Текст книги "В вихре желания"

Автор книги: Шарон Фристоун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Да-да. Забавное получилось… кино. Оказывается, эта чокнутая сеньора Ромеро решила растрезвонить о своих планах реорганизации компании на весь мир и пригласила на совет телевидение. После встречи она дала репортерам интервью. Ну а завершала сюжет пикантная сценка: героиня дня – мадам Руо – садится в черный «мерседес» старого козла Мендосы.

– Что за чушь ты несешь?!

– Отнюдь, – с горечью продолжал Винсенте. – Слабость к похотливым старцам ты впитала с молоком матери. Впрочем, что мне за дело до какого-то там Мендосы, когда моя постель согрета и ждет меня?

Схватив Жермену за плечо, он грубо привлек ее к себе.

Удивительно, но близость этого большого и сильного тела не вызвала у нее обычного сладкого головокружения. Страх и отвращение овладели ею. Она попыталась высвободиться, но разорвать железные объятия ей оказалось не под силу.

– Я тебе все объясню! – вскрикнула девушка, кривясь от боли.

– В этом нет необходимости. – Те же железные пальцы приподняли ее подбородок и повернули лицо. Теперь их глаза разделяли всего лишь несколько дюймов. – Мне и так уже все известно. Вечер в обществе старика Диего Перейры принес большую пользу. Ты, конечно, догадываешься, о чем мы говорили? Об одном поистине волшебном превращении. – В голосе его звучала откровенная издевка, – Хочешь послушать? Простая и скромная девушка, эдакая Дульсинея Парижская, по мановению жезла доброго волшебника преображается в… ну, скажем, придворную даму некоего короля. И вместе с ним начинает управлять его королевством.

С трудом проглотив застрявший в горле комок, Жермена попыталась защищаться:

– Я выполняла просьбу дона Мануэля. Если бы я проговорилась об этом даже тебе, все могло сорваться.

– Не сорвалось, – прорычал он сквозь зубы. – Твой расчет оказался на удивление точен. Корыстная маленькая дрянь заграбастала чужие деньги и всех, в том числе и меня, оставила в дураках.

Жермене показалось, что кровь вскипела в ее жилах. Нет, eй что бы то ни стало надо сдержаться. Объяснить этому одержимому злобой, бесконечно дорогому ей человеку, что…

– Я не могла сказать тебе правду, пойми! Ведь ты состоишь в близких отношениях со всеми заинтересованными лицами.

– А с тобой я не был близок?! – взревел он. – Ты лежала в моей постели, в моих объятиях. Я…

Жестом остановив его, она напомнила:

– Но разве не ты говорил, что дела нельзя смешивать с удовольствиями?

– Неужели я это говорил? – удивленно хмыкнул Винсенте, перебрасывая ее ноги к себе на колени. Огонек желания, которому она всегда так радовалась, вспыхнул в его глазах, но ее тело не желало откликаться на этот могучий зов. – Что ж, тем хуже для меня!

Он завел ей руки за спину и впился в губы грубым поцелуем, заставившим Жермену содрогнуться от боли и унижения. Нет, совсем не так она представляла себе их прощальный вечер…

И стоило ему всего лишь на мгновение ослабить свою мертвую хватку, как она тотчас же высвободила руки и уперлась ему в грудь ладонями:

– Вин, пожалуйста! Я не хочу, чтобы это было так!

– Ви-и-ин, пожа-а-а-алуйета, – передразнил он, криво ухмыляясь. – А ты пожалела несчастную вдову? Мало тебе трети акций империи Ромеро? Нет, ты решила захапать все! А что будет с остальными наследниками, тебе, конечно же, безразлично. А мне-то казалось, что я тебя знаю. Подумывал даже о… – Нервно расхохотавшись, он сокрушенно покачал го левой. – Вот дурака бы свалял!

– Нет! Нет! – Ей вдруг стало ясно, что он не знает всей правды. – Я… – она остановилась, сообразив, что признаться в том, что дон Мануэль был ее отцом, и при этом утаить, что Соледад – его сестра, не получится. И вдруг ее пронзило страшное подозрение. Буквально задохнувшись от ужаса, Жермена едва выдавила из себя:

– Скажи, Соледад была твоей любовницей?

– Черт подери! Ты, оказывается, ревнуешь меня к ней? – Вин вытаращил глаза и недоуменно захлопал ресницами. – Неужели ревность была движущим мотивом твоих поступков?! Чушь какая-то! Да я никогда и пальцем к ней не притронулся:

– Я не о том! Ты все неправильна понял!

– Конечно, ведь я всегда все понимаю неправильно. Особенно в том, что касается тебя, – ухмыльнулся Винсенте и тоненьким голоском пропищал: – «Ах, эти акции, дивиденды, сертификаты и аккредитивы… Нет, это выше моего понимания». Черта с два! Ты все прекрасно понимала. Впрочем, – все с той же улыбкой добавил он, – кое-что из этой грязной истории я все же извлеку. Попользуюсь твоим телом. А то, что в этом прекрасном сосуде бьется черное сердце, не имеет особого значения.

Удар был настолько жесток, что у Жермены потемнело в глазах. Происходящее казалось даже каким-то неправдоподобным. Может быть, все это – в том числе и Винсенте, истязающий ее с жестокостью палача, – ей просто снится?

– Ты ничего, ну ровным счетом ничего не понял! – отчаянно вскрикнула она.

Но он, точно не слыша, молниеносным движением сорвал с нее рубашку и, зажав в ладони обе ее руки, завел их за голову.

– Да что тут понимать!

Никогда она еще не видела на его лице такой жуткой улыбки. А он, продолжая удерживать ее запястья, свободной рукой принялся тискать ее обнаженные груди… Потом его ладонь оказалась у нее на талии… Затем он сделал непристойное движение.

– Вот что тебе нравится и вот ради чего ты здесь, у меня. Не так ли, крошка?

Судорожно вздохнув, Жермена взглянула в его лицо, пытаясь обнаружить в этих суровых, точно из камня вырубленных чертах огонь страсти. Но от них веяло холодом. Раздавить ее, унизить – вот что он намеревался сделать.

– И ты знаешь, что я это понимаю, – продолжал Винсенте с той же издевательской интонацией. – Вообще тут у нас с тобой полное взаимопонимание, да?

Рука его покинула талию и вновь переместилась на грудь. Ее тело с готовностью откликнулось на его прикосновение. И когда он, нагнув голову, прильнул губами к ее напрягшимся соскам, ей показалось, что еще мгновение – и она не выдержит и сойдет с ума. Противостоять собственному желанию было невероятно мучительно.

– Нехорошо, Жермена, – шептал он сквозь поцелуи. – Ведь ты же хочешь меня, хочешь…

– Вин, пожалуйста… – теперь она и сама не знала, просит ли его остановиться или же продолжать.

Конечно, если бы поцелуи его оставались такими же грубыми, она, наверное, сражалась бы до конца. Но руки и губы Винсенте неожиданно сделались такими нежными… И она, закрыв глаза, подчинилась его воле. Кровь, словно расплавленное серебро, тяжело пульсировала в венах, воспламеняя каждый нерв ее тела, и она, не предпринимая уже никаких попыток освободиться, с наслаждением погрузила пальцы в густую гриву его волос.

Она даже не заметила, как он снял с себя одежду, но уже готова была его принять. И все было именно так, как она хотела. Оба они одновременно достигли пика наслаждения, а потом, обессиленные и умиротворенные, лежали, прижавшись друг к другу, ничего не говоря и ни о чем не думая…

Винсенте встал с софы и, отвернувшись к окну, начал натягивать брюки. Жермена следила за ним, боясь упустить тот момент, когда можно будет заговорить… В том, что он ее выслушает, она теперь не сомневалась. Но он заговорил первым.

– Переночевать ты можешь в комнате рядом со спальней Франсуа. А завтра утром вас отвезут к парому, – ровным, лишенным всяких эмоций голосом сказал он. Затем повернулся и насмешливо добавил: – Одевайся. На сегодня с меня достаточно.

Потрясенная не столько его словами, сколько тоном, обыденным и бесстрастным, каким отдают распоряжение прислуге, она сначала не среагировала. Тогда он, брезгливо поморщившись, добавил:

– Поторопись, пожалуйста.

Теперь Жермена поняла. Глядя на него переполненными болью глазами, начала нащупывать свою майку, как вдруг, на какую-то долю секунды, ей показалось, что и во взгляде Вина мелькнул отблеск той же муки. Это придало ей мужества сделать еще одну, последнюю попытку:

– Винсенте, я не знаю, что тебе рассказал отец. Но, сделай милость, выслушай меня…

– Незачем. Все кончено. – Он собрал остатки одежды и направился к двери. – Тебе не место в доме моей матери…

***

Переходя от одного куста роз к другому, Жермена с лейкой в руках медленно продвигалась по садику сеньора Мендосы, время от времени поглядывая вверх на плывущие по небу пушистые облака. День близился к концу, скоро должен был возвратиться Франсуа, которого старик повез в местный Диснейленд.

Убедившись, что все цветы получили свою порцию влаги, Жермена выпрямилась и огляделась. На лице ее появилась печальная улыбка. Она поставила лейку и, подобрав подол, опустилась на колени. Земля была горячая и влажная, совсем как женщина после ночи любви. Как я в ту ночь, с грустью подумала девушка.

Закрыв глаза, она вспомнила ту последнюю ночь на вилле Винсенте Перейры. Поднявшись с софы и пройдя в указанную комнату, она так и не сомкнула глаз, и к восьми утра они с Франсуа уже были готовы к отъезду.

Жермена как раз вызывала по телефону такси, когда появился мрачный, но безукоризненно вежливый Винсенте и настоял на том, чтобы самому отвезти их к переправе. Воспоминание о холодном презрении, которым светились его глаза, до сих пор вызывало у нее дрожь…

Она открыла глаза и вздохнула. Какой смысл ворошить прошлое? Все слезы уже выплаканы. Первые три дня в доме добряка Мендосы она только и делала, что рыдала. Но теперь – хватит! Она смирилась и перестала терзать себя бесплодными упреками. К сожалению, история с отцовским наследством представляла собой слишком сложное хитросплетение лжи и недомолвок, чтобы у их отношений с Вином оставался хоть какой-то шанс…

Здесь, в этом гостеприимном уютном доме, она обрела душевное равновесие, согрелась, почувствовала себя нужной кому-то еще, кроме Франсуа. Старик Мендоса рассказывал ей о прошлом, об отце… Когда-нибудь Франсуа услышит их уже из ее собственных уст. Жермена решила провести еще день-другой в этом оазисе покоя и добра и потом вернуться во Францию.

Париж… Там ее ждет интересная работа, подруга Вик, которой можно позвонить в любое время дня и ночи… Не так уж и много, наверное, но это ее жизнь. Жизнь, в которой до сих пор не было места лжи, ненависти и презрению. Они появились вместе с сеньорой Ромеро и Соледад… И Винсенте, как это ни грустно сознавать.

Погруженная в свои невеселые мысли, она не услышала приближающихся шагов и очнулась, лишь услышав над самой головой такой желанный и вместе с тем совершенно неуместный здесь голос:

– Бонжур, Жермена.

Вздрогнув от неожиданности, она подняла голову и тут же, опрокинув пустую лейку, вскочила на ноги.

– Винсенте…

Его загорелое лицо казалось тоньше и бледнее, чем обычно.

Жермена сделала шаг назад и облизнула мгновенно пересохшие губы:

– Ты… Зачем ты здесь?

– Приехал за тобой.

Винсенте шагнул вперед и оказался так близко, что она ощутила запах его одеколона. Он протянул руку и придержал ее за локоть.

– Осторожно!

Проследив за его взглядом, Жермена увидела, что чуть не споткнулась об опрокинутую лейку.

– Извини, я занята. Обещала сеньору Мендосе проследить за его садом, – заявила она, вырвав руку, и отошла в сторону. – Так что, будь добр, избавь меня от своего присутствия. Я хочу закончить.

Он окинул взглядом влажную землю под кустама.

– По-моему, ты уже все сделала, – тихо заметил он. – Старик не будет в претензии. И, наверное, простит меня, если я тебя похищу.

– Перестань, Винсенте, я не хочу тебя слушать.

– И все-таки выслушай. Много времени это у тебя не займет. И тогда, если захочешь, сможешь вернуться к своим цветам. – Он поднял лейку и застыл, вертя ее в руках. Довольно вместительная, она казалась детской игрушкой, попавшей в лапы великана. – Я… Прости меня. Теперь я знаю, что во всем, что произошло, виноват я сам.

В первый момент Жермена не поверила своим ушам, но ей хватило одного взгляда, чтобы понять, что Винсенте говорит искренне.

Она мягко вытащила начавшую потрескивать пластмассу из его рук.

– Удивлена? – невесело улыбнулся он. Просто мне наконец удалось одолеть свою непомерную гордость и… узнать правду. И вот я здесь, перед тобой.

– Правду? – Ее губы презрительно скривились. – И кто же тебе все рассказал? Сеньор Перейра-старший? Вдова Ромеро?

Она отвернулась. Этот человек вычеркнут из ее жизни окончательно и бесповоротно! Но он опустился на колени и взял ее за руку.

– Выслушай, что я тебе скажу!

Кто дал ему право врываться в чужой дом? И еще разговаривать с ней в таком тоне!

– Почему я должна тебя слушать? – спросила она, стараясь все же говорить спокойно. – Ты же заткнул себе уши тогда на вилле. Считай, что и я оглохла…

– Я тебя люблю!

Неужели у нее действительно что-то неладно со слухом? Но Винсенте снова повторил эту так странно звучащую в его устах фразу, повторил, глядя прямо в ее широко открытые изумленные глаза.

– Да, я, Винсенте Перейра, стою перед тобой на коленях. Дай мне возможность сказать тебе все, что я хочу.

Итак, ей это не почудилось. Он сказал, что любит ее. Сколько раз за последние дни она воображала себе эту сцену? Высокомерный, надменный Винсенте у ее ног. Но можно ли ему верить?

– Я люблю тебя, Жермена. – Почти болезненная гримаса исказила его правильные черты. – Знаю, тебе трудно поверить в это после того, как… Но прошу тебя, позволь… – Он умоляюще протянул к ней руки. – Позволь мне объяснить.

Слезы подступили к горлу девушки. Как она молила его о том же всего лишь три дня назад! Пальцы Винсенте сжались вокруг ее запястья:

– Черт возьми, Жермена! Ну скажи же хоть слово. О чем ты думаешь, отвечай!

Она посмотрела ему в лицо:

– Я… Я не думаю…

– Тебе и не нужно ни о чем думать. – Порывисто вскочив, он прижал Жермену к себе и прильнул к ее губам в долгом страстном поцелуе.

Пальцы ее непроизвольно потянулись к его черным кудрям.

– Дорогая, – сказал он, поднимая голову. – Разве это не так?

– Я… Я всегда это знала. А ты…

– О боже, какой же скотиной я был! – Он не дал ей закончить. – Я ведь так не хотел, чтобы ты уезжала. Это все моя гордость… Или эгоизм? Впрочем, называй, как хочешь. Теперь-то я вижу, каким самоуверенным и надменным мерзавцем был в тот вечер. Никогда не прощу себе, что так с тобой обращался! Но неужели мы не сможем забыть все плохое, что разделяло нас? И снова, уже другими, соединиться навсегда.

То ли отстраняя его, то ли боясь, что он уйдет, Жермена положила руки на его широкие плечи.

– Нет, – печально сказала она. – После всего, что тогда случилось, это невозможно.

– Все возможно, если очень сильно захотеть. Если ты считаешь, что я недостаточно тебя люблю, – возьми мою страсть и вылепи из нее любовь.

В груди Жермены шевельнулась робкая надежда. Он говорил так искренне. Но… Она мягко отстранилась.

– Давай-ка лучше пройдем в дом.

Винсенте сжал ее в объятиях и торжественно произнес:

– Я не хочу, чтобы ты уходила из моей жизни.

Вновь освободившись, она с грустью подумала, что он, в сущности, всего-навсего большой ребенок. Поцелуи, страстные объятия… По-южному жаркое утро любви. Но каким будет день? Ведь позади у них столько обмана, обид, боли! Конечно, магия его глаз и прикосновений по-прежнему заставляет ее таять. Но теперь… Теперь она знает, что это колдовство небезопасно. Оно не только возносит на небеса, но и низвергает в пропасть.

***

Вернувшись в гостиную, она занервничала еще больше. Развязка близилась, но последнее слово еще не было произнесено. Жермена и сама не знала, что скажет этому красавцу.

Войдя в гостиную, Винсенте устало опустился на диван и вытянул свои длинные ноги, не замечая, что солнечный свет бьет ему прямо в глаза. Его измученный вид – землистый цвет лица, ввалившиеся щеки – поразил Жермену.

– Хочешь чего-нибудь выпить? Кофе?

Он отрицательно покачал головой:

– Спасибо, но мы еще не закончили. Присядь.

Девушка почувствовала, что горло ее пересыхает и колени подгибаются. Несколько секунд помедлив, она осторожно присела на самый краешек софы.

– Правильно, – с едва заметной горечью в голосе заметил он. – Разумная предосторожность. Ведь я изнасиловал тебя тогда, верно?

– Нет! – горячо запротестовала она. – Все было вовсе не так.

– Разве? – Он посмотрел на нее с искренним изумлением. – Ты очень добра, Жермена. И все равно я знаю, в тот вечер вел себя как последний подонок. Меня и самого это удивляет! Как такое со мной могло произойти? Если бы не отец… Сразу же после совещания он позвонил в Афины, сказал, что произошло нечто ужасное, и попросил меня немедленно приехать. При встрече он изложил свою версию произошедшего: алчная авантюристка разорила несчастную женщину. Я достаточно резко возразил, сказав, что знаю тебя лучше, чем он. В ответ он расхохотался и, назвав меня глупым мальчишкой, выложил свой главный козырь. Мадам Руо вновь обманула всех, скрыв истинную цель своего приезда. Она собиралась прибрать компанию дона Мануэля к рукам, и я, его сын, все это время был для нее лишь марионеткой.

– И ты поверил?

– Не сразу. Есть яды, которые действуют медленно, но… неотвратимо. Поэтому, подъезжая к вилле, я уже знал, что не могу просить твоей руки.

– Моей руки? – растерянно прошептала Жермена. – Ты хотел просить моей руки?

– Подожди, не говори ничего. Позволь мне закончить. Моей гордости в тот вечер был нанесен жестокий удар. Значит, все это время ты просто развлекалась со мной, одуревшим от любви дуралеем… Пользовалась мной как прикрытием для своих махинаций. И в том, что я думал, согласись, была своя идиотская логика. Ведь тем, кого любят, доверяют. – Винсенте горько усмехнулся. – Теперь-то я знаю, чем ты руководствовалась. А тогда… Я просто жаждал причинить тебе ту же боль, что ощущал сам.

Жермена инстинктивно протянула руку и положила ему на колено.

– Нет, Винсенте. Это не только твоя вина, но и моя тоже… Мне надо было рассказать тебе все еще на пароме. А вместо этого я устроила тебе сцену. Потом я не раз пыталась начать этот разговор, но… – В ее золотистых глазах появилась улыбка. – Помнишь тот первый день на вилле и чем он закончился? Больше я не осмеливалась предпринимать подобных попыток. Наши отношения казались такими хрупкими… Мне было так страшно все испортить. Знаешь, честно говоря, я ужасная трусиха! Боялась, что ты… бросишь меня.

Огромная ладонь Винсенте накрыла лежавшую на его колене руку Жермены. В его горящем взгляде светились изумление, боль, радость.

– Это правда? – спросил он, тяжело дыша.

– Да. Ты ведь сам говорил, что тебе нужна не жена, а любовница. А у меня ведь совсем мало опыта… такого рода. Всего лишь один друг… когда-то… – Лицо ее запылало, но Жермена, собрав в кулак всю свою волю, продолжала: – А потом выяснилось, что ему нужна не я, а мой бизнес. Оказывается, он просто мечтал прибрать к рукам мои игровые автоматы, которые я и оставила-то только ради Франсуа.

– Бедняжка! – Винсенте привлек ее к себе и бережно, как ребенка, обнял обеими руками. – Первый мужчина, и такое разочарование.

– То же самое сказал дон Мануэль, – улыбнулась Жермена. – Теперь ты понимаешь, почему я боялась сказать тебе правду. Мое доверие к представителям сильного пола к тому времени сильно пошатнулось. Да, я люблю, люблю тебя. И очень хотела тебе верить, но… – Закончить ей помешали обжигающие, словно пламя, губы Винсенте.

– Что это значит? – с трудом отдышавшись, спросила она спустя несколько минут.

– Ты только что сказала, что любишь меня. Эта правда?

– Я… Я… – Она и сама не заметила, как выдала себя.

– Теперь тебе нечего меня бояться, Жермена. Я должен знать!

– Да, я люблю тебя, – тихо сказала она, загипнотизированная выражением его глаз.

И опять воцарилась долгая тишина, пока Жермена не оказалась перед выбором: либо перевести дух, либо умереть, слившись с ним в поцелуе.

Страсть – это еще не любовь, подумала она. Сейчас, чувствуя на своем теле могучие и нежные руки Винсенте, было легко позабыть о прошлых обидах. Но нужно довести этот разговор до конца и покончить со всеми секретами и недомолвками. И она, выскользнув из его объятий, решилась спросить:

– Что же заставило тебя изменить свое мнение обо мне? Ведь доводы отца были достаточно вескими. Что произошло за эти три дня?

– Они стоили мне трех лет жизни, – хрипло проговорил Винсенте и потянулся губами к ее обнаженной шее.

– Нет, – решительно остановила его Жермена. Она больше не позволит страсти возобладать над рассудком. Они должны все выяснить.

– Хорошо. Я скажу тебе, хотя обещал сохранить тайну. Так вот, когда вы уехали, сначала я поздравил себя с тем, что наконец-то избавился от тебя, а потом… Потом открыл бар и напился до бесчувствия. И второй день я провел наедине с бутылкой. Ты знаешь, я не пью крепких напитков, но всегда держу бутылочку-другую для гостей. Однако на этот раз моих скромных запасов оказалось недостаточно, и рано утром с раскалывающейся головой и твердым намерением умереть, я поехал в город, чтобы пополнить свою коллекцию. В баре на центральной площади я встретил Мендосу…

– Ты разговаривал с ним?

– Да. Я попытался ускользнуть от человека, которого считал твоим пособником, чуть ли не агентом. Но старик насильно усадил меня за стойку и выложил все… От него я узнал, что ты находишься у него в доме, а сеньору Ромеро утром увезли в психиатрическую клинику.

Узнал я и то, как подло мой отец обманул своего лучшего друга и предал мою мать. Мендоса посвятил меня и в другие тайны этого несчастного семейства. Он сказал, что дон Мануэль… Что ты приехала в Испанию, чтобы спасти доброе имя своего отца, и не могла никому открыться. Не поверить старику было невозможно… У меня словно открылись глаза. Только тогда до меня дошло, насколько несправедливо и жестоко поступили с тобой те, кого я считал своими друзьями.

Не существует в мире слов, чтобы выразить, как мучительно стыдно мне за то, как я и мой отец вели себя по отношению к тебе и Франсуа. Но, клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы никто и никогда больше не смог причинить тебе боли, оскорбить или обидеть тебя.

Жермена тревожно шевельнулась в его объятиях. Она уже поверила в его искренность, но существовало еще одно, последнее обстоятельсгво, которое не давало ей окончательно успокоиться.

– Соледад… – начала она.

– Я знаю, почему ты спросила о ней, – прервал ее Винсенте. Глаза его сузились, лицо приняло мрачное выражение. – В тот вечер отец сказал мне, что она наполовину моя сестра. Одного этого достаточно, чтобы я навсегда возненавидел его! Ведь мы с Соледад легко могли стать любовниками! Но, видимо, голос крови все же существует. Я всегда относился к ней скорее как к младшей сестренке…

– Мне очень жаль, что так получилось, – тихо сказала Жермена.

Она хорошо понимала, каково такому гордому и сильному человеку, как Винсенте, узнать, что всю жизнь его обманывал родной отец.

– Тебе не за что извиняться. Подсознательно я всегда подозревал некую ложь в наших отношениях с отцом. И началось это с того самого дня, когда я, совсем еще мальчик, вбежав в комнату матери, застал ее всю в слезах. Целая куча каких-то таблеток – потом я узнал, что это снотворное, – лежала перед ней на столе. Бог знает, что могло случиться, не войди я тогда в ее комнату. Мама обняла меня, прижала к себе и разрыдалась. С тех пор я стал сторониться отца… Но, повзрослев, понял, что человек отнюдь не обязан любить своих родителей. За эти годы у отца были десятки любовниц.

– Но сеньора Ромеро считала, что другие женщины были только дымовой завесой, скрывающей их связь, – вставила Жермена.

– О боже! Несчастная, обманутая женщина. У отца в жизни было только два интереса: деньги и наслаждения. На матери он женился из-за денег, а рождение сына было вызвано необходимостью продолжить род. Но Диего Перейра никогда не был мне настоящим отцом. Его друг Мануэль проводил со мной гораздо больше времени.

Сам не знаю, почему после смерти матери е пришла в голову идея наладить отношения с отцом. Возможно, сыграло роль подсознательное ощущение вины: ведь мать все свое состояние завещала мне. Признаюсь, я собирался отдать отцу его долю. А в знак примирения с готовностью откликнулся на его просьбу слетать во Францию. Это поручение стало единственным, за что я благодарен ему. Ведь он дал мне возможность встретиться с тобой.

– И ты тут же меня возненавидел, – улыбнулась Жермена.

Винсенте ласково поцеловал ее ладони:

– Нет. С первой нашей встречи при одной мысли о тебе я умирал от страсти и вожделения. О боже, как я тебя хотел! Это было просто какое-то наваждение.

На ее щеках появился леший румянец.

– Страсть – это еще не любовь, – смело заявила она.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Теперь я понимаю, каким глупцом был все это время. Меня ослепляли страсть и похоть, я не видел ничего, кроме твоего роскошного тела. Потому и вел себя, как последний болван.

– А теперь? – решилась спросить она. – Теперь ты понимаешь, в чем разница? – Ей все еще требовались доказательства его любви.

– Никогда не сомневайся в том, что я люблю тебя, Жермена, – с торжественно-серьезным выражением лица ответил Винсенте и приложил ее руки к своей груди. Девушка почувствовала тяжелые удары его сердца. – Теперь я понимаю, что полюбил тебя с первого взгляда.

– Но ты просил меня стать твоей содержанкой, – обиженно напомнила она.

– Я считал, что ты соблазнила богача Ромеро, а ты этого не отрицала, – ответил он мягким упреком.

– Я вела себя на редкость глупо, – виновато кивнула Жермена.

– Нет, ты просто считала, что так будет проще защищать интересы брата. За это я тебя тоже очень люблю. В день вашего приезда, узнав, что ты обманывала меня, я был вне себя от ярости, но уже в воскресенье, после того как мы впервые любили друг друга, с удивлением убедился, что гнев мой бесследно исчез.. В понедельник, когда ты впервые переступила порог моего дома, я решил, что женюсь на тебе. Мысль, что ты можешь достаться кому-нибудь другому, заставляла меня невыносимо страдать. Но я еще не был готов признать, что это любовь.

– Но когда же ты… – Жермена чувствовала, что знать это ей необходимо. – Когда ты все понял?

– В тот вечер, когда объявил о своем отъезде в Афины. Я смотрел на тебя, на засыпающего у тебя на руках Франсуа и вдруг почувствовал, что люблю тебя и хочу, чтобы ты стала матерью моих детей.

Именно эти слова она хотела услышать. Жермена обняла его могучую шею и со счастливыми слезами на глазах шепнула:

– Спасибо тебе, Вин.

Так они не целовались еще ни разу: доверчиво и нежно, страстно и ненасытно, освободившись от всех своих страхов и подозрений. А потом Винсенте осторожно отстранился и, сверху вниз глядя на ее раскрасневшееся лицо и припухшие милые губы, с неожиданной робостью спросил:

– Согласна ли ты выйти за меня замуж, Жермена? Я не стану настаивать, чтобы ты взяла мою фамилию, с ней у тебя связано слишком много неприятного. Но клянусь, отныне и навсегда главным в этой жизни для меня будет счастье – твое и Франсуа.

Жермена почувствовала, что на глаза у нее вновь наворачиваются слезы. Она хорошо понимала, чего стоило этому гордому испанцу предложить ей сохранить девичью фамилию.

– Да, я с гордостью буду именоваться сеньорой Жерменой Перейра.

И вновь в комнате на долгое время наступила тишина, прерываемая лишь страстными вздохами.

– Ну уж нет! – раздался наконец недовольный голос Винсенте. – У меня нет никакого желания впервые заниматься любовью со своей невестой на какой-то софе. – Он встал и пригладил ладонью взъерошенные волосы. – Где Франсуа?

– На прогулке с сеньором Мендосой. С минуты на минуту вернется.

Винсенте прислушался, потом, ни слова не говоря, легко подхватил Жермену на руки:

– Ну-ка покажи, где здесь находится спальня.

– Нечто подобное ты уже однажды спрашивал, – рассмеялась она, обхватывая его шею руками. – И помнишь, что из этого вышло?

Звук автомобильного клаксона за окном – долгий и продолжительный – не привлек внимания Винсенте, но заставил смутиться Жермену.

– Это Мендоса, – зардевшись, шепнула она на ухо возлюбленному. – Извещает, что они с Франсуа приехали. Бедный Вин!

Ему и впрямь ничего не оставалось, как опустить ее на пол. Это было сделано с такой осторожностью, что она ощутила себя чем-то вроде хрупкой и дорогой статуэтки в руках антиквара-коллекционера.

***

– Ура!

Франсуа влетел в гостиную и бросился в объятия Винсенте.

– Вин, наконец-то ты приехал! Где ты был все это время? У тебя сломалась машина?

– Ты же знаешь, мальчуган, я уезжал. Но теперь я снова здесь, с вами… – Винсенте явно не ожидал такой бурной реакции мальчика и казался не на шутку растроганным. – А мой автомобиль в полном порядке. Он стоит за углом и ждет вас…

Ответом ему был восторженный визг.

– Ты слышишь, Ma? Вин забирает нас обратно на остров – тебя и меня. Мы снова будем купаться, загорать и играть в поло.

– И ловить форель в ручье, – подсказал Винсенте, – и искать в морском прибое красивые ракушки. А еще я покажу тебе пещеру, которая помнит эхо голосов Дон Кихота и Санчо Пансы.

– По-моему, госпожа Руо, – и без того круглое лицо хозяина дома расплылось в широкой лучезарной улыбке, – вам следует подняться наверх и снова собрать чемодан. Остров сбывшихся надежд ждет вас…