Текст книги "Кружево"

Автор книги: Ширли Конран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Девочки были уверены, что рано или поздно познакомятся с другими мальчиками, потому что с середины ноября каждую неделю стали устраиваться танцы; но, хотя у них и был Ник, иногда они испытывали приступы непонятного беспокойства, их охватывала тоска по приключениям.

Как-то в воскресенье, справившись с огромной порцией бананового мороженого, Пэйган зевнула и сказала:

– А не удрать ли нам как-нибудь вечером через заднюю дверь и не отправиться ли в какой-нибудь шикарный ночной клуб вроде «Гринго»?

Ник строго посмотрел на нее и откинул со лба назад густые черные волосы.

– Будьте осторожны. Вас выгонят, если поймают. А потом, может быть и кое-что похуже. – Он покраснел. – Нечто скверное. Знаете Поля, водителя старика Шардена?

– Да, это его шофер, – подтвердила Кейт.

– Нет, он водитель, – поправила Пэйган. – По-французски все равно. А в английском языке шофер – это тот, кого вы нанимаете на вечер. А водитель работает у вас постоянно.

– Ну, как бы он там ни назывался, вы понимаете, о ком я говорю. Так вот, Шарден… э-э-э… гомосексуалист, а Поль – его… э-э-э… друг.Я знаю, потому что за спиной у Шардена Поль занимается тем же самым с одним из поваров «Империала». – Ник покраснел еще гуще. – То, что я вам сейчас расскажу, не больше чем слух. Но ходит он очень упорно, и я об этом слышал не раз. Вы знаете, конечно, что по-настоящему Шарден любит только деньги.

Все кивнули, соглашаясь.

– Так вот, в городе говорят, что, если девочку застают с мальчиком вне школы, ее немедленно исключают, если только во избежание позора ее отец не согласится заплатить хорошенькую сумму. При этом на самом деле может ничего и не быть вообще или быть не больше, чем шуткой; но Шарден расписывает все по телефону ее родителям в самых мрачных тонах. Вопрос, кому поверят родители: своей дочери или Шардену? И ей ведь приходится признавать, что она действительно где-то была, поэтому обычно родители верят в худшее и платят.

– Не может быть!

– Откуда ты знаешь?

– А в городе известно, что он гомосексуалист?

– Все официанты здесь знают, что Шарден «голубой», – сказал Ник. – У него давным-давно работают только смазливые шоферы, хотя на самом деле ему водитель не нужен. На окраине города есть бар – он называется «Ку-ку», – там довольно странные типы околачиваются. Я бы туда не пошел, честное слово!

– А он не боится, что его самого могут начать шантажировать? – спросила Пэйган.

– Если все эти разговоры о шантаже правда, то Шарден ведет опасную игру. Но она все-таки не настолько опасна, как это может показаться. Шарден очень тщательно подбирает возможные жертвы. А выбор у него богатый. Он ведь не мог бы никакими средствами добиться того, чтобы девочки по ночам вообщеникогда и никуда не убегали, верно? Даже если бы захотел. А родители девочек далеко, в другой стране, и они богаты. Шарден никогда не запрашивает больше, чем родители девочки могли бы заплатить без малейшего напряжения. Насколько я знаю, самая маленькая сумма, которую он в таких случаях просит, это стоимость обучения за год. В целом родителям обычно проще бывает откупиться от небольшого скандальчика. А поскольку ученицы из разных стран, то их родители не знают друг друга и нет опасности того, что они между собой разговорятся и все выяснят.

Девочки, не прерывая Ника, внимали его словам, загипнотизированные этими внезапно открывшимися перспективами.

– Так что, ради бога, будьте осторожны, – продолжал Ник. – Кто знает, может быть, что-то в этих слухах и правда. Я понимаю, что все это сплетни. Но я слышу подобные истории всякий раз,когда попадаю на виноградники нашей гостиницы. И это еще не все. Некоторые ребята говорят, что Поль – бисексуал.

Теперь Нику пришлось объяснять девочкам, что такое бисексуал. Лицо у него пылало от смущения, и он уже жалел, что вообще начал этот разговор, но ему начало нравиться внимание, с которым слушали его подруги.

– Рассказывают, что если девочка из очень богатой семьи убегает куда-нибудь ночью, а Шарден ее поймает, то Поль… нарочно соблазняетее и фотографирует в разных… э-э-э… компрометирующих позах. Бармен из «Империала» говорил мне, что в прошлом году отец одной девочки из Бразилии перепил у него и начал ругать Шардена. Он сказал, что прилетел сюда потому, что его начали шантажировать; что не хотел обращаться в полицию, поскольку тут замешано имя его дочери; и что если об этом скандале станет известно, жена ему никогда не простит… Что ему нужно защищать честь семьи и репутацию его дочери, иначе она никогда не выйдет замуж… Ну и все такое… А потом сказал, что никогда не простит своей дочери того, что она поставила его в такое положение, когда он не мог заявить, что Шарден его обманывает. Ему показали фотографии, на которых его дочь была с Полем. – Ник улыбнулся. – Наверное, фотографии были довольно необычными. Тот мужик сказал бармену, что заплатил за них тридцать шесть тысяч швейцарских франков. Наличными.

Для Пэйган, Максины и Кейт жизнь в «Иронделли» протекала в завораживающей атмосфере сентиментальной наивности. Телом уже почти женщины, ученицы были на самом-то деле еще детьми. С бурной щенячьей радостью и энергией они хихикали, прыскали со смеху, весело носились и визжали и, в общем-то, были еще довольно глупы. От уроков им становилось скучно, разговоры о любви завораживали их, они горели нетерпением узнать, что такое страсть, и единственным их стремлением было в кого-нибудь влюбиться. Они готовились стать женщинами,и в самом воздухе, казалось, было разлито ожидание этого. Девочки были способны просиживать часами с журнальными статьями и инструкциями в одной руке и тюбиками дорогого грима в другой, выясняя, какое у каждой из них лицо – овальное, круглое или широкое. Масса времени тратилась на разговоры об одежде, на примеривания и на обмен вещами. Все девочки хотели, чтобы у них была как можно более узкая талия, и потому затягивались широкими эластичными поясами. Все они носили балетные тапочки без каблуков, широченные юбки колоколом, бледно-розовые или бледно-голубые свитера и небольшую нитку мелкого жемчуга на шее. У девочек, приехавших из США, были бюстгальтеры, которые придавали грудям идеально ровные округлые очертания и заставляли их торчать вверх, в результате груди чем-то напоминали перевернутые чашки или детские песочные «куличики». Новые ученицы-неамериканки во вторую же свободную субботу бросались покупать французские кружевные бюстгальтеры. После этого девочки до бесконечности сравнивали свои груди, измеряли их и делились друг с другом всевозможными сомнениями и опасениями на этот счет: «А у меня одна больше другой…», «Почему мои висят ниже, чем твои?», «А у Серены на самых сосках растут волосики…», «Если сбоку закладывать в бюстгальтер носок, то расстояние между грудями станет шире…», «Я бы хо тела, чтобы они у меня были побольше…», «Мне бы хотелось не такие крупные…».

Максина всеми силами старалась избегать подобных сравнений. У нее были крупные, тяжелые, низко опускающиеся груди, к которым она еще не успела привыкнуть и очень стеснялась их, а потому старалась засовывать их чуть ли не под мышки. В результате постепенно она привыкла сутулиться, а плечи у нее приобрели округлость. Что бы ни говорили ей другие девочки, ничто не могло убедить ее в том, что великолепные выпуклости у нее впереди – ее достоинство, а не недостаток. Стоило ей увидеть на улице, далеко впереди себя, группу дорожных рабочих, как она мгновенно краснела до корней волос, потому что знала: как только она поравняется с ними, все они завороженно уставятся на ее грудь и будут глазеть, пока она не пройдет. Пытаясь как-то успокоить дочь, мать сказала Максине, что ее embonpoint [19]19
  Полнота (фр.).


[Закрыть]исчезнет после того, как у нее появится первый ребенок и она станет кормить его грудью. Но сама мысль о том, что придется таскаться с этими футбольными мячами еще многие годы, пока их не высосет ребенок, который еще даже не зачат, Максину вовсе не утешила. И поэтому если не было необходимости одеваться в дорогие вещи от Диора, она предпочитала скрывать свои объемы под большими и бесформенными свитерами.

Как-то вечером Максина, облаченная в одно из таких коротеньких одеяний, учила Кейт танцевать un slow [20]20
  Здесь: медленный танец (фр.).


[Закрыть]. Обняв Кейт и громко наигрывая на губах мелодию «Пароход медленно плывет в Китай», Максима торжественно кружила ее на узком пространстве между двумя кроватями. «Даже хорошо, что здесь так тесно в ночных клубах тоже всегда тесно», – проговорила Максина, никогда в жизни не бывавшая ни в одном ночном клубе. Ни одна из них еще не ходила на свидание с мальчиком; не знала бы, о чем говорить на таком свидании, если бы оно состоялось; все три отчаянно завидовали тем девочкам, у которых были старшие братья; и все трое постоянно терялись в догадках, куда следует девать нос в тот момент, когда тебя целуют.

О подобных вещах они говорили друг другу каждую ночь. Как только выключали свет, Пэйган прокрадывалась к ним из своей комнаты, завернувшись в клетчатое, наподобие шотландской юбки, набитое гусиным пером стеганое одеяло, садилась по-турецки в ногах на кровать Кейт, и девочки начинали обсуждать со всех сторон вопрос, что значит быть женщиной. Они неизменно и единодушно соглашались, что ответят только на настоящуюлюбовь, распознать которую, они были уверены, можно будет мгновенно. Потом они решали, за какого мужчину каждая из них была готова выйти замуж, и каждая излагала остальным свои представления о том, как должен выглядеть Прекрасный Принц. Потом обсуждались подвенечные платья, потом – свадебное путешествие. А затем в уютном ночном мраке они полушепотом говорили о той интригующей тайне, с которой еще не сталкивалась ни одна из них… о сексе. Это всегда было нечто романтическое: им бы и в голову не пришло, что после секса приходится иногда спать на мокрой простыне. Они и представить себе не смогли бы Прекрасного Принца с эрекцией, а тем более в презервативе.

Отсутствие ясных представлений в вопросах пола было среди учениц всеобщим и поразительным. Чтобы не показаться невеждами, все девочки в «Иронделли» врали напропалую о своем сексуальном опыте, который в целом равнялся нулю. Пока что весь сексуальный опыт Кейт и Пэйган сводился только к тайным мыслям о тампонах: ни одна из них тампонами еще не пользовалась, но Пэйган стащила у матери брошюру, и теперь они вместе с Кейт сосредоточенно изучали иллюстрации, вызывавшие у них растерянность и смущение.

Ни одна из них еще не исследовала пространство у себя между ног, не знала особенностей его чувствительности и даже не видела его. Ни одна еще не слышала о мастурбации и даже не осознавала, что уже испытала ее. Максина, которой было тогда четырнадцать лет, приняла последствия невольной мастурбации за религиозный экстаз: в этот момент она как раз ерзала на стуле на уроке Закона божьего. Пэйган, охотившаяся верхом на взятой напрокат лошади, на которой было необычно высокое в передней части седло, испытала непривычное ликование, которое отнесла за счет возбуждения от азарта погони. Кейт всегда любила забираться в физкультурном зале по канату из-за приятного щекочущего зуда, который возникал, когда, поднявшись до самого верха, она плотно обхватывала канат ногами и, слегка притормаживая ими, то сжимая, то ослабляя при этом ягодицы, начинала скользить по канату вниз. Как-то раз такое же ощущение возникло у нее, когда она была на самом верху каната, и она так и застыла там, блаженно раскачиваясь из стороны в сторону, не в силах сдвинуться с места и совершенно безразличная к резкому сердитому голосу преподавательницы мисс Хейдок – та уже привыкла к тому, что девочки замирают, добравшись до верха каната, – требовавшей, чтобы Кейт немедленно спускалась вниз.

Максина – которая была француженкой и которой уже исполнилось семнадцать, на год больше, чем Кейт и Пэйган, – была для них уважаемым и непререкаемым авторитетом во всем, что касалось вопросов пола, потому что ее этому учили.Все мальчишки одинаковы, объяснял Максине священник, все они коты. Всем им нужно одно и то же, а ты не должна давать им этого, потому что когда они своего добьются, то станут тебя презирать за то, что ты не устояла. Даже если мальчик клянется, что любит тебя, получив желаемое, он тебя же с презрением отпихнет – и наедине, и, что хуже всего, прилюдно, – потому что, естественно, его уважение к тебе исчезнет. Если действительно серьезный мальчик действительно тебя любит и при этом продолжает настаивать на своем, то он тебя просто проверяет – правда, священник не сказал, в чем именно и для чего. Мужчины по каким-то непонятным причинам неспособны контролировать свои чувства, и если половая страсть все же берет над ними верх, то виноваты в этом все равно ты и твоя привлекательность: это называется «ты его завлекла». Подобные вещи могут легко закончиться катастрофой, и что тогда ты станешь говорить своему мужу в первую брачную ночь?! Если не сбережешь себя для мужа, то брак с самого начала сложится неудачно и вся твоя жизнь окажется испорченной. Потому что мужчина всегда сможет разобраться в истинном положении дел, что бы ты ему там ни говорила.

Можно было только удивляться тому, что у девочек не вызывали недоумения двойные стандарты в вопросах пола. Они принимали как нечто само собой разумеющееся, что мальчик может от страсти потерять над собой контроль; но им никогда не приходило в голову, что и девочка тоже способна испытывать подобную силу чувств, и это вполне объяснимо. Они считали естественным, что ответственность за пределы, до которых можно доходить в отношениях между полами, несет девочка, а не мальчик: онаобязана контролировать меру егострасти. Поэтому девочки приучались подавлять собственные сексуальные побуждения. Эта привычка постепенно переходила в устойчивый тип поведения, и по прошествии ряда лет многим девочкам уже трудно было превысить те пределы, заходить за которые запрещалось, или даже просто испытать возбуждение. Степень их сексуальности была уже запрограммирована, а сама сексуальность извращена.

Максина убеждала подруг, что итальянки берегут себя для своих мужей, но в то же время позволяют мужчинам практически все, только другими способами.

– Противная, все-то ты придумываешь! – возражала Пэйган. – И как это мужчина может разобраться, девственница ты или нет?

– Если он не может вставить свою штуку, значит, ты девственница, – объясняла Максина, – если ты, конечно, не занимаешься слишком много спортом: верховой ездой, велосипедом или гимнастикой.

Свои жесткие правила сексуального этикета существовали и на тот случай, когда у девочки был кавалер, имевший, по ее мнению, шансы со временем превратиться в возлюбленного. По счастью, Максина знала все эти правила и делилась своими познаниями после того, как в школе выключали свет.

– Во время первого свидания, – авторитетно утверждала она, – нельзя ничего, только один многозначительный взгляд при прощании. – После этих слов наступала тишина, и в кромешной темноте девочки упражнялись в умении бросать многозначительные взгляды. – После второй встречи можете позволить ему поцеловать себя в щеку. А на следующий раз разрешить ему на прощание настоящий поцелуй.

– Французский, с языком? – спросила Кейт.

– Нет, это только на четвертый раз. Максине пришлось признать, что сама она этого еще никогда не делала, и поэтому она поспешно перешла к пятому свиданию, во время которого, если мальчик действительно имеет серьезные намерения, то можно допустить его к тому, что находится выше талии. Здесь возможны два варианта: через одежду или под нее. Что касается самой Максины, то она лично никогда в жизни не допустила бы ни того, ни другого: она была твердо намерена сохранять благоразумность до замужества.

Некоторые девочки, однако, позволяли мужчинам опускаться ниже талии, что опять-таки предполагало два варианта – через ее нижнее белье и под него – но при условии, что у него брюки остаются застегнутыми… Ну, вы сами понимаете.

– А если подбелье, то что тогда?

– Тогда он гладит то место, где у тебя растут волосы. – И в комнате повисла тишина: девочки в темноте лихорадочно гладили себя по этому месту, но ровным счетом ничего не испытывали.

Седьмая стадия этого издевательства заключалась в том, что мальчику можно было позволить уже абсолютно все. Абсолютно все – это, конечно, чудесно, но и жутко опасно.

Учитывая, что любая ученица в «Иронделли» впадала в ужас при одной лишь мысли о возможной беременности, можно было только удивляться той поистине религиозной их убежденности, что, если дойдет до дела, они-то забеременеть не могут, особенно в первый раз. Господь этого не допустит; а кроме того, и статистика подтверждает, что в самый первый раз этого не бывает. Если, конечно, не трогаешь… ну, это самое. Сперма пугала всех девочек. Достаточно только одного этого маленького яичка, одного-единственного из многих миллионов, и можно забеременеть. А эти проклятые штучки живут по четыре дня и незаметно ползут вверх по твоим ногам даже под трусиками. Поэтому лучше не рисковать вообще, и мальчик должен обязательно принимать меры предосторожности. Но если он пользуется этой резиновой штукой, то это так противно!

– Она называется «французский салат», – авторитетно заявила Пэйган.

– Ничего подобного. Его название – capot anglais [21]21
  Английский чехол (фр ).


[Закрыть], – холодно поправила ее Максина.

Но как бы ни называлась эта штуковина, она вызывала еще одну проблему, связанную с правилами хорошего тона. Должна ли девочка отворачиваться, когда мальчик надевает эту штуку? Или она должна делать вид, будто ничего не замечает? Или он должен надеть эту штуку заранее, когда еще только собирается на свидание? Но в последнем случае это только доказывало бы, что он вовсе не потерял голову от вашей красоты, но с самого начала все так и планировал. И кроме того, как вообще она надевается?

– Мне кажется, – сказала Пэйган, – что, когда у них торчит, они сверху разглаживают эту штуку. Вроде перчатки, только с одним пальцем.

Не очень романтично, подумали про себя девочки. Но они должны были признать, что все-таки лучше, чем забеременеть. Забеременеть – нет, это просто немыслимо! Если какой-либо девочке настолько не повезло и судьба ткнула в нее пальцем, ей, бедняжке, приходилось долго сидеть в обжигающей горячей ванне и выпивать целую бутылку чистого, неразбавленного джина. В таком случае настоящая подруга должна была сидеть с ней рядом в этом пару, подбадривать ее, не давать ей упасть в обморок и утонуть и не разрешать ей спьяну шуметь – иначе могла услышать сестра-хозяйка. Или же надо было найти довольно крупную сумму и отправиться на одну из этих темных улочек, к старухе, которая разложит тебя, как ощипанную курицу, на грязном кухонном столе, разведет твои ноги широко в стороны, а потом, даже не вымыв рук,воткнет в тебя вязальную спицу. Конечно, если ты богата, то можно обратиться в частную клинику, и тогда тебе все сделают под анестезией, вязальная спица будет из нержавейки и стерилизованная, а все станут делать вид, будто тебе просто-напросто удаляют аппендицит.

Кейт проснулась еще до утреннего звонка к подъему и сразу же поняла, что за ночь произошло нечто необычайное. Звуки, доносившиеся с улицы, были какие-то приглушенные, а в комнате было необычно светло. Она бросилась к окну и отдернула кружевную занавеску. Мороз разрисовал стекло белыми узорами, чем-то похожими на цветы. Как была босиком, в голубой ночной рубашке, Кейт распахнула окно и высунулась наружу. Деревья стояли обсыпанные белым снегом, крыши домов внизу были покрыты толстыми белоснежными одеялами, сверкавшими под утренним солнцем; сияющая белизной гостиница «Империал» с ее башенками была похожа на сахарный торт, который дарят детям ко дню рождения. Сосновые рощи дальше, за городом, напоминали серые кружева и отдавали чем-то призрачным.

Несколько ночей подряд сыпал густой снег, и за неделю городок преобразился. Пункт проката лыж практически не закрывался; прямо по улицам городка бегали лыжники; укутанные с ног до головы так, что походили на медвежат, дети катались на маленьких разноцветных санках; молоко теперь развозили на небольших санях, запряженных собаками; а местная конюшня немедленно предложила всем желающим прогулки на великолепных санных упряжках. Наконец-то началось то, чего все с таким нетерпением ждали: Зимний Сезон.

За одну ночь появилась новая элита. Теперь привлекательным казался любой мужчина, который мог неплохо стоять на лыжах; не умеющий же, напротив, казался непривлекательным. Мужчины, которые все лето проработали в качестве каменщиков или работниках на фермах и потому на них никто не обращал внимания, вдруг оказались инструкторами по лыжному спорту и потому обрели статус богов. Зимой каждый водопроводчик тут надеялся, что женится на одной из богатых наследниц, которые обучались в местных воспитательных пансионах, и потому девочкам из этих школ оказывалось предпочтение при зачислении на горнолыжные курсы и вообще уделялось гораздо больше внимания, чем они того заслуживали. Загорелые гибкие инструкторы, в красных шерстяных шапочках и свитерах, шутя покоряли девичьи сердца. Они терпеливо учили одних, журили или бранили других, помогали тем, кто выбился из сил. А главное, носились взад и вперед без видимых усилий и с необыкновенной грацией, которой завидовала каждая девушка, потому что если ты умеешь хорошо ездить на лыжах, то это признак социальной избранности, и обзавестись таким умением было пределом мечтаний для каждой.

Все боготворили также и сборную Швейцарии по лыжам, которая приехала тренироваться в Гштад; правда, делать это приходилось как бы заочно. Бесконечно обсуждались все достоинства четырех основных и двух запасных членов этой сборной, но их самих никто не видел: они жили в шале на самой окраине города и не занимались ничем, кроме тренировок. Что, естественно, лишь повышало всеобщий интерес к ним.

Как-то утром, за завтраком, Пэйган внезапно прервала ставший теперь постоянным разговор подружек о том, что произойдет в следующую субботу, когда должен был состояться первый в зим нем сезоне танцевальный вечер. Она подняла взгляд от одного из редко приходящих писем от матери и спросила:

– А знаете что? Оказывается, моя мать знает отца Ника. Я написала ей о нем в последнем письме, и теперь она пишет, что, наверное, это тот самый Ник, который учился вместе с моим племянником Тоби в Итоне. Она пишет, что если у него фамилия Клифф, то он должен быть сыном сэра Вальтера Клиффа и должен унаследовать огромное семейное гостиничное дело.

– Не может быть, чтобы это был тот самый Клифф: он бы нам сказал, – возразила Кейт.

– Если он на самом деле сын сэра Вальтера Клиффа, он, безусловно, никогдаи не заикнулся бы об этом, – заявила Пэйган, добавив специально для Максины: – Это типично английская привычка недоговаривать.

Потом, уже в гардеробе в «Шезе», они рассказали об этом Джуди.

– Серьезно? – удивилась та. – Мне он никогда ничего об этом не говорил. Я считала, что он учится на официанта, чтобы так и работать официантом. – Девушки прошли к своему столику. Ник подошел к ним, лавируя между тесно поставленными столиками, за которыми было много посетителей. Джуди немедленно вывалила на него то, что только что узнала сама, чем поставила девочек в неловкое положение.

– Правда, что ты со временем унаследуешь гостиничное дело Клиффа?

Ник вспыхнул. Чтобы выиграть время и подумать, он начал отбрасывать с лица назад волосы, а затем, заикаясь, проговорил:

– Н-ну, в общем, правда. Мне придется управлять этим делом, но оно не будет на самом деле моим: это семейная компания. Мне просто придется его вести… ради всей семьи.

– Значит, ты богат? – спросила Джуди. Наступила пауза.

– Я не беден, – неохотно признался Ник, – Но мне придется взять на себя очень большую ответственность. – И затем добавил с необычной для него твердостью: – Если не возражаете, давайте больше не будем это обсуждать.

Некоторое время спустя, когда они были в туалете, Максина повернулась к Джуди и торжествующе спросила:

– Ну что, теперь, когда ты все узнала о Нике, Джим из Виргинии, я полагаю, будет забыт?

– Почему? – пораженно спросила Джуди.

– Ну, Ник от тебя без ума, это же ясно. И он был бы очень удачным выбором, разве не так? – ответила Максина.

Джуди расхохоталась.

– Послушай, мне же еще и шестнадцати нет. Пока что я вообще ни за когоне собираюсь замуж, и уж меньше всего за парня, которого я даже не люблю. Я обещала маме, что даже на свидания не буду ходить, пока я здесь: только при таком условии она и разрешила мне поехать. Мне кажется, что это вполне разумное условие, и я намерена его выполнить. Я знаю, что вам, богатым, это даже кажется чудачеством, но мне придется самой зарабатывать себе на жизнь. Учить одновременно французский и немецкий и без того непросто, особенно когда работаешь при этом официанткой. Но это мой единственный шанс, и я его не упущу. Мужчин будет в жизни еще полно, они никуда не денутся. – Она немного поколебалась, а потом призналась: – Если хотите знать правду, никакого кавалера у меня дома нет. Джима из Виргинии не существует. Это только отговорка для тех ребят, которые начинают мной интересоваться. Так ихсамолюбие не страдает. Мужчины очень не любят, когда им отвечают «нет» просто так.

– Но, если ты удачно выйдешь замуж, тебе уже не надобудет зарабатывать, – удивилась Максина.

– Поспорим? – ответила Джуди.

В тот вечер стол во время ужина в школе гудел: девочки возбужденно обсуждали, что следует надеть на танцы. У Максины было голубое шелковое платье с открытыми плечами и рукавами с буфами. Кейт собиралась надеть свое унылое, кремового тона, муаровое платье от Дебенхэма с лентой и скромным вырезом в форме сердца, украшенным кружевной косынкой. Максина предложила переделать вырез, сделать его гораздо более глубоким, и ее предложение было немедленно принято. Но оставалась еще нерешенной проблема, в чем пойдет Пэйган.

– Нечего и обсуждать. Я не пойду. У меня нет длинного платья, – мрачно сказала Пэйган.

– Но у тебя есть длинная черная юбка из тафты, – возразила Максина, – и бабушкина белая шелковая блузка. Мы могли бы купить пару метров ярко-розовой тафты и сделать внизу юбки огромный рюш так, чтобы она почти доставала до пола, а что останется, обернуть кушаком вокруг талии и пустить концы вниз; А блузку можно не застегивать до конца, и тогда это будет выглядеть как низкий вырез, верно?

Пэйган приободрилась. Странно, но Максина с ее советами чем-то напоминала ей старую миссис Хокен в их деревне, а Пэйган ничто не доставляло большего удовольствия, чем возможность переделать какую-нибудь вещь из одежды в нечто абсолютно отличающееся по своему предназначению от того, ради чего создавалась вещь первоначально.

После ужина Максина наметила мелом очень низкий, смелый вырез на муаровом платье Кейт и взялась за ножницы, а Кейт в это время зажмурилась и скрестила на счастье пальцы. Потом Максина ползала на коленях вокруг Пэйган, прикрепляя булавками газету к низу ее юбки, чтобы сделать выкройку для предполагаемого рюша. Вся школа поголовно была занята примерками бальных платьев. Некоторые девочки, приехавшие из стран континентальной Европы, облачались в очаровательные туалеты, которые назывались «веселая вдова». Они представляли собой жесткий корсет от подмышек до нижней части ягодиц, который был обшит черным атласом, украшен кружевами и держался на нескольких стальных полосках, столь же неудобных, как и китовый ус, которым пользовались женщины викторианской эпохи. Но выглядело это очень сексуально.

Девочки же, у которых не было такого платья, срочно писали домой, умоляя прислать им денег на дополнительные занятия музыкой…

«Империал» с его сказочными башнями и башенками – одна из красивейших гостиниц мира. Когда холодный зеленый школьный микроавтобус подъехал к ее сверкающему стеклянному входу, ученицы поспешно поснимали с себя обычные зимние пальто – вечерние накидки были лишь у немногих, – лучше было немного померзнуть, чем показаться немодной или безвкусно одетой. В сопровождении двух замотанных и вечно обеспокоенных воспитательниц они прошествовали по красному ковру под хрустальными люстрами в зал для танцев, где за маленькими белыми столиками, на которых горели свечи, уже сидели приехавшие раньше. Девочки уселись на ряд темно-красных банкеток, которые были приготовлены специально для них, и заказали шипучие коктейли с джином: платить за напитки приходилось самим, а с таким коктейлем можно было просидеть дольше. Среди официантов, принимавших у них заказы, был и Ник, державшийся вежливо-официально.

Девочки нервничали: они боялись, что их пригласят танцевать; боялись, что непригласят; боялись, что будут танцевать плохо или наступят партнеру на ногу. Все они делали сейчас вид, будто не замечают линии молодых людей, которая начала формироваться на противоположной, дальней от них стороне зала; и все они в душе готовились к тому, что, возможно, им придется пережить сегодня самое тяжелое в их жизни публичное унижение. Пэйган радовалась тому, что здесь можно сидеть: так мальчикам не видно, что она очень большого роста. Она была слишком высока для половины из собравшихся в зале молодых людей, хотя и не понимала, почему тем это так не нравится: лично она не имела ничего против маленьких мужчин.

– Пожалуй, схожу в туалет, – как бы невзначай произнесла Кейт.

–  Никудаты не пойдешь, – возразила Пэйган. – Если будешь отсиживаться в туалете, никто тебя не пригласит, это уж точно, нечего паниковать. Посмотри-ка лучше на меня! Я так боюсь, что наступлю на этот проклятый рюш и все оторву – кажется, ни о чем другом и думать сегодня не буду!

Оркестр заиграл «Жизнь в розовых тонах», все в зале пришло в замешательство, и внезапно их столик оказался в окружении мальчиков, которые все хотели танцевать с… Кейт. Пораженная Кейт приняла приглашение того, который оказался ближе других, и он повел ее в медленном танце, а Кейт благодарила в душе бога за тот урок, который успела дать ей Максина. Вскоре танцевали все три девочки: ужасная судьба подпирающих стену миновала их.

Когда танец кончился, партнеры проводили их назад к столикам, поклонились и отошли. Оркестр заиграл самбу, и снова все бросились приглашать на танец Кейт. Кружась по залу с красивым, свободно передвигающимся парнем, студентом из «Ле Морнэ», которого звали Франсуа, она все еще не могла поверить своему успеху.

Франсуа был красив и темноволос – таким, разумеется, он и должен был быть. В объятиях этого небрежно и красиво танцующего, раскрепощенного в движениях парня – совершенно уверенного в себе даже тогда, когда шел обратным шагом в вальсе, – Кейт скользила по залу в каком-то радостном тумане, а он крепко прижимал ее к себе, и сердце у нее трепетало, когда через его белую накрахмаленную рубашку она чувствовала прикосновение к своей груди чужого, непривычного тепла. Следующим танцем была румба, и Франсуа танцевал ее со всеми возможными ухищрениями и выкрутасами. Танец еще не закончился, когда Кейт внезапно вспыхнула и покраснела. Слишком жарко в зале, подумала она, но тут же ощутила незнакомое ей чувство: голова у нее как будто пошла кругом, и одновременно в животе что-то сильно екнуло, а в коленях появилась слабость. «Сейчас грохнусь в обморок, – подумала она, – какое странное ощущение!» Но вдруг до нее дошло, в чем дело: Это же то самое,сообразила Кейт и вся засветилась от счастья, приняв вожделение за любовь.