Текст книги "Сказки / Contes de fées"

Автор книги: Шарль Перро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Мальчик-с-пальчик

Жил-был дровосек с дровосечихой, и было у них семеро детей, все семеро сыновья. Самому старшему было десять лет, самому младшему семь. Странным покажется, что дровосек нажил столько детей в такой короткий промежуток времени, но у жены его работа кипела, и она иначе и не рожала, как двойни.

Они были очень бедны и семеро детей были им в тягость, потому что ни один из ребятишек не мог ещё ходить на заработки. Ещё огорчало их то, что самый младший был очень деликатного сложения и всё молчал. Они считали его дурачком, ибо принимали за глупость то, что, напротив, доказывало ум.

Этот младший был очень маленького роста. Когда он родился на свет, весь-то он был не больше пальца. Оттого и прозвали его Мальчик-с-Пальчик. Бедняжка был в загоне у всего дома и всегда во всём без вины виноват. Но он был самый рассудительный, самый смышлёный изо всех братьев: говорил он мало, зато много слушал.

Случился неурожайный год и такой голод, что эти бедняки решились бросить своих детей.

Раз вечером, уложив их спать, греется дровосек с женою у огня и говорит ей, а у самого сердце так и ноет:

– Жена, мы больше не в состоянии прокормить ребятишек. Я не вынесу, если они на наших глазах умрут с голоду. Возьмём их завтра, поведём в лес и там бросим: пока они будут играть, собирая хворост, мы потихоньку уйдём.

– Ах, – вскричала дровосечиха, – не стыдно ли тебе замышлять погибель наших родных детей!

Муж принялся уговаривать жену, представляя, в какой они находятся нищете, но та не соглашалась, ибо, хотя находилась она и в бедности, но была мать своим детям. Однако сообразив, как ей будет горестно, если они все умрут с голоду перед её глазами, наконец согласилась и вся заплаканная легла спать.

Мальчик-с-Пальчик не проронил ни одного слова из того, что они говорили, ибо заслышав со своей кроватки, что отец с матерью толкуют о чём-то важном, он потихоньку встал и спрятался под скамейку, откуда всё и слышал.

Улёгшись опять в постель, он всю ночь не смыкал глаз, всё раздумывал, что теперь следует делать. Утром он встал ранёхонько, пошёл к реке, набил карманы маленькими белыми камешками и потом возвратился домой.

Скоро отправились в лес. Мальчик-с-Пальчик ничего не рассказал братьям из того, что он узнал.

Зашли они в лес дремучий, где за десять шагов не видать друг друга. Дровосек начал рубить деревья, дети – собирать хворост. Когда они углубились в свою работу, отец с матерью понемножку отошли от них и потом вдруг убежали по секретной дорожке.

Оставшись одни, дети раскричались и расплакались. Мальчик-с-Пальчик не мешал им: он знал как возвратиться домой, ибо, идучи в лес, он всю дорогу бросал из карманов маленькие белые камешки. Поэтому он им и стал говорить:

– Не бойтесь, братцы! Отец с матерью нас бросили, а я вас домой приведу; только идите за мною.

Все пошли за ним, и он привёл их домой тою самою дорогою, по которой они отправились в лес. Прямо войти в избу они побоялись, но прислонились все к двери и стали слушать, что говорит отец с матерью.

А надобно знать, что когда дровосек с дровосечихой возвратились из леса, помещик того села прислал им десять рублей, которые с давних пор был им должен и на которые они уже махнули рукою. Это их спасло, ибо бедняки уже совсем умирали с голоду.

Дровосек сейчас послал жену в мясную лавку. Как они давно уже ничего не ели, то жена купила втрое больше мяса, чем нужно для двух человек.

Покушав вволю, дровосечиха и говорит:

– Ах, где-то теперь наши бедные детки! Как бы они славно поели остатков! А всё мы, Иван, мы всему причина! Ведь говорила я тебе, что будем мы после плакать! Ну что они теперь делают в этом дремучем лесу! Ах, боже мой, может быть их уже съели волки! И как у тебя духу хватило загубить своих родных детей!

Дровосек наконец рассердился, ибо она раз двадцать повторила, что будет он раскаиваться, и что она его предупреждала. Он погрозил, что поколотит её, если она не перестанет.

И сам-то дровосек досадовал, может быть, ещё сильнее жены, но она ему надоела своими попрёками. Дровосек, подобно многим другим людям, любил спрашивать советы, но терпеть не мог, чтоб ему кололи глаза советами, которых он не послушал.

Дровосечиха так и разливалась слезами.

– Господи, – плакалась она, – где теперь мои детки, где мои бедные детки!

И наконец проговорила эти слова так громко, что дети, стоявшие у дверей, услышали её и разом закричали:

– Мы здесь! мы здесь!

Дровосечиха бросилась отворить им двери и, целуя их, сказала:

– Как я рада вас видеть, мои милые детки! Вы, должно быть, очень устали и крепко проголодались. А ты, Петруша, как ты перепачкался! Дай я тебя умою.

Петруша был старший сын, которого она любила больше всех, потому что он был рыжеват, и она сама была немножко рыжа.

Дети сели за стол и поужинали с аппетитом, что доставило отцу с матерью большое удовольствие. Потом они описали, как им было страшно в лесу, рассказывая это почти все разом.

Добрые люди не нарадовались возвращению своих детей, и радость их продолжалась до тех пор, пока не истратились деньги. Но когда десять рублей ушли на издержки, дровосеком с дровосечихой овладело прежнее горе, и они решились опять бросить детей; а чтобы и в этот раз не промахнуться – завести их подальше прежнего. Как они секретно об этом ни переговаривались, однако Мальчик-с-Пальчик их подслушал. Он надеялся вывернуться тем же манером; но хоть и встал он раным-ранёшенько, белых камешков не мог он набрать, ибо двери в избе были заперты на ключ…

Мальчик-с-Пальчик всё ещё раздумывал, что делать, когда мать раздала детям по куску хлеба на завтрак. Тут ему пришло в голову, нельзя ли употребить хлеб вместо камешков и разбросать его дорогою по крошкам. С такою мыслью он спрятал хлеб в карман.

Отец с матерью завели детей в самую густую, самую непроходимую чащу дремучего леса, и как только там очутились, так сейчас бросили их; а сами ушли секретной дорожкой.

Мальчик-с-Пальчик не слишком-то опечалился, ибо надеялся легко найти дорогу по крошкам хлеба, которые он везде рассыпал. Но как же он удивился, когда, начав искать, не нашёл нигде ни одной крошки! – птицы пролётные мимо летели да всё и съели.

Попали дети в беду. Чем больше они продирались сквозь лес, тем больше плутали, тем больше уходили в чащу. Настала ночь, поднялся сильный ветер и навёл на них страшный ужас. Чудилось им, что со всех сторон воют и бросаются на них волки. Они не смели ни слова произнести, ни повернуть голову.

Потом хлынул проливной дождь и промочил их до костей. На каждом шагу они спотыкались, падали в грязь, а поднимаясь, не знали, куда деться со своими перепачканными руками.

Мальчик-с-Пальчик взлез на дерево, посмотреть нет ли вблизи жилья человеческого. Смотрит он во все стороны, и видит – точно свеча светится, но далеко-далеко за лесом. Он слез с дерева. Глядит: с земли ничего не видно; это его огорчило.

Однако они пошли в ту сторону, откуда виднелся свет, и выбравшись из леса опять его увидали. Наконец они дошли до домика, где свет горел, – дошли не без новых страстей, ибо свет часто пропадал из виду, – всякий раз, как они проваливались в какую-нибудь трущобу.

Постучались дети в двери. Вышла старушка, спрашивает, что им нужно.

Мальчик-с-Пальчик отвечает, что так и так, они – бедные дети, заблудились в лесу, просят приютить их Христа ради.

Увидав, какие они все молоденькие, старушка заплакала и говорит им:

– Ах, детки мои бедные, куда это вас занесло! Да знаете ли вы, что здесь живёт Людоед? Он вас съест!

– Ах, сударыня, – отвечал Мальчик-с-Пальчик, дрожа всем телом – братья его тоже дрожали, – как же нам быть? Ведь если вы нас прогоните, нас всё равно заедят в лесу волки! Так пусть уж скушает нас ваш супруг. Да он, может быть, и смилуется над нами, если вы его хорошенько попросите.

Старушка, подумав, авось не удастся ли спрятать детей до утра от мужа, впустила их и посадила греться к огню, где целый баран жарился на вертеле, на ужин Людоеду.

Едва дети начали греться, как послышался громкий стук в двери: Людоед возвращался домой. Жена сейчас спрятала их под кровать и пошла отворить двери.

Людоед спросил, готов ли ужин и нацежено ли вино, потом сел за стол. Баран ещё не дожарился, был весь в крови, но от этого показался ему ещё вкуснее. Вдруг Людоед давай нюхать направо и налево, говоря, что слышит человечье мясо…

– Это должно быть вот тот телёнок, – отвечала жена, – я сейчас сняла с него шкуру.

– Говорят тебе, слышу человечье мясо, – закричал Людоед, поглядывая на жену косо. – Здесь кто-то есть.

С этими словами он встал и прямо подошёл к кровати.

– А! – завопил он, – так вот как ты меня надуваешь, проклятая баба! Вот я возьму да тебя самую съем! Счастье твоё, что ты такая старая скотина! Эге-ге, кстати подошла эта дичинка: будет чем угостить приятелей, которых я зазвал на днях отобедать.

И один за другим он вытащил детей из-под кровати.

Дети бросились на колени, стали просить пощады; но они попались в руки самому злому изо всех Людоедов, который не имел жалости и уже пожирал их глазами, приговаривая, что под хорошим соусом это будут лакомые кусочки…

Он уже взял было большой нож и, подойдя к детям, стал точить его на длинном точильном камне…

Он уже схватил было одного, как тут жена его вмешалась.

– И чего ты торопишься, – заговорила она. – Ведь уже поздно. Разве не будет времени завтра?

– Молчи! – крикнул Людоед. – Я хочу сегодня, чтоб им было досадней.

– Да ведь мяса у нас ещё целый ворох, – продолжала жена. – Смотри вот: телёнок, два барана, полсвиньи…

– Правда твоя, – отвечал Людоед. – Ну, так накорми их вплотную, чтобы не исхудали, и уложи спать.

Добрая старушка, вне себя от радости, подала детям отличный ужин, но желудок у них не принимал пищи, до того они перепугались.

А сам Людоед принялся тянуть вино, в восторге, что будет чем угостить приятелей на славу. И хватил он стаканов двенадцать больше обыкновенного, так что голова у него несколько закружилась, и он отправился спать.

У Людоеда было семеро дочерей, ещё в ребяческом возрасте. Эти маленькие людоедки имели прекрасный цвет лица, потому что питались человечьим мясом, в подражанье папаше. Но глаза у них были чуть заметные, серые, круглые; нос крючком, рот – непомерной величины с длинными, острыми, редкими зубами. Они были ещё не очень злы, но уже показывали свирепый характер, ибо кусали маленьких детей и пили их кровь.

Их уложили спать спозаранку. Все семеро лежали на большой кровати, и у каждой из семерых был на голове золотой венок.

В той же самой комнате стояла другая кровать, такой же величины. На эту-то кровать жена Людоеда положила семерых мальчиков, после чего и сама отправилась спать к своему мужу.

Мальчик-с-Пальчик заметил, что у дочерей Людоеда на головах золотые венки. Он боялся, чтобы Людоеду не пришла вдруг фантазия теперь же их зарезать. Вот он взял да и поднялся посреди ночи, снял с братьев и со своей головы ночные шапочки, снял также – потихоньку – золотые венки с дочерей Людоеда и надел им на головы шапочки, а себе и братьям венки, – для того, чтобы Людоед принял мальчиков за своих дочерей, а дочерей своих за мальчиков, которых он хотел перерезать.

Штука удалась, как он рассчитывал. Людоед проснулся и стал жалеть, зачем он отложил на завтра то, что мог сделать сегодня.

Он сейчас соскочил с кровати и, схватив большой нож, сказал:

– А посмотрим-ка, что поделывают наши мальчуганы. Нечего тут церемониться: порешить с ними сейчас.

Пробрался он ощупью в комнату своих дочерей и подошёл к кровати, где были мальчики. Все они спали, кроме Мальчика-с-Пальчика, который ужасно испугался, когда Людоед, ощупав голову других братьев, стал щупать его голову.

Почувствовав золотые венки, Людоед сказал:

– Ну вот! чуть было я не наделал глупостей! Должно быть, я вчера лишнее выпил.

И он отправился к кровати своих дочерей. Нащупав шапочки дровосечьих детей, он сказал:

– А, вот где мои молодцы. Качай их смелее!

И с этими словами он, не задумываясь, перерезал горло своим семерым дочерям…

Потом, довольный своим подвигом, Людоед пошёл спать к жене.

Как только Мальчик-с-Пальчик услышал, что Людоед захрапел, он сейчас разбудил братьев и приказал скорей одеваться и идти за ним. Они вышли потихоньку в сад, перескочили через стену и целую ночь бежали куда глаза глядят, дрожа всем телом и не ведая, куда они идут.

Проснувшись, Людоед и говорит жене:

– Ступай наверх, убери вчерашних мальчуганов.

Людоедку очень удивила такая заботливость, ибо, не поняв, в каком именно смысле муж приказывает ей убрать детей, она подумала, что это значит приодеть их. Поднялась она наверх – и с изумлением видит, что все семеро дочерей зарезаны, плавают в крови. Она упала в обморок: в подобных случаях все женщины прибегают к этому манёвру.

Людоед, опасаясь, чтобы жена не провозилась слишком долго, тоже пошёл наверх, помочь ей. И он изумился не меньше жены при виде страшного зрелища.

– Ах, что я наделал! – вскричал он. – Доберусь же я до этих мерзавцев, да сию же минуту!

Он сейчас прыснул пригоршню воды в нос своей жены и, приведя её в чувство, говорит:

– Давай мне скорее семимильные сапоги; пойду догонять детишек.

Побежал он; порыскал то там, то сям, и наконец попал на дорогу, которой шли бедные дети. А им оставалось всего шагов сто до отцовского дома!

Видят они – летит Людоед с горки на горку, перепрыгивая через большие реки, точно через маленькие канавки…

Мальчик-с-Пальчик заметил неподалёку пещеру в скале, спрятал в неё братьев и сам туда забился; сидит и смотрит, что станет делать Людоед.

Людоед устал от напрасной беготни (ибо семимильные сапоги очень утомляют человека), захотел отдохнуть и присел как раз на ту самую скалу, под которою спрятались мальчики.

Как он совсем выбился из сил, то через несколько времени заснул и принялся так ужасно храпеть, что бедным детям было менее страшно, когда он грозил им своим большим ножом.

Однако Мальчик-с-Пальчик не потерял головы. Он сказал братьям, чтобы, пока Людоед спит, они бежали скорей домой, а о нём не беспокоились. Братья послушались совета и живо пробрались в избу.

Мальчик же с Пальчик подкрался к Людоеду, потихоньку стащил с него сапоги и сейчас надел их на себя.

Эти сапоги были очень велики и очень широки, но как они были заколдованы, то увеличивались или уменьшались смотря по тому, на какую ногу их надевали, так что Мальчику-с-Пальчику они пришлись как раз в пору, точно их заказывали нарочно для него.

Мальчик-с-Пальчик пошёл прямо к дому Людоеда, где жена его всё плакала над своими зарезанными дочерьми.

– Ваш супруг, – сказал ей Мальчик-с-Пальчик, – находится в большой опасности. На него напали разбойники и грозят убить его, если он не отдаст им всё своё золото и всё своё серебро. Они уже начали было его резать, но он увидел меня и попросил известить вас о его несчастье, да сказать, чтобы вы дали мне всё, что только ни есть ценного в доме, не жалея ничего, ибо в противном случае разбойники убьют его без милосердия. Так как время не терпит, то он надел на меня вот эти свои семимильные сапоги, чтобы дело сделалось скорее, а также чтобы вы не сочли меня за обманщика.

Бедная старушка перепугалась и отдала всё, что имела, ибо Людоед, хоть и кушал маленьких детей, но был хороший муж, и она его любила.

Забрав все сокровища Людоеда, Мальчик-с-Пальчик возвратился домой, где его встретили с большою радостью.

Историки не согласны между собою относительно этого последнего обстоятельства. Некоторые из них утверждают, что Мальчик-с-Пальчик никогда не обкрадывал Людоеда; он, правда, не задумался взять у него семимильные сапоги, но это лишь потому, что сапоги служили Людоеду для погони за маленькими детьми…

Эти историки уверяют, что знают дело из верных рук, ибо им случалось и есть и пить у дровосека. Они уверяют также, что надев людоедские сапоги, Мальчик-с-Пальчик отправился ко двору, где тогда очень беспокоились об участи армии, находившейся за тысячу вёрст от столицы, и об исходе сражения, которое должно было произойти.

Мальчик-с-Пальчик, говорят эти историки, явился к королю и объявил, что, если угодно, он к вечеру принесёт известия из армии. Король обещал ему большой куш денег, если он исполнит поручение к сроку.

К вечеру Мальчик-с-Пальчик принёс известия… С этой поры он стал зарабатывать много денег, ибо король щедро платил ему за свои поручения в армию, да кроме того он пропасть получал от дам за известия от их женихов. Это в особенности доставляло ему большие барыши. Правда, иногда и жёны посылали его с письмами к своим мужьям, но они платили так дёшево и эти комиссии доставляли ему так мало, что Мальчик-с-Пальчик не хотел и считать свою супружескую выручку.

Спящая красавица

Жил-был король с королевой, и были они бездетны. Это их так огорчало, так огорчало, что и рассказать нельзя. Пили они всякие воды, обеты давали, ходили на богомолье, что ни делали, ничто не помогало. Однако королева таки забеременела и родила дочь.

Справили богатые крестины. В крёстные матери позвали всех волшебниц, какие только жили в королевстве (счётом их нашлось семь), для того чтобы, по обычаю тогдашних волшебниц, каждая из них сделала маленькой принцессе какой-нибудь посул, и чтобы таким образом принцесса была одарена всякими хорошими качествами.

Окрестив принцессу, вся компания возвратилась в королевский дворец, где для волшебниц приготовили роскошное угощенье. За прибором каждой из них положили великолепный футляр чистого золота, в котором находились золотая ложка, вилка и ножик, усыпанные брильянтами и рубинами. Уже садились за стол, как вдруг в залу вошла старая колдунья, которую не приглашали, потому что она уже больше пятидесяти лет не показывалась из своей башни, и все считали её умершею или очарованною.

Король приказал поставить и ей прибор; но неоткуда было взять для неё, как для других волшебниц, футляр чистого золота, потому что таких футляров заказали всего лишь семь, по числу семи приглашённых крёстных. Старая карга вообразила, что это сделано ей в насмешку, и принялась ворчать сквозь зубы.

Одна из молодых волшебниц, сидевшая возле старухи, услышала её бормотню. Сообразив, что колдунья может сделать маленькой принцессе какой-нибудь недобрый посул, тотчас после обеда она пошла спрятаться за занавески, для того, чтобы говорить после всех и таким образом иметь возможность поправить зло, которое наделает колдунья.

Скоро волшебницы начали говорить принцессе свои посулы. Самая младшая пообещала, что она будет красивее всех на свете; вторая затем – что она будет умна как ангел; третья – что она будет мастерица на все руки; четвёртая – что она будет отлично танцевать; пятая – что голос у неё будет соловьиный, а шестая – что она с большим искусством будет играть на всяких инструментах.

Когда черёд дошёл до старой колдуньи, та затрясла головою (больше от злости, чем от старости) и сказала, что принцесса проткнёт себе руку веретеном и от этого умрёт. От такого ужасного предсказания все гости затрепетали и никто не мог удержать свои слёзы.

Но тут молодая волшебница вышла из-за занавесок и громко произнесла:

– Успокойтесь, король с королевою! Дочь ваша не умрёт! Правда, не в моей власти вовсе отменить то, чем пригрозила старая колдунья: принцесса проткнёт себе руку веретеном. Но она не умрёт от этого, а только заснёт глубоким сном, который продолжится сто лет. Тогда придёт молодой королевич и её разбудит.

Однако, несмотря на это обещание, король со своей стороны попробовал устранить беду, напророченную колдуньей. Для этого он сейчас издал указ, которым, под страхом смертной казни за неисполнение, запретил всем и каждому в королевстве употреблять веретено или даже просто держать веретено у себя в доме.

Лет этак через пятнадцать или шестнадцать король с королевою поехали в свой увеселительный замок. Там принцесса, бегая по комнатам и поднимаясь с одного этажа в другой, взобралась раз под самую крышу, где – видит она – сидит в каморке старушонка и сучит веретеном. Эта добрая старушка и слыхом не слыхала, что король наложил на веретено строгое запрещение.

– Что ты, бабушка, делаешь? – спросила принцесса.

– Сучу, дитятко, – отвечала старушка, которая её не знала.

– Ах, как это славно! – сказала опять принцесса. – Как же это ты сучишь? Дай-ка, милая, посмотреть, может быть, и я тоже сумею.

Взяла она веретено, и как она была вертлява и немножко шаловлива, да как и по пророчествам волшебниц тому следовало случиться, то как только она веретено взяла, так сейчас руку им себе проткнула и упала без чувств.

Старушонка перепугалась и давай кричать караул. Со всех сторон сбежались люди; брызгают принцессе в лицо водою, расшнуровывают её, хлопают ей в ладони, трут ей виски уксусом четырёх разбойников – нет, в себя не приходит. Тогда король, который тоже пришёл на шум, вспомнил пророчество волшебниц и, видя, что судьбы не минуешь, когда её волшебницы предсказали, приказал положить принцессу в самом лучшем покое дворца на кровать из парчи, золота и серебра.

Точно ангел лежала принцесса, так была она красива, ибо обморок не испортил цвет её лица: щёчки были алые губки, как кораллы. Только глазки закрылись… Но ровное дыхание доказывало, что она жива. Король приказал не тревожить сон принцессы, пока не придёт ей час проснуться.

Когда с принцессой приключилась эта беда, добрая волшебница – та, что спасла ей жизнь, заменив смерть столетним сном – находилась в некотором царстве, в далёком государстве, вёрст тысяч за сорок оттуда; но ей сию же минуту принёс известие карлик в семимильных сапогах (это были такие сапоги, которые отхватывали по семи миль каждым взмахом). Волшебница тотчас пустилась в дорогу и через час приехала в замок на огненной колеснице, запряжённой драконами.

Король побежал высадить её из колесницы. Волшебница одобрила все его приказания; но как она видела далеко вперёд, то и рассудила, что, проснувшись через сто лет, принцесса будет очень недовольна, если все между тем перемрут, и она очутится одна одинёшенька в старом замке. Поэтому волшебница вот так распорядилась.

Она коснулась своею волшебною палочкою всех, кто только ни находился в замке (кроме короля с королевой); коснулась статс-дам, фрейлин, горничных, придворных, офицеров; коснулась дворецких, поваров, поварёнков, казачков, гвардейцев, швейцаров, пажей, камер-лакеев; коснулась также лошадей в конюшне с конюхами, больших дворовых собак и Шарика, маленькой принцессиной собачки, которая лежала возле неё на кровати. Как только она их коснулась, так все сейчас и заснули, – и все должны были проснуться вместе со своею госпожой, чтобы служить ей, когда ей понадобятся их услуги. Даже вертелы в печи, унизанные куропатками и фазанами, и те заснули; и огонь тоже. Всё это исполнилось в одну минуту: волшебницы живо обрабатывают дело.

Тогда король с королевой, расцеловав свою милую дочь, вышли из замка и приказали, чтобы никто не смел подходить к нему близко. Да этого не нужно было и приказывать, ибо через четверть часа вокруг замка выросло столько больших и маленьких деревьев, столько перепутанного между собою шиповника и терновника, что ни человек, ни зверь не могли бы сквозь них пробраться. Замок совсем спрятался за этим лесом; виднелись только одни верхушки башен и то издалека. Всякий подумал, что и это устроила всё та же добрая волшебница, чтобы сон принцессы не тревожили праздные зеваки.

Через сто лет после того, сын короля, который правил тогда королевством и происходил из другой фамилии, чем спящая принцесса, охотился в этой стороне и, увидав из-за густого леса верхушки башен, спросил, что это такое? Всякий отвечал ему по-своему. Один говорил, что это старый замок, где водится нечистая сила; другой уверял, что здесь ведьмы празднуют шабаш. Большинство утверждало, что здесь живёт людоед, который хватает маленьких детей и затаскивает их в свою берлогу, где и ест их без опаски, ибо ни один человек не может за ним погнаться; только он один умеет пройти через лес дремучий.

Королевич не знал, какому слуху верить, как вдруг подходит к нему старый крестьянин и говорит:

– Принц-королевич! Годов тому с хвостиком пятьдесят слышал я от своего батюшки, что в замке том лежит принцесса красоты неописанной; что будет она там сто лет почивать, а что через сто лет разбудит её суженый, молодой королевич.

От таких речей молодой королевич возгорел пламенем. Подумалось ему, что он-то и должен решить судьбу принцессы и, жаждая любви и славы, захотел он сейчас же попытать счастья. Как только он подошёл к лесу, так все большие деревья, шиповник и терновник сами собою раздвинулись, давая ему дорогу. Он направился к замку, который виднелся в конце большой аллеи, куда он и вступил. Удивительным показалось королевичу, что никто из свиты не мог за ним следовать, ибо как только он прошёл, так деревья сейчас и сдвинулись по-прежнему. Однако же он продолжал идти вперёд: молодой да влюблённый королевич ничего не боится. Скоро добрался он до большого двора, где всё представлялось взору в ужасном виде: везде гробовая тишина, повсюду смерть, со всех сторон мёртвые тела людей и животных… Однако, вглядевшись в красные носы и в пунцовые рожи швейцаров, королевич распознал, что они не умерли, а только заснули. И не совсем опорожненные стаканы с вином показывали, что заснули они за чаркой. Оттуда идёт королевич во второй двор, выложенный мрамором, поднимается по лестнице, входит в караульную залу, где в два ряда стоит гвардия с ружьём на плечах и храпит во всю ивановскую. Проходит он множество комнат, в которых, кто лежа, кто стоя, спят придворные кавалеры и дамы. Наконец вступает в позолоченный покой и видит на кровати с раздёрнутыми занавесами прекраснейшее зрелище: принцессу не то пятнадцати, не то шестнадцати лет и прелести ослепительной, небесной.