Текст книги "Змей и голубка"

Автор книги: Шелби Махёрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Церемония

Рид

Крики у театра стали только громче, но я их почти не слышал. В ушах звенела кровь. Она заглушала все: и призывы толпы к правосудию, и слова сочувствия Архиепископа.

Но только не ее шаги. Я слышал каждый.

Они были легки. Легче моих. Но не такие ровные. Не такие мерные.

Я сосредоточился на звуке ее шагов, и постепенно рев в ушах стих. Теперь я слышал и управителя театра, и констеблей, которые пытались угомонить толпу.

Когда Архиепископ открыл двери, я едва не выхватил из ножен балисарду, но сдержался. Ноги у меня свело, кожу одновременно обожгло и жаром и холодом, а потом – чужими взглядами, когда все на улице обернулись к нам. Под локоть меня держала маленькая теплая рука.

Мозолистые ладони. Пальцы тонкие, два из них перевязаны. Я пригляделся – они были сломаны.

Поднять взгляд выше пальцев я не посмел. Ведь тогда пришлось бы взглянуть на ее плечи, а затем и на лицо. И я знал, что там увижу. Синяки под глазами, свежую ссадину на щеке. Шрам над бровью. И еще один – на горле. Она пыталась его скрыть, но он все равно виднелся из-под черной ленты.

Мне вспомнилось лицо Селии. Чистое, без единого изъяна.

О Господи. Селия.

Архиепископ шагнул вперед, и толпа мгновенно затихла. Хмурясь, он вывел меня вперед. Девушка же, эта дикарка, все так же крепко цеплялась за меня. А я все так же отказывался на нее смотреть.

– Братья! – Голос Архиепископа пронесся над примолкшей улицей, и еще больше людских глаз обратились к нам. Дикарка вжалась в меня. Я, нахмурившись, взглянул на нее. Глаза у нее были широко распахнуты, зрачки расширены. Ей было страшно.

Я отвернулся.

– Ты не можешь отдать мне свое сердце, Рид. Я не сумею с этим жить.

– Селия, прошу…

– Чудовища, что убили Пип, все еще на свободе. Они должны быть наказаны. Таков твой долг, и я не стану тебе помехой. Пусть твое сердце принадлежит братству. Прошу тебя, прошу, забудь меня.

– Я никогда бы не смог забыть тебя.

От нахлынувшего отчаяния я чуть не рухнул наземь. Селия никогда не простит мне этого.

– Ваше волнение о судьбе этой женщины ведомо и угодно Господу. – Архиепископ распростер руки, будто в мольбе. – Но прошу, не поддавайтесь обману. Прошлой ночью она пыталась ограбить знатного господина, подобного вам, а когда сегодня утром супруг хотел наказать ее за это, она осмелилась сбежать от него. Не стоит жалеть эту женщину, дети мои. Помолитесь о ней.

Девушка в первых рядах толпы смотрела на Архиепископа с неприкрытым отвращением. Стройная. Светловолосая. С крючковатым носом. Я напрягся, узнав ее – ту девушку из-за кулис.

«Ах ты мерзкая свинья!»

Будто почувствовав мой взгляд, она посмотрела на меня и сощурилась. Я взглянул на нее, тщетно пытаясь забыть ее гневные слова.

«Надеюсь, его бросят в тюрьму. Кто знает, что могло произойти?»

Я сглотнул и отвернулся. Разумеется, так все и выглядело. Дикарка была хитра, а я до смешного легко позволил выставить себя в дурном свете. Угодил прямо в ловушку. Я мысленно чертыхнулся, мечтая выдернуть руку из хватки девчонки. Но нельзя. Слишком много людей смотрело на нас, а Архиепископ очень четко изложил свой приказ.

– Сразу по возвращении мы должны будем исповедаться в этом обмане, – сказал он тогда, хмурясь и расхаживая туда-сюда. – Люди должны поверить, что вы уже женаты. – Он резко обернулся к ней. – Правильно ли я полагаю, что грехи твои не отпущены?

Когда дикарка не ответила, он нахмурился еще больше.

– Я так и думал. Мы немедленно должны управиться с тем и другим, а затем направиться сразу к Долеру на крещение. Рид, пока ваш союз не будет официально узаконен, ты должен вести себя как ее муж. Сними вон то кольцо у нее с правой руки и надень на левую. Иди рядом с ней до тех пор, пока толпа не разойдется. И, бога ради, верни ей плащ.

Дикарка повертела на пальце то самое кольцо. Переступила с ноги на ногу. Коснулась пряди у лица. Остальные волосы были собраны в путаный пучок у нее на затылке – дикие, шальные. Совсем как она сама. Просто отвратительно.

– Молю вас, люди, увидеть в этой женщине учение Господне, – повысил голос Архиепископ. – Пусть ее порочность послужит вам уроком! Жены, будьте покорны мужьям своим. Покайтесь в своей греховной природе. Лишь тогда станете вы едины с Богом!

Несколько человек в толпе покивали, что-то согласно бормоча.

«Это верно. Я всегда и сам так говорил».

«Женщины нынче ничем не лучше ведьм».

«Только деревом с ними и можно сладить, будь то розга или костровый столб».

У светловолосой девушки из-за кулис был такой вид, будто она хотела накинуться на Архиепископа. Она оскалилась, сжала кулаки, но затем отвернулась.

Дикарка напряглась и до боли сжала мне руку. Я свирепо посмотрел на нее, но она не отпустила. Тогда-то я и учуял запах – слабый, невесомый, едва заметный. Но все же очевидный, трепещущий на ветру. То было зловоние колдовства.

Архиепископ застонал.

Я обернулся как раз в тот миг, когда он согнулся пополам и схватился за живот.

– Господин, вы… – начал я и тут же осекся.

Архиепископ оглушительно громко испортил воздух. Он вытаращил глаза и залился краской, а в толпе тут же зашептались. С изумлением. С отвращением. Архиепископ резко выпрямился, попытался оправить рясу, но снова согнулся пополам, и все повторилось. Я, не зная, что еще делать, коснулся ладонью его спины.

– Господин…

– Оставь меня! – прорычал он.

Я отпрянул и свирепо уставился на дикарку, которая тряслась от беззвучного смеха.

– Прекрати смеяться! – прошипел я.

– Даже если б хотела, не смогла бы. – Она схватилась за бок и фыркнула. С нарастающей неприязнью я оглядел ее, а затем наклонился и вдохнул ее запах. Корица. Не колдовство. Я тут же отстранился, а она засмеялась еще пуще.

– Уже один этот момент – вот этот самый, – возможно, стоил того, чтобы выйти за тебя, шасс. Я буду вечно хранить его в памяти.

Архиепископ настоял, чтобы мы отправились крестить дикарку пешком. Сам он поехал на карете.

Когда он исчез из виду, она хмыкнула и пинком забросила камешек в ближайшую урну.

– У этого мужлана голова так прочно застряла в заднице, что и не вытащишь уже.

Я стиснул зубы. Держать себя в руках. Сохранять спокойствие.

– Не смей говорить о нем неуважительно.

Она ухмыльнулась и запрокинула голову, чтобы оглядеть меня. А потом – подумать только – встала на цыпочки и щелкнула меня по носу. Я ошарашенно отпрянул и почувствовал, как полыхает лицо. Она усмехнулась еще шире и пошла вперед.

– Ты мне не хозяин, шасс, так что буду делать что хочу.

– Ты скоро станешь моей женой. – Нагнав девчонку в два шага, я хотел схватить ее за локоть, но не решился ее коснуться. – Это значит, что ты должна будешь мне повиноваться.

– Да неужто? – Она вскинула брови, все еще с усмешкой. – А еще, полагаю, это значит, что ты будешь меня чтить и защищать, да? Если уж мы всерьез собрались следовать этим твоим доисторическим патриархальным законам?

Я сбавил шаг, чтобы идти вровень с ней.

– Да.

Она хлопнула в ладоши.

– Ну и прекрасно. По крайней мере, это должно быть весело. У меня много врагов.

Я не удержался и посмотрел на синяки вокруг ее глаз.

– Могу себе представить.

– На твоем месте представлять я бы не стала. – Она сказала это так буднично, беспечно, будто мы обсуждали погоду. – Не то потом неделями кошмары будут сниться.

Вопросы буквально жгли мне горло, но я не стал их задавать.

Судя по всему, дикарка была не против помолчать. Ее глаза бегали, оглядывая все сразу. Платья и шляпы на витринах магазинов. Абрикосы и фундук на лотках торговцев. Грязные окна маленькой пивной, перемазанные сажей лица детей, гонявших голубей на улице. На каждом повороте в лице дикарки вспыхивало новое чувство. Приязнь. Тоска. Восторг.

Наблюдать за ней было до странности утомительно.

Несколько минут спустя я не выдержал и кашлянул.

– Это один из них наградил тебя такими синяками?

– Один из кого?

– Из твоих врагов.

– А, – сказала она беззаботно. – Да. Их было даже двое, кстати.

Двое? Я недоверчиво уставился на нее. Попытался представить это крохотное создание в драке против сразу двоих – а потом вспомнил, как она подловила меня за сценой и обманом убедила зрителей, что я на нее напал. Я нахмурился. Да, она явно способна на многое.

Мы добрались до окраины Восточной стороны, и улицы стали шире.

Вскоре впереди в свете яркого полуденного солнца засверкал Долер. Архиепископ ждал нас у кареты. К моему удивлению, с ним был Жан-Люк.

Ну разумеется. Кому, как не ему, быть этому свидетелем.

При виде друга осознание реальности всего происходящего обрушилось на меня, как мешок кирпичей. Я в самом деле вот-вот женюсь на этой женщине. На этом… существе. На дикарке, которая лазает по крышам, грабит аристократов, дерется, одевается как мужчина и имя носит соответствующее.

Она была совсем не похожа на Селию. Человека, менее похожего на Селию, Господь просто не мог сотворить. Селия кротка и благовоспитанна. Учтива. Добродетельна. Сердечна. Никогда в жизни она не опозорила бы меня, не устроила бы такую сцену.

Я посмотрел на свою будущую жену. Разорванное и окровавленное платье. Избитое лицо, сломанные пальцы. Шрам на горле. И усмешка, при виде которой становилось ясно, каким образом она заполучила все свои увечья.

Она изогнула бровь.

– Любуешься?

Я отвернулся. Когда Селия узнает, что я натворил, ее сердце будет разбито. Она заслуживает лучшего. Лучшего мужчины, чем я.

– Пойдемте. – Архиепископ жестом указал нам на безлюдный берег. Единственными зрителями на нашей церемонии были дохлая рыба и стая голубей, которые лакомились ею. Скелет рыбины торчал из сгнившей плоти, а уцелевший глаз смотрел в ясное ноябрьское небо. – Покончим с этим. Сначала ее необходимо крестить по велению нашего Господа, дабы не преклонились вы под ярмо, будучи неравными, ибо нет общения у света с тьмой.

Ноги у меня налились свинцом, и каждый шаг по песку и грязи давался с невероятным трудом. Следом за мной по пятам шел Жан-Люк. Я чувствовал, как он усмехается. Не хотелось и представлять, что он теперь думает обо мне и обо всем этом.

Поколебавшись, Архиепископ шагнул в серую воду. Он оглянулся на дикарку, и впервые в его глазах мелькнула тень сомнения. Будто он не был уверен, что она шагнет за ним. «Передумай, пожалуйста, – взмолился я про себя. – Забудь это безумие и брось ее в тюрьму, где ей самое место».

Но тогда меня лишат всего. Балисарды. Жизни. Обетов. Цели и предназначения.

Тихий неприятный голосок на задворках моего разума насмешливо хмыкнул. «Он запросто мог бы помиловать тебя, если бы только захотел. Никто не стал бы оспаривать его решение. Ты остался бы шассером и без женитьбы на преступнице».

Но почему же тогда он поступил иначе?

От самой этой мысли меня захлестнула досада. Разумеется, он не мог просто помиловать меня. Люди поверили, что я посягнул на честь этой девчонки. Неважно, что этого не было. Они сочли, что было. Даже если бы Архиепископ все объяснил народу, даже если бы она сама во всем созналась – люди бы стали шептаться. Стали бы сомневаться. Утратили бы беспрекословную веру в непорочность шассеров. Хуже того, они усомнились бы и в самом Архиепископе. В том, что им движет.

Мы уже погрязли в этой лжи. Уже объявили людям, что она моя жена. Если станет известно обратное, Архиепископа назовут лжецом. Этого нельзя допустить.

Хочется мне того или нет, эта дикарка станет моей женой.

Она шагнула следом за Архиепископом, топнув ногой, будто лишний раз подчеркивая эту истину. Вода брызнула Архиепископу в лицо, и он нахмурился, утерев ее.

– Какой любопытный поворот событий. – Жан-Люк наблюдал за дикаркой, и в глазах его плескался смех. Девчонка, похоже, о чем-то спорила с Архиепископом. Ну естественно.

– Она… меня провела. – Мне было больно сознаваться в этом.

Вдаваться в подробности я не стал, и Жан-Люк обернулся ко мне. Смех в его глазах померк.

– А что же Селия?

Я насилу ответил, ненавидя себя за эти слова:

– Селия знала, что нам с ней не суждено пожениться.

О том, как она меня отвергла, я ему не рассказывал. Насмешки Жана-Люка я бы не вынес. Или хуже того – жалости. Однажды, после смерти Филиппы, он спросил, каковы мои намерения касательно Селии. Вспомнив об этом, я ощутил, как стыд прожигает меня изнутри. Тогда я солгал ему, сказал, что мои обеты для меня важнее всего. Что я никогда не стану жениться.

И вот чем все обернулось.

Жан-Люк поджал губы, пристально глядя на меня.

– И все же мне… жаль. – Он бросил взгляд на дикарку, которая тыкала Архиепископу в нос сломанным пальцем. – Брак с подобным созданием будет… непростым.

– А бывает ли простым любой брак на свете?

– Возможно, и нет, но эта девчонка, похоже, особенно несносна. – Он вяло улыбнулся мне. – Как я понимаю, теперь ей придется поселиться в Башне?

Ответить ему улыбкой я не смог.

– Да.

Он вздохнул.

– Жаль.

Мы молча наблюдали, как лицо Архиепископа все больше каменеет. В конце концов он потерял терпение, схватил дикарку за затылок и дернул к себе. А потом окунул в воду и задержал ее там на секунду дольше, чем должен был.

Я никак не мог винить его за это. Чтобы очистить от скверны душу этой девчонки, времени потребуется больше обычного.

На две секунды дольше.

Казалось, в душе Архиепископа бушует борьба. Он трясся, пытаясь удержать ее под водой, а глаза его были… безумны. Неужели он решил…

Три секунды.

Я кинулся в воду, Жан-Люк – за мной. Мы бросились к ним, но волновались зря. Архиепископ выпустил дикарку, как раз когда мы добрались до них, и она вырвалась на поверхность, шипя, как злобная кошка. С ее волос, лица и платья стекала вода. Я хотел помочь ей устоять на ногах, но она меня оттолкнула. Я отступил на шаг, а она, разбрызгивая воду, развернулась к Архиепископу.

– Fils de pute[10]10
  Сукин сын! (фр.)


[Закрыть]!

Я не успел остановить дикарку, и она набросилась на него. Архиепископ вытаращил глаза, утратил равновесие и рухнул спиной в воду, размахивая руками. Жан-Люк поспешил ему помочь. Я схватил дикарку и пригвоздил ее руки к бокам, пока она не успела снова толкнуть Архиепископа.

Она как будто даже не заметила.

– Connard! Salaud![11]11
  Мудак! Сволочь! (фр.)


[Закрыть] – Дикарка билась в моих руках, повсюду разбрызгивая воду. – Я тебя прикончу! Сдерну с тебя эту рясу и тебя же ею придушу, уродливая ты, вонючая мразь…

Все втроем мы уставились на нее, разинув рты. Первым оправился Архиепископ. Побагровев, он прохрипел:

– Как ты смеешь так говорить со мной?!

Он отшатнулся от Жана-Люка и ткнул пальцем ей в лицо. Я понял его ошибку за миг до того, как девчонка кинулась вперед. Я схватил ее крепче и не позволил вцепиться зубами ему в палец.

Я женюсь на диком животном.

– А ну, отпусти! – Она ударила меня локтем в живот.

– Нет, – не столько сказал, сколько придушенно выдохнул я, но все же не дал ей освободиться.

Она то ли зарычала, то ли закричала от досады, а потом милосердно угомонилась. Я мысленно поблагодарил Господа за это и потащил ее обратно на берег.

Вскоре к нам присоединились Архиепископ и Жан-Люк.

– Благодарю тебя, Рид, – выдохнул Архиепископ, отжимая свою рясу и поправляя крест на шее. Когда он наконец обратился к этой чертовке, в его лице отразилось бесконечное презрение. – Нам стоит заковать тебя в кандалы на время церемонии? Может быть, раздобыть намордник?

– Вы пытались меня убить.

Он посмотрел на нее свысока.

– Поверь, дитя, если бы я пожелал тебя убить, ты была бы уже мертва.

Ее глаза вспыхнули.

– Взаимно.

Жан-Люк с трудом сдержал смех.

Архиепископ шагнул вперед, сощурившись.

– Отпусти ее, Рид. Я хотел бы как можно скорее покончить с этим черным делом.

С удовольствием.

К моему удивлению – и разочарованию, – она не сбежала, когда я ее отпустил. Просто скрестила руки на груди, поочередно смерив каждого из нас взглядом. Упрямо. Угрюмо. С безмолвным вызовом.

Подходить к ней мы не рисковали.

– Давайте побыстрей уж, – проворчала она.

Архиепископ склонил голову.

– Подойдите ко мне и возьмитесь за руки.

Мы уставились друг на друга. И оба не сдвинулись с места.

– Скорей же.

Жан-Люк грубо толкнул меня в спину, и я покорно сделал шаг и с немой яростью посмотрел на дикарку. Она не желала идти навстречу. Она ждала.

Спустя несколько долгих секунд девчонка закатила глаза и наконец шагнула вперед. Когда я протянул ей свои руки, она уставилась на них так, будто я был прокаженным.

Один.

Я заставил себя дышать. Вдох через нос. Выдох через рот.

Два.

Она нахмурилась и взглянула на меня с изумлением, явно сомневаясь в моих умственных способностях.

Три.

Четыре.

Она взяла меня за руки. Сморщилась, будто от боли.

Пять.

Я запоздало понял, что ей и в самом деле больно, и тут же отпустил ее сломанные пальцы.

Шесть.

Архиепископ кашлянул.

– Начнем же. – Он обернулся ко мне. – Согласен ли ты, Рид Флорин Диггори, взять эту женщину в свои законные жены, дабы разделить с ней свою жизнь в священном таинстве брака? Будешь ли ты любить ее, служить ей утешением, чтить и оберегать ее в болезни и здравии, будешь ли ты верен ей до конца ваших дней?

Я уже ничего не видел вокруг себя, кроме одной-единственной белой голубки среди прочих птиц. Голова у меня закружилась. Все смотрели на меня, ждали ответа, но мое горло сжалось. Мне не хватало воздуха.

Я не могу жениться на этой женщине. Просто не могу. Эта мысль пришла мне на ум и впилась глубоко, стиснув в когтях все мое существо. Должен быть иной путь… любой иной путь…

Маленькие теплые пальцы сжали мои. Я поднял взгляд и увидел перед собой пронзительные сине-зеленые глаза дикарки. Сейчас в них было больше синевы. Больше холодной стали. Воды Долера отражались в них. Она едва заметно кивнула.

И в этот короткий миг я осознал: все сомнения, нерешительность, горечь о будущем, которому уже не бывать, – все это испытывала и она. Исчезла шипящая кошка. Осталась лишь женщина. Она была так мала. Испугана. И сильна.

И меня она просила тоже найти в себе силы.

Не знаю, почему я сделал это. Она была воровкой, преступницей, и я был ей ничем не обязан. Она разрушила мою жизнь, когда вытащила на ту сцену. И я знал, что, если соглашусь, эта дикарка наверняка продолжит в том же духе.

Но все же я стиснул ее руки в ответ. Ощутил, как к устам подступают два простых непрошеных слова:

– Я согласен.

Архиепископ обернулся к девушке. Я продолжал сжимать ее руки, стараясь не задеть сломанные пальцы.

– Как тебя зовут? – спросил он резко. – Полное имя?

– Луиза Марго Ляру.

Я нахмурился. «Ляру». Эта фамилия была распространена среди преступников Восточной стороны, но чаще всего использовалась как псевдоним. Она буквально означала «улицу».

– Ляру? – Архиепископ смерил ее подозрительным взглядом, озвучив мои собственные сомнения. – Тебе стоит знать, что, если это имя окажется ложным, твой с капитаном Диггори брак будет аннулирован. Нет нужды напоминать, какая судьба ожидает тебя в таком случае.

– Я закон знаю.

– Что ж, хорошо. – Он махнул рукой. – Согласна ли ты, Луиза Марго Ляру, взять этого мужчину в свои законные мужья, дабы разделить с ним свою жизнь в священном таинстве брака? Будешь ли ты повиноваться и служить ему, будешь ли ты любить, чтить и оберегать его в болезни и здравии, будешь ли ты верна ему до конца ваших дней?

Я видел в лице дикарки насмешку, но она сдержалась и вместо очередного язвительного ответа только пнула песок в птиц. Они с тревожными криками разлетелись прочь. Когда вспорхнула голубка, у меня к горлу подкатил ком.

– Согласна.

Архиепископ, не медля, продолжил:

– Властью, данной мне, я объявляю вас мужем и женой, во имя Отца и Сына и Святого духа. – Он замолчал, и в ожидании следующих слов все внутри меня натянулось как струна. Будто прочтя мои мысли, Архиепископ едко посмотрел на меня. Я снова ощутил, как пылают щеки.

– Ибо, как гласит Господь… – Он сложил руки вместе и склонил голову. – Двоим лучше, нежели одному; ибо если упадет один, то другой поднимет товарища своего. Но горе одному, когда упадет, а другого нет, который поднял бы его. И если станет преодолевать кто-либо одного, то двое устоят против него и нитка, втрое скрученная, нескоро порвется.

Мрачно улыбнувшись, Архиепископ расправил плечи.

– Дело сделано. Что Бог сочетал, пусть человек да не разлучает. По возвращении мы подпишем свидетельство о браке, и все будет готово.

Он двинулся к своей карете, но остановился и смерил меня хмурым взглядом.

– Разумеется, чтобы брак был официально узаконен, его необходимо консуммировать.

Дикарка застыла рядом со мной, поджав губы и остро, с вызовом глядя на Архиепископа. Меня захлестнул жар. Он был горячей и яростней прежнего.

– Да, Ваше Высокопреосвященство.

Он довольно кивнул и шагнул в карету. Жан-Люк сел в нее следом, подмигнув мне. Унижение усугубилось еще больше, если такое вообще было возможно.

– Славно. – Архиепископ захлопнул дверь кареты. – Пусть это свершится быстро. Позднее свидетель посетит вашу комнату, чтобы все подтвердить.

У меня внутри екнуло, а Архиепископ, не сказав больше ни слова, умчался прочь.