Текст книги "На старом чердаке"
Автор книги: Софья Прокофьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
НА СТАРОМ ЧЕРДАКЕ
Глава 1
СУНДУЧОК
Дело дрянь! Надо решаться!
Но то, что Сашка задумал, почему-то нельзя было сделать дома. Нельзя, и все. Сашка сам даже не знал почему.
И вот его словно каким-то ветром занесло в темный подъезд Катькиного дома. Это был, наверно, самый старый дом в их городе. Только церквушка на том берегу реки, напротив стадиона, была, наверно, еще старинней.
Сашка попробовал пристроиться к высокому пыльному окну, где в паутине брыкалась и уныло жужжала муха.
Но по старой Катькиной лестнице все время без толку ходили какие-то люди. Одни вверх, другие вниз. И уже две какие-то старушки подозрительно оглядели Сашку. Потом они с понимающим видом переглянулись и обе покачали головами.
Нет, здесь было неподходящее место. Сашка боялся: только он откроет портфель, тут же из-за его плеча вылезет нибудь длинный нос: «А ты чем тут занимаешься, мальчик, а-а?»
Сашка стал подниматься вверх по лестнице. Но всюду за дверьми были люди.
Они смеялись, разговаривали, что-то заколачивали.
Невольно став на цыпочки, Сашка осторожно прошел мимо двери, на которой висела табличка.
«Зубной врач Петрова. Лечение и удаление зубов без боли».
По спине пробежал неприятный холодок.
Из-за двери, обитой толстой черной клеенкой, до Сашки донесся гнусный скрежет бормашины и чей-то стон.
– И нисколечки не больно, – проскрипела доктор Петрова.
Никакая клеенка не могла заглушить ее голос.
Сашка поднялся на самый верх.
Здесь была только одна дверь, забитая грубыми, шершавыми досками. Сашка отодрал доску, державшуюся на ржавом гвозде, и боком пролез на чердак.
На чердаке царила темнота. Свет еле-еле проходил через полукруглое окно, похожее на кошачий глаз.
Из темноты отовсюду вылезал какой-то хлам. От пыли и паутины все казалось косматым и лохматым.
Велосипед с одним колесом обнял рулем сломанный стул. Сбоку к нему пристроилось потухшее зеркало.
В глубине под досками что-то слабо блестело. Что-то круглое металлическое. Сашка изо всех сил вытянул шею. Не разберешь: не то самовар, не то рыцарский шлем.
Сашка осторожно протянул в темноту руки и тронул пыльные доски. Неслышно рвалась под пальцами паутина. Кто-то маленький, у кого было очень много ног, побежал по Сашкиной руке прямо в рукав. Сашка яростно затряс рукавом.
Да… Этот чердак не простой! А чего удивляться? В Катькином доме и чердак должен быть не такой, как у других.
Порыться бы тут неплохо. Но только не сейчас. Сейчас не до этого.
Сашка сел на ящик у окна. Вернее, это был не ящик, а какой-то старый, хлипкий сундучишко. Он пронзительно скрипнул, да весь так и заходил под Сашкой, как живой, когда тот на него уселся.
Со вздохом, похожим на стон, Сашка вытащил из портфеля дневник и раскрыл его.
Сердце тоскливо сжалось.
Вот она, проклятая. Двойка. Стоит себе, как миленькая. Такая закорючка, а всю жизнь человеку портит.
А ведь до этого все было просто прекрасно. До Сашкиного дня рождения оставались всего пятница и суббота. Надо было только их как-нибудь прожить, протерпеть, и все. Ну, спать, что ли, побольше, чтобы время поскорей прошло.
А в воскресенье папа обещал покатать весь Сашкин пятый «А» на своем катере «Степан Разин». Папа был там капитаном.
И Сашка миллион раз представлял себе, как он стоит на носу катера рядом с Катей. Лед сошел совсем недавно. Еще вполне может пойти дождь, а то и снег.
Он дождется, когда Катя как следует промерзнет, задрожит, как овечий хвост, и ее знаменитая челка намокнет.
Тогда он снимет с себя и отдаст ей все: и шарф, и пальто, и шапку. И Катя поглядит на него своими светлыми взрослыми глазами.
А может быть, и спасти ее удастся. Вдруг повезет, и она свалится за борт. В крайнем случае дать ей как-нибудь пинка незаметно. Борька начнет кричать, придумывать что-нибудь умное. А Сашка нет, он думать не будет. Он раз за борт – и спасет. А когда уж он ее спасет, всем будет наплевать, как она там очутилась.
Но теперь все лопнуло. Потому что папа был просто какой-то ненормальный с этой математикой.
Нет, это не зря говорят, что понедельник – самый несчастный день. Контрольная была как раз в понедельник. И вот пожалуйста – двойка.
Сашка проглотил колючую слюну. Он решительно вытащил из пенала ластик, потер грязный уголок о штанину задержав дыхание в груди, осторожно стал стирать двойку.
Стирать ее надо было ой как осторожно. Бумага так и сходила пленками.
Сашка поерзал на сундуке, чтобы усесться поудобней Но вдруг под ним что-то хрюкнуло, хрустнуло, подломилось, и Сашка ухнул вниз, прямо в сундучок, так что коленки оказались выше головы. Острая щепка уперлась в бок. А слева был еще гвоздь. Он прошел через штаны и немного уже вошел в Сашку.
Сашка глянул на дневник и с шипением втянул в себя воздух. На месте двойки чернела дыра.
Он яростно и бестолково забарахтался, стараясь вылезти из сундучка.
Сам все испортил! Такой дневник и вовсе папе не покажешь. По этой дырке кто хочешь сразу обо всем догадается.
Наконец Сашка с трудом встал на ноги. Не выдержав, со злостью изо всех сил ударил сундучок ногой. Сухие звонкие доски развалились, разлетелись в стороны.
Вот тут-то Сашка все и увидел.
На дне сундука горкой, одна на другой, лежали какие-то удивительные книги.
Книги были не простые. Это Сашка сразу понял. Наверно, таких ни в одной библиотеке не сыщешь. Разве только в музее.
Книги были старинные, даже совсем древние. С застежками из меди, а может, и из золота. А уж толстые! Одна книжечка, как папин портфель.
Двумя руками Сашка с трудом поднял верхнюю книгу. До чего ж тяжелая! А пылищи на ней…
Сашка плюнул на обложку и растер рукавом.
На старой темной коже блеснули глубокие золотые буквы. Сашка прочел:
«ПОЛНАЯ ВОЛШЕБНАЯ ЭНЦИКЛОПЕДИЯ»
Внизу блестели золотенькие буквы поменьше.
В шести томах.
Том I.
Эти слова как-то не сразу дошли до Сашки, и вдруг словно взорвались в нем. Сашка покачнулся. Его руки судорожно вцепились в книгу, будто она могла вырваться от него, удрать или улететь, как птица.
Тихонько, осторожненько, боясь дохнуть, Сашка открыл книгу. Буквы так и запрыгали у него перед глазами: тяжелые, красивые, все в завитушках.
«Ведь-ма о-бык-но-вен-ная, – по складам прочел Сашка. В голове было пусто и гулко. – Ух, ты! Ведьма! А в скобках вон еще написано: «На помеле и без помела». «Волшебники добрые», «Волшебники злые». «Вруны и вранье». И еще стихи какие-то.
Не веря своим глазам, Сашка прочел:
Волки, войте на луну!
Раки, ползайте по дну!
В полночь каркнет воронье,
И станет правдой все вранье!
Окер-покер, Доминокер,
Спин-спан, Мускидан.
Этот «окер-покер» вдруг как-то остро огорчил Сашку. Он как-то все испортил. Из-за него все сразу стало каким-то дурацким, несерьезным. Разве так должно быть, если все настоящее, волшебное?
Сашка стал читать дальше:
«Примечание I. О, врун! Твое вранье станет правдой, только если тебе поверят. Если тебе не поверят, твое вранье останется просто враньем.
Примечание II. О, несчастный! Если ты, сгибаясь под тяжестью вранья, захочешь, чтобы все было опять, как прежде, то…»
Дальше почти ничего нельзя было разобрать. Низ страницы был весь в дырках и пятнах. Как будто книгу грызли мыши. Да еще к тому же кто-то из волшебников читал ее за обедом и переворачивал страницы жирными пальцами.
Сашка с трудом прочел:
Мне свидетель звездный Лев
Свет Стрельца и Водолея!
Волшебства сломай печать!
Только жи… не жа…
И себя преодо…
Смо… сно… все на…
Нет, ничего толком не разберешь, особенно последние строчки.
Но Сашка не стал ломать голову, догадываться, что там написано. Подумаешь, звездный Лев какой-то… Чепуха!
Главным было совсем другое. Волшебство! Неужели и вправду… оно существует?
Сашка задохнулся. Он шагнул к окошку, высунулся и жадно глотнул острого, холодноватого воздуха.
Он увидел пустой солнечный двор. Красный зонт переходил улицу. В доме напротив на балконе какая-то тетя с голыми руками, закутав голову теплым платком, била палкой ватное одеяло. На карниз сел такой славный воробей. Потом прилетел раскормленный, жирный голубь.
Все было совсем простое, обыкновенное. Да нету никакого волшебства. И быть не может. Это еще Анна Семеновна в школе объясняла. Откуда ему взяться?
Сашка оглянулся во тьму чердака. Может, и книг нет никаких, просто померещилось?
Но нет. Старые книги по-прежнему лежали среди груды досок, все так же важно и слабо поблескивая из темноты медью застежек.
Так… А их, что ж, выходит, просто так писали? Для шуточки?..
Нет… Может, оно все же есть, это волшебство. Ну, не на солнышке, не во дворе, а ночью или тут на чердаке. А что? В этом доме прежде жил волшебник. Потом он умер, потому что волшебники ведь тоже умирают, и вещи его снесли на чердак. А может, он и просто так приходил сюда поколдовать, потому что при соседях неудобно. Похоже, что все было именно так. Ну, а если это правда, то тогда, тогда…
Все равно, как бы то ни было, а заклинание надо прочесть. Хотя бы на всякий случай…
Сашка не своим, каким-то охрипшим голосом прочел:
Волки, войте на луну!
Раки, ползайте по дну!
В полночь каркнет воронье,
И станет правдой все вранье!
Окер-покер, Доминокер,
Спин-спан, Мускидан.
Никогда Сашка так не старался. Даже когда читал в школе на вечере «Белеет парус одинокий». Его голос звучал как-то очень странно на черном чердаке. Вспугнутая темнота шевелилась в углах.
Сашка бережно закрыл книгу, положил ее к остальным и сверху завалил досками. Ему показалось, что доски снизу слабо светились красноватым светом. Нет, это просто луч солнца как-то продрался сквозь пыльное окошко и стрельнул в глубь чердака.
Сашка дрожащими руками сунул дневник в портфель, неуклюже пролез в щель и снова заложил ее корявой доской.
Глава 2
ВЕЛИКОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ
Сашка с трудом спускался по ступенькам. В ногах была какая-то дрожь и cлабость.
На третьем этаже Сашка нос к носу столкнулся с Лелькой, Катиной сестрой.
Вообще-то он этих первоклашек просто сметал со своего пути.
Он двигался прямо на них, как танк, и это уже было их личное дело – разбежаться, отскочить в сторону или попасть под танк. Он никогда на них и не глядел даже. Они все казались ему одинаковыми, на одно лицо.
Но Лелька как-никак приходилась Кате сестрой. Поэтому Сашка один раз все-таки поглядел на нее и вдруг ужасно ее пожалел.
Она была совсем маленькая, наверное, меньше всех в классе, задохлик какой-то. С острым носом и прозрачным глазами. Двух верхних зубов у нее не хватало, и Сашка от этого жалел ее еще больше. Она вечно ревела во дворе из-за всякой чепухи. Катя на это не обращала никакого внимания, даже головы не поворачивала, будто не слышала. Но у Сашки почему-то от ее рева портилось настроение.
Сашка, конечно, стеснялся утешать ее при Катьке, иногда он даже думал, что неплохо бы и ему как-нибудь обзавестись такой сестренкой.
– Ты грязный, – робко сказала Лелька.
Сашка ударил себя руками по бокам, и из него во все стороны полетела пыль. Но он только рассеянно посмотрел, как она тает в воздухе.
«На Лельке испробую… – вдруг решил Сашка. – Она подходящая… Она чему хочешь поверит. Ведь тут главное, чтобы поверили…»
– Лелька, – с трудом выговорил Сашка. У него словно язык распух. – Я сегодня пятерку по математике получил. Пятерку.
Сашка напряженно вглядывался Лельке в лицо. Ему хотелось вдолбить в нее это слово.
– Пя-тер-ку! – повторил Сашка.
Лелька посторонилась, чтобы пропустить его. В ее лице мелькнул испуг. Чего это он с ней разговаривает? Поговорит, а потом как наподдаст…
– Ой, ты… – тихо сказала Лелька и прижалась спиной к темной стене. – А я тройку по чистописанию…
Сашка бросился мимо нее вниз по лестнице.
«Поверила, поверила! – повторял он про себя, прыгая по ступенькам. – Она такая. Теперь все. Теперь у меня в дневнике пятерочка. Заполучил. Это уж точно!»
Портфель сразу показался ему тяжелее. Он словно увидел эту пятерку, огромную, золотую, прямо во весь портфель.
Ручка портфеля так и жгла ему пальцы.
Сашка пулей вылетел во двор.
Во дворе было солнечно и тихо. Мимо уха сладко и сонно пропела пчела.
Сашка вломился в кусты, хрустя ветками, продрался к самому забору. Из-под куста, шипя, вылетела худая серая кошка, держа что-то в зубах. Сашка так вздрогнул, что чуть не выронил портфель.
Голые, без листьев ветки плохо загораживали его. Конечно, его могли увидеть и с улицы и со двора. Но Сашка не стал искать места поукромней. Он упал на колени и дрожащими пальцами стал расстегивать и дергать портфель. Вытащил дневник. Пальцы были, как вареные. Толстые, нескладные. От нетерпения рот у Сашки пересох, будто он съел промокашку.
Дневник перелистывался невыносимо медленно.
Неделя.
Еще неделя. Ну же, ну! Вот!
Сашка вяло выпустил дневник из рук. Никакой пятерки не было и в помине. В дневнике по-прежнему зияла треугольная рваная дырка. От разочарования и яркого солнца слезы навернулись на глаза и потек нос. Эх!.. Чему поверил! Океру-покеру! Вот Борька умный, он бы никогда не поверил… Если бы Катя узнала, во было бы смеху!
Познакомьтесь, пожалуйста, будьте любезны! Волшебник Саша Кукушкин из пятого «А»!
Весь класс бы под парты свалился.
Глава 3
ПЯТЕРКА ПО МАТЕМАТИКЕ
Дома никого не было. Сашка прошел на кухню. Тронул пальцем окоченевшие макароны на сковородке. Есть совсем не хотелось.
Прямо в ботинках лег на диван.
Как уговорить папу? Конечно, если на это дело мобилизовать маму… Но все равно, папа такие слова знает… Лучше ежа проглотить, чем их слушать.
Сашка повернул голову и в тоске укусил подушку
В папа-маминой комнате зазвонил телефон. Сашка еле сполз с дивана. Он весь разъезжался в разные стороны, как тесто.
– Саша? – спросил знакомый, немного железный голос.
– Я, Анна Семеновна, – убито сказал Сашка. Чего еще ей надо? Поставила двойку – проходи!..
– Родители дома? – спросила Анна Семеновна.
«Нажаловаться хочет», – ужаснулся Сашка.
Сашка с ненавистью представил себе ее бледное полное лицо. А ведь когда он получал пятерку, лицо Анны Семеновны почему-то казалось ему самым милым, самым удивительным на свете.
– Никого нет, ушли, – сказал Сашка.
– А когда я смогу их застать?
– Не знаю. У папы… неприятности на работе… – соврал Сашка. – У мамы… тоже… Нет, у нее приятности… К ней приезжает… ну это… брат! Она его десять лет не видела. Нет… двадцать. Она, знаете, забегалась… Не знаю,
– Жаль, – уронила в трубку Анна Семеновна.
«Жалей себе на здоровье», – со злостью подумал Сашка.
– А я хотела рассказать Виктору Николаевичу о твоих успехах… Последнее время он все волновался за математику. Ну, хорошо, ты сам расскажешь ему о сегодняшней пятерке.
– О пятерке?! – захлебнулся Сашка и сел на пол. Телефонная трубка рыбкой выскользнула у него из рук и теперь покачивалась, вращалась на перекрученном шнуре перед самым его носом.
– Саша! Саша! – замирала Анна Семеновна в трубке. Потом послышались короткие гудки.
Значит, все. Значит, так. Значит, если бы не дырка, то там была бы уже не двойка, а пятерка. Получается, что волшебство все-таки есть. Существует! Но если так… Тогда…
В дверях завозился ключ. Щелкнула и скрипнула дверь.
– Я просто забегалась… С ног сбилась… – сказала мама в передней. Голос был веселый.
Мама вошла в комнату. Папа втащил за ней две раздутые сумки.
– Встать с полу! – сказал папа.
Любит папка командовать. Никогда не скажет «встань с полу» – всегда «встать».
Сашка встал и тут же, как подкошенный, повалился на диван.
– Сашенька, телеграмму видел? – спросила мама.
Она взяла со стола какую-то бумажку и бросила Саше. Бумажка перепорхнула Сашке прямо в руки. Сашка развернул ее и прочел:
«Приезжаю пятого целую обнимаю Машу Виктора племянника Семен».
– Уж-жасно хочу видеть Семена… – с наслаждением сказала мама. – Брат все-таки, не кто-нибудь. Подумать только, десять лет не виделись, какое там, почти двадцать. Бродяга несчастный, по всему свету его носит. Наконец-то и мы дождались… удостоились… Мне, наверно, неделю надо, чтобы с ним наговориться.
Сашка в полном изумлении уставился на маму. Шутит она что ли? Какой еще брат? Она же всегда говорила: «Я одна дочка у мамочки».
Не может ведь волшебство на маму действовать, не должно. Это же ерундистика какая-то. Ну, еще там на Анну Семеновну, на школу, на отметки. Это еще туда-сюда. Но на маму? В этом было что-то неприятное для Сашки. Может, двоюродный какой?
– Интересно, сколько он здесь пробудет? – сказал папа. – А то мы его в воскресенье с собой утащим, а, Саш?
– Ты лучше за детьми смотри, – сказала мама. – Когда у нас на плотине экскурсия, мы прямо дрожим, чтобы дети куда-нибудь не попадали.
– Уж как-нибудь, – засмеялся папа.
«И пусть попадают», – подумал Сашка.
Сашка вообще-то их очень любил. И папу, и маму. Одинаково, ну может быть, на одну только капельку маму побольше. Но сейчас они оба были какие-то ненастоящие, полупрозрачные. Как куски воздуха.
– И как нарочно у меня сегодня выходной, – все смеялась и радовалась мама. Она вынимала из сумки закорючки бананов, бутылки и консервы. – Виктор, и ты на работу не ходи. Отпросись раз в жизни. А Семен, чудище лесное, не пишет, во сколько часов приходит поезд.
– Не знаю, – сказал папа странным голосом. Он держал себя пальцами за нос и рассеянно потягивал его то в одну сторону, то в другую. – Как они там без меня справятся? На погрузке.
– А ты что молчишь, Саша? – вдруг спросила мама и посмотрела на Сашку.
Сашка почувствовал, как в него уперлись два горячих луча. Сашка хотел сказать что-нибудь, хотя бы «да» или «нет», но изо рта только вылетел негромкий сдавленный хрип.
– Саша, что случилось? – слабым голосом сказала мама и села на стул.
Мама никогда не кричала, как папа. С угрожающим видом, тяжело дыша, не расстегивала ремень. Но она каким-то образом ухитрялась видеть Сашку насквозь, будто Сашка был стеклянным и прозрачным, как стакан.
Она догадывалась обо всем, доводя Сашку до исступления и отчаяния. А потом начиналось! Мама могла огорчиться из-за любой ерунды, на которую всякий нормальный человек попросту бы махнул рукой. Она могла даже назло Сашке взять и заплакать. Настоящими слезами. Достать носовой платок, всхлипывать и вытирать слезы. Хотя прекрасно видела, что для Сашки это самая лютая пытка.
Сашка был живой человек. А ведь с живым человеком всякое случается. Те же двойки, наконец. Ну зачем, зачем вообще о двойках говорить маме? Огорчать только.
Двойка должна быть великой тайной, о которой знают только двое: кто поставил и кто получил. Да мало ли что еще бывает…
– Мамочка, – покаянно начал Сашка. – Ты только не очень…
– Мороженое! – вдруг вскрикнула мама и, выхватив из сумки белые пачки, побежала на кухню к холодильнику. А мороженое капало на пол крупными пухлыми каплями.
«Пронесло», – с облегчением подумал Сашка.
– Ну, – сурово сказал папа и сложил руки за спиной. – Я жду. Опять что-нибудь в школе?
Ну, с отцом было куда легче.
– Чего это мама… Всегда она… – проворчал Сашка, – у меня пятерка по математике. Тебе даже Анна Семеновна звонила. Только тебя не было.
– Пятерка? – расцвел папа. – Вот это по-нашему. Молодец, парень.
– Маша! – крикнул папа на кухню. – Слышишь? Александр по математике пятерку принес.
– Можно погулять? – крикнул Сашка.
На кухню он не пошел, чтобы не рисковать. От маминых глаз лучше было держаться подальше.
– Пусть погуляет. Погода хорошая, – сказал папа.
– Ненадолго, – разрешила мама.
Глава 4
НАДО ЕЩЕ ПОДУМАТЬ, О ЧЕМ ВРАТЬ
Сашка шел по двору и ничего не видел вокруг себя. Он бы мог сейчас налететь на скамейку, на забор, свалиться в яму. Если бы с неба сейчас грянул гром, он бы его просто не услышал.
Вокруг Сашки плескалось бурное море возможностей.
«Первое дело легковушку. «Волгу» или «Москвича» на крайний случай… – прикидывал Сашка. – Нет, это, пожалуй, не выйдет. Во-первых, никто не поверит, что она у меня есть. А если поверят, все равно, народ приставучий и привяжутся: «Откуда»? Ну ладно, тогда деньги. Много. Мешок. Скажу – клад нашел. Тут уж никто не подкопается. Само собой шоколад и мороженое – это уж ящиками. У мамы день рождения. Узнаю, чего ей хочется, и навру. Папе тоже что-нибудь навру. Хорошее…»
Тут Сашка споткнулся обо что-то и как будто проснулся. Он стоял обеими ногами в луже.
Конечно, лучше всего рассказать обо всем маме и дальше уже врать всем вместе. Всей семьей. Это бы было просто замечательно. Но ведь с мамой каши не сваришь. Она, конечно, огорчится, будет умолять не врать, Волшебную энциклопедию сдадут в районную библиотеку, и все будет кончено.
Сашка снова задумчиво зашлепал по лужам, что-то мучило его во всем этом, что-то получалось не так хорошо и складно, как бы ему хотелось. Наверно, потому, что теперь у него была тайна. И теперь придется скрывать от мамы не какую-нибудь ерунду, разбитое там окно или драный локоть, а то, что стало отныне самым главным в его жизни – Волшебство.
И поэтому выходило, что папа и мама теперь вроде как лишние в его жизни и даже мешают.
«Мало ли что вранье. Вранье – оно тоже разное. Буду врать только про хорошее… – утешал себя Сашка. – Буду, как добрый волшебник…»
Конечно, можно наврать, что Борька поглупел. Пусть станет дурак дураком. Но Сашка этого не сделает. Он лучше наврет кому-нибудь, что Катя обещала его поцеловать. Он подойдет к ней, когда она будет совсем одна, и скажет так небрежно: «Если не ошибаюсь, ты мне что-то обещала?» Тут уж Кате не отвертеться. Или вообще наврет, что Катя его любит. Пускай любит, жалко, что ли.
Сашка не выдержал и захохотал. И тут же получил в ухо.
Перед ним стоял Гришка.
Гришка был всего-то на каких-нибудь два обыкновенных года старше Сашки. Но это был Гришка, и его знали все на много кварталов кругом.
Про него ходили самые невероятные слухи: что он бреется, что он курит, что его лучший друг сидит в тюрьме за ограбление ларька с газировкой. Вокруг него было всегда мертвое пространство на длину вытянутой руки – он мог двинуть кулаком каждого.
Отца и матери у Гришки что-то не было видно. Наверное, они удрали от него, как только он родился.
Гришку воспитывала тетка, та самая, которую боялся весь двор, – зубной врач Петрова. И на Гришке лежала отталкивающая и пугающая слава его тетки. Тетка его была как судьба. Она принимала и на дому, и в поликлинике, и поэтому рано или поздно всех приволакивали к ней на прием. Гришка вырос под скрежет бормашины, наверно, потому он и стал таким. Он на все вокруг смотрел со злобой, тоской и отвращением.
Сашка согнулся и прикрыл рукой лицо. Но не успел. Он получил второй удар прямо в зубы.
– Ты чего? Я к тебе лез, да? – с трудом выговорил Сашка эти вечные слова, которые всегда говорит в драке слабый.
Гришка повернулся и лениво зашагал к дому. Даже со спины было видно, что ему все на свете противно.
Сашка попробовал губу языком и пальцами. Губа вздувалась все больше и больше. Как будто под ней работал вулкан. Но Сашка тут же забыл о ней. Он вышел со двора, и ноги сами повели его знакомым путем – во двор к Кате.
Он еще из-за забора увидел их обоих. Катю и Борьку. Они сидели на рябой, облезлой за зиму скамейке.
«На кой они нужны, эти скамейки? – вдруг со злобой подумал Сашка. – Свезти их со всего города куда-нибудь на свалку, и сжечь».
Катя и Борька сидели далеко друг от друга, на разных концах скамейки, но перед ними на сухом местечке стояли их портфели, рядышком, прислонившись друг к другу.
Это почему-то показалось Сашке отвратительным, и, подходя к ним, он отшвырнул ногой Борькин портфель.
– Ну ты, полегче… – сказал Борька, как всегда наклоняя голову набок. Это она у него, наверно, от ума набок свешивалась.
– Что это у тебя с губой? – спросила Катя.
Черная с блеском челка падала Кате на самые глаза, и она, чуть выпятив нижнюю губу, ловко сдувала ее в сторону.
– За Гришку зацепился, – небрежно ответил Сашка и сплюнул.
Катя усмехнулась и посмотрела на Сашку своими светлыми взрослыми глазами. Она в упор смотрела на его разбитую губу. Рассматривала ее. Будто в Сашке ничего другого интересного не было.
– Ха-ха-ха! – не засмеялся, а закричал Сашка. Ему совсем не было смешно. – А ты видела, что я с ним сделал? Отбивную котлету, компот! Он так! А я ему так! Он так! А я ему в нос!
Сашка прыгал и размахивал кулаками. Насмешка в глазах у Катьки угасла. Теперь она смотрела на него по-другому, внимательно и даже с интересом.
– А правда, мальчики, чего он задирается? Пройти нельзя. Вчера мою Лельку-дуру в лужу пихнул.
– Теперь не попихается, – пообещал Сашка.
– А не врешь? – спросила Катя.
– Очень надо. Не веришь – спроси у его тетки. Она из окна все видела. Как выскочит, даже пальто не надела, и прямо на меня. А я от нее. А она за мной. Думал, на куски разорвет.
– Точно. Она такая, – убежденно сказала Катя.
– «Разбойник! – закричал Сашка тонким голосом, изображая Гришкину тетку. – Мальчику моему, Гришеньке, нос разбил! Все равно изловлю!»
Из-под скамейки на брюхе выполз Борькин пес, черный пудель Рекс, и с отвращением посмотрел на Сашку мудрыми, слезящимися глазами.
– Умный, – сказал Борька и погладил Рекса. – Поумней многих двуногих.
«Намекает, – обозлился Сашка. – Сам умный, так ему еще умную собаку подавай».
– Катя, пошли на реку, – лениво сказал Борька, – говорят, церквушку на том берегу затопило.
Это было для него хоть бы что – позвать Катю на реку.
Сашке, конечно, он и не подумал предложить пойти с ними.
Сашка представил себе, как Борька и Катя идут по набережной. Рядом. А набережная такая длинная. Они будут весь день ходить. А потом на набережной зажгутся фонари. Они зажгутся длинной-длинной светлой цепочкой, которой тоже не будет конца. Нет, он не мог этого допустить.
– Ничего там уже нет, – соврал Сашка. – Я был на реке сегодня. Сошла вода.
– Когда это ты успел? Ты же в школе был? – сощурилась Катя.
– Значит, успел, – загадочно сказал Сашка.
– Я же предлагал вчера, – сказал Борька. – Но у вас, мадам, не было настроения.
– Подумаешь, каждую весну половодье.
Катя нагнулась и стала гладить голову Рекса, пригибая ее книзу.
– Умираю, собаку хочу, – сказала она. – Дома всем жизнь отравила. Когда я начинаю говорить о собаке, все просто уши затыкают. Мне нравится, когда идет девчонка, а на поводке собака. Только не малявка какая-нибудь, а большая псина. Красиво.
– Дама с собачкой, – усмехнулся Борька.
– Но мама пока предлагает кошку, – вздохнула Катя.
– А ты попроси лошадь, – посоветовал Борька. – И тебе купят собаку.
Катя негромко рассмеялась, искоса посмотрела на Борьку.
Нет, у них была своя жизнь. Как будто невидимая стена стояла между ними и Сашкой. Они находились по одну сторону, а Сашка по другую. И он больно ощущал это.
– Подумаешь, кошки, собаки! – захохотал Сашка, стараясь разрушить эту стену словами, хохотом, развязными движениями. – А у меня дома медведи, обезьяны… попугаи! Вот!
– Врешь, – не очень уверенно сказала Катя.
– А вот и нет, – Сашка шел напролом. Назад пути уже не было. – У меня дядя укротитель. Он по всему Союзу ездит. А сейчас к нам приехал.
– Со всеми зверями? И прямо к вам? – в притворном ужасе вытаращил глаза Борька.
– Много ты знаешь. В цирке места нет. Карантин какой-то. У всех зверей температура. Коклюш звериный, что ли. Ну, почем я знаю. Болезнь какая-то объявилась новая. Вот он и к нам.
Одного он добился. Катины глаза были прикованы к нему. Жадно, с интересом, И он не мог упустить эти глаза.
– А еще он мне привез в подарок двустволку настоящую! – захлебывался Сашка. Он словно летел куда-то. – И патроны… И патронташ. Она у нас на стенке висит. Заряженная. Настреляемся теперь. Вволю… сколько хочешь… А еще… А еще у нас дома…
Сашка мучительно напрягся, но все равно ничего не мог так быстро придумать.
– А еще!.. Вот такой большой… С ушами… С мотором… Придешь, сама увидишь.
Перед глазами Сашки, застилая все небо, пролетел дирижабль похожий на огромный серебряный огурец. Высоко подпрыгивая, проскакал кенгуру, пронеслась пушка, изрытая огонь.
– Миномет… Самолет… Кенгурет… – задыхаясь, выкрикивал Сашка.
– Заврался, – вдруг трезво сказал Борька. – Так-таки миномет? Признайся, что атомная пушка.
– И не заврался, – закричал Сашка. – Мой дядя…
И тут он увидел своего папу.
Папа шел по улице очень быстро, деловито, не глядя по сторонам.
– Я мигом… – сказал Сашка и побежал за папой. Вообще-то сейчас папа был ему совершенно ни к чему.
Просто он хотел выгадать время и придумать, что бы такое соврать поинтересней.
Сашка догнал папу и придержал его за рукав.
– Ты куда? – спросил Сашка. – А дядя Сема?
– Неприятности… – рассеянно сказал папа. Он не замедлил шага.
Сашке пришлось почти бежать с ним рядом, чтобы не выпустить его рукав. При слове «неприятности» сердце Сашки странно и нехорошо екнуло.
Что-то знакомое было в этом слове, но что, Сашка сейчас не мог вспомнить.
– «Степан Разин» куда-то подевался. Вышел с базы и пропал. Черт те знает, где его носит. Час назад должен был быть в порту на погрузке, – сказал папа как-то не Сашке, а самому себе.
Из-за угла, переваливаясь, выехало такси, обдавая тротуар плоскими веерами брызг.
Такси окатило старушку в длинном пальто и маленькую девочку в розовом капоре. Девочка обрадовалась и засмеялась. А старушка что-то сердито закричала шоферу, грозя маленьким кулачком, желтым, как лимон.
– Такси! Такси! – как сумасшедший закричал папа и бросился через улицу прямо по лужам, размахивая портфелем.
Старушка перестала сердиться и тоже засмеялась.
Сашке все это ужасно не понравилось.
И что его папа бежит прямо по лужам и обрызгал сзади серые брюки грязными кляксами и что над ним все смеются.
Резко хлопнула дверца такси. Папа даже не оглянулся. Такси укатило.
Неприятности… У папы неприятности…
Ох! Да ведь это он сам наврал их папе. Когда еще с Анной Семеновной говорил. Но ведь он же тогда не знал, что его вранье волшебное. Он просто так соврал. А может, ничего такого? Ну, опоздал немного «Степан Разин». Подумаешь. Река разлилась. Может, от этого путь удлинился?
Сашка медленно побрел назад.
На скамейке никого не было. Это была самая пустая скамейка на свете. Просто необитаемая скамейка. Как будто на ней никто никогда не сидел, ни один человек.
Кати с Борькой и след простыл. Словно сквозь землю провалились вместе. Не было и портфелей. В грязи виднелись две пары следов, рядом цепочкой мелкие, собачьи. Следы доходили до сухой асфальтовой дорожки и там пропадали.
Сашка бегом пустился по дорожке, обогнул дом. Никого. Пустыня.
Добежал до Борькиного дома. И там никого.
Вернулся назад. Во дворе гуляла никому не нужная Лелька. Увидев Сашку, для безопасности зашла на самую середину лужи, где поглубже, и застыла там на одной ноге.
«К Борьке уроки пошли учить. Нарочно. Назло, – с ненавистью подумал Сашка. – Ладно. Погоди. Навру тебе еще что-нибудь. Попрыгаешь еще у меня…»
Ему хотелось опять почувствовать себя счастливым и могущественным, как еще совсем недавно, но он ощущал только пустоту и усталость.
