Текст книги "Чисто английское убийство"

Автор книги: Сирил Хейр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

VII
Рождественский обед

Без десяти восемь Бриггс понес в гостиную поднос с графином хереса и бокалами. Ровно в восемь он ударил в большой китайский гонг в холле. Это была совершенно ненужная часть ритуала, поскольку он уже видел, что все пять гостей в сборе; но как часть ритуала она доставляла ему удовольствие. Низкие звуки меди прокатились по огромному полупустому дому, проникая в обветшалые комнаты, не видевшие гостей со времени Первой мировой войны, и пробуждая эхо в помещениях для слуг, где, по всей вероятности, никогда больше не поселятся слуги. Как ни странно, но единственный, кто, по-видимому, наслаждался вместе с Бриггсом этими звуками, был сэр Джулиус, который на миг попал во власть очарования прошлого.

– Замечательный звук у этого старого гонга, – сказал он леди Камилле. – Я вспоминаю, что при открытых окнах он слышен на другой стороне парка. Китайцы лучше всех делают такие вещи. Помню, отец рассказывал мне, что он из вещей, награбленных в Зимнем дворце[7]7
  Во время подавления Боксерского восстания в 1900 году подвергся разграблению Летний дворец, а не Зимний.


[Закрыть] в Пекине. Великие времена! Великие времена! – И он выпил, смакуя, несколько глотков хереса.

– Не хотите ли вы сказать, сэр Джулиус, что разграбление Зимнего дворца – похвальный эпизод в нашей истории? – вмешалась миссис Карстерс.

– Дорогая леди, я просто констатирую факт, что гонг привезли из Зимнего дворца в Пекине, – возразил сэр Джулиус довольно раздраженно.

– Извините, – сказал д-р Ботвинк почтительно Камилле, в то время как шла язвительная дискуссия о событиях, связанных с Боксерским восстанием 1900 года, – но откуда бы ни происходил этот инструмент, не прав ли я, полагая, что он возвещает время обеда?

– Конечно, – ответила Камилла. – Так оно и есть.

– А почему же мы не внимаем призыву и не направляемся в столовую?

– Это никак нельзя! Бриггс еще не объявил, что обед подан. Он всегда выжидает три минуты.

– Понимаю… Так как язык гонга неясен – на то он и китайский, – необходимо, чтобы он был подкреплен объявлением, сделанным на простом английском языке.

– Простом английском, доктор Ботвинк? – не удержалась Камилла. «Странно, – подумала она, – что единственный из всех присутствующих, с кем мне легко говорить, – этот иностранец со своими забавными педантичными суждениями. Джулиус – напыщенный эгоист, миссис Карстерс – зануда, а Роберт…» Она посмотрела туда, где он стоял.

Он молча выпил три стакана хереса подряд и теперь нарочито не замечал ее.

– На простом английском языке, – повторил д-р Ботвинк. – Я знаю, что вы хотите сказать, леди Камилла. Это язык, хотелось бы вам сказать, о котором я не имею права судить. Языком Шекспира и Джонсона я, может быть, и овладел. Но то, что вы называете простым английским языком, – это ряд мычаний и вариаций одного-единственного гласного звука, при помощи которого общаются девять десятых жителей этого острова…

– Обед подан! – торжественно возвестил Бриггс, спасая историка от труда закончить предложение, которое быстро уходило из-под его власти.

– Пойдем в столовую? – сказал Роберт, заговорив в первый раз.

Обеденный стол представлял собой маленький островок в обширной комнате, и в ней, как и предсказал Бриггс, было холодно. Разношерстная компания села за стол в подавленном настроении. Роберт сел во главе стола, но не обнаруживал далее никакого желания выполнять обязанности хозяина. Он ел то, что перед ним ставили, много пил и молчал. Он не скрывал, что ему до смерти скучно, и его поведение дало тон всему рождественскому обеду, обещавшему быть на редкость нерадостным. Однако мало-помалу еда и напитки оказали свое действие. Вслед за миссис Карстерс, болтливость которой ничто не могло обуздать, гости ухитрялись поддерживать то и дело прерывавшийся разговор. И все же чувствовалась напряженность, от которой трудно было отделаться. Долгие паузы между короткими вспышками беседы были наполнены смутным тревожным предчувствием, вызванным не только холодом в столовой.

Под конец положение спас д-р Ботвинк; он сумел сделать так, что обед завершился почти оживленно, на что никак нельзя было надеяться вначале. Очевидно, вспомнив совет Камиллы, он умудрился задать сэру Джулиусу вопрос относительно ловли рыбы на мушку. Государственный деятель посмотрел на него с нескрываемым изумлением. Неужели в этом забавном иностранце – ясно читалось на его лице – есть что-то человеческое?

– А вы рыболов? – спросил он недоверчиво.

– В молодости я очень увлекался этим спортом, – сказал д-р Ботвинк кротко. – На моей родине есть недурные ручьи с форелями; конечно, – добавил он извиняющимся тоном, – их нельзя сравнить с вашими маркширскими реками, но по-своему они недурны.

– Интересно, – сказал сэр Джулиус, одним пожатием плеч сбросив со счетов все воды Центральной Европы. – Я вспоминаю…

Камилла кинула на историка благодарный взгляд. Она знала, что на тему рыбной ловли сэр Джулиус мог распространяться бесконечно долго и скучно, зато можно было рассчитывать, что хоть ненадолго прекратится это гнетущее молчание. Она не ошиблась. Джулиус тут же пустился в рассуждения о технике, трудностях и достоинствах этого спорта с точки зрения измученного государственного деятеля, отдыхающего от своих трудов. Он сравнил себя с покойным лордом Грэем, не совсем к выгоде последнего, и проиллюстрировал эту тему несколькими случаями из своего личного опыта, столь же увлекательными для слушателей, как и все рассказы рыболовов. Когда он предоставил своей аудитории поразмыслить над необычностью одного случая, д-р Ботвинк, который, казалось, слушал его лекцию с захватывающим вниманием, заметил:

– Ловля форели очень напоминает любовное приключение, не правда ли?

– То есть? – Сэр Джулиус явно был озадачен.

Миссис Карстерс, которая уделяла его монологу мало внимания, оцепенела. Даже Роберт поднял глаза от индейки и удостоил д-ра Ботвинка взглядом.

– Неужели это никогда не приходило вам в голову, сэр Джулиус? Это сравнение всегда представлялось мне исключительно точным. Посмотрите. – Он поднял руку и стал перечислять свои доказательства, загибая пальцы: – Согласитесь, что в обоих случаях вы поставлены перед необходимостью для начала пойти на хлопоты и значительные расходы, в особенности на покупку наживок и дорогих приманок, многие из которых в конце концов оказываются лишними. Затем, когда стадия подготовки закончена, за ней следует – не так ли? – период мечтаний, когда накануне событий вы предвкушаете несказанное блаженство. Третья стадия: свидание состоялось – на берегу или в другом месте, как придется, смотря по обстоятельствам. Ваша добыча перед вами, вы переживаете восхитительную агонию предвкушения и неуверенности. Но подумайте о трудностях и разочарованиях, с которыми вы можете столкнуться, и о роковых ошибках, которые вы можете совершить вплоть до последнего момента, когда успех кажется несомненным. И прежде всего не забывайте, что, как бы вы ни были искусны, вы можете потерпеть поражение из-за пассивности и робости вашей жертвы, если только не подойдете к этой задаче с тем сочетанием пыла и осторожности, которое и является даром любовника. И наконец – высший миг триумфа. Как великолепно – и как коротко!

Он закончил свою речь, осушив во внезапно наступившем молчании бокал шампанского.

– Ну, знаете ли! – воскликнула миссис Карстерс. Она покраснела и сидела еще более прямо, чем обычно.

Д-р Ботвинк посмотрел на нее с тревогой. Неужели, читалось на его лице, он опять оскорбил этих непостижимых англичан? Отведя взгляд от вида оскорбленной добродетели, он сказал примирительно:

– Боюсь, что вы не совсем согласны с моим сравнением, сэр Джулиус?

– Нет, – сказал сэр Джулиус, – нет.

Его любимое развлечение предстало перед ним в новом свете, и он еще не мог понять, обижает это его или забавляет. Чтоб оттянуть время, он тоже выпил шампанского, и вино великодушно решило за него.

– Не вполне, – продолжал он. – Потому что мне случалось поймать до полудюжины рыб за двадцать минут, а я никогда не слышал о мужчине, который…

– Сэр Джулиус! – загремела миссис Карстерс и как-то зловеще замолчала.

Камилла невольно рассмеялась, скорее всего от облегчения, и совсем неожиданно вслед за ней закатился хохотом Роберт.

Когда несколько минут спустя Бриггс подал рождественский пудинг, он застал гостей, как потом доложил Роджерсу, «такими веселыми, что и не поверишь».

Неожиданно воцарившееся хорошее настроение продержалось до конца обеда. По общему соглашению, дамы остались после десерта в столовой и видели, как драгоценному портвейну 1878 года крепко досталось от Джулиуса и еще крепче от Роберта.

Вошел Бриггс спросить, подавать ли кофе в гостиную. Его строгое лицо выразило неодобрение, когда он увидел, как Роберт выливает последние капли из графина в свой бокал. Камилла заметила это, но поняла неправильно. Роберт действительно выпил достаточно. От полной молчаливости он перешел к крайней болтливости. В известной мере это было к лучшему. В нем она узнавала того Роберта, каким он был в прошлом, – остроумного, простого и дружелюбного. Он подшучивал над политическими взглядами сэра Джулиуса и миссис Карстерс и даже был вежлив с д-ром Ботвинком. Но грань между тем, когда от выпивки добреют и когда снова впадают в озлобленность, неуловима. Ее можно перейти, и Роберт мог сказать или сделать что-нибудь совершенно непростительное.

– Кофе, наверное, в гостиной, – сказал Роберт. Последние капли невозвратного полувекового вина исчезли у него в горле. – И разложите карточный стол. Мы сыграем в бридж.

– Слушаюсь, мистер Роберт.

По дороге в гостиную д-р Ботвинк отвел Камиллу в сторону.

– Пожалуй, сейчас настал удобный случай удалиться с вашего позволения, – сказал он. – Вы сыграете вашу партию в бридж без меня, я буду только лишним.

– Глупости, – возразила Камилла твердо. – Вы не можете покинуть нас теперь. Кроме того… – Она бросила взгляд в сторону Роберта, который шел впереди с преувеличенной осторожностью пьяного.

– Он слегка опьянел, правда, – спокойно констатировал д-р Ботвинк. – Так вы думаете, что мое дальнейшее присутствие может оказаться полезным?

– Полезным? Дорогой мой, неужели вы не понимаете, что вы буквально спасли положение за обедом?

– Ах вот оно что! – Историк тонко усмехнулся. – Но это было очень легко. Я просто вспомнил знаменитое изречение сэра Роберта Уолполя относительно застольных бесед и поступил в соответствии с ним.

– Может, оно и знаменитое, но я никогда о нем не слышала. А что сказал сэр Роберт Уолполь?

Д-р Ботвинк заколебался.

– Пожалуй, мне не следует цитировать его, – сказал он. – Вероятно, его не включают в учебники истории для молодых девиц.

VIII
Последний тост

Оставалось десять минут до полуночи. Только что закончилась последняя партия бриджа – сэр Джулиус и миссис Карстерс играли против Роберта и Камиллы. Д-р Ботвинк, который остался вне игры, отодвинув портьеру, смотрел за окно. Насколько он мог разглядеть, снег валил по-прежнему. Д-р Ботвинк вздрогнул, отпустил портьеру, повернулся и стал смотреть на маленькую группу, сидевшую за карточным столом. Сэр Джулиус, с сигарой в зубах, громко ворчал, стараясь подсчитать очки. Миссис Карстерс, сидевшая напротив него, не скрывала презрения к медлительности своего партнера. Лица Камиллы почти не было видно, так как она сидела вполоборота к нему, но д-р Ботвинк заметил все-таки, что она очень бледна. Его поразило, что она держалась необычно скованно и напряженно. Она смотрела на Роберта, развалившегося в кресле, и д-р Ботвинк догадывался, что если б он видел ее лицо, то разглядел бы в ее глазах тревогу и ожидание. Он перевел взгляд на Роберта. Было ясно, что хорошее расположение духа, посетившее его за обедом, уже прошло. В Роберте чувствовалась какая-то агрессивность, что отражалось на его игре: последние полчаса он играл нелепо и неудачно. Д-р Ботвинк, незаметный наблюдатель, сидящий в тени, смотрел на него с холодной и неуклонной неприязнью и вспоминал других людей, придерживавшихся принципов, не очень отличных от принципов Лиги свободы и справедливости, которые добродушно галдели под хмельком, а потом совершали бесчеловечные преступления.

– Вы все еще не подсчитали очки, сэр Джулиус? – резко спросила миссис Карстерс. – Посмотрите, который час? Мне уже давно пора быть в постели.

– Вы не ляжете сейчас, – сказал Роберт хрипло. – Вы должны остаться, чтобы встретить Рождество.

– Совершенно не обязательно, – твердо возразила миссис Карстерс. – Мне надо рано встать завтра утром, чтобы пойти в церковь, что бы там ни собирались делать другие.

– Боюсь, что это будет невозможно, – вмешался д-р Ботвинк. – Судя по тому, что я видел до сих пор, смею утверждать, что завтра утром заносы никому не позволят пойти ни в церковь, ни куда бы то ни было еще.

Вид у миссис Карстерс был расстроенный и встревоженный.

– До церкви два шага, – возразила она. – Наверное, для нас смогут расчистить туда дорожку?

– Кто, голубушка? Кто это сделает? – сказал Роберт с грубым смехом. – Грумы и помощники садовника? Видимо, вы забыли, что в Уорбеке теперь нет таких слуг. Вы и сэр Джулиус позаботились об этом!

Миссис Карстерс не обратила на него никакого внимания.

– Сэр Джулиус, – сказала она со зловещим спокойствием, – может быть, вы позволите мне помочь вам подсчитать? Кажется, вы несколько затрудняетесь.

– Нет, нет, все в порядке, – пробурчал Джулиус в сигару, роняя пепел на стол. – Было трудновато, но сейчас я справился. Позвольте… Восемь и шесть – четырнадцать, переносим единицу… Получается, миссис Карстерс, что они должны нам один фунт четыре шиллинга и пять пенсов. Поздравляю…

– Дайте посмотреть! – Миссис Карстерс протянула руку через стол и раньше, чем он успел запротестовать, взяла его листок с подсчетами. – Я убеждена, что вы ошиблись! Семь и четыре – одиннадцать, и еще десять – двадцать один. Я же говорила вам! Должно быть фунт четыре шиллинга и девять пенсов… Право, сэр Джулиус, для министра финансов…

– Полно, полно! – ответил сэр Джулиус, нимало не смущаясь. – Слава тебе, Господи, чтоб управлять финансами государства, вовсе не нужно быть знатоком арифметики. Больше того, один из моих предшественников не знал даже десятичных дробей и, когда он увидел их впервые…

– Да, да, сэр Джулиус, – прервала язвительно миссис Карстерс. – Я уверена, что все здесь присутствующие слышали эту историю по крайней мере один раз. И я могу сказать, что с тех пор она служила главным извинением всех незадачливых министров финансов.

– Не-за-дач-ли-вых! – Сэр Джулиус отчеканивал один слог за другим с видом веселого изумления. – Честное слово, это эпитет, который я в последнюю очередь ожидал услышать по отношению к себе, да еще из такого источника, миссис Карстерс! Думаю, я не ошибусь, предположив, что он относился ко мне?

Миссис Карстерс не ответила прямо на этот вызов. Она ограничилась пожатием плеч и улыбкой не совсем в рождественском духе.

– Потому что, если вы имели в виду меня, – продолжал сэр Джулиус тоном упрека, – то я считаю уместным подчеркнуть, что не таковыми я представлял себе взгляды моего лояльного сотрудника… – он произносил слова не так четко, как следовало. Сделав паузу, он откашлялся и вызывающе повторил: – …сотрудника и коллеги, вашего супруга.

Он начал грузно подыматься, как бы показывая этим, что спор закончен, но тщетно. Будь он вполне трезв, он понял бы, что если что и может вызвать возражение, так это упоминание имени Аллана Карстерса.

– Да! Мой муж действительно лоялен! – Преданная жена говорила с задыхающейся быстротой. Кончик ее красного и блестящего носа подрагивал от волнения. – Даже слишком лоялен, сэр Джулиус, как думают некоторые его лучшие друзья в ущерб собственным интересам! У меня одна надежда, что из-за его бескорыстия не пострадают интересы его страны. Повторяю, я надеюсь на это, но бывают моменты, когда моя надежда начинает рушиться. В моем положении я вынуждена молчать, но раз вы нашли возможным упомянуть в нашем споре его имя, позвольте мне сказать откровенно здесь же и теперь же: я уверена, что не одна я сожалею о том, что в такой критический момент нашей истории государственные финансы находятся не в его руках, а…

– В руках вашего покорного слуги, миссис Карстерс? – Сэр Джулиус решил, что настало время пролить елей своего добродушия на так опрометчиво взбаламученные им воды. – Ну, вряд ли в разговоре на эту тему вы можете ждать от меня полной беспристрастности. Если позволите мне высказать мое мнение – этот вопрос лучше не обсуждать… даже среди друзей. – Он обвел взглядом комнату и задержал его на момент на д-ре Ботвинке, перед которым неожиданно приоткрылся уголок современной английской политики. – Но поскольку мы среди друзей, – продолжал он, осознав, что среди его аудитории имеется некто, на кого, пожалуй, стоит произвести впечатление, – то позвольте мне со всей искренностью сказать следующее: если б с нашим уважаемым премьер-министром что-либо случилось – Боже упаси! – и если бы из-за этого на меня пала задача формирования кабинета – что может случиться, – то полагаю, что мне не пришлось бы искать кандидата на пост министра финансов – им был бы не кто иной, как мой старый друг и товарищ по оружию Аллан Карстерс!

– Слушайте, слушайте Джулиуса! Слушайте! – В голосе Роберта слышалась пьяная насмешка, которая резанула чуткий слух министра.

– Вы сказали: фунт четыре шиллинга и девять пенсов, миссис Карстерс? – быстро проговорила Камилла. – У меня здесь как раз столько. – Слегка дрожащими пальцами она достала из сумочки деньги и протянула их через стол.

– Спасибо, Камилла, милочка. Это очень благородно с вашей стороны.

Роберт встал и, пошатываясь, подошел к своей кузине.

– Один фунт четыре шиллинга и девять пенсов, – повторил он с грозной улыбкой на полных губах. – Кажется, Джулиус, у меня нет с собой наличных. Наличность – такой товар, которого этой ветви нашей семьи обычно не хватает. Жаль, конечно. Премировать бы вас за вашу прекрасную речь. Примете чек?

– Конечно, дорогой.

– Великолепно! Тогда я дам вам чек завтра утром. Да, кстати, вы, вероятно, не станете возражать, если он будет от Лиги свободы и справедливости?

Сэр Джулиус отшатнулся, как будто его ударили. Его лицо побледнело от гнева. С трудом овладев собой, он сказал сдавленным голосом:

– Если это было сказано в шутку, Роберт, я могу только заметить, что это шутка самого дурного тона.

– Какие там шутки! Я говорю совершенно всерьез. Никак не ожидал, что вы так разборчивы насчет того, откуда поступают деньги, раз их получаете вы. Это непохоже на вас, Джулиус.

– Как вы смеете предполагать, что я принял бы деньги от такой банды! Позвольте сказать, молодой человек, что ваша связь с вашей так называемой лигой ставит вас под угрозу – под очень серьезную угрозу!

С насмешливой важностью Роберт поклонился.

– Благодарю за предупреждение, дорогой кузен! – сказал он. – Я сам могу позаботиться о себе. Во всяком случае, я не нуждаюсь для своей охраны в полицейской ищейке. Да, кстати, где он? Что-то его не видно. Уж не торчит ли он за дверью с записной книжкой и карандашом в руках? Пусть тогда войдет! Его-то как раз и не хватает, чтоб наша счастливая компания была в полном сборе! Авось он одолжит мне фунт четыре шиллинга и девять пенсов!

Он направился к двери, но Камилла быстро поднялась и преградила ему дорогу.

– Не глупи, Роберт, – сказала она. – Я заплачу сэру Джулиусу за тебя, если хочешь.

Роберт остановился и посмотрел на нее сверху вниз с сумасшедшей ухмылкой.

– Один фунт четыре шиллинга и девять пенсов, – повторил он. – Ты так ценишь меня, Камилла? Да еще после сегодняшнего приключения? Какой у тебя, должно быть, прекрасный, всепрощающий характер! И какая жалость, что все это впустую, правда? Но не стой у меня на дороге. За дверью находится этот образцовый малый из Скотланд-Ярда, который ждет не дождется, чтобы его впустили.

С противоположных сторон комнаты к нему подошли д-р Ботвинк и сэр Джулиус.

– Леди Камилла, может быть, я… – начал д-р Ботвинк.

– Роберт, вы пьяны! Вы должны немедленно лечь в постель! – одновременно сказал сэр Джулиус.

Оттолкнув их, Роберт сделал два шага к двери. Но едва он подошел к двери, как она отворилась и появился Бриггс. Он нес поднос, на котором стояли бутылка шампанского и шесть бокалов. Двигаясь с величественной неторопливостью, он пересек комнату, где неожиданно наступило полное молчание, и поставил поднос на стоявший у стены столик.

– За каким чертом все это, Бриггс? – спросил Роберт.

– Осталось всего несколько минут до полуночи, мистер Роберт, – ответил Бриггс спокойно. – Я принес шампанское, чтобы по обычаю выпить на празднике.

Роберт сперва рассмеялся хриплым смешком, потом все громче и громче, пока не стало казаться, что у него нет сил остановиться. Невеселый хохот наполнил комнату.

– По обычаю! – воскликнул он. – Замечательно! Вы правы, Бриггс! Давайте поддерживать традиции, пока можно! Последнее Рождество в старом доме – благодаря кузену Джулиусу и его разбойничьей шайке! Налейте бокалы, Бриггс, и возьмите один себе.

– Слушаюсь, сэр. – Ровный тон дворецкого, казалось, принадлежал к совершенно иной жизни, чем несдержанные выкрики Роберта. Бриггс открыл бутылку и стал наливать бокалы.

– А где же ангел-хранитель, Бриггс? Он должен был бы присутствовать при этом.

– Сержант уголовной полиции, сэр, – сурово сказал дворецкий, продолжая свое дело, – отдыхает в людской. Я думаю, что там он чувствует себя свободней. Ваш бокал, миледи.

Он по очереди обошел с подносом Камиллу, миссис Карстерс, сэра Джулиуса и д-ра Ботвинка. Потом повернулся к Роберту.

– Ваш бокал, мистер Роберт, – сказал он. – Уже почти пора.

– Время бежит! – дико выкрикнул Роберт. Когда он поднял бокал, вино выплеснулось через край. Он окинул взглядом комнату. – А одно мы забыли, Бриггс: портьеры еще задернуты и окна закрыты. Так не полагается в сочельник. Мы должны впустить Рождество!

– Этого нельзя сделать, сэр, – возразил Бриггс. – Сейчас на дворе жестокий мороз и валит снег.

– Ну и что из того? Ведь речь идет о традиции! – Роберт оставил свой бокал на карточном столе и бросился к тяжелым портьерам. Раздвинув их двумя резкими движениями, он распахнул широкое низкое окно. Порыв морозного воздуха ворвался в комнату, и вихрь снежных хлопьев опустился на ковер. Со взлохмаченной от ветра головой Роберт стоял у черного проема, пристально вглядываясь в темноту. Потом повернулся и заговорил.

– Слушайте! – приказал он. – Слышите? Подойдите к окну все! Ближе! Камилла! Бриггс! Подойдите, Джулиус, глоток свежего воздуха вам не повредит! Слышите теперь?

Маленькая группа как зачарованная повиновалась его призыву и столпилась на пронизывающем холоде у открытого окна. Сквозь завывания ветра они расслышали отдаленный звон церковных колоколов.

– Уорбекский перезвон! Звонят в Рождество, звонят по Уорбекам! За исключением старого толстомясого Джулиуса, который выплывет, что бы ни случилось! Слушайте вы все! – Он вдруг повернулся и сделал несколько шагов к середине комнаты. Его пиджак был спереди облеплен снегом, он дышал тяжело, как будто только что закончил бег. – Я хочу объявить новость, важную новость, не пропусти ее мимо ушей, Камилла. Я…

Он вдруг замолчал. Колокольный звон прекратился. Вместо него церковные часы стали отзванивать четверть.

– Рождество! – пробормотал он. – Сначала надо провозгласить наш тост. Где мой бокал? Бриггс, олух вы этакий, куда вы дели мой бокал?

– Он на карточном столе, мистер Роберт.

– А, вот он! – Нетвердой рукой Роберт взял бокал в тот миг, когда гулко прозвучал первый удар полуночи. – Вы все готовы? За Уорбек-холл, да поможет Бог этому старому дому!

Он осушил бокал, мгновение постоял, потом лицо его ужасно исказилось, он схватился левой рукой за горло и, выпустив бокал из правой обессилевшей руки, рухнул лицом вперед и так и остался лежать ничком.

– Роберт! – Голос Камиллы был перекрыт последним гулким ударом часов.

– Он в обмороке! – воскликнула миссис Карстерс.

– А все от пьянства! – пробормотал сэр Джулиус, подходя, чтобы поднять упавшего.

Но д-р Ботвинк опередил его. Опустившись на колени возле распростертой фигуры, он поднял голову Роберта, бросил беглый взгляд на его лицо и снова опустил его голову на пол.

– Кажется, он мертв, – сказал он четко и спокойно.