол.

– Так, ну что смог, починил. Вот тебе на вещи первой необходимости. – еще через день отец стоял на пороге с чемоданов инструментов и протягивал мне деньги. – Я вижу, что Лиза все испоганила, так что и занавесок нет. Здесь должно хватить на первое время. За квартиру я платить буду. На еду и остальное, если хватать не будет, позвонишь, еще пришлю. Поняла?

– Да, папа.

Из глаз прорывались слезы, но я сдерживала их, потому что отец терпеть не мог слякость.

– Не реви, тяжко будет – звони. И приезжай, когда захочешь и насколько хочешь. Хоть насовсем. Все, ушел.

Хотелось обнять папу, поблагодарить за все, все, все! Но я лишь улыбнулась сквозь слезы и помахала на прощание из окна.

С этого дня началась моя новая жизнь. Я училась, ходила на работу, вечером звонил папа, отчитывалась, что у меня все в норме и все хорошо.

Прошло четыре месяца. Папа приехал в гости.

– Вот, привез тебе банок из погреба. Твои же закрутки. Боюсь Николяша сожрет все. Ой, Васька, где вы этого придурка-то нашли? Он себе чуть палец не отрубил, когда дрова его заставил колоть. А потом приехала его полоумная мамочка и прожила у нас две недели, меняя повязку на пальчике сыночка. – папа закатил глаза и усмехнулся.

– Как мама? – спросила я. Она не звонила мне ни разу за последние четыре месяца. Я тоже не рвалась в общение. Папы мне вполне хватало.

– Все так же. Стабильно, я бы даже сказал. Состояние средней тяжести, но в сознании. Как я с ними устал, Васька. Ты же знаешь про свадьбу. Мать с катушек скатилась. Будто свою собственную свадьбу организует. Я им бюджет выделил. Не миллионер, чай. Лиза сказала с таким бюджетом, она только в свинарнике свадьбу справит. А я и не против.

Мы рассмеялись. Говорили в этот день много. Болтали ни о чем. Он спрашивал про учебу, работу. Интересовался моими увлечениями.

На следующий день засобирался домой.

– Так, свадьба эта проклятущая через две недели. Родители Николаши оплатили им медовый месяц. В общем, собрались по деньгам и решили отметить в нашем городе. Приезжай, ладно.

– Хорошо. – ровно ответила я.

– Но если не хочешь, не лежит у тебя душа не к этой свадьбе, не к сестре с ее придурковатым, то не мучайся, Вась. Я даже рад буду, что ты спокойно своими делами займешься здесь, чем там на этих смотреть.

– Я приеду. Лиза приглашала.

– Тогда жду тебя через две недели. Позвони, встречу.

– Хорошо, папа. Пока.

Две недели пролетели в одно мгновение. Закрыла глаза, открыла, а уже с подарком под мышкой еду в родную деревню.

Лиза порхала, как бабочка. Все капризы выполнялись, как по волшебству. Сказать честно, я ей завидовала. Черной жгучей завистью. Коля на меня по-прежнему не смотрел. Отводил взгляд и улыбался всем, но не мне. Свадьба по моим меркам прошла роскошно, однако, сестра хныкала, что могло быть и лучше. Родители зажали денег, и она отметила это торжество, как колхозница.

Я держалась рядом с отцом и считала часы до отъезда обратно в свою маленькую квартирку.

Провожать меня на поезд поехал отец. В последний момент увязалась и мама.

– Вась, пойми, Лизе с Колей место свое нужно. Приезжай обратно домой, а они пусть в квартире живут. – говорила она, пока мы ждали папу у машины.

– Не могу. У меня работа и учеба.

– Я тебя разве так воспитывала, Вася? Неблагодарной?

– Мама, ты меня воспитывала все мои восемнадцать лет быть обязанной сестре. И я думаю, хватит на этом. – не сдержалась я.

– Что? Да как ты смеешь?

– Меня всю жизнь ты обвиняла в том, что Лиза постоянно болеет, что я виновата в ее болячках и неудачах. Я же пахала за нее в доме, на улице, в школе. Но этого было мало. Вы вдвоем за спиной у меня срали мне в душу. Одна тем, что спала с моим парнем, другая, прикрывая все это. Я отдала своего парня, почти жениха. Ты лишила меня ребенка. Мама! – повысила я впервые голос на нее. – Я бесплодна. Не смогу больше никогда иметь детей. А знаешь, почему? Знаешь? Потому что ты заставила меня сделать аборт в чухонной больничке, после чего я загремела туда же с воспалением. А ты? Что ты? Радовалась за Лизоньку. За дочурку свою, когда твоя вторая дочь сводила счеты с жизнью. И это я не благодарная? Я?

– Что? – голос отца прогремел, показалось на всю округу. Лицо матери посерело, и я была готова ловить ее, если она шлепнется в обморок.

– Ничего, ничего. Разговариваем тут стоим с Васей просто.

– То… то, что ты сказала… – папа откашлялся, глядя на меня, – правда? Про аборт и беспло… Господи…

Папа схватился за голову и отвернулся от нас с мамой. Я хотела подойти, хотела успокоить, сказать, что все прошло, что ничего страшного. В конце концов, сказать¸ что пошутила, наврала. Но та горечь, что стояла комом долгое время, превратилась в изжогу и пыталась затопить меня с головой. Я просто не могла сдвинуться с места. Вымолвить хоть слово не получалось. Мама хотела убежать, скрыться, да хоть на луну улететь. Наверное, именно в тот момент, она поняла, что совершила. Какую ошибку, роковую ошибку совершили ее разум и руки.

Я видело все это в ее глазах. Она смотрела на меня, в них плескалось все. Страх, отчаяние, сожаление, боль, злость, даже ненависть. Она ненавидела меня, как дочь. У нее была одна кровинка и это не я. Возможно, родись я дочерью ее сестры или соседки, она относилась бы ко мне с любовью и уважением. Но я родилась тем, кем родилась. Однако, знание того, что она лишила, пусть и не любимую, но все же дочь собственных детей заставило ее ненавидеть не только меня. Но и себя.

– Сели в машину. Обе.

Отец больше не произнес ни слова. В машине ехали молча, даже, наверное, дышали через раз. Выходя из машины по приезду на место, я кинула взгляд на мать. Она смотрела на меня. Плакала и смотрела. Но после отвела взгляд и не вышла из машины.

Папа пошел со мной. Помог с сумками.

– Какого хрена ты не сказала? Почему? Это из-за этого козла? От него беременна была?

– Конечно, от него. Я с ним встречалась тогда. Пап, не надо. Я хочу забыть, и ты забудь все. Не надо всего этого. Ладно?

– Ты знаешь, что я сейчас хочу сделать? Знаешь? – папа с каждым словом все больше повышал голос. – Да я порвать готов на лоскутки этого щенка. И Лизку выпороть, чтоб на заднице такие же шрамы были, как у тебя на руке. Чтоб, сволочи, на всю жизнь запомнили. Пойми ты, наконец, дура, если свои с тобой так поступают, то, что сделают чужие. Ты, доброта блаженная, посмотри, что теперь с тобой стало. Ты думаешь, забудешь это все? Забудешь, что родить теперь никогда не сможешь? Если ты веришь в этот бред, то мне тебя даже не жаль. Они искалечили тебя. Искалечили.

Слова отца били по кровоточащим ранам. Били с такой силой, что меня ломало пополам, буквально. Слезы уже сдержать не получалось. Отец был в ярости. В бешенстве. Он не контролировал ни поток слов, ни смысл их.

– Неужели я такой ху. ый отец, Вася?

– Нет, папа, нет. – плакала я, пытаясь угомонить мужчину.

– Тогда почему я узнаю, что тебе испоганили всю жизнь твои мать и сестра последним? Я не заслуживал узнать, что ты беременна? Да пусть даже без папашки ребенка, нах… такой усрался. Я сам бы ему или ей заменил бы и отца, и деда, и бабку с теткой, если понадобилось бы. Почему ты не пришла ко мне?

– Прости, прости меня. Я сама не понимала, что происходит. Я застала Колю и Лизу, потом мама дала понять, что обо всем знала. Они стали жить вместе… я сама виновата. Без моего согласия никто бы ничего не сделал. Я дала согласие. Мама говорила, что ты будешь ругаться, что ребенок без отца. Что нагуляла… прости меня, я не понимала, что делаю.

Неожиданно отец прижал меня к своей широкой груди и начал гладить по волосам. Этот жест прорвал платину, про которую я и не подозревала. Казалось, что во мне просто не может быть столько жидкости. Я ревела навзрыд, не обращая внимания ни на кого.

– Не слушай меня. Вась, херню говорю, не слушай старика. Все хорошо будет. Все отлично. Ты будешь самой счастливой. Пообещай мне, что ты станешь самой счастливой девушкой на всем белом свете. Никто и никогда не сможет тебя сломить или сломать. Обещай мне, дочь!

– Обещаю, папа. Обещаю. Буду самой счастливой.

– Девушка, поезд отправляется.

Нас прервали. Папа расцеловал меня в щеки и помог занести сумки в вагон.

– Пап, не ругайтесь с мамой. И Лизу с Колей не трогай. Пообещай.

– Вась, да я бы…

– Пожалуйста, пообещай мне.

– Я попробую. – строго ответил он и, махнув мне рукой на прощание, ушел.

Уже в своей квартире я обнаружила выключенный телефон, включила и удивилась от посыпанных смс о звонивших мне номерах. Лиза, Коля, родители Коли, соседи, неизвестные номера. Я не успела перелистать весь список, как телефон оживает и высвечивается номер сестры.

– Ты где? – в какой-то истерике кричит Лиза. Я понимаю, что папа не смог удержаться и устроил разнос, но следующие слова лишают меня дыхания. – Где ты шляешься? Мама с папой попали в аварию. Погибли. Нет больше у нас родителей. Нет и никогда не будет. И все из-за тебя. Снова.

Глава 19

Василиса

Мир в то мгновение взорвался. Я плохо помнила последующую неделю. Какие-то отдельные моменты…

… Долгие звонки на номер отца, потом мамы… и все время мне отвечали: «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети».

Я не верила сестре. Не могла поверить и не хотела.

…Звонок на работу, с просьбой предоставить мне недельный отпуск. Голос начальника.

– Вася, работать кто будет? Не подскажешь?

– Я не могу…

– Почему?

– У меня, по-моему, родители погибли…

После такого разговора мне звонили девочки с работы и, естественно, интересовались, что значит «по-моему»? Я молчала. А потом вернулась к вечеру обратно в родную деревню и поняла.

Правда. Все правда. Сестра не пошутила, не соврала, не придумала. Мамы и папы больше нет.

В нашем доме сидели родители Коли, несколько соседей утешали Лизу. Когда я вошла, на меня чуть ли не с кулаками налетела сестра. Оскорбляла, ругала, обвиняла. А я… А что я? Молчала, как всегда.

… Голос соседки.

– Девочки, родителей хоронить где будете? Нужно же договориться с батюшкой, бумажки всякие собрать, могилы выкопать, все купить, стол накрыть. Дел то сколько. И на все про все только завтрашний день.

Лиза перестала проклинать меня и повернулась к женщине, что задала этот вопрос…

– Какой стол? Что купить? У меня только свадьба прошла, денег ни копейки. Еще и медовый месяц впереди.

– Да какой теперь медовый месяц, когда такое горе? – удивилась другая женщина, которая никогда Лизу не любила, потому что та в школьные годы задирала ее дочку.

– Нервы успокою и боль душевную заглушу. – отрезала Лиза.

Я, стоявшая до сих пор в дверях, оплеванная сестрой, униженная перед соседями и знакомыми, понимала лишь одно. Денег нет, а похороны дело не дешевое.

– Может у ваших родителей что-то было в заначке, ну, откладывали на черный день. – спросила мама Коли. К слову сказать, тот головы не поднимал. В принципе, к этой его позе я привыкла.

– Не знаю, мама последние мне на свадьбу отдала. А отец всегда говорил, что у него денег нет, мы, видите ли, из него скоро всю кровь выпьем, не то что деньги. У Васьки спрашивать надо, он ее больше обеспечивал.

– Лизка, всегда ты была такой. За что сестру то не любишь? Батя твой мировой мужик был. Только вот тебя приструнить не успел. У тебя теперь муж есть, вот родители его сидят. Семья. Уж наскребете как-нибудь. – возмутилась одна из соседок.

– Ой, что вы. Мы Коленьке и Лизе медовый месяц на последние копейки оплатили.

Разговоры велись дальше. И чем больше времени проходило, тем градус уже спора продолжался. Через какое-то время родители Коли засобирались домой, Лиза вновь впала в слезы. Жалеть ее уже никто не спешил. Соседи тоже поднялись.

– Вась, я тысячи три могу дать, ну, и по деревне пройдемся, наскребем чего. На работу к Андрею своего мужа отправлю, там может тоже коллектив соберет чего. Ты только Лизке деньги не давай, сама займись всем. Смышленая, справишься. – сказала женщина, что больше всех ругала сестру.

– Хорошо, спасибо.

Уже ближе к полуночи, сидя в своей старой комнате, я думала о том, где взять денег, чтоб достойно похоронить родителей. Но в голову будто ваты напихали, а в глаза океан налили и он рвался наружу.

Говорят, болит душа. Никогда не понимала этого значения. Не чувствовала я, как болит душа, когда меня предал Антон, потом Коля. Когда предала сестра и мама. Не болела у меня душа даже тогда, когда я сделала аборт, а потом профессор сказал, что я не смогу больше никогда родить. Не болела ДУША!

А сейчас? Боль в груди была настолько сильной, что не будь я будущим медиком, подумала бы, что сердце по шву разошлось. Заглушая рыдания одной рукой, а давила сомкнутой в кулак рукой на грудную клетку, пытаясь дать толчок для полноценного вздоха.

Задыхалась. От боли. В мутном океане слез я видела лица своих родителей. Мамы, в редкие моменты ее улыбки, обращенной на меня. Ее руки, обнимающие меня в детстве, слова похвалы за отличную учебу.

Папа… папа сидел в своем кресле в большой комнате и смотрел телевизор. Иногда смеялся над шутками или ругался на футбольную команду, которая не могла забить нужный гол. Он всегда кивал головой, когда в эти моменты подходили к нему и что то спрашивали. Настолько он был отключен от реальности. А потом резкие перепады в поведение, когда я попала в больницу. Будто подменили человека. Его строгая забота, всегда грубые, но с большим смыслом слова. Его единственные объятия, тогда на вокзале.

– Господи, да за что все это…

…Утром я поехала в город и зашла в первый попавшийся банк. Естественно, в кредите мне отказали. Но неподалеку находилась контора «быстрые деньги». В которой мне сказали, что я спокойно могу получить сто тысяч рублей, только процент будет побольше, чем в обычной банке. Не глядя, беру договор и подписываю. Забираю сумму и бегу договариваться на счет кладбища, отпевания, стола для поминок, вещи в морг, справки, свидетельства, паспорта, забежать в полицию, затем гробы, венки, заказать транспорт для перевозки.

К вечеру я выжита была, как лимон, но все готово и сделано, в кармане две тысячи и то оставшиеся еще с зарплаты.

Придя в дом, застаю картину маслом. Лиза с муженьком сидят на кухне, кушают бутерброды с красной икрой, запивают все это дорогим вином. А уж работая в супермаркете, я смогу отличить дорогое от дешевого пойла. Рядом на полу стоит ядовито розовый чемодан и пара туфель, небрежно засунутых в коробку.

– Что это? – шепчу я, потому что голос отказывался появляться.

– Поминаем, – отсалютовав мне бокалом, ляпнула полупьяная сестра.

– Кого? – не поняла я. – Откуда все это? Ты же сказала у тебя нет денег.

– Как кого? Родителей, дурочка. А это, – она махнула на стол и чемодан с туфлями, – я пошарила по тумбочкам, у отца десятку нашла. Вот и прикупилась.

Гнев затопил меня такой лавиной, что хотелось порвать последнего родного человека в клочья. Убить, чтоб никогда не видеть.

Я подошла к сестре и влепила ей пощечину, такую, что у меня загорела огнем ладонь. И мне было совершенно плевать на то, что она слетела со стула, начала орать и плакать. Я просто устала, устала от ее поведения, от нее…

– А ты их похоронила, чтоб поминать. Ты хоть что-то сегодня сделала для похорон, кроме того что купила себе чемодан для медового месяца? – кричала я.

– Ты мне просто завидуешь и всегда завидовала, – орала в ответ сестра.

Коля, которого я уже стала принимать за предмет мебели, продолжал молчать, но хоть голову поднял, когда Лизка со стула грохнулась.

– Чему завидовать? Чему? Тому, что ты не образованная дурра, да выезжала лишь за счет других все свои девятнадцать лет? Чему? Тому, что еще до совершеннолетия тебя попробовал каждый парень в нашей деревне? Чему? Объясни мне, чему я должна завидовать, дуреха?

– Заткнись, заткнись. Иди к черту отсюда. Это мой дом, я оформлю его на себя, а ты сюда даже не суйся больше.

– Глупая, глупая, Лиза! – горько рассмеялась я. – Дом оформлен на папу и, зная его, он никогда бы не отписал его на тебя. А значит, по наследству он переходит на нас двоих и то, вступить в права мы сможем не раньше полугода после смерти.

– Ты это придумала. – закричала сестра.

– Делать мне больше нечего. Так, иди спать, завтра в девять нужно забирать родителей, затем проводы у дома, после церковь и стол. И чтоб больше не устраивала истерики, иначе, клянусь, ты получишь еще раз, но уже при всей нашей деревне.

– Да чтоб ты и твоя деревня сгнили в сточной канаве.

– Аминь, сестренка. – прошептала я, хлопая дверь в свою комнату.

Не знаю, что, наконец, повлияло на сестру, но день похорон прошел без сучка и задоринки. Соседка, как и обещала собрала хорошую сумму и передала мне. Я из них отложила на девять дней, собрать небольшой стол дома для ближних и на сорок дней, накрыть стол тоже дома. Памятники решила ставить через год. А там поднакоплю с зарплаты.

После отпевания ко мне подошел профессор в моем бывшем медучилище и тот самый врач, что отнесся ко мне и моим проблемам с пониманием.

– Привет, Вася. Соболезную.

– Здравствуйте, спасибо.

– Как ты? Держишься?

– Пока да.

– Я к тебе не просто так подошел. Разговор есть.

– Да.

– Вась, папа твой… не знаю, может и не нужно тебе это знать, но, может, будет полегче, хоть немного.

– В чем дело?

– Андрей пришел ко мне после твоего отъезда в Краснодар, просил посоветовать онколога.

– Кого? – сердце ушло в пятки.

– У твоего папы нашли неоперабельную опухоль легкого. Ему оставалось не более полугода.

– Но… он… он не говорил. Не сказал же ничего…

– Последний раз я его видел, за пару дней до свадьбы твоей сестры. Мы говорили. Он сказал, что… что стал себя чувствовать значительно хуже. Были постоянные боли. Лекарства не справлялись. Говорил, что мечтает лишь о том, чтоб тебя еще раз увидеть, да младшую уже пристроить, хоть к кому-нибудь.

– Папа… папа говорил, что если я не хочу, я могу не приезжать на свадьбу. Как же я не заметила ухудшения его здоровья.

– Он был сильным человеком и ни за что бы не позволил тебе понять, что его что-то беспокоит. Я понимаю, терять обоих родителей тяжело, но твоего папы бы все равно скоро не стало.

Вечером этого же дня я ехала в Краснодар. Ушла в работу, почти не находясь дома.

Процент в «быстрых деньгах» был заоблачный, я не представляла, как я буду расплачиваться. На звонки Лизы не отвечала. Вернулась на девять дней, приготовила небольшой стол, напекла блинов, посидела с соседями и снова к работе. Потом сорок дней, к которым вернулись из медового месяца Лиза и Коля.

Что творилось в деревне не объяснить. Жители чуть ли не в спину сестре плевали. Мол, родителей потеряла, а она на развлекаловки ездит. Я с ней не общалась.

На поминках ко мне подошли родители Коли.

– Васенька, здравствуй, как дела?

– Хорошо, спасибо.

Желания общаться не было. Я вообще стала замечать за собой, что после той пощечины сестре, я стала груба, невежлива, мне на многое стало все равно. Будто какая-то частичка меня потерялась. Где то упала вместе с сестрой на пол и я про нее забыла, а потом, не заметив, вымела вместе с осколками разбившегося бокала. Не понимала, что со мной, но было легче. Все ушло будто на второй план. Я стремилась к одному. Отучиться и закрыть кредит. Все.

Не было слез из-за предательств, из-за бесплодия, из-за смерти родителей. Ничего не было. Только цель. Вижу цель, не вижу преград.

– Васенька, мы хотели бы поговорить по поводу твоей квартиры.

– Что о ней разговаривать?

– Позволь сестре с мужем проживать там. У них же семья все-таки. А ты комнатушку себе какую-нибудь сняла бы. Что тебе одной то надо.

– А здесь им, что не живется?

– Здесь деревня, а там Краснодар. – сказала мама Коли, с загоревшимися очами, будто я ей уже ключи от квартиры отдала.

– Вам тогда может сразу в Москву.

– Да что ты, не потянем мы столицу пока.

– Знаете, отправьте Коленьку работать и пусть он на себя и свою жену сам зарабатывает и квартиры покупает.

– Вася! Что же ты так о сестре не думаешь?

– Я думаю только о себе. До свидания.

Через пару месяцев сестра со своим муженьком спалили наш отчий дом до фундамента!

Удивляться, горевать, злиться или что-то предъявлять сил уже не было. Я просто поблагодарила соседку по телефону, которая сообщила новость и легла спать.

Все, они выжили из меня все, что смогли. До последней капли эмоций. Чертовы энергетические вампиры.

Конечно, через три дня Лиза позвонила мне и, особо не размениваясь на извинения, приветствия или просьбу, заявила.

– Мы с Колей переезжаем к тебе жить. Дом сгорел.

– Не переезжаете. За дом поговорим чуть позже.

Больше меня не трогали, не звонили, не ругались, не просили, не обсуждали что-то. Родители Коли сняли квартиру для молодоженов, и они жили в паре улиц от моего дома. Пррррекрасно просто!

Еще через пару месяцев я смогла взять в приличном банке кредит и покрыть «быстрые деньги» с их бешенными процентами. Теперь хотя бы цивилизованные 16,9, а не космические 42, 6.

Еще через какое-то время начала звонить Лиза. Как не странно, разговоры проходили спокойно. Спрашивала как дела? Как работа, учеба. Мы стали хорошо общаться. Я вновь прониклась забытой любовью к сестре. Помогала деньгами по мелочи.

Поняла, что из родных у меня лишь она одна. Сестра, любимая сестра и, в то же время, такая ненавистная.

Глава 20

Василиса

Наше время

Я представляла с трудом, как будет проходить моя стажировка. Да что там, я до сих пор думаю, как я умудрилась согласиться на работу с Антоном. Нет, никаких больше разговоров про прошлое не было. Вопросов или объяснений ни я, ни он не требовали. Общение у нас было такое, будто восемь лет назад мы расстались лучшими друзьями и вот, наконец-то, встретились спустя столько времени. Он шутил, часто смеялся сам и заставлял улыбаться всех вокруг. Он был именно тем, кого я встретила в своем детстве. Вот только ощущения от взгляда на него очень поменялись.

Что тут говорить, он очень красивый парень в свои двадцать два года. По нему пускают слюни весь персонал женского пола в этом клубе. Посетительницы не сводят глаз, а уж те, кто знает кому принадлежит заведение прут напролом, не стесняясь, подходят знакомиться, заигрывают, приглашают на танцы.

Первые дней пять я ходила и удивлялась. Столько красивых девушек. Одежда на всех яркая, модная, дорогая и очень «мини»… но не к одной он не проявил интерес. Мило улыбался, но настойчиво отшивал все прилипания противоположного пола.

Грешным делом, подумала даже что из-за меня. Мол, любовь первая из детства. Говорят же, что она не забывается и все дела. Ага, приехала «деревня», а перед ней штабелями тут падать будут, как же. Да еще и сам Антон Громов.

Каюсь, пробежала мыслишка в моей переполненной тараканами голове, что парень изменился. Изменился в плане… вкусов. Ну, там, кофе с карамельным сиропом, запах ванильки по утрам, голубенькие цвета…

Я даже понюхала его пару раз, потому что как назло именно в тот день, когда мне подумалось, что вселенная потеряла мужчину в лице Грома, он приперся в клуб в деловом костюме и рубашке фиолетового цвета.

Смотрелось на нем все шикарно, что даже я пару раз сглотнула, но в свете последних предположений,… в общем, для себя я вынесла вердикт. С Громом мы можем стать лишь хорошими… подружками.

Расстроилась. Очень. Я, естественно, ничего такого не хотела. Мне хватило первого раза с ним, да и, спасибо, Коля, удружил. Однако, просто восхищаться мужчиной я то могла. Тем более он вызывал во мне вполне естественные желания и чувства. Учитывая, как я была влюблена в своего Антона.

Но и тут долго горевать утрате не пришлось. Это был третий день уже официально моей работы. Стажировка прошла успешно. Договор по найму подписан. Я отучилась в институте, забежала пообедать, сделать кое-какие дела и спокойно собралась на работу. Сегодня была смена тех одинаковых на входе вышибал. Они, улыбаясь и здороваясь, пропустили меня внутрь. Я отправилась в свой кабинет. Затем пошла проверить готово ли все к работе. Поболтали с Ваней барменом. Заведение открылось, ближе к восьми меня нашел Антон.

Как всегда идеальный. На голове творческий белобрысый беспорядок. Мощное накаченное тело упаковано в джинсы и толстовку от какого-нибудь супер-пупер дизайнера. Чтоб заглянуть в его серо-стальные глаза нужно сильно запрокинуть голову, настолько он высок.

– Как дела?

– Хорошо, работаем. – ответила я и в очередной раз про себя вздохнула. Как так то?

– Вась, я все хотел тебе сказать, но боялся тебя обидеть. Вдруг, подумаешь, что не то.

– О чем? – знал бы ты, о чем я сейчас думаю, выгнал бы с работы.

– Ты не подумай, я это говорю всем своим служащим. Если тебе нужны будут деньги, я могу выдавать авансы. Нужно только заявление написать. Кстати, теперь если кому-то заранее нужны будут выплаты, то пишут заявления тебе, а ты относишь их в бухгалтерию со своей подписью и печатью.

– То есть я теперь буду распоряжаться твоими деньгами?

– Я, надеюсь, ты на меня зла больше не держишь и банкротом меня не оставишь. – рассмеялся Антон.

– Надейся!

– Вася!

– Да шучу я. А на счет аванса ты вовремя, я как раз хотела тебя попросить о нем.

– Для кредита? Ну, я же говорил, давай оплатим и проблем не бу…

– Нет, нет. На личные расходы. – я не много замялась на последнем предложении.

– На какие могу спросить?

– Понимаешь, я сестре пообещала дать некоторую сумму, но немного не рассчитала с финансами.

– Лизке что ли? Продолжает использовать тебя по своему усмотрению?

– Антон, она единственный родной человек у меня осталась. Не брошу я ее. Да и потом, беременна девчонка. Еще и учится и муж не работает. И так сидит на шее свекра и свекрови.

– И на твоей. Ладно, напиши заявление, потом найди меня, я подпишу и печать шлепну, а завтра в бухгалтерию отнесешь. Обычно в течении дня приходят деньги. Пойдет? Если срочно, то пойдем из выручки дам.

– Ой, нет, ты что, мне не срочно.

– ОК. пойдем чайку попьем что ли?

– А… работа?

– Куда она денется? – Антон стоял напротив меня и широко улыбался.

Но не успела я ответить согласием, а именно им и собиралась ответить, как шея Грома оплелась руками-лианами и в поле моего зрения появилась белобрысая макушка какой-то девушки.

Я отчетливо слышала слово «черт» произнесенное моим начальником. И, возможно, я подумала бы, что это очередная, которая хочет переключить внимание хозяина клуба на себя, но… Большое и жирное но.

Девушка эта себя вела более уверенно, нагло я бы даже сказала. Поцеловала парня в шею, затем обошла, впилась в губы. Все это происходило какие-то секунды, но для меня казалось, что прошло много времени, будто в замедленной съемке. Я успела разглядеть ухоженные волосы, завитые красивыми волнами, идеальный макияж, дорогое клубное платье на высокой шпильке туфли. Глядя на последние, у меня начала кружится голова, от чего я неосознанно опустилась на барный стул, что стоял позади меня.

В этот момент Антон отрывает от себя девушку, смотрит на нее строго, но не отталкивает, а кладет ей руку на спину и поворачивается ко мне. Как и она. Она тоже смотрит на меня и улыбается, высоко задрав подбородок… Ой, а на нем волосик растет.

– Антон, еле нашла тебя. Соскучилась. – мурлыкает барби, обнимая начальника за торс.

– Ангелина, что у тебя за манера, – бурчит он, а потом говорит уже громче. – Познакомься, это моя новая сотрудница, помощница. Василиса. Василиса Андреевна. А это Ангелина.

И все. Ангелина. Хотя и так понятно кто она.

– Я его девушка. – решила внести ясность барби, и вновь облабызала щеку начальника слюнями. Гадость.

– Ага, понятно,… в смысле, очень приятно, – Заткнись Вася! – Приятного вечера, я пойду работать тогда, ага?

И не дожидаясь разрешения, я несусь в другой конец клуба с одной лишь мыслью.

Мать вашу, он не гей!!!

Весь вечер я упорно бегала от Антона. Как только замечала его в поле зрения, тут же сворачивала в темный угол, в котором меня несколько раз даже пытались зажать пьяные посетители.

Наконец, наступил час, когда я смогла выдохнуть и идти собираться домой. В своем кабинете я вспомнила, что надо было бы написать заявление на выплату аванса.

– Да хрен с ними, с деньгами с этими, перезайму у кого-нибудь лучше.

После того, как я выдала потрясающую фразу начальнику и его девушке, было безумно стыдно. Потому что дура накрутила себя, что мужчина не той ориентации… нет, а с чего я вообще решила что он того? А как же поцелуй тогда у клуба? Что-то там про мои крики было? Да что там, у гея разве встанет на девушку, когда он ее целует, прижимая к стене? Или да?!

– Аааааааа, – все у меня начался псих, – да провались все пропа…

Дверь в мой кабинет открывается, входит Громов, оглядывает взлохмоченную меня, топающую ногами, после закрывает дверь. На замок.

– Заявление написала? – спокойно спрашивает парень, присаживаясь на диванчик у стены.

– Не успела. – ответила я, пытаясь не заметно оправить одежду, пригладить волосы и нащупать слетевшую куда-то туфлю.

– Пиши, я подожду. На мое имя, в произвольной форме. Дату и роспись.

– Я подумала и решила мне не нужно. Извини, нужно было предупредить сразу, чтоб ты не отвлекался и не поднимался ко мне. – туфля отказывалась находиться, и я начала шарить глазами по кабинету.

– Я сказал, пиши. Я жду. – тон Антона изменился и теперь он стал больше похож на начальника.

– Хорошо. – не стала спорить, а то вдруг уволит еще.

Так в одной туфле я и прошляпала к столу, плюхнулась в кресло и начала строчить «просилку».

Оставалось написать дату и поставить роспись, когда Громов поднялся и отошел куда-то в угол, наклонился и поднял мою… туфлю. После, он подошел ко мне, развернул на стуле лицом к себе и встал на одно колено. Все это он проделал, глядя мне в глаза, не прерывая контакта и не отпуская моего взгляда.

Как только он приблизился, я затаила дыхание. Коснувшись моей ноги, на которой и не было обуви, он поставил ее на свое колено, проведя рукой по икре вверх. Я была в чулках, но касание его конечности ощутила. Будто в вулкан окунули.

Антон же продолжал наглаживать мою ногу, смотрел мне в глаза, а его руки поднимались выше и выше. Очнулась я лишь тогда, когда пальцы его коснулись кромки моих чулок, и я почувствовала его тепло уже на оголенной коже бедра.

Горячий ком, что скопился у меня в груди упал куда-то в низ живота, кончики пальцев на руках задрожали, их начало покалывать, даже волоски на висках мне, кажется, зашевелились от мурашек, что пробирали мое тело.

Нужно было остановить начальника. Оттолкнуть, спросить, что он вообще делает, сунуть заявление ему под нос и гордо прошествовать к выходу, пусть и в одной туфле. Но я продолжала сидеть, вцепившись в ручки стула пальцами и смотреть в его глаза. Сейчас не серо-стальные, а черные, жгуче черные омуты.