Текст книги "Эпос о Гильгамеше (СИ)"

Автор книги: Соломон Пинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

  Эпос о Гильгамеше

  Гильгамеш, эпос о Гильгамеше

  Там, где светлый Евфрат воды к морю стремит,

  Высится холм из песка. Город под ним погребен.

  Имя ему Урук. Сделалась пылью стена.

  Дерево стало трухой. Ржавчина съела металл.

  Путник, взойди на холм, в синюю даль вглядись.

  Стадо овец бредет к месту, где был водопой.

  Песню поет бедуин, нет, не о грозном царе

  И не о славе его. Поет он о дружбе людской.

  Античный мир немало знал о богах народов Ближнего Востока. Имена Бела (Баала), Адониса, Осириса, Исиды были на слуху у греков и римлян. Был известен им и Гильгамеш и, как можно думать, уже в древнейшую эпоху, поскольку в поэмах Гомера имеются фрагменты, косвенно свидетельствующие о знакомстве с великим эпосом Месопотамии. В произведениях латинских авторов можно отыскать и имя Гильгамеш в искаженном виде – Гильгамос [1]. Римский писатель Элиан, писавший по-гречески, донес до нас версию о чудесном рождении героя, который должен был лишить царства деда (Ael., Nat., XII, 21). Заточенный в башню, он был освобожден орлом и воспитан садовником, так же как царь Аккада Саргон (Шаррукин).

  Отрывок эпоса о Гильгамеше был впервые найден в завале ещё не разобранных клинописных табличек Британского музея в 1872 г. Открыватель, ассириолог-самоучка Джордж Смит прочел часть строки из XI таблицы «человек выпустил голубя» и испытал величайшее потрясение, поняв, что стоит у истоков библейского мифа о потопе. С этой находки, собственно говоря, и началась титаническая работа по восстановлению текста эпоса, его интерпретации и переводу на современные языки. Еще не перебрали всю землю с «холмов мертвых», в которой могут скрываться клинописные таблички или их обломки с текстами о Гильгамеше. Но эпос уже вошел в наше сознание как шедевр мировой литературы.

  Эпос о Гильгамеше создавался тысячелетиями. Первоначально Гильгамеш был героем шумеров, царем славного шумерского города Урука. Древнейшая пиктографическая, доклинописная форма его имени засвидетельствована в этом городе, а также в другом шумерском центре – Шуруппаке [2], откуда был родом герой того же эпоса Утнапишти. Однако древнейшие свидетельства о Гильгамеше датируются лишь 2150 г. до н. э. – это изображения героя на глиняных цилиндрах в окружении зверей.

  В несколько более поздних записях из другого шумерского города, Ура, повествуется о подвигах Гильгамеша и его отца Лугальбанды. В тех же текстах упоминается Энмеркар, возможно, дед Гильгамеша. Большая часть написанного шумерами о деяниях Гильгамеша – это краткие сообщения. Интерес к Гильгамешу в Уре был, скорее всего, связан с тем, что правивший в городе царь Шульги (2105 – 2103) объявил богиню Нинсун, родительницу Гильгамеша, своей матерью и, соответственно, Гильгамеша своим братом.

  Некоторые шумерские мифы о Гильгамеше были инкорпорированы в аккадский эпос. Это: 1. Гильгамеш и дерево Халиб; 2. Гильгамеш и чудище Хувава; 3. Гильгамеш и бык небес; 4. Смерть Гильгамеша; 5. Потоп; 6. Спуск Инанны (Иштар) в подземный мир. Шумерские версии существовали отдельно. Аккадяне же, переработав в начале II тысячелетия до н. э. шумерское наследие, создали эпос о Гильгамеше, ставший известным многим народам Ближнего Востока. За пределами Месопотамии его отрывки находят в Палестине (Мегиддо) и в Сирии (Угарит). Существуют хурритский и хеттский переводы эпоса.

  Таблички с канонической версией мифа были обнаружены в царской библиотеке Ниневии во многих экземплярах. Ими пользовались цари Синаххериб, Ашшурбанипал и их придворные. Каноническая версия из Ниневии использовала и адаптировала некоторые шумерские версии, но она включила (преимущественно в первой части эпоса) и другой материал.

  По богатству содержания, по неустаревающей злободневности поднимаемых проблем yiin о Гильгамеше не имеет аналогов в дошедшей до нас древней литературе. Из стихов вырисовывается город-государство не только в зримых подробностях – городская стена, храмовый центр, царский дворец, лежащая за стенами сельская местность, где живут пастухи со своими стадами, где есть место для охоты, но и как социальный организм со своими неповторимыми особенностями и вечными неразрешимыми вопросами. Это прежде всего вопрос власти. Главный герой, для восхваления которого в начальной части поэмы у автора не хватает слов, на деле оказывается деспотом, создающим для населения невыносимые условия существования. Впрочем, автор поэмы находит проблеме дурной власти решение, близкое по направлению тому, по которому в ХVIII в. шел Жан Жак Руссо: возвращение к природе, к естественности. В город вводится неиспорченный человек природы, дитя степей Энкиду. Равный Гильгамешу по силе, он, благодаря неиспорченности и истинной человечности, добивается превращения буяна и тирана в идеального правителя и народного героя.

  Для людей древнего мира, как и для современного, хотя и в меньшей степени, вставал вопрос об отношении к высшей силе (богам, богу). Для обычного человека, например, римлянина, – это была проблема долга богам, которая решалась принесением жертв в надежде на ответные дары богов. Гильгамеш, на две трети бог, на одну человек, – был интеллектуалом, философом. Недаром автор, рассказывая о его доблестях, вспоминает о семи мудрецах. Заглавную роль в Уруке и других городах Месопотамии, играла богиня любви и плодородия Инанна. Гильгамеш пользуется услугами жрицы этой богини, чтобы привести в город Энкиду. Но открывшиеся ему благодаря встрече с Энкиду преимущества дружбы, ?ane?uaa?o грязь и порочность всего того, что было тогда принято называть «любовью».

  Схватка с Иштар, сначала словесная, а затем и с применением оружия, заканчивается для великой богини величайший позором. Ей, покровительнице фаллического культа, бросают в лицо фаллос быка, избранного ею для наказания Гильгамеша. Конфликт с Иштар заставляет богов принять логически закономерное решение – покарать не Гильгамеша, а Энкиду, ибо ему он обязан не столько победами над чудовищными внешними силами, сколько победой над самим собой. Без Энкиду Гильгамеш не может существовать в испорченном цивилизованном мире. Он уходит в пустыню, как много столетий после него поступали пророки Израиля. И там же, в пустыне, он принимает решение вопреки законам богов вернуть Энкиду к жизни.

  Смерть... Перед нею стоит в страхе и недоумении каждый человек в отдельности и человеческое общество в целом. В древности была создана разветвленная мифология смерти, на разработке которой выросла слава Гомера, Вергилия, Данте. Но автор эпоса о Гильгамеше был первым в этом ряду гениев, и его герой, опускаясь в страну без возврата, не руководствуется ни жаждой славы, ни политическими соображениями. Им руководит только дружба. Конечно же, и Гомер дал великий образец дружбы – Ахилла и Патрокла. Но Ахилл не отправляется в аид, он посылает туда замену, беззащитных троянских пленников.

  Гильгамеш был богоборцем, великим предшественником Прометея. Его подвиг, превосходящий все, о чем мог помыслить смертный, не приводит к желаемому результату. Но, и потерпев поражение, Гильгамеш остается непокоренным и продолжает вызывать у нас чувство гордости своей человечностью, верностью и отвагой.

  1. Не исключено, что первоначальная форма имени – «Бильгамеш». В этом случае имя может быть понято как старый (bilga) человек (mes[ch]).

  2. Шуруппак, город Месопотамии, с которым связана легенда о потопе, находился близ современного иракского городка Варга. По соседству были найдены клинописные таблички и их фрагменты, датируемые 2700 – 2600 гг. до н. э., и среди них – древнейшие тексты шумерской литературы (Bott(ro, 1987, 138 и сл.).

  Таблица I.

  Обо все испытавшем хочу стране я поведать [1],

  Обо все изучившем, о сделавшем тайное явным,

  Весть передавшем из давних времен допотопных,

  Об утомленном скитаньями в странах далеких,

  О рассказавшем о них на вечном памятном камне,

  О впервые опоясавшем град наш Урук [2] стеною,

  О давшем ограду Эанне [3], великой святыне Урука.

  На стену Урука взойди, кирпич её прочный потрогай.

  Не был ли он обожжен? [4] Посети ограду Эанны,

  Ту, в которой теперь богиня Иштар поселилась,

  Вспомни царя Гильгамеша, его величье и славу.

  Не было среди владык земных ему доблестью равных.

  Семеро мудрецов ему служили примером [5].

  Был владыка Урука рожден царем Лугальбандой

  Мать же его – госпожа Нинсун, степная корова.

  Не потому ли себе не знал он в доблести равных?

  Были открыты ему всех горных хребтов перевалы.

  Мог пересечь океан он, просторы открытые моря,

  Солнца увидеть рождение на далеком востоке.

  На две трети бог, на одну человек он [6].

  Мог своей красотою с любым он соперничать богом.

  Был он в сражении туру степному подобен.

  И его оружие пукку [7] удивления было достойно.

  И дружинники были ему [8] семьею родною.

  И поднималась дружина по данному знаку мгновенно.

  Днями-ночами он с молодцами буйствовал плотью.

  Счастья отцовского старцу не оставляя,

  Матери не оставляя услады, единственной дщери.

  Муж за супругу свою и ночью не мог быть спокоен [9].

  Жалобы на Гильгамеша, на буйство его и дружины

  Спать не давали всевышним, лишая покоя и Ану.

  И обратился народ однажды к богине Аруру:

  – О, богиня, ты род человеческий сотворила.

  Кто тебе помешает создать Гильгамешу подобье?

  Кем бы он ни был, но пусть ни в чем ему не уступит.

  Просьба достигла небес и затронула сердце богини.

  Руки она омыла в воде, со дна ком глины достала

  И, отщипнув от него, сотворила мужа Энкиду,

  Воина-дикаря, покрытого длинною шерстью.

  Волосы на голове его спелым колосьям подобны.

  Вырос он средь зверья, о человеке не зная.

  Быстрые были газели ему родною семьею,

  Траву он с ними шипал и теснился у водопоя.

  Как-то охотник, искавший добычу, увидел Энкиду,

  В ужасе лук уронив, он на миг застыл без движенья.

  Прежде не мог он понять, кто газельему стаду,

  За которым он гнался, давал такую защиту.

  Даже домой возвратившись, трясся от страха охотник.

  Лишь увидев отца, освободился от дрожи.

  – Встретил я мужа сегодня, силой подобного богу.

  С гор он спустился в пустыню вместе со стадом газелей.

  Лук уронил я и понял, кем все засыпаны ямы,

  Что я нарыл на тропе и накрыл снаружи листвою.

  Муж этот мне ненавистен. Меня он лишает добычи.

  Жалобу сына услышав, мудрый старец ответил:

  – Не по тебе этот муж. Не равен ты ему силой.

  Но на него, силача, отыщется в мире управа.

  Город есть славный Урук. Им царь Гильгамеш управляет.

  Нет на этой земле между рек человека сильнее.

  Ты к нему обратись, и тебе помочь он сумеет.

  Речи охотника внял владыка града Урука

  И обещал он ему помощь свою и защиту.

  – Ты в Эанну сходи, посети владенье Инанны.

  Воле её и люди и звери степные покорны.

  Служит Инанне Шамхат [10] всех лучше девичьим телом.

  Сила её – красота, пред которою все уступает.

  В степь ступайте вдвоем, вдвоем возвращайтесь с победой.

  Двинулись оба они из Урука в степные просторы.

  К третьему дню водопоя достигли и сели в засаду.

  День протекает, и также и другой, за ними следует третий.

  Звери приходят напиться по своим протоптанным тропам.

  Нет тем животным конца, сердца веселящим водою.

  – Вот он! – выкрик охотника девы дремоту нарушил.

  Вот он – дикарь-человек приближается вместе со стадом.

  Лоно открой и выставь наружу быстрее красоты.

  Ionou подойдет он и зрелищем восхитится.

  Не испугайся. Губам его дай прикоснуться.

  Выпей дыханье из уст. Пусть телом тебя он покроет.

  Дай наслажденье ему – для женщин привычное дело.

  И о зверях позабудет, с какими он вырос в пустыне.

  Так приступай же. И пусть тебе ласки будут приятны.

  Грудь обнажила Шамхат, одеянья свои распахнула.

  Дикарь, к ней прильнув, позабыл все на свете.

  Oanou миновало ночей, им седьмая катилась на смену.

  Занят Энкиду Шамхат и с тела её не слезает.

  Утро настало, и взгляд свой он к стаду направил.

  Ужас в глазах у газелей, не узнающих собрата.

  Хочет он к ним подойти, но в страхе они разбежались.

  Ноги не держат Энкиду, не бегать ему, как бывало.

  Ибо, силу утратив, человеческий разум обрел он.

  Nae o ног он блудницы, словно покорный ягненок.

  – Слушай, Энкиду, – вещает она. – Ты богу красою подобен.

  Что тебе степь и трава, бессловесные дикие звери?

  Хочешь тебя отведу я в Урук несравненный [11]

  К дому владыки небесного Ану и к Гильгамешу?

  Мощью с ним пока ещё в мире никто не сравнился.

  Дружба тебя ожидает, какой ещё в мире не знали.

  Тотчас лицо просветлело Энкиду, и к дружбе он потянулся.

  – Что ж, я готов, – отозвался. – Веди к своему Гильгамешу.

  Neea его не пугает. И крикну я средь Урука:

  – Вот я, рожденный в степи, взращенный в стаде газельем.

  Мощь моя велика. Мне судьбы людские подвластны.

  Двинулись в путь на заре. А в Уруке в то самое утро

  Царь пробудился на ложе, напуганный сновиденьем.

  – Нинсун, корова степная, – к богине он обратился,

  Сон непонятный и странный мне душу теснит и смущает.

  В сонме мужей незнакомых, средь звезд вдруг я оказался

  Кто-то набросился сзади, и я почувствовал тяжесть,

  Тело могучего воина, словно из воинства Ану.

  Сбросить его я пытался, но были напрасны усилья.

  Град мой Урук пробудился вместе со всею округой.

  Люда такого скопленья я доселе не видел.

  Что до дружинников верных, они в ногах исполина.

  Вскоре и сам к нему всею душой потянулся.

  Трудно поверить, но брата мне он казался дороже.

  – Сон твой, о милый мой отрок, – богиня царю объяснила,

  Послан благими богами и пусть не внушает он страха.

  Муж, с каким ты боролся, он не из воинства Ану.

  Не небеса исполина – пустыня и горы взрастили,

  К мощи его прирожденной и я добавила силу,

  Чтобы к нему, как к супруге, ты всей прилепился душою,

  Чтобы и в счастье и в горе вы были всегда неразлучны.

  Таблица II.

  Временем тем же из степи Шамхат и Энкиду выходят,

  К дыму костра и к овинам, и к деревеньке пастушьей

  Видя гостей необычных, пастухи побросали работу

  И окружили толпою шумливой Шамхат и Энкиду.

  Слышались речи: – Похож он на самого Гильгамеша.

  – Нет! Он немного пониже но костью, пожалуй, покрепче.

  Уж не Энкиду ли мы принимаем, рожденного степью?

  Как он могуч. Словно воин небесного царства.

  Вынесли хлеба гостям и поставили перед Энкиду.

  Он без внимания, словно бы бросили под ноги камень.

  Мех притащили с сикерой – к нему он не прикоснулся.

  Был не обучен еде он, в которой жизнь человека,

  И голова его от хмеля ещё не кружилась.

  – Ешь же, Энкиду, – Шамхат увещевала гиганта.

  Пей же сикеру, напиток зверью незнакомый.

  Хлеба отведал Энкиду, так что другим не досталось.

  Мех осушил глотком он единым, и душа разгулялась.

  Тело свое он ощупал и умастился елеем.

  Шерсть свою полотном добротным прикрыл он.

  Спать улеглись пастухи, отправился он на охоту

  Львов по степи погонять и волков, что овец истребляют.

  Утром в Урук несравненный ушли Шамхат и Энкиду.

  В стены вступил он, едва не разрушив ворота.

  Домы покинул народ и улицы града заполнил,

  Чтобы чудо узреть, шагающего исполина.

  Руки и ноги, подобные бревнам, какие привозят

  С гор Ливана далеких. А где же блудница,

  Где Шамхат, красотой которой гордилась Эанна?

  Словно ягненок, плетется она за Энкиду.

  Как жеребенок на поле за маткою-кобылицей.

  Вот и клич раздается, всему Уруку знакомый.

  Клич, при котором обычно мужья закрывали все двери,

  Чтоб на глаза Гильгамешу их жены не попадались.

  Настеж распахнуты двери и страхи былые забыты.

  Город у храма Ишхары застыл в ожидании битвы [12].

  Кто-то от полного сердца желает победы пришельцу.

  Может быть, время наступит, какого не чаяли люди,

  Может быть, новый правитель спокойнее прежнего будет,

  Женщин оставит в покое, каким-нибудь делом займется.

  Меж тем герои схватились, пытаясь друг друга осилить.

  Ноги от напряженья в землю ушли по колена.

  И земля застонала от боли, какой от рожденья не знала.

  Вздулись жилы на шеях и стало тяжелым дыханье.

  Капли соленые пота льются с лиц их потоком.

  – Что мы, подобно баранам, друг в друга лбами уперлись?

  Молвил властитель Урука и первым мышцы ослабил.

  И вот они друг против друга стоят, обсыхая на солнце.

  Нe только люди Урука, Шамаш, что землю обходит,

  От сотворения мира схватки подобной не видел.

  – Ты вразумил меня силой, – царь обратился к Энкиду.

  Прежде, признаюсь, в тщеславьи себе и не мыслил я равных.

  Силой равны мы, Энкиду, в равенство – дружбы основа.

  В день этот оба они перед ликом Нинсун появились

  – Мать, вот тот друг, о котором ты, сон разъясняя,

  Мне говорила недавно: Энкиду, рожденный пустыней,

  Равновеликий во всем мне и брата родного дороже.

  Вот он, не знающий рода, рожденный горами и степью.

  Но никому не сравниться с другом моим в целом мире.

  В голос заплакал Энкиду, услышав слова Гильгамеша.

  Слезы катились со щек, прожигая у ног его землю.

  – Что же ты плачешь? – спросил Гильгамеш у Энкиду.

  Что тебе в речи моей показалось обидным?

  – Я не обижен, – сказал Гильгамешу Энкиду.

  Время проходит. Безделием я недоволен.

  Силы мои иссякают. Не вижу я им примененья.

  – Прав ты, – сказал Гильгамеш. – Ведь о деле и я помышляю.

  Слушай: страна мне известна, на степи она не похожа.

  Высятся горы Ливана, покрытые кедровым лесом.

  Лес этот оберегает чудовищный воин Хумбаба [13].

  Необозримые горы. Никто в глубину не проникнет.

  Собрано зло в его теле. Давай, уничтожим Хумбабу

  И зло изгоним из мира, и кедры также порубим.

  – Эти места мне знакомы, – Энкиду тотчас ответил.

  Там по соседству бродил я вместе со стадом газельим.

  Необозримый там лес. Никто в глубину не проникнет

  За ров, за границу лесную. Голос Хумбабы я слышал.

  Он урагану подобен. Уста же Хумбабы – пламя.

  Он смерть из уст выдыхает. Кто с ним захочет сразиться?

  – Этого я и желаю, – Гильгамеш ответил Энкиду.

  Ни лес меня не пугает, ни ров, что его окружает.

  В лес мы проникнем с тобою. Оружие есть боевое

  Топор у меня, а другое мы мастерам закажем.

  И сломим, Энкиду, с тобою любую враждебную силу.

  Тотчас, голос возвысив, Гильгамеш призывает умельцев:

  – Вы, умельцы Урука, раздуйте горнила мехами.

  Пусть поднимается пламя, пусть видит его Хумбаба.

  Пусть расплавятся камни зеленые – те, что привозят

  На кораблях из-за моря, пусть медь разливается в формы

  И превратится в секиры, что нам по руке придутся.

  Царю поклонились умельцы, взметнулся огонь над Уруком.

  Издали город казался огромной пылающей печью.

  Узнав, что замыслил владыка, народ жилища покинул.

  Старцы шагали степенно, шествие возглавляя.

  Шум голосов на собраньи подобен был шуму Евфрата

  В дни, когда льдины крошатся где-то в его истоках.

  – Слушайте, старцы Урука, – царь свой голос возвысил.

  Слушай, народ Урука. Хумбабу хочу я увидеть.

  Чье имя страны сжигает и сотрясает все горы.

  И среди кедров могучих хочу его одолеть я

  И имя aicauneou Урука, – пусть мир это имя услышит.

  И мне поклонятся кедры, как пленников, вам их доставлю

  И имя свое навеки прославлю среди народов.

  – Ты молод еще, владыка, – все разом ответили старцы.

  Следуешь зову сердца, с разумом не считаясь.

  Могуч и страшен Хумбаба, погибнешь в бою тяжелом.

  Ведь для него оружье твое, что кедровая хвоя.

  Бросив взгляд на Энкиду, старцам владыка ответил:

  – Старцы, на брата взгляните и свои оставьте волненья.

  С ним мне Хумбаба не страшен. Вместе добудем победу.

  Мне ли Хумбабы бояться, друга такого имея.

  Не одолеет один кручи, а двое взберутся.

  Скрученный вдвое канат разорвется не скоро.

  Сильного друга обрел я. Готов с ним идти на любого.

  Таблица III.

  Благословили старейшины братьев, проговорив на прощанье:

  Ты, Гильгамеш, повелитель, на силу свою не надейся.

  Во всем положись на Энкиду. Степные он ведает тропы,

  К дальним походам привычен и к кедрам он знает дорогу.

  Ты же, Энкиду, о друге заботься. Устанет – подставь ему спину

  Грудью прикрой его в битве и вырой в пустыне колодец.

  Чтобы мог о н напиться. Царя мы тебе поручаем.

  Если в Урук возвратится, ты будешь с великой наградой.

  Только из города вышли, Гильгамеш свой голос возвысил:

  – Друг мой, давай в Эгельмах [14] возвратимся,

  Там пред Нинсун предстанем.

  Жизни пути ей известны, богиня поможет советом.

  В дом величайшей богини с робостью братья вступили.

  Сына увидев, Нинсун удивленно вскинула брови:

  – Вижу я, ты при оружьи, – к Гильгамешу она обратилась.

  Враг ли какой угрожает Уруку и ты моей помощи ищешь?

  – Враг не опасен Уруку, – Гильгамеш богине ответил.

  Мы угрожаем Хумбабе, защитнику кедров ливанских.

  Зло все земное вобрал он, и мы его уничтожим.

  Братьев оставив одних, богиня к себе удалилась

  Чудное тело свое освежить очищающим корнем,

  Грудь ожерельем украсить и лентою опоясаться.

  Это все совершив, она на кровлю восходит.

  Там, совершив воскуренье, свой возвысила голос:

  – Шамаш, бог справедливый, огибающий небо и землю,

  Гильгамеш мне тобою дарован, объясни же, коль пожелаешь,

  Почему ты вложил мне на горе в него беспокойное сердце,

  Почему на дорогу направил, ему грозящую смертью?

  Говорят, что зла в мире много, но пускай с ним бьются другие.

  Так возьми же по крайней мере над сыном моим попеченье.

  Когда ты во мрак уходишь, поручай его стражам ночи.

  Помолившись, с кровли спустилась и кадильницы погасила,

  А затем позвала Энкиду и к нему обратилась с речью:

  – Ты воин могучий, великий, хотя и не мною рожденный,

  Тебя посвящаю я сыну, служи моему Гильгамешу.

  С девами-жрицами вместе, какие верно мне служат.

  И в знак посвящения надела ему на могучую шею

  Талисман, от бедствий и сглаза, а также ему вручила

  Каравай самой испеченный...

  Таблица IV.

  Снова двинулись братья Шамаша торной дорогой,

  Дружеским взглядом хранимы. День завершив, отдыхали,

  Хлеба ломоть съедали, и утром двигались дальше.

  После ночи одной Гильгамеш обратился к Энкиду:

  – Звал ты меня. Меня ты коснулся? Сон почему оборвался?

  С тройкою туров могучих один в степи я схватился.

  Пыль столбами взметнулась от мощных копыт и от рева.

  Был я сражен. Но кто-то, не ведаю – зверь, человек ли

  Мне поспешил на подмогу, дал из кувшина напиться.

  Что означает видение это и что оно мне предвещает?

  – Слушай меня, Гильгамеш! – отозвался Энкиду.

  Сон твой прекрасен и пусть он тебя не пугает.

  Тот, кто пришел на подмогу – не человек и не зверь он,

  Шамаш, наш бог милосердный или, возможно,

  Родитель твой Лугальбанда. Поверь мне:

  Подвиги, что совершим мы, не будут людьми позабыты.

  Снова шагали они и вновь становились на отдых,

  Хлеба съедали ломоть и были тревожимы снами,

  Ибо виденья ночные богами даны человеку.

  Вновь проснувшись средь ночи, к Энкиду царь обратился:

  – Звал ты меня. Меня ты коснулся? Сон почему оборвался?

  Сон расскажу я другой. В ущельи мы оказались.

  Вдруг послышался грохот. На меня гора обвалилась.

  Ноги мои придавив. И вдруг появляется некто.

  Видом прекрасный. Он с моих камни отбросил

  Сердце мое успокоил и дал из кувшина напиться.

  Кто этот друг неизвестный? Узнать хочу я, Энкиду.

  – Друг мой, – молвил Энкиду, – этот твой сон превосходен.

  Благо тебе он сулит, хотя ты и был им напуган.

  Ведь не гора обвалилась, это рухнул Хумбаба.

  Кедров хранитель могучий больше нам не опасен.

  Сбросим мы тело Хумбабы птицам и паса на съеденье.

  И снова шагали они и вновь становились на отдых.

  Хлеба съедали ломоть. Энкиду вырыл колодец.

  К краю его Гильгамеш подошел и бросил щепотку

  Взятой из дома муки, и к горе обратился:

  – Слушай, гора, и ночное пришли мне виденье.

  Ветер холодный подул. Энкиду накрыл Гильгамеша,

  Рядом остался стеречь он друга, уснувшего сразу.

  Вновь проснувшись средь ночи, к Энкиду царь обратился:

  – Третий сон мне привиделся, самый ужасный.

  Небо вопило, словно от боли, земля грохотала.

  Молнии в небе сверкали, ливень был смерти ужасней.

  Гора, что вчера нависала, сделалась пеплом летучим.

  Смысл сна распознавший, Энкиду сказал Гильгамешу:

  – Вот что сон означает: Хумбаба намного опасней,

  Чем мы с тобою считали. В пламенном он одеяньи,

  Точнее – в семи одеяньях, одетых одно на другое.

  Он под могучей защитой, и чувствую я, что разумней

  Будет в Урук возвратиться, с ним не вступая в сраженье.

  Тело мое онемело, и в ногах появилась слабость.

  – Брат, – Гильгамеш возражает. – Неужто ни с чем мы вернемся,

  Путь проделав великий? Неужто уступим Хумбабе?

  Вспомни победы былые, и дух твой, Энкиду, окрепнет,

  Оцепененье прогонит, вновь мышцы наполнятся силой.

  Таблица V.

  Ров перейден, и вступают они удивленно

  В строй лесных великанов. Дышала природа покоем,

  Но коварный Хумбаба к ним подползал незаметно.

  Мощное тело его в одеянии было волшебном.

  Шамаш заметил опасность, и с неба ударила буря.

  Восемь он выпустил ветров, и громы загрохотали.

  Молнии перекрестились, словно мечи великанов.

  И ослепленный ветрами, и оглушенный громами,

  Силы теряя, Хумбаба, голос могучий возвысил:

  – Сдадимся тебе, победитель! Можешь взять меня в рабство!

  Кедров сруби, сколько хочешь, лесов моих порожденье.

  Сам их на место доставлю, дворец для тебя я воздвигну.

  – Вспомни коварство Хумбабы! – послышался голос Энкиду.

  Он не достоин пощады. Но с ним мы покончим позднее.

  Много опасней Хумбабы лучи в одеянии волшебном.

  Если погашены будут, творец их могучий затмится.

  – Нет! – Гильгамеш отозвался. – Если изловлена птица,

  Птенчикам некуда деться. Сначала Хумбабой займемся.

  Что до лучей сиянья [15], оставим их напоследок.

  Так, убеждая Энкиду, топор Гильгамеш поднимает,

  С силой его направляя прямо в затылок Хумбабы.

  В грудь хранителя кедров меч свой вонзает Энкиду.

  – Время птенцами заняться – молвил владыка. – И сразу

  Стал топтать он ногами светящееся одеянье.

  Меж тем Энкиду другое сорвал с неподвижного тела

  И бросил в яму с водою – и в яме вода закипела,

  Пар испуская горячий. Энкиду же сеть набросил

  На пять остальных сияний. И все они оказались

  В той же кипящей яме, её заполнив до края.

  – Теперь возьмемся за кедры! – сказал Гильгамеш и секирой

  Он по стволу ударил. И лес задрожал от удара.

  – Что ты делаешь, друг мой, – проговорил Энкиду.

  Тело живое ты губишь. Я чувствую запах крови.

  Сходна она с людскою, только другого цвета.

  Таблица VI.

  Утром, от сна пробудившись, Гильгамеш очищает оружье.

  Грязное скинув с себя, все чистое он одевает.

  В мантию облачившись, он примеряет тиару.

  На красоту Гильгамеша Иштар направила взор свой.

  С речью к нему обратилась: – Супругом стань мне, владыка!

  В дар от меня ты получишь небесную колесницу,

  Золотом блещут колеса, остов янтарный пылает.

  Сразу же быстрые мулы тебя на небо доставят.

  Ты дворец мой увидишь и пройдешь через двери

  В благоухание кедров. Перед тобою колени

  Слуги мои преклонят, и одарят богатством.

  – Слушать тебя не желаю. – Гильгамеш отвечает богине.

  Лучше сам одарю я дарами, какими желаешь.

  Дом твой небесный украшу, зерном амбары наполню,

  Только б тебя не коснуться. Твое отвратительно лоно.

  Ты – как жаровня, которая в холод тепла не приносит,

  Ты – как дырявая дверь, что в дом пропускает все ветры,

  Ты – как колодец без крышки, песчаному вихрю открытый,

  Ты – сандалия, жмущая ногу, ты – мех, пропускающий воду.

  Вспомни, кого ты любила, и в любви клялась, не краснея.

  Где юноша чудный Думузи и почему он страдает? [16]

  Пастушонка-птичку любила и его, как других, погубила.

  Слышишь – плачет он: «Крылья, верни мне крылья»!

  Лев могучий тебе полюбился – семь ловушек ему награда.

  Жеребца ты на ложе пустила, чтоб отправить потом в конюшню,

  Чтоб уздечку в рот ему всунуть и лишить желанной свободы.

  И ещё пастуху-козопасу ты любовь свою подарила.

  На костре выпекал он лепешки, сосунков приносил ежедневно

  Ты ж его превратила в волка, и его гоняют подпаски.

  Был тобою любим Ишаллану, твоего он касался лона.

  Где теперь этот муж влюбленный? В паука ты его превратила! [17]

  Эту дерзкую речь услышав, взвилась в небо богиня осою

  И предстала перед очами своего родителя Ану.

  Слезы лились потоком, а глаза, как звезды, сверкали.

  – О, отец мой, – она вопила. – Гильгамеш нанес мне обиду:

  Перечислил мои прегрешенья, опорочил меня перед всеми.

  – Ты сама, – ей родитель ответил, – оскорбила царя Урука.

  Потому-то и перечислил Гильгамеш твои прегрешенья.

  – Нет, он будет мною наказан, – не унималась богиня.

  Если ты меня не поддержишь, преисподнюю я открою

  И оттуда выпущу мертвых, чтоб живых они всех пожрали.

  Устрашенный этой угрозой, обратился Ану к богине:

  – Я согласен. Какую же кару ты решила ему назначить?

  – Дай быка мне, – сказала богиня, – пусть его он погубит.

  – Будет бык, – отвечает Ану. – Только он нуждается в корме,

  Ибо бык он земной, не небесный, любит он траву и мякину,

  Но в зерне его главная сила. Так очисти людские амбары,

  Чтобы бык мой не был голодным и сражаться мог с Гильгамешем.

  – Будет сделано, все, что ты просишь, – отвечала отцу богиня.

  Эту ночь запомнили люди. Бык свалился с неба на землю,

  Опустился на берег Евфрата. В семь глотков осушил он реку,

  И побрел он, мыча, к Уруку, – ведь Иштар его погоняла.

  До сих пор можно видеть ямы от дыхания страшного зверя.

  Шум услышали побратимы и покинули города стены.

  Бык, узрев идущих героев, брызнул в лица им едкой слюною

  И хвостом ударил огромным. От удара Энкиду согнулся,

  И за рог он быка ухватился, приподняв могучую морду.

  Гильгамеш же ударил в горло, и свалился бык бездыханным.

  У чудовища вырезал сердце Гильгамеш в подарок Шамашу.

  Со стены Урука богиня изрыгала в бессильном гневе

  Побратимам хулу и проклятья. И тогда Гильгамеш изловчился

  У быка он вырезал корень и швырнул им в лицо богини.

  Созвала всех блудниц богиня, чтоб оплакать эту потерю.

  Этот бычий огромный корень, что на ствол был похож древесный.

  Гильгамеш же созвал умельцев, чтоб рога в серебро оправить.

  В них входило шесть мер елея, чтобы им совершить возлиянье

  В честь отца своего Лугальбанды.

  Таблица VII.

  День тот веселье принес им. До темноты вспоминали,

  Как быка поразили и как над Иштар надсмеялись.

  В сон погрузились они. И средь ночи вскрикнул Энкиду,

  Разбудив Гильгамеша, о виденьи поведал он другу.

  – Мне небесный дворец приснился и великих богов совещанье.

  И вещает Ану Эллилю: – Но они быка погубили

  И Хумбабу, хранителя леса. И они похитили кедры.