Текст книги "Кровь и мёд"

Автор книги: Шелби Махёрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Я же предупреждал, что не знаю, как это делается!

Коко возникла между нами с фляжкой воды. Не говоря ни слова, она вылила воду мне на голову, смывая серую жижу. Я стала плеваться, яростно матерясь, и чуть не захлебнулась, когда Ансель шагнул вперед и тоже меня облил.

– Не сметь, – прорычала я, когда мадам Лабелль подступила к нам, тоже с фляжкой наготове. – Не то сожгу на месте.

Она закатила глаза и щелкнула пальцами. На меня дохнуло жаром, и вся вода на моем теле разом испарилась. Рид вздрогнул.

– К чему эти сцены? – спросила она. – Все с легкостью можно исправить…

И тут мадам Лабелль осеклась, когда я подняла прядь волос, которые теперь стали очень ломкими. Все мы молча уставились на них, осознавая худшее.

Мои волосы были не светлыми. Не рыжими, не черными, не медными.

Они стали… белыми.

Прядь рассыпалась у меня в пальцах.

– Все можно исправить, – повторила мадам Лабелль, поднимая руку. – Сделаем как было.

– Не надо. – Слезы жгли мне глаза даже больнее, чем краска кожу. – Никто больше даже гребаным пальцем моих волос не коснется.

Если покрасить их еще какими-нибудь веществами, оставшиеся пряди, вероятно, просто вспыхнут огнем, а если использовать колдовство, все может кончиться еще хуже. Узор, который понадобится, чтобы избавить мои волосы от… этого, будет не слишком приятным. И не из-за цвета, а из-за того, что этот цвет собой воплощал. Кого он собой воплощал. Любому другому человеку такие лунно-белые волосы могли бы пойти, но мне…

Чувствуя, как дрожат губы, я обернулась к Риду и взяла с его плечевого ремня нож. Я хотела на него сорваться, хотела швырнуть поврежденные волосы ему в лицо. Но он был не виноват. На самом деле нет. Я сама доверила свои волосы не магии, а Бо, черт бы побрал эту сволочь, я сама решила защитить Рида от колдовства. Как же глупо. Рид был ведьмаком, и от колдовства защитить его было невозможно – ни теперь, ни определенно когда-либо в будущем.

Рид смотрел на меня с опаской, но не пошел следом, когда я направилась в другой угол Ямы. Горячие, бессмысленные слезы стыда навернулись мне на глаза. Я гневно их утерла. Голосок в глубине души твердил мне, что я реагирую слишком бурно, что это всего лишь волосы.

Пошел он к черту, этот голосок.

Взмах.

Другой.

Третий.

Мои волосы сыпались на землю, как нити паучьего шелка – бледные и чужие. Тонкие, как паутинка. Одна прядь упала мне на сапог, будто дразнясь, и клянусь, в этот миг я услышала хохот матери.

Пока мы дожидались заката, я все никак не могла успокоиться.

Идти в Сен-Луар, пока не сядет солнце, мы не могли. Если в пивной не будет местных, тайком пробираться туда смысла нет. Не будет людей – не будет и сплетен. Не будет сплетен – не будет и сведений.

А без сведений ничего о мире за пределами Ямы мы не выясним.

Я резко вскочила и направилась к Анселю. Он говорил, что хочет научиться драться, а у меня до сих пор оставался нож Рида. Я перебросила его из руки в руку. Нужно было хоть как-то отвлечься и забыть наконец о волосах. Остриженные концы теперь едва доставали мне до плеч.

Остальное я бросила в огонь.

Ансель сидел с остальными у тлеющих углей. Когда я подошла, все разом замолчали, и нетрудно было догадаться, что они обсуждали. И кого. Ну прекрасно. Рид, стоявший у ближайшего дерева, осторожно подошел ко мне. Выходит, он ждал меня. Не решался сделать первый шаг. Я выдавила улыбку.

– Как ты себя чувствуешь? – Рид поцеловал меня в макушку, помедлив при виде белых прядей. Похоже, после моей истерики он до поры до времени сменил гнев на милость. – Тебе уже лучше?

– Чувство такое, будто затылок до сих пор истекает кровью, но в остальном да.

– Ты красавица.

– Врешь.

– Я серьезно.

– Чтобы ты знал, я всех вас сегодня ночью планирую побрить.

Губы Рида дрогнули, и он вдруг как будто смутился.

– А я в четырнадцать лет волосы отрастил. Как у Александра, ну помнишь, из…

– La Vie Éphémère[4]4
  «Мимолетная жизнь». Любимая книга Рида, которую Лу читала в первой части. – Примечание редактора.


[Закрыть], – договорила я, представив, как роскошные длинные локоны Рида развеваются на ветру. И невольно фыркнула. – Ты что же, хочешь мне сказать, что когда-то был сердцеедом?

Он улыбнулся краем губ.

– А если был?

– Тогда очень жаль, что мы с тобой не встретились в отрочестве.

– Ты и так до сих пор отрок.

Я помахала у него перед носом ножиком.

– А еще я до сих пор зла.

Рид рассмеялся, и я спросила:

– А почему ты в итоге постригся?

– На площадке для тренировок длинным волосам не место. – Он печально потер макушку. – Жан-Люк однажды во время боя схватил меня за волосы и дернул почти до крови.

– Он дернул тебя за волосы? – Я ахнула, а когда Рид мрачно кивнул, нахмурилась. – Вот ведь мелкий сучонок.

– После этого я их отрезал. И с тех пор не отращивал. Ты мне вот что скажи… – Он подбоченился, сверкая глазами. – Мне следует отобрать у тебя нож?

Я подбросила нож в воздух, поймала за лезвие и снова подкинула вверх.

– Попробуй.

Быстрее молнии, даже не отводя взгляда от меня, Рид поймал нож у меня над головой и поднял его повыше – так, что мне было уже не дотянуться. Затем с высокомерной ухмылочкой впился в меня взглядом.

– Что-что ты там говорила?

Я сдержала порыв приятной дрожи, – судя по смеху Рида, от него это не ускользнуло, – а затем резко развернулась и ударила его локтем в живот. Охнув, Рид согнулся пополам, ткнувшись грудью мне в спину, и я вырвала нож из его пальцев. А потом, вытянув шею, поцеловала его в подбородок.

– Мило получилось.

Рид обхватил меня руками, накрепко поймав в объятия.

– Мило, значит, – повторил он зловеще. Мы все еще стояли вплотную, полусогнувшись, и наши тела идеально подходили друг другу. – Мило.

Без предупреждения Рид поднял меня в воздух, а я взвизгнула, размахивая ногами и задыхаясь от смеха. Рид выпустил меня, только когда Бо громко вздохнул и поинтересовался у мадам Лабелль, нельзя ли выйти пораньше, чтобы пощадить его барабанные перепонки.

– Как думаете, на Ле-Дан они мне пригодятся? Или обойдусь?

Снова оказавшись на земле, я попыталась забыть о Бо, продолжить игру, потыкать Рида в ребра – но его улыбка уже померкла. Мгновение миновало.

Настанет день, когда мне больше не придется выманивать у Рида улыбки, а ему – делиться ими по крупицам.

Но не сегодня.

Оправив рубашку, я протянула нож Анселю.

– Ну что, начнем?

Он вытаращил глаза.

– Что? Сейчас?

– А почему нет? – Я пожала плечами, доставая из ножен ремня Рида еще один нож. Сам Рид будто окаменел. – У нас есть пара часов до заката. Ты ведь все еще хочешь научиться драться, да?

Ансель так поспешно вскочил, что чуть не споткнулся.

– Хочу, но…

Его карие глаза метнулись к Коко и Бо, затем к Риду. Мадам Лабелль помедлила, раздавая им карты. Вместо крон они играли на камни и палки. Щеки Анселя порозовели.

– Давай… лучше не здесь?

Бо не поднял взгляда от карт, более того, он так напряженно в них уставился, что это выглядело уже странно.

– Не льсти себе, нам дела нет до твоих занятий.

Последовав примеру Бо, Коко ободряюще улыбнулась Анселю и вернулась к игре. Даже Рид понял намек, слегка сжал мою ладонь и присоединился к ним, не говоря ни слова. Никто больше не смотрел на нас.

Час спустя, однако, все уже наблюдали за нами тайком, не в силах удержаться.

– Стой, стой! Ты слишком много вертишься и слишком полагаешься на туловище. Ты ведь не Рид. – Я поднырнула под вытянутую руку Анселя и разоружила его прежде, чем он успел бы себе что-нибудь отрезать. – Твои ноги годятся не только для уворотов. Используй их. Вкладывайся всем телом в каждый удар.

Плечи Анселя печально поникли.

Я подняла ему подбородок острием его же клинка.

– Давай-ка без этого, mon petit chou[5]5
  Малыш (фр.).


[Закрыть]. Еще раз!

Мы занимались до самого вечера, сражались снова и снова. Особых успехов Ансель не достиг, но духу прекратить урок у меня не хватало. Когда солнце зашло за вершины сосен, Анселю наконец удалось решительным рывком выбить у меня клинок, но в результате он и сам ухитрился порезаться. Кровь Анселя брызнула на снег.

– Это было… ты справился…

– Кошмарно, – горько договорил Ансель, бросив нож на землю, чтобы осмотреть рану.

Все еще краснея – и лишь отчасти от натуги, – он быстро оглянулся на остальных. Они поспешили сделать вид, что очень заняты, и стали собирать самодельные тарелки после ужина. По просьбе Анселя мы с ним ужин пропустили, так что в животе у меня раздраженно урчало.

– Я справился просто кошмарно.

Вздохнув, я сунула нож в сапог.

– Дай мне осмотреть рану.

Он хмуро одернул рукав.

– Все в порядке.

– Ансель…

– Сказал же, в порядке.

Услышав такой непривычно резкий для него тон, я замерла.

– Ты больше не хочешь упражняться?

Лицо Анселя смягчилось, и он понурил голову.

– Прости. Зря я тебе нагрубил. Просто… мне хотелось, чтобы вышло иначе, – тихо признался он и посмотрел на свои ладони.

Я быстро схватила его за руку.

– Это была только первая твоя попытка. Ты еще научишься…

– Не первая. – Ансель неохотно посмотрел мне в глаза. Как же меня сердила эта его неохота, этот стыд, который я видела в его лице. – Я уже упражнялся с шассерами. И они совсем не стеснялись мне говорить, насколько плохо у меня получается.

Мной овладел гнев – жаркий и всепоглощающий. Пусть даже шассеры многое дали Анселю, забрали они больше.

– Да нахер они пошли, эти шассеры…

– Ничего страшного, Лу.

Ансель вырвал руку, чтобы взять упавший нож, но, почти наклонившись, поднял взгляд и улыбнулся мне. Его улыбка, хоть и усталая, была полна надежды – беззастенчивой и несомненной. Я уставилась на Анселя, на миг лишившись дара речи. Частенько он бывал наивен, временами – капризен как ребенок, но все равно оставался таким… чистым и искренним. Порой мне даже сложно было поверить, что он в самом деле есть на этом свете.

– Ничто стоящее легко не дается, верно ведь?

Ничто стоящее легко не дается.

Верно.

Чувствуя ком в горле, я посмотрела на Рида, который стоял в другом углу лагеря спиной ко мне. Будто ощутив мой взгляд, он застыл и оглянулся через плечо. Я быстро отвела глаза, взяла Анселя под руку и крепко стиснула его локоть, не обращая внимания на холодный страх, который кулаком сжался в груди.

– Пойдем, Ансель. День выдался прескверный, давай хоть выпьем напоследок.

Клод Деверо

Рид

– Я не стану это пить.

Я оглядел стакан с жидкостью, который предложила мне Лу. Стакан был грязным, жидкость – бурой. Мутной. Под стать ей оказались и вкрадчивый трактирщик, и растрепанные посетители, которые смеялись, танцевали и проливали пиво себе на рубашки. Вечером в Сен-Луаре проездом выступала актерская труппа, и после актеры собрались в местной таверне, а следом за ними подтянулись и зрители.

– Ой, брось. – Лу сунула виски мне под нос. Пахло оно отвратительно. – Тебе нужно расслабиться. Как и всем нам.

Я оттолкнул стакан, все еще злясь на себя. Я так стремился убедить остальных собрать союзников и сразиться с Морганой, что позволил своим жалким чувствам взять верх и даже не подумал о том, как именно все будет.

– Мы сюда не пить пришли, Люсида.

Мысль о том, чтобы покинуть Лу, рождала во мне безотчетный панический страх.

– Уж простите, господин Рауль, но вы сами предложили нам отправиться на разведку именно в таверну. Я, впрочем, совсем не жалуюсь.

Этот страх был безграничным, всеобъятным, и мне приходилось сдерживать его изо всех сил. Хотелось кричать. Хотелось вспылить. Но я даже дышать не мог.

Казалось, я иду ко дну. Ощущение точно такое же.

– Чтобы добыть нужные сведения, лучше места нет.

Стиснув зубы, я покосился на мадам Лабелль, Коко и Бо, которые сидели в другом конце комнаты в шумном кругу бродячих актеров. Как и мы с Лу, Бо скрывал лицо под капюшоном плаща. Никто не обращал на нас внимания. Наши наряды блекли рядом с цветастыми костюмами актеров.

– Нельзя…

Я потряс головой, не в силах собраться с мыслями. Чем ближе подступала полночь, тем беспокойней эти мысли становились. Тем мятежней. Я очень старался не смотреть на Лу. Когда я видел ее, страх обострялся, ножом вонзался мне в грудь, грозя рассечь меня надвое. Понизив голос, я пробормотал:

– Нельзя следовать плану мадам Лабелль, пока мы не оценим все обстоятельства. А алкоголь отлично развязывает язык.

– Неужели?

Лу наклонилась ближе, будто хотела поцеловать меня, и я отпрянул, чувствуя, как паника подступает к горлу комом тошноты. Слава богу, что я почти не видел лица Лу, а не то мог бы совершить какую-нибудь глупость – например, унести ее куда-нибудь в подсобку, подпереть дверь и целовать до тех пор, пока она не забудет о своем нелепом намерении меня оставить. Мне и без того приходилось изо всех сил держаться, лишь бы не сделать этого. Лу разочарованно отстранилась.

– Ах да. Я и забыла, что ты все еще ведешь себя как осел.

Теперь мне захотелось поцеловать ее по иной причине.

Ночь наконец наступила. Комнату освещал лишь огонь в камине. Мы сели как можно дальше от него, укрывшись в самой тени, но в тусклом свете пламени все равно виднелись объявления на двери. Их было два. На одном – набросок моего лица, на другом – лица Лу. Точно такие же висели и на деревенских улицах.

«Луиза ле Блан, подозреваемая в колдовстве, разыскивается живой или мертвой. Нашедшему полагается награда», – было написано на объявлении про Лу. Она посмеялась над ним, но смех прозвучал натянуто, и это слышали все.

А под моим лицом говорилось:

«Рид Диггори, подозреваемый в убийстве и преступном сговоре, разыскивается живым. Нашедшему полагается награда».

«Разыскивается живым». В свете моих преступлений это было по меньшей мере странно.

– Видишь? Надежда еще есть, – сказала тогда Лу, увидев объявление обо мне, и вполсилы ткнула меня локтем в бок. В минуту слабости я предложил ей все бросить и сбежать в ближайший порт. Над этим Лу смеяться не стала:

– Нет. На этой земле обитает мое колдовство.

– Ты ведь годы без него прожила.

– То была не жизнь, а выживание. И потом, кто я… – она махнула рукой, – без всего этого?

Как же безумно мне захотелось обнять ее. Но я лишь наклонился ближе – глаза в глаза, нос к носу – и яростно выпалил:

– Ты – всё.

– Даже если за портами ведьмы не следят, даже если каким-то чудом нам удастся сбежать, кто знает, как Моргана поступит с теми, кто останется. Да, мы выживем, но бросить на произвол судьбы остальных мы не можем. Разве не так?

Ответ тяжким грузом лег мне на сердце. Разумеется, не можем. Но Лу все равно с надеждой смотрела мне в глаза, будто ждала возражений. Заметив это, я ощутил, как внутри все сжалось. Если бы я настаивал дальше, согласилась бы Лу уйти? Отдала бы целое королевство на волю гнева Морганы, лишь чтобы мы смогли выжить?

Тихий, неприятный голосок в моих мыслях ответил на этот вопрос.

Однажды она уже сделала это.

Я со злостью отмахнулся от него.

Теперь же, когда Лу подалась ко мне, а ее капюшон грозил вот-вот соскользнуть, мои руки дрожали, и я едва сдерживался, чтобы не продолжить спор о побеге. Слишком скоро Лу предстояло уйти в лагерь крови. Я знал, что одна там она не останется, но меня рядом с ней не будет. Я не мог допустить подобного. Никак не мог. Уж точно не сейчас, когда и Моргана, и Огюст охотились на нее.

«Она сама может о себе позаботиться», – шепнул голосок.

Да, может. Но и я тоже могу позаботиться о ней.

А когда Лу со вздохом отстранилась, страх в моей душе разбавило сожаление. Она решила, что я отверг ее. Я видел, как она помрачнела у ручья, а затем снова – в лагере. Но я не отвергал ее. Я ее защищал.

Я всегда совершал глупости, когда меня касалась Лу.

– А что же ты, Антуан? – Лу сунула стакан Анселю. – Ты ведь не позволишь даме пить одной, правда?

– Конечно, не позволю. – Ансель со всей серьезностью огляделся по сторонам. – Но дамы я здесь что-то не наблюдаю. А ты?

Лу натужно хохотнула и вылила янтарную жидкость ему на голову.

– Перестань, – буркнул я, снова натянув на нее капюшон.

На короткий миг из-под него показались ее волосы. Лу их обстригла, но они все еще оставались поразительно белыми. И очень бросались в глаза. Цвет был необычным и весьма известным. Печально известным. Лу с ним стала неузнаваема, но ее могли принять за человека куда похуже. Даже она сама уже должна была заметить, как теперь похожа на мать.

Едва не погладив Лу по щеке, я отдернул руку и вытер виски плащом.

– Вот потому-то мадам Лабелль и не хотела выпускать тебя на люди. Ты привлекаешь слишком много внимания.

– Ты со своей матерью знаком примерно три с половиной секунды, но вот, пожалуйста, она для тебя уже авторитет. Ты даже не представляешь, как меня это радует.

Я закатил глаза, но возразить ей не успел – за столик рядом с нашим уселась компания мужчин. Грязных. Растрепанных. Явно желающих выпить.

– Фифи, дорогуша, – позвал самый чумазый и говорливый из них. – Будь умницей, принеси-ка нам по пинте, да обновлять не забывай.

Подавальщица, такая же грязная и без двух передних зубов, поспешила исполнить заказ.

Бо, сидевший в другом углу, одними губами что-то сказал Лу, постучав себя по зубам, и она хихикнула. Меня захлестнул прилив ревности. Повинуясь порыву, я придвинулся ближе к Лу, замер и отодвинулся обратно. Заставил себя сосредоточенно оглядеть комнату.

– Ты сегодня сильно-то не налегай, Рой, – сказал другой. – Завтра подыматься рано.

Позади растрепанной компании трое мужчин в темных одеждах играли в карты. На поясах у них были мечи, в кубках – медовуха. Еще дальше парочка молодых людей оживленно беседовали с мадам Лабелль, Коко и Бо. Фифи и крепко сложенный трактирщик стояли за прилавком. Актеры и актрисы танцевали у дверей. Местные селяне, веселые и раскрасневшиеся от холода, продолжали прибывать.

Люди были повсюду и даже не подозревали, кто скрывается среди них.

– Какое там.

Рой сплюнул на пол. На подбородке у него осталась слюна, и Лу, которая сидела к нему ближе всех, отодвинула свой стул подальше и поморщилась.

– Завчерась кобыла ногу сломала. Не ехать, стало быть, нам в Цезарин.

Услышав это, мы втроем разом замерли – слишком резко и неестественно. Я толкнул Лу локтем, и она, кивнув, сделала глоток. Ансель последовал ее примеру и сморщился. Затем предложил напиток мне. Я отказался, быстро оценивая расстояние от Сен-Луара до Цезарина. Если они собирались выехать утром, значит, похороны Архиепископа через две недели.

– Везет же, – вздохнул другой, когда Фифи вернулась с медовухой. Все стали жадно пить. – Мне придется, а то моя все пилит и пилит. Должное воздать, говорит, надо. Вот ведь дуреха. Старик Флорин мне за жизнь никакого добра не сделал, только мелких чертят в молотьбу бесил.

Звучание этого имени обухом ударило меня по голове. Выходит, они земледельцы. Несколько недель назад нас отправляли разбираться с очередным нашествием лютенов. Но мы ведь помогали крестьянам, а не мешали им.

Будто прочтя мои мысли, один из них сказал:

– Ладно тебе, Жиль. Его синие свиньи их перебили, и то хлеб.

«Синие свиньи». От злости у меня сжалось горло. Эти люди даже не осознавали, как много делали шассеры, чтобы уберечь их от бед. Чем они жертвовали ради этого. Как праведно жили. Я с неприязнью оглядел помятую одежду мужчин. Возможно, они жили слишком далеко на севере, чтобы это понимать, или же слишком далеко от приличного общества. Только глупцы и преступники отзывались о моем братстве… то есть о братстве шассеров как-либо иначе, кроме как о людях добродетельных, благородных и верных правому делу.

– Ага, если б всех, – буркнул Жиль. – Как свиньи ушли, эти твари прямо бунт устроили. Откопали трупы своих приятелей и за ночь всю мою пшеницу покромсали. Теперь каждую неделю за порогом для них подношения оставляем. Свиньи нас бы сожгли, если б прознали, но что тут поделаешь? Так дешевле, чем еще одного поля лишиться. Между молотом и наковальней сидим. И есть, считай, почти нечего.

Он обернулся, чтобы заказать у Фифи еще выпивки.

– Ага, – поддакнул его друг, качая головой. – Что ни делай, все одно получишь. – Он снова обернулся к Рою. – Но так, может, даже и лучше. У меня сестра со спиногрызами в Цезарине живет. Говорит, Огюст комендантский час поставил, вона как. Людям по улицам после заката ходить нельзя, а женщинам – вообще нельзя без, как оно там сказано, «сопроводителей мужского пола». После того, что сталось с Архиепископом, его вояки день и ночь по городу караулят всяких подозрительных девиц.

Сопроводители? Караулы?

Мы с Лу переглянулись, и она тихо выругалась. Перемещаться по городу будет сложнее, чем мы ожидали.

Жиль содрогнулся.

– Не скажу, что я сильно против. Мелкие твари – дело одно, а ведьмы – совсем другое. Злые они, так-то. Неприродные.

Остальные что-то согласно забормотали, а Рой заказал еще пинту. Когда один из них завел разговор про свою грыжу, Лу быстро покосилась на меня. Мне не понравилось ее решительное лицо и блеск в глазах.

– Не надо, – предостерег ее я, но Лу только от души хлебнула и подала голос:

– Эй, а слыхали, чего этот олух Туссен говорил?

Все глаза за соседним столиком обратились к Лу. Я неверяще уставился на нее вместе с остальными и прирос к стулу. Ансель нервно хохотнул. Скорее даже пискнул. Лу пнула его под столом.

Еще одну напряженную секунду спустя Рой рыгнул и похлопал себя по животу.

– А ты еще кто? Чего лицо прячешь?

– Денек выдался скверный. Я как осердилась, да как срезала все, что на голове было, а теперь самой на себя смотреть тошно.

Ансель подавился ви́ски, и я безотчетно похлопал его по спине. Мы не сводили взгляда с Лу. Я не видел, но ясно чувствовал, как она усмехается. Все происходящее ей было в забаву.

Как же мне хотелось ее придушить.

– Да еще бородавка у меня на подбородке, – заговорщически добавила Лу и коснулась лица, скрытого под капюшоном. – Вымахала с целую Бельтерру, ничем теперь ее не запудришь.

– Ай, да что там. – Один из мужчин со знанием дела кивнул и мутными глазами посмотрел на нее. – У моей сестры такая на носу. Твоя небось еще ничего.

Лу не сдержалась и фыркнула.

– Это братья мои. – Она указала на нас с Анселем. – Рауль и Антуан.

– Здорóво, ребята. – Улыбаясь, Ансель вскинул руку и по-дурацки им помахал. – Как ваше ничего, помаленьку?

Я уставился на него. Робкая улыбка Анселя не дрогнула.

– Ну так вот, – продолжила Лу, залпом прикончив виски. – Антуан с Раулем знают, каково вам с лютенами. Мы и сами земледелы, а синие свиньи нам жизнь портят только так, и Туссен – хуже всех.

Рыкнув, Рой мотнул головой.

– Он со свиньями своими только утром тут был. Они говорят, старина Туссен в Сочельник Моргану выпотрошил.

– Враки! – Лу хлопнула по столу.

Я предостерегающе наступил ей на ногу, а она в ответ пнула меня в голень. Плечи Лу тряслись от беззвучного смеха.

– А еще… – Рой снова рыгнул и наклонился поближе, жестом велев нам сделать то же. – Они сказали, что им скорым делом надо ехать в Цезарин на турнир.

У меня внутри все сжалось.

– Турнир?

– Ага, – подтвердил Рой. С каждой секундой он все больше багровел и говорил все громче. – Новичков в ряды понабрать надо. Видно, ведьмы некоторых ихних вояк угробили. В народе это прозвали Алым Ноэлем. – Он ухмыльнулся и утер рот рукавом. – Крови потому что много было.

Ансель снова передал мне выпивку, и на этот раз я не отказался. Виски обожгло мне нутро.

Тот, у которого была сестра с бородавкой, кивнул.

– Удумали провести турнир перед похоронами Архиепископа. Видать, праздник из этого решили устроить. Так себе затея.

Жиль допил третью пинту.

– Может, и мне поучаствовать? Я бы их там всех завалил.

Его собеседник расхохотался.

– А я бы женушку твою завалил, пока тебя нету.

– А мне тогда сестру свою давай!

На этом разговор пошел ко дну. Я тщетно пытался отвлечь Лу от спора о том, кто страшнее – сестра одного из собеседников или ведьма с объявлений о розыске, как вдруг их перебил незнакомый голос:

– Все это нонсенс, любезные господа. Нет на свете ничего более достойного, чем бородавка на лице.

Мы разом обернулись и увидели мужчину, который уселся на пустое место за нашим столиком. Непослушные усы и борода, блестящие карие глаза. Это был скрипач актерской труппы. Он протянул мне обветренную ладонь и помахал остальным.

– Мое почтение. Клод Деверо к вашим услугам.

Рой с товарищами брезгливо отвернулись, бормоча что-то про шарлатанов.

Я уставился на руку Клода, а Лу быстро поправила капюшон. Ансель покосился на мадам Лабелль, Коко и Бо. Они украдкой наблюдали за нами, но от беседы не отвлекались. Мадам Лабелль едва заметно кивнула.

– Что ж. – Клод опустил руку, но улыбаться не перестал. – Полагаю, вы не будете возражать, если я составлю вам компанию? Признаюсь, мне необходимо передохнуть от всеобщего кутежа. Ах, у вас есть спиртное, как славно. – Он махнул актерам, а затем угостился остатками напитка Анселя. – Премного обязан, сударь. Право, моя благодарность не знает границ. – Подмигнув мне, Клод промокнул губы клетчатым карманным платком. – О чем я говорил? Ах да. Клод Деверо. Это я. Музыкант-исполнитель и руководитель «Труппы Фортуны». Довелось ли вам побывать на нашем выступлении сегодня вечером?

Я все так же давил Лу на ногу, умоляя ее молчать. Этот человек, в отличие от Роя, сам проявил к нам интерес. Мне это не понравилось. Обиженно вздохнув, Лу отстранилась и скрестила руки на груди.

– Нет, – отрезал я. – Не довелось.

– Празднество выдалось поистине восхитительным.

Клод с удовольствием продолжил свой монолог, улыбаясь каждому из нас по очереди. Я повнимательней его оглядел. Брюки в тонкую полоску. Пальто с огуречным узором. Галстук-бабочка в клетку. Цилиндр – темно-бордовый и потрепанный – Клод положил на стол. Даже мне его наряд показался… странным.

– Я очень люблю приятные в своей старомодности придорожные деревушки. Здесь можно встретить интереснейших людей.

Это уж точно.

– Крайне досадно, что мы вынуждены сей же ночью отбыть на юг – толпа и звон монет зовут нас на погребение нашего Святого Отца. – Клод рассеянно махнул рукой. На его ногтях блеснул черный лак. – Повод, безусловно, трагичнейший, но и плата весьма внушительная.

Я скривился. Клод Деверо нравился мне все меньше и меньше.

– А что же вы? Могу ли я узнать ваши имена? – Будто не чувствуя никакого напряжения и неловкости нашего молчания, он весело побарабанил по столу. – Впрочем, интриги – моя слабость. Быть может, мне попытаться угадать самому?

– В этом нет нужды, – холодно ответил я.

Рой уже сказал нам все, что было нужно. Настала пора уходить. Встав, я поймал взгляд Бо и кивнул на выход. Он толкнул локтем мою мать и Коко.

– Меня зовут Рауль, а это мои друзья, Люсида и Антуан. Мы уже уходим.

– Друзья! Как чудесно! – Он побарабанил пальцами еще громче и бодрей, совершенно не обращая внимания на мою грубость. – И до чего же замечательные у вас имена! Однако, увы, имя Рауль мне не слишком по вкусу, но позвольте объяснить почему. Некогда знавал я человека – он был дюж и крепок как медведь, или же, вероятно, то был скорее медведь, который оказался мал и угрюм как человек. Так вот однажды бедняга засадил себе в ногу занозу…

– Мсье Деверо, – сказала Лу, и в голосе ее послышались и раздражение, и любопытство. Возможно, именно собственное любопытство ее и раздражило.

Когда Лу заговорила, улыбка Деверо дрогнула, и он медленно моргнул. Лишь раз. А затем улыбнулся снова – шире, искренней, – наклонился к ней и взял за руку.

– Прошу, Люсида, зовите меня Клод.

Услышав, как голос Деверо вдруг преисполнился тепла, и увидев, как его глаза заблестели ярче прежнего, я снова ощутил, как страх поднимается у меня внутри и перерастает в подозрение. Но узнать Лу Клод никак не мог. Ее лицо было все так же скрыто под капюшоном. Возможно, подобная фамильярность – лишь еще одна черта его странной личности. Совершенно неуместная черта.

Лу напряглась от его прикосновения.

– Мсье Деверо, пусть даже обычно я ничего не имею против незнакомцев, которые распивают мое виски и гладят мне руки, последние несколько дней выдались крайне непростыми. Вы меня бесконечно обяжете, если сию же минуту отвяжетесь и сгинете ко всем чертям.

Рой, который все это время подслушивал нас, вскинул голову и нахмурился. Я вздрогнул.

Лу перестала изображать из себя деревенщину.

Выпустив ее руку, Деверо запрокинул голову и рассмеялся в голос.

– Ах, Люсида, вы очаровательны. Не могу описать словами, как мне не хватало столь черного юмора – такого, что может и укусить, если подойти слишком близко. Позвольте принести вам мои искренние извинения за эту вольность…

– Хватит придуриваться. – Лу вскочила на ноги, почему-то взволновавшись. Ее голос остро зазвенел. Остро и слишком громко. – Чего вам надо?

Вот только ее капюшон от резкого движения упал на плечи, и что бы ни собирался ответить на это Клод Деверо, он явно передумал. И с восторгом посмотрел на нее, забыв обо всяком притворстве.

– Я лишь хотел познакомиться с вами, милая девушка, и предложить помощь, если она когда-либо вам потребуется. – Он посмотрел на горло Лу. Узел на новой ленте ослаб – она была слишком гладкой и большой, и завязать ее бантом оказалось сложнее обычного. Лента соскользнула, обнажив ужасный шрам.

Твою мать.

– Что это с тобой случилось, а? – громко спросил Рой. Жиль рядом с ним сощурился и оглянулся на объявления на двери. – Ничего себе у тебя шрам.

Деверо быстро надел на Лу капюшон, но было поздно.

Слишком поздно.

Рой не без труда поднялся на ноги. Он махнул кружкой на Лу, качаясь и едва стоя на ногах. Медовуха пролилась ему на штаны.

– Нету у тебя никакой бородавки, Люсида. Зато больно уж ты похожа на ту девку, что все ищут. На ведьму.

В таверне все стихло.

– Я не… – прозаикалась Лу, лихорадочно оглядываясь. – Что за чушь…

Я вынул балисарду из ножен и решительно встал у Лу за спиной. Ансель со своим ножом последовал моему примеру. Остальные спутники Роя вскочили на ноги.

– Это она, точно вам говорю. – Ненароком врезавшись в стол, Жиль указал на объявление и торжествующе ухмыльнулся. – Она себе волосы отрезала и покрасила, но такой шрам не спрячешь. Как день все ясно. Эта девчонка – Луиза ле Блан.

Неуклюжим, но устрашающим движением Рой поднял свою стеклянную кружку и разбил ее о стол, превратив в острое зазубренное оружие.