Текст книги "Стая воронов"

Автор книги: Скотт Оден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Глава 11

Два дня кряду Гримнир вел ее на юго-запад – под холодным небом, впустившим в мир зиму. Знакомые северные фьорды Зеландии сменили дикие южные земли – земли болот, торфяников и глухих лесов. Питались тем, что осталось: черствым хлебом, солониной и яблоками, запас которых совсем оскудел, – пили из чистых горных ручьев. Но ночам становилось гораздо холоднее, срывался снег, и Гримнир неохотно разводил небольшой костер. Этайн ежилась около него в попытках согреться, но молчаливому скрелингу мороз был нипочем. Он сидел вдали от огня, бормоча что-то на родном наречии или фальшиво напевая мелодии, в которых слышались барабаны, воинские рога и отзвуки битвы; когда Этайн проваливалась в сон, он еще не спал, когда выбиралась, промерзшая, из-под одеяла – он уже не спал. Она гадала, ложится ли он вообще.

Ее первое впечатление о Гримнире оказалось верным. Он был таким же нечестивым безбожником, как и любой северный язычник. Когда она молилась по утрам и в полдень, он фыркал, когда возносила хвалу Господу за пищу, – насмехался. У него не было времени на Христа. Один лишь вид маленького серебряного креста Хрольфа приводил его в ярость. Однако он не забывал останавливаться у каждого поросшего мхом рунического камня и усердно изучать его поверхность, будто священник – Евангелие. Прочитанное им могло изменить не только направление их пути, но и его настроение. Упоминания о павших в битвах воинах его безмерно радовали, а после записей об обращении каких-то безвестных данов к истинной вере он разражался ругательствами.

– Предатели и клятвопреступники! – ворчал он. – Чтоб вам Волк кишки выпустил!

После полудня третьего дня под завывание северного ветра они спустились в низину и вошли в густой лес, древнее которого Этайн видеть еще не приходилось. Кривые деревья клонились к земле, словно уснувшие великаны. На разросшихся сучьях еще сохранилось, пусть и поредевшее, осеннее убранство. Идти под ним было, как по нефу огромного собора; тусклый свет тихо лился сквозь ветви, словно сквозь высокие окна над их головами, окрашиваясь то красным, то золотым.

Чем дальше они заходили, тем отчетливее Этайн чувствовала чей-то пристальный и недобрый взгляд, словно нечто скрытое от человеческого глаза наблюдало, как она углубляется в его владения – островок прошлого, не знавшего христианства, мир листьев и ветвей, – и это нечто решало, жить ей или умереть. Девушка взглянула на Гримнира; если тот что и чувствовал, то виду не подавал. Возможно, он знал, что скрывается среди деревьев. От этих мыслей рука крепче сжалась на крохотном серебряном крестике…

– Здесь, – произнес Гримнир еще через час.

За это время тени выросли, потемнели, и Этайн могла только гадать, что впереди. Посреди леса пряталось озеро с водой чернее безлунного неба; в его центре возвышался поросший деревьями островок. Боярышник, береза, ясень, дуб и тис росли так близко друг к другу, что их стволы переплелись и сцепились, превратившись в неприступный крепостной частокол.

– Господь Всемогущий, что это за место такое? – произнеся это вслух, Этайн тут же почувствовала, как встали дыбом волосы на затылке; она поспешно обернулась и заглянула в темноту. Деревья вокруг сочились угрозой, что-то древнее, дикое и обреченное ревностно следило за каждым ее вздохом.

– Место, где не рады твоему Распятому Богу, – ответил Гримнир. – Так что следи за языком, маленькая тупица.

Этайн кивнула, округлив от страха глаза.

Гримнир подвел ее к оставленному кем-то на берегу узкому ялику. Этайн посмотрела на шлюпку с сомнением. Она выглядела такой же старой, как лес, ее борта за много лет работы и заброшенности истерлись и почернели. Рядом лежал и багор.

– Залезай, – произнес Гримнир.

– Нам нужно уходить отсюда, – ответила Этайн, пятясь от воды. – Это место… плохое. Здесь живет зло. Я чувствую.

– Зло, да? Да что ты знаешь о зле. Залезай в лодку. Мы уже близко.

Этайн замотала головой и сцепила перед собой дрожащие руки. В этом лесу обитало что-то враждебное, непонятное, что-то, чьи ненависть и злоба вгрызались в само лоно земли. И этот остров…

– Забирайся в проклятую лодку, тупица маленькая! – зарычал Гримнир. Эхо его голоса осквернило тишину. Закачались, как от ветра, сучья; Этайн показалось, что она слышит чей-то отдаленный смех, словно скрывшееся за ветвями зло наслаждалось ее ужасом. Девушка попятилась. Она уже была готова лететь назад сквозь проклятую чащу, но тут Гримнир бросился вперед.

Этайн закричала. Оскалились желтые клыки, вспыхнули, словно уголья, глаза – и его кулак впечатался ей в челюсть, лишив ее сознания.

Глава 12

Когда Этайн проснулась, рядом горел костер: высокое ревущее пламя наполняло поляну светом и теплом. Она лежала, опершись спиной о поваленное бревно, руки были связаны сзади. Челюсть после удара пульсировала тупой болью. Звенело в ушах. Она проморгалась, оглянулась вокруг и попыталась вспомнить, как здесь оказалась – где бы ни было это «здесь».

Место, которое она приняла за поляну, оказалось проплешиной в живой изгороди обрамляющих островок деревьев, поросшим травой уголком, большую часть которого занимало обложенное камнями кострище. Уже полностью стемнело, но Этайн видела вдалеке черное озеро – его поверхность поблескивала, словно темный лед. Падал снег, крупные снежинки с шипением таяли в поднимавшихся к небу красновато-оранжевых языках огня.

Девушка изогнулась в попытке посмотреть, что творится у нее за спиной. На стволах деревьев плясали тени пламени; над головой смыкались пологом сучья, растерявшие под напором зимы большую часть листьев. В дальней части этого пятачка сплелись стволами и кронами ясень и могучий тис, основания деревьев друг с другом не соприкасались. Между ними как раз хватало места для прохода сквозь живой частокол – зловещих черных врат к сердцу острова. Девушка увидела в паре шагов от себя Гримнира. Он тоже смотрел на темный проем.

– Почему ты связал мне руки? – невнятно пробормотала Этайн. Ее челюсть опухла, а серебряный крестик Хрольфа исчез; Гримнир, без сомнения, утопил его на дне черного озера.

Он не шелохнулся. Глубоко вдохнул – так, что поднялась грудь, помедлил, выдохнул. Когда он наконец обернулся, его выпуклый лоб прорезала морщина.

– Даже здесь воняет тебе подобными, – сказал он. И подошел ближе.

– Развяжи.

Негромко рыкнув, Гримнир усадил ее прямо и убедился в крепости узлов на ее запястьях.

– Пока посидишь так.

– Что? Почему?

– Для твоего же блага, – Гримнир обошел костер и сел на пень дуба. Его глаза встревоженно и ярко поблескивали в темноте.

Этайн поелозила, устраиваясь поудобнее. Хотя Гримнир не затягивал веревки, они удерживали руки девушки под неудачным углом. Он так ее наказывал? Хотел проучить за то, что пыталась сбежать?

– И какую часть Англии облюбовали даны?

Этайн подняла глаза. Вопрос застал ее врасплох. Она потрясла головой.

– Я не была там уже больше года, – ответила она. – Но некоторые, случалось, разбивали лагерь на острове Уайт, совсем рядом с побережьем Уэссекса.

– Там и надо искать этого жалкого ублюдка. Полудан, слизняк несчастный! Дан он по матери – спрячется среди них и назовется господином серебра и властелином схватки. Ха! Проклятый клятвопреступник, вот он кто! – Гримнир поднялся и принялся ходить кругами, словно запертый в клетку волк. – Он тоже хорошо знает свою роль. Пару лет назад он убедил короля Норвегии, этого дурня Хакона, что он великий годи. Болван и шагу не мог ступить, пока его драгоценный жрец руны не подкинет, – и это в то время, когда сыновья Эйрика Кровавой Секиры восстали и обдумывают, как бы потеснить его задницу с трона. Что ж, я-то чуял, откуда ветер дует – почти всех их загнал вглубь страны, в этот вонючий сортир Растаркалв, – Гримнир сплюнул в огонь.

– Но Хакон был прозорлив. Знал, что мятежники близко. Он провел сыновей Кровавой Секиры, убедил, что его отряды превзошли их числом. Глупцы повелись, бросились наутек, и псы Хакона вдоволь ими попировали. Я в этом не участвовал, я обошел лагерь и зашел с севера. Вот там-то я и нашел Полудана – он скрючился над рунами, словно что-то в них понимал, – от мысли об этом Гримнир расхохотался. – Он меня не ждал. Свинья! Руны ясно указывали на мой приход, но он все равно этого не заметил. Ну, песка в животе у него достаточно, парочку ударов он выдержал, но когда пришлось совсем тяжко, дал деру, будто заяц в гоне. Я его почти поймал, но мы наткнулись на Хакина и его стражников, – Гримнир замер, посмотрел куда-то во тьму за спиной Этайн, и взгляд его стал колючим и жестоким. – В этот раз ему не спрятаться за спинами поганых норвежцев.

– Растаркалв? – помедлив, переспросила Этайн. И наморщила лоб. – Это же было много лет назад. За Хакона Доброго еще дед Ньяла сражался. Но… Если Бьярки Полудан бился с тобой в Растаркалве, а потом ходил по морю с Ньялом и Олафом, сыном Триггва, разве он уже не дряхлый старик?

Вдруг позади нее зазвучали три голоса. Хриплые и резкие, словно бились друг о друга, насмешливо пытаясь передать людскую речь, три камня разного размера.

– Подумай хорошенько, нитс…

– Он дан лишь наполовину…

– Отколь родом его отец?

Этайн застыла, вновь почувствовав ту же невероятную ненависть и ледяную опасность. По спине у нее побежали мурашки, сердце в груди сковало льдом. Округлив от ужаса глаза, она обернулась…

Из прохода в частоколе деревьев выступили три мрачные фигуры. Почти голые, если не считать грязных шкур на бедрах. Кожа белела, словно кислое молоко, длинные черные гривы и бороды давно не знали гребня; они не уступали Гримниру в росте, но их руки и ноги, скрюченные с годами, казались намного тяжелее. С покрытых шрамами лиц смотрели из-под кустистых бровей глубоко посаженные глаза, черные и пустые, такие же мертвые, как у акулы.

Они с ненасытной жадностью уставились на Этайн.

Гримнир вернулся к костру.

– Нори, Нотт и Нали, – прорычал он. – Мерзкие мои сородичи.

Троица остановилась. Самый крупный, Нори, встал всего в двух шагах от Гримнира; другие – Нотт и горбатый карлик Нали – жались в тени своего брата.

– Зачем ты пришел, сын Балегира? – спросил Нори. – У нас ничего общего с тем, кого ты ищешь.

Нотт обвинительно ткнул в Гримнира грязным пальцем.

– Потомки Балегира идут к сынам Наинна, лишь когда хотят попросить об одолжении, я прав, братец?

– Он принес подношение, – Нали осмелился шмыгнуть вперед и повел носом воздух рядом с Этайн. – Подарок, братья мои! Одна из тех… женщина Белого Христа!

Гримнир отбросил его назад.

– Прочь, слизняк!

Нали пискнул и спрятался в тени братьев.

– Каун чего-то хочет, – тихо зашипели они друг другу. – Чего тебе надо, сын Балегира? Он хочет золота? Но на что оно нам? Тогда меч, а? Закаленный в пламени дракона клинок великих кузнецов двергар? Или мы не сыны Наинна, а, родич? Так чего же он хочет? Чего хочет?

– Хочу ступить под сень Иггдрасиля, – ответил Гримнир. – Как и мой отец до меня. Хочу пройти Дорогой Ясеня!

Кажется, гномов – двергар, как они сами себя называли, – просьба Гримнира застала врасплох. Они сбились в круг и зашептались. Наконец вперед выступил Нотт.

– И куда же ты пойдешь, сородич? В Асгард тебе дороги нет – тебе как последнему из рода еще предстоит увидеть Суд Одина. Станешь искать ярлов и держателей колец в Йотунхейме, среди детей Ангрбоды, или избавишь Мидгард от своего гнета и спустишься в туманный Нифльхейм?

– Пф! Я не настолько глуп, чтобы уходить из Мидгарда и искушать этих шлюх Рока норн, – ответил Гримнир. – Ветви Иггдрасиля прорывают ткань мира во множестве мест. Начинайте ворожбу, сородичи, и откройте мне путь за море, к берегам английского Уэссекса.

Гномы опять зашептались. Взгляд Этайн метался с кошмарной троицы братьев к Гримниру и обратно. Иггдрасиль? Норны? Асгард? Язычники придумали эти легенды, эти сказки, чтобы объяснить для себя мир. Этим мифам было не сравниться с правдой Спасителя Христа. Слыша, как кто-то говорит о них так свободно, словно о чем-то реальном, Этайн чувствовала внутри странный трепет.

Наконец Нори, сильнейший из братьев, перебил остальных.

– Старые времена прошли, сородич. Сила Белого Христа растет, будто сорная трава в саду. Она иссушает жизнь Древних Путей и подтачивает корни самого Иггдрасиля. Мы можем исполнить твою просьбу, но все может пойти не так, как во времена твоих предков. И ты заплатишь цену. Цену крови, – Нори скосил глаза на Этайн и облизнулся.

Гримнир прищурился.

– Ты продешевил, бородач. На ее костях не хватит мяса и на одного тебя, что говорить об остальных. Да и зачем мне платить троим за работу, которую выполнит и один? – Гримнир, будто по волшебству, достал на свет пару вырезанных из кости игральных кубиков. – Кидайте жребий, негодяи. Победитель откроет проход и заберет награду. А делить ее или нет, уже не моя забота.

Глаза братьев загорелись жадностью, они стали коситься друг на друга. Нори усмехнулся.

– Мы принимаем твое пари, сородич.

Этайн попыталась высвободиться из пут.

– Мерзавец! Я думала… Я думала, тебе нужна моя помощь!

Гримнир не обратил на нее внимания. Он кинул кости гномам. В попытке добраться до них первым они принялись пинать друг друга, словно псы, дерущиеся за кусок мяса. Пока они кричали, толкались, пинались и ругались, Гримнир склонился, и, схватив Этайн за волосы, притянул к себе.

– Закрой рот и смотри, – прошипел он.

Вдруг из живого клубка выбрался, сжимая кости высоко над головой, Нори. Ликуя, будто одержал только что великую победу, он кое-как разнял братьев и торопливо огласил правила игры: для победы нужно было сделать три удачных броска из пяти.

Насмешливо фыркнув, так тихо, что даже Этайн едва расслышала, Гримнир сел на бревно и стал наблюдать за троицей. Первые три броска отняли у них час: Нори и Нотт спорили даже из-за ничтожных мелочей, от разрешенных поз до истинного смысла фразы «игровое поле»; горбатый Нали все их слова встречал гробовым молчанием и каждый раз выкидывал значение больше, чем его братья. И должен был бы выиграть… но тут Нори объявил два последних тура нечестными, потому что не мог встать ровно.

На четвертый раз Нотт дернул Нали за локоть, и одна из костей отлетела к самому краю озера. Старшие братья ринулись за ней, подскакивая, словно бородатые дети.

– Где упала, там сыграла, червяк! – крикнул Нори.

Опечаленный вырванной из рук победой, Нали поплелся за ними.

Однако когда он поравнялся с Гримниром, тот дернул его за руку ближе к себе. Этайн заметила, как блеснуло железо; Гримнир что-то передал карлику и многозначительно ему подмигнул. Нали моргнул, бросил взгляд на негодяев-братьев и безуспешно попытался спрятать довольную щербатую улыбку.

И вот пришло время бросить кости в последний, пятый раз. Скрюченный коротышка Нали вышел победителем, но тут вперед выступил Нори. Подхалим Нотт юркнул в тень брата, бубня льстивые слова и облизывая потрескавшиеся губы в надежде, что ему перепадут кусочек мяса и капелька крови. Насупившийся Нали встал позади них, скривившись от лютой ярости.

– Я заберу награду, сородич, – сказал Нори со злорадной усмешкой, исказившей его черты. Он шагнул к Этайн.

И в это же мгновение Нали, глухо вскрикнув, нанес удар.

Горбатый карлик отпихнул плечом Нотта, переданный Гримниром нож блеснул в свете костра и по рукоять погрузился в шею гнома. Нори запнулся, закричал от боли, но его крик обратился влажным бульканьем: из раны хлынула черная, вонючая кровь. На его лице застыло неверие. Еще шаг – и он рухнул навзничь, мертвее самого Иуды.

На миг все замерли; повисла оглушительная тишина, которую нарушал лишь треск поленьев в костре. И вдруг из груди Нали вырвалось тоненькое хихиканье. Коротышка запрыгал, заплясал. Когда он закружился, кудахча и припевая, настало время ударить Нотту. Зарычав, будто дикий зверь, средний брат вскочил с земли и сжал на глотке Нали длинные пальцы. Кудахтанье Нали перешло в хрип; Нотт повалил его наземь, и они принялись кататься по земле, молотя, кусая и пиная друг друга. Гримнир и Этайн смотрели, как Нотт когтистыми руками вырывает клочья кожи из шеи Нали, а горбатый карлик, в свою очередь, пытается выдавить брату глаза.

– Только полюбуйся на благородных и могущественных сынов Наинна, – произнес Гримнир. Нотт придавил брата к окровавленному трупу Нори, и Нали, выпучив глаза, безмолвно молил Гримнира о помощи. – Переубивали друг друга за кости и посуленный кусок мяса.

Он сплюнул. Потом поднялся с бревна и подошел к дерущимся гномам. Никто не успел и глазом моргнуть, как он схватил Нотта за волосы, оттянул его назад так, что чуть не сломал ему спину, потом быстрым слитным движением достал сакс и перерезал гному горло. Из широкой раны хлынула фонтаном зловонная черная кровь; она окатила Нали с ног до головы, и тот закашлялся, пытаясь отпихнуть от себя умершего брата.

И даже теперь гном все равно желал получить награду. Он перевернулся на живот и резво пополз к Этайн, в его мертвых глазах зажглись недобрые огоньки голода и похоти. Вонючая кровь брата все еще текла по его лицу, и Нали слизывал ее с губ, двигаясь проворно, словно чудовищный краб. Этайн отшатнулась и попыталась поджать ноги. От одной мысли о грязном прикосновении Нали ее передернуло.

Гримнир схватил его в дюйме от девушки. Он опустил ногу на горбатую спину гнома, прижав карлика к земле и с шумом выдавив из его легких последние остатки воздуха.

– Ты обязан мне жизнью, бородач, – сказал Гримнир. – Открывай проход.

Нали забился, пытаясь вдохнуть.

– Н-но ты сдержишь слово?

– Нет никакого слова. Ты обязан мне жизнью. Открывай, горбун несчастный, или я продырявлю тебе брюхо! – нагнувшись, Гримнир ухватил Нали за волосы и поднял его в воздух. Он махнул Этайн. Девушка поднялась на дрожащие ноги. – Поворачивайся, – Гримнир рассек ее путы одним ударом сакса и, уверенный, что она последует за ним, потащил гнома к проходу в древесном частоколе.

На секунду Этайн замешкалась, глядя ему в спину, но потом подхватила его сумку и поспешила вслед.

– Так ты… ты не собирался меня им отдавать, да?

– С чего бы мне? – Гримнир остановился, чтобы она догнала его. Нали корчился в его руке. – Раскрой глаза, маленькая тупица. Три на одного? А вот теперь расклад мне больше нравится, – и он потряс горбатым гномом, словно мешком. – Так оно, сородич?

– Лжец! – взвизгнул Нали. – Чтоб тебя Имир ослепил!

– А разве я говорил, какую награду обещаю, бородач?

– А они думали… – начала Этайн.

– Дураки вечно додумывают, – Гримнир отпустил Нали и толкнул его к проходу меж деревьев; горбатый гном медленно пошел вперед, хныча себе в бороду и потирая раненое горло. Он шагнул через деревянную арку.

Над головой Этайн встала стена витых стволов. Необычайно древняя крепость из искривленных деревьев и переплетенных ветвей. Стройные березы обнимали гигантские тисы, появившиеся на свет еще при Христе дубы успели пустить множество побегов, и те проросли меж ветвями боярышника и бука. А по краям, словно стражи, сдерживающие напирающую толпу, высились бесчисленные ясени, от нежных деревец до седых старцев с посеревшей корой, которые видели, должно быть, самый рассвет мира. Этайн замерла у врат, дрожа от самой мысли о том, что может за ними скрываться. И впрямь Иггдрасиль, Мировое древо из мифов? Или ее ждет лишь языческий морок, игра теней, которые не осветило еще Слово Божье?

– Давай, – толкнул ее под арку Гримнир. Девушка ахнула. Однако тяжесть мрачных опасений, теснившихся в груди, не заслонила от нее изысканную красоту разросшегося под оградой древ сада. Словно собор, словно языческая святыня из живого дерева. Из выкованных гномами светильников, будто от небывалых тварей из меди и бронзы, струилось белое, золотое, красное сияние. Оно освещало и замысловатый узор на полу – лабиринт переплетенных корней, то и дело норовивших подставить подножку. В сердце сада высился первозданный ясень.

– Иггдрасиль, – прошептал Гримнир.

Этайн закашлялась. Воздух здесь был напитан тяжелым ароматом древних растений, влажной земли и опавших листьев. Девушка различала вдалеке завывание ветра, шелест крыльев и еле слышное стрекотание белки.

Они пошли следом за Нали. Гном приблизился к древу с большим почтением, словно жрец к своему богу; на волчьем лице Гримнира заиграло почти детское изумление, однако холодный расчетливый огонь в глазах не померк, и он стал похож на купца, который подсчитывает выгоду, даже любуясь своим золотом. Этайн же подходила к узловатому скрюченному исполину с недобрым предчувствием.

Перед ясенем, увитая его живыми корнями, стояла каменная чаша, полная мерцающих угольев. Под тяжестью времен от ствола осталась лишь оболочка, и внутрь вела арка из грубо обтесанных камней. Каждый камень обвивала дорожка вырезанных на нем рун. Тьма под аркой была столь беспросветна и глуха, что показалась Этайн игрой света; но девушка никак не могла объяснить пробирающее до костей дуновение ветра, доносившееся с другой стороны.

И вдруг угрюмый гном повел себя очень странно: он протянул руку к чаше с угольями, и в тот же миг вокруг его пальцев собрались и завились голубоватые огоньки. Этайн смотрела на них с ужасом. Гном творил не обычное ведовство, а древнюю магию, старую, как сами камни и лес; она была во власти Дьявола, даже просто наблюдать за ней – значило обречь себя на вечные муки. Этайн не думая перекрестилась…

Нали дернулся, как от удара, колдовское пламя дрогнуло.

– Ай! Чтоб тебя, нитс! Здесь нет места твоему Белому Христу! Отсеки ей руки и вырви язык, сородич, а не то еще накличет на наши головы гнев великих асов! – гном затрясся и сжал пальцами виски.

Рука Гримнира сжалась у нее на загривке.

– Оставь свои штучки, проклятая христоверка! – рыкнул он. – И чтоб больше никаких крестов в воздухе.

Этайн промолчала, хоть и задумалась про себя, что будет, если она начертит распятие и громко помолится Богу. Нали быстро взял себя в руки. Встряхнулся, словно пытаясь избавиться от дурного воспоминания. На его пальцах вновь разгорелось пламя. Горбатый гном пристально посмотрел на дно чаши и поспешно начал свою хриплую песнь.

Этайн не разбирала гортанных повторяющихся слов; но ритм необъяснимо напоминал стук сердца, словно Нали пытался пробудить кого-то от долгого сна. Вновь дохнуло холодом, зловещие синие огоньки затанцевали, задрожали. Под землей что-то шевельнулось, побежало вверх по корням и стволу, затряслись и затрещали над их головами ветви.

Голос Нали превратился в низкий рык:

 
Содрогнулся Иггдрасиль,
Древний ясень.
С громким скрипом
Пробудился великан.
 

Гном кивнул Гримниру. Не разжимая хватки на шее Этайн, тот потащил девушку за собой и встал перед каменной аркой, покрывшейся инеем. Перед ними извивалась и шла волнами, словно живая, кромешная тьма. Послышались звуки, отдаленные, призрачные: скрежет стали, сонм голосов, музыка, грубый смех, предсмертные вопли, вой, дикий рев и треск раздираемой плоти, – сквозь корни Иггдрасиля звучали отголоски всех Девяти миров. Этайн прижала к лицу кулаки и укусила себя за палец, чтобы не взмолиться Всевышнему о защите.

Рядом с ней застыл Гримнир; Нали вдруг оборвал свою песнь, и от наступившей тишины у скрелинга встали дыбом волосы на загривке. Он обернулся…

Внезапно и он, и Этайн покачнулись – гном толкнул Гримнира в спину. Длинные пальцы потянулись к девушке, пытаясь вырвать ее из хватки скрелинга. Она на мгновение встретилась с Нали взглядом: черные глаза гнома блестели похотью и желанием отомстить; Этайн закричала. Гримнир с руганью прижал ее к себе, защищая. Свободной рукой он вцепился Нали в бороду, чтобы свалить его на землю. И тут эхо их борьбы резко оборвалось: все трое провалились в арку и исчезли в сердце Иггдрасиля.