Текст книги "Конан идет по следу"

Автор книги: Шон Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 13
ТАРГОЛ

Мадезус слышал, как свистел, рассекая воздух, меч Кейлаша… Острое лезвие вспороло одеяние жреца, но почему-то все же прошло на волосок мимо тела, угодив по кожаной сумке. Содержимое разбитых пузырьков и выпотрошенных мешочков оказалось на полу, а клинок кезанкийца застрял в металлической пряжке. Кейлаш принялся высвобождать его и на какое-то время загородил дорогу Конану.

Улучив мгновение, Мадезус откатился прочь и попытался броситься в дверь, но, конечно, опередить киммерийца не смог. Кейлаш с рычанием выдернул меч, а Конан прыгнул наперерез жрецу. И варвар, и горец действовали, как заводные куклы. Ни тот ни другой не произносили ни слова, и глаза у обоих были стеклянные. Завораживающий голос архидемона управлял ими, точно послушными марионетками. Мадезус вновь затаил дыхание, готовясь встретить удар меча, который уж точно окажется для него последним… Он только поднял амулет и запел молитву; может быть, еще не совсем поздно?

Но тут все трое замерли на месте: у порога начало происходить нечто такое, что приковало к себе их внимание. Даже Балберот и тот растерянно замолчал.

Ошметки бронзовых дверей сами собой поднимались с пола. А те, что еще висели на петлях, отделялись от них и вливались в общую массу. Металл сворачивался и таял, на глазах приобретая все более знакомые очертания. И наконец перед изумленными людьми и архидемоном предстал бронзовый великан. Его тело было человеческим и мужским, вот только пропорции выглядели так, словно бронзовую статую наспех сработал пьяный ваятель.

Росту в нем было под десять футов. Желто-оранжевое пламя полыхало в глазницах. Вот он протянул громадную бронзовую руку в направлении троих людей, и пальцы медленно распрямились. Потом шевельнулись угловатые губы. Стали видны зубы, сотворенные из огня, и язык, состоявший из пламени. Изо рта, больше напоминавшего топку, изошло одно единственное слово:

– ОСТАНОВИТЕСЬ!

Громадный голос наполнил чертог, словно жаркий, сжигающий ветер. Людей мгновенно бросило в пот, Балберот же сощурился и заморгал, но отвечать не посмел.

А бронзовый исполин шагнул внутрь комнаты, и громадные плоские ступни откалывали кусочки от твердых каменных плит пола. Вновь медленно двинулись губы, и Голос изрек:

– АЗ ЕСМЬ ТАРГОЛ.

Тут Балберот метнул быстрый взгляд на Мадезуса и, явно придя в отчаяние, обратился к Конану и Кейлашу:

– Вперед, глупцы! Это все штучки жреца, возжелавшего вас истребить! Зарубите его, и призрак рассеется!

Кейлаш встряхнулся и шагнул к Мадезусу, занося меч. Но тут левая рука исполина метнулась с ужасающей быстротой и схватила меч прямо за лезвие, легко выдернув его у горца. Бронзовые пальцы скрутили и смяли клинок, точно соломинку. Прекрасно выделанная, закаленная немедийская сталь не могла противиться силе Таргола. Изуродованный клинок громко лязгнул об пол…

Огненный взгляд обратился на Балберота:

– ТЫ ОСКВЕРНИЛ ХРАМ ТАРГОЛА. ТЫ ПРЕКРАТИШЬ БЫТЬ.

Медлительные слова вылетали словно сгустки пламени, комнату сотрясало эхо. И Балберот вдруг вспыхнул! Со страшным криком пропал в вихре бездымного красно-оранжевого огня!.. Крики и огонь угасли одновременно. От архидемона не осталось ничего – лишь синеватый жирный натек на полу.

Разум Конана прояснился мгновенно. Он тряхнул головой, словно пробудившись от очень скверного сна. Киммериец вытаращил глаза на бронзового исполина, черты которого ярко светились в сумраке подземелья.

– Вот это да, Мадезус! – сказал он, когда способность разговаривать вернулась к нему. – Молодец, лекарь! Я смотрю, твой амулет действительно на что-то годится. Только почему ты этого приятеля сразу не вызвал?

Мадезус долго не отвечал, лишь завороженно смотрел на бронзовую фигуру. Казалось, он вовсе не слыхал слов киммерийца. Лишь спустя время он отважился прошептать:

– У моего амулета нет такого могущества… Конан, мы стоим перед самим Тарголом!

Кейлаш упал на колени и отвернулся, чтобы не смотреть в бронзовое лицо бога. Конан содрогнулся от инстинктивного ужаса перед сверхъестественным. Очень неплохо, что Таргол разделался с Балберотом. Но почем знать, вдруг он и их сейчас точно так же уделает?..

Мадезус, казалось, хотел что-то сказать, когда исполин заговорил снова:

– ПОКИНЬТЕ С МИРОМ ЭТО МЕСТО. ТАРГОЛ НЕ ДЕРЖИТ НА ВАС ЗЛА.

Мадезус взволнованно прокашлялся:

– Мои спутники и я… мы благодарим Тебя, могучий Таргол. Мы выполним Твое повеление. Позволь только спросить Тебя, кого Ты уничтожил: жрицу мутари или демона, которого она призвала?..

– По сравнению с Голосом Таргола голос Мадезуса был жалок и слаб. Конан и Кейлаш смотрели на него как на безумца. Долгое время Таргол просто стоял, не двигаясь с места и приоткрыв огненный рот. Слышал ли он вопрошание жреца?.. Однако после долгой, томительной паузы Голос загрохотал вновь:

– ОНА БЕЖАЛА В ШАН-И-СОРХ. ТАРГОЛУ НЕТ ДО НЕЕ ДЕЛА. ВЫ ПОКИНЕТЕ ЭТО МЕСТО И БОЛЕЕ СЮДА НЕ ВЕРНЕТЕСЬ.

Конану и Кейлашу дальнейших понуканий не требовалось. Удирая из чертога, горец позволил себе лишь с тоской оглянуться на свой искореженный меч, валявшийся на полу возле ноги исполина. Конан с силой хлопнул ладонью по спине замешкавшегося Мадезуса, направляя его в сторону двери. Исполин чуть посторонился, освобождая им путь, и жутковатый красный ковер коридора заглушил их поспешное бегство.

Мадезус все-таки оглянулся через плечо, чтобы еще раз взглянуть на Таргола, – не каждый все-таки день беседуешь с живыми богами! – но увидел лишь… бронзовые двери. Целые и невредимые. Никаких осколков, разбросанных по полу. Закрытые двери, точно такие, какими они увидели их по пути сюда.

Жрец только помотал головой и припустил следом за спутниками…

Не останавливаясь, они добежали до крутой лестницы, выводившей в зал наверху. Конан взлетел по ней первым, за ним последовали остальные. Они огляделись… Первое, что бросилось в глаза киммерийцу, – бронзовые спинки, которые он отломал от скамей, были поставлены на места. Как и рукоятки наружной двери. А сама дверь была распахнута настежь и как бы приглашала их выйти.

Что они и сделали без промедления.

Снаружи сияло послеполуденное солнце, правда прямые лучи его не касались храма и не проникали за порог. Когда спутники выскочили наружу, каменная дверь гулко бухнула за их спинами, наглухо перекрыв вход. Этот звук заставил подскочить всех троих.

У киммерийца вырвался вздох облегчения: какая же благодать вновь оказаться под открытым небом, покинув наконец недра странного храма!.. Кейлаш, напротив, сразу засыпал митраита вопросами. Ему не терпелось побольше разузнать про Таргола и Балберота.

– Почему Он грохнул демона, а нас пощадил? – недоумевал горец. Действия бронзового исполина сбивали его с толку. – Конан, может, больше порушил в Его храме, чем Балберот!

– Таргол давным-давно не в ладах с архидемонами, – несколько рассеянно отвечал жрец. – В старину худшим врагом Таргола был Йог – архидемон, почитавшийся жителями Дарфара. Этот Йог был одним из свирепых демонов Древней Ночи; некоторые называют его и самым могущественным. В Замбуле, где более всего процветал его культ, йогитский Иерарх решил даже изгнать из страны все иные религии. Дело было несколько столетий назад… В одну кровавую ночь все жрецы Таргола были схвачены и торжественно отведены к священной яме Йога. Там приверженцы архидемона вырвали у них сердца и пожрали на ритуальной трапезе. Еще сохранились легенды о том страшном убийстве, о том, как играл лунный свет на крови, до краев заполнившей яму…

Но на другой же день исчезли все жрецы Йога с их остро подточенными зубами, знавшими вкус человечины! В том числе Иерарх! И до нового восхода луны не удавалось обнаружить ни малейшего следа!.. Но потом в той самой яме нашли их скелеты. Скелеты, лишенные плоти, но сохранившие облачения из перьев и увешанные харийскими драгоценностями… Страшна была месть Таргола, воистину страшна, но… бесплодна. Его замбулийский храм впал в запустение, а йогитское священство мало-помалу вновь возродилось. Авторы исторических трудов сходятся на том, что Таргол до сих пор держит зуб на Йога и подобных ему, но обе стороны прежде уклонялись от прямых столкновений. Вот Балберот, по-видимому, и попался…

– Я слышал, никто не может заглянуть в лицо богу и сохранить жизнь… – торжественно заявил Кейлаш. – А с нами именно это и произошло!

– Может, и так, друг горец, а может, и нет, – загадочно ответствовал мигрант. – О Тарголе вообще известно немногое, а что касается Его внешности – и подавно. Многие богословы, однако, упоминают о том, что Ему подвластны стихии Земли и Огня. Решусь предположить, что бронзовый исполин, которого мы видели, – всего лишь изображение, созданное и оживленное Тарголом нарочно для этой цели. Как я уже говорил, боги предпочитают избегать открытого вмешательства. Вот, например, Конан, твой Кром…

– Не время нас просвещать, жрец, – перебил Конан и нетерпеливо переступил с ноги на ногу. – И потом, все, что мне когда-либо хотелось знать о Кроме, я и так уже знаю. Пока мы тут стоим и чешем языками, наши шансы отыскать хренову жрицу убывают все больше! У нас дело есть, между прочим!..

И он метнул на Кейлаша смертоубийственный взгляд, предупреждая, чтобы тот не смел задавать жрецу дальнейших вопросов.

– Да, да… – согласился с киммерийцем Мадезус. – Ты прав, конечно. Наше дело не завершено… Напротив, оно только стало трудней. Необходимо последовать за жрицей в Шан-и-Сорх, где она теперь укрывается. Нам предстоит проехать множество лиг, и притом через пустыни восточного Шема. Это займет больше месяца, даже если верхом…

– Больше месяца!.. – с отчаянием повторил Кейлаш.

– Причем гораздо больше, – хмуро вставил Конан. – Потому что только головой ушибленный потащит туда с собой лошадь. В шемитской пустыне не выживет даже верблюд! Мы можем доехать до южных границ Хаурана, но дальше – только пешком! – И он тяжело покачал головой, припоминая: – Несколько лет назад я разговорился в таверне со старым немедийским рубакой… Он когда-то ездил аж в Сабатею, – это такой шемитский город у Тайанских гор, немного западнее Шан-и-Сорха. Много раз наполнял он свою кружку, рассказывая о том путешествии, и видели бы вы, как тряслись у него руки! Он был тогда охранником в купеческом караване, шедшем через пустыню. А там, как он выразился, воды ни капли, но зато разбойник на разбойнике…

Кейлаш возмущенно фыркнул:

– Еще не родился тот головорез, который скрестил бы мечи с сыном Кранароса – и остался в живых!

– У немедийца тряслись руки не от воспоминаний о разбойниках, но кое от чего другого, – возразил киммериец. – Пустыни Шема, говорил он, – это седалище смерти. Ничего живого там нет. Немедиец так и не рассказал мне, что же такое встретилось ему там. Но я вам вот что скажу: если уж что-то могло довести до такого состояния закаленного немедийского наемника, то и нам не грех бы держаться от этого подальше. А потому я предлагаю избрать иной путь, не тот, которым ехал он сам. Давайте пересечем Кезанкийские горы с запада на восток. Так мы не попадем ни в Коринфию, ни в Коф, ни в Замору. Если мы потом отправимся вдоль гор к югу, то выйдем на торговый путь, что ведет из Хаурана в Замбулу. Мы сможем держать направление на Тайанский хребет… Меня только одно смущает, жрец. Шан-и-Сорх – пустыня обширная. Как мы в ней отыщем то, что нам надо?

– Отличный вопрос, Конан, – кивнул мигрант. – У меня у самого назрело несколько, и ответить на них еще потруднее, чем на твой. Почему она вообще отправилась в Шан-и-Сорх? И каким образом в один миг попала туда?.. Следы ее присутствия, которые я ощущал, были совсем свежими. Если бы она оставила их несколько дней назад, я бы сразу это распознал. Ты говоришь, обычное путешествие займет не менее месяца?.. Значит, она освоила Перемещение… Это одна из отраслей магической науки, доступная лишь тем, кто уже накопил необъятную мощь. Я никак не ожидал, что даже у нее хватит на это силы… Но что касается того, где именно в Шан-и-Сорхе она притаилась, тут у меня одна зацепка все-таки есть. Мой Учитель, почтенный Кадетов, рассказывал: Скаурол, величайший из поверженных мутари, жил в Шеме. Отчего бы нашей жрице не отправиться в развалины его дворца? Может, она хочет там что-нибудь отыскать? Или хочет восстановить крепость и сделать ее оплотом своей власти?..

Конан заметил:

– Даже если это и так, мы знаем, где они, эти развалины?

– Верно, друг мой, не знаем… Пока не знаем. Дело должно проясниться, когда мы подберемся поближе. Колдовство, укрывавшее от меня мутари в храме Таргола, не сработает в пустыне. Мы будем пробиваться к центру Шан-и-Сорха, и рано или поздно я почувствую жрицу. Тогда мы и выясним, какого направления придерживаться.

– Я велю приготовить припасы и лошадей, – пообещал Кейлаш. Он с тоской разглядывал свой опустевший ремень. – И еще мне понадобится новый меч. Вот заодно на тамошних разбойниках его и опробую…

Они спустились по ступеням храма и, минуя древние развалины, скоро вышли на улицу. На послеполуденное солнце набежали легкие облачка, между домами пошел гулять по-осеннему зябкий ветерок. Конан утешил себя тем, что во дворце уж точно будет тепло.

Киммериец переживал из-за предстоявшего путешествия гораздо меньше Кейлаша. Он в свое время проехал немало стран – от ледяных тундр севера до удушливых джунглей дальнего юга. И понял, что в любом краю было что-то хорошее и что-то плохое. И еще: ни в одной из стран, где довелось побывать, он не чувствовал себя дома. Даже Киммерия была для него родиной – но не домом. Он редко возвращался туда и никогда не задерживался подолгу. Мрачно-серые горы, нескончаемая зима и монотонная жизнь скоро надоедали ему. Видно, беспокойная натура так и сделала Конана кочевником на всю жизнь!

Между прочим, его родная страна кишела опасностями ничуть не менее всех остальных, которые он повидал. Его соплеменники были воинственным и свирепым народом. Они не забывали обид, так что распри между кланами могли продолжаться столетия. И ни одна битва, в которой Конану доводилось участвовать в так называемых цивилизованных государствах, не могла равняться по первобытной свирепости с клановыми войнами Киммерии.

Видимо, и люди юга будут так же жестоки, как и их пустыня…

Шагая вперед, Конан рылся в памяти, припоминая подробности о тех краях, которые им предстояло вскорости проезжать. Да, для того чтобы не сбиться с пути, определенно стоило следовать на юг вдоль Кезанкийских гор, пока их утесистые хребты не уступят место вершинам Огненных гор. Этот могучий кряж отмечал северную границу Шема: природный бастион, преодолевать который отважились бы немногие. От этих зловещих гор надо будет убраться подальше, свернув к юго-востоку. Но зато потом начнется самая тягостная часть пути. Прожаренная солнцем шемитская пустыня, называемая многими Шан-и-Сорх…

Этих забытых богами мест побаивались даже самые закаленные, привыкшие к пустыням шемитские племена. Неизбывные лиги спекшейся от зноя земли и безводных песчаных дюн служили отличными декорациями для многих жутких рассказов, из уст в уста передававшихся у походных костров. Конан и сам слышал немало воинских побасёнок о том, что кому довелось пережить в тех краях. Если верить всем этим россказням, пустыня изобиловала свирепыми и хищными тварями, еще более свирепыми и хищными кочевниками и, конечно, злобными духами, гнездившимися в занесенных песком развалинах древних замков. Как ни суеверен был Конан, он все-таки списывал большую часть услышанного на обычную солдатскую трепотню за кружкой вина.

Вот что самому ему хотелось бы найти в сердце пустыни, так это какой-нибудь забытый дворец с еще не разграбленной сокровищницей. Совсем неплохо было бы и клятву, данную Сальворасу, выполнить, и кошелек при этом пополнить! Он ведь всяко собирался в Замору, Добраться бы до Шадизара, и он бы всем показал, что по ночам способен не только в воровстве упражняться! Вот бы поскорей отгремела эта разборка со жрицей, – уж он бы славненько повеселился вечерок-другой с девчонками и вином…

Он шел вместе с Мадезусом и Кейлашем, мысленно предвкушая лукавые радости Шадизара. Конан шел впереди: так уж получилось, что в предстоявшем путешествии его негласно назначили старшим. Горец и жрец следовали за ним ко дворцу, чтобы отдохнуть и набраться сил перед многотрудной дорогой. У каждого из них была своя личная цель, но всех связывало одно.

Найти и уничтожить жрицу мутари.

…А следом за ними крался еще один человек, крался так тихо, что ему позавидовала бы и пантера. На нем был легкий плащ с темно-серым капюшоном, спущенным на лицо. Под плащом были дымчато-голубые шелковые одеяния. Шелк временами шуршал, точно чешуя гадов в подземной норе. Прячась в тени капюшона, глаза холодней зимы Ванахейма следили за каждым шагом Конана и его друзей, чуткий слух напряженно ловил каждое их слово. Фанатичный разум Ламици был объят жаждой мести. Какая разница, что они отправлялись куда-то на юг? Если понадобится, евнух готов был последовать за ними хоть до реки Стикс, а то и далее. Он должен уничтожить Мадезуса. Для блага Бритунии, разумеется. Ибо мерзостный жрец вернул к жизни недостойного короля и растоптал мечту Ламици вернуть бритунийскому трону честь и могущество. Эти двое, Конан и Кейлаш, помогали жрецу. Поэтому они также заслуживали смерти. И она их постигнет. Но сначала – жреца.

Ему приятна была тяжесть отравленного кинжала, покоившегося в ножнах на руке. Скоро, очень скоро он по рукоять погрузит его в сердце Мадезуса. Не вечно же он будет прятаться за своими громилами. Настанет момент, когда он останется беззащитен. Тут-то евнух и нанесет удар, который так долго и тщательно готовил.

Бледные губы Ламици растянулись в жестокой усмешке. Капюшон, скрывавший его лицо, был серым, как тучи, затянувшие над Пайрогией хмурое небо…

ГЛАВА 14
НА ЮГ!

Эльдран медленно приподнялся и сел. Даже такое простое движение превратилось для него в тяжкий подвиг. Он очнулся менее часа назад. И сразу понял, как ослабило его тело заклятие Смерти, наложенное мутари. А разум, некогда острый словно аквилонский клинок, казался тупее каменного топора.

Король сам догадывался, что выглядит ужасно. Об этом Эльдрану яснее всякого зеркала говорило выражение лиц его друзей, собравшихся в опочивальне.

Даже Кейлаш, стоявший перед ним, не мог скрыть жалости. Она чувствовалась и в голосе, и во взгляде. Король обозлился на себя за отвратительную слабость и мысленно воззвал к Виккане, прося своего бога послать ему по возможности быстрое выздоровление, пока соседние государи не пронюхали о неожиданном упадке его сил. Он отлично знал: если длинные языки разнесут весть о его пошатнувшемся здоровье, немедийцы и гиперборейцы налетят, точно стервятники, готовые терзать его народ и растаскивать страну по частям. И только клочки полетят от всего того, что он с таким трудом собирал.

Эльдран постарался отделаться от тягостных мыслей и сосредоточиться на другом. Что это сейчас говорил ему горец?.. Он поморщился, недовольный собой, и скрипучим, охрипшим голосом обратился к старому Другу:

– Прости, старина… У меня мысли все еще путаются. Пожалуйста, растолкуй еще раз, что вам понадобилось на юге?

– Сейчас, – ответил Кейлаш и чуть не заскрипел зубами от горя. Жутко и оскорбительно было видеть Эльдрана доведенным до подобного состояния. Ох, дайте только добраться к логову жрицы!.. Ужо заплатит за все свои злодеяния!..

Кейлаш прокашлялся и заново стал объяснять Эльдрану положение дел.

Правду сказать, его повествование большой ясностью не отличалось. Сбивчивый и путаный рассказ смутил бы и вполне здорового человека. Тем не менее с помощью Конана и Мадезуса Эльдран вскорости охватил всю цепь событий, происшедших после его внезапной болезни.

С трудом приподняв слабую руку, он призвал Кейлаша к молчанию.

– Я очень обязан всем вам, – сказал он, и рука упала на колени. – А имя Сальвораса будет отныне прославлено во всех исторических хрониках… Но это ваше путешествие отнимает у меня возможность отдать долги. Если бы я был в состоянии отправиться туда вместо вас!..

Приступ кашля согнул его пополам. Кейлаш напрягся всем телом, мучительно переживая за друга. На лице Мадезуса отразилась озабоченность; митраит даже открыл рот, словно собираясь что-то сказать, но передумал и промолчал.

Конан как раз в это время смотрел на Мадезуса, и его неожиданно осенила догадка. Жрец ничего больше не мог сделать для короля, и собственная беспомощность терзала его. Совсем не так выглядел Мадезус, когда оказывался один на один с магией своих врагов. Да и тогда его заклятия совершались словно бы не его волей, а по прихоти некоей невидимой Силы. Да что говорить, странны были жрецы Митры и непонятны обычному человеку. Конан вовсе не отказался бы поскорее распроститься и с Мадезусом, и со всеми его жреческими причудами.

– Конан… – обратился к нему Эльдран. – Мне жаль, что тебя безо всякой вины вмешали в эту историю, – неровным, хриплым голосом извинился король. – Я освобождаю тебя от слова, данного моему капитану. Тебе незачем ехать на юг. Лучше подумай, не устроит ли тебя место капитана городской стражи?.. Ты сполна доказал, что достоин такого поста. Если же ты не захочешь служить, по крайней мере прими от меня кошелек с золотом и свободный пропуск за городские ворота в любую сторону, куда только ни пожелаешь. Это – самое меньшее, чем я могу расплатиться с тобой…

– Нет, государь, – ответил варвар. – Ты не можешь освободить меня от клятвы. Клятва киммерийца – не облачко в небе, которое уносит ветерок. Дух Сальвораса не обретет успокоения, пока жива жрица мутари. Твой капитан был настоящим воином и мужчиной, и подлое убийство такого человека не должно остаться неотомщенным! – Конан сдержанно зарычал. – Таковы мы, киммерийцы, и пусть люди сколько угодно называют нас варварами! Я либо выполню свою клятву, либо умру… Но вот золотишко, государь, я приму с благодарностью. На дорожные расходы в путешествии…

Голова Эльдрана устало поникла, но по губам пробежала тень улыбки.

– Прошлой ночью, – сказал он, – ты сидел в моем подземелье, ожидая плахи и топора палача. А сегодня готов пройти тысячу лиг, чтобы разделаться с моими врагами. Ты прав, киммериец… Мы, цивилизованные люди, могли бы многому у вас поучиться. Однако я благодарю богов, что моя страна не граничит с Киммерией!.. Что ж, отправляйся на юг, если видишь в этом свой долг. Запаситесь в оружейной всем, чем пожелаете, и выберете на конюшнях лучших, самых выносливых жеребцов. С вашей решимостью вы непременно победите злобную жрицу и возвратитесь с победой… А я буду ждать вашего возвращения и молиться за вас!

На этом силы оставили Эльдрана окончательно. Он вновь поник на постель, и жестокие спазмы кашля сотрясли его тело. Пот залил лицо, со щек сбежала краска… Он ничего больше не сказал, а закрыл глаза и погрузился в неспокойный сон.

Опустив глаза, спутники молча вышли из опочивальни… У выхода беспокойно переминались несколько горцев – соплеменников Кейлаша. Их вождь принялся раздавать приказы, касавшиеся безопасности короля. Видно было, что он полностью доверяет каждому из мужей, собравшихся в комнате. Много лет он сражался плечом к плечу с этими воинами; годы и битвы сделали их братьями.

Еще ему нужно было подобрать себе подходящий клинок. И коня, способного выдержать дальнее путешествие. Он поймал себя на том, что в некотором роде предвкушает поездку. В самом деле, немало времени прошло с тех пор, как он в последний раз совершал вылазку в дикие дебри! Последние годы он неизменно торчал в столице, охраняя Эльдрана, самое большее – сопровождая его в однодневных поездках. А что касалось его спутников, то если он сперва относился к Конану и Мадезусу с некоторым подозрением, теперь оно уступило место уважению и даже восхищению. Еще бы! Всякое повидал Кейлаш, но бойца, равного Конану, припомнить не мог. А уж силы вроде тех, которыми повелевал митраит, – и подавно!

Конан, как и горец, раздумывал о путешествии, но, в отличие от кезанкийца, без нетерпения и тревоги. Что бы ни говорил он о клятвах, у него были и иные, гораздо более прозаические причины стремиться на юг. Рассказы Мадезуса о Скауроле и его крепости заставили его вспомнить не единожды слышанные у походных костров легенды о позабытых сокровищах, пылящихся в подземельях разрушенных замков…

Если, думал киммериец, этот самый Скаурол был вправду так могуществен, как расписывает жрец, он, уж верно, деньжонок-то за жизнь свою поднакопил. Не в бедности небось прозябал! Еще могло получиться так, что охотников за сокровищами долгое время отгоняли от его крепости суеверия. Пока о существовании замка и вовсе не позабыли. Если как следует порыться там, чего доброго, их странствия и труды получат вполне весомое вознаграждение!

Молодой варвар шел за Кейлашем и Мадезусом в дворцовую оружейную, а перед его мысленным взором уже громоздились пузатые сундуки, битком набитые золотыми монетами, и горшки, полные сверкающих самоцветов…

Оружейная, расположенная едва ли не в сотне шагов от покоев Эльдрана, являла собой собрание оружия со всей Хайбории. В былые времена немалая часть оружия, которым пользовались бритунийцы, была привозной. Что-то отбирали у побежденных захватчиков, что-то покупали, что-то бритунийские вельможи получали в качестве подарков.

В небольшой, плохо освещенной комнате не было никакого порядка. У двери стояли козлы с мечами, на нескольких верстаках было свалено оружие и доспехи, нуждавшиеся в починке. Груда кирас и щитов возле стены явно готова была от малейшего толчка со звоном обрушиться на пол…

Мадезус не пошел в глубь оружейной. Он остался на пороге и нетерпеливо переступал с ноги на ногу, глядя, как его более воинственные сотоварищи выбирают себе снаряжение.

Плотный, мускулистый кезанкиец в конце концов облюбовал себе двуручный меч более трех футов длиной. Сила горца была такова, что он вполне способен был управляться с ним и одной рукой. Гарда меча была искусно выкована в форме распростертых крыльев ястреба. На гонце рукояти красовалась резная ястребиная головка с хищно раскрытым клювом. А лезвие было такой остроты, что Кейлаш, решив попробовать его пальцем, порезался. Подобные мечи неудобно носить у бедра, и горец подобрал себе ременную портупею, чтобы устроить клинок за спиной. Еще он подыскал себе новый шлем вместо того, который потерял в храме. Наручи, усиленные стальными пластинками, завершили его доспех.

Конан не стал связываться ни с латами, ни с кольчугой. Они стесняли движения, да и лишняя тяжесть была ему ни к чему. Его меч и крепкие руки уж как-нибудь защитят его от любой опасности, могущей встретиться на пути. Он долго осматривал груды разнообразнейшего оружия, пока наконец его внимание не привлек кинжал с широким клинком, торчавший из-под кучи других кинжалов.

Вытащив его наружу, киммериец примерил к ладони черную железную рукоять. У кинжала, выкованного и для рукопашной и для метания, отсутствовала крестовина.

Широкое лезвие было длиной почти в локоть. Удовлетворенно кивнув, киммериец загнал клинок обратно в тяжелые кожаные ножны. Швы ножен были укреплены полосками кованой меди, потемневшими от времени. Конан заметил пристальный взгляд Кейлаша, устремленный на его находку, и, не понимая, в чем дело, на всякий случай спросил:

– Что-то не так? Мне следовало бы выбрать другой? Кезанкиец помолчал, прежде чем ответить.

– Нет, нет, ты волен взять любое, что здесь лежит, – сказал он наконец. – Просто этот кинжал очень стар. Эльдран как-то рассказал мне, что его много веков назад получил в подарок Мельсинис, тогдашний бритунийский король. Мельсинис не родил сыновей, ему некому было передать свое оружие… Может, это его дух подсовывает тебе кинжал? Пусть же он и в бою направляет твою вооруженную руку!

Конан посмотрел на кинжал с пробудившимся сомнением. Только духа древнего короля ему и не хватало! Нет уж, лучше пускай дух Мельсиниса держится от него подальше. И особенно в битве!

Поколебавшись, он все-таки решил взять кинжал с собой.

– Если нам повезет, оружие и доспехи вообще не понадобятся, – подал голос Мадезус. Чувствовалось, что, с точки зрения жреца, их возня в оружейной – пустая трата времени и немало раздражает его.

– Везение – надежда глупцов! – фыркнул Кейлаш. – Будешь слишком надеяться на авось, в конце концов накормишь стервятников. В драке надо полагаться на добрую сталь!

Конан неразборчиво проворчал нечто вроде согласия. Мадезус вздохнул и тряхнул головой, но в голосе послышалась нотка веселья:

– Что ж, вам видней… Но не забавно ли, что два матерых воителя готовятся к битве дольше, чем невеста – к свадебной церемонии!

Кейлаш покраснел, а Конан напряженно замер: для него эти слова были настоящим оскорблением. Дома, в Киммерии, за подобные насмешки он кому угодно раскроил бы череп. Однако годы, проведенные вне дома, уже научили его сдерживать подобные побуждения. Кейлаш, кажется, хотел резко ответить митраиту, но потом заметил черную злобу на лице киммерийца – и неожиданно расхохотался. Конан еще хмурился, Мадезус посмеивался, а Кейлаш попросту рыдал от смеха, любуясь выражением лица западного варвара.

Наконец, утирая с глаз слезы, он хлопнул широкой лапищей Конана по напряженному плечу и кивнул на дверь:

– Жрец прав! Давай поторопимся, не то… опоздаем на свадьбу!

Новое святотатство заставило Конана скрипнуть зубами. Чувство юмора, бытовавшее у цивилизованных людей, было вне его понимания. Надеясь по крайней мере прекратить дальнейшую пикировку, он ответил Кейлашу столь же сокрушительным шлепком по спине и следом за ним вышел из оружейной. Втроем они отправились в конюшню, где их уже ждали выносливые бритунийские кони караковой масти. Переметные сумы, наполненные припасами, приятно круглились. Темно-зеленые шерстяные попоны покрывали спины коней.

Кейлаш привычно отстегнул попону своего скакуна, ловко свернул ее и надежно увязал в дорогу. Он вскочил в седло одним гибким движением и взял поводья в левую руку. Конан, менее привычный к верховой езде, провозился несколько дольше, но скоро и он забрался в седло. Ему досталась крупная кобылица, превосходившая ростом двух других лошадей. Она переступала с ноги на ногу, пока он устраивался в седле, но немалый вес седока ее, по-видимому, ничуть не пугал.

Мадезус внимательно наблюдал за тем, как садились в седла его спутники. Потом сделал несколько неуклюжих и вполне безуспешных попыток последовать их примеру. На третий раз он вовсе не устоял на ногах и тяжело свалился наземь. К его величайшему смущению, Конана и Кейлаша злоключения митраита почему-то привели в буйный восторг.