Текст книги "Огонь в крови"

Автор книги: Шарлотта Лэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Грег Эрролл перезвонил Надин на следующее утро и сообщил ей, что сделал все необходимые распоряжения для организации ее поездки в Майами. «Самолет прибудет в десять часов утра, так что, пожалуйста, не опаздывайте, пилоты не смогут долго ждать», – попросил он ее. Она пообещала быть готовой к десяти и не задерживать самолет.

Писать ее портрет Люк начал на следующий же день. С первого часа работы в студии собралась толпа учеников. Люди приходили, молча наблюдали, как Люк работает, и уходили. Затем приходили другие. Люк и Надин привыкли находиться на публике, и присутствие посторонних их не слишком смущало. Правда, Надин предпочла бы остаться без зрителей, особенно к концу сеанса, когда она уже порядком уставала. Ей гораздо больше нравилось, когда в мастерской не было никого, кроме Люка.

Она стояла, поставив одно колено на сиденье стула и держась за спинку обеими руками, голова повернута к художнику. Так поставил ее Люк, и ей было не слишком трудно оставаться в одном положении в течение всего сеанса.

Люк постоянно шутил, так что она даже сказала ему, что, если он хочет, чтобы она не улыбалась, он не должен смешить ее.

В ответ Люк рассмеялся, уверяя Надин, что как раз и хочет запечатлеть ее улыбку. Ему нужна живая женщина, а не какой-то там манекен.

– Не хочу писать то, что видят все, – красотку с обложки журнала. Хочу отразить то, что у вас внутри, ваш духовный мир. А для этого нужно, чтобы вы говорили со мной.

Его идея не слишком понравилась Надин.

– Не уверена, что обрадуюсь, если кто-то будет читать мои мысли.

– Ну что вы, читать чужие мысли я не умею. Должно быть, я не слишком точно выразился – я хотел бы изображать не просто красивое личико, а сильную, необычную женщину. Расскажите мне о себе, как вам удалось стать фотомоделью?

Она рассказала ему о Джеми Колберте, избегая смотреть в многочисленные зеркала, расставленные в мастерской, в которых она отражалась. Эти отражения казались ей какими-то странными, неполными, но через пару дней она уже не замечала ни зеркал, ни собственных многочисленных отражений.

Если бы только ей удалось с такой же легкостью не замечать повсюду подстерегавшего ее Шона. Надин старалась как можно плотнее заполнить свой день: по утрам она рисовала, во второй половине дня позировала Люку. Но когда бы она ни оказывалась на берегу, тут же рядом появлялся Шон, а постояльцы гостиницы тактично старались оставить их одних. Они думали, будто делают доброе дело! Знали бы они!

Пока Надин рисовала, Шон играл в теннис на корте и день ото дня становился все смуглее и смуглее. Люк иногда проводил занятия вне студии – в саду, на берегу или рядом с площадкой для гольфа, и Шон всегда норовил попасться Надин на глаза.

Иногда он заглядывал в мастерскую художника, чем приводил Надин в немалое смущение.

В один знойный день во время сеанса Надин смутилась настолько, что Люк отложил кисти.

– Вы, должно быть, очень устали? Отдохните, – предложил он ей. – В любом случае на сегодня достаточно.

Надин выпрямилась, чувствуя, что нога да и плечи тоже совершенно затекли. Она потянулась, чтобы снять напряжение.

– Мне кажется, вам сейчас не повредит массаж, – сказал Люк. – Садитесь. Посмотрим, смогу ли я вам помочь.

Надин повиновалась и села, совсем не думая о том, как это будет выглядеть со стороны. Сильные руки художника опустились на ее плечи и принялись разминать затекшие мышцы, снимая накопившееся за время сеанса напряжение. Надин стала приходить в себя:

– Просто удивительно, Люк!

– Вам уже лучше? – засмеялся художник. – Ну что же. Рад был облегчить ваши страдания, Надин.

– Спасибо, я замечательно себя чувствую, – ответила Надин, с благодарностью глядя на него.

Шон, не выдержав, подошел к ним. Мрачный как туча, губы побелели от злости. Надин вся сжалась под его взглядом. Поспешно обернувшись к Люку, она проговорила:

– Еще раз благодарю вас, Люк. Пойду приму душ и отдохну перед обедом, – с этими словами Надин вышла из студии.

По дороге ее догнал Шон. Какое-то время они шли молча, но у самого номера Надин остановилась и преградила ему дорогу. Убедившись, что вокруг никого нет, она набросилась на него:

– Ради всего святого, оставь меня в покое, Шон! Я устала и больше так не могу...

– В первый раз за весь день я наконец-то застал тебя одну. Ты намеренно избегаешь меня. Будь уверена, от меня не укрылось, как ты делаешь все, чтобы вокруг тебя постоянно были люди и ты не оставалась одна, а я не имел бы возможности поговорить с тобой. Только не притворяйся, будто все это происходит случайно. Ты делаешь это нарочно. И мы оба это хорошо понимаем.

– А я и не думаю отрицать. Я действительно всячески стараюсь избегать тебя.

Шон сверлил ее взглядом.

– Ты что, испугалась, милая? – Его голос прозвучал неожиданно мягко. Перемена, произошедшая в нем, заставила Надин против воли испытать к нему прилив нежности.

– Испугалась? – выдохнула она.

А Шон уже снова смотрел на нее со своей обычной издевкой:

– Боишься оставаться со мной наедине?

– Нет! – вскрикнула Надин.

А ухмылка Шона стала еще шире.

– Так, значит, ты не против?

Краска залила ее лицо, близость Шона сводила с ума, она плохо соображала и оттого еще больше злилась на себя.

– Так ты не против, дорогая? Что-то я не пойму, – откровенно смеялся Шон.

– Не смей называть меня «дорогая»!

– Раньше тебе это нравилось.

Он провел пальцем по ее подбородку и шее, заставив ее затрепетать.

– Не дотрагивайся до меня!

– А Люку Хейнсу, по всей видимости, ты только что говорила совсем другое.

Надин как будто окатили холодной водой. Ну, конечно, где ему понять! Надин кипела от гнева. Разве мог он перенести то, что другой мужчина прикоснулся к ней. Ей надо было нападать первой, не ждать, пока это сделает он. Собравшись с силами, она проговорила:

– У меня затекли плечи, и Люк любезно предложил сделать мне массаж. И только!

– Можно, конечно, это назвать и массажем, но ему явно нравилось делать это, а ты, просто мурлыкала от удовольствия. – Голос Шона звучал холодно и жестоко.

Надин поежилась под тяжелым взглядом его голубых глаз.

– Повторяю тебе: я страшно устала! Да, мне понравилось, как Люк делал массаж. У него золотые руки.

Шон презрительно скривил в ухмылке рот:

– Ты получила огромное удовольствие от того, что эти руки касались тебя.

– Можешь говорить что угодно. Ты все переворачиваешь с ног на голову. В его действиях не было ничего предосудительного.

– А сценка была весьма интимной. Ты откинулась к нему, а он поддерживал тебя так, будто всю жизнь только это и делал.

– О чем ты говоришь! Люк женат, он счастлив! Он и я... мы с ним лишь...

– Только не говори мне, что вы хорошие друзья... Не вешай мне лапшу на уши.

– Да, друзья. И это правда. Он мне нравится. Но как мужчина он интересует меня не больше, чем Джеми Колберт. Ни с кем из них я не собираюсь спать. Тебя ведь только это волнует?

Шон пристально смотрел на Надин:

– Не собираешься?

Надин раздраженно передернула плечами.

– Как ты только что слышал. И это сущая правда!

Шон с минуту помолчал.

– А как насчет меня? Со мной ты тоже не собираешься спать? – мягко проговорил он.

Его низкий голос заставил ее сердце забиться сильнее, кровь застучала в висках. Быстрая смена его настроения застала Надин врасплох. В ее глазах отразилась внутренняя борьба и страсть, скрыть которую она не смогла. Она опустила глаза, боясь взглянуть на Шона.

Шон протянул руку и опустил ее на шею Надин. Прикосновение его пальцев возбуждало ее. Она боялась, что Шон почувствует, как учащенно бьется жилка на ее шее. Он запустил пальцы в ее волосы и властно притянул голову Надин к себе.

– Нет, Шон, пожалуйста, не надо. Только не это... – в смятении начала было она.

Но он заставил ее замолчать: горячие требовательные губы нашли ее рот. Надин вспыхнула. Она прикрыла глаза, чувствуя, что вот-вот потеряет контроль над собой. Она так хотела его сейчас, что разом позабыла обо всем на свете, и прежде всего о том, что Шон ни в коем случае не должен снова войти в ее жизнь. Его руки обняли Надин за талию, и земля едва не ушла у нее из-под ног.

Когда Шон наконец оторвался от ее губ, Надин с трудом перевела дыхание. Затуманенным взором она смотрела на него. Эти глаза лишали ее воли, лишали возможности думать. Раствориться в них – вот что призывали сделать эти глаза, сдаться на милость жаркой всепоглощающей страсти...

– Пойдем к тебе, дорогая, – прошептал он.

Она страстно желала остаться с ним. Губы беззвучно шевелились – она пыталась сказать ему «да».

Шон напряженно вглядывался в лицо Надин.

– Скажи это, дорогая, скажи – да! – молил он ее.

Надин глубоко вздохнула, намереваясь ответить ему согласием. Но в голове тревожно звенела мысль, взывая о благоразумии: «Не губи себя, Надин». И она отрицательно покачала головой.

Надин видела, как кровь отлила от его лица, глаза потемнели.

– Но ведь ты хочешь остаться со мной! – воскликнул он.

Этого она отрицать не могла.

– Я не хочу больше рисковать. Я так обожглась. Ничего хорошего из нашего союза не выйдет. Брак ли, роман ли – мы не можем быть вместе, – прошептала она.

Шон опустил руки и молча стоял перед Надин – бледный, опустошенный, потерявший интерес ко всему на свете.

– Извини, – сказала Надин и прошла в номер.

Он и не пытался остановить ее. Она вошла в комнату, плотно закрыла за собой дверь и заперла ее; едва добралась до кровати, рухнула как подкошенная. Надин уткнулась в подушку лицом и залилась слезами. Затем поднялась и нетвердой походкой прошла в ванную, быстро приняла душ, насухо вытерлась и надела желтый махровый халат. Она должна была сказать ему «нет», и Шон вряд ли когда-либо узнает, чего ей это стоило.

Надин вернулась в комнату и принялась наносить на ногти кораллового цвета лак. Утром горничная подняла жалюзи, раскрыла окно, и теперь легкий морской бриз колыхал ажурный тюль занавесок.

Надин вновь легла, ожидая, когда высохнет лак на ногтях. Она перевернулась на живот и стала смотреть в окно, впитывая в себя шелест лиан и пальмовых листьев, плеск воды в бассейне, звон стаканов в баре на берегу, веселый смех детей и гул голосов постояльцев гостиницы и доносящийся издалека шум океана.

Надин никогда раньше не бывала в таком райском уголке, но эта сказка таила в себе опасность: она действовала на нее расслабляюще, в то время как Надин нуждалась в силах, чтобы устоять перед чарами Шона.

Незаметно для себя она задремала, а когда проснулась, обнаружила, что пришло время одеваться к обеду. Надин выбрала белое шифоновое платье с легким рисунком из бледно-голубых и палево-розовых цветов. Многослойная юбка разлеталась при каждом ее движении, открывая стройные загорелые ноги. Белые босоножки на высоком каблуке завершали наряд.

Шон уже сидел за столом, когда Надин спустилась к обеду, и единственное свободное место оказалось рядом с ним. Надин с минуту поколебалась, чувствуя на себе его пристальный взгляд. Видя, что она не решается сесть рядом с ним, Шон встал и отодвинул для нее стул. Взгляды всех присутствующих были устремлены на них. Надин подошла к Шону и села. Когда он услужливо подвигал ее стул к столу, она ощутила мимолетное прикосновение его рук.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровалась Надин с гостями.

– А вы опять самая последняя, Надин, – не преминула заметить Карен – одна из учениц Люка, острая на язычок блондинка в серебряном платье, которое переливалось при каждом ее движении.

– О, простите меня. Я задремала. Сон был таким сладким, – улыбнувшись, сказала Надин и взяла в руки меню.

– У вас восхитительное платье! Такое женственное и романтическое, – произнес комплимент один из мужчин.

– Спасибо, – она мило улыбнулась ему. Джони Крю служил бухгалтером. Ничем не примечательный человек лет тридцати, начинающий лысеть, с бледными, невыразительными глазами. Работа мало его интересовала, но была достаточно высокооплачиваемой, чтобы рискнуть бросить ее. Живописью он занимался потому, что хотел романтики, новых ощущений, хотел вести тот образ жизни, который был ему недоступен. Когда Надин посмотрела на него, он слегка покраснел. Шону это совсем не понравилось.

– Ты уже выбрала, что будешь есть? – сухо поинтересовался он и щелкнул пальцами, подзывая официанта.

Надин посмотрела на то, что стояло перед ним.

– А что это такое?

– Сладкие картофельные оладьи. Очень вкусные. Попробуй, – он подцепил небольшой кусок вилкой и протянул ей.

Надин не хотела есть то, что он предлагал, но Шон почти силой засунул ей в рот кусок и сказал таким тоном, что его слова прозвучали как приказ:

– Уверен, тебе понравится. Понравится! То, что он выбрал для нее, по его мнению, непременно должно было понравиться ей. Шон будто ставил остальных мужчин в известность, что Надин принадлежит ему и будет есть только то, что он – Шон – выберет для нее.

Надин была близка к тому, чтобы выплюнуть оладьи на тарелку, но Шон пристально смотрел на нее из-под полуопущенных век, и во взгляде его сквозила неприкрытая угроза. Ей ничего не оставалось, как только проглотить. Устраивать сцены Надин ненавидела.

– Вкусно, но чересчур калорийно, – ответила она. – Я, пожалуй, закажу дыню, салат и жаркое из меч-рыбы.

Официант, приняв ее заказ, с вежливой улыбкой удалился, а в это время Карен, с завистью разглядывая платье Надин, громко сказала:

– Полагаю, манекенщицы получают одежду бесплатно?

– Не так уж часто. Но мы имеем возможность покупать платья по себестоимости, если снимались в них.

Джони Крю обратился к Шону с вопросом:

– А когда вы снимете вашу красавицу жену в своем фильме?

– После дождичка в четверг, – попробовала отшутиться Надин.

Шон бросил на нее одной ей понятный взгляд и громко ответил:

– Дело в том, что Надин не актриса. Но, как вы, наверное, уже слышали, она переходит работать на телевидение ведущей одной из программ.

Итак, слово выскочило. Никого это известие не удивило. Джони Крю начал задавать ей какие-то вопросы, а Карен злобно прошипела:

– Интересно, как это ей удалось получить такое место? – всем своим видом и тоном давая понять, что без помощи Шона здесь не обошлось, а самой Надин никогда не видать бы телевидения как своих ушей.

Официант поставил перед Надин дыню. Она была нарезана на тонкие дольки, красиво уложенные на тарелке и украшенные тропическими фруктами. Блюдо было полито ликером, и венчал его бумажный зонтик.

Надин принялась за еду, а Люк стал рассказывать своим гостям о каком-то эксцентричном художнике, вместе с которым он учился в художественной школе и из которого вышел замечательный художник кино.

– Когда бы в Голливуде ни снимался фильм о художниках, всегда приглашают Джека Хэрли. Он самый знаменитый мастер по работе на целлулоиде. Но как живописец он неизвестен, и его произведения никогда нигде не продавались. А вы когда-нибудь приглашали его работать у себя, Шон?

– Да, однажды. Потрясающий художник!

– Кстати говоря, – сообщил Люк, – вы знаете, что после обеда на берегу будет устроен праздник лимбо – танцевать будут не только профессионалы, но и все желающие.

– У нас будет возможность присоединиться к танцорам? Всю жизнь мечтал танцевать лимбо! – воскликнул Джони Крю.

– Конечно, у вас будет такая возможность, – сказал польщенный художник.

После обеда все переместились в бар на берегу. Столики были расставлены таким образом, чтобы отдыхающие могли наблюдать за танцорами, одетыми в обрезанные, с бахромой по краям джинсы белого цвета и в разноцветные, кричащих тонов рубашки – фиолетовые, ядовито-зеленые, оранжевые и ярко-желтые. Они танцевали под аккомпанемент трех музыкантов, отбивавших такт на больших барабанах. Барабанщики отдавались игре всей душой, заставляя аудиторию принимать участие в общем веселье. Один из танцоров глотал пламя. Он кружился вокруг восхищенных зрителей, выпуская огромный столб пламени изо рта, а затем заглатывая его обратно. В конце выступления его ждала буря аплодисментов, и он, счастливый и разгоряченный, стоял посреди бара, раскланиваясь на все стороны.

Джони Крю вскочил со своего места.

– Могу я попробовать вместе с вами?

– Давай, старина, выходи быстрей! – откликнулся один из танцоров.

Надин наблюдала за ним, посмеиваясь. Джони, по всей видимости, любил быть в центре внимания. Его лицо раскраснелось; глаза сверкали.

Ко всеобщему удивлению, Джони оказался на редкость гибким, быстро вошел в ритм, в такт с другими танцорами чувственно покачивал бедрами, точно танцевал лимбо с детства. Он очень понравился публике, которая подбадривала его, хлопая в ладоши. К нему присоединились еще несколько человек, и, окрыленный успехом, Джони закричал, приглашая Надин в гущу танцующих.

Надин покачала головой:

– Нет, спасибо. Я лучше останусь смотреть.

Ее ответ не удовлетворил Джони. Он бросился к Надин, схватил ее за руку, буквально сдернул с кресла:

– Пошли, Надин, потанцуй со мной, давай!

Шон в мгновение ока оказался на ногах и схватил Джони за запястье.

– Она сказала «нет», парень. Ты что, оглох?

– А разве сама она говорить не умеет?! – петушился Джони, и тут Надин поняла, что он пьян. В трезвом виде он не позволил бы себе такую выходку, и уж тем более сегодня вечером, когда Шон настроен так воинственно.

А Шону было только того и нужно: весь вечер он искал, на ком бы сорвать злость.

– Она сама сказала «нет», – в последний раз попытался утихомирить его Шон.

– Послушай... – принялся за свое Джони, но ему не суждено было закончить фразу. Шон схватил его за плечи, поднял над землей так, что тот засучил босыми ногами, и отбросил далеко в сторону. Джони глухо шлепнулся на песок. Гости с интересом наблюдали за этой схваткой. Одни смеялись, другие аплодировали. Джони весь в песке встал на ноги, намереваясь снова броситься на Шона, но Люк успел перехватить его, обнял и увлек в круг танцующих.

– Пойдем, Джони. Покажи нам, как ты умеешь танцевать.

Джони последовал за ним, не сопротивляясь.

Надин яростно набросилась на Шона:

– Как ты посмел так поступить? Джони не имел в виду ничего плохого. Он только старался быть дружелюбным.

– Знаю я, чего он хотел! – огрызнулся Шон.

Надин почщствовала, что они своей перебранкой привлекают внимание окружающих.

– По-моему, у тебя просто разыгралось воображение! – намеренно громко произнесла она, надеясь; что ее слова будут услышаны всеми.

Повернувшись на каблуках, она пошла прочь из освещенного круга, обозначенного огнями желтых факелов. Постепенно звуки музыки, выкрики танцующих, взрывы смеха и аплодисментов остались позади. Надин шла вдоль кромки берега. Она чувствовала, что Шон идет за ней, слышала плеск воды от его шагов. Он не старался догнать ее, выдерживал дистанцию. Она сделала вид, что не замечает его.

Полная луна, похожая на круглую серебряную рыбу, выплывшую из глубин Карибского моря, расстелила на воде светящуюся дорожку и посеребрила листья прибрежных пальм.

Надин остановилась и посмотрела на мерцающую, едва заметную вдали линию горизонта. Она печально вздохнула. Вокруг ни души, словно она на необитаемом острове. Будто за изгибом залива не прятался в густой тени пальм отель, не горели огни, не шумела толпа постояльцев на берегу, наблюдавшая за танцами.

– Правда, красиво? – негромко произнес Шон у нее за спиной.

Не оборачиваясь к нему, Надин устало-проговорила:

– Ну почему ты постоянно преследуешь меня? Почему бы тебе не оставить меня в покое?

– Моя интуиция подсказывает мне остаться, – ответил Шон и сделал шаг в ее сторону.

– Не то она тебе подсказывает, Шон. Между нами все кончено.

– Об этом мы уже не раз говорили, – возразил Шон, – но я не устану повторять: даже если наш брак юридически расторгнут, нас продолжают связывать крепкие узы. И ты знаешь это не хуже меня.

Надин знала, что это так.

– С сексом у нас всегда было все в порядке. – Надин ступила в воду, зеркальная поверхность которой заиграла бликами. Она принялась рассматривать их так, будто сейчас это было для нее важнее всего на свете. Она пыталась успокоиться, но Шон одним своим присутствием лишал ее душевного равновесия. – В постели у нас проблем не было, – с горечью сказала Надин. – Они начинались только тогда, когда мы выбирались оттуда.

– А мы могли бы все время проводить в постели, – усмехнулся Шон.

– Даже сейчас ты не можешь говорить серьезно. Обязательно надо глупо шутить! – Она обернулась к нему и застыла в испуге. Может, причиной тому был лунный свет, но лицо Шона показалось Надин мертвенно-бледным, каким-то изможденным и обреченным.

– Бог свидетель, я не пытаюсь шутить, – прошептал Шон. – Я не знаю, как точнее выразить то, что чувствую. Ты когда-нибудь задумывалась о том, как трудно подчас мне бывает справиться со своими чувствами? Мужчина не должен плакать. Это мы узнаем с пеленок. Нас учат быть храбрыми маленькими солдатами и ни в коем случае не лить слезы, если упадешь. Не показывать, что испытываешь страх или боль. Но видит Бог, как порой хочется кричать от боли! Ты должен скрывать свои чувства, когда тебе плохо и одиноко, а от этого становится еще тяжелее. Непозволительно вслух говорить о том, что на душе, или искать утешения.

Надин, не скрывая своего изумления, смотрела на него.

– Я никогда не слышала, чтобы ты говорил об этом раньше.

– Может быть, в этом и есть причина наших размолвок. Мы никогда по-настоящему не говорили друг с другом, а только и делали, что занимались любовью.

– Может быть, – со вздохом согласилась Надин. – Но, скорее всего, проблема в другом. Каждый из нас считал, что все должно быть так, как того хочет он, и ни за что не желал уступить. Судя по всему, ты не изменился, Шон. Так ничему и не научился! Каждый раз, когда рядом со мной оказывается какой-нибудь мужчина, ты начинаешь ревновать самым глупейшим образом. Вот и сейчас: приревновал меня к совершенно безобидному бедняге Джони Крю или Люку Хейнсу, хотя каждому видно, что он счастлив в браке...

Глаза Шона потемнели.

– Я не могу не ревновать. И все из-за твоей проклятой работы. Все кому не лень пялятся на тебя. Лицо, руки, тело, волосы. Любой мужчина может беззастенчиво разглядывать тебя. А уж я-то знаю, что они при этом испытывают. Они хотят тебя так же сильно, как и я. Ни один мужчина не пройдет мимо, ни один не останется равнодушным.

Кровь бросилась ей в лицо. От его слов у нее закружилась голова.

– Если бы ты действительно любил меня, то доверял бы мне!

– Я доверяю тебе, но не доверяю другим мужчинам!

– Однако зло свое ты почему-то вымещаешь на мне!

Ее слова, похоже, поставили его в тупик. Шон нахмурился.

– Ты всегда злился на меня, требовал, чтобы я оставила работу, – не могла остановиться Надин.

– Да, – согласился Шон. – Но юмор заключается в том, что теперь ты сама бросаешь карьеру фотомодели, чтобы работать на телевидении.

– Теперь – разумеется: я уже не так молода, лицо не вьщерживает съемок крупным планом.

– Не так молода?! Это в двадцать шесть-то лет?! – присвистнул Шон.

– Что поделаешь – таковы правила игры. Достигнув успеха, модель имеет всего несколько лет в запасе. Поэтому я и ухватилась за эту работу на телевидении. Не была уверена, что у меня получится, но была рада попробовать себя в новом деле.

– Тебя, возможно, ждет большой успех и еще большие доходы, – сухо заметил Шон, а Надин при его словах испытующе посмотрела ему в лицо.

– Кстати о деньгах, а что ты сделал, чтобы найти недостающую сумму для твоей компании?

– Скорее всего, я продам ее, – ответил Шон безразличным голосом.

– Шон! – изумленно воскликнула Надин. – Разве можно поверить в такое!

А Шон с безучастным видом смотрел на серебристую поверхность воды, как будто речь шла о чем-то, совершенно его не касавшемся.

– Я получил очень выгодное предложение от одного человека из Лос-Анджелеса, где я был несколько дней назад. Поначалу я надеялся, что, вложив деньги, он оставит руководство компании прежним. Но он пожелал сам осуществлять контроль за деятельностью компании. И я не могу винить его – это его законное право.

– Но ведь это твоя компания, Шон! – воскликнула Надин. – Ты и Ларри создали ее, ты связывал с ней свои надежды, и поначалу дела шли превосходно. Я знаю, как много она для тебя значит. Ты не можешь так просто взять и продать ее!

– У меня нет выбора. Мы должники, и нам необходимо найти изрядную сумму денег, причем немедленно. А банки нас больше не финансируют. Честно говоря, мне не остается ничего другого, как только продать компанию. В противном случае нас ждет неминуемый крах со всеми вытекающими отсюда последствиями. Пока не поздно, я продам ее. По крайней мере стервятники до нее не доберутся, – язвительно проговорил Шон.

– Нет, ты не должен продавать ее, – горячо возразила Надин. Этого она не могла перенести! – Ларри абсолютно прав. Ты должен взять деньги обратно. Те деньги, что выплатил мне за акции.

– Нет! – резко ответил Шон.

– Не делай глупостей! – Надин не на шутку рассердилась на него за то, что он не желал говорить с ней на эту тему. – Ты и так потерял уже несколько дней. Я могла дать тебе деньги еще неделю назад, если бы знала, как все обстоит на самом деле. Когда Ларри сообщил мне о том, что вы испытываете финансовые затруднения, я ему, по правде говоря, не поверила. Если бы ты обратился ко мне сразу, то сэкономил бы массу времени и сил.

– Мне не нужны твои деньги! – упрямо проговорил Шон.

– В любом случае они не мои, а твои. Никогда не считала, что они принадлежат мне. Мне не нужны эти деньги, поверь. Я хочу, чтобы ты взял их. Они надежно помещены, завтра же я распоряжусь продать акции и получить за них наличные.

– Я не дотронусь до твоих денег!

– Не упрямься, Шон. Считай меня своим инвестором, или я дам их тебе в долг. Как ты к этому отнесешься?

Шон круто повернулся и пошел вдоль кромки воды. Луна скрылась за тучей. Берег погрузился во тьму. Серебряный глянец слетел с пальмовых листьев.

Надин хмуро смотрела Шону вслед. В этой внезапно сгустившейся темноте он казался выше, мужественней и опасней.

Он внезапно остановился и повернул обратно. Он подошел к Надин и посмотрел прямо в ее широко открытые, обращенные к нему глаза.

– Я возьму эти деньги, но с одним условием – ты вернешься ко мне.

Надин стояла не шелохнувшись.

– Если ты имеешь в виду, смогу ли я начать сначала?.. – она помедлила и покачала головой. – Ничего не выйдет, не стоит и пробовать.

– Ничего не выйдет? – повторил он тихим голосом и коснулся пальцами ее руки. Она невольно вздрогнула от его прикосновения, Шон понимающе улыбнулся. Он знал, что она хочет его; в этой интимной области они понимали друг друга без слов.

Надин охватила паника, и она побежала прочь от него. Она бежала по воде вдоль берега, поднимая фонтаны брызг. Луна вновь появилась из-за туч и осветила все вокруг.

Вскоре Надин поняла, что бежит совсем не в ту сторону. Она не сразу сообразила, что спасение ждет ее среди людей, рядом с отелем, в баре на берегу. Но было уже поздно. Она слышала горячее дыхание Шона за спиной. Еще мгновение – он настиг ее и свалил с ног.

Она приглушенно вскрикнула. Шон упал таким образом, чтобы первым оказаться на песке, перехватил Надин, и она опустилась на его руки, избежав удара о землю.

Какое-то время Надин ничего не могла понять, но, прежде чем она успела прийти в себя, Шон осторожно опустил ее на песок рядом с собой. Он наклонился к ней, загородив собой небо и луну, и всем весом своего мускулистого тела вдавил ее в песок.

– Не делай этого! – закричала Надин.

Его глаза лишь сверкнули в ответ.

– Нет, Шон. Прекрати! Я не хочу...

– Но ведь это неправда, Надин, – ласково уговаривал он ее. – Ты хочешь меня, только боишься сознаться в этом!

Ей хотелось бы не согласиться с ним, но она не могла. А что еще хуже – в ней разгоралась страсть. Его большое теплое тело будило в ней желание, разжигало огонь в крови.

– Кто дал тебе право решать за меня! Только я сама могу сказать, чего я хочу, а чего – нет, – прошептала Надин.

– Твои глаза говорят за тебя, – откликнулся Шон и коснулся пальцами ее век. Надин прикрыла глаза. – Твои губы, твое тело говорят мне об этом, – и он коснулся губами ее рта.

Она вздрогнула, когда его рука скользнула по ее шее и плечам к груди.

– Нет... – простонала она.

– Мне так не хватает тебя, Надин, – хрипло прошептал он. И звук его голоса перевернул все ее существо. – Я люблю тебя.

Она замерла, слезы стояли у нее в глазах.

– О Шон...

Он опустил голову, жадно впиваясь губами в ее податливые губы. Надин была не в силах противостоять его страсти. Любовь переполняла ее. Его руки бережно ласкали ее.

Она закрыла глаза и погрузилась в темноту, сдаваясь на милость всепоглощающей страсти. Надин знала лишь одно: она любит Шона и нет ничего важнее их любви. Пускай ей вновь придется страдать. Но она не могла оттолкнуть его, не могла бороться с собственными чувствами.

Расстегивая молнию на ее платье, Шон порвал его. Затем нетерпеливо сдернул его с плеч и потащил вниз. Все, с платьем можно распрощаться, мелькнула в голове Надин мысль. Но какое это имеет значение! Ведь Шон любит ее. Она нужна ему, равно как и он ей. Не это ли счастье!

Они никогда так не любили друг друга, как в эту лунную ночь. Исчезли все преграды, разделявшие их. Они были просто мужчиной и женщиной, которые предавались любви на берегу океана, и лишь одной луне было известно об этом. Она освещала их переплетенные тела своим неярким сиянием.

– Как долго я ждал этого момента, дорогая. Как я хочу тебя! – простонал он.

Надин выгнулась под ним, и он мощным порывом соединился с ней.

Она задыхалась от переполнявшего ее блаженства и крепко прижимала Шона к себе в неистовом стремлении к единению.

Надин казалось, что жаркий огонь страсти вот-вот поглотит, расплавит их обоих. Пик наслаждения был так близок, так сладок... И вот она вскрикнула в экстазе, а вслед за ней и Шон.