Текст книги "Под псевдонимом Дора"

Автор книги: Шандор Радо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Дора.

Советское наступление развивалось неудержимо. Были форсированы реки Днепр, Сож, Десна, Припять, Березина, освобождено множество городов и сел, захвачен плацдарм на Керченском полуострове. Наносились сильные фронтальные и фланговые удары одновременно по южной и центральной группировкам немецко-фашистских войск.

Капитуляция Италии

Крупные поражения гитлеровцев на Восточном фронте сильно подорвали моральный дух союзников фашистской Германии. В оккупированных же гитлеровцами странах, особенно во Франции, нарастала сила народного сопротивления так называемому "новому порядку" в Европе.

Наш источник в Виши передавал, что лишь незначительный процент населения страны поддерживает правительство Лаваля – Петена и его сотрудничество с Гитлером. Подавляющее же большинство французов отвергает любые сделки с оккупантами. В народе сильны симпатии к СССР, многие берутся за оружие, уходят в партизаны. По данным нашего наблюдателя, наиболее крупные группы французских партизан действовали против гитлеровцев в департаментах Савойя, Канталь и Дром. Эти сведения были также небезынтересны для Центра.

По настоянию коммунистов Национальный Совет Сопротивления взял курс на подготовку народного восстания. Он координировал свою работу с французским комитетом генерала де Голля, находящимся в Лондоне. Было достигнуто соглашение о сплочении всех патриотических организаций для освобождения страны.

С французскими борцами Сопротивления из департамента Савойя нам нетрудно было общаться – стоило лишь пересечь границу в районе Женевы. Но, кроме них, мы имели связь с другими центрами вооруженной борьбы против фашизма. Периодически в Швейцарию приходили посланцы от итальянских и даже югославских партизан, пробиравшиеся через многочисленные кордоны с удивительной ловкостью. С этими людьми встречался по моему поручению один из членов нашей группы. Партизаны давали интересную информацию о положении в своих странах.

По данным нашей швейцарской группы, летом 1943 года в стане союзников фашистской Германии началось смятение. Внутренняя политическая обстановка в этих государствах становилась все неустойчивее – народ устал от лишений и тягот войны. Правители стран-сателлитов, некогда преклонявшиеся перед мощью рейха и его вышколенной армией, уже не верили в победу Гитлера и более решительно, чем прежде, начали искать лазейки, чтобы ускользнуть от справедливого возмездия. Хорти, глава венгерских фашистов, после Курской битвы усилил свои попытки договориться с Англией и США о сепаратном мире.

Самый, казалось бы, надежный союзник Гитлера – фашистская Италия переживала, по рассказам партизан и донесениям наших источников, небывалый еще по глубине военно-политический кризис. Массовое недовольство, забастовки на заводах, антивоенные демонстрации весной 1943 года охватили всю страну. Начался разброд в самой фашистской партии: многие ее члены открыто высказывались за выход Италии из войны. Предпринимаемые Муссолини чистки не помогали. В это же время возникла сильная оппозиция политике дуче в монархической верхушке, генералитете и различных партиях.

Информация, получаемая нами летом 1943 года, давала основание думать, что дни фашистского режима в Италии, по-видимому, сочтены. В середине июня Лонг представил донесение, в котором писал, что на днях он имел беседу с итальянским авиационным атташе при посольстве в Берне. В этом разговоре атташе высказал мнение, что выход Италии из войны произойдет в ближайшие три месяца.

Источник, с которым у Лонга была давняя постоянная связь, информировал нас о закулисных интригах "отцов церкви".

22.6.43. Директору.

Через Лонга.

Согласно письму, полученному из Ватикана от государственного секретаря Маглиони и адресованному швейцарским иезуитам, Италия пытается уже сейчас создать атмосферу, в которой ее позиция в будущих мирных переговорах должна быть лучше, чем позиция Германии. Италию в этих попытках поддерживает Ватикан и английский посол при Ватикане. Сам Муссолини якобы считает войну проигранной и готов вместе с королем создать новьш режим. Муссолини и Ватикан ищут сближения с Польшей, которую мыслят как посредника. В конце мая Муссолини принял польского посла при Ватикане.

Дора.

По-видимому, Муссолини в то время действительно считал войну проигранной. Этому есть подтверждения в опубликованной позднее переписке дуче с фюрером. В письме от 25 марта 1943 года итальянский диктатор, уверяя Гитлера в своей готовности "вести войну до победного конца", писал при этом: "Я убежден, что уничтожение России невозможно... даже если бы в войну вступили японцы, что представляется маловероятным".

Под ударами Красной Армии Восточный фронт трещал, и Гитлер вынужден был перебросить туда со Средиземноморского театра военных действий крупные соединения истребительной и бомбардировочной авиации, а также ряд частей и соединений других родов войск. Этим, конечно, воспользовались наши союзники, начав операцию в Средиземном море.

Итальянский флот, фактически запертый в портах превосходящими морскими силами союзников, не оказывал противодействия, что облегчило высадку англо-американских войск в Сицилии. Бои на острове, который должен был стать плацдармом для вторжения на материковую часть Италии с юга, начались 10 июля, а закончились только 17 августа. Больше месяца понадобилось двум крупным армиям, состоящим из 13 английских и американских дивизий, на то, чтобы очистить Сицилию от итало-германских войск, хотя англо-американские войска обладали подавляющим превосходством. Причем наступление осуществлялось в такое благоприятное время, когда Красная Армия громила под Курском лучшие немецкие дивизии, и гитлеровская ставка поэтому не только не могла снять с Восточного фронта хотя бы небольшие силы для помощи попавшей в беду союзнице, а, наоборот, спешно отправляла в Россию свои последние резервы из Европы.

Впрочем, медлительность при захвате Сицилии объяснялась не столько неудачными действиями союзного командования, сколько "высшими" политическими соображениями. Уже тогда было ясно, что англо-американские правящие круги, затягивая решительные боевые действия в Европе, делают ставку на обескровливание Красной Армии. Это подтверждалось многочисленными разведывательными донесениями в Центр, и не только от швейцарской группы.

Но как бы то ни было, в конце 1943 года в блоке фашистских государств была пробита брешь: Гитлер потерял своего самого верного союзника – Италию.

Тяжелые предчувствия охватывали гитлеровских сановников. Это отразилось в одном из сообщений нашего берлинского источника:

18.9.43. Директору. От Агнессы.

В берлинских официальных кругах впервые признают возможность крушения Восточного фронта. Резервы истощены. Все офицеры жалуются на плохое настроение в войсках.

Дора.

Дамоклов меч

Гитлеровцы заняли Северную и Центральную Италию. Они воспользовались неразберихой, которая там царила после падения режима Муссолини и бегства короля, правительства и высших военных чиновников на юг страны, под защиту американцев и англичан.

Вступление немецко-фашистских войск в Италию не на шутку напугало швейцарское правительство. Надежда на помощь англо-американцев была пока призрачна. Между тем вермахт обложил маленькую республику со всех сторон: в Австрии, Италии, Франции стояли гитлеровские дивизии. Нейтралитет и независимость, прелести мирной o жизни висели на волоске. И хотя швейцарские власти старались ничем не раздражать прожорливого северного соседа немецкие эшелоны с военными грузами по-прежнему беспрепятственно пропускались через территорию страны в Италию, а промышленность продолжала поставлять рейху некоторые виды вооружения, – правительство конфедерации понимало, что опасность вторжения возросла.

В этой напряженной ситуации Гитлер мог отдать приказ о захвате Швейцарии, используя какой угодно предлог.

Швейцарская армия была наготове, но власти сознавали, что длительного сопротивления она не выдержит. Поэтому они делали нацистам уступку за уступкой, услугу за услугой.

Федеральной полиции и органам контрразведки был отдан приказ приступить к поискам нашей группы. Тут, очевидно, не обошлось без нового резкого нажима руководства службы безопасности рейха на полковника Массона, от которого Шелленберг давно ждал активных действий. Швейцарии даже пригрозили санкциями. Характерно, что, судя по некоторым материалам, операция против нас началась 9 сентября, то есть на другой же день после капитуляции Италии.

Швейцарская полиция прежде всего занялась поиском наших радиостанций. Гитлеровцы передали ей данные своей пеленгации: два радиопередатчика – в районе Женевы или в самом городе, один – в Лозанне. Агентам Массона оставалось обнаружить квартиры и арестовать радистов с поличным – во время сеанса связи с Москвой.

Для проведения операции был привлечен специальный радиоотряд под командованием лейтенанта Трейера. В его распоряжении находились три пеленгаторных устройства ближнего действия на автомашинах. Расположив их в трех противоположных точках на окраинах Женевы, радисты-контрразведчики начали прослушивать эфир, как врач прослушивает сердце пациента с помощью трубки. Дежурство шло круглосуточно.

И вот среди атмосферных шумов перехватчики засекли чужую морзянку. Аппараты тотчас указали длину волны и примерное местонахождение подпольной рации. Автомашины с пеленгаторами медленно продвигались по улицам Женевы, с трех сторон, к точке, отмеченной приборами.

Автомобили с пеленгаторными установками нетрудно отличить от других. Они либо стоят, либо тихо катят по улицам. Над крышей у них вращается рамка приемной антенны. Конечно, мы могли заметить эти машины, если бы знали, что гитлеровцы передали эстафету радиопоисков швейцарской полиции. Мы следили бы за улицами, обнаружили опасность и на время прекратили бы передачи. Однако нам многое было неизвестно.

Записи в служебном журнале лейтенанта Трейера, а также его рассказ Футу уже после арестов свидетельствуют о том, что рация Эдуарда и Мауд была впервые обнаружена в эфире 11 сентября. А спустя две недели контрразведчики уже точно знали, в каких местах находятся обе наши женевские станции.

Тем временем Эдуард, Мауд и Роза, не ведая ничего о ловушке, продолжали нести радиовахту по ночам. В Москве с нетерпением ждали от нас свежей информации. Красная Армия, наступая, очищала от гитлеровцев советскую землю. 25 сентября был освобожден Смоленск, по поводу чего мы отправили в Центр донесение:

30.9.43. Директору. Молния.

От Вертера. Берлин, 25 сентября.

1) Немецкое отступление из Смоленска произошло поспешно после того, как вчера были разбиты тыловые коммуникации севернее железной дороги на Витебск.. В оборонительной борьбе за Смоленск с 15 сентября понесли тяжелые потери: танковые дивизии № 5 и 18 и еще восемь – десять пехотных дивизий. С падением Смоленска немцы теряют самый сильный после Орла узел сопротивления на советско-германском фронте. 2) Немецкие военно-хозяйственные организации из районов Житомира, Бердичева и восточнее линии Бер-дичев – Умань Николаев эвакуируются.

Дора.

Это одна из последних радиограмм, посланных женевскими станциями.

Материала накапливалось много, поэтому радисты вынуждены были выходить в эфир каждую ночь. Постоянный писк морзянки безошибочно наводил швейцарских пеленгаторщиков: отряд Трейера рыскал уже поблизости от домов, в которых дежурили у телеграфного ключа Эдуард, Роза и Мауд.

В первых числах октября Лена, вернувшись от Розы, сообщила, что девушка хочет поговорить со мной о каком-то очень важном деле.

– Что-то случилось? – спросил я.

– Не знаю, она мне ничего не сказала. – Жена пожала плечами. – Но по-моему, Роза чем-то напугана. Она просила, Алекс, чтобы ты назначил ей свидание как можно скорее.

На следующий день я встретился с Розой в маленьком кафе на окраине Женевы. Девушка была очень взволнована и растеряна. Хотя лицо ее было припудрено, губы подкрашены, а длинные черные волосы аккуратно расчесаны, выглядела она чересчур утомленной. На щеках пропал всегдашний румянец, темные глаза смотрели тревожно. В движениях была какая-то несвойственная ей скованность. Я заметил, что Роза пристально оглядывает каждого входящего и выходящего из кафе человека.

Она тихо ^рассказала, что к ней приходил человек, назвавшийся электротехником городского хозяйства, чтобы установить, в порядке ли в квартире освещение, хотя Роза монтера не вызывала. Она сообщила также, что напротив ее дома часто прогуливаются неизвестные в штатском; у нее сложилось впечатление, что за радиоквартирой ведется наблюдение.

Да, конечно, это была слежка. И вели ее полицейские сыщики, а не тайные нацистские агенты – им не было нужды следить за девушкой, поскольку Ганс Петере на правах "лучшего друга" Маргариты Болли знал о ней все и уведомлял гестапо о каждом ее шаге.

В октябре же 1943 года для меня несомненным было лишь одно: швейцарская политическая полиция каким-то образом нащупала нашу радиоквартиру. Нужно было безотлагательно прекратить передачи, а Розу куда-нибудь отправить хотя бы на несколько дней. Потом видно будет, что делать дальше.

268

С Розой мы договорились, что она некоторое время поживет у родителей. В воскресенье она собиралась поехать туда базельским поездом. До этого девушка должна была уничтожить или передать мне документы по радиосвязи и все то, что в случае налета полиции могло бы оказаться вещественной уликой. Одновременно я послал к Розе Эдуарда, чтобл он забрал у нее рацию и спрятал у себя.

Эдуард справился с заданием легко – он сам устанавливал в этой квартире радиостанцию. Явившись к Розе днем с чемоданом, он уложил в него приемник и передатчик и как ни в чем не бывало пронес аппаратуру мимо сыщиков, не возбудив подозрений. Рацию Эдуард схоронил в тайнике в своем магазине. В Розином доме было много жильцов, и дежурившие на улице агенты не могли точно определить, в какую из квартир заходил человек с чемоданом.

На другой день, 10 октября, я доложил Центру о принятых мерах, которые должны были обеспечить безопасность Розы и сбить полицию со следа.

Неожиданное исчезновение уже накрытого, казалось бы, передатчика очень обеспокоило швейцарских пеленга-торщиков. Но руководители федеральной полиции успокоили своих коллег: агенты держат радистку в поле зрения. Немецкая же служба радиоподслушивания, продолжавшая следить за нашей перепиской с Центром по ту сторону границы, была отлично осведомлена о том, что произошло.

В книге "Агенты радируют в Москву" Флике пишет, что гитлеррвцы прочли мою шифровку от 10 октября на имя Директора и знали, что я решил на время законсервировать рацию Розы, спрятав ее в каком-то другом месте. Конечно, Гансу Петерсу приказали не отлучаться от радистки ни на шаг. Вероятно, гестаповец получил от начальства именно такое указание, потому что дальнейшее подтверждает эту догадку.

Оказывается, Роза после прекращения радиосвязи не уехала к родителям в Базель, как мы с ней условились, а осталась в Женеве. Она лишь переменила место: свою квартиру заперла, а сама поселилась у Ганса Петерса. Очевидно, ему удалось убедить девушку, что нет нужды уезжать так далеко, – он укроет ее от полиции вполне надежно. Роза послушалась своего возлюбленного. С ее стороны это было грубейшим нарушением конспиративной дисциплины. Она обманула меня уже второй раз, не сказав, что остается в Женеве. Наверное, она боялась, что если я узнаю про ее роман с немецким цирюльником, то работать с нами ей уже не придется. Безусловно, так бы оно и было.

С Хамелями все обстояло иначе. Эдуард и Мауд, не замечая за собой слежки, как всегда, посменно радировали из загородной виллы на шоссе Флориссан. И там, и возле их собственной квартиры с радиомагазином в нижнем этаже на улице Каруж, где были спрятаны запасные рации, все, казалось, было спокойно.

Не имея данных о полицейском наблюдении, я полагал, что рация Хамелей вне опасности, и разрешил им продолжать работу. Риск, конечно, был, тем более что Эдуард в свое время подвергался аресту и в полиции находился, видимо, на заметке. Но законсервировать последнюю женевскую станцию, не видя пока реальной угрозы, только из предосторожности, – этого позволить мы себе не могли. Джим, уже возвратившийся из Тессина в Лозанну, не справился бы с отправкой даже самых важнейших радиограмм. Оставался единственный выход: всем, кто общается с радистами, вооружиться предельной осмотрительностью. Того же я потребовал от Эдуарда и Мауд.

Между тем над последней женевской станцией уже висел дамоклов меч. Ее запеленговать было значительно проще, чем передатчик Розы, так как рация Эдуарда находилась в отдельно стоящей вилле, а не в многоквартирном доме. Это признавал и лейтенант Трейер в беседах с Джимом, происходивших в перерывах между допросами в полиции, о чем Джим упоминает в своем отчете руководству Центра. Слова Тренера подтверждаются также записями в журнале поисков радиоотряда, который я просматривал, подбирая материал для книги.

Как видим, гитлеровцы с помощью швейцарской полиции наносили нам удар по наиболее чувствительному звену – по радиосвязи, этой ахиллесовой пяте разведки. Радиосвязь – важнейшее звено, без которого немыслима оперативная работа разведчика. В ней и сила разведки и ее слабость.

У нас имелась запасная радиоаппаратура, чтобы ввести в строй новую станцию. Центр требовал ускорить подбор и подготовку радистов. Поиском надежных людей мы занялись еще летом 1943 года. Удалось подобрать две хорошие кандидатуры.

Это были молодые люди – парень и девушка – из рабочих семей. Предварительно я навел о них справки.

Девушку мои знакомые характеризовали с самой лучшей стороны: волевая натура, сдержанна, не болтлива, предана делу борьбы с фашизмом. В июне я с ней встретился. Она произвела на меня прекрасное впечатление. Парень, судя по рекомендациям, также вполне устраивал нас: двадцати трех лет, слесарь, служил в швейцарской армии оружейным мастером. Семья его имела домик во Фрибурге. Отец и сын симпатизировали Советскому Союзу. Юношу подыскал Пакбо.

Молодые члены нашей группы выразили горячую готовность участвовать в подпольной работе против нацистского рейха, невзирая на опасные последствия в случае ареста. Их родители, сознавая это, дали свое согласие, подтвердив тем самым, что наш выбор был правильным.

Новых радистов должен был подготовить Джим. Однако по ряду причин уроки пришлось отложить. Мы рассчитывали заняться обучением юноши и девушки после того, как спадет напряжение в работе, вызванное Курской битвой. Но затем выяснилось, что за Джимом уже ведут слежку агенты гестапо, и он, по указанию Центра, уехал в Тессин. Мы договорились, что после возвращения Джим займется новичками. Но планам этим не суждено было сбыться.

Когда приблизительно недели три спустя англичанин вернулся в Лозанну, отпер квартиру и осмотрел ее – все, казалось, было в порядке. 6 октября он сообщил в Центр, что в Тессине был осторожен, слежки не заметил; в лозаннской квартире вещи, листки с записями, книги лежали нетронутыми – так, как он их оставил. Обыска, казалось, не было.

В действительности же дело обстояло не так благополучно. После войны в своем отчете Центру Александр Фут (Джим) рассказал некоторые подробности, связанные с его возвращением из Тессина. Они показывают обстоятельства в ином свете, чем представлялось ему и мне в 1943 году.

В отчете Фут писал следующее:

"...Я застал свою квартиру в том же виде, в каком ее оставил, – все было не тронуто. Но я все же спросил консьержку нашего дома, не заходил ли кто ко мне. Она ответила отрицательно, но, подумав, вспомнила, что в августе 1942 года (то есть год назад? – Ш. Р.), когда я где-то был, одна пара, мужчина и женщина, приходила и расспрашивала обо мне. По описанию пара очень напоминала Лоренца и Лору (в августе 1942 года я много ездил по делу о продлении Анной Мюллер паспорта для нашего сотрудника, находящегося в Италии, и сказал Лоренцу, что еду отдохнуть в Тессин и в Лозанне не буду). Эта пара, говорившая с консьержкой, сказала ей, что я-де обещал жениться на сестре дамы, но потом не сдержал своего слова, и они хотят знать, не навещают ли меня на квартире женщины, в каких ресторанах я обедаю, где бываю. Они предложили консьержке деньги за такую информацию, но та ответила якобы что ничего не может им сообщить. Я узнал, что эти же люди (по описанию) расспрашивали обо мне также уборщицу".

А вот что говорит по этому же поводу Флике: "В сентябре Фут исчез из Лозанны, так как земля горела у него под ногами. Лоренц перед этим пытался его перевербовать, но неудачно. В его отсутствие Лоренц и Лора проникли в его квартиру и произвели обыск. Это дало немногое. Согласно перехваченным радиограммам, Фут должен был сменить место жительства и вновь установить связь с Радо".

В обоих случаях, как видим, фигурирует одна и та же чета, хотя время визита, указанное Флике и консьержкой, разное. Но прежде нужно сказать читателю, кто такие Лоренц и Лора, или супруги Мартин.

Я узнал о существовании этих людей, кажется, осенью сорок второго года от самого Джима. Он установил с ними связь по заданию Центра, о чем мне сперва не было известно, так как дело не касалось нашей группы. Хотя Джим не оставлял этой супружеской чете адреса и почти ничего не говорил о своей основной работе, они, очевидно, каким-то путем узнали, где он живет.

Конечно, тогда еще .Джим не знал, что Мартины следят за ним. Но его очень настораживали кое-какие факты и наблюдения. Например, однажды Джиму показалось, что его кто-то фотографирует из окна виллы Мартинов, – будто блеснула на солнце линза объектива. В другой раз Лоренц повел странный разговор, предлагая Джиму перейти работать к нему, под его начало (не об этой ли неудачной попытке перевербовать Джима пишет Флике? – Ш. Р.).

Время от времени Лоренц передавал Джиму информацию. И вот как-то он попросил передать в Москву сообщение: дескать, у него, Лоренца, есть человек, который имеет возможность ездить в некоторые города Франции, поэтому он просит Центр прислать адреса явок к тем работникам Центра, которые живут в этих городах, чтобы курьер установил с ними связь. Джима поразило то, что человек, выдающий себя за 'опытного конспиратора, посылает запрос, на который заведомо не получит ответа. Безусловно, руководство Центра не могло открыть и не открыло неизвестному курьеру Лоренца адресов явочных квартир своих людей. Обращался он к Центру и Джиму и с другими очень странными предложениями.

Лоренц не скрывал от Джима своей связи с агентами разведки правительства Петена в Виши. Он получал от них информацию для Центра. Вообще-то контакт Лоренца с людьми из Виши еще ни о чем плохом не говорил. Известно, что разведчику зачастую приходится забираться в самое логово врага, прикидываться единомышленником, надевать на себя личину вероотступника. Но насколько ценна была эта информация? Не была ли она плодом намеренной дезинформации? И, наконец, каковы были истинные отношения между Лоренцем и гитлеровскими приспешниками из Виши? В то время ответить на эти вопросы было трудно. Руководство Центра сразу, конечно, не могло развязать тугой узелок, доподлинно разузнать, на кого работают супруги Мартин.

Во всяком случае, и Джим и Центр проявили максимум осторожности с Лоренцем. Когда же у Джима зародились смутные подозрения, он поделился ими со мной. Я посоветовал порвать с супружеской четой. Такое же указание он получил и от Директора. Джим выполнил приказ. Но, к сожалению, многомесячная связь с Мартинами все-таки дала свои последствия.

Судя по всему, Лоренц и Лора действительно следили в Лозанне за Джимом. Факты, ставшие известными после войны, дают основание утверждать, что эти люди сотрудничали с гитлеровцами. Об этом без обиняков сообщает в своей книге бывший контрразведчик абвера Флике.

Теперь обратимся к тем дням, когда Джим, вернувшись в Лозанну, известил Центр, что у него все в порядке.

Успокоенный его радиограммой, Директор разрешил нам обоим возобновить связь. Я встретился с Джимом в женевском парке "О вив". Настроение у англичанина было бодрое. На его простоватом лице, как всегда свежем и чисто выбритом, лежал легкий загар. Курортный воздух Тессина за три недели высосал накопившуюся усталость, превратил опять Джима в того веселого здоровяка, каким он был прежде. Я ему даже позавидовал.

Прогуливаясь по аллеям старого парка, мы тихо беседовали. Потом я сунул англичанину пачку листков с информацией. Ее накопилось за последние дни больше, чем обычно, потому что Роза прекратила передачи, а станция Хамелей одна не справлялась. Я не стал пока говорить Джиму о своих тревогах по поводу слежки за Розой, а также о том, что ее рация временно законсервирована. Мне казалось – все обойдется.

Нужно было условиться, каким образом передавать Джиму информацию. Раньше ее отвозила в Лозанну Роза, теперь это исключено. Взвесив перед нашим свиданием несколько вариантов, я пришел к выводу, что Джиму лучше самому приезжать в Женеву за материалом. Он будет появляться в радиомастерской Хамелей как обычный клиент и там получать от Эдуарда или Мауд сообщения для Центра. А чтобы его частые посещения не привлекали внимания, иногда кто-нибудь из них будет приезжать в Лозанну. Так мы с Джимом и договорились.

Расставаясь, решили, что встретимся опять здесь же, в парке "О вив". Место как будто было вполне подходящее.

Часть пятая

Провал в Женеве

1Л октября, часа в три пополудни, я отправился к Хамелям на улицу Каруж, чтобы передать им важную информацию, которую накануне жена получила от Сиси. До середины ночи мы с Леной просидели за шифрованием материала. Среди прочих срочных донесений было сообщение от Вертера из Берлина:

"Верховное немецкое командование оценивает наступающие на Витебск, Оршу и Горки советские войска в пять армейских корпусов, в составе которых 2 танковые дивизии, 5 танковых бригад, 3 – 4 моторизованные дивизии, 10 пехотных и кавалерийских дивизий. Предполагается, что основная группировка наступает вдоль и южнее железной дороги Смоленск – Витебск. Решительный штурм Витебска ожидается с юго-восточной окраины города. Там нет связанных друг с другом оборонительных сооружений. В некоторых пунктах между дорогой Смоленск – Витебск и железнодорожной магистралью Орша – Витебск спешно были построены укрепления лишь после того, как Смоленск оказался под угрозой. Хорошо укрепленные позиции есть только в северо-восточной части города, на участках Сураж и Городок".

Информацию следовало отослать немедленно, хотя бы нынешней ночью. В противном случае она устарела бы.

Я знал, что Эдуард и Мауд этой ночью, как всегда, посменно дежурили у рации – в отдельном доме на шоссе Флориссан.

О содержании информации, посылаемой нами в ту пору, можно судить хотя бы по двум радиограммам, которые я накануне передал Хамелям.

13.10.43. Директору. От Вертера.

1) Перевес русских в артиллерии на Днепре уже весьма значителен. На важных участках, например у Кременчуга, на 100 немецких орудий приходится 150 – 160 русских.

2) Немцы установили, что на участке Городок – Невель расположены значительные русские танковые и иные соединения.

Дора.

13.10.43. Директору. От Вертера.

1) В районах Витебска, Гомеля, Киева, а также между Запорожьем и Мелитополем немцам, в результате расширяющегося русского наступления, будет нанесен уничтожающий удар, если основные немецкие силы не будут выведены из опасной зоны. Для ОКБ не остается иного выхода, как издание приказа о новом отступлении. Сдача Гомеля, по-видимому, уже давно решена. Скоро будет принято решение об отводе войск из районов Витебска, Киева и на южных участках фронта.

2) Немцы ждут возобновления русского наступления на немецкие оборонительные позиции к западу от Днепра и на участке Новосокольники Новоржев. Судя по русским приготовлениям, ОКБ придерживается того мнения, что решающее русское наступление начнется 15 октября или в этих числах. На участках Черкассы, Кременчуг, Пологи, Токмак отмечена столь мощная концентрация частей Красной Армии, что не остается никакой надежды на возможность защиты транспортной магистрали Белая Церковь – Цветково Смела – Знаменка – Кировоград – Кривой Рог. Линию обороны между Запорожьем и Крымом ОКБ также считает потерянной...

Радисты не успели передать конец данного сообщения. И вообще сеанс связи оказался прерван. Однако я этого еще не знал, полагая, что после утомительной ночной работы Эдуард и Мауд уже, вероятно, выспались и теперь находятся дома.

Приближаясь к дому номер 26, я взглянул на окна квартиры Хамелей: условного знака, предупреждающего об опасности, не было. Значит, все в порядке. К хозяевам можно было пройти через магазин (он же радиомастерская) , откуда лестница вела на второй этаж, в жилые комнаты. Можно было войти и со двора, черным ходом. Мы, как правило, пользовались входом с улицы. Дверь магазина оказалась запертой. Подергав ее, я отошел в сторону и еще раз внимательно посмотрел на окна второго этажа. По-видимому, хозяев дома нет?

Смутная тревога зародилась во мне. Я поспешил к телефону-автомату на площади Плэнпалэ. Набрал номер Хамелей. Никто не снял трубки. Возможно, они поздно легли спать и еще не вернулись с виллы? Взглянул на свои часы. Стрелки показывали около четырех. Нет, времени выспаться было достаточно. Или испортилась рация и Эдуард ремонтирует ее? Но Мауд все равно обязана быть дома: ведь она знает, что могут принести срочную информацию. Выйдя из телефонной будки, сталкиваюсь лицом к лицу с одним знакомым, доцентом университета. Этого еще не хватало! Пришлось с ним вежливо несколько минут поболтать, все время думая о том, что что-то стряслось.

Взволнованный, я вернулся домой. Лена старалась успокоить меня. Но предчувствие не обмануло: в вечернем выпуске газеты "Трибюн де Женев" я прочел, что в ночь на 14 октября федеральная полиция арестовала группу иностранных агентов в Женеве. Хотя в этой небольшой заметке никаких подробностей не сообщалось, для меня уже не было сомнений: речь шла о наших радистах.

В тот же вечер я встретился с одним нашим сотрудником. Он успел уже навести справки и знал, что произошло минувшей ночью. Да, арестованы Эдуард и Мауд, но не только они. В ту же ночь полиция, оказывается, схватила и Розу.

Это был тяжелый удар.

Как стало известно позднее, полиция накрыла Эдуарда и Мауд во время сеанса связи с Центром. Ей было крайне важно поймать радистов с поличным. Пеленгаторные автомобили точно привели полицейских агентов к вилле на шоссе Флориссан.

Когда Хамели были выслежены, дом оцепили. Полицейские в штатском наблюдали и со стороны пустынного шоссе, и, особенно, со стороны густо заросшего старого парка имени Альфреда Бертрана, окружавшего виллу, где ночью легко было скрыться от погони. А дальше – рукой подать – один километр до франко-швейцарской границы. Это тоже учитывалось. Поэтому к облаве были привлечены около семидесяти чинов полиции с розыскными собаками. Какое значение придавалось операции, видно хотя бы из того, что ею лично руководили шеф федеральной политической полиции, глава полицейской службы Женевы и начальник штаба жандармерии.