355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Шандор Тот » Второе рождение Жолта Керекеша » Текст книги (страница 7)
Второе рождение Жолта Керекеша
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 19:37

Текст книги "Второе рождение Жолта Керекеша"


Автор книги: Шандор Тот


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Сули, ко мне! – Чаба рванул поводок и выразительно посмотрел на Жолта.

Жолт побледнел, но не двинулся с места и лишь косился на хрипящую собаку, которая подобралась для нового прыжка.

– Видишь, птенец? Тебе выгодней сохранять выдержку.

– Не боюсь я твоей дрянной собаки! – сказал Жолт с лихорадочной злостью, и губы у него задрожали.

– Это я вижу, – сказал Чаба. – Пойдем, Ольга! Щенок так и рвется схватить его за штаны.

– Какой ты, Чаба, сегодня противный!.. Ты даже не замечаешь… – сказала Ольга и стала прямо напротив Чабы.

– А что я должен заметить? – нехотя спросил он.

– Что я не хочу, чтоб вы ссорились! Нет! – сказала она решительно и даже прикрикнула.

И это подействовало: Чаба удивленно посмотрел на Ольгу, и брови у него нервно зашевелились.

– Черт! Из-за какого-то колобка…

– Не называй его колобком! Его зовут Жолт, и он пришел сюда по моему приглашению. Я хочу, чтоб ты принял к сведению: его пригласила я. Значит, Жолт мой гость, и поэтому, я надеюсь, твой гость тоже. Мы покажем ему дрессировочную площадку. И пожалуйста, слушай внимательно, когда я тебе что-нибудь говорю, очень прошу тебя, – взволнованно и стремительно говорила девочка.

Чаба схватился за голову. Даже Жолта разобрал смех.

– Ладно, ладно, я все понял, – наконец сказал Чаба. – Какое счастье, что бабушка меня крестила. Когда восемнадцать лет назад она подставила мою голову под струю святой воды, то предвидела именно такие минуты. Тебя тоже крестили? – дружелюбно спросил он Жолта и показал на него рукой.

– Меня нет, – слегка озадаченный, сказал Жолт.

– Об этом я догадался. Значит, ты язычник.

– Ага, – внимательно слушая, сказал Жолт. – Забывчивые родители. Они подвели.

– Возможно. И вот сейчас ты стоишь у подножия горы Шаш, как не знающий милосердия варвар.

– Не беда, здесь он научится дружбе, – вставила Ольга, сияющими глазами глядя на мальчиков, которые чуть было не подрались.

– Что же вы, дружбе учитесь у собак? – спросил Жолт, усмехнувшись.

– Конечно, – ответил Чаба. – У кого же еще? Не хочешь же ты сказать, что дружбе учатся у людей!

Жолт, очень довольный, хохотнул. Чаба ему уже нравился.

– Так и быть. Посмотрим на это поближе. Ха-ха!

– Здорово ты хохочешь, младший братишка. Мелодично.

– Я не младший, – буркнул Жолт. – И никогда уже им не буду.

– Значит, ты старший.

– В отношении меня титул младшего звучит достаточно глупо. Я старшая ветвь, а вернее, сучок, если это вас не шокирует. Моей сестре десять лет.

– Ладно, тогда я буду звать тебя Сучком, – сказал Чаба. – А теперь пойдем. Профессор, наверное, ждет.

Он свистом отдал доберману команду, и доберман молча последовал за ним. Ольга шла посредине. Сначала они поднимались вместе, а когда тропа сузилась и дорогу стали загораживать ветви, пошли гуськом.

– Вперед выходи, Сучок! – сказал Чаба.

Жолт пожал плечами. Он смутно чувствовал, что дружелюбие Чабы вызвано только тем, что этого хочет девочка.

– Как зовут твою сестру? – спросила Ольга.

– Беата.

– Беата. Значит – «счастливая».

– Да.

– Она и правда счастливая?

– Откуда мне знать? Смеется она довольно часто.

– Это ей купили собаку? Да? Чтоб она ее охраняла, – сказала Ольга.

– Да нет. За настоящей собакой ведь надо следить… А эта собака просто так, для забавы.

– Молодая? Сколько ей? – с интересом спросила Ольга.

– Семь месяцев.

– А порода?

– Пойнтер… или как там его…

– Господи! – Ольга даже вскрикнула.

Чаба нагнулся к своему доберману и обратился к нему с непонятной речью. Доберман слушал с глубоким вниманием.

– Сулиман, Сулиман, ты, должно быть, ошеломлен. Ты, если можно так выразиться, разинул уши. По-моему, это смешно. А по-твоему? Тоже? Тогда хохотни, и дело с концом!

Доберман взвизгнул, потом коротко тявкнул.

– Громче! – скомандовал Чаба.

Доберман рявкнул во всю глотку.

Жолт, пораженный, смотрел на них, вытаращив глаза.

А Ольга, волнуясь, отрывисто дыша и словно бы ни к кому не обращаясь, говорила запинающейся от возмущения скороговоркой:

– Для него пойнтер всего лишь «как там его», для него пойнтер собака для забавы. Пойнтер собака для забавы?! Кто когда-нибудь слышал такое? Нет, я сейчас же умру! Ей-богу, умру на месте!

– Аутсайдер! – презрительно бросил Чаба.

– Ты пойнтера когда-нибудь видел? – обрушилась Ольга на Жолта.

– На картинках он его видел. На раскрашенных фотографиях…

– А может, в книге, где пишется про собак.

– Или прочитал Джека Лондона «Майкл, брат Джерри».

– Зато делает заявления, как глава государства. Премьер. А сам понятия не имеет…

– Конечно, не имеет. Но не беда. Со временем, братец, ты это выучишь! А пока лучше-ка помолчи. Свои мнения как эксперта держи при себе, а то Сулиман лопнет от смеха.

– Что я выучу? – спросил растерянно Жолт.

– Что пойнтер собака необыкновенная! – крикнула Ольга.

– Ничего себе необыкновенная! – сказал Жолт. – Да она пугливая, как овца.

– Погоди, храбростью она еще перещеголяет тебя. Вот что. Приводи ее на следующей неделе сюда, и мы на нее посмотрим вблизи. Но послушай, что я тебе скажу: я собаками занимаюсь уже шесть лет, и пойнтеры – лучшая из пород, какие я когда-либо видел. Приводи ее в следующее воскресенье!

– Ладно, приведу, – сказал Жолт.

И вдруг он почувствовал жгучий интерес, как несколько месяцев назад в Зебегени, когда беспородный серый пес лег к его ногам и взглянул на него благодарными, преданными глазами.

Жолт уселся на склоне холма и стал жадно смотреть на процессию собак. Группа начинающих выполняла упражнения по команде. Ольга вместе с лениво шагавшей Кристи тоже включилась в процессию, которую возглавлял серый, с черными пятнами дог-исполин. Кристи весело, хотя и неторопливо выполнила все упражнения. По команде остановилась, села, легла, потом при легком рывке вскочила. Между делом она не забывала и об игре и норовила схватить зубами маячивший перед ней хвост датского дога. Когда это ей удавалось, дог во весь рот ухмылялся и благосклонно оглядывался. Но потом он все-таки заворчал. Тогда Ольга увела Кристи и поставила позади желтоглазой венгерской легавой.

Наконец хозяева скомандовали собакам сесть, а сами отошли на несколько метров.

– Хорошо получается, – признал Жолт.

Дог скучал. Черная, как дьявол, немецкая овчарка следила за каждым шагом своего хозяина с зоркостью дикого зверя. Фокстерьер истерически лаял. Желтоглазая легавая с кроткой мордой ждала новой команды, и на ее складчатом лбу отчетливо читалось повиновение. Только крупный боксер с белой грудью покинул место и, снисходительно скалясь, крался за своей хозяйкой, восьмилетней девочкой с косичками и пунцовым, как мак, лицом.

– Билл! Место! – раздался ее тоненький голосок.

Но Билл усмехался и терся черномазой мордой о ноги девчушки.

– Понаблюдай за легавой! – крикнула Жолту Ольга.

Легавая усердно выполняла тихие команды хозяина. Это была самая старательная собака в группе, но Жолту она не понравилась. Лишь позднее он почувствовал к ней некоторое уважение: оставшись на площадке одна, легавая аккуратно сложила длинный поводок, взяла в зубы связку ремней, гордо вышла из круга и направилась в тень под кустом.

– Какое у тебя впечатление? – спросила Ольга у Жолта.

– Самое лучшее, – сказал он.

– Подожди. Ты еще хлопнешься без сознания, когда увидишь все, что умеет эта легавая.

Жолт не успел ответить. В тот же миг между собаками вспыхнула грызня. Когда она кончилась, в кругу радиусом метра в два со смущенной, виноватой улыбкой на лице оставалась девчушка с косичками и коренастый боксер, удовлетворенно развалившийся у ее ног. В воздухе висел душераздирающий собачий плач и визг; на земле барахталась кудрявая маленькая овчарка, по склону горы, хромая, удирал серый шнаутцер, а немецкие овчарки, хрипя и рыча, вставали на дыбки и рвались с поводков.

Какой-то мускулистый молодой человек взял Билла за поводок и повел за собой. Боксер покорно трусил, поминутно поглядывая вверх. За ними спешила девчушка с косичками, и Жолт слышал, как молодой человек негромко ее отчитывал:

– Где твой брат? Сколько раз я тебе говорил, чтоб ты одна собаку не выводила!

– Начала та овчарка… – защищалась девочка.

– Не спорь! И чтоб с боксером я тебя здесь больше не видел. Бери намордник и марш домой!

Жолт вдруг ощутил какой-то восторг и сразу выложил свои чувства Ольге:

– Знаешь, Ольга, это было великолепно!

– Боксер собака очень трудная, – серьезно сказала Ольга.

– Но ведь он раскидал их всех! Всех до единой! Он бы и с догом расправился!

– Тебе это нравится? – резко спросила Ольга.

– А почему бы и нет?

Взглянув в огорченное лицо Ольги, Жолт неожиданно для себя проглотил слова, которые так и просились ему на язык: «Это же был наглядный урок истинной дружбы!»

– А нам не нравится! – с прежней резкостью заявила Ольга. – Цили еще не умеет заставить свою собаку повиноваться. Со временем она, конечно, научится.

Жолту не верилось, что могучий боксер станет слушать когда-нибудь малышку с косичками, но спорить он не хотел.

– А что с той овчаркой? – спросил он с любопытством.

– Ничего особенного, – ответила Ольга. – Немного разорвана кожа. Цили поводка ведь не выпустила. Пошли! Посмотрим, как работает Сулиман… Такие драки случаются редко, – добавила она.

Но Ольге явно не везло с предсказаниями. По дороге они стали свидетелями еще одной собачьей схватки, когда сцепились вдруг желтый боксер и черная, как уголь, немецкая овчарка. В их сражение вмешались хозяева, так что бой был нешуточный – словно бой гладиаторов. Жолт смотрел во все глаза.

Два громадных зверя, лязгая зубами, кинулись друг на друга. Хрип, визг, рычание, неуловимое мелькание черно-желтого, из мускулов и шерсти клубка, грудь, прижатая к груди, обращенные к небу головы-торпеды, клочья шерсти на траве, скрежет и блеск острых белых, как жемчуг, зубов, налитые кровью, полные бешенства волчьи глаза, тела весом в пятьдесят килограммов, падающие быстро, как подрубленные деревья, – и вдруг в этом вихре сцепившихся тел на какую-то долю мгновения пауза: от страшного, чудовищного толчка боксер со всего размаха опрокидывается навзничь, а за ним, вытянув тело, как берущая барьер лошадь, летит черный волк и вот-вот застынет в позе грозного победителя. Но тут боксер вскакивает, снизу впивается в горло противника, слышится клацанье сомкнувшихся челюстей, горстями летят клочья шерсти…

Вокруг дерущихся собак кружили двое парней: один – с плетеным ременным поводком, другой – с огромной поноской. Время от времени им удавалось нанести удар какой-нибудь из собак, но грызущиеся животные не обращали на это внимания и продолжали яростно рвать друг друга.

– Багира, пусти! Пусти, Багира! – кричал блондин в синей рубашке.

– Томми, ко мне! Томми! – надрывался приземистый парень с красным лицом.

Все другие собаки заливались яростным лаем, и голоса дрессировщиков тонули в этом адском неистовстве. Но тут выбежал Чаба.

– Погодите, – сказал он и бросил Ольге поводок добермана. – Так ничего не выйдет!

Изготовившись для прыжка, он, как вратарь, метнулся вперед, стараясь схватить за заднюю ногу черного волкодава. Удачной оказалась только вторая попытка. Чаба резко рванул собаку на себя. На помощь ему бросился блондин, сгреб овчарку за ошейник, и она, оскалившись, взвилась в воздух.

– Спасибо, Чаба!

Жаждавший мщения боксер снова хотел броситься на Багиру, но поводок уже был в руках хозяина.

– Какая муха их укусила? – спросил Чаба.

Парни, тяжело дыша, лишь пожали плечами. Они осматривали собак. Великолепную черную шубу Багиры портили серые проплешины, на задней лапе боксера кровоточила резаная длинная рана.

– Надо будет скрепить зажимами, – спокойно сказал парень с красным лицом.

Боксер не хромал. Он угрюмо брел у ноги хозяина.

Жолт не спускал с них глаз. Он ждал, что черноволосый подойдет к блондину и врежет ему за то, что тот спустил собаку. И будет прав, думал Жолт, потому что Томми был на поводке и вырвался только во время схватки. Теперь боксера надо вести к ветеринару. Кому-то придется платить.

Черноволосый действительно подошел к блондину. Жолт не спускал с них глаз. Но ничего не произошло. Ребята тихо перекинулись словами, нагнулись, ощупали ногу Томми, потом попрощались, и коренастый увел боксера.

Жолт разинул от изумления рот.

Он бросился к Ольге, уговаривавшей Кристи прыгнуть через какое-то невысокое препятствие.

– Ты видела? – взволнованно спросил Жолт.

– Собаки сегодня как будто взбесились, – пояснила Ольга. – Наверное, от жары.

– А кто будет платить ветеринару? Ведь боксера потрепали всерьез.

– Платить будет Иштван. Хозяин Томми. Томми самая драчливая собака на горе Шаш.

– Но это несправедливо. Он держал собаку на поводке, она сама вырвалась…

– Иштван умышленно ее отпустил.

– Неправда! – сказал Жолт запальчиво. – Я сам видел…

На лице Ольги блестели капельки пота, губы были ярко-пунцовые. Она улыбнулась с долей высокомерия:

– Вот что, Жолт. Когда собака на поводке, а на нее набрасывается другая, ту, что на поводке, полагается отпустить.

– Зачем?

– Чтобы она могла защищаться. Это же совсем просто. Ну, пошли, посмотришь, как работает Жюльетта!

Жолт скривил губы. Жюльетта! Конечно, легавая. А кого интересуют легавые! Багира – вот это собака!

– Здесь все любят своих собак, – тихо сказала Ольга, словно прочитав мысли Жолта.

Жолт промолчал. И стал смотреть дрессировку служебной собаки. Работала она изумительно. Отважно бросалась на «жулика», решительно хватала его за руку и по команде вмиг отпускала. Успех у нее был огромный. Однако Жолт от этого веселее не стал. Низкорослая, но грациозная Жюльетта ничем не походила на его «семейную» собаку. Ольга говорила, что Зебулон пока робок, но потом от его робости не останется и следа, потом он привыкнет к городу и характер его изменится. Жолт горько смеялся в душе. Для чего ему это потом, когда вот здесь, рядом, – Сулиман и Багира, а в сравнении с ними, свирепыми и красивыми, Зебулон всего лишь жалкое неуклюжее существо. А все папа с его несуразным юмором. Купил бы уж лучше козу!

Глава V
«ТЫ ПРОСТО ГАДЕНЬКИЙ ХУЛИГАН!»

Вырвавшись из сонных кошмаров и все еще вздрагивая от внезапно накативших рыданий, Жолт проснулся весь в холодном поту. «Кажется, я реву», – отметил он с удивлением и сел на тахте. Солнце сияло, а у него перед глазами носились красные сверкающие круги. Одурело горланил приемник – женский голос был нестерпимо знаком. Почему он так вопит?

 
Упрячу в мешок свою печаль —
Уроню его с моста в Дунай.
 

– Роняй, черт с тобой, роняй, но зачем так зверски орать!

Жолт ощупал свою голову: она была нормальной величины. А ему казалось, что голова адски распухла и болтается из стороны в сторону. Потом он испуганно взглянул на ноги. Ноги были на месте. «Мне мерещилась всякая ерунда», – подумал он и прислушался: теперь пел хриплый бас. Жолт старался забыть страшный сон, но сонные видения вцепились в него мертвой хваткой. Снились же ему крысы. Он откинул матрац, и в ящике для постели увидел крыс. Их было целое стадо. Какая гадость! Он хотел вскочить, но во сне ведь не вскочишь!

«Что у меня с головой? – окончательно проснувшись, думал Жолт. – Я, наверное, заболел. Может быть, подскочила температура или что-нибудь там еще. В ушах звон. А вдруг это бешенство?.. Но рана на запястье ведь побурела и стала как хлебная корочка. Значит, воспаления нет. Ага! Гора Шаш! Такого скопища собак я еще ни разу не видел. Да это же настоящие звери: жестокие, свирепые, беспощадные. Правда, я знал, что есть на свете собаки, как Сулиман и Багира. И они действительно есть. Надо бы показать их папе. Если вам хочется видеть настоящих собак, пожалуйста, – их можно увидеть на горе Шаш. Но мне сейчас нужно другое: я хочу знать, почему в доме такая мертвая тишина».

Жолт с трудом приподнялся. На столе лежала записка.

«Жолти! Черт бы побрал все твои художества! Тебя нельзя было добудиться. Сперва я решила, что у тебя жар, но жара нет…

Желая хорошенько порадовать семью, ты, судя по всему, поставил новый рекорд по свинству. Меня просто снедает любопытство: как попала к тебе в постель пятисотграммовая гиря? И еще есть вопросы, которые мне бы хотелось тебе задать. Оставайся в постели. Часов в двенадцать приду. Магда».

И тут в его памяти всплыл вчерашний день.

Они встретились с Дани на проспекте Арняш и сразу схватились.

– Зачем тебе этот Хенрик? Он же настоящий ублюдок. Посмотри на его рожу! – сказал Дани.

– Рожа, правда, чуть-чуть кривая, зато ловкости тьма.

– Да, ловкости тьма: одной рукой берет чашку кофе.

– Знаю я, почему ты завел этот треп. Просто-напросто ты боишься! А если так, то катись. Скатертью дорога! Беги домой к своей подружке гитаре.

– А у меня новая гитара, старик. Звучит восхитительно. Но сегодня желание бренчать унеслось.

– Куда же оно понеслось?

– Зуб болит адски, – вяло махнув рукой, сказал Дани.

– Покажи!

Жолт долго исследовал зубы Дани.

– Надо выдрать. Но не сейчас, а когда опухоль опадет.

– И во рту одним зубом станет меньше. Не понимаю, почему зубы не вырастают снова. По-моему, они устроены отвратительно.

– М-м… заячьи зубы бесспорно устроены лучше, – сказал Жолт.

– Почему? – рассеянно спросил Дани.

– Если б у человека они росли так же…

– …то мы бы жевали с утра до вечера.

– Представь такую картину, старик: в класс входит учитель, располагается уютно на кафедре, достает из портфеля репу и начинает хрустеть…

– …чтоб обтесать какой-нибудь зуб…

Они засмеялись, но Дани вдруг опять помрачнел.

– Вон твои приятели, – сказал он.

Хенрик, альбинос, с сигаретой в зубах, привалившись спиной к стене виадука и прилизывая белобрысые волосы, что-то такое рассказывал, а дружки его хохотали.

– Хелло! – сказал Жолт.

– Хелло, Жоли! Что с тобой, Даничек? Тебя стукнули по носу?

Дани не ответил. Хенрик, парень с асимметричной челюстью и невообразимо подвижным лицом, чтобы позабавить вновь подошедших, стал, гримасничая, как клоун, пересказывать свою «сногсшибательную историю»:

– Сидит на скамье один тип и девчонку кадрит. Так увлекся, что чертям даже тошно: ничего не слышит, не замечает. Я бритвой по штанам его сзади веду, весь шов распорол, а он и не чувствует. Тогда Бружи, из восьмого «В», да вы его знаете, с другого конца ка-ак запустит гнилым помидором и прямо угодил в черепок. Тут этот тип вскочил, портки с него вниз – так и было задумано, – и знаете, в чем остался? В лиловых подштанниках, старики! А по роже ползет томатный сок… Я думал, сдохну на месте… Что с тобой, Даничек? Не нравится?

– И правда, что подштанники были лиловые? – спросил Дани, когда утих гомерический смех.

– Ярко-лиловые, старик.

– А не зеленые?

– Если тебе приспичило погудеть, я с тобой, деточка, мигом расправлюсь. – И Хенрик угрожающе шагнул к Дани.

Вообще-то он был ненамного выше, но все знали, что Хенрик травленый волк, завзятый драчун и занимается к тому же дзю-до. Дани попятился, но провокационных вопросов не прекратил.

– Каким же лезвием ты воспользовался? Суперфигаро? – спросил он.

– А за это ты моментом схватишь супернокаут.

– Стоп! – сказал Жолт и, уперев в бока руки, стал между ними. – Полегче, Хенрик. Друг мой сказкам не верит.

– А мне плевать на твоих друзей.

– Мой друг имеет полное право усомниться. А как по-твоему? Нет? Я считаю, что такое право у него есть. Кипятиться из-за этого, однако, не стоит!

– Какой кипучий человек, – заметил вскользь Дани. – Заклокотал по всем правилам кипения.

– Но ты, Хенрик, можешь продемонстрировать все, что умеешь, – продолжал Жолт. – Вон «фольксваген». Сними эмблему, и Дани тогда поверит всему. Давай!

Хенрик колебался. Несколько минут он молча жевал резинку, потом выплюнул жвачку и произнес целую речь:

– Идиоты! Дебилы! Форменные кретины! Средь бела дня мы эмблем не снимаем. Но если вам хочется кое-что посмотреть – за мной! Гаврики! Пошли раздавать милостыню!

Два его приятеля, перекатывавшие во рту жевательные резинки, одобрительно хохотнули.

– Жми, Фради[3]3
  Фради – болельщик команды «Вашаш».


[Закрыть]
, – сказал один сиплым голосом.

– Подадим бедным трудягам, – подхватил второй.

– Видели вы когда-нибудь, как раздается милостыня? – спросил Хенрик.

– Нет, не видели.

– Ладно. Кто не видел, увидит. Пошли! Только предупреждаю: громко не ржать, а то садану по загривку. Без шуток.

У продовольственного магазина по улице Тромбиташ Хенрик и двое его приятелей отделились и шепотом держали военный совет.

– Они собираются вытворить какую-то несусветную глупость, – сказал Дани.

– Ну и что? Мы посмотрим, – сказал Жолт.

В магазине все пятеро взяли пустые корзинки и впились глазами в Хенрика. Альбинос подошел к прилавку. Подождал, пока преклонного возраста покупательница возьмет свои свертки, и положил на прилавок монету в пятьдесят филлеров.

– Отложите! – сказал он продавцу.

Продавец, лысый и краснолицый, естественно, ничего не понял.

– Говори скорей, мальчик, что тебе нужно!

– Отложите, – повторил Хенрик, – это ваше.

Продавец вытаращил глаза. Один из жующих резинку дружков захихикал.

– Что это? – в замешательстве спросил продавец, всматриваясь в асимметричную физиономию Хенрика.

– Это? Милостыня! – высунув голову из-за лежавших на прилавке сыров, прошипел Хенрик.

Прошло несколько минут, прежде чем к продавцу вернулся дар речи. О чем-то он, видимо, догадался, и шея его медленно покраснела.

– Что?

– Милостыня! – отчетливо сказал Хенрик и попятился к выходу.

– Товарищ директор! – нечленораздельно залепетал продавец. – Товарищ директор! Этих не выпускать!

Тогда Хенрик поставил у кассы пустую корзину и, обращаясь к кассирше, заныл:

– Будьте любезны, жалобную книгу!

Тучная дама не понимала.

– Что тебе нужно? – спросила она, беспомощно глядя на Хенрика, который умело разыгрывал возмущение.

Приятели отдышались только в Майоре.

– Глупость жуткая, – сказал Дани и прыснул.

– Вот это наколочка. Знаешь, старик, получи он нокаут, и то бы он так не обалдел. А какая у него сделалась рожа! Как будто ее растянули. Вы видели? – взволнованно, жуя жвачку, говорил тощий парень, похожий на вопросительный знак.

– Конечно, – подыграл ему Жолт, – ведь милостыню он получает не часто.

– Теперь в той лавчонке идет конференция. Участники не в силах сообразить, что там такое произошло, – сказал Дани.

– На это у них не хватает паров. Надо вернуться и поддать… Значит, так. Я войду и спрошу: «Скажите, дядя, пожалуйста, не заходил ли сюда мой братишка? Он альбинос. И всем сует милостыню. Такое у него, знаете, хобби. А вам он, дяденька, милостыни не подавал?»

– «Будьте добры вернуть деньги! – подхватил с жаром Дани. – Мы, к вашему сведению, совсем не миллионеры!»

Вообразив эту сцену, все пятеро громко захохотали. Хенрик был наверху блаженства. Бесцветные глаза его победоносно вращались. Он глядел на приятелей и все время подмигивал.

– А как с тренингом? Тренироваться мы будем?

– Фради, вперед! – пробормотал сиплоголосый.

– Тренироваться, старики, полагается каждый день!

– Бегать я не могу! – сказал Дани.

– Бегать? – презрительно фыркнул Хенрик. – Никто и не собирается бегать! Направление – хозяйственный магазин.

– Пойдем, Жоли! Ну их, этих кретинов, с их дурацкими фокусами!

– Боишься последствий? В этом твоя беда, – сказал Жолт строго.

– Да нет же! Просто у меня болит зуб, – испуганно сказал Дани.

– Ну ладно. Иди домой. Я к тебе как-нибудь забегу.

Дани с благодарностью улыбнулся и на углу улицы Тромбиташ незаметно исчез. Хенрик обнаружил его отсутствие только у самого магазина.

– А где Даничек? – спросил он.

– Нет его, растворился. Кто куда хочет, туда и идет, – сказал Жолт. – Какой трюк будет выкинут здесь?

По знаку Хенрика сиплоголосый и тощий мигом выплюнули жевательные резинки и вошли в хозяйственный магазин.

Через несколько минут, ссутулившись, с засунутыми в карманы руками они появились на улице и, молча гримасничая, пошли рядом с Жолтом и Хенриком. У бара гостиницы «Будапешт» все четверо остановились.

– Ну, удильщики, показывайте улов! – скомандовал Хенрик.

– В магазине ошивалось не больше трех покупателей, – сказал, оправдываясь, сиплоголосый и вытащил из кармана пластмассовую синюю мыльницу.

– А у тебя?

– Хе-хе! – ухмыльнулся тощий, поднося к носу каждого мыло «Каола». – Чтоб мыльница не стояла пустая. Верно?

– Скудоумно, – резюмировал Хенрик. – Что ж вы притащите теперь? Таз? Надо приносить вещи, – пояснил он Жолту, – между которыми есть какая-то связь.

– Не приносить, а красть, – уточнил Жолт.

– Это, старик, не кража, а всего только тренинг, – наставительно сказал Хенрик. – Подождите!..

Двое приятелей, сунув в рот жевательные резинки, принялись за догадки, чем поживится Хенрик. Хенрик принес пластмассовый крючок и, показывая его, был явно не в духе. Но приятели одобрительно закивали, воздавая Хенрику должное: теперь можно мыльницу прикрепить к стене.

– Ты пойдешь? – спросил Хенрик Жолта.

– Воровать неохота, – сказал Жолт.

– Решил отвертеться?

– Еще что! Ты, тупица, помалкивай!

Несколько минут Жолт слонялся по магазину и наконец собрал все, что присмотрел. Его забавляло, что люди так невнимательны.

– Поглядим! – сказал с любопытством Хенрик, когда Жолт появился у бара.

Сперва Жолт достал газету.

– Что это? – спросил Хенрик.

– «Эшти хирлап». Сегодняшняя. Принадлежит господину кладовщику.

– Принадлежала. Роскошно, – ухмыльнулся Хенрик. – И это все?

– Не все. Еще есть шнурки. Я их вытащил из туфель кассирши, валявшихся возле прилавка.

– Сила! – хохотнул тощий.

– Прирожденный грабитель! – сказал сиплоголосый.

– Грабитель ты, а я только прохожу тренировку. И не каркай мне в уши, глупая ворона, а то я заткну тебе глотку!

– Не ссорьтесь, друзья! Ты победил, Жоли!

– И это еще не все, – сказал Жолт. – Я взял на память вот эту гирю.

– Ну, знаете, это блеск! Как тебе удалось?

– А я купил двести пятьдесят граммов гипса, и, пока продавщица взвешивала, пятисотграммовая гиря перекочевала ко мне в карман.

Компания зааплодировала.

Спустя некоторое время все четверо поднялись в квартиру Хенрика. Хенрик показал свою коллекцию. В гардеробной, в огромном стенном шкафу, за занавесью тонкой ручной работы с прелестным шаркёзским узором скрывался диковинный склад. На полках, на вешалках, по образцу торговых заведений, лежали и висели всевозможные товары: намордник, бумажные носовые платки, бульонные кубики, венгерские и заграничные этикетки, сигареты, трубки десяти разных видов, резной штопор, моющее средство «Унимо», коробки со спагетти, батарейки, детская кукла, защитные очки разных цветов и размеров, электролампочки, коллекция книжных закладок (из кожи, полотна, бумаги, синтетики), самодельные домашние туфли – изделие народных мастеров, карты, одеколон и прочее – словом, все, что можно незаметно сунуть в карман. На отдельной полке были собраны автоэмблемы – десятка три. Они лежали рядами, а некоторые, подвешенные на стенке шкафа, были выделены особо: «вартбург», «ЗИЛ», «шкода», «Варшава», «фиат», «рено« и даже «порше«, хотя по улицам Будапешта машин «порше» ездило очень немного.

Жолт огляделся в этой роскошно убранной квартире, и голова у него слегка закружилась. То, что здесь жил криворожий Хенрик, казалось ему чем-то неправдоподобным.

– Ты ни разу не попадался? – спросил он.

– Попадался, – сказал Хенрик. И вдруг превратился в любезного хозяина дома. – Садитесь, пожалуйства, – сказал он элегантно и просто.

Они уселись в желтые пушистые кресла, и Хенрик открыл бар. Озабоченно перебрав бутылки, он нашел две откупоренные: с шотландским виски и водкой.

– С содовой или без? – спросил Хенрик.

– Жми, Фради! – сказал сиплоголосый. – Будем пить чистое.

– Льда нет? – спросил тощий.

– Лед есть, но он не нужен, – сказал Хенрик. – Да здравствует Жолт!

Они выпили. На глазах у Жолта выступили слезы.

– Пусть подохнут все владельцы табачных лавчонок, – пробормотал сиплоголосый.

– Верно! Смерть табачникам! – сказал Хенрик. – Выпьем за это!

– Почему именно табачникам? – спросил Жолт.

– Потому что один тупоголовый табачник написал донос… – объяснил Хенрик.

– Какой табачник?

– Неважно! Теперь он уже не табачник, а потерпевший. Он потерпевший, и ему от этого легче. Ничего, однако, страшного, старики. Он получит стоимость трубки, а я от моего предка – пару полновесных затрещин, и все дела.

Хенрик опрокинул в себя остатки виски и включил магнитофон. Пела Жужа Конц. Трое потягивали водку небольшими глотками, только сиплоголосый пил ее, как воду.

Жолт сперва чувствовал лишь легкое головокружение, но после четвертого большого глотка мир вокруг него покачнулся. Белая кружевная скатерть поползла по черному столу, как гусеница, а Жолт стал приподниматься из кресла, потому что заметил какое-то мягкое движение: комната словно бы взбиралась на гребень не очень высокой волны, потом опускалась на прежнее место. У Жолта громко стучало, почти звенело сердце. Переменчиво, тихо жужжала beat-музыка, и Жолт невольно потянулся к магнитофону. Он усилил звук. Несколько секунд играл только ударник, и стук барабанных палочек словно бил Жолта по лбу, причиняя острую боль. Самым странным, однако, было вот что: он никак не мог понять разговора приятелей, хотя знал, что они говорят о табачнике, который сейчас именуется потерпевшим, но долго в этом качестве не пробудет. Потом к Жолту приблизился карандашный рисунок, а может быть, сам он приблизился к рисунку; потом рисунок превратился вдруг в черный паровоз и загрохотал и залязгал у самых ушей. Жолт нагнулся. И со злобой почувствовал, что его собственной улыбкой управляет не он, а вынырнувший откуда-то белобрысый Хенрик. Мальчишки прыгали, как кузнечики, – может быть, они танцевали?

«Сплошная несуразица», – думал Жолт, потому что не мог ничего удержать в памяти. Тело его стремилось взлететь, но он сделал несколько шагов в сторону двери и про себя отметил, что довольно легко и ровно прошел по кромке ковра. Ему почти удалось зафиксировать общую картину: сиплоголосый пытался взломать дверцу бара, Хенрик орал: «Перестань, а то врежу, скотина!», а Фради, скрючившись в кресле, икал.

Вдруг Жолт увидел, что сиплоголосый стоит уже на противоположном конце ковра. Тогда он нагнулся и рванул ковер на себя… Сиплоголосый растянулся.

– Жми, Фради! – хрюкнул худой.

– Идите к черту! Пьяные дегенераты! – ругался Хенрик.

– Будьте здоровы! – сказал Жолт. – Мерси за выпивку. Я сматываюсь.

Язык у него еще работал.

– Жоли! – уже в прихожей догнал его крик Хенрика. – Не уходи! Останься, Жоли!

По дороге у него мелькнула еще отчетливо мысль: взглянуть на часы. Дело было нелегкое, так как стрелки на красном поле сползались.

– Семь, – невнятно выговорил на лестнице Жолт. – Югурт[4]4
  Югурт – напиток типа кефира.


[Закрыть]
, надеюсь, дома найдется.

Тут он столкнулся с элегантным мужчиной, голова которого была в белых плешинах, как будто наполовину ощипанная.

– Кто ты такой? – спросил мужчина.

Жолт обошел его широким полукругом. Ошибки быть не могло: это был Хенрик-старший.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю