Текст книги "Дом ужасов"

Автор книги: Сибери Куин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Куин Сибери
Дом ужасов

Сибери Куин

ДОМ УЖАСОВ

пер. Н.Куликовой

– Чeрт побери, осторожнее, Траубридж! – предостерег Жюль де Гранден, когда мою машину занесло на мокрой от дождя дороге и она едва не стукнулась о бордюрный камень. Я отчаянно закрутил рулем и тихо выругался, тщетно стараясь хоть что-то разглядеть сквозь пелену дождя.

– Плохо дело, друг, – признался я, поворачиваясь к своему спутнику, мы заблудились. Определенно заблудились.

Он коротко рассмеялся.

– Вы что, только что догадались об этом? Я знал это уже добрых полчаса.

Сбросив газ до минимума, я медленно ехал по бетонной дороге, стараясь через залитое струями дождя стекло разглядеть хоть какой-нибудь дорожный знак, но видел перед собой лишь черную, непроглядную тьму.

Два часа назад де Гранден и я, откликнувшись на настойчивый телефонный звонок, покинули мой уютный теплый кабинет и выехали из дома, чтобы навестить больного ребенка. Из-за дождя и кромешной тьмы я сбился с дороги и все последние полтора часа чувствовал себя как ребенок, заблудившийся в глухом лесу.

– Боже правый! Свет! – воскликнул де Гранден, хватая меня за руки своими маленькими, крепкими пальцами. – Видите, вон там, вдалеке? Быстро пошли туда. Любая самая жалкая лачуга сейчас лучше, чем этот проклятый дождь.

Я посмотрел в указанном направлении и увидел слабый мигающий огонек, пробивавшийся сквозь пелену дождя метрах в двухстах от нас.

– Пожалуй, вы правы, – согласился к, вылезая из машины. – Мы потеряли уже столько времени, что едва ли чем-то смогли бы помочь этому ребенку. Кроме того, возможно, там нам укажут правильную дорогу.

Ступая по многочисленным лужам, напоминавшим небольшие озера, то и дело спотыкаясь, насквозь промокшие от проливного дождя мы продолжали идти на свет и наконец оказались перед большим домом из красного кирпича, фасад которого украшало внушительного вида крыльцо с белыми колоннами. Из веерообразного оконца над дверью и двух высоких окон, расположенных по обеим ее сторонам, вырывались лучи яркого света.

– Ну надо же, какая улыбка фортуны, – проговорил де Гранден, поднявшись на крыльцо, и постучал в дверь полированной бронзовой ручкой.

Я стоял, в задумчивости нахмурив лоб, тогда как он принялся стучать во второй раз.

– Странно, но я никак не могу припомнить этого дома, – пробормотал я. – Мне казалось, я знаю все строения на тридцать миль вокруг, но это явно новый...

– Бог ты мой! – прервал меня де Гранден. – Всегда вам, Траубридж, надо вылить на человека ушат холодной воды. Сначала вы твердите о том, что мы заблудились, а теперь, когда я, Жюль де Гранден, нашел убежище от этого проклятого дождя, вам вдруг взбрело в голову тратить время на раздумья по поводу того, почему вы не знаете этот дом. Клянусь, если бы не я, вы бы не переступили его порога, так как заранее не представлены хозяину.

– Но я же должен был знать про этот дом, – запротестовал я. – В конце концов, такое внушительное строение...

Мои разглагольствования были прерваны резким щелчком замка, и большая белая дверь распахнулась перед нами.

Мы вошли и, сняв мокрые шляпы, повернулись, чтобы поблагодарить встретившего нас человека.

Я замер с открытым ртом.

– Черт побери! – де Гранден в растерянности смотрел на меня.

Насколько можно было судить, кроме нас двоих в роскошном холле этого дома никого не было. Прямо перед нами простирался длинный коридор. Паркетный пол в нескольких местах был устлан дорогими восточными коврами. На белых стенах висели масляные портреты представительного вида людей, а потолок украшали прекрасные фрески. В дальней части холла начиналась изящная резная лестница, уходившая вглубь здания. Все это внушительное помещение было освещено свечами в стеклянных канделябрах, а гостеприимное мерцание огня в высоком камине из белого мрамора создавало ощущение уюта. Тем не менее ни единой живой души мы не обнаружили.

Клик! Тяжелая наружная дверь у нас за спиной бесшумно повернулась на хорошо смазанных петлях, а автоматический замок довершил дело, накрепко соединив ее с косяком.

– Чтоб меня черти взяли! – возбужденно пробормотал де Гранден, хватаясь за посеребренную ручку двери и отчаянно дергая ее. – Смотрите, Траубридж, заперто! Пожалуй, действительно лучше было бы нам остаться там, под дождем!

– Вот уж в этом я с вами никак не соглашусь, мой дорогой сэр, донесся до нас с лестницы мягкий низкий голос. – Ваш приход был ниспослан мне самим Господом Богом.

Тяжело опираясь на крепкую трость, к нам приближался весьма привлекательной внешности мужчина в пижаме и халате. На голове его красовалась пестрая шелковая шапочка, на ногах были шлепанцы из мягчайшего сафьяна.

– Вы врач, сэр? – спросил он, бросив взгляд на медицинский саквояж в моей руке.

– Да. Меня зовут Сэмюэл Траубридж, я работаю в Хэррисонвилле, ответил я. – А это доктор Жюль де Гранден из Парижа, мой гость.

– О, я очень, очень рад приветствовать вас в Мэрстонхолле, господа! воскликнул наш хозяин. – Видите ли, дело в том, что одна... э... моя дочь заболела, а я из-за своей дряхлости и отсутствия телефона не могу пригласить к ней врача. Я умоляю вас осмотреть мое бедное дитя... Разумеется, вы можете полностью рассчитывать на мое гостеприимство. Прошу вас, снимите плащи... – Он выжидающе умолк. – О, благодарю вас... – увидев, что мы бросили нашу промокшую одежду на спинку стула, добавил он. – Не будете ли вы любезны пройти сюда.

Вслед за ним мы поднялись по лестнице, прошли по коридору и очутились в обставленной со вкусом комнате, где на кровати среди груды крошечных подушек лежала девушка лет пятнадцати.

– Анабель, Анабель, любовь моя, вот два доктора хотели бы осмотреть тебя, – мягко проговорил старый джентльмен.

Девушка устало и несколько раздраженно повернула свою белокурую головку и тихо всхлипнула во сне, ничем более не подтвердив того, что осознает наше присутствие.

– И каковы же симптомы, месье? – поинтересовался де Гранден, завернув манжеты и готовясь к осмотру.

– Она спит, – ответил наш хозяин, – просто спит. Недавно она переболела гриппом, и с тех пор у нее периодически повторяются приступы продолжительного сна. Мне даже не удается разбудить ее. Может, у нее началась сонная болезнь? Мне говорили, что после гриппа такое иногда случается.

– Гм-м...

Маленькие, гибкие руки де Грандена проворно ощупали шею девушки за ушами, скользнули по области яремной выемки, после чего он озадаченно взглянул на меня.

– Траубридж, у вас случайно нет с собой настойки опия и аконита? спросил он.

– Есть морфин и аконит, а вот опия нет.

– Неважно, – он нетерпеливо махнул рукой и начал копаться в моем саквояже, из которого вскоре извлек два маленьких флакончика. – Вполне сойдет и это. Месье, могу я попросить вас принести немного воды? обратился он к хозяину дома.

– Но позвольте, де Гранден... – начал было я и тут же ощутил толчок его обутой в жесткий башмак ноги. – Вы действительно полагаете, что это лекарство подойдет? – запинаясь, закончил я фразу.

– Ну да, разумеется, – проговорил он. – В данном случае это лучшее. Пожалуйста, месье, воды, – повторил он, обращаясь к отцу.

Я в замешательстве смотрел на него, не в состоянии скрыть своего изумления, тогда как он извлек из каждого пузырька по одной пилюле и быстро растер каждую из них в порошок. Старый джентльмен тем временем наполнил водой стакан из кувшина, стоявшего на умывальнике в дальнем конце комнаты. Мой друг не хуже меня ориентировался в содержании моего саквояжа и прекрасно знал, что мои медикаменты помечены номерами и не имеют каких-либо этикеток. От меня не ускользнуло, что он умышленно оставил без внимания флаконы с морфином и аконитом, взяв вместо этого два пузырька с чистым молочным сахаром, не оказывающим, как известно, никакого медикаментозного воздействия. Я понятия не имел, что он задумал, и лишь молча наблюдал за тем, как он отмерил четыре чайные ложки воды, растворил в ней порошок и влил это так называемое лекарство в рот спящей девушки.

– Отлично, – сказал де Гранден и тщательно вымыл стакан. – Месье, ей надо полежать и хорошенько отдохнуть до утра. Завтра мы определимся, какое лечение назначить. На этом, если вы позволите, мы хотели бы откланяться. Он вежливо поклонился хозяину дома, который ответил тем же и проводил нас в прекрасно обставленную комнату в другом конце коридора.

– Послушайте, де Гранден, – сказал я, когда хозяин, пожелав нам спокойной ночи, притворил дверь, – о чем вы думали, когда давали бесполезное снадобье?

– Ш-ш-ш! – прервал он меня шепотом. – Эта девушка, мой друг, страдает от энцефалита не больше, чем вы или я. Отсутствует характерное опухание лица или шеи, нет никакого затвердения в области яремной выемки. Температура немного повышена, это так, но в ее дыхании я определенно почувствовал запах хлоралгидрата. Хотелось бы надеяться на то, что ввели его девушке с самыми добрыми намерениями, но у меня есть опасение, что ее решили просто одурманить, а потому я и изобразил из себя дурачка, который поверив в объяснения этого человека. Черт побери, дурак, который знает, что он им не является, имеет огрoмное преимущество перед тем, кто считает его таковым.

– Но...

– Никаких но, дружище. Вспомните, как открылась эта дверь, хотя к ней никто не прикасался; вспомните, как она аналогичным образом закрылась, а заодно посмотрите и на это.

Мягко ступая, он пересек комнату, отдернул ситцевую занавеску на окне и легонько постучал по раме, в которую были вставлены толстые стекла.

– Посмотрите, – повторил он, снова постучав по раме.

Это окно, как и все остальные в доме, было створчатое; небольшие прямоугольники толстого стекла плотно прилегали к перегородкам, сделанным в виде решетки. Подчиняясь указанию де Грандена, я постучал по одной из них и вдруг понял, что это не крашеное дерево, как я до этого полагал, а прочно сваренный металл. Более того, к своему удивлению, я обнаружил, что ручки хотя и поворачиваются, но укреплены на рамах лишь для видимости, тогда как сами рамы намертво прикручены болтами к каменным стенам. Можно сказать, мы оказались в заточении, ничем не уступающем по своей надежности государственной тюрьме.

– Дверь... – начал было я, но мой друг покачал головой.

Я пересек комнату и легонько повернул ручку двери. Она свободно поддалась, однако несмотря на то, что мы не слышали ни щелчка замка, ни движения запора, дверная панель оставалась неподвижной, словно была прибита гвоздями.

– Но почему... Де Гранден, что все это значит? – ничего не понимая, спросил я.

Он пожал плечами.

– Не знаю пока. Но одно знаю определенно: не нравится мне этот дом, дружище Траубридж. Я...

Сквозь шум дождя за окном и завывание ветра мы неожиданно услышали пронзительный вопль, преисполненный непередаваемой, безграничной и пока не ясной для нас муки души и тела.

– Черт побери! – Де Гранден поднял голову, как собака, почувствовавшая над землей далеко впереди запах зверя. Вы слышали, Траубридж?

– Конечно. – По телу у меня поползли мурашки от этого безнадежного, отчаянного крика, эхом отдающегося в моих ушах.

– Черт побери, – повторил он. – Сейчас этот дом нравится мне еще меньше, чем прежде. А ну-ка давайте пододвинем к двери шкаф. Полагаю, будет лучше, если эту ночь мы проведем за импровизированной баррикадой.

Мы перетащили шкаф к двери, и вскоре я крепко заснул.

– Траубридж, Траубридж, дружище, – де Гранден уперся локтем мне в ребра, – проснитесь, умоляю вас! Не издавай вы такой храп, я бы подумал, что вы умерли.

– Что? – сонно спросил я, зарываясь в роскошную постель. Несмотря на всю необычность событий минувшей ночи, я спал как убитый.

– А ну-ка вставайте, друг мой, – приказал де Гранден, энергично встряхивая меня. – Как я полагаю, сейчас самое время выяснить, что здесь и к чему.

– О, дьявол! – пробормотал я, нехотя вылезая из постели. – Ну что за радость бродить по незнакомому дому для того лишь, чтобы проверить безосновательные подозрения! Девушке действительно могли дать хлоралгидрат, но ведь нельзя исключать того, что ее отец надеялся на лучшее. А что до этих устройств с открыванием и закрыванием двери, то мы ведь знаем, что он живет здесь один и мог придумать все эти механизмы исключительно для того, чтобы сократить свои передвижения. Ну как ему ковылять с палкой по всему дому?

– Ах, вот как! – саркастически воскликнул мой друг. – И этот вопль, который мы слышали, он организовал тоже исключительно ради облегчения своего недуга? Так по-вашему?

– Девушке мог присниться кошмар, – предположил я, но он прервал меня нетерпеливым жестом.

– Ладно, можете представить себе, что луна сделана из зеленого сыра, сказал он. – Давайте, давайте вставайте, друг мой. Мы должны обследовать этот дом, пока у нас еще есть время... Слушайте внимательно: пять минут назад через это самое окно я видел, как наш хозяин, одетый в плащ, вышел из дома, причем никакой палки у него в руках не было. Черт возьми, он скакал, как молодой юноша, уверяю вас. А сейчас он наверняка уже там, где мы оставили машину, и я не знаю, что он с ней собирается сделать. Зато знаю, что собираюсь сделать я сам. Вы намерены присоединиться ко мне?

– Ну да, конечно, – пробормотал я, натягивая одежду. – Но как вы думаете выбраться? Дверь-то закрыта.

Он полыхнул на меня одной из своих неожиданных улыбок, отчего кончики его маленьких белых усов вздернулись вверх наподобие рогов перевернутого полумесяца.

– Смотрите, – приказал он, демонстрируя небольшой кусок тонкой проволоки. – В те времена, когда волосы женщины еще были олицетворением ее прелести, не было такой хитрости, которую она не могла бы сотворить при помощи своей шпильки! Припоминаю сейчас одну девицу – это было еще до войны, – которая показала мне несколько трюков. Смотрите и учитесь, друг мой.

Он ловко просунул загнутый петлей конец проволоки в замочную скважину, несколько раз для пробы подергал ею туда-сюда, потом просунул на максимальную глубину, вынул и внимательно осмотрел.

– Так-так, – пробормотал он, после чего полез в карман и вынул проволоку уже потолще.

– Видите, – он показал мне тонкую петлю. – При помощи нее я получил представление о механизме действия замка, а сейчас... – он ловко согнул толстую проволоку точно по контуру тонкой, – ура, у меня есть ключ!

Все оказалось именно так, как он предполагал. Замок легко поддался нажиму его импровизированного ключа, и мы оказались в длинном темном холле, с любопытством и опаской оглядываясь вокруг себя.

– Сюда, если не возражаете, – снова приказал де Гранден. – Сначала нам надо осмотреть девушку, узнать, все ли с ней в порядке.

Мы на цыпочках прошли по коридору к ее комнате.

Она лежала на спине, скрестив руки на груди на манер покойника; голубые глаза были широко раскрыты и незряче смотрели прямо перед собой; колечки светлых, коротко постриженных волос обрамляли ее бледное, изможденное лицо подобно золотому нимбу, окружающему точеные черты святого лика на иконе.

Де Гранден тихо приблизился к постели и профессиональным жестом положил пальцы на запястье девушки.

– Температуры нет, пульс слабый, – он попытался установить диагноз. Цвет лица бледный, почти синюшный. Так, теперь глаза: сонные, зрачки наверняка были сужены, тогда как сейчас им надо было бы расшириться. Боже ж ты мой, Траубридж, идите-ка сюда. Посмотрите! – он указал на апатичное лицо девушки. – Эти глаза. Боже правы. Эти глаза! Ведь это просто святотатство и ничего больше.

Я взглянул на лицо девушки и отпрянул, едва сдержав возглас ужаса. Когда мы впервые увидели ее, спящую, она показалась нам милой и привлекательной. У нее были мелкие, правильные черты лица, четко очерченные, вроде тех, что изображают на камеях, а завитки белокурых волос придавали ей изящно-воздушное очарование, сравнимое разве что с ликами пастушек из дрезденского фарфoра. Не хватало лишь одного – чтобы она поднялa свои пушистые длинные ресницы, придав тем самым своему лицу живость смеющейся феи, игриво прогуливающейся по сказочной стране.

Сейчас ее ресницы были подняты, но глаза отнюдь не походили на ясные, радостные окна умиротворенной души. Скорее они напоминали застывшие в невыразимой муке дверные "глазки". Радужная оболочка продолжала излучать мягкий голубoи цвет, хотя сами глазные яблоки производили ужасное впечатление. Вращаясь из стороны в сторону, они словно всматривались в простирающееся пространство, придавая тем самым ее нежному бледному лицу нелепое, отчасти даже смешное, но в целом ужасное выражение раздувшейся жабы.

– Боже праведный! – воскликнул я, отворачиваясь от изуродованного лица девушки с чувством отвращения, близкого к тошноте. – Какой ужас!

Де Гранден склонился над неподвижным телом, внимательно разглядывая изуродованные глаза.

– Это ненормально, – проговорил он. – Глазные мышцы были подрезаны, причем сделал это человек, явно имеющий обширные познания в области хирургии. Дружище Траубридж, не дадите ли вы мне шприц и немного стрихнина? Бедняжка все еще без сознания.

Я бросился назад в спальню и вернулся со шприцем и нужным лекарством, после чего встал рядом с де Гранденом, глядя как он делает укол.

Узкая грудь девушку затрепетала под воздействием сильного стимулятора, ресницы на миг прикрыли ее ужасные глаза. Всхлипнув, что прозвучало почти как стон, она попыталась было приподняться на локтях, но снова упала на спину и, задыхаясь, пролепетала:

– Зеркало... Дайте мне зеркало! Скажите мне, что это неправда, что это был просто какой-то фокус! О, то, что я увидела тогда в зеркале, просто не может быть правдой. Так ведь?

– Успокойтесь, моя маленькая, – сказал де Гранден. – Но вы говорите загадками. Что именно вам хотелось бы знать?

– Он... он... – девушка словно споткнулась, но тут же заставила себя сформулировать нужную мысль. – Этот ужасный старик недавно дал мне зеркало и сказал, что то, что я вижу, – мое лицо. О, это было ужасно, ужасно!

– Как? Как вы сказали? – де Гранден даже повысил голос. – "Он"? "Ужасный старик"? Разве вы не его дочь? Это не ваш отец?

– Нет, – промолвила девушка так тихо, что было едва слышно. – Я возвращалась домой из Маркетсдейла в... о, я даже не помню, когда это было. Помню только, что был вечер и у меня спустили шины. Я... я подумала, что на дороге лежало битое стекло, потому что и подошвы моих туфель тоже оказались изрезаны. Я увидела свет в этом доме и пришла попросить помощи. Старик мне он показался таким добрым, милым – впустил меня, сказал, что живет совсем oдин и как раз собирается обедать. Он пригласил меня присоединиться. Я съела что-то... Не помню сейчас, что было потом... Когда я очнулась, то увидела его рядом с моей кроватью – он держал зеркало и говорил, что то, что я вижу, – мое лицо. Ну скажите, пожалуйста, скажите, что это была только шутка, фокус, который он решил показать мне. Ведь я же не такая страшная, правда?

– Черт бы меня побрал, – тихо пробормотал де Гранден, пощипывая кончик уса. – Что все это значит?

– Ну конечно же, нет, – громко сказал он. – Вы похожи не цветок, мадемуазель. Маленький цветок, танцующий нa ветру. Вы...

– А мои глаза, они... они... – она умолкла с жалобной мольбой во взоре, – пожалуйста, скажите, что они не...

– Конечно же, нет, моя дорогая, – заверил он ее. – В ваших глазах отражается весеннее небо. Они похожи...

– Дайте... дайте мне зеркало, пожалуйста, – прервала она его возбужденным шепотом. – Я хочу сама посмотреть, раз уж вы... О, у меня все внутри обрывается... – она снова откинулась на подушки, веки скрыли ее безобразно искаженные глаза, отчего лицо вновь стало очаровательным.

– Черт побери! – едва слышно выдохнул де Гранден. – Мое открытие насчет хлоралгидрата отнюдь меня не успокоило, дружище Траубридж. Я скорее соглашусь пойти на пытку, чем позволю этого несчастному дитя увидеть себя в зеркале.

– Но что все это значит? – спросил я. – Она говорит, что приехала сюда и...

– А остальное мы должны выяснить сами, во всяком случае, мне так кажется, – спокойно ответил он. – Пойдемте, мы теряем время, а потерять время – это значит рисковать быть схваченным, мой друг.

Де Гранден обошел холл, заглядывая за каждую дверь в поисках кабинета хозяина особняка, однако, еще не завершив осмотр, внезапно замер на месте у самого начала лестницы.

–Посмотрите-ка, Траубридж, – он указал на две кнопки, вмонтированные в стену, – черную и белую. – Если я на сей раз не совершаю еще большую ошибку, чем позволил себе раньше, то здесь мы имеет разгадку того положения, в котором оказались. Ну, во всяком случае, разгадку входной двери.

Он нажал на белую кнопку и бросился к двери, чтобы проверить результат.

Как он и предполагал, тяжелая дверь повернулась на отлитых из бронзы петлях, впустив в помещение косые дождевые брызги.

– Черт побери, – воскликнул он, – прямо какой-то "Сезам, откройся!" Что ж, посмотрим, не действует ли этот секрет и на закрывание. Нажмите на черную кнопку, Траубридж, а я посмотрю.

Я сделал то, что от меня требовалось, и по восторженному возгласу понял, что дверь закрылась.

– И что теперь? – спросил я.

– Гм-м, – промчал де Гранден, поочередно дергая себя то за один, то за другой кончик крохотных усиков, – надо признать, дружище, что сам по себе этот дом таит немало загадок, но сейчас меня интересует, что делает этот злодей. Мне не хотелось бы, чтобы люди, показывающие молодым девушкам в зеркало их обезображенные лица, крутились возле нашей машины.

Мы накинули плащи, открыли дверь и, подложив под косяк скомканный кусок бумаги, чтобы она не захлопнулась, бросились к месту, где оставили машину.

Сделав несколько шагов, мы увидели вспышку света, полыхнувшего сквозь толщу дождевых струй, – это был свет фар моей машины, которая съезжала с шоссе в сторону низины.

– Дьявол! – возбужденно воскликнул де Гранден. – Так он еще и вор! Он бросился вперед, размахивая руками наподобие живого семафора. – Что это вы задумали сделать с нашей машиной?

Порывы ветра разносили его слова во все стороны, но маленький француз был непоколебим.

– Черт бы меня побрал, – задыхаясь, бормотал он, спеша вперед наперекор сокрушающему ветру и дождю. – Я схвачу этого мерзавца, если он вздумал сделать такое!

На наших глазах старик открыл переднюю дверцу машины и выпрыгнул наружу, а она продолжала движение вперед, к крутой насыпи, окружавшей озерцо с илистой, мутной жижей.

Какое-то мгновение этот вандал стоял и лицезрел дело своих рук, после чего разразился диким хохотом, сравнимым по страсти разве что с восторгом самого мерзкого богохульника.

– Ах, мерзавец, грабитель! Ну держись! Скоро ты засмеешься другим смехом! – пригрозил де Гранден и поспешил к старику.

Тот, казалось, совершенно не замечал нашего присутствия. Все еще продолжая хохотать, он повернулся и пошел к дому, но на мгновение замер, когда резких порыв ветра с неожиданной яростью набросился на дуб, отломив от него могучий сухой сук и с силой бросив его на землю.

Старик вполне мог уклониться от столкновения с громадной веткой, но не сделал этого, и та подобно пущенной из лука стреле Божьей справедливости обрушилась на тщедушное тело, пригвоздив и расплющив его.

– Посмотрите, Траубридж, что бывает с тем, кто вдруг захочет украсть чужую машину, – сказал де Гранден таким тоном, словно ничего не случилось.

Мы приподняли тяжелую ветвь и перевернули распростертое тело на спину. После поверхностного осмотра мы пришли к одному и тому же выводу: у старика был сломан позвоночник.

– Вы хотите сделать последнее заявление, месье, – резко сказал де Гранден. – Если у вас есть такое желание, то поторопитесь. Времени у вас мало.

– Д-да, – слабым голосом произнес старик. – Я-я хотел убить вас, поскольку вы могли раскрыть мою тайну. Но раз уж так получилось, можете сообщить всему свету, пусть все знают, что значит оскорбить Мэрстона. В моей комнате вы найдете документы. А мои... мои зверушки... они... в подвале. Она... должна была стать... одной из них... – Паузы между словами становились все длиннее, голос его слабел, каждое слово буквально вымучивалось по слогам. Когда прошелестела последняя, с трудом произнесенная фраза, послышался какой-то булькающий звук и из угла рта вылилась тонкая струйка крови. Узкая грудь в последний раз выгнулась и, судорожно дернувшись, опала, а следом задней опустилась нижняя челюсть. Он скончался.

– Вот как, – заметил де Гранден, – значит, его доконало кровоизлияние. Наверное, сломанное ребро проткнуло легкие. Впрочем, это можно было предположить. Давайте, дружище, отнесем его в дом, а потом попробуем разобраться, что это за документы и зверушки, о которых он говорил. И какого черта он умер, так и не раскрыв нам своей загадки! Он что, не знал, что Жюль де Гранден не терпит загадок? Но, черт побери, мы докопаемся до вашей тайны, месье Смерть, даже если для этого придется вскрыть ваше тело!

– Ради всего святого, де Гранден, – взмолился я, потрясенный его безжалостным тоном. – Ведь он же умер.

– Ах ты Боже мой! – презрительно фыркнул де Гранден. – Умер или нет, не забывайте, что он украл вашу машину.

Мы уложили свою зловещую ношу на диван в холле и поспешили на второй этаж. Найдя комнату покойного, мы начали поиски документов, о которых он упомянул. Довольно скоро де Гранден извлек из шкафа толстый кожаный портфель и вытряхнул его содержимое на постель.

– Ага, – он поднес к свету какие-то бумаги. – Похоже, мы делаем успехи. Что же это такое?

Он держал в руках пожелтевшую от времени газетную вырезку.

АКТРИСА БРОСАЕТ ПАРАЛИЗОВАННОГО СЫНА ХИРУРГА НАКАНУНЕ СВАДЬБЫ

Вчера вечером известная актриса варьете Дора Ли заявила, что отказывается от своего обещания выйти замуж за Джона Бирсфилда Мэрстона-младшего, безнадежно парализованного сына известного хирурга-остеолога доктора Джона Бирсфилда Мэрстона-старшего, ибо, как она выразилась, "не может видеть его изувеченное тело". При этом она добавила, что ранее дала свое согласие на брак с ним "исключительно из жалости". Репортерам не удалось поговорить ни с брошенным женихом, ни с его отцом.

Очень хорошо, – кивнул де Гранден, – но пока это ни о чем не говорит. Молодая женщина расторгла свою помолвку, и произошло это, если ориентироваться по дате публикации, в 1896 году. А вот еще одна, посмотрим, что она нам поведает.

САМОУБИЙСТВО СЫНА ХИРУРГА

Джон Бирсфилд Мэрстон-младший, сын известного хирурга, носящего это же имя, обнаружен сегодня утром мертвым в своей спальне – в его рот был вставлен конец резинового шланга, другой конец которого подсоединен к газовой колонке. Труп обнаружен его слугой.

Десять лет назад во время игры в поло мистер Мэрсфилд получил увечье приковавшее его к инвалидному креслу, из которого он практически никогда не вставал.

Джон Мэрстон-младший был недавно покинут известной актрисой варьете Дорой Ли, которая объявила о своем решении месяц назад за день до свадьбы. По имеющимся сведениям, после случившегося он пребывал в состоянии глубокой депрессии.

Отец покойного, доктор Мэрстон, заявил журналистам газеты "Плэнет", что в смерти его сына повинна упомянутая актриса, и добавил, что она понесет за это наказание. Доктор Мэрстон отказался дать какие-либо пояснения в ответ на вопрос, намерен ли он передать это дело в судебные инстанции.

– Вот как! – воскликнул де Гранден. – Посмотрим теперь, что здесь.

Третья вырезка была лаконична.

ОТСТАВКА ШИРОКО ИЗВЕСТНОГО ХИРУРГА

Широко известный в данной части страны хирург, специализирующийся на операциях на костях, доктор Джон Бирсфилд Мэрстон сообщил о своем намерении прекратить хирургическую практику. Он продал свой дом и собирается покинуть наш город.

Пожалуй, картина достаточно ясна, – произнес де Гранден, приподняв брови и еще раз просматривая первую вырезку. Но посмотрите, Траубридж, вы только посмотрите на этот снимок! Эта Лора Ли вам никого не напоминает?

Я взял вырезку с сообщением о расторгнутой помолвке и внимательно всмотрелся в фотографию. Изображенная на ней молодая женщина была одета в пышное, прямо-таки воздушное платье, фасон которого был в моде во времена американо-испанской войны.

– Гм-м... Пожалуй, никого из тех, кого я знаю... – начал было я, но тут же умолк, пораженный неожиданным сходством. Несмотря на вычурную прическу и совсем не гармонировавшую с ней соломенную шляпку, украшавшую творение парикмахера, женщина на снимке определенно имела сходство с той изуродованной девушкой, которую мы видели полчаса назад.

Француз заметил мой взгляд и кивнул в знак согласия.

– Ну конечно же, – сказал он. – А теперь нам надо ответить на вопрос, является ли эта девушка с чудовищно обезображенными глазами родственницей Доры Ли или же это сходство – чистая случайность, а также что вообще может стоять за всем этим.

– Не берусь утверждать, но мне кажется, что какая-то связь здесь есть...

– Связь? Разумеется, некоторая связь есть, – согласился де Гранден, снова углубляясь в изучение содержимого портфеля. – А это что еще такое? Кажется, Траубридж, я начинаю кое-что понимать. Взгляните!

В руках у него была страница сенсационного выпуска одной из ежедневных нью-йоркских газет, на которой были запечатлены портреты шестерых молодых женщин. Над ними жирным шрифтом был выведен заголовок:

"ЧТО ЖЕ СЛУЧИЛОСЬ С ИСЧЕЗНУВШИМИ ДЕВУШКАМИ?

Неужели зловещие невидимые руки простираются из темноты, чтобы схватить наших девушке, проживающих во дворцах и лачугах, работающих в магазанах, на сцене или в офисе? – задавал риторический вопрос корреспондент. – Где сейчас Элен Мунро, Дороги Сойер, Филис Буше и три другие очаровательные белокурые девушки, которые словно канули в бездну в минувшем году?"

Все дела имели несомненное сходство: каждая из исчезнувших молодых женщин не вернулась к себе домой, хотя, как сообщала газета, отсутствовали какие-либо основания утверждать либо предполагать их намерение куда-то уезжать.

– Надо же, этот журналист не отличается особым умом! – воскликнул де Гранден. – Готов биться об заклад, что даже мой добрый друг Траубридж подметил одно весьма существенное обстоятельство, которое осталось незамеченным автором этой публикации, словно это нечто само собой разумеющееся.

– Боюсь, старина, что разочарую вас, – ответил я, – но мне лично кажется, что корреспондент исследовал это дело под всеми возможными углами зрения.

– Ах, вот как! – саркастических заметил де Гранден. – Что ж, по возвращении домой, мой друг, вам надо будет проверить свое зрение о окулиста. Смотрите, смотрите на эти фотографии, на эти изображения без вести исчезнувших женщин и не пытайтесь утверждать, что не подмечаете определенного сходства между ними. Причем я имею в виду не только это сходство, но и то, что все они похожи на мисс Ли, покинувшую сына доктора Мэрстона. Ну что, сейчас, когда я прямо указал вам на это, вы видите?