Текст книги "Повседневная жизнь восточного гарема"

Автор книги: Шапи Казиев

Отставки

Гаремы жили своей обычной жизнью, в неге и роскоши, заслонявшей для непосвященных напряженную борьбу главных жен, кадин и фавориток. Но все это продолжалось до поры до времени. Султаны тоже смертны, и когда такая беда приключалась, их гаремы замирали в оцепенении – они теперь никому не были нужны.

Борьба за престол оттесняла на задний план все остальное. Но, как правило, к тому моменту, когда султан покидал этот мир, престолонаследник уже был известен. Новая мать-султанша возносилась к вершинам могущества вместе со своим сыном – новым султаном, а остальных красавиц гарема ждала совсем иная участь.

«В двадцать четыре часа после того, как султан испустит последний вздох, жены его и фаворитки должны съехать, – писал Осман-бей. – Все женщины должны собрать свои вещи и покинуть сераль. Эта перемена декораций представляет совершенную картину армии после поражения или экипажа после кораблекрушения, когда каждый старается ухватиться за спасительную доску, которая могла бы удержать его на поверхности воды и не дать потонуть в глубине Старого сераля.

Те из них, которые имеют детей – принцев или принцесс, остаются под императорской кровлей, так как государственные соображения не позволяют, чтобы дети вышли из-под надзора подозрительного и сурового наследника. Поэтому и их матери оставляются во дворце, где положение их, конечно, лучше, чем если бы они были заперты в Старом серале. Все же прочие должны укладываться и уходить со всеми женщинами и рабами своего двора. Само собою разумеется, что некоторым из последних удается при помощи протекции отделаться от своих прежних господ и остаться во дворце, где их зачисляют в какой-нибудь из вновь формируемых дворов.

Старый сераль, помещающийся в конце дворца, представляет скучное и мрачное здание, настоящую могилу, куда погребают живых людей. Вообразите себе средневековой замок с высокими зубчатыми стенами, маленькими окнами, со всех сторон окруженный густой стеной старых платанов и кипарисов, и вы составите себе приблизительное понятие о здании, в котором заперты павшие богини сераля.

…Заключение это, впрочем, не пожизненное, потому что с течением времени стражи становятся более снисходительными и отпускают, так сказать, поводья. Но это случается уже тогда, когда заключенные достигли того возраста, который поневоле делает их скромными. Действительно, когда кадине стукнет лет пятьдесят, можно вполне рассчитывать, что она стоит гораздо выше житейских треволнений. Царствующий султан отдает в ее распоряжение одну из императорских резиденций и милостиво разрешает ей делать все, что ей угодно».

В Старом серале оказывались, как правило, члены гаремных кланов, проигравших битву за престол. Союзниц новой султанши-матери и их дочерей – бывших принцесс пристраивали в богатые семьи, выдавая замуж за удержавшихся на плаву вельмож и их детей. Бывших принцев женили на богатых невестах и назначали на хорошие должности.

На время все успокаивалось, пока честолюбивые принцы, их матери и лишившиеся привилегий вельможи не решались начать новую борьбу с победившими кланами. Впрочем, это было характерно не только для Турции. Кровавые схватки за престол – часть исторического наследия большинства государств.

Наложницы бухарского эмира содержались в гареме, пока им не исполнялось шестнадцать лет. Затем их выдавали замуж или попросту удаляли из гарема, снабдив всем необходимым для безбедной жизни. Однако общество их не принимало, и им оставалось коротать свой век в одиночестве.

Наиболее опытные наложницы оставались в гареме, где воспитывали новое поколение одалисок.

Фаворитки султанов тоже могли быть «отставлены» от гарема. Обычно это было результатом какой-то провинности, наговоров или усердия ревнивых соперниц. Делалось это быстро и просто, стоило лишь султану проявить свое неудовольствие.

Почетная отставка влекла за собой выдачу фаворитки замуж за какого-нибудь чиновника. «Невесте» давали хорошее приданое, оставляли ее подарки и имущество.

«Когда рабыни султана достигают тридцати лет, – писал Теофиль Готье, – он некоторым из них дарует свободу, и они делают хорошие партии благодаря связям при дворе и предполагаемому покровительству султана. Эти девушки прекрасно образованы, умеют читать, писать, сочинять стихи, танцевать, играть на музыкальных инструментах и отличаются изысканностью манер, какую можно приобрести лишь при дворе. К тому же они лучше, чем кто-либо, сведущи в дворцовых интригах и кознях и нередко узнают через своих подруг, оставшихся в гареме, политические тайны, которыми пользуются их мужья, чтобы войти в милость или избежать немилости. Так что взять невесту из сераля очень выгодно для человека честолюбивого или осторожного».

Случались и простые отставки, когда бывшая фаворитка получала ограниченное содержание наподобие ветеранок гарема бухарского эмира. Кроме того, ей выплачивалась пенсия, подразумевавшая, что получательница денег не выдаст тайн султанского гарема. Однако, учитывая страсть гаремных див к сплетням, щедроты нового султана могли внезапно иссякнуть. Если отставная красавица не успевала найти себе мужа и обзавестись семьей, ее, как правило, ждала нищета или публичный дом.

Но и такая отставка была не самым плохим исходом. Опальная фаворитка запросто могла оказаться и на невольничьем рынке, и в казармах янычаров, и в мешке на дне Босфора.

Мелек-ханум, жена великого визиря Кипризли-Мехмет-паши, прошла тернистый путь от стремительного возвышения до крушения всех надежд. В результате клеветы и интриг, она была изгнана из гарема и ей даже пришлось бежать в Европу, где она испытала все тяготы полуголодного существования.

Путешествуя по Египту, Жерар де Нерваль попал на невольничий рынок и решился совершить благодеяние. Он купил красивую рабыню, чтобы затем дать ей свободу. Однако рабыня, как оказалось, вовсе не разделяла взглядов просвещенного европейца:

«– Свободна! – сказала она. – И чем прикажете мне заниматься? Свободна! Куда мне идти? Лучше продайте меня обратно Абд-аль-Кериму.

– Но, дорогая моя, не в правилах европейца продавать женщин, получать деньги таким образом бесчестно.

– Как же быть? – сказала она, плача. – Разве я смогу заработать себе на жизнь? Ведь я ничего не умею!

– Может быть, ты пойдешь в услужение к какой-нибудь даме, исповедующей ту же религию?

– Я? В услужение? Ни за что. Продайте меня. Меня купит мусульманин – шейх или паша. Я смогу стать госпожой! Вы хотите со мной расстаться… Отвезите меня на рынок.

Что за необычная страна, где рабы не желают быть свободными! Однако я знал, что рабыня права…»

ДЕТИ В ГАРЕМАХ

Законные дети незаконных жен

Дети, были ли они рождены женами или наложницами, становились всеми признаваемыми законными наследниками его султанского величества.

О детях, прижитых от собственных невольниц, в шариате говорится:

«…Если дети родились в срок, правилами шариата определенный, и если, кроме хозяина, никто другой не имел с невольницей сожития, то дети эти имеют одинаковое с прочими детьми право на наследство отца.

Собственное признание и объявление лица свободного состояния, что дети, рожденные его невольницей, им прижиты, делают их свободными и этого достаточно для определения законного их рождения.

…Невольницы, с которыми хозяин их имел сожитие и прижил детей, именуются умме-велед.

Сожитие хозяина и рождение ребенка не дает права на свободу; но умме-велед приобретает то преимущество, что при жизни ребенка ее хозяин не имеет права ее продать и по смерти хозяина она достается в наследство на часть ребенка и через это получает свободу».

В одной из сказок Шехерезады говорится: «И наконец пришли в одну ночь из ночей потуги к жене царя, после того как дни ее беременности кончились. И царь Асим велел привести всех, кто был в городе из ученых, астрономов, образованных людей, главарей звездочетов, достойных людей и обладателей перьев, и они явились и сели и стали ждать, пока бросят шарик на блюдо, – а это был знак от звездочетов и домочадцев. И все они сидели и ждали, и наконец шарик бросили, и царица родила мальчика, подобного обрезку месяца в ночь полнолуния, и звездочеты принялись высчитывать и определять его звезду и гороскоп, и установили числа».

В другой сказке описывается радость отца по случаю рождения наследника: «А потом, в один из дней, его жена сидела, и дитя шевельнулось у нее в животе, и поняла она, что она носит. И ей стало больно, и изменился цвет ее лица, и она позвала одного из евнухов, бывших при ней (а это был старший из них), и сказала: „Ступай к царю, в каком бы он ни был месте, и скажи ему: – О царь времени, я тебя обрадую – беременность нашей госпожи стала видимой и дитя пошевелилось у нее в животе“. И евнух вышел поспешно, радостный, и увидел, что царь сидит один, приложив руку к щеке, и размышляет, и тогда евнух подошел к нему и поцеловал землю меж его руками и рассказал ему, что его жена понесла. И, услышав слова евнуха, царь поднялся на ноги и от сильной радости поцеловал евнуху руку и голову и, сняв то, что было на нем надето, отдал это евнуху и сказал тем, кто был в его приемной зале: „Тот, кто любит меня, пусть окажет ему милости!“ И евнуху подарили денег, драгоценных камней, яхонтов, коней, мулов и садов столько, что не счесть и не перечислить».

По случаю рождения принца устраивались грандиозные торжества с орудийными салютами и фейерверками. Когда рождалась принцесса, торжества были менее пышными.

Колыбель младенца по своему дорогому убранству походила на маленький трон. Счастливая мать получала дорогие подарки, новый ранг и апартаменты, кормилиц и увеличенный штат прислуги.

Жены, имевшие сыновей, очень ими дорожили. Сын был основой благополучия и надеждой на лучшее будущее даже для простой рабыни. Даже в обычных семьях, если умирал хозяин, его свободный сын мог получить свою мать как часть наследства и дать ей свободу.

Когда ребенок заболевал, принимались всевозможные меры для его лечения. Бывало, если младенец умирал, вместо него тайно покупали на стороне похожего ребенка. Несчастных матерей не останавливали даже страшные кары, если обман откроется.

Гаремные войны за престолонаследие

В Средние века существовало жестокое установление, согласно которому всех сводных и даже родных братьев назначенного султаном наследника безжалостно убивали.

Как пишет Алев Литлэ Крутье:

«Законы о наследовании трона устанавливали, что власть от умершего султана переходит не его сыну, а старшему мужчине из живущих членов семьи. Мехмед Завоеватель, хорошо поднаторевший в дворцовых интригах, сформулировал положения, которыми жила Османская империя на протяжении веков. Эти правила, в частности, позволяли султану умертвить всю мужскую половину своей родни, чтобы обеспечить трон для собственного отпрыска. Результатом этого в 1595 году стало страшное кровопролитие, когда Мехмед III по наущению матери казнил девятнадцать своих братьев, включая младенцев, а семерых беременных наложниц своего отца велел завязать в мешки и утопить в Мраморном море. „После похорон принцев толпы народа собрались возле дворца смотреть, как матери умерщвленных принцев и жены старого султана покидают насиженные места. Для их вывоза были использованы все экипажи, лошади и мулы, какие только имелись во дворце. Кроме жен старого султана под охраной евнухов в Старый дворец были отправлены двадцать семь его дочерей и более двухсот одалисок… Там они могли сколько угодно оплакивать своих убиенных сынов“, – пишет посол Г. Д. Роуздейл в книге „Королева Елизавета и Левантийская компания“ (1604).

В 1666 году Селим II своим указом смягчил суровые уложения законов Завоевателя. По новому указу имперским принцам даровалась жизнь, но до смерти правящего султана им запрещалось участвовать в общественных делах.

С этого момента принцев содержали в кафесе (золотая клетка), помещении, примыкающем к гарему, но надежно изолированном от него.

Вся жизнь принцев проходила вне всякой связи с другими людьми, кроме нескольких наложниц, у которых были удалены яичники или матка. Если по чьему-либо недогляду какая-то женщина беременела от заключенного принца, ее немедленно топили в море. Принцев охраняли стражники, у которых барабанные перепонки были проколоты, а языки надрезаны. Эта глухонемая охрана могла стать при необходимости и убийцами заключенных принцев.

Жизнь в „золотой клетке“ была пыткой страхом и мучением из-за полного неведения всего, что происходило за стенами. В любой момент султан или дворцовые заговорщики могли там всех поубивать. Если принц выживал в таких условиях и становился наследником трона, он чаще всего был просто не готов править огромной империей. Когда в 1640 году умер Мурад IV, его брат и преемник Ибрагим I так испугался толпы, рвавшейся в кафес, чтобы провозгласить его новым султаном, что забаррикадировался в своих покоях и не выходил до тех пор, пока не принесли и не показали ему тело мертвого султана. Сулейман II, проведя в кафесе тридцать девять лет, стал настоящим аскетом и увлекся каллиграфией. Уже будучи султаном, он не раз высказывал пожелание вернуться к этому тихому занятию в уединении. Другие принцы, как упомянутый Ибрагим I, вырвавшись на свободу, пускались в дикий разгул, как бы мстя судьбе за погубленные годы. Служившая фундаментом сераля невольничья система пожирала в „золотой клетке“ своих творцов и превращала их самих в рабов».

Принц мог стать султаном, его могли женить на принцессе из другой державы или на дочери турецкого сановника и отправить в провинцию, подальше от дворца, а могли и просто лишить жизни в интересах соперничающих за престол кланов.

Драме такого рода Жан Расин посвятил свою трагедию «Баязид», написанную под впечатлением рассказов очевидца кровавых событий – французского посланника в Турции графа де Сези. Трагедия была поставлена во Франции в 1672 году и позже стала классической.

В предисловии к трагедии автор счел нужным кратко описать ход исторических событий: «У султана Мурада, или Мурата (Мурад IV – Ш.К.), повелителя турок, завоевавшего в 1638 году Багдад, было четверо братьев. Первый, Осман, был султаном до него и процарствовал около трех лет, по прошествии которых янычары лишили его и престола, и жизни. Второго звали Орхан. В первые же дни своего правления Мурад велел задушить его. Третьим был Баязид, царевич, на которого возлагались большие надежды. До осады Багдада Мурад – то ли из политических соображений, то ли из братской приязни – щадил царевича. Но после того как город был взят, торжествующий султан отправил в Стамбул повеление умертвить Баязида, каковое и было исполнено примерно так, как я изобразил в своей пьесе. Мурад имел еще одного брата по имени Ибрахим, которого презирал за тупость и потому не опасался; впоследствии Ибрахим стал султаном. Ныне царствующий султан Мехмед является сыном Ибрахима и, следовательно, племянником Баязида».

Один их героев пьесы – великий визирь Акомат раскрывает своему наперснику, а заодно и зрителям, тайны борьбы за престол:

 
Суровы, знаешь сам, обычаи в серале.
Припомни, сколько раз тут братьев убивали:
Брат может посягнуть на трон, и оттого
Он кровью платится за кровное родство.
Лишь хилый Ибрахим здесь может быть спокоен.
Хотя ни умереть, ни жить он не достоин,
Но жизнь ничтожную бессмысленно влачит:
Убожество ума – ему надежный щит.
А Баязид умен, отважен и прекрасен,
И в силу этого особенно опасен».
 

Не обошел эту волнующую тему и Осман-бей:

«В серале ведутся такие интриги, каких нельзя встретить ни в одной части света. Каждая женщина там интригует или в свою пользу, или в пользу своих принцев и принцесс, если они у нее есть. Если у нее принц (шах-заде), то она постоянно предвидит в будущем возможность видеть своего ребенка на троне и самой сделаться валиде-султан. Если у нее дочь, ее постоянно мучит и заставляет интриговать забота о приискании выгодной партии для своей султанши.

Здесь мы коснулись чрезвычайно чувствительной струны, которая связана с самым жгучим вопросом, можно сказать, душой внутренней турецкой политики, – вопросом о престолонаследии. Действительно, каждая кадина, имеющая сына, есть претендентка, так как каждый шах-заде может сделаться султаном; поэтому все окружающие его, в особенности же матери, делают себе из его вступления на престол idee fixe, осуществление которой становится целью всей их жизни.

Поэтому каждая кадина и ее двор составляют партию, денно и нощно интригующую и работающую в пользу своего принца. Этот принц является для них идолом, которого они ласкают и берегут с чрезвычайной нежностью и уважением. Арслан, лев – вот имя, с которым эти люди обращаются к своему принцу; так как султан-отец считается львом львов, то само собою разумеется, что его сыновья по праву могут называться львятами. Поэтому кадина никогда не назовет своего сына иначе как арсланум – мой лев: назвать его иначе было бы нарушением придворного этикета.

Так как эти стремления питают все партии, то ясно, что в серале столько партий, сколько претендентов. Каждая из этих партий представляет очаг интриг, отпрыски которых тянутся во все стороны внутри сераля так же, как и вне его, потому что, если жены и принцы стараются привлечь себе партизан, то те, которые стремятся к власти, тоже имеют интерес в том, чтобы приобрести себе поддержку возле падишаха или по крайней мере знать все, что делается вокруг него.

Сказанного мною, кажется, достаточно для того, чтобы объяснить то политическое брожение, которое оттуда распространяется в административные, а подчас даже и дипломатические сферы.

Эти интриги с их разнообразными комбинациями задают, как легко можно понять, много работы женскому населению сераля».

Школа принцев

Кому-то из принцев суждено было стать султаном, а потому ему следовало кое-что знать и получить достаточное образование.

Обучались мальчики в «Школе принцев», существовавшей во дворце. Обычная программа включала письмо, чтение, толкование Корана, жизнеописание Пророка, законоведение, историю, стихосложение, риторику, философию, математику и некоторые другие предметы.

По случаю первого чтения ребенком Корана устраивали большие праздники, приглашая множество гостей.

Особое внимание уделялось дворцовому этикету и военным наукам. Обычным делом были парады принцев, одетых в военную форму, увешанных всевозможными наградами, в сопровождении свит из мальчиков, также облаченных в военную форму и при оружии.

Об отцовском воспитании, в привычном смысле, говорить не приходилось. Султана многочисленные сыновья видели только по большим праздникам. Но были и исключения из правил. В сказках Шехерезады читаем: «А после того Нур-ад-дин занялся воспитанием своего сына; и когда тот окреп и ему исполнилось семь лет, он призвал к нему учителя и поручил ему научить его читать и дать ему образование и хорошо воспитать его. И учитель научил его читать и заставил усвоить полезное в знании, и Хасан повторял Коран в течение многих лет и становился все красивей и стройней».

«Сыновья же пашей обыкновенно получают весьма плохое воспитание и образование, – писала Мелек-ханум. – Они рано предаются всякого рода излишествам и тем самым преждевременно расстраивают свое физическое и умственное здоровье. По смерти отцов они скоро проматывают свое состояние и по большей части умирают в крайней бедности».

Дочери султана получали самое поверхностное образование в стенах гарема. Их обучали читать, писать и вышивать, а главное внимание уделялось науке быть красавицей, женой и матерью, и прочим гаремным премудростям. По сути же девицы, окруженные роскошью и скукой, пребывали в некой сладостной летаргии в ожидании радостей любви.

Повзрослевших принцесс выдавали замуж, и таких браков добивались для своих сыновей самые влиятельные вельможи и иностранные властители.

Ограничение рождаемости

У султанов, как правило, было много детей. И хотя рождение каждого ребенка становилось праздником, безмерное увеличение потомства не приветствовалось.

«Казалось бы, Абдул-Хамид, обладатель столь огромного сераля, должен быть отцом многочисленного семейства, – писал Джордж Дорис. – Однако это отнюдь не так, и число его детей сравнительно невелико – их всего тринадцать. Женщины из его гарема редко становятся матерями, и это результат строгих мер, принятых с целью не допустить чрезмерного увеличения числа потомков султана. Произвольный выкидыш – частое явление в гареме: старые рабыни-кальфа в совершенстве владеют этим мерзким искусством. Надзор, который осуществляют за женщиной, удостоившейся чести разделить ложе падишаха, очень строг и позволяет распознать самые первые симптомы беременности, которую они тут же прерывают.

Впрочем, случается, что бедная одалиска, иногда из гордости, а иногда из-за материнского инстинкта, весьма развитого у турчанок, с помощью различных уловок обманывает бдительность надзирательниц. Она скрывает беременность до самого конца и, делая султана отцом вопреки его желанию, из простой икбал становится кадиной».