Текст книги "Пока страсть спит"

Автор книги: Ширли Басби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Рафаэль еще сильнее нахмурился и тихо, почти вкрадчиво произнес:

– Не делай этого, Лоренцо. Не заводи меня слишком сильно!

– Ну вот еще, она ведь всего-навсего баба, и если тебе так уж приспичило, я готов поделиться ею с тобой.

– Убирайся вон! – Глаза Рафаэля из серых стали почти черными, он кипел от ярости и сверлил взглядом голого человека, стоявшего перед ним. – Убирайся, пока я еще в силах владеть собой. А не то мне придется заставить тебя замолчать навсегда.

Лоренцо передернул плечами и стал медленно одеваться.

Он опять начал подкалывать Рафаэля:

– Она очень хороша в постели. Она особенно любит, когда ее соски…

Закончить эту фразу он не успел: прозвучавший в ней цинизм вывел Рафаэля из себя, и он ударил наглеца.

Начавшаяся между ними драка выглядела отталкивающе. Ненависть Рафаэля к Лоренцо была подогрета еще дома словами Консуэлы:

– Послушай, ты, безмозглый идиот! Ты считаешь ее воплощением невинности, а она сейчас забавляется в доме свиданий с Лоренцо. Хочешь, я дам тебе адрес, поезжай и убедись в этом сам. Она просто распутная девка! Даже Лоренцо был удивлен легкостью, с которой она пошла с ним в постель.

Рафаэль не верил ей, не хотел верить. Но дьявол подтолкнул его сюда, он вошел в этот дом, потом тихо прокрался в спальню и уже никогда не сможет забыть ее страстный шепот:

– Сейчас! Ну сейчас же!

Да, значит, это правда. Значит, она действительно просто шлюха. Его сердце пронзила острая боль и обида за ее предательство. То что с ней был именно Лоренцо, только подлило масла в огонь.

Рафаэль вспомнил, как искренне звучали ее слова там, в гардеробе, что им нельзя больше встречаться, потому что у него есть жена, а у нее муж, которого она любит.

Его гнев вспыхнул с новой силой, и кулаки вновь обрушились на соперника, который отлетел в дальний угол комнаты. Кресла опрокидывались одно за другим, пока двое разъяренных мужчин продолжали схватку. Потом разлетелся в щепы маленький столик, на который упал Лоренцо, получив удар стального кулака. Вскоре с кошачьей проворностью Лоренцо успел дотянуться до кармана своего сюртука и выхватил нож.

Рафаэль резко остановился, его иссиня-черные волосы упали на лоб, глаза превратились в две щелочки:

– Ты достал нож, приятель? Значит, будет драка насмерть?

Лоренцо нервно хохотнул:

– Мне не хотелось бы этого, но я не могу, к сожалению, позволить тебе убить меня просто так голыми руками. Выпусти меня отсюда, Рафаэль. Даже она не стоит того, чтобы умереть за нее. Она очень хороша, но я не спешу на тот свет.

Неожиданная усталость от всего пережитого накатилась на Рафаэля. Он опустил кулаки и повернулся спиной к Лоренцо. А тот моментально занес для удара нож, лезвие которого зловеще блеснуло в полутьме.

Элизабет была совсем обессилена, но поняв, что Лоренцо собирается ударить Рафаэля ножом, она сумела издать какой-то полукрик-полустон. И это спасло Рафаэлю жизнь. Он инстинктивно обернулся и успел нырнуть в сторону. Он парировал выпад Лоренцо, и их тела опять сплелись в схватке. Рафаэль старался разжать Лоренцо пальцы, чтобы тот выпустил нож. Лоренцо крутился и извивался, стараясь вырваться из жестких объятий. Он был похож на змею в когтях волка. Нож все время оказывался между борющимися, и его несущее смерть лезвие могло решить поединок в любую сторону. Был момент, когда Лоренцо приблизил острие почти совсем к горлу Рафаэля, но тому ценой невероятного усилия удалось развернуть нож в сторону Лоренцо. Серые глаза Рафаэля сверкали, его взгляд был безжалостен, лезвие продвигалось ближе и ближе к телу Лоренцо. И тут Лоренцо, потеряв силы, обмяк, и нож вонзился ему в пах.

Громко закричав больше от испуга, чем от боли, Лоренцо упал на пол, инстинктивно пытаясь зажать рану руками, потому что кровь брызнула мощной струей.

– Ты мерзавец! Ты мог меня убить! – кричал раненый хриплым голосом, пытаясь рассмотреть рану и тяжело дыша.

– Ничего, от такой раны ты не умрешь. Жаль только, что нож не пошел чуть правее, тогда все обиженные тобой женщины были бы отомщены: как кастрат ты не представлял бы для них опасности.

Рафаэль произнес это без эмоций, а Лоренцо при этом грязно выругался и, морщась от боли, стал подниматься на ноги.

– Прости меня, Рафаэль. Сейчас мне не хотелось бы продолжать наш спор. Надо побыстрее найти врача и обработать рану.

Под мрачным взглядом Рафаэля Лоренцо окончательно оделся и, постанывая от боли, вышел из комнаты.

В наступившей тишине Рафаэль повернулся к кровати и взглянул на Элизабет. Она все еще была в полубредовом состоянии.

Он не мог не признать, что она удивительно красива, и провел взглядом по ее телу от лица вслед за ниспадавшими до самой талии серебряными прядями волос, между которыми вздымались два холмика ее грудей.

Она полулежала, фиолетовые глаза были подернуты дымкой, которую он принял за выражение похоти, потому что ему не могло прийти в голову, что она отравлена наркотиком. Но какими бы ни были его мысли, она, такая совершенная, сияющая девственной наготой, вдохнула в его тело желание.

Страсть боролась в нем с острой обидой, которая отрезвляла разум. И опять у него промелькнула мысль, что Консуэла на сей раз была права: эта девица – распутная потаскуха, и это еще раз подтверждает его убеждение в том, что все женщины лгуньи и шлюхи.

Не отдавая себе отчета в том, что она делает, Элизабет протянула к нему руки, желая, чтобы он снова пришел к ней, чтобы все снова стало так, как было до этой ужасной драки.

Губы Рафаэля скривила гримаса брезгливости.

– Какой же развратницей надо быть, чтобы еще несколько минут назад быть с одним мужчиной, а теперь хотеть другого! Шлюха! Шлюха в обличий ангела.

Разочарование задавило все его эмоции, и он направился к выходу. Он понимал, что надо поскорее уйти, чтобы в порыве гнева не нанести ей увечья. Но Элизабет продолжала мягко звать его:

– Пожалуйста, не покидай меня! Это было выше его сил. Да, она потаскуха, но зачем же ему отказываться от того, что она сама ему предлагает. Почему не воспользоваться этим телом для удовлетворения ею же разбуженной страсти?

Таким способом он расквитается с этой женщиной! И вдруг он поразился сам себе – откуда-то из самой глубины сердца нахлынула волна непреодолимой нежности к ней.

Несмотря на то, что он хотел ее все сильнее, он почувствовал, что что-то мешает ему овладеть ею грубо и холодно. Его мощные руки уже подтягивали ее несопротивляющееся тело ближе. Он жадно впился в ее губы – это был скорее укус, чем поцелуй. Она сморщилась от боли и застонала. Его рот немедленно отреагировал – губы стали мягкими и нежными, он понял, что не сможет сделать ей больно. Он стал целовать ее с исступленной нежностью, его язык ласкал уста Элизабет, воспламеняя ее пробуждающуюся, несмотря на наркотик, чувственность.

Белладонна освободила Элизабет от девичьей стыдливости, и она легко отдала тело, губы, всю себя его ласковым рукам и ищущим губам. Ее руки обвили его шею, ее нагое тело призывно выгнулось, приближаясь к его горячей плоти. Бедра ее стали непроизвольно ритмично раскачиваться.

Охваченный нарастающей волной чувственного наслаждения, Рафаэль забыл обо всем. Сейчас реальностью было только ее совершенное теплое тело, которое ощущали его руки. Он стал покрывать ее страстными поцелуями, спускаясь от плечей к грудям. И одновременно срывал с себя одежду.

Вздох удовлетворения вырвался из ее уст, когда она наконец почувствовала, что его большое теперь уже обнаженное тело лежит рядом с ней. Обнимая ее руками, губами лаская ее груди и ощущая, как набухают и твердеют ее соски под его ласками, он и сам загорался все больше и больше.

Маленькое, словно выточенное из слоновой кости тело Элизабет удивительно гармонировало с его, мощным, плотно сбитым из мышц и костей. Рафаэль обследовал сантиметр за сантиметром ее шелковистую кожу, касаясь ее, лаская ее, и эти ласки пробудили в ней что-то неизведанное ранее. Через несколько минут по всему ее телу разлился жидкий огонь, между бедер возникло щемящее ощущение, и ищущие пальцы Рафаэля только усиливали его. Это походило на сладостное помешательство, и она стонала от удовольствия и приятной опустошенности.

Слыша ее постанывания, Рафаэль приближался к пику возбуждения, сдерживать себя он уже не мог и не хотел.

Не подозревая о ее невинности и считая, что он имеет дело с опытной в любовных утехах женщиной, он не особенно заботился о том, как все это произойдет, и не собирался продолжать любовную игру долго, в чем он был очень искусен. А Элизабет, несмотря на сладость познания мужчины, в первый момент почувствовала острую обжигающую боль. Она вздрогнула и инстинктивно попыталась освободиться от него. Ее руки в паническом страхе уперлись в его теплую грудь. Рафаэль почувствовал какое-то препятствие на своем пути и немедленную перемену, произошедшую в теле, которое только что было таким податливым и жаждущим. На секунду в его мозгу промелькнула шальная мысль о невероятной, чудовищной ошибке, которую он допустил! Но абсурдность такой ситуации натолкнула его на вывод, что это – изощренное кокетство искушенной женщины. Его губы властно сомкнулись на ее устах, требуя немедленного ответа. Его руки скользнули под ее стройные бедра и властно притянули их; он стал двигаться ненасытно и грубо, стремясь завершить все как можно скорее.

Первый шок от боли прошел и, ощущая его губы и руки, Элизабет постепенно возвратилась в прежнее сладостно возбужденное состояние. Его руки сжимали ее бедра, прижимая их к разгоряченному мускулистому телу. Сознание того, что он рядом, что они – единое целое еще больше возбуждало ее. Ей хотелось прижаться к нему еще теснее, чтобы ощутить каждую клеточку его тела. Волна неизведанных ранее острых ощущений, связанных с его ритмичными движениями, когда он то прижимался плотнее, то на доли секунды освобождал ее от своего груза, непреодолимо накатилась на Элизабет, и она извивалась под ним, а ее пальцы бессознательно гладили его спину.

Рафаэль не стремился сейчас быть нежным, но и не проявлял особой грубости. Он просто был рассерженным мужчиной, лишившимся иллюзий, который должен получить от опытной, как он полагал, женщины то, что она могла и должна была ему дать. Он был и зол, и одновременно переполнен болезненной горечью, возникшей оттого, что он застал ее с Лоренцо, и поэтому не стремился проявить себя искушенным любовником, каким обычно бывал. Его не заботили ее ощущения. Он просто обладал ее телом и не сдерживал всех своих чувств – страсти, симпатии, ненависти.

Элизабет не знала и не могла знать всех тонкостей любовной игры. Она была захвачена импульсами удовольствия, которые разливались по ее телу, когда Рафаэль продолжал свои ритуальные движения, входя в нее все глубже и глубже, она знала одно: это он – источник испытываемого ею блаженства.

И вот когда пульсирующая сладостная боль между ее бедер достигла предельного уровня, он задрожал – и все было закончено, его тело стало сползать на простыни.

Ошеломленная, она смотрела вверх на его смуглое, злое лицо. Ее руки по-прежнему бессознательно сжимали его шею, она чувствовала что-то сродни неудовлетворенному голоду и шептала:

– Ну, пожалуйста, пожалуйста…

Долгим взглядом Рафаэль посмотрел на доставляющие ему боль ее прекрасные черты, большие фиолетовые глаза, обрамленные густыми ресницами с золотистыми кончиками, полный зовущий рот и со злостью ощутил, как в его теле вновь пробуждается желание. Это привело его в неописуемую ярость, причины которой он и сам не мог бы объяснить толком.

Ненасытная сука, подумал он. Сука с лицом ангела. Но он хочет ее. Прости его, Господи, о как он ее хочет!

Злясь на себя, Рафаэль запустил руки в пряди ее серебряных волос грубо и бесцеремонно. Он повернул ее лицо к себе, притянул ближе и сердито прорычал:

– Я не делю своих женщин ни с кем, Англичанка. Ты принадлежишь Лоренцо, но тебе, видимо, скучно, если в постели только один мужчина. А у меня нет намерений иметь женщину, которая не принадлежит мне и только мне одному!

Ее глаза столкнулись с его твердым взглядом, и она тихо спросила:

– А я могу быть единственной женщиной в твоей постели?

Он ухмыльнулся:

– Да, ты могла бы быть той, которая возьмет от меня все и мне никуда не захочется идти.

Улыбка потихоньку сошла с его лица и он покачал головой:

– Но этого, Англичанка, не будет. Если бы я решил обладать тобой еще раз, я сделал бы тебя своей любовницей. Но хочешь того или нет, рано или поздно ты все равно изменила бы мне, даже если бы я и решился на такой безумный шаг. Кроме того, – он с удивлением услышал свои собственные слова, – тебе вряд ли понравились бы те места, куда мы могли бы с тобой уехать.

В силу каких-то необъяснимых причин она вступила с ним в спор:

– Откуда ты знаешь, поехала бы я или нет – ты ведь пока не пригласил меня? Он покачал головой.

– Нет, дорогая, на этой лошадке ты меня не обскачешь. Ты не заставишь меня сделать что-то такое, о чем мы потом оба будем жалеть. Оставайся там, где ты есть.

Подталкиваемая бесом, боясь, что разговор сейчас закончится и все оборвется, она прошептала почти вызывающе:

– А если я все же не останусь там?

Его серые глаза сузились, и довольно злая улыбка скривила губы:

– Ты хочешь побороться со мной, Англичанка? Знаешь, если ты по глупости не послушаешься моего совета, тебе придется пожалеть об этом, я обещаю тебе. Оставайся там, где ты есть, и это гарантирует тебе безопасность. Но помни, что если я когда-нибудь застану тебя еще раз в подобной ситуации, то ты получишь то, чего заслуживаешь.

С грацией хищника он покинул постель и, не глядя на Элизабет, быстро стал одеваться. Уже полностью одетый он снова подошел к постели и посмотрел на нее, лежащую на смятых простынях.

Элизабет понимала, что он сейчас покинет ее навсегда, уйдет из ее жизни и, несмотря на то, что она была замужней женщиной, она захотела, чтобы Рафаэль остался.., или забрал ее с собой. Теперь ее фиолетовые глаза блестели от слез, а мягкие губы дрожали, когда она смотрела на него, не отводя глаз, пытаясь загипнотизировать, задержать, оставить только для себя.

В комнате было тихо, глаза Рафаэля застыли на ее чертах, как будто он пытался навсегда запечатлеть ее лицо в своей памяти. Потом, глубоко вздохнув, он привлек ее лицо к себе и поцеловал с грубоватой нежностью.

– Прощай, Англичанка, – пробормотал он сдавленным голосом и неожиданно почти оттолкнул ее от себя.

Потом повернулся на каблуках и, не оглядываясь, выбежал из комнаты. Он не посмотрел назад, не увидел пятен крови на простыне, которые рассказали бы ему о том, что это он лишил ее невинности. И тогда разрушилась бы вся ложь, которой они оба были оплетены. Взбешенный собственной зависимостью от этих фиолетовых глаз, которые, как он считал, с такой же страстью смотрели на многих других, теряющий над собой контроль из-за губ, которые кто только не целовал до него – эта мысль доставляла ему острую боль, – он бежал из этой комнаты. Его серые глаза были холодными и пустыми.

С щемящей болью в сердце, Элизабет смотрела ему вслед, по ее щекам катились слезинки. С несчастным видом она откинулась на подушки, невидящим взором уставившись в потолок. Она была в какой-то прострации, когда почувствовала чью-то руку, пытавшуюся пробудить ее. Потрясение смотрела она на женское лицо, нависшее над ней, и только тут сознание и память стали возвращаться к ней. Она узнала служанку Консуэлы.

Элизабет резко поднялась, чувствуя тупую боль между ногами. Потрясенная, она смотрела на пятна крови на простынях и постепенно все, что здесь происходило, стало возникать в ее освобождавшейся от наркотика памяти.

Словами невозможно описать ее чувства – смесь боли, стыда, ужаса, страха и глубокого сожаления, что ничего исправить нельзя.

Потрясенная и обессиленная, послушная, как ребенок, с которым произошло слишком много событий за короткое время, она позволила одеть себя этой странной молчаливой и ласковой служанке.

Затем, едва понимая, что происходит вокруг, она послушно села в экипаж, который доставил ее назад в гостиницу, из которой она так недавно уехала, хотя ей казалось, что прошла целая вечность.

Похожая на статуэтку с расстроенным лицом, она наконец оказалась в апартаментах, которые они с Натаном занимали.

Отрешенным взглядом она посмотрела вокруг и наткнулась на свою записку, оставленную для Натана в той, прежней жизни. Она медленно взяла ее и порвала на мелкие кусочки. Никто не поверит ее рассказу о том, что с ней произошло, ни одна живая душа. Так подсказывал ей ее уставший мозг. Она и сама не ощутила бы реальности этих часов, если бы не боль между бедер, подтверждавшая, что произошло то, что произошло. Рафаэль Сантана лишил ее невинности, даже не узнав об этом. И это еще больше ухудшало положение.

Продвигаясь, словно сомнамбула, она медленно прошла в свою спальню, механически улыбаясь Мэри, наблюдавшей за своей госпожой и радующейся ее возвращению. Перед Мэри лежала вышивка. Она приветливо спросила:

– Ну как, хорошо было у ваших друзей? Истерический смешок вырвался из уст Элизабет, и она несколько вызывающе ответила:

– О да, это было просто великолепно. Мы пили прекрасный чай.

Она иронизировала, но все, что бы она ни сказала, выглядело лучше, чем правда.

Мэри бросила на нее острый взгляд и только потом спокойно сказала:

– Ну, если так, то это очень хорошо. Вам надо обзавестись собственной компанией.

Эта фраза нарушила хрупкое внутреннее равновесие, которое до этого момента Элизабет ухитрялась сохранять. Голосом, в котором боль смешалась с прорывающимися слезами, она попросила:

– Мэри, будьте так добры, оставьте меня одну. Мне очень надо побыть в одиночестве.

Мэри была дисциплинированной служанкой и, несмотря на крайнее удивление, не стала задавать вопросов, а собрала свое рукоделие и вышла. Уходя, она размышляла о том, что же такое произошло, из-за чего ее маленькая госпожа выглядит такой огорченной и расстроенной.

Долго-долго Элизабет лежала на кровати. Она о многом передумала – видения нескольких последних часов проносились перед ней: Консуэла, Лоренцо и главное – Рафаэль Сантана, так бесцеремонно взявший ее. Она мысленно стыдила его. Конечно, он решил, что Лоренцо – ее любовник, и Рафаэль никогда не узнает, что она была невинна, но все же…

Элизабет не могла не признать, что Консуэла победила. Эта дьявольская женщина выполнила все, что задумала, а оплатила по самой высокой цене за все ее деяния сама Элизабет.

Что ей следовало сказать Натану? Она подумала об этом довольно равнодушно. Он-то не покинет жену, использованную другим мужчиной, у него другие заботы.

Ее голова гудела, как барабан, она начала впадать в дрему. Очевидно, ей придется сказать мужу правду. Ну, а если она откроется ему, станет ли он мстить ее обидчикам? Господи, но ведь они сильнее и могут его убить! Со стоном она спрятала лицо в подушку. И вдруг ее молнией поразила страшная мысль – у нее может быть ребенок от Рафаэля! О, нет, только не это!

После долгих размышлений, она все же решила обо всем рассказать Натану.

Прошло совсем немного времени, и она услышала, как Натан вошел в свою комнату. Она заторопилась к нему, пока смелость не покинула ее и пока она не передумала.

Стоя перед дверью Натана, она глубоко вздохнула и быстро постучала, отрезая себе путь к отступлению. Услышав его ответ, она медленно открыла дверь и вошла в комнату.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Судьбоносное путешествие

Январь, 1840 год

Глава 5

Январь 1840 года оказался с самого начала месяцем противным – мрачным и сырым. Сидя в своем уютном кабинете в задней части дома, Элизабет смотрела на толстые струи дождя, бегущие с раннего утра по оконным стеклам. Она сердито подумала, что такая погода отодвинет весенние полевые работы. Благодаря ее оказавшемуся на редкость мудрому руководству дела их хозяйства шли очень удачно. Они пережили кризис 1837 года, когда многие землевладельцы разорились. Теперь пора было идти вперед.

Отныне усадьба занимала всю ее жизнь. Она любила свой украшенный белыми колоннами дом и свою плодородную землю, забота о них скрашивала ее существование, заставляла держать себя в руках. Каждый свободный час она проводила в поле. Ее усилиями некогда заброшенная земля покрылась ровными рядами сахарного тростника и кукурузы, прекрасно выглядели поля, засеянные пшеницей, овсом и ячменем.

Минувшие четыре года не были легкими или простыми для Элизабет. Для всех их брак был примером прекрасной семейной жизни, посторонние видели, как они были милы друг с другом. И никому не могло прийти в голову, что Элизабет спит одна, а Натан… Время от времени он обзаводился любовником, и хотя он хранил это в глубочайшем секрете, Элизабет обычно догадывалась об этом, когда он вдруг начинал посещать Серебряную улицу, пользовавшуюся не самой лучшей репутацией.

Они несколько раз пытались наладить интимную сторону супружеской жизни, но у Натана по-прежнему ничего не получалось. Элизабет терпела, пока могла, а потом твердо отлучила его от своей постели. Это случилось почти два года назад. Она очень старалась забыть проблемы взаимоотношений с Натаном, но иногда, лежа в одиночестве и вспоминая те ночи, когда Натан пытался доказать свою мужскую состоятельность, а ей это приносило только боль и разочарование, она не могла убедить себя в том, что она не несчастна.

Элизабет вспомнила, как трудно ей было признаться в произошедшем с ней по злой воле Консуэлы в тот проклятый полдены Но она была уверена, что обязана поведать мужу, что другой мужчина отобрал у нее то, что по праву принадлежало именно ему. Натан был потрясен тем, как с ней обошлись, и попытался сделать все, чтобы уменьшить ее страдания и помочь ей преодолеть чувство стыда и унижения. И только когда она начала успокаиваться, когда громкие рыдания перешли в тихие всхлипывания, Натан коснулся того, чего она боялась больше всего. Смотря на нее пристально, он с усилием произнес:

– Элизабет, дорогая, ты должна назвать мне имена этих негодяев. Я хочу найти их и убить за то, что они сделали с тобой. А что касается той подлой и коварной женщины, кем бы она ни была, я могу пожелать ей только тяжелой агонии перед смертью. Назови имена насильников, я не могу не отомстить за твою поруганную честь. Да и мою…

Последние слова он произнес со страдальческой улыбкой и добавил, что из-за нее он впал в бесчестье.

Элизабет объяснила ему, что если скандал разразится, то неизбежно всплывут и его причины, а значит, ее самые интимные проблемы станут обсуждать досужие люди.

Натану оставалось только согласиться с ее доводами.

К счастью, страхи по поводу ребенка не оправдались, и, как только она получила физические доказательства этого, навсегда запретила себе думать о том, что произошло в Новом Орлеане. Но один раз она не выполнила зарока. Это было примерно через год после того, как они прибыли в Натчез. Одна из здешних матрон медленной походкой подплыла к ней и спросила, мог ли ею интересоваться высокий, темный незнакомец, заезжавший в город, когда ее не было. Матрона добавила, что незнакомец был очень настойчив в расспросах о ней. Элизабет гнала прочь мысли о Рафаэле и сказала, что вряд ли это ее знакомый, она никого похожего не может припомнить.

Женщина театрально вздохнула:

– Я хорошо понимаю, почему вы не хотите сознаться. Я бы тоже испугалась, что муж может узнать о таком поклоннике – красивом и чертовски обаятельном.

Еще несколько дней Элизабет прожила в волнующем ожидании: не появится ли Рафаэль. Но никто не появился, и Элизабет убедила себя, что миссис Мэйберри ошиблась, тот человек, видимо, интересовался кем-то другим. С того момента Элизабет удалось выкинуть из своей памяти все, что произошло в Новом Орлеане и самого Рафаэля Сантану.

Как ни странно, но при всех ненормальностях в сфере супружеской жизни они приспособились друг к другу. Она переключила все свои силы на хозяйство и на только что построенный дом в Бриарвуде. О поместье заговорили даже в Натчезе. Она сумела подобрать с таким вкусом мебель и обивку комнат, что это стало предметом зависти половины дам в Натчезе. Поля и плантации были одними из лучших в округе.

Работа по хозяйству стала единственным средством, способным удержать Элизабет от депрессии и углубления в себя. И еще она много читала. Особенно ей нравились книги, рассказывающие об освоении земель к северу от Мексики и территорий нынешней Республики Техас. Может быть, нравились потому, что среди героев было много сероглазых, темноволосых, смелых и жестоких красавцев-дьяволов, так похожих на Рафаэля Сантану.

Трудно было бы найти хоть малейшее сходство между молодой женщиной, которая теперь предпочитала, чтобы ее называли Бет, и застенчивой Элизабет, которая пришла со своим горем к мужу в 1836 году. Сейчас на дворе был январь 1840-го. События того полудня привели не только к тому, что она перестала быть девственницей, – появился заслон, надежно защищавший от вторжения в ее душу мужчин. Отныне ни одному мужчине не суждено проникнуть в мой внутренний мир, думала Бет. Она изменилась и физически. Тело ее стало зрелым, та красота, которая выглядела тогда только обещанием, теперь расцвела пышным цветом. Она по-прежнему была стройна. Но эта стройность только подчеркивала высокую грудь, тонкую талию, соблазнительные бедра. Лицо Бет тоже стало лицом взрослой, очень красивой зрелой женщины. На нем отражалось удовлетворение от признания успехов того дела, которым она занималась. Она любила землю и хозяйство.

Но в это мрачное утро она испытывала разочарование, которое нарастало уже не один месяц. Как бы ни были значительны ее хозяйственные достижения, она все чаще стала задаваться вопросом: неужели жизнь так и пройдет в повседневных заботах? Год за годом она будет бороться с природой, ощущать скептицизм окружающих, с завистью видеть выражение превосходства в глазах тех женщин, у которых растут дети, а мужья добились успехов в общественной жизни и стали лидерами. Она медленно покачала головой. Нет, не таким представляла она свое будущее.

Конечно, она больше не грезила о романтической любви, но ее стал терзать голод по чему-то такому, что помогло бы ей найти свое место в жизни.

В один из таких моментов она вспомнила о письме Стеллы и подумала: не связано ли с ним ее кислое настроение сегодня с самого утра. Стелла тоже писала об успехах в хозяйственных делах, но у нее родился уже второй ребенок – девочка, которую решили назвать Элизабет в честь лучшей подруги матери. Сердце Бет сжалось – ей не суждено иметь детей из-за проклятого порока Натана. Где-то в глубине души родилось раздражение, но она быстро урезонила себя: он очень добр к ней и подвигнул ее на ряд поступков, на которые она сама никогда бы не решилась.

Теперь она разозлилась на себя: куда она утром сунула письмо Стеллы? Ага, вот оно! Ей пришла мысль: а почему, собственно, она должна отказывать себе в простом человеческом желании увидеть Стеллу и ее новорожденного ребенка? Почему бы ей не поехать старой дорогой испанцев, через Сан-Антонио и Дуранго в Мексике, а затем на север в Санта-Фе. Деньги были. Ее деньги по-прежнему лежали под надежной защитой банка. Банкиры платили за многое, но финансировать эксперименты с посевами категорически отказались. Но они выкрутились – ведь у Натана были неплохие доходы. Удовлетворенная улыбка тронула полные губы Бет при воспоминании удивленных лиц банкиров в тот момент, когда она пришла в банк поместить доходы от хозяйства.

Она уже загорелась этим путешествием, сулившим интересные встречи, новых людей, свидание со Стеллой и ее домочадцами. А может быть, удастся случайно увидеться с диким и романтическим потомком индейцев команчей?

Ее мечтания были прерваны стуком в дверь, и на пороге появился невероятно элегантный Натан.

– Я не потревожил тебя, дорогая? – Его улыбка была доброй и теплой.

Она улыбнулась ему в ответ:

– Конечно нет. Я просто сидела. – И, обратив внимание на то, как тщательно он был одет, Бет заметила:

– Ты такой нарядный!.. Уходишь?

– Да. Я запрягу одноместную коляску и прокачусь в город. Проведу день в «Мэнсион-Хаус». Здесь ужасно, когда идет нудный дождь. По крайней мере, в «Мэнсион-Хауз» соберутся страдальцы, вроде меня, мечтающие дотянуть до вечера, но думаю, заблудших душ будет немного.

Элизабет, как не раз уже раньше, посмотрела на него тяжелым взглядом и спросила:

– Опять Силвер-стрит, Натан?

Он вспыхнул, его прекрасная ровная кожа покрылась розовыми пятнами. Переходя в оборону, он попросил:

– Ну, Бет, ты же знаешь, что…

– Все, Натан, вопрос закрыт. – Ей явно не хотелось касаться темы, которую они оба не любили и которая шокировала их. Натан за эти четыре года не изменил своих привычек.

Он пробормотал:

– Если ты не хочешь, дорогая, чтобы я уходил, я останусь на весь день с тобой. Зная, что если она попросит, то он действительно останется, Бет тихо сказала:

– Иди, иди, развлекайся.

Еще не принявший окончательного решения, он в конце концов поинтересовался:

– А что ты планируешь делать сегодня днем?

– Еще не представляю, – ответила Бет. – Ты прав, здесь ужасно скучно, когда идет дождь.

И вдруг без видимого перехода, как бы в ответ на какие-то глубоко внутренние размышления она спросила:

– Натан, ты не станешь возражать, если я отправлюсь в путешествие?

Встревоженный, он подошел к ней и взял ее за руку.

–Ты несчастлива, бедняжка? Дорогая моя, может быть, я сделал или сказал что-то не то, и это тебя обидело? Я знаю, мои дела.., мои.., ну, в общем не важно, как это назвать, не красят твою жизнь, но я не думал, что это волнует тебя и сейчас. Могу ли я что-нибудь сделать, чтобы…

– Натан, остановись. Путешествие не имеет никакого отношения к этому.

Бет поспешила остановить его, зная, как легко он вводит себя в покаянное состояние, становится виноватым и очень несчастным. Глядя на него, она отчетливо произнесла:

– Я хочу навестить Стеллу. Я не видела ее много лет. А теперь она родила девочку и назвала ее Элизабет. О, Натан, ну скажи же, что ты не возражаешь!

– Ты хочешь навестить Стеллу Родригес? – спросил он недоверчиво. – Она ведь живет в Санта-Фе? – Его вопрос прозвучал так, будто этот город находился на отдаленной планете. – Ты уже настроилась, дорогая, и, что бы я ни сказал, это не поколеблет твоего решения?

– О, Нэйт, не гляди так угрюмо, – Бет мягко поддразнила его. – Я возьму с собой Мэри и еще нескольких слуг, так что безопасность будет гарантирована. Все будет хорошо, вот увидишь.

– Что ж, возможно, все будет не так уж плохо, – наконец произнес он. – Когда, по-твоему, мы должны тронуться в путь? Нам ведь не надо долго собираться, можно выехать буквально завтра.