Текст книги "Книга про тебя"

Автор книги: Симон Соловейчик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Изыскатели и «тюфяки»

Вот, наверно, за что тебя больше всего ругают: за лень. Мама говорит, что такого лентяя, как ты, свет еще не видывал. Директор школы тоже жаловался: «Способности не плохие, но с ленцой парень».

И ты уже сам привык к мысли, что ты лентяй, и это тебе кажется даже удобным. Например, не хочется утром вставать – лежишь и успокаиваешь себя: «Тут уж ничего не поделаешь, такой уж у меня характер – ленивый я». Вроде с тебя и взятки гладки – все дело в характере.

Но человек сам отвечает за свой характер.

Это точно, это в любом учебнике психологии можешь прочитать!

А дело тут не в лени. Когда тебя ждет интересное дело, куда только она девается – эта самая лень!

Значит, надо всю свою жизнь сделать интересной, тогда и характер твой изменится.

В книжке писателя Сергея Голицына «Сорок изыскателей» я прочитал: «Есть на свете изыскатели и есть… „тюфяки“».

Интересно сказано! Не правда ли, хочется сразу подумать о себе: а кто же я – изыскатель или «тюфяк»?

Изыскатели – люди деятельные, любознательные.

Они всегда увлечены делом, для которого им не жаль ни времени, ни сил. Изыскатель умеет ставить себе цель и идти к ней.

А «тюфяки»? Обидное, конечно, слово, но что поделаешь! Есть ведь такие ребята! Их ничто на свете не интересует. Они готовы часами болтаться у ворот, слоняться по двору, изнывая от безделья. Такие ничем не увлекутся: в спортивную секцию не пойдут, и аквариум не станут заводить, и электромоторчик мастерить… Все им кажется хлопотным и скучным. Чем же не «тюфяки»? Право, их даже жалко становится, когда подумаешь, какой неинтересной Жизнью они живут! Без дела расслабляется воля, без увлечения тускнеют дни. Только и радости, что уроки дома да уроки в школе…

В Эстонии, под Таллином, в местечке Нымме, меня познакомили с восьмиклассницей Ютой Веймар. Это славная девочка, очень красивая. Вот что я узнал про Юту.

У местечка Нымме очень богатая история. Однако ее никто никогда не изучал. Юта рылась в древних летописях, расспрашивала старых людей и написала историю Нымме. Изыскания Юты уложились в тоненькой тетради. Но по этой тетради теперь готовятся к урокам учителя нескольких школ.

Может быть, тебе это тоже кажется скучным – рыться в летописях? Но, наверно, ты и не пробовал делать это, так что не торопись пожимать плечами. Разыскивать то, чего никто до тебя не знал, – что может быть интереснее!

Однажды вечером Юта собралась вести пионеров по окрестностям Нымме. Я попросил, чтобы они взяли меня с собой. Юта пожала плечами: пожалуйста, мне все равно, и я подумал: «Какая вялая девочка!»

Но когда ребята, освещая путь фонариками, добрались до старинного разрушенного замка и начали подниматься по крутым лестницам на башни, взбираться на какие-то странные каменные фигуры, медлительность Юты как рукой сняло. Она пробиралась в самые далекие и темные уголки, куда и мальчишки побаивались сунуться. А самое увлекательное началось, когда Юта негромко и быстро стала рассказывать историю всех этих руин, причем она вовсе не заботилась о том, слушают ее или не слушают: слушали все!

Возвращаясь, я думал: «Вот у этой девчонки настоящий характер изыскателя!»

Скучная жизнь, которой все завидуют

Побеждать себя очень трудно. Рассказывают, что летчики, которые буквально на все готовы – лететь в стратосферу, или на бреющем совершать полеты в сложных метеорологических условиях, или выполнять сложнейшие фигуры высшего пилотажа, не очень-то любят прыгать с парашютом. И даже космонавты, люди необычайного мужества, первое время без энтузиазма занимаются прыжками с парашютом. А думаешь, большая радость сидеть в жаркой термокамере, этой «чертовой бане», как назвал ее Андриян Григорьевич Николаев? А ротор, который крутит тебя сразу в трех направлениях? А сурдокамера, где ты сидишь неделями в полной тишине, не слыша человеческого голоса, не зная, что происходит там, на вольной воле?

Однажды, когда Андриян Николаев находился в этой самой сурдокамере, неожиданно погас свет и завыла сирена. Тревога? Авария? Что делать? Николаев спокойно отложил бортжурнал и, как рассказывает один журналист, «…хладнокровно, пожалуй, даже с интересом стал наблюдать за летающим багровым лучом и слушать мрачный рев сирены. „Железная психика!“ – сказал врач».

Человек научился побеждать себя…

А с чего он начал? Нельзя ли и нам с тобой на чем-нибудь потренироваться?

На первых порах никаких сложных установок не потребуется. И в обычной жизни есть немало поводов повоевать с самим собой.

Вот, например, тебе иногда кажется: стоит закурить или выпить водки – и ты уже «настоящий мужчина». В твоей школе есть, наверно, такие ребята. На переменках они собираются в уборной, курят, сплевывая на пол, через слово ругаются. Когда ты был поменьше и поглупее, ты немножко завидовал их развязности и тоже хотел стать «мужчиной». А может, и сейчас еще завидуешь?

Что ж, нет ничего проще. Курить ты, в конце концов, научишься. Сначала будет голова кружиться, а потом привыкнешь. Водку пить противнее, но и этому можно научиться.

Можно…

Но зачем?

Сила человека заключается совсем не в том, чтобы делать запретное. Это только кажется силой, а в действительности это слабость.

Один из хороших способов укрепить волю – не поддаваться дурным соблазнам.

Стань выше тех, кто смеется над тобой, когда ты отказываешься закурить. Уйди от человека, рассказывающего пошлые анекдоты. Скажи самому себе: «Водку не пью».

Конечно, может случиться так, что при этом ты потеряешь кое-кого из своих дружков, а то и врагов наживешь. Быть «не как все» немножко опасно.

Но зато ты выиграешь в глазах настоящих людей. И в своих собственных. Дело ведь не в том, что кто-то запретил тебе курить, пить, играть на деньги. Ты сам себе запретил это – значит, у тебя есть воля.

А волевых, сильных людей уважают.

У писателя Эммануила Казакевича в повести «Синяя тетрадь» есть такой разговор Владимира Ильича Ленина с рабочим Емельяновым. Разговор этот происходил ночью у шалаша, в котором Ленин скрывался от жандармов.

«– Тут один недостаток, – негромко сказал Ленин.

– Комары? – Емельянов виновато развел руками. – Да, комарья много, особенно ночью.

– Нет, не то. Нельзя работать по ночам, вот что худо.

– Может, оно и лучше, – заметил Емельянов. – Отдохнете.

– Хорошо курильщикам, – сказал Ленин после короткого молчания. – В такую вот ночь без света сидят и курят трубочку… И безделье, в сущности, и все-таки какое-то занятие.

– А вы давно не курите?

– Никогда не курил. Времени не было, и потом – лишний расход. Жили более чем скромно, каждую копейку приходилось рассчитывать. Помимо того – отвлекает. Страстишка хоть и небольшая, а все же страстишка. Привыкнешь – замучаешься без табака, не сможешь работать. А в нашем ссыльном да эмигрантском бытии остаться без табака было весьма нетрудно. Так и прожил скучную жизнь: не курил, не пил вина, за барышнями почти не ухаживал… – Он рассмеялся. – Но интересную все-таки жизнь, как вы думаете?»

Нам бы с тобой прожить такую «скучную» жизнь!

Умеешь быть добрым?

Вот какое наступило трудное время в твоей жизни: все люди вокруг не нравятся тебе и сам ты перестал себе нравиться.

Так хочется, чтобы каждый, кто с тобой рядом, был благородным, справедливым, смелым. А люди все какие-то обыкновенные. И учителя, которых раньше уважал, теперь вызывают порой злость и досаду. Ты иногда совершаешь такое, что самому стыдно становится. Вот недавно на зоологии объясняла учительница урок и вдруг вызвала тебя: «Повтори, что я сейчас рассказывала». Ты отвечал невпопад. Не о том думал. На уроке сидела Анна Петровна, классный руководитель. Она человек горячий и заботливый, она вас всех любит, и, если кого-нибудь из класса ругают, она огорчается и волнуется так, будто это ругают ее. И вот прямо на чужом уроке – такой странный человек! – подскочила она к твоей парте и давай, и давай… О чем, дескать, ты думаешь да что скажет мама.

Вдруг – что с тобой случилось? – такая злоба поднялась! Неожиданно для себя ты закричал: «Пошли вы все к черту!» – и убежал из класса. И сам испугался: что наделал? Хорошо, что Анна Петровна золотой человек. Что-то она там ребятам сказала, и все потом делали вид, будто ничего не произошло, и никто с тех пор об этой истории не вспоминал.

Нет, так нельзя. Надо взять себя в руки.

…Нас было три друга – Юрка Нифонтов, Валька Коровкин и я. Юрка был самый высокий, и мы за это особенно уважали его. Потом я стал быстро расти, расти и скоро перегнал всех. Но к этому времени оказалось, что уважают не того, кто выше всех, а того, кто самый сильный, у кого широкие плечи. И опять это был Юрка Нифонтов.

Прошло еще немного времени, мы давно перестали драться и «стыкаться» по каждому поводу, и теперь уже неважно было, кто сколько раз может подтянуться на перекладине. Мы научились уважать людей не за силу мускулов, а за силу духа, за твердость характера, за уверенность в себе и справедливость к товарищам. И опять наш Юрка Нифонтов был первым…

В чем тут дело? Человек растет, становится умнее, сильнее и меняет взгляды на людей. Сначала ценит в них одно, потом другое, потом третье, пока не научится правильно понимать окружающих его.

Начиная с седьмого или восьмого класса, с тобой как раз и происходит такое: ты начинаешь смотреть на людей совсем по-новому. Как будто вдруг прозрел и замечаешь то, чего раньше не замечал. Взять хотя бы маму. До сих пор она на каждом шагу делала тебе замечания, а ты терпеливо сносил их. А теперь вы как будто ролями поменялись. Пошли с мамой в театр, и началось мучение: то тебе кажется, что мама слишком громко говорит, то будто она слишком медленно идет, и одета она не так, и замечания о спектакле делает не такие умные, как хотелось бы тебе услышать. Ты раздражаешься, сердишься, сердишь маму, и вы оба не получаете от театра никакого удовольствия.

И с товарищами отношения портятся. Тебе кажется, что они не умеют дружить, плохо к тебе относятся. Ты ссоришься со всеми, выискиваешь в друзьях несуществующие недостатки.

Но ты неправ. И вот почему.

Ты вырос. Твой глаз стал зорче, душа более чуткой, мысль – свободнее. С тебя больше спрашивают, и ты сам требовательнее относишься к людям. Но ты еще не научился понимать товарищей и взрослых. Недостатки ты прощаешь пока что только одному человеку на свете: самому себе… Ведь ты отлично понимаешь себя и знаешь, что каждый твой поступок, пусть и не совсем красивый, можно как-то объяснить. К себе ты добр. Осталось научиться быть добрым к другим… Постарайся сдерживать себя, потому что очень скоро – вот увидишь! – будешь со стыдом вспоминать это время.

Однажды я был на заседании совета дружины, где ругали паренька-семиклассника за то, что он не выполнил поручения. Не помню, что он там такое натворил. Кажется, не нарисовал заголовок для стенгазеты. И вот один из членов совета дружины вкрадчиво спросил паренька:

– Ты зачем вступал в пионеры?

Провинившийся молчал.

– Нет, ты ответь, зачем вступал? Ты помнишь про торжественное обещание?

– Мне кажется, – поднялся второй, – у него просто совести нет… Сегодня он обманул товарищей, а завтра предателем станет…

Художнику было стыдно, больно. Но именно это и доставляло удовольствие пионерам-прокурорам.

А мне, честно говоря, казалось, что «обсуждать» надо не столько художника, сколько того паренька, который произносил речь о «предательстве», и его друзей. Плохо, конечно, что художник не нарисовал заголовок. Но еще хуже, что ребята такие недобрые. Что им доставляет удовольствие чувствовать свою власть, унижать человека.

Мы потом долго говорили о том, что надо быть чутким к товарищу. Если его надо поругать – поругайте, но не тяните из него жилы. Если надо пристыдить – стыдите, но так, чтобы стыдно было за него, а не за вас. Надо быть нетерпимым к несправедливости, нечестности, разболтанности. А товарищей всегда надо стараться понять. Надо всегда уважать их, даже если они совершили какие-то проступки.

Кому открыта радость?

В жизни много радостей, и только взятые вместе они делают человека по-настоящему счастливым.

Радость от восхода солнца, когда первый острый красный луч с силой пробивается сквозь верхушки деревьев; от чистых звезд в темном небе; от переливчатого журчания ручья в тишине ночи; от пения птиц; от блестящего снега в морозный день и мерного шума волн.

Радость от умной книги, волнующей душу любимой музыки, от картины, если ты ну просто не можешь уйти от нее – все время оборачиваешься; от глубокого фильма и праздничного спектакля.

Радость от переживаний любви, когда узнаешь, что девчонка, которая для тебя все, тоже любит тебя.

Радость общения с людьми, от умного разговора; от смеха и от песен, от танцев и от игр.

Радость за родных, за друзей, за людей, за их успехи, их счастье.

Радость уставшего, крепнущего тела, бодрого и здорового, утомившегося и отдыхающего.

Радость от вкусной еды, удобных, красивых, модных вещей, просторного и светлого жилья.

Радость любимого занятия, за которым забываешь все, особенно если ты коллекционер и тебе удается достать редкую марку или книгу, или ты рыболов, охотник, и у тебя хорошая добыча…

Радость от удачи, от везенья, от всякого значительного поворота в твоей жизни – когда приняли тебя в институт или на хорошую работу; когда тебя похвалили и вправду есть чем гордиться…

Радость от окончания трудной работы, от победы, от сознания собственной силы, от уверенности в себе.

Чем больше этих радостей доступно тебе, чем глубже они захватывают тебя, тем полнее твоя жизнь, тем больше ты ее любишь.

Владимир Ильич Ленин, как никто другой, отдавался труду и борьбе, но кто назвал бы его аскетом, отрешенным от жизни?

А. М. Горький писал о Ленине: «Он умел с одинаковым увлечением играть в шахматы, рассматривать „Историю костюма“, часами вести спор с товарищем, удить рыбу, ходить по каменным тропам Капри, раскаленным солнцем юга, любоваться золотыми цветами дрока и чумазыми ребятами рыбаков… Он любил смешное и смеялся всем телом, действительно „заливался“ смехом, иногда до слез».

Для того чтобы принести людям что-то доброе, хорошее, надо самому быть человеком, сердце которого открыто для радости.

Представь себе, что твой отец, желая сделать для семьи жизнь получше, возьмет еще и работу на вечер, и будет приходить домой поздно, усталый, злой и молчаливый… Что толку будет от заработка? Какая радость от отца? Какое счастье в доме?

Этот пример – подумай над ним! – можно распространить и на всю нашу жизнь. Человек придавленный, озабоченный, угрюмый ничего хорошего не даст людям; если человек не умеет любить жизнь, от него мало пользы, как бы здорово он ни работал.

Ты живешь для того, друг, чтобы самому испытать все радости жизни, полной мерой насладиться ими и сделать все от тебя зависящее, чтобы это счастье было доступно всем людям.

Мы все хотим, чтобы именно ты жил очень хорошо. И не когда-то там в будущем, а каждый день твоей жизни; и нам горько, если в твоей жизни что-то не ладится. А ты, в свою очередь, включен в это понятие: «мы все»; ты хочешь, чтобы и твой друг жил лучше, и еще многие люди. И мы все вместе – и ты, и я – добиваемся этой лучшей жизни – для тебя, для меня, для твоего брата, для того незнакомого человека, который – выгляни в окно! – торопится куда-то по улице.

«Я» и «мы»

…A ведь, наверно, и с тобой бывало такое: рассоришься со всеми в классе, со всеми своими домашними, с целым светом, идешь по улице, изобретаешь сладкие планы мести – вплоть до самоубийства назло всем – и думаешь о том, что ты никому не нужен, и тебе никто не нужен, и отныне ты всю жизнь будешь держаться отчужденно и независимо от всех. Будешь жить в гордом одиночестве.

Конечно, это быстро проходит: на другой день все эти черные мысли забываются, и ты живешь, как прежде, как всегда – беззаботно.

Но стоит поразмышлять на эту тему спокойно: а кто ты есть? Какое место занимаешь ты среди других людей?

…Песню «Пусть всегда будет солнце» поют все. Особенно нравятся строчки ее припева:

 
Пусть всегда будет небо,
Пусть всегда будет солнце,
Пусть всегда будет мама.
Пусть всегда буду я!
 

Но вот – странное дело! – с тех пор, как песня эта распространилась, в редакции газет время от времени стали поступать гневные письма такого, примерно, содержания: «Почему разрешают ее петь? Что это значит: „Пусть всегда буду я“? Это же проповедь эгоизма! „Пусть всегда будем мы“ – вот как надо петь!»

Эти люди не представляют себе, что слово «я» может иметь хоть какое-нибудь значение…

Откуда это идет?

Мы так привыкли слышать: «мы», «коллектив», «интересы коллектива», что подчас начинает казаться, будто слово «я» чуть ли не запретное, стыдное, и вообще «я», взятый отдельно от товарищей, сам по себе, никого не интересует, не имеет никакого значения.

Коллектив – это да, это сила. А «я» – что «я»?

…Человек учится музыке, тратит на это очень много времени, работает до одурения. Его ругают за то, что не пришел на субботник. «Да я же не мог, у меня был урок в музыкальной школе…»

«Подумаешь, урок у него! – отвечают горемыке… Что ты нам все „я“, „у меня“! Интересы коллектива выше!»

Все отправились в кино, а я не хочу… Начинают говорить: «Отрывается от коллектива…» В лагере все пошли в лес, а мне хочется книжку почитать – тут же слышишь: «Ты что, особенный, да?»

И вот так постепенно забываешь, что ты и вправду особенный. Что каждый человек особенный. И начинаешь жить по принципу: «Как все – так и я». Все в лес – и я в лес. Все в кружок – и я в кружок. Я же не особенный… Принцип этот очень удобный: не надо думать, и даже хотеть ничего не надо. Как все – так и я. Примитивно.

Воспитанный так человек вскипает, услышав «крамольную» песню «Пусть всегда буду я». Мол, что это за выпячивание своей собственной личности?

По-моему прекрасно это сказано:

 
Пусть всегда буду я!
 

Мы часто повторяем: «Человек!.. Это – великолепно!.. Это звучит гордо!» Мы гордимся тем, что человек расщепил атомное ядро, поднялся в космос, построил огромные электростанции, может повернуть реки вспять.

Но при этом слово «Человек» иногда воспринимается чересчур отвлеченно. Вообще человек… Как будто ко мне лично это не имеет отношения. Я же сам не строил электростанции и в космос не поднимался. Между тем гордость человечества заключается не столько в великих стройках, но – в тебе. Самое значительное, что сделало человечество и в чем мы с тобой участвовали, – это то, что мы стали такими, какими мы есть.

Не помню, где читал я забавную историю о четырех портных с одной улицы. Чтобы привлечь клиентов, один из них повесил над своими дверями такую вывеску: «Лучший портной в городе». Второй решил перещеголять его и написал: «Лучший портной в стране». «Лучший портной в мире!» – объявил третий. Четвертый же посмотрел, посмотрел и заказал такую табличку: «Лучший портной на этой улице»…

Быть лучшими «на нашей улице» – в своем деле, в своей жизни иногда труднее, чем поворачивать реки вспять…

Заботиться о коллективе – это значит заботиться и о себе, о своем значении, о своем достоинстве.

Один мальчишка из Казани, Рустем Хабибуллин, сказал мне как-то:

– Если человек не научится уважать себя, он не будет уважать других…

Глубокая, интересная мысль. Ее можно распространить на многое.

Если ты не уважаешь себя, способен стерпеть унижение, ты, значит, вообще не имеешь представления о том, что значит уважать. И как же сумеешь ты с уважением относиться к другим?

Если ты серенький, неинтересный, малознающий человек, что ты дашь товарищам?

Иные люди охотно судят других за крупные и мелкие недостатки, особенно на сборах да на собраниях, лезут в чужие дела, горят, кипят, и только порой для одного человека не хватает у них заботы – для себя.

Это похоже на огородника, который вместо того, чтобы возделывать свой участок, бегает по соседям и всем «помогает»: там копнет пару раз, там подбодрит, там даст совет, как окучивать. А когда наступит зима, ходит по домам и просит: «Не одолжите ли ведерко картошки?»

Но, возможно, ты возразишь мне. Ты скажешь: «Это что же значит? Каждый должен заботиться только о себе? Каждый пусть делает, что ему захочется? Что же за жизнь тогда будет?»

Если ты так подумал, то сам, быть может не зная того, ты задал очень трудный вопрос, над которым уже давно размышляют люди.

Это одна из основных проблем науки о поведении человека. Такая наука называется «этика».

Замечательный американский писатель Эрнест Хемингуэй (он жил с 1899 по 1962 год) выбрал эпиграфом к одному своему роману такие поэтические слова:

«Нет такого человека, что был бы островом. Каждый – частица материка, часть целого.

Если чей-то прах будет смыт морем, то Европа уменьшится, словно это был ее мыс. Смерть любого человека отнимает частицу меня, ибо и я – частица человечества…

И потому никогда не посылай узнать, по ком звонит колокол: он звонит по тебе».

 
«…And therefore never send to know
for whom the bell tolls: it tolls for thee».
 

Джон Донн – английский поэт 17-го века.

И вправду: я ведь не сам по себе существую, и ты тоже. Мы с тобой совершенно не знаем друг друга. Наш разговор и во времени разорван. Сейчас, когда я пишу, серый рассвет августовского дождливого дня. Полчаса назад пришлось погасить лампочку – свет из-за окна пробился сквозь задернутую на ночь штору; первая птица защелкала в высоком тополе у нашего дома. И первый автобус проурчал в переулке. И только что вздрогнул я оттого, что внезапно зазвучали в давнишней ночной тишине радиопозывные… Шесть утра. А когда ты будешь читать эти строчки, возможно, будет зима, вечер, совсем темно, и только эти странички будут высвечены настольной лампой… Мы с тобой разделены расстоянием, временем, «незнакомством» нашим. Казалось бы, каждый сам по себе. Но нет. Мы просто связаны друг с другом невидимыми связями, мы оба – часть целого, часть человечества. Ты и я. В этом наша с тобой гордость, но это же заставляет нас думать об очень важном долге. Ты, я, твой отец, моя мать, твои и мои товарищи, неизвестные встречные на улице и совсем незнакомые люди в других странах, на других континентах – мы все вместе несем одну, общую ответственность за людей, за человечество, за нашу жизнь. Я должен думать о тебе точно так же, как ты обо мне, хотя повторяю: ты меня не знаешь, в глаза никогда не видел.

И свое место в мире, свое отношение к людям, особенно к людям, непосредственно нас окружающим, мы с тобой должны определять, исходя вот из этого понимания общего долга.

Понимаешь ли, друг, это по сути одно и то же: заботиться о своем «я» и не давать этому «я» победить все другие заботы. Человек так устроен, что хуже всего ему приходится, когда он остается один или когда он думает только о себе, забывая о других.

А если его отношения с окружающими нарушены, возникают некоторые ненормальности в характере. Как будто нарушается обмен веществ.

Если человек слишком растворяется среди других, не умеет отстоять свое «я», то он никогда не научится мыслить и действовать самостоятельно, ему легко внушить любую, даже неверную мысль, он теряет свое лицо.

Если же он заботится только о том, чтобы ему было хорошо в ущерб другим, то он скоро превращается в неуживчивого, капризного, неприятного человека, с которым люди предпочитают не иметь дело, – в эгоиста.

А есть еще люди, которых называют эгоцентристами.

Вот что означает это слово: человек не то чтобы все для себя делает, хватает себе, подминая других. Нет. Он просто смотрит на всех так, будто он – сердцевина мира. Он связывает себя с каждым явлением, даже если оно его не касается, постоянно погружен в раздумья о своей личности. Интереснее всего ему тот разговор, в котором речь идет о нем, а когда о других говорят – ему скучновато. Он весь сосредоточен на своих переживаниях настолько, что ему нет дела до переживаний других. Все люди делятся для него на две категории: на тех, кто кажется умнее его, и на тех, кто глупее. А он в центре. Вот это и есть эгоцентризм («эго» – значит «я») – некоторое преувеличение значения своей особы, но не столько в поступках, как у эгоиста, сколько в мыслях.

Эгоцентризм – обычно болезнь слабоватых людей, вынужденных постоянно отстаивать себя от всякого рода неприятностей и посягательств, хотя бы в мыслях отстаивать. Сильный человек чувствует себя уверенным и потому может реже думать о себе, чаще – о других. По этой причине эгоцентризм больше развит у ребят-подростков в трудную пору их жизни.

…Ты никогда не считал, скольких людей ты знаешь? Семья, родные, знакомые, дом, двор, улица, класс, школа, соседняя школа… Наверно, несколько сотен человек, если ты живешь в городе! С одними у тебя отношения простые: «Здравствуйте! Привет!» С другими – более сложные. Но все эти люди – и близкие, и далекие, и совсем незнакомые тебе – как-то входят в твою жизнь, и надо учиться точно находить свое место среди людей.