Текст книги "Адский остров. Советская тюрьма на далеком севере"

Автор книги: Созерко Мальсагов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Глава 7
Жертвы ЧК: некоторые странные случаи

Жена и муж – Обман ежегодной амнистией – Ужасный конец Бориса Савинкова – Помощь голодающим – преступление – Дзержинский в неожиданном освещении – Неутомимый охотник за паразитами – Пытки старых заложников

Причины, по которым людей ссылают на Соловки, так разнообразны и настолько безосновательны, что их невозможно расценить, как обычное изобретение чекистской «юриспруденции».

К примеру, среди заключенных находится престарелая графиня Фредерикс. Во время войны, в качестве сестры милосердия от Красного Креста, эта пожилая дама исполняла великую миссию, заботясь о раненых офицерах и солдатах. А сейчас она не получает никаких посылок от Красного Креста, но чем может помогает больным (сама она постоянно недоедает), из-за чего без конца подвергается насмешкам и оскорблениям. Ее сослали только за то, что она имела несчастье быть сестрой графа Фредерикса, министра императорского двора при казненном царе. Его хорошо знали как ближайшего советника Николая II. Именно в то время, как графиню сослали на Соловки, сам граф, глубокий старик (ему было лет сто) до последнего времени жил на свободе в Петрограде. Только относительно недавно ему разрешили выехать в Финляндию.

В одной из келий Соловецкого острова (в так называемом женском здании) томится жена известного государственного деятеля старого режима, страдая от скудного питания и непривычного тяжелого физического труда. Официальное заключение по ее делу гласило: «Сослать на Соловки на пять лет как жену министра Николая кровавого». Сам же министр занимает высокую должность в советском правительстве.

Слесаря по фамилии Тимошенко привезли на Соловки из Воронежа, на двухлетний срок. Это был обыкновенный рабочий, ничего общего не имеющий с политикой. Он все время пытался добиться от Васько ответа на вопрос, за какое преступление его бросили в концлагерь. И только в 1925 году, по прошествии двух лет заключения, его обвинили в принадлежности к «контрреволюционной организации Савинкова» и увезли в Нарынский район еще на три года.

В то же время из Новохоперска (уездный город в Воронежской губернии) на Соловки еще прислали «савинковцев». Среди них: Врашников – бывший управляющий владениями графа Воронцова-Дашкова на Кавказе, Савинов – специалист, Кривякин – управляющий делами в советском учреждении, и другие. К ним следует присоединить инженера из Полтавской губернии по фамилии Новицкий и группу воронежских крестьян. Многие из крестьян, когда им говорили на Соловках, что они обвиняются в соучастии в «савинковском заговоре», с подозрением спрашивали: «Савинков? Кто он, генерал?» [27]27
  Савинков Б. – известный руководитель социал-революционеров.


[Закрыть].

В мою бытность на Соловках туда прибыл некий Энштейн, приговоренный к трем годам. Когда он поинтересовался, почему его высылают, то получил от следователя такой ответ: «Потому что вы – деловой человек».

Аналогичный ответ услышал и другой «преступник», еврей-портной по фамилии Гуриев, в прошлом владелец магазина готовой одежды (сейчас он заведует швейной мастерской в Кемлагере).

Не так давно из Польши в Россию бежали два поляка – Минич и Винтовский. Пограничные власти устроили пышную встречу беглецам, «спасшимся от жестокой неволи польских панов». Но московское ГПУ отправило их на Соловки на три года. Оба поляка проклинают сейчас тот день, когда решили пересечь границу «самого свободного в мире государства».

Каждый год в Кемь прибывает две тысячи контрреволюционеров, которые с открытием навигации пересылаются на Соловецкие острова. Особенно много заключенных поступает в течение месяца, предшествующего 7 ноября (25 октября по старому стилю), дню большевистской революции 1917 года.

Каждый год в это время ВЦИК (в целях развенчания «злобной лжи международной буржуазии и бесстыжих эмигрантов» о жестокости Советской власти) обнародует крупномасштабную амнистию для «всех врагов правящего пролетариата». Председатели провинциальных и районных отделений ГПУ, выполняя декреты гуманного ВЦИКа, расстреливают половину своих заключенных за несколько дней до выхода амнистии, а остальных направляют в концлагеря. Так что никто не подпадает под сроки действия постановления об амнистии.

В действительности выходит: 7-го ноября никого не амнистируют. ВЦИК удовлетворен, ГПУ тоже удовлетворено, «ложь бесстыжей буржуазии» разоблачена.

Я мог бы заполнить целые страницы именами людей, «амнистированных» таким образом. Для примера упомяну о случае, когда был «амнистирован» не только сам человек, оказавшийся довольно недальновидным, но и все его родственники.

В конце 1923 года солдат деникинской армии – крестьянин из Полтавской губернии – вернулся в Россию, услышав об амнистии, объявленной советским правительством в ноябре. На границе ему вручили советский паспорт, а по приезде домой он сходил в уездное ГПУ, был зарегистрирован, затем отпущен к родным, в кругу которых провел несколько дней.

В результате, в начале 1924 года этого солдата отправили в Нарынский район Сибири на три года, в то время как его отца и тетку ГПУ депортировало на Соловки за укрывательство контрреволюционера (статья 68 УК). Ко времени моего побега эти крестьяне-жертвы «чудной амнистии» все еще находились на Соловках, ожидая своей отправки в Зырянский район.

На Соловки постоянно присылались и «амнистированные» эмигранты. Перед самым моим побегом прибыла большая группа эмигрантов, на девять десятых состоящая из рядовых солдат. В ней было несколько офицеров. Среди них кавалерист-субалтерн по фамилии Менуэль и бывший адъютант Гетмана Украины Скоропадского – Шапруненко.

Действительная же амнистия распространялась советскими властями только на тех людей (будь то эмигранты или советские граждане), чьи имена могли быть впоследствии использованы как приманка. Такие господа, как бывший генерал Слащев и подобные ему отступники, могут жить на свободе и занимать ответственные посты, пока это устраивает ГПУ и пока ГПУ считает, что имя кого-нибудь из данных «сменовеховцев» [28]28
  Название, обычно даваемое людям, придерживавшихся прежде антисоветских настроений, но которые изменили своему политическому курсу и сделались послушными большевистскому правительству.


[Закрыть]возможно использовать для доказательства «доброй воли Советской власти, которая амнистировала всех раскаявшихся эмигрантов». Но после того как изменник практически «сделал свое дело», он может быть свободен, а точнее, его отправляют либо в ссылку, либо на тот свет.

Достаточно напомнить о судьбе известного социал-революционера Савинкова, «амнистированного» большевиками, после чего чекисты выбросили его с пятого этажа тюрьмы.

Обычных эмигрантов, которые возвращаются в страну, немедленно ссылают на Соловки или в Нарынский район: в том случае, если по отношению к ним не применена высшая мера (расстрел). Последняя, как правило, ожидает офицеров.

Советское правительство, отплачивая злом за добро, бросает в концлагеря людей, «запачкавших себя» работой в организациях, о которых несчастный русский народ всегда будет хранить добрую память.

На Соловках, среди заключенных, находится зубной врач, московский еврей по фамилии Малеванов. Он активно оказывал помощь американской благотворительной организации в пользу голодающих, результатом чего и стала его ссылка на Соловки на пять лет. Поскольку в настоящее время УК СССР еще не предусмотрена мера наказания за оказание безвозмездной помощи голодающим, к Малеванову была применена статья, связанная с «экономическим шпионажем». Несколько русских, сотрудничавших с американским благотворительным обществом в пользу голодающих и подобными филантропическими организациями других стран, были высланы «благодарным» ГПУ в Сибирь, в Нарынский и Печерский районы.

Карпов, известный управляющий сценой Александрийского театра в Петрограде, а впоследствии Большого и Малого театров в Москве, был сослан на Соловки вместе с другими артистами – Юровским, Георгисом и прочими – по обвинению в контрреволюции. Во время моего пребывания там Карпова препроводили в другое место.

Если чекисты желают кого-либо сослать, но не могут найти подходящего предлога, то для этой цели весьма подходящими оказываются статьи 68 («укрывательство контрреволюционера») и 72 («религиозная контрреволюция»).

Один из самых курьезных случаев – это история человека по фамилии Витте из Петрограда. Его сослали за то, что он носил «контрреволюционную фамилию».

Инженеры-коммунисты (среди них некий Осипов, прославившийся на весь лагерь неисчислимым количеством вшей на своем теле), морские офицеры-сексоты [29]29
  Сексоты – секретные сотрудники ГПУ.


[Закрыть], ювелиры, парикмахеры, помещики, сторонники Махно (руководителя украинского партизанского движения), «экономические бандиты», командиры войск ГПУ, часовщики, – короче говоря, заключенные представляют все известные профессии, общественные уровни, положения и должности.

Очень любопытна ситуация братьев Мышеловиных, часовщиков. Они оба обвинялись в подделке и выпуске банкнот, хотя свидетельские показания, представленные следователю, и результаты домашнего обыска доказывали, что, в то время, как один из братьев действительно изготовлял фальшивые банкноты, второй был совершенно невиновен. И каким же оказалось решение ГПУ? Виновного сослали на Соловки на три года, а невиновного – на десять лет. Мотивы, которыми руководствуются чекистские суды при вынесении подобных приговоров, так и останутся для всех нас вечной тайной.

Довольно любопытной фигурой был технический инженер Красильников Николай Дмитриевич. Его сослали на Соловки за «религиозную контрреволюцию», но в действительности ни к чему подобному он не имел никакого отношения. До революции инженера хорошо знали как толкового человека и решительного противника социализма всех оттенков. Когда большевики пришли к власти, Володарский несколько раз посылал за ним с намерением убедить инженера прекратить проповедь контрреволюции. Но несговорчивый инженер, пользовавшийся громадным авторитетом среди рабочих, продолжал выступать с речами и печатать свои памфлеты. Вскоре он перебрался в Москву, где не оставил активной деятельности, целью которой, как и в дореволюционные дни, была дискредитация социализма любого толка.

Красильниковым заинтересовался сам Дзержинский и послал за ним. Инженер явился в штаб-квартиру ГПУ и там, в кабинете председателя Чрезвычайной комиссии, Дзержинский и Красильников дискутировали в течении нескольких часов подряд о социализме и его утопических целях. Наверное, это был единственный случай в жизни Дзержинского, когда он позволил кому-либо свободно высказываться. И где? В самом здании ГПУ!

Красильников – блестящий оратор – пытался убедить главу чекистов полностью отказаться от надежды воплотить в реальность такую абсурдную идею как социализм. Дзержинский не мог согласиться с этим и пустил в ход доказательства другого рода.

…Ночь тянулась медленно. Дзержинский предложил инженеру складную кровать в своем кабинете. А наутро распорядился, чтобы Красильникову принесли кофе, и позволил ему уйти. Но вскоре, однако, Красильникова арестовали низшие чины ГПУ и сослали на Соловки.

В лагере его буквально поедали вши. Я и сам, пройдя через дюжину тюрем по пути на север, имел представление об этих паразитах, но никогда и нигде мне не доводилось видеть такого количества вшей, как у инженера. Каждое утро и вечер он уничтожал паразитов в огромных количествах, восклицая всякий раз, когда изловит насекомое: «Ага, держи ее, теперь следующая!»

Соловки пропускают через себя как старых, так и молодых. В феврале 1925 года на Попов остров прибыло пятьдесят студентов и школьников из Феодосии, Севастополя, Симферополя и Ялты. Они получили по три года каждый за организацию «контрреволюционного заговора совместно с иностранной буржуазией». Под данной формулировкой подразумевалось то, что руководство заговором осуществлялось из Константинополя. Но все это было совершенно бездоказательно. Кроме взрослых студентов, этап включал еще двадцать учеников средних и старших классов, почти еще детей.

Незадолго до моего приезда на Соловки, ГПУ Закавказской советской республики прислало туда сорок стариков чеченской национальности [30]30
  Чеченцы – кавказская национальность.


[Закрыть]. Один из них выглядывал из окна барака, что запрещалось некоторыми чекистами. И за это вся группа была послана на Секирову гору, известную на Соловках как место пыток, посажена в «каменный мешок» (эта процедура описана ниже) и до потери сознания выпорота «смоленскими палками». Одному из стариков было сто десять лет.

Стариков – чеченцев сослали в качестве заложников, из-за сыновей, внуков и правнуков, которые присоединились к партизанским отрядам и ведут непрекращающуюся войну с большевиками. Эта война продолжается до сих пор. Сами же заложники ничего подобного не совершали.

Практика брать заложников и осуществлять жестокие репрессии против родственников и даже против знакомых повстанцев и эмигрантов, была внедрена советскими властями в сложную систему террора, которая не гнушается ничем для достижения своей цели – абсолютного подчинения всего русского народа воле руководителей Коммунистической партии.

Глава 8
«Политические». Привилегированный класс

Современные отшельники – Почему с ними лучше обходятся – Культурные привилегии – Мужество и дисциплина социалистов – Голодовки – «Разгрузились» обычными уголовниками – Выдающаяся советская брошюра

Политических на Соловках в настоящее время около пятисот человек, включая сто пятьдесят женщин и несколько десятков детей. Дети содержатся в тех же условиях, что и взрослые заключенные: это касается как прав и обязанностей, так и выдаваемого пайка. Из политических на Поповом острове находятся шестьдесят мужчин и двадцать женщин. Большинство из них – члены социал-революционной, социал-демократической, бундовской, анархической и других партий подобного рода. Все они сосланы на Соловки за активную оппозицию Советской власти в 1917–1919 годах и за последующую пассивную критику ее действий.

Соловецкий остров составляет, приблизительно, около сорока миль в окружности. Здесь множество пещер, где в прошлом обитали монахи и отшельники, а также святые мужи, давшие обет молчания. Эти пещеры выдолблены в утесах и чем-то напоминают средневековые деревенские жилища. Они разбросаны по всему острову на расстоянии от трех до шести, а иногда даже и до десяти миль от монастыря. Тут же размещены группы политических по двадцать-тридцать человек в каждой пещере.

В Кемлагере они живут в специальном бараке № 11 (помеченном на плане цифрой 29), который поделен на два помещения – одно для мужчин, другое для женщин и детей. Барак огражден проволочным забором и охраняется специальными часовыми.

На Соловецком острове политические могут довольно свободно, без охраны, ходить по своей территории и навещать друг друга.

На Поповом острове их выводят на прогулки в сопровождении часового. Политические никогда не соприкасаются с контрреволюционерами и уголовниками.

Имея в идеологическом отношении гораздо больше общего с большевиками (если, конечно, вообще можно говорить о какой-либо большевистской идеологии), нежели контрреволюционеры, политические, естественно, привлекают определенное внимание со стороны советских властей к своим нуждам и требованиям. Ведь на Советскую власть влияет, отчасти, и правое крыло Коммунистической партии, а в значительной степени – социалисты Западной Европы, к чьим мнениям коммунисты, несмотря на все расхождения, все-таки прислушиваются. В итоге, когда политические прибывают в места ссылок, на Соловки и в другие лагеря, им обеспечивают райские условия, если сравнивать с почти невыносимым существованием контрреволюционеров.

Только после «смены кабинета» весной 1924 года контрреволюционерам было позволено переписываться с родственниками (письма при этом внимательно прочитывались чекистами) и получать посылки с воли. Политические же всегда пользовались такими правами.

Если контрреволюционер не имеет родственников, или его родственники не могут присылать ему деньги, продукты и другие необходимые вещи, он обречен на голодную смерть, поскольку лагерной пайки, выдаваемой с расчетом на десять дней, хватает только на двое суток. В этой связи не следует забывать, что ГПУ, отправляя контрреволюционеров в ссылку, как правило, конфисковывает все принадлежащее ему и его семье имущество. А политические вдоволь получают все необходимое не только от своих родственников, но и еще, во-первых, от политического Красного Креста, возглавляемого мадам Пешковой, во-вторых, от иностранных социалистических организаций, в громадном масштабе посылающих вспомоществование, в-третьих, от Комитета помощи российским ссыльным и заключенным. Следует отметить, что контрреволюционеры никогда не имели такого рода поддержки.

Политические располагают собственной библиотекой, которая постоянно пополняется новыми русскими и иностранными книгами. Им дозволено подписываться на советские и иностранные журналы неполитического содержания. Они имеют право на создание обществ для культурных целей. Вожди политических читают газеты и по самым различным вопросам могут проводить дебаты – как в пещерах, так и в бараке № 11. Политическим разрешены и занятия спортом Администрация внимательно прислушивается к любой поданной ими жалобе.

Контрреволюционеры не располагают такого рода возможностями. Им доступна только лагерная читальня. Но так как шпана периодически превращает ее в отхожее место, ни один из контрреволюционеров даже не заглядывает туда.

В лагерь приходят два периодических издания – газета «Беднота» и журнал «Безбожник». Но даже такого рода литература попадает к контрреволюционерам только через два-три месяца после ее прибытия, поскольку вначале читает кемская администрация, затем соловецкая и, в конце концов, красноармейцы. Естественно, контрреволюционерам не разрешено заниматься культурной деятельностью, не говоря уже о политической, да и времени у них на это нет, так как они без конца загружены непосильной работой. Жаловаться бесполезно. (Как администрация рассматривает жалобы, поступающие от контрреволюционеров, читателям уже известно).

И, наконец, политические, согласно установившейся традиции, вообще не работают, отчего имеют огромные преимущества, в противовес тем, по отношению к кому это выглядит – вопиющей несправедливостью. Весь объем работ, как «снаружи» (вне лагеря), так и «внутри» (в самом лагере) возложен в первую очередь на плечи контрреволюционеров и, в меньшей степени, шпаны, участие которой в тюремном труде практикуется с совсем недавнего времени.

Но только ли благодаря симпатиям зарубежных социалистов и относительной терпимости Советского правительства, политическим на Соловках удается обеспечить себе более или менее сносное существование? В большей степени – это заслуга самих политических.

Я – убежденный противник социальной программы политических, основополагающие задачи которой не отличаются от большевистских идей и являются совершенной утопией. Но тем не менее, я не могу не воздать должное настойчивости и бесстрашию, которые они проявляют (если необходимо, не останавливаясь даже перед человеческими жертвами) в отстаивании своих требований, выдвигаемых ими как сплоченной, единой организацией для того, чтобы облегчить отвратительные условия жизни в ссылке.

Своей сплоченностью социалисты превосходят даже шпану. Они готовы в любой момент объявить голодовку, поднять восстание, почти без колебаний принять саму смерть, чтобы только не уронить достоинства поставленной перед собой цели.

Зимой 1923 года на территории Соловецкого монастыря политические (числом более тысячи) устроили вблизи от пещер каток. Лагерная администрация сделала замечание группе конькобежцев, распевающей революционные песни. Был отдан приказ прекратить пение, но политические не повиновались. Тогда Ногтев прислал на каток взвод красноармейцев и распорядился открыть по конькобежцам огонь без предупреждения. Девять человек (шесть мужчин и три женщины) были убиты, многие ранены.

Политические объявили голодовку и потребовали прислать из Москвы следственную комиссию. Буквально все они приняли участие в голодовке и на Поповом острове, и на Соловецком. Некоторые от истощения не могли держаться на ногах и их отправили в больницу. Одним из голодающих политических был хорошо известный социал-революционер Богданов, который до своей отправки в Нарынский район в апреле 1925 года являлся общепризнанным лидером социалистов на Соловках.

Ногтев пошел в больницу с тем, чтобы убедить их прекратить голодовку. Его встретили криками: «Палач!» Богданов, озабоченный тем, чтобы Ногтев своим присутствием в палате не причинил беспокойства ослабленным людям, велел сопровождающим вынести носилки, на которых лежал, во двор. Затем он спросил у Ногтева: «Что вам угодно?» Ногтев вновь попытался убедить его приостановить голодовку. «Это все, что вы можете сказать? – спросил Богданов, – отнесите меня назад, в больницу. Я не хочу разговаривать с убийцей».

В конце концов политические добились своего. В сентябре того же года была назначена комиссия, состоящая из Смирного (прокурор Верховного суда СССР), Катаняна (прокурор ГПУ) и Сольца. Но социалисты не получили от комиссии всего, чего добивались. Ногтев не понес никакого наказания за расстрел девяти человек. Комиссия установила, что он действовал в целях самообороны.

Летом 1924 года политические снова объявили голодовку, на сей раз потребовав, чтобы улучшили питание. Голодовка длилась тридцать дней. Несколько человек умерло, а около сотни было доставлено в больницу. И они опять обратились в Москву с требованиями, которые на сей раз были удовлетворены. Начиная с этого времени, они стали ежедневно получать два фунта хлеба (белого и черного), один фунт мяса, хорошее масло, молоко, яйца и т. д. И такие пайки выдаются им до сих пор.

В конце 1924 – начале 1925 года на Соловки начали прибывать университетские студенты из Москвы, Петрограда и других городов. Советское правительство стало изгонять из учебных заведений и затем арестовывать студентов буржуазного происхождения, для того чтобы освободить места для коммунистов [31]31
  Из книги «ЧК». Георгий Попов. С. 257–259.


[Закрыть].

Прибыло три этапа. Первые два, состоявшие приблизительно из ста человек (включая тридцать студентов), приехали в Кемь в августе 1924 года. Этапы объединяли представителей всех партий (монархистов, социал-демократов, анархистов и др.). Новоприбывшие заявили, что являются заключенными политической категории и потребовали разместить себя в пещерах, с учетом всех преимуществ, которыми пользовались другие «отшельники», а также обеспечить им улучшенное питание. Администрация отказала в их просьбе. Студенты объявили голодовку, а все политические дружно поддержали их. После того, как несколько человек погибло от голода, студентов признали политическими заключенными и послали на жительство и пещеры Конд-острова.

Конд-остров расположен в десяти милях от монастыря. Прежде туда направляли «сексотов» (секретные агенты ГПУ) обоих полов. Их занятие – осуществлять слежку за заключенными и составлять на них доносы. Ногтев подкупает нужных для этих целей людей при помощи улучшенных пайков. А когда необходимость в их услугах отпадает, поселяет их в отдельных пещерах.

Третья группа студентов (в количестве двадцати шести человек, включая двух анархистов) прибыла в Кемь в апреле 1925 года. По дороге из Петрограда в Кемь арестанты чуть ли не вдребезги разнесли вагоны, в которых ехали. Администрация отказала им в требовании быть причисленными к политическим. Студенты, вновь поддерживаемые социалистами, объявили голодовку, которая продолжалась пять недель. Ногтев обратился в ГПУ, а оно распорядилось вернуть студентов в Петроград. Их дальнейшая судьба мне неизвестна.

Все переговоры с властями политические ведут через «генерала» Эйхманса, так как посредничество Ногтева для них неприемлемо. Социалисты даже отваживаются публично бойкотировать виднейших представителей ГПУ и Наркомюста (Народный комиссариат юстиции).

В конце 1924 года на Соловки приехала так называемая «разгрузочная комиссия», состоящая из Смирнова, Катаняна, Глеба Бокия и секретаря. Заключенные связывали с ней большие надежды, которые, однако, не оправдались. Комиссия действительно «разгрузила» Соловки, но только от шпаны. Уголовники, в количестве четырехсот человек, были освобождены, чего не скажешь ни об одном контрреволюционере или политическом. Во время прощания с отъезжающей шпаной Катанян заявил согнанным отовсюду арестантам: «Если освобождаемые сейчас заключенные исправятся и станут полезными гражданами Советской республики, то в будущем году я приеду еще раз и освобожу еще одну группу».

Таким образом, участь контрреволюционеров и политических была поставлена в зависимость от поведения уголовников на свободе.

Комиссия провела на Соловках три дня и большую часть времени на охоте. Чекисты истребили последних из уцелевших диких и прирученных животных (приручением в прежние времена занимались монахи). В последний день Катанян посетил пещеры Соловецкого монастыря. Но политические криками: «Убийца, убирайся! Вон, палач!» – выгнали его.

Прокурор Верховного суда Смирнов созвал собрание и выступил с длинной речью. Его доклад был всецело посвящен опровержению «бесстыдной клеветы эмигрантской белогвардейской прессы и зарубежных буржуазных газет». Особым нападкам он подверг газету социалистов-эмигрантов «Дни» [32]32
  Сначала издавалась в Берлине, сейчас – в Париже. Редактируется Керенским.


[Закрыть]за то, что она «своей преступной ложью о Соловках вводит в заблуждение пролетариат Западной Европы».

По возвращении в Москву Смирнов написал и издал брошюру под названием «Соловки» (Государственное издательство, Москва, 1925 год), в которой он заявляет, что здесь царит «полная свобода», что обращение администрации с заключенными «более чем мягкое».

И увенчивая это представление, Смирнов позволяет себе удовольствие открыто надсмеяться над заключенными. Экземпляры этой брошюры были привезены в большом количестве в Соловецкие лагеря и розданы нам – тем, кто каждый миг наслаждался «свободой, великолепной пищей и более чем мягким обхождением администрации».

Если Ногтев, Эйхманс и их приближенные только прислушивались к словам политических, то внимательное отношение со стороны низшего персонала считалось нормой.

Диалоги политических с командирами трудовых полков и отрядов, квартирмейстерами, персоналом, отвечающим за кухни и мастерские, больше походили на приказы. Их староста Богданов во время беседы с любым из представителей низших чинов комендантской всегда начинал свою фразу словами: «Мы желаем…» вместо «Мы просим…». Перед самым распределением пайков Богданов имел обыкновение наведываться к квартирмейстеру с целью выбрать для своей группы лучшее мясо, белый хлеб и т. д. Заместитель старосты – социал-демократ Мамулов, юрист из Владикавказа, пользовался такими же правами. Политические, в достатке располагая личным временем, могут обучать своих детей и воспитывать их в соответствии с собственными политическими убеждениями. Часто можно увидеть десятилетнего мальчика, сына социалиста, проходящего мимо бараков и приветствующего чекистов и охранников бранью. А когда заключенные, смеха ради, спрашивают его, к какой партии он принадлежит, он с гордостью отвечает: «Я – социалист. Долой коммунистов – узурпаторов!»