Текст книги "Золотые руки"

Автор книги: Софья Савина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Софья Савина
Золотые руки

Уж лучше совершить тяжелых сто грехов, принять сто тяжких мук, сто обрести врагов, чем став ослушником, родителя обидеть, чем не прийти к нему в тяжелый час на зов.

Апоплексия

На залитой солнцем площадке располагался семнадцатиэтажный дом. Вокруг, стремясь ввысь, зеленели тополя, а среди их листьев заливались птицы. Через приоткрытое стекло внутрь автомобиля проникал легкий ветерок, и этот день мог бы быть прекрасен, если бы не одно но.

– Здравствуйте, – на соседнее сидение запрыгнул мужчина лет тридцати.

Виктор, немного поерзав на месте, с трудом подался вперед и нажал на экран смартфона. Сощурился, хоть и был в очках.

– Солнечная, 28? – спросил он у пассажира таким голосом, словно сомневался в прочитанном.

– Все верно.

Поездка от Молодёжной, 10 до Солнечной, 28 началась. Виктор повернул руль, затем притормозил перед тем, как выехать на дорогу. Посмотрел налево, где проезжающие машины будто бы двоились в глазах, и снова сдвинулся с места.

– На заправку заедем. Не успел заправиться, – сказал Виктор, заметив перед перекрестком белую крышу АЗС.

Пассажир кивнул, а затем уставился на Виктора. По одутловатому красному лицу пот струился градом, а руки, казавшиеся могучими, едва заметно тряслись, неуверенно держась за руль. Губы, то открываясь, то вновь смыкаясь, казалось, хотели что-то сказать, но Виктор не издавал ни звука, тупым взглядом уставившись на светофор.

Затем водитель повернул направо, начал заезжать на заправку, остановился, и, растерянно поворачивая голову то назад, то вперед, несколько раз надавил на сцепление. Машина ревела, но никак не хотела сдвинуться с места. Вновь обернувшись назад и в очередной раз утопив в пол сцепление, Виктор открыл дверь, шагнул вперед, запнулся и вывалился наружу, повиснув на ремне безопасности.

– Что… Что такое? – пассажир выскочил из машины.

Виктор так и висел на ремне безопасности. Ноги его, согнутые в коленях, касались асфальта; верхняя же часть туловища, удерживаемая ремнем, хаотично размахивала руками, пытаясь что-то нащупать. Вскоре попытки увенчались успехом и Виктор ухватился за ботинки пассажира. Следом была попытка встать, но ноги не слушались, разъезжаясь в разные стороны.

– На помощь! – закричал пассажир, обхватив Виктора в попытке поднять, – человеку плохо!

В общем-то, это было лишним. С заправки, из машин, с улицы – отовсюду уже прибежали люди. Несколько крепких мужчин подняли Виктора на ноги, продолжая поддерживать. Голова водителя откинулась назад, и выпученные, обезумевшие глаза заметались по сторонам. Но каким бы плачевным не выглядело положение Виктора, он упорно продолжал перебирать ногами и размахивать руками.

– Положите его на землю! – закричала какая-то женщина.

– У него, наверное, инфаркт! – послышалось из толпы.

Кто-то позвонил в скорую.

В следующую минуту Виктор оказался в горизонтальном положении, а кто-то из собравшихся заботливо подложил ему под голову маленькую подушку. Работа целой заправки была парализована. Сотрудники, позабыв обо всем, пытались хоть чем-нибудь помочь водителю. Вновь заезжающие выскакивали из машин и, глядя на Виктора, громко вздыхали. В который раз спрашивали, вызвана ли скорая помощь.

После четких приказов Виктор успокоился и перестал размахивать конечностями. Лишь глаза его, вмиг остекленевшие, судорожно бегали по кругу.

Пассажир, до сих пор остававшийся рядом и, кажется, напрочь забывший о поездке, раздобыл валидол и наклонился, чтобы передать таблетку больному. Протягивая ее ко рту, он рассчитывал увидеть в ответ хоть какую-то реакцию, но глаза Виктора так и продолжали бешено метаться.

– Он ослеп?.. – неуверенно шепнули сзади.

Оглушительно грохоча и завывая сиреной, на заправке появилась машина с яркой надписью “Реанимация”. Не медля ни секунды и едва ли дождавшись торможения, из машины выскочили два фельдшера и бросились к Виктору.

– Как вас зовут? – спросил один из фельдшеров, натягивая манжету на правую руку водителя.

– В-в-виктор.

– Сколько вам лет?

Виктор раздумывал несколько секунд.

– Пятьдесят один.

– Двести, – заключил фельдшер, выпуская воздух из манжеты.

– Грузим. Мужики, помогите, – обратился другой медик к неравнодушной толпе.

Хоть Виктор и был высоким толстым мужчиной, поместили его в машину настолько быстро и блестяще, что подобному проворству могла бы позавидовать целая бригада грузчиков.

– Что с ним? – спросил пассажир, остановив медиков перед тем, как они собирались захлопнуть двери.

– Инсульт. Мы едем в одиннадцатую городскую больницу. Направляйтесь за нами.

Пассажир сорвался с места и запрыгнул в машину Виктора. Покопошился в ящичках, нашел документы водителя, выхватил телефон из подставки и поехал вслед за скорой помощью, которая, оглушая все вокруг, неслась по встречной полосе.

***

Одиннадцатая городская больница располагалась на пересечении Ново-Вокзальной и Садовой, и имела четыре корпуса. Одним из них был роддом, во втором рассредоточенные по восьми этажам располагались несколько отделений, в третьем корпусе коротали время бабушки и дедушки с инсультами и прочими сосудистыми хворями, ну а четвертым был морг, куда свозили тех, кто несмотря на усилия врачей все-таки отправлялся на свидание со смертью. Именно в третий корпус, где на первом этаже находилась реанимация, и доставили Виктора.

В тот день в отделении дежурил Скуратовский Артем, или, как его называли коллеги, “Золотые руки”. Помимо врожденной добродушности и миролюбивого нрава, Артем блестяще проводил операции и порой почти что безнадежные больные, попавшие на его операционный стол, получали билет в новую жизнь.

Узнав по телефону, что в отделение вот-вот доставят мужчину, состояние которого вызывает серьезные опасения, Артем-Золотые руки тотчас указал медсестрам подготовить все для проведения МРТ. Сам врач переместился в приемный покой, волнительно ожидая встречи с новым пациентом.

Вскоре в дверях появилась каталка, а вместе с ней – два фельдшера.

– Виктор Унжаков, 51 год, – заговорил один из них, передавая бумаги Артему, – внезапно стало плохо на заправке, потеря зрения, давление 200/120, сахар… 38. Думаем, геморрагический инсульт.

Артем махнул рукой, указав, куда следует везти пациента, бросил бумаги на стол и лично сопровождал каталку, внимательно осматривая Виктора.

– Таня! Таня! – метался Виктор, несмотря на то, что был надежно зафиксирован на каталке, – доченька!

Лицо его, и так багровое, едва ли не почернело от негодования, по щекам текли слезы, глаза, с каждой секундой становящиеся все мутнее, упрямо смотрели перед собой, и все в этом человеке говорило о том, что он понимает – смерть еще никогда не подбиралась к нему так близко. Но сейчас, чувствуя, словно его голову пронзила стрела, ослепнув, страдая от головокружения, мощь которого сравнилась бы с торнадо, он думал лишь об одном – о своей дочери Татьяне.

– Быстрее, седацию и начинаем, – вновь скомандовал Артем, когда Виктора переложили на МРТ. Затем врач вышел из помещения и достал телефон. Послышались гудки.

***

Среди кипы бумаг, среди микроскопов и секционных, в удушливой вони сидела, вглядываясь в исследуемый материал, Татьяна. Работы было немерено, однако Таню это ничуть не волновало. Она любила эти железные ледяные столы, любила микроскопы, из раза в раз ставящие перед ней интересные задачи, любила, в конце концов, сам морг. Заинтересованно разглядывая материал биопсии, она позабыла обо всем на свете, но настойчивый звонок мигом разорвал единение человека с наукой.

“Золотые руки” высветилось на экране телефона.

– Что на этот раз? Я, между прочим, занята, – поспешила съязвить девушка.

– Твой отец у меня в приемном покое, и дела его, к несчастью, очень плохи, – волнительно сообщил Артем.

Недовольство тотчас слетело с лица Татьяны, уступив место разрушительной панике. Бросив телефон на стол, девушка вскочила, и, не позаботившись о том, чтобы сохранить исследуемый материал, бросилась в отделение неврологии.

***

Специально для медицинского персонала, а также для удобной транспортировки больных или тех, кто перестал подавать признаки жизни, корпуса одиннадцатой городской больницы сообщались между собой подземными переходами. Это были мрачные, насквозь отсыревшие места, правда, не такие отвратительные как морг. Каждый шаг в подземных переходах отдавал гулким эхом, а сейчас они наполнились оглушительным грохотом, усиливающимся с каждой секундой.

Разогнавшись до небывалой скорости, по подземному переходу бежала Таня. Рот ее был открыт в тяжелом дыхании, резинка, до сих пор державшаяся на нужном месте, начала съезжать к кончикам волос, колпак слетел, и на лице не отражалось ничего, кроме безудержного желания попасть в неврологию.

Пока Татьяна была в пути, Золотые руки получил результаты МРТ. Еще во время исследования Виктор потерял сознание. Артем мог бы попытаться привести его в чувства, но, изучив результаты, понял: эта затея не увенчается успехом.

Обратившись к медсестрам, он четко указал препараты, которые следует ввести больному. Вокруг Виктора, заботливо жужжа словно трудолюбивые пчелы, собрались работники отделения. Кто-то забирал кровь на анализы, другие подключали катетер, третьи успели освободить больного от одежды и переложить его на каталку. Когда все необходимое было окончено, медсестры повезли Виктора в реанимацию, направляя каталку вперед по коридору.

Когда Татьяна ворвалась в отделение, Артем замер над результатами МРТ и теми анализами, которые успели сделать на скорой помощи. Обычно радостный при виде подруги из морга, на этот раз он не смог изобразить даже легкую улыбку.

Однако как бы ни было интересно Тане узнать о состоянии отца, первым делом она бросилась в реанимацию. Там, уже погруженный на кровать и опутанный датчиками, под литрами капельниц лежал Виктор. Глаза были закрыты, лицо приобрело багрово-синюшный оттенок, веки слегка вздрагивали, а сознание мужчины было далеко от этого места.

Взяв грубую ладонь отца в руку, Татьяна попыталась позвать его. Но все было тщетно, и ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Он звал вас, – послышалось сзади.

В дверях появилась Анастасия – операционная медсестра и по совместительству правая рука Артема. Немного съежившись, она медленно, будто опасаясь, приблизилась к Татьяне.

– Подробнее, – потребовала Таня.

– Он хотел видеть вас в последний раз.

Несмотря на море скорби в словах медсестры, Татьяна поспешила с неприятным ответом. Отказываясь осознавать очевидные вещи, она свято верила в то, что отец обязательно поправится.

– Не слишком ли много берет на себя медсестра? – девушка отпустила руку отца и выпрямилась, – о прогнозах говорят врачи, а вы, кажется, забыли, кем здесь работаете. Вот только я не буду медлить с напоминанием.

Переполненная злобой и страданием, Таня зашла в кабинет к Артему. Он находился все в той же позе, в глубоких раздумьях замерев теперь уже над результатами свежих анализов. Не дожидаясь вопросов Татьяны, невролог заговорил первым.

– Дела гораздо хуже, чем я думал поначалу. Мы сделали МРТ, которая подтвердила геморрагический инсульт. Кровоизлияние восемьдесят миллилитров. Ты и сама прекрасно понимаешь, что это много. Помимо прочего, все осложняется сахаром крови. Таня, он знал о том, что у него сахарный диабет?

Татьяна покачала головой.

– Догадывался. У него была незаживающая рана на ноге, но особо он на нее не жаловался. Единственное, что мне точно известно – временами отец пил глюкофаж, но заставить его сходить к врачу было просто невозможно.

– Понятно, – вздохнул Артем, – результат в таком случае предсказуем. Сахар у него тридцать восемь. Я даже не знаю, как он с таким показателем умудрился не впасть в кому до инсульта. Привык, немного… Это в любом случае множественные осложнения, и не только на мозг. Плюс давление, которое, как я понимаю, тоже все время игнорировалось.

– Верно. Я уже поняла, что он запустил себя до невозможности. Но помимо перечисления множества его заболеваний, хотелось бы услышать прогноз.

– Прогноз? – Артем вновь перевел взгляд на анализы. – Ты прекрасно знаешь патанатомию, проводишь вскрытия и все равно спрашиваешь, какой прогноз? Хорошо, я понимаю, что ты не хочешь в это верить. Но все больные с такими же показателями, как у твоего отца, умирают.

– А как же операция? – Татьяна, державшаяся до сих пор, ощутила нахлынувшую тошноту.

– Я отправил снимки в Середавина. Их посмотрят, и, если операцию делать можно, мне на помощь приедет хирург. Но, как я считаю, с таким, – и Артем махнул рукой, указывая на бумаги, – он умрет на операционном столе.

– Понятно, – Татьяна вскочила со стула, – ты должен постараться, потому что мне это очень нужно!

Артем тоже встал и приблизился к подруге.

– Я буду делать все возможное, но ему поможет только чудо. А чудес не бывает на свете.

***

Совершенно разбитая и уничтоженная новостями, Татьяна хотела было зареветь, завыть на все отделение, но помешали два события. Первым событием был звонок от матери, а вторым – прибывший пассажир, который застыл в дверях и взволнованно оглядывал Татьяну и Артема.

– Отец в моей больнице с инсультом, – дрожащим голосом ответила Таня, выходя в коридор. Тем временем в кабинете пассажир передал Артему документы, найденные в машине.

– Я скоро приеду, – сообщила женщина на том конце провода.

– Хорошо, наберешь меня. Я пока пойду в морг.

Забрав переданный пассажиром телефон отца, Татьяна отправилась на рабочее место.

Работа замерла. Не было больше дела до биопсий, до холодных тел, ожидающих своей очереди, до бумаг, так и жаждущих быть исчерченными самыми непонятными терминами. Запершись в кабинете и варварски забросив ноги на стол, Татьяна прижимала к сердцу телефон отца. Он казался ей еще теплым, впитавшим душу Виктора. Она разглядывала каждую царапину на экране, каждую шероховатость, едва заметную сквозь слезы, переполнившие веки.

Затем, включив одну из песен, казавшуюся ей наиболее тревожной, Татьяна яростно начала думать о том, что отец всегда был крепким мужиком. Не раз она представляла себе слаженную работу множества клеток, что борются с болезнью. Закипая от мыслей, она хотела передать всю ярость, всю бурлившую в ней жизненную энергию отцу.

“Ему поможет только чудо. А чудес не бывает на свете”, – проносились в голове слова Артема. Может ли патологоанатом совершить чудо? Наверное, если сильно постараться.

В слезах, в мучительном бессилии прошло полтора часа. И пока Татьяна ломала голову, думая о том, как спасти отца, в неврологию прибыл гость.

Этим гостем была женщина чуть за пятьдесят, низкого роста и немного коренастая, а глаза ее, хоть и умудренные жизненным опытом, были такими же задорными, как и в молодости. Казалось, ничего ее не беспокоило, а в отделение она зашла по ошибке.

– Добрый день, Дарья, – из кабинета вышел Артем и сразу узнал в посетительнице мать Тани.

Дарья мило улыбнулась и позволила проводить себя в реанимацию. Там она провела несколько секунд, мельком взглянув на Виктора, который отчего-то показался бесформенной грудой, безликим существом, душа которого давно перестала бороться за жизнь.

Затем, побеседовав с Артемом, Дарья набрала дочь.

***

Встреча прошла на залитой солнцем территории больницы. Здесь, среди вековых дубов и стройных берез, располагались скамейки, а радующиеся солнечному дню пациенты неспешно прогуливались по аллеям. Но, как бы ярко ни сияло солнце, появившаяся Татьяна была мрачнее грозовой тучи. Молча усевшись рядом с Дарьей, она уставилась на мать.

– Артем тебе уже все рассказал? – спросила Дарья.

– Да, – коротко отрезала Таня.

– Не убивайся так, – вздохнула мать, – отец никогда не принимал участия в твоей жизни.

– И что? Это значит, я не должна бороться за него?

– А как ты это сделаешь? Он запустил себя. Вспомни, как он пил, как наплевательски относился к своему здоровью. Он не дурак, он знал результат. И он добился того, чего хотел. Вспомни, как он плевал на тебя, не приезжал, не звонил.

Таня постепенно закипала.

– Мама! – воскликнула девушка, – если он такой, значит, я не должна его любить?

– Я не понимаю, как ты можешь простить ему все то, что было. Случись это раньше, он остался бы для меня хорошим человеком, погибшим в расцвете сил. А так он успел всю жизнь испортить!

– Да что ты несешь? – взорвалась Таня, – ты можешь хоть на секунду забыть о своей неудавшейся личной жизни?

– А ты можешь хоть на секунду забыть о своем безобразном отце?

– Нет, о безобразном отце я не могу забыть. Зато я могу забыть о мерзкой матери, которая не знает, что такое сострадание!

Громкими криками оглашая аллеи и привлекая внимание любопытных пациентов, в сторону морга бежали две женщины. Одна, та, что помоложе и порезвее, на ходу выкрикивала ругательства. Вторая, совсем запыхавшись, но стараясь не снижать скорость, с мольбами и нравоучениями обращалась к первой. Сцена завершилась на ступенях морга. Там, повернувшись к матери и размахивая руками, Татьяна огласила криками территорию больницы.

– И не звони мне, и не пиши мне, и даже не думай обо мне, потому что я запрещаю!

***

Вой, разносящийся по холодным помещениям морга, мог бы разжалобить даже мертвых. Переполненный безысходностью, пропитанный бессилием, он тянулся из туалета.

Там, охваченная воспоминаниями, сжалась Татьяна. Мгновение – и она сидит на подоконнике, с высоты шестого этажа оглядывая двор. Временами проезжают машины. Тогда сердце Тани невольно сжимается, а глаза сощуриваются, стараясь за лобовым стеклом разглядеть знакомую фигуру. Но нет… Проходит несколько часов, а нужная машина так и не появляется.

В следующий миг Таня оказывается на кровати. Нога в гипсе, голова кружится после наркоза, но несмотря на это в сердце, радостно трепыхающемся, теплится надежда: вот-вот приедет отец. Но не гостинцы, не сладости и подарки самое желанное в этой встрече. Видеть отца, которого всегда так не хватало, разговаривать с ним – пожалуй, то, ради чего даже нога перестанет болеть. Но встрече не суждено произойти.

А потом? Когда Таня подросла и рассталась с детской, терзающей тоской? При редких встречах видеть, как отец пьет, как обрюзгла и расплылась его фигура, как охваченный алкоголем он позорится перед окружающими. В короткие минуты трезвости слышать упреки за то, что выбрала не ту профессию и поступила в медицинский.

Воспоминания сменяли друг друга, беря начало в глубоком детстве. И сейчас вновь вернулась изматывающая тоска, которую испытывала маленькая девочка, сидя на подоконнике и высматривая в проезжающих мимо машинах отца.

***

Ближе к вечеру зазвонил телефон, и Татьяна, до сих пор равнодушная к звонкам от Артема, чуть было не снесла все на своем пути, пока добиралась до источника звука.

Артем сообщил новости из Середавина. Снимки посмотрели и вынесли вердикт: оперировать нельзя, умрет. Это была последняя надежда Тани, которая только что рассыпалась на маленькие осколки.

– Ты можешь хоть что-то сделать? – без особого энтузиазма спросила девушка.

– Нет, ничего. Я тоже надеялся, что ко мне на помощь приедут из Середавина. Но раз они сказали, что ничего не поделать, значит, действительно ничего не поделать.

– Хорошо, поняла тебя… – Таня выдержала паузу, – какова дальнейшая тактика?

– Он будет под моим наблюдением. Сахар мы снизили, давление тоже. Кровь из головы, увы, никуда не могу деть.

– Точно больше ничего нельзя сделать? – еще раз особенно пылко переспросила Татьяна.

– Точно, Таня. Совершенно точно.

***

Солнце клонилось к западу, косыми лучами освещая территорию больницы и образуя яркие блики на окнах. Жара спала, уступая легкой прохладе, а насекомые, жужжа, порхали вокруг кустарников. И ведь где-то сейчас хорошо, где-то нет места для грусти, тоски и ярости, которые вновь завладели Таней.

Врачи уже несколько часов как покинули морг. Остались только Таня и охранник – две живые души среди множества мертвых тел, надежно сохраненных в холоде. Охранник, по своему обыкновению полупьяный, и не заметил того, что Татьяна осталась в морге. Его излюбленным развлечением было расположиться в комнате для персонала и уставиться в телевизор, так что прошмыгнувшая мимо девушка осталась незамеченной.

Нет, она не стала расписываться в журнале ухода, все так же оставаясь в медицинском халате. Преодолев несколько сот метров по безмятежной аллее, Таня оказалась в другом корпусе.

Запах пота стоял в коридорах. На высоких койках, подключенные к капельницам, лежали в основном пожилые люди. Встречались здесь и молодые. Некоторые прогуливались по коридору, тихонько ступая, а между палатами незаметная белая тень внимательно приглядывалась к пациентам, заглядывала в каждое помещение, засовывала нос в каждую карту, после чего исчезла так же бесшумно, как и пришла.

Затем Таня оказалась на другом этаже.

Здесь стоял совсем другой запах. Запах крови и боли, запах наркотических таблеток, призванных уменьшить мучения. Всюду слышались стоны больных, прикованных к кровати, а царившая теплая погода предрасполагала к тому, что отделение оказалось переполненным под завязку. Это была травматология, и, пожалуй, только здесь можно было увидеть страшные увечья: ноги, словно пропущенные через мясорубку, сплющенные черепа, с особенным неистовством переломанные позвоночники.

Среди этого мрачного царства выделялась постовая медсестра. Милая девушка Мария с ясным как солнышко лицом действовала на больных не хуже обезболивающих. Заметив в дверях Татьяну, она засияла пуще прежнего и любезно поприветствовала гостью.

Таня остановилась у стола и оглядела помещение, пока Мария изливала все, что накипело за текущий день.

– Скоро подкинем тебе работы, – начала девушка, – ох, как жаль, как жаль! Такой молодой парень!

– Что случилось? – отстраненно спросила Татьяна. Сейчас ее мало интересовали проблемы молодых парней.

– Ужасная автомобильная авария! Ехал с женой и ребенком, а пьяный мотоциклист чуть было не столкнулся с ними. Пришлось резко повернуть, но и это не спасло: машина врезалась в столб. Всё, всмятку. Жена с дочкой погибли на месте. А парень, Антон его зовут, выжил. С многочисленными травмами, но выжил. Бедный, как он страдает! Говорит, не хочет жить, не о ком больше заботиться. Не осталось родных… Причем мотоциклист, учинивший аварию, все-таки свалился на асфальт и тоже попал к нам. Правда, травмы его так, легкотня – всего парочка переломов. И почему плохим людям все время везет?