Текст книги "Самый красивый из берсальеров"

Автор книги: Шарль Эксбрайя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Ромео поклонился:

– Я – комиссар Тарчинини, временно прикомандирован к уголовной полиции Турина, а вот мой помощник, инспектор Дзамполь.

– Чем могу служить, синьоры? Честно говоря, на первый взгляд я никак не вижу связи…

– Мы просто хотели бы кое-что уточнить, мэтр… Скажите, не вы ли вместе с доктором Менегоццо побывали в казарме Дабормида позавчера вечером и разговаривали с берсальером Нино Регацци?

– Совершенно верно. У доктора были собственные дела в Турине, и он любезно согласился меня подвезти.

Инспектор Дзамполь подумал, что комиссар Тарчинини, вне всяких сомнений, умеет шевелить мозгами и все его предположения быстро подтверждаются. А комиссар, по-видимому, нисколько не удивился.

– И вы по-прежнему не понимаете, что привело меня к вам?

Нотариус поглядел сначала на врача, потом на жену, как будто ища объяснения или желая узнать, понимают ли они что-нибудь в странной причинно-следственной связи, установленной полицейским.

– По правде говоря, нет, синьор комиссар…

– Нино Регацци мертв.

– Мертв? Не может быть!

– Его зарезали позавчера вечером всего в нескольких шагах от казармы!

– Dio mio!

– Madonna Santa!

Удивленные возгласы супругов послышались одновременно, и только врач не стал призывать на помощь силы небесные.

– Вы были в курсе, доктор? – спросил Ромео.

– Да, я проглядывал газеты, но, учитывая состояние своего друга, не счел нужным его расстраивать.

Тарчинини снова повернулся к больному:

– А вы разве не читаете газет, мэтр?

– У меня так болит глаз, что Джузеппе на всякий случай запретил его утомлять.

– А вы, синьора?

– О, я… на меня в этом доме просто не обращают внимания, если, конечно, муж не болен… Я и в самом деле читала об убийстве какого-то солдата, но понятия не имела, что мой супруг с ним знаком…

Мэтр Серантони довольно невежливо оборвал жену:

– Хватит, Мафальда! Прошу тебя, будь поскромнее! Твои супружеские огорчения не интересуют комиссара! А могу я узнать, синьор, нашли на теле Регацци пятьдесят тысяч лир, которые я ему передал?

– Нет.

– И однако я думал, что поступаю правильно… Мне казалось, человеку, никогда не имевшему ни гроша, особенно приятно сразу получить такую сумму… Вероятно, он показал деньги кому-то из приятелей, а тот…

– По-вашему, преступление совершил кто-то из берсальеров?

– Во всяком случае, убийца наверняка знал о деньгах, а только очень стесненный в средствах человек способен убить за пятьдесят тысяч…

– Возможно, вы и правы… А теперь, мэтр, я полагаю, вам пора рассказать мне о своих отношениях с Нино Регацци.

– Весьма охотно, синьор комиссар… Мафальда, прикажи Лючии принести стулья.

Как только все удобно устроились, нотариус начал рассказ.

– Приблизительно год назад ко мне в контору зашел некий господин по имени Серафино Дзагато. По виду настоящий вельможа. Я позволил себе удивиться, что он выбрал меня, а не кого-нибудь из моих туринских коллег, но синьор Дзагато объяснил, что нарочно решил обратиться к незнакомому человеку, поскольку тому, кого видишь в первый и последний раз, проще сделать мучительное признание… Еще он сказал, что детей у него нет и все состояние по закону наследует племянница, некая вдова Валерия Росси из Пинероло. Однако мой клиент на склоне лет стал задумываться о спасении души и вспомнил о дурном поступке, совершенном много лет назад. В молодости Дзагато бросил девушку, узнав, что она беременна. Он поручил мне разыскать эту особу, сообщив только, что когда-то она жила в Сан-Амброльс. Мне повезло. Благодаря тому, что клиент не скупился на расходы, дело удалось распутать очень быстро. Выяснилось, что молодая мать, Нина Регацци, родила сына и отдала на воспитание в крестьянскую семью Крочини из Растро, а сама устроилась на работу в Турине, где и умерла, когда малышу шел всего пятый год. Приемные родители не захотели бросить мальчика, и он оставался у Крочини до тех пор, пока те в свою очередь не перебрались в мир иной. Тогда юный Нино отправился на заработки в Турин. Как вы уже догадались, он и есть берсальер, которому позавчера я поехал сообщить, что в соответствии с последней волей отца он наследует все его состояние, если согласен посмертно принять усыновление. Естественно, молодой человек не колебался ни секунды, поэтому я авансом выдал ему пятьдесят тысяч лир. А теперь горько в этом раскаиваюсь…

– И насколько велико наследство?

– Приблизительно шестьдесят миллионов лир.

– А теперь они достанутся вдове из Пинероло?

– Да, племяннице покойного.

– Вот уж кому следовало бы поставить свечку за здравие убийцы берсальера!

Нотариус покачал головой.

– Такова жизнь… – напыщенно проговорил он.

Комиссару мэтр Серантони явно не нравился: так и не сумев поверить в искренность нотариуса, Ромео счел его бессовестным лицемером.

– Ну а теперь займемся вами, мэтр… – холодно бросил он. – По словам синьоры Серантони, вы стали жертвой нападения, верно?

– Да.

– В Турине?

– Да, в Турине, в ту же ночь, когда бедного мальчика…

– Странное совпадение, не так ли?

– В нашей жизни все либо случайность, либо совпадение…

Комиссару, при всем его неисчерпаемом добродушии, ужасно хотелось взять нотариуса за грудки и трясти до тех пор, пока с него не слетит омерзительно лживая, ханжеская личина, но подобные методы допроса закончились бы крупным скандалом, и Ромео сдержался.

– Расскажите мне, как это случилось.

– Ну вот… Я решил поговорить с Нино Регацци именно позавчера, потому что все равно собирался участвовать в заседании нотариата. А когда собрание закончилось, пошел ужинать с коллегами.

– Куда?

Мэтр Серантони вздрогнул:

– Вы хотите знать, где мы ужинали?

– Да, если это вас не затруднит.

– Интересно, по каким таким причинам это может его затруднить? – сердито проворчала синьора Серантони.

Нотариус поспешил сгладить неприятное впечатление:

– Моя жена права, синьор комиссар, мне вовсе не трудно ответить на ваш вопрос. Просто он меня несколько удивил. Мы с коллегами ужинали в ресторане «Тернандо» на виа Сан-Франческо де Паола. Вы удовлетворены?

– Не совсем. Мне хотелось бы услышать от вас еще имена хотя бы двух-трех сотрапезников.

– На сей раз, синьор комиссар, вы явно перегибаете палку! Да что ж это такое? Вы, кажется, устраиваете мне самый настоящий допрос!

– Так оно и есть, мэтр.

И снова супруга бросилась на помощь нотариусу:

– Не волнуйся, Армандо! Назови полицейским фамилии, и пусть они наконец дадут тебе отдохнуть.

Больной уступил.

– Хорошо, но только чтобы доставить тебе удовольствие, Мафальда… Ибо я далеко не уверен, что этот господин имеет право обращаться со мной таким образом. Я все-таки не кто-нибудь, а помощник мэра Сузе, как и мой несравненный друг и почти брат Джузеппе Менегоццо!

Врач с улыбкой поклонился:

– Спасибо, Армандо… но поторопитесь ответить комиссару. Чем скорее вы покончите с этой крайне неприятной сценой, тем раньше вас оставят в покое.

Тарчинини одобрительно кивнул.

– Мэтр Рибольди… – начал нотариус, не отводя пристального взгляда от веронца. – Мэтр Джонелли… Мэтр Поревано… мэтр Ланцони… мэтр Криспа… Довольно с вас?

Ромео, писавший под диктовку законника, закрыл блокнот и сунул в карман.

– Да, вполне, мэтр. Однако, позволю себе заметить, вы до сих пор не рассказали мне ни где, ни при каких обстоятельствах на вас напали. Я полагаю, вряд ли это могло случиться прямо в «Тернандо», а?

– Разумеется, нет! После ужина, за которым, должен признаться, мы слишком увлеклись воспоминаниями о студенческой юности, а потому выпили чуть больше, чем подсказывал разум, все вышли из ресторана в превосходном настроении и чувствовали себя так, будто нам снова по двадцать лет. Только я один живу не в Турине, и мы всей компанией отправились провожать каждого до дому, пока я не остался один. Честно говоря, голова у меня слегка кружилась, и я не помню, кого проводил последним – то ли Джонелли, то ли Криспа. Но, так или иначе, я оказался возле Понте Моска, прохлада Дора Рипариа[45]45
  Река.


[Закрыть] несколько прояснила мне мозги, и, немного устыдившись, я поспешил к себе в гостиницу «Лиджуре» на пьяцца Карло Феличе. Я шел, злясь, что никак не могу поймать такси, немного сбился с дороги, и неподалеку от пьяцца Моска на меня напали двое бандитов. Они стали требовать денег… я отбивался, кричал… Но в такой поздний час улицы пустынны… Потом захлопали окна, бандиты убежали, а я остался лежать – сами видите, что они со мной сделали!

Синьора Серантони снова не смогла сдержать возмущения.

– Какой позор! – взорвалась она. – Чтобы в Турине на человека охотились, как в джунглях!

– Prego[46]46
  Прошу тебя (итал.)


[Закрыть], Мафальда…

Супруга нотариуса покраснела:

– Scusi, Армандо…

– Прохожие помогли мне встать и отвели в аптеку. Там меня перевязали, и я наконец смог добраться до гостиницы… А на следующее утро нанял машину и приехал домой.

– Где вы подали жалобу?

– Где? Э-э-э… Аптекарь позвонил в ближайший полицейский участок, оттуда прислали агента, я дал показания и расписался…

– Отлично! Я сделаю все возможное, чтобы ускорить розыски, синьор Серантони, и поймать тех двух бандитов… А теперь мне остается лишь пожелать вам скорейшего выздоровления… Mirei ossequi[47]47
  Мое почтение (итал.)


[Закрыть] синьора… А кстати, мэтр, вдова из Пинероло уже знает, что смерть Нино Регацци принесла ей так много денег?

Алессандро Дзамполь с улыбкой стал ждать, угодит ли нотариус в ловушку, расставленную Тарчинини с напускным простодушием. Но мэтр Серантони оказался на высоте.

– Если она и в курсе, то никак не моими стараниями, поскольку вы сами только что уведомили меня о смерти клиента! Во всяком случае, я полагаю, что, узнай Валерия Росси о многомиллионном наследстве, она бы уже мне позвонила… Вы ведь понимаете, что такого рода нетерпение сдержать очень трудно…

– Вне всяких сомнений… A rivederci fra росо…[48]48
  До скорого свидания (итал.)


[Закрыть] Синьор Серантони…

Комиссар и его помощник вышли из комнаты нотариуса. Доктор Менегоццо проводил их до парадной двери. Когда они уже попрощались и Тарчинини взялся за ручку двери, он вдруг обернулся.

– Кстати, синьор… Мне не хотелось тревожить синьору Серантони, но вашему другу, конечно, следовало бы как можно скорее приехать ко мне в Турин… Это в его же интересах!

Врач заговорщически улыбнулся.

– Хорошо… – тихо сказал он. – Можете рассчитывать на мое содействие…

В нескольких шагах от виллы нотариуса полицейские столкнулись с юной служанкой, которая открывала им дверь, и Тарчинини, поклонившись ей, как знатной даме, спросил, где здесь можно купить нож. Смущенная непривычно почтительным обращением горничная поспешила ответить, причем ее невзрачное личико удивительно похорошело от волнения:

– На площади, у Моретти… Это единственное место, где вы можете купить хороший ножик.

– Тысячу благодарностей, синьорина… А могу я позволить себе спросить ваше имя?

– Лючия…

– Вы не рассердитесь, Лючия, если я честно скажу, что редко имел удовольствие видеть такие интересные лица, как ваше?

Горничная настолько привыкла, что ее с детства дразнили дурнушкой, что на мгновение потеряла дар речи.

– Эт-то правда? – заикаясь, пробормотала она.

– Да, чистая правда! Верно, Алессандро?

Инспектор, немного поколебавшись, решительно подтвердил слова шефа:

– Несомненно!

Девушка звонко рассмеялась, и в ее смехе чувствовалась свежесть весеннего ручья, а потом пошла прочь такой легкой походкой, словно ложь Ромео озарила ее будущее.

– Позвольте заметить вам, синьор комиссар, что обманывать это несчастное дитя – просто бессовестно, – проворчал Дзамполь, как только горничная отошла на безопасное расстояние.

– Бессовестно?

Тарчинини дружески хлопнул инспектора по плечу:

– Povero…[49]49
  Бедняжка (итал.)


[Закрыть] Ты никогда ничего не смыслил в женщинах, и я догадываюсь, что твоя Симона… Нет, помолчи, о сем предмете ты способен наговорить одних глупостей! Да пойми же, упрямая голова, любая женщина ровно настолько хороша собой, насколько сама в это верит!.. Эту девочку наверняка высмеивали за неблагодарную внешность, но теперь в ее взгляде появилось что-то новое… Готов спорить, она тут же побежит домой, к зеркалу, и благодаря моим словам признает, что до сих пор ошибалась… Сначала наша Лючия скажет себе, что не так уж безобразна, потом начнет думать, что, пожалуй, даже привлекательна, и, наконец, уверует в свою красоту, а тех, кто этого не замечает, сочтет непроходимыми дураками… Но самое любопытное, Алессандро, – что со временем Лючия, возможно, и впрямь станет прехорошенькой!

Так, болтая, полицейские добрались до площади и вошли в магазин Моретти. Но тщетно Тарчинини искал там нож, похожий (как догадался Дзамполь) на тот, что нашли возле тела берсальера, – поиски его не увенчались успехом.

Уже в машине Алессандро спросил:

– Что вы думаете о нотариусе, шеф?

– А вы?

– Мне показалось, что он нам наврал…

– Можете не сомневаться, так оно и есть. В жизни не встречал более отъявленного лгуна!

– Но зачем ему это понадобилось?

– Либо это Серантони убил берсальера, либо он обманывал из-за того, что при разговоре присутствовала жена.

– Не понимаю, что за корысть нотариусу в смерти Регацци?

– Я тоже, но, если бы удалось найти хоть малейшее доказательство или даже намек, что гибель клиента принесла Серантони какую-то выгоду, я бы с удовольствием его арестовал!

– А пока надо бы выяснить, в каком комиссариате зарегистрирована его жалоба.

– Бесполезно.

– Но, синьор комиссар…

– Говорю вам, Дзамполь: это зряшная трата времени. Он вообще не подавал никакой жалобы.

– Но тогда откуда синяки и кровоподтеки? Кто-то же наверняка избил Серантони…

– Кто знает? Возможно, наш берсальер перед смертью?

В Турине, прежде чем отпустить инспектора, Тарчинини попросил отвезти его в Сан-Альфонсо де Лиджори и высадить на виа Леванна, неподалеку от дома Дани.

– Несмотря на то что нотариус из Сузе меня всерьез заинтриговал, я не могу и не имею права забывать, что пока наш единственный стоящий подозреваемый – это Анджело Дани, и сейчас идет своего рода соревнование на выдержку. Только нас двое, а Дани – один… Стало быть, мы должны победить и победим! Я не могу спокойно сесть за ужин, пока не прощупаю противника еще раз – вдруг за это время в его панцире образовалась какая-нибудь брешь? До свидания, инспектор. Завтра – ваша очередь сюда прогуляться, а я отдохну… Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, синьор комиссар…

«Бедная тетя» не обратила на Тарчинини никакого внимания. С головой погрузившись в мечты, она объясняла воображаемому классу все тонкости употребления апострофа при выпадении гласного и усечении. Иногда она умолкала, словно внимательно слушая ответ невидимого ученика, потом исправляла ошибки, хвалила правильный ответ или ругала за нерадивость. Тарчинини буквально заворожил этот странный, как будто происходивший вне времени и пространства урок. Он все больше проникался симпатией к несчастной больной, уже много лет одиноко живущей в одном ей внятном мире прошлого. Комиссар испытывал едва ли не угрызения совести, думая о том, какие катаклизмы ему придется вызвать в семье Дани, став, в сущности, злым гением этих бедолаг. Но, в конце концов, никто ведь не заставлял Анджело убивать берсальера! Из кухни вышла Стелла. Ромео она встретила без особого удивления.

– А, вы здесь, синьор? – только и сказала девушка.

– Где ваш брат?

– Думаю, вот-вот придет… А что, у вас появились новые подозрения против него?

– Нет… и прежних – более чем достаточно.

Девушка подошла к полицейскому:

– Синьор комиссар… вы знаете, что означает для меня смерть Нино… и что меня теперь ждет… Я жизнь готова отдать, лишь бы убийца понес наказание… Но, клянусь вам, вы ошибаетесь – Анджело никого не убивал!

– У вас есть доказательства?

– Вы не знаете моего брата, а я знаю!

В словах девушки чувствовалась такая горячая вера, что Ромео заколебался, однако опыт подсказывал ему не слишком поддаваться природной склонности считать страдающих женщин правыми.

– Такого рода доказательства в суд не представишь, синьорина, – лаконично заметил он.

Тарчинини отчетливо видел, как у Стеллы подогнулись колени.

– Вы… вы нас просто преследуете! – почти прошептала она.

– Да нет же! Что за глупости! Напротив, ваша семья мне очень нравится… вот только у меня есть работа, и ее хочешь не хочешь надо выполнять, верно?

Девушка снова заплакала, и веронец, естественно, тут же обнял ее за плечи и прижал к груди, как поступил бы, утешая родную дочь.

– А вы ведь кажетесь совсем не злым… – сквозь слезы пробормотала Стелла.

Простодушие девушки тронуло комиссара. Он тихонько взял ее за подбородок и слегка запрокинул голову.

– Ma que! Так оно и есть, Стелла…

Честно говоря, в эту минуту Ромео не смог бы сказать, чисто ли отцовская нежность вызывает у него безумное желание поцеловать бедняжку или совсем иное чувство… Однако долго размышлять на эту тему ему не пришлось – тетушка Пия, незаметно подкравшись сзади, крепко ухватила комиссара за правое ухо и изо всех сил дернула вниз. Тарчинини взвыл от боли и выпустил Стеллу, а та слишком удивилась, чтобы немедленно отреагировать должным образом.

– Я поймала тебя на месте преступления! – визжала меж тем старуха. – На сей раз ты не посмеешь отпираться, а? Какой позор! Пользоваться тем, что ты сильнее, и обижать маленьких девочек! Продолжай в том же духе – и непременно попадешь в тюрьму! Ты самый настоящий варвар!

Тарчинини потирал ухо. Боль мешала ему оценить весь комизм положения. А Стелла попыталась вступиться за тетку.

– Ну вот, не обращаешь на нее внимания, воображаешь, будто она сидит себе спокойно и бормочет – и вот вам, пожалуйста… Вы очень сердитесь?

– А по-вашему, не с чего, да?

Но бывшая учительница не желала сдаваться. Она снова налетела на комиссара, и тот, защищаясь, инстинктивно поднял руки.

– Не смей на меня злиться! Я тебе запрещаю, слышишь? Я хочу, чтобы вы немедленно помирились! А ну, поцелуй ее сейчас же!

Ромео колебался, но девушка посоветовала ему не спорить и таким образом успокоить больную. Полицейский нежно поцеловал девушку в обе щеки, и, естественно, именно в эту минуту вошел Анджело.

– Кажется, это уже вошло у вас в привычку, а? – хмыкнул он.

Девушка отскочила от комиссара.

– Я тебе сейчас объясню, – начала она.

– Нечего тут объяснять… – перебил брат. – Короче, насколько я понимаю, вы уже освоились в нашей семье, синьор комиссар?

– Меня привел сюда профессиональный долг!

– Знай я раньше, что работа полицейского – одно удовольствие, тоже бы от нее не отказался! Мы-то, дураки, думаем, будто страж порядка обязан бегать за бандитами, хватать преступников… Ничего подобного! Оказывается, полицейские ходят по домам и, пользуясь отсутствием мужчин, целуют девушек, короче, ведут себя как самые настоящие… воры!

– Думайте, что говорите! – вскинулся Тарчинини. – Иначе угодите за решетку гораздо быстрее, чем до вас дойдет, что произошло!

– Ах, так я еще должен обдумывать свои слова? Второй раз я застаю сестру в ваших объятиях, и мне же, видите ли, надо придержать язык? Это что, закон такой? Может, вы, помимо всего прочего, имеете право садиться за мой стол без приглашения и есть заработанный мной хлеб? Что ж, если вам вдобавок захочется вздремнуть в моей постели, можете не стесняться!

– Как тебе не стыдно, Анджело? – возмутилась сестра.

– А тебе, распутница? Бесстыжие твои глаза!

Гневные тирады Дани прервал звон посуды. Все бросились на кухню – «бедная тетя» тупо смотрела на лежавшие у ее ног осколки супницы и разлитый по полу суп.

– Что с тобой, тетя? Что случилось?

– А кто тебе позволил разговаривать со мной на «ты», девочка? Знаешь, я уже давно за тобой наблюдаю! По-моему, ты все время замышляешь что-то дурное… Придется поговорить с твоей тетей… порядочной и весьма уважаемой особой!

Анджело в полном отчаянии схватился за голову.

– Это уже слишком! – крикнул он. – С меня хватит! Хватит! Хватит! Тетка все больше сходит с ума! Сестра ведет себя как последняя потаскушка! В доме вечно торчит какой-то полицейский! Я ухожу! Поужинаю где-нибудь в другом месте! До сих пор я никого не убивал, но, черт возьми, мне начинает чертовски этого хотеться!

Дани с такой силой захлопнул за собой дверь, что висевшая на стене картинка с видом Венеции упала на пол. Стелла опустилась в теткино кресло.

– Боже мой! Само Небо против нас! – простонала она.

Ромео, чувствуя, что за все неприятности, обрушившиеся в тот вечер на семью Дани, львиная доля ответственности лежит на нем, остался со Стеллой и «бедной тетей». Первой он помог приготовить легкий ужин, а со второй поддерживал довольно странный разговор, ибо старая Пия, видимо, совсем ушла в прошлое. Сейчас, когда обе женщины нуждались в его помощи, Тарчинини позабыл и о работе, и о том, что привело его в дом Дани. После скудной совместной трапезы (инспектор Дзамполь умер бы на месте от удивления, узнав, что его шеф осмелился сесть за стол в доме предполагаемого убийцы берсальера), полицейский даже скинул пиджак и, пока Стелла штопала дыры, пробитые пулями Пеццато, Ромео, глядя на девушку, вспоминал своих двух Джульетт, жену и дочь, и разливался соловьем – говорить на эту тему он мог до бесконечности. Поэтому, даже когда девушка покончила с добровольной работой, он все не умолкал. Однако ей, по всей видимости, рассказ веронца не доставлял особого удовольствия, так что в конце концов Тарчинини удивился и даже обиделся. Стелла поспешила объяснить, в чем дело:

– Простите, синьор комиссар, но вы рисуете мне картину счастливой семейной жизни… жизни, которой мне теперь уже не видать. И мне больно… очень больно…

Она отчаянно пыталась сдержать слезы, и Ромео, с его вечной жаждой утешить горюющую женщину, во что бы то ни стало решил заставить ее улыбнуться.

– Да ну же! Не надо плакать, бедняжка! У вас ведь будут и муж, и детишки, как у всех на свете, верно?

– Обычно у нас принято сначала выходить замуж, и только потом рожать детей… А у меня уже скоро появится ребенок, но насчет мужа…

– Basta! Вы молоды, красивы и наверняка найдете человека, который вас полюбит!..

– А кто, кроме меня, сумеет полюбить моего малыша?

– Как – кто? Да, конечно же, тот, кто влюбится в его маму и предложит ей выйти замуж!

– Ни один парень не захочет взять меня с таким подарком в придачу!..

Девушка так тяжко страдала, что Тарчинини не выдержал:

– И однако я сам знаю человека, который с удовольствием женится на вас!

Стелла удивленно уставилась на полицейского, пытаясь понять, смеется он над ней или нет.

– Бедняге ужасно не повезло с женой, но теперь она умерла… Потом он и слышать не хотел о женщинах… Черствел и буквально на глазах превращался в этакого бирюка, пока… не увидел вас!

– Меня?

Комиссар подумал, что хватил через край и давать волю фантазии наверняка не стоило, а теперь он вляпался в безвыходное положение, но, глядя на посветлевшее от восторга личико Стеллы, уже не мог остановиться.

– Ну да, любовь с первого взгляда…

– И… и он знает, что…

– Все знает… и про берсальера… и про бамбино…

– И, несмотря на это, я ему нравлюсь?

– Нравитесь? Мадонна! Да он с утра до ночи донимает меня разговорами о вас! «Шеф, – говорит, – как вы думаете, может она меня полюбить?.. Шеф, как по-вашему, она не рассмеется мне в лицо, если я скажу о своей любви? Я никогда не осмелюсь, шеф…»

Тарчинини выдумывал, вышивая по новой канве историю любви, вечно звучавшую в его душе. Он никогда не напишет ее, но будет жить ею до конца своих дней. В сущности, Ромео даже не лгал. Нет, он совершенно искренне думал, что ради общего счастья все должно случиться именно так. По правде говоря, очень скоро веронца уже не смущали никакие условности и ограничения. Идиллия рисовалась ему исключительно в лазурных тонах.

– Он любит вас и не смеет в том признаться, Стелла. Неужели вы откажетесь от своего счастья? Нет, это вы должны взять парня за руку и сказать, что знаете о его чувствах…

Ромео с блеском разыграл всю сцену. Он изображал отважную девушку, ради собственного счастья готовую отринуть предрассудки, и молодого человека, от восторга не смеющего верить собственным ушам. Описывая их встречу, он как будто сам переживал каждый миг, и обжигавшие его веки слезы умиления были настоящими, ибо Тарчинини, как и «бедная тетя» Пия, жил в не совсем реальном, далеком от нашего мире. И лишь прямой вопрос Стеллы Дани вернул его на землю:

– А почему он называет вас шефом, синьор комиссар?

В голове Ромео произошло что-то вроде сейсмического толчка. Сообразив, куда завели его краснобайство и природная восторженность, полицейский на минуту окаменел, но отступить он не мог, не рискуя прослыть лжецом. Тарчинини лишь проклял про себя неумеренную страсть к речам и попробовал утешиться мыслью, что все равно подумывал соединить инспектора и несчастную девушку. И все же, отвечая на вопрос Стеллы, Ромео чувствовал комок в горле, словно заведомо обманывал ее доверие.

– Потому, – смущенно пробормотал он, – что я говорил об Алессандро Дзамполе, инспекторе, который вчера вечером вырвал меня из когтей вашего брата…