Текст книги "Пугало. Ужас из далекого детства"

Автор книги: Сергей Саканский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

МАГИСТР И ДОМ КОЛДУНЬИ

Уже забравшись в свою машину, Горин вспомнил, на что похожа новая прическа Марины. Есть такой гриб, он обычно растет на городских свалках: шляпка у него сверху белая, а с исподу, особенно у старых грибов – черная. Гриб этот вырастает довольно большим, и мало кто знает, что он съедобен. Научное название гриба – «навозник белый».

Марина была каким-то наваждением в жизни Горина, будто бы на него наслали морок. Он знал ее с детства, видел и в деревне, и у себя дома, видел, как она росла, наливалась, превращаясь из девочки в женщину. Они могли не встречаться несколько лет, как типичные жители мегаполиса, ограничиваясь телефонными звонками на праздники.

И вот, прошлым летом, Горину пришла злополучная мысль бросить все и уехать туда, где его никто не найдет. На ум сразу пришел заброшенный дом в деревне Старица, где он не был несколько лет. И Горин приехал в деревню – с целым ящиком нефильтрованной «восьмерки» с гремучей промерзшей компанией из нескольких сотен черноглазых креветок, надеясь крепкой пьянкой разрубить череду буден и начать новый отсчет времени.

Но оказалось, что время стало отмерять Горину новый, волнующий и нервный, совершенно неожиданный период. В тот же день в Старицу приехала Марина Яровая, и он с удивлением встретил ее, шагающей по деревенской улице с ведром колодезной воды. Слово за слово, они выпили всю горинскую «восьмерку», сожрали всю атлантическую компанию, а наутро проснулись в одной постели.

Потом было несколько месяцев странных, запутанных отношений. Марине давно надоела бесконечная череда бой-френдов, она хотела выйти замуж, и был какой-то момент, когда Горин рассматривал себя как кандидата в женихи.

Потом все кончилось. Марина объявила, что у нее появился «другой» – серьезный, солидный человек, не чета какому-то нищему Горину… Кто бы это мог быть?

Наверное, кто-то из ее клиентов, такой же уверенный в себе, веселый и глупый, как этот карикатурный бородач, магистр белой магии…

И тут Горин понял, чем его озаботила его внешность: у магистра Збруева были большие оттопыренные уши, как у того водителя, который увез Анну.

Несколько секунд мысль Горина металась, как бы тычась в закрытые двери… Нет, слишком нелепо: с чего бы это тем и другим должен оказаться один и тот же человек? Горин вдруг рассмеялся, замотав головой.

Сидя в машине напротив салона Марины, он обдумывал план своих дальнейших действий. Он мог сейчас поехать к Петухову, а мог снова попытать удачи в телефонной книге. Еще в тот день, когда приходила Анна, он прямо в редакции сделал распечатку телефонов и адресов. Это была секретная милицейская база данных, диск продавался в любом компьютерном киоске и содержал сто шестнадцать абонентов с фамилией «Вихров». Из них Вихрова с инициалом «А.» значилась в шести позициях. Горин позвонил, прежде всего, по этим номерам, и даже нашел одну Анну, да только не ту. Телефон Анны Вихровой мог быть записан на ее мать или отца. Горин бегло прозвонил список, всюду спрашивая Анну, кое-где был кое-куда послан…

Большинство телефонов не отвечало: уже начался дачный сезон. Можно было продолжить изыскания по еще не вычеркнутым номерам, но, кроме всего прочего, база данных была устаревшей: кого-то подключили к новым АТС, кто-то сменил квартиру, поэтому-то и продавался свободно этот секретный диск.

В конце концов, Горин принял решение.

Вот интересно, – думал он, выруливая на Ярославку, чтобы направить свой изрядно потрепанный «Каблук» в сторону платформы Лось. – Интересно, как сильно человек с годами меняется, да и меняется ли он вообще?

Горин представил себе, что сейчас, разыскав это ателье, увидит там того же самого Сашку Петухова, которого встретил двадцать лет назад, на пороге дома колдуньи.

Эта встреча навсегда связалась у Горина с ужасом, испытанным, наверное, впервые в его жизни… Точно! Никогда прежде ему не было страшно настолько, чтобы он потерял сознание.

Ужас накапливался медленно, по деталям, выстраивался, будто паутина, создаваемая неутомимым крестовиком.

Они втроем – Аня, Марина и Юра – перелезли через покосившийся забор и подошли к дому колдуньи. С виду дом был обычным для Старицы – серые бревна, тщательно врубленные друг в друга, щели с замшелой паклей… В высокой траве за домом нашлась подгнившая лестница, которую они приставили к стене, чтобы влезть в черное слуховое окно. Аня оцарапала коленку, когда они ползли по ржавой крыше, капелька крови отпечаталась на подоле ее платья.

– Это знак, – серьезно сказала Марина. – Колдунья не хочет, чтобы мы лезли туда.

– Чепуха! – возразил Юра, хотя ему тоже, с каждой пядью покоренной крыши, все меньше хотелось лезть в эту черную дыру.

Но показать девчонкам, что он боится?

– Чур, я первый! – сказал Юра и храбро закинул ногу в окно, причем, ему сразу ясно представилось, что кто-то гнусный, с корявыми руками, только и ждет там, на чердаке, чтобы схватить его за ногу.

Внутри оказалось, что во всем мире сразу наступила кромешная ночь: трудно было поверить, что где-то над этой крышей вовсю пылает жаркое дневное солнце.

Пахло нагретым металлом, гнилью и пылью. Юра чихнул. Золотые пылинки закружились в острых лучах, бьющих из прорех в старой крыше. Юре почему-то показалось, что он находится не на чердаке, а в подвале, и со всех сторон его окружает земля…

В окошке появилась голая Анина нога со свежей царапиной на коленке, Юра увидел ее розовые штанишки, и ему стало стыдно. Будь он в большей степени мужчиной, он бы помог дамам спуститься, а не смотрел со злорадным любопытством, как они, путаясь в собственных платьях, преодолевают препятствие, похожее на окошко скворечника или собачьей конуры.

– Я пауков боюсь, – заявила Марина и с тревогой огляделась вокруг, в этом странном помещении с покатыми стенами.

– Здесь полно пауков, – сказал Юра. – Полезли-ка обратно.

– Нет здесь никаких пауков, – сказала Аня. – А ты хочешь полезть обратно, потому что колдунью боишься.

– Ничего я не боюсь! Колдунья умерла – чего ж ее бояться? – с негодованием возразил Юра и вдруг понял, что как раз мертвой колдуньи он и боится больше всего на свете.

Крышу поддерживали массивные балки, изрядно изъеденные червями. На чердаке только посередине можно было встать во весь рост. Углы были завалены всяким хламом: перевернутое полосатое кресло с застывшей в шатком равновесии пружиной, старая проломленная балалайка без струн, еще что-то бесформенное, мебельное, гладкими углами проступающее в полумраке…

– Вижу люк, – сообщила Марина.

Она присела на корточки, отчего край ее платья взметнул с пола кольцевое облако пыли. Марина дернула за крючок, который, как казалось, был вделан в пол, и со скрипом подняла деревянную крышку. В квадратном люке тускло поблескивала лестница. Юре не хотелось спускаться туда, ему снова представился корявый подкроватный хват, обитатель всех темных щелей мирозданья…

– Здесь сундук, – задумчиво проговорила Аня.

В глубине острого угла – там, где крыша смыкалась с полом, под рваным желтым абажуром стоял небольшой кованый сундук.

Аня пошла к нему, нагибаясь по мере сбега крыши, затем и вовсе опустилась на четвереньки. Юра продвигался за нею, видя перед собой маленькую гладкую попку цветочного окраса, упорно преодолевающую пространство. Все трое доползли до сундука. Юра подвинул абажур, тот покатился, мелькая спицами, вдруг захлопали чьи-то крылья, Марина вскрикнула… Это была всего лишь пара голубей, они метнулись к слуховому окну, и, ломая пыльные лучи, исчезли в глубоком небесном круге.

Юра с трудом сдвинул сундук. Крышка не поддавалась. Он заметил, что на железном ушке висит маленький, но крепкий замочек.

Вдруг Аня схватила Юру за руку.

– Не трогай!

– Почему?

– Потому что это – тот самый сундук!

Последние слова Аня произнесла таким голосом, от которого всем стало страшно.

– Мне бабушка рассказывала, – продолжала она, облизнув пересохшие губы. – Когда колдунья умерла, ее нашли на полу. И она крепко обнимала какой-то сундук. Мертвой хваткой…

– Да ну его! – сказал Юра. – Все равно мы его не откроем. И вообще – здесь нет ничего интересного.

Юра оглянулся по сторонам, как бы ища подтверждения своим словам, и вдруг увидел это.Они заметили этоодновременно, наверное, потому, что его было видно только отсюда, от сундука, а раньше оно пряталось за балкой.

Из глубины чердака на них смотрело страшное, черное, перекошенное лицо. Оно имело странную форму: толстые надутые щеки, узкий лоб, заканчивающийся плоской, как бы спиленной макушкой.

Все трое ринулись к люку. Юра добежал первым и хотел было нырнуть вниз, но подумал, что тогда его уж точно назовут трусом. Он затормозил перед люком и, бестолково хватая девчонок за руки, помог им спуститься, и уже после ссыпался с лестницы сам.

Теперь они стояли в комнате, часто дыша. Здесь тоже была мутная, лучистая тьма – от закрытых ставен. Юра разглядел железную кровать: на ней лежали подушки высокой горкой, от большой до самой маленькой. Налево был комод, на комоде – тоже по старшинству – вереница белых слоников. Направо, в положении вечного падения, застыл трехногий сломанный стул.

И в этот момент раздался громкий высокий скрежет, звон, скрип: кто-то отодвигал засов снаружи. Входная дверь отворилась и на пороге возникла колдунья.

Юра сразу узнал ее, потому что не раз видел у колодца раньше, когда колдунья была жива и ходила с коромыслом за водой. Длинные распущенные волосы, горбатый нос, тяжелый взгляд исподлобья… В руке она держала то, что и должна была держать настоящая ведьма – пучок травы. Девчонки завизжали.

Юра пошатнулся, комната закружилась перед его глазами, краем меркнувшего зрения он заметил: что-то было не так в облике колдуньи – мертвая колдунья выглядела свежее и гораздо моложе, чем та, живая. Но самым страшным было то, что в глазах колдуньи отразился страх, как будто она пугает его, дразнит, притворившись зеркалом: ее белое лицо исказилось самым настоящим ужасом. Более того, где-то на уровне плеча от тела колдуньи отпочковалась еще одна голова – тоже дразнящая, горбоносая, бледная, изображающая смертельный ужас. Это было уже слишком: Юра понял, что падает на пол, потому что ноги его стали ватными, словно во сне…

* * *

Саша Петухов сидел за компьютером в своем ателье и осваивал программу «Фоторобот», впрочем, для работы ему совершенно не нужную. Сашина цель относительно этой программы была совершенно иная – сладкая, тайная, и он не пожалел денег на диск. И когда дверь, звякнув колокольчиком, отворилась, возвещая о том, что появился очередной посетитель, Саша поспешно свернул окно «Фоторобота», где уже вырисовывались некие черты…

Посетителем был Юрий Горин. Ему показалось, что на мониторе мелькнуло и скрылось, мультипликационно свернувшись в значок, чье-то знакомое лицо, но он не успел его рассмотреть.

Петухов поднял голову, в его глазах блеснуло узнавание. Казалось, он и вправду ничуть не изменился за двадцать лет – разве что только вырос в размерах.

– Ну и дела! – воскликнул он и встал навстречу Горину.

Они с налету хлопнули друг друга по растопыренным ладоням – именно так ребята здоровались в детстве.

– А я только что тебя вспоминал, ты не поверишь! – сказал Петухов. – Прямо вот сейчас и вспоминал, как мы встретились тогда… Нет, что-то определенно есть. Телепатия, что ли?

– Ничего нет, – сказал Горин. – Никакой телепатии.

– Ну, еще… – Петухов почему-то смутился. – Маринка сейчас звонила, говорила, что ты интересуешься той историей.

– Вот это ближе к истине. Поэтому и вспомнил.

Горин понял, кого напоминало ему лицо, мгновенно исчезнувшее с монитора – именно Марину. Странная мысль пришла ему в голову: что, если «другой», его теперешний заместитель, вовсе не респектабельный клиент массажного салона, вроде того ушастого бородача, а просто-напросто Сашка Петухов? Впрочем, чего ж тут странного, ведь Петухов такой же мужчина, как и все.

Если это так, то не стоит прямо спрашивать его об Анне, поскольку об этом сразу станет известно Марине.

– Честно говоря, я не очень-то помню про пугало, – сказал Петухов. – А как, вообще, дела-то? Столько лет не виделись…

Горин ввязался в скучный традиционный разговор. Он узнал, что Петухов служил в армии, потом женился и развелся, работал фотографом в ателье, а когда началась приватизация, умудрился перевести ателье в свою собственность. Но дела идут неважно, он даже не может нанять сотрудников и все делает сам. Петухов показал Горину проявочную машину, которая стояла в соседней комнате, еще какую-то хитрую аппаратуру… Наконец, Горину удалось перевести стрелки разговора на магистральную тему.

– С Игорем Кошелевым? Видимся, как же! – обрадовался Петухов. – Мы ж с ним в деревне соседи. Он теперь профессор этих… Как их? Филологических наук. Работает в архиве. Да его просто найти.

Петухов дернул мышью, что-то набрал на клавиатуре, и всемирная паутина выбросила на монитор подробную справку об ученом-славянисте, кандидате филологических наук, Игоре Петровиче Кошелеве.

Горин с досадой покачал головой: все это он мог бы сделать и сам, с редакционного компьютера, если бы ему пришло в голову, во-первых, что Игорек вышел на какую-то орбиту, чью траекторию можно проследить в сети, и, во-вторых, если бы он помнил фамилию Игорька.

– Ну-ка, давай Аню Вихрову попробуй, – как бы между прочим предложил Горин.

– Аньку запросто, – сказал Петухов, снова двинул мышью и отстучал на клавиатуре короткую дробь.

Вихровых в Интернете было не меньше, чем в телефонном справочнике. Анна Вихрова была, и не одна, а более двух десятков. И все они оказались не те.

Итак, Петухов понятия не имел, где найти Анну. Ну что ж! Оставался последний вариант: ученый-славянист Игорь Петрович Кошелев.

* * *

Проводив Горина, Саша Петухов тяжело вздохнул и восстановил окно «Фоторобота». Из монитора на него глядела безжизненная, еще не доделанная Марина Яровая.

Сегодня она звякнула ему после длительного, очень длительного перерыва, предупредив, что Горин, наверное, придет, и чтобы он ни-ни! Ни малейшим намеком не обмолвился об их теперешних отношениях.

Хотя какие, типа, отношения? Ну, встретились несколько раз, у нее или у него, потом она решила, что Петухов ей не подходит, или завела другого… А он остался, будто брошенный на дороге щенок.

Она обвиняла его в скупости, говорила, что ненавидит смотреть, как он просчитывает меню в ресторане… Какая ерунда! Деньги счет любят, что всем известно. Разве скупился он на подарки? И откуда Марине знать, что он покупал их в дешевых магазинах на окраине? Бывает, что та же самая вещь стоит процентов на десять-пятнадцать дешевле, чем в центре… А для семейной жизни такой человек – просто клад.

Можно подумать, что Горин лучше. Или Игорь Кошелев, в которого Маринка была влюблена в детстве.

Детство, деревня… Говорят, что жизнь ходит кругами, и через сколько-то лет люди опять начинают встречаться. Вряд ли бы он сразу узнал Юрку Горина, не позвони ему Марина. После ее звонка он в каждом вошедшем клиенте высматривал черты того мальчишки, которого увидел лежащим на полу, в доме своей бабушки, двадцать лет назад.

Они с мамой сошли на пустую платформу и, щурясь от солнца, помогли друг другу надеть рюкзаки. Рюкзак у Саши был больше и тяжелее, что означало новый этап в его жизни. Вообще, в этом году Саша вдруг начал быстро расти, у него появились волосы под мышками и внизу живота, да и многие другие признаки не мальчика, но мужа, о которых лучше не думать… Отец подарил Саше фотоаппарат.

Они тронулись по дороге, которая терялась под ногами, в траве и цветах, потому что машины ходили здесь редко. Сначала был сосняк, откуда тянуло крепким запахом смолы, потом поле, где колосилась зеленая пшеница, потом тенистый овраг, заросший сизым ивняком, полный прохлады и журчанья невидимого ручья.

Время от времени Саша останавливался, чтобы сделать снимок, мама терпеливо ждала, пока он настроит фотоаппарат. Это был «Любитель» – красивая, приятная на ощупь камера. Сверху раскрывались черные металлические шторки, и там, в глубине, покачивалось матовое зеркальное изображение, которое Саша был во власти остановить, щелкнув затвором. Ему безумно нравилось все, связанное с фотографией: широкая пленка в красной бумаге, черный бачок, увеличитель, запахи растворов.

Мама что-то тихо напевала, нагибалась, чтобы сорвать цветок и, устроив цветок в букете, любовалась букетом на вытянутой руке. Один из таких моментов Саша тоже запечатлел, и до сих пор гордился этой черно-белой работой – лучшей фотографией матери.

Саша не был в деревне очень давно и бабушку помнил смутно. Когда-то они приезжали сюда часто, не только на каникулы, но и на праздники, на выходные, но однажды мама поссорилась с бабушкой, и они не ездили к ней несколько лет, а потом бабушка умерла.

– Сейчас будет журавль, – сказала мама. – Сашенька, ты помнишь журавль?

Саша не помнил, хотя знал, что и раньше они ходили по этой дороге от станции. Вот из-за холма на самом деле показался журавль. И Саша вспомнил: конечно! Они всегда останавливались у колодца и пили ледяную воду из ведра, которое с таинственным громом вылетало из черной глубины.

Сейчас журавль был сломан, ведра на жерди не было, жерло колодца заросло паутинами по углам, и в каждой сидел большой внимательный паук. Саша раскрыл фотоаппарат и щелкнул одного паука. И сразу пожалел, что потратил кадр – вряд ли этот снимок получится резким с такого близкого расстояния. Так и вышло: в вечность этому пауку войти не удалось…

– Теперь уж скоро, – сказала мама и зашагала быстрее.

Пришли. Саша смутно узнавал бабушкин дом, крайний в деревне. Что-то шевельнулось в памяти, когда он поднял голову и увидел посередине железной крыши круглое чердачное окно… Отлично! На чердаке он сделает фотолабораторию.

Мама достала ключ, отперла замок, со звоном отдернула щеколду и распахнула несмазанную скрипучую дверь. И сразу вскрикнула от испуга. Саша выглянул из-за ее плеча и увидел, что посреди комнаты стоят две девчонки, обе красивые, с косичками – одна в синем, другая – в красном платье, а между ними – мальчишка с белым испуганным лицом. Саша не успел его как следует разглядеть: мальчишка вдруг наклонился вперед и плашмя рухнул на пол. А девчонки пронзительно завизжали…

«НИКАКИХ КОЛДУНОВ НЕТ И НИКОГДА НЕ БЫЛО! "

Юра очнулся быстро, всего через несколько секунд, но ему показалось, что прошло много времени, и наступил уже другой день. Чьи-то руки поднимали его, ставили на ноги. Он поглядел: колдунья! Правда, теперь она уже не выглядела такой страшной. И вроде бы даже это была и вовсе не она.

– Мы ничего… – лепетал Юра. – Мы просто хотели посмотреть дом, где жила ведьма.

– Кто здесь жил? – выпучив глаза, спросил горбоносый мальчишка с фотоаппаратом.

– Я тебе после расскажу, – обратилась к нему женщина, похожая на колдунью.

Равновесие восстановилось: хозяйка усадила незваных гостей на лавку, а сама стала перед ними ходить, размахивая пальцем.

– Значит так. Никаких колдунов или ведьм нет, и никогда не было! В этом доме жила моя мама, а Сашина бабушка – Елена Тимофеевна.

Юра потом узнал, что мать Саши Петухова в Москве работала учительницей и очень хорошо умела справляться с детьми.

– Колдунов нет, – продолжала она, – зато существует самый настоящий милиционер, он живет на станции. И я могу его позвать, чтобы он хорошенько выдрал вас за то, что вы без спросу ворвались в чужой дом.

Они сидели, ни живы, ни мертвы от страха, только теперь уже не мистического, а самого обыкновенного.

– Но у вас есть возможность честно искупить свою вину. Если вы поможете нам разобраться в доме…

Следующие два часа все вместе бегали взад-вперед по двору. Девчонки под руководством Сашиной мамы растопили печь и принялись мыть полы, а ребята таскали вещи.

– Все это – на чердак! – властно приказала хозяйка, ткнув пальцем в груду старья.

Юра уже поставил ногу на ступеньку лестницы, но вдруг вспомнил…

– Я туда не полезу, – тихо сказал он.

– Это еще почему? – удивился Саша.

– Там… – Юра даже не мог толком объяснить, что они видели наверху, и как это назвать.

– Там какая-то страшная морда, – весело сообщила Марина, пробегая мимо с тазиком в руках.

– Она сторожит сундук, – добавила Аня.

Саша немного подумал, почесал затылок, как делают взрослые мужики, и сказал:

– Разберемся.

Он полез первым. Все трое стояли внизу, задрав головы и слушая скрип его шагов по потолку. Затем в люке показалась Сашина голова.

– Здесь никого нет. Давай, залезай, – махнул он Юре ладонью.

– Только больше не падай, – съязвила Марина.

Юра полез, стараясь не смотреть на девчонок. После своего позора он вообще не поднимал на них глаз.

На чердаке что-то изменилось, Юра не сразу понял, что и почему. Оказывается, изменился свет: солнце теперь клонилось к закату, выявляя другие области чердака.

– Эй! – крикнул Саша вниз. – Девчонки, и вы давайте сюда.

Саша ловко выдернул из люка Аню и Марину, одну за другой. Он вообще делал все как-то легко и правильно, и Юра позавидовал ему, что он уже такой взрослый.

– Ну, и где ж ваша морда?

– Там была, – ткнул пальцем Юра в дальний угол чердака.

Впрочем, она никуда и не делась. Глянув вслед за своим пальцем, он снова увидел темную щекастую голову. Но то ли от изменившегося освещения, то ли оттого, что рядом был старший и бесстрашный Саша, голова уже не выглядела столь угрожающей.

Было ясно, что это какой-то вполне обычный предмет, только похожий на голову, но Юра все равно успел вспотеть, пока догадался, что это такое.

– Да это же просто старый чугунок! – весело воскликнул он.

Действительно: ужасные глаза и щербатый рот превратились в ржавые пятна и потеки на небольшом, размером с человечью голову чугунке, который был надет на шест, притуленный к стене.

– И не просто чугунок, – засмеялся Саша. – Когда-то давно и этот чугунок, и эта шляпа, и пальто на крючке были огородным пугалом…

* * *

Саша смеялся, вороша старое пальто, выпускающее из своих складок серые струи пыли. Прогоревший чугунок с двумя дырками, похожими на глаза, трещина, похожая на рот… Сейчас все стало таким маленьким, таким нестрашным. А ведь он помнил этот чугунок, когда едва мог обхватить его обеими руками. И было время, когда он сам боялся огородного пугала… «Чучела» – как он его называл.

Саша снял чугунок с шеста, опустил на пол и покатил. Чугунок, подпрыгивая на горбатых досках, описал широкую дугу. Юра поймал его, поднял и рассмотрел.

– Тащи его вниз, – сказал Саша, – мы снова сделаем чучело.

– А сундук? – спросила Аня. – Давай его тоже возьмем?

– И сундук.

Саша, конечно, же, помнил этот сундук: там бабушка хранила лекарственные травы и часто склонялась над ним, поводя своим горбатым носом, таким же, как у мамы, как и у него самого. Бабушка перебирала холщовые мешочки, рассматривала всякие побрякушки, задумчиво перетирала щепотью порошки…

Колдунья? А почему бы и нет… Ведь называют хороших докторов волшебниками! И пусть настоящих волшебников и не бывает, но все же… Ведь дал же Гудвин, «великий и ужасный», мозги Страшиле, сердце Железному дровосеку и смелость Трусливому льву… А был-то он простым фокусником. И Саша хорошо помнил, как бабушка лечила его от простуды травами, а однажды – избавила от сильной боли, когда его ужалила пчела…Саша и Юра доволокли сундук до люка, Юра встал на лестницу, и они вдвоем спустили сундук в комнату.

Стоя внизу, Саша помог девчонкам: сначала Марине, потом – Ане. Со стороны казалось, что он такой заботливый, настоящий кавалер. На самом деле, ему просто хотелось потрогать девчонок. Он достаточно насмотрелся на обеих, когда они нагибались с тряпками, знал, какого цвета у них трусики, и теперь не мог решить, которая из них ему нравится больше.

Уборка была закончена, на плите шипел чайник. Теперь все вместе пили на кухне чай.

– В каждой деревне, – говорила мама, – был раньше один гармонист, один деревенский дурачок, один колдун или колдунья. Таковой обычно считали старушку, которая разбиралась в травах, умела лечить соседей. А моя мама, Елена Тимофеевна, в войну была медсестрой, а после – работала врачом, в амбулатории на станции. Но и выйдя на пенсию она продолжала лечить людей. Вот и получилось, что на должность деревенской колдуньи как бы заступила она. В этом нет ничего странного и ничего страшного.

Это конечно! – подумал Саша. Но только теперь он обратил внимание на то, что вся обстановка дома была такой загадочной, такой темной… Девчонки рассматривали старый бабушкин альбом, который мама достала с верхней полки в чулане. Там была бабушка, мама с папой, сам маленький Саша. Девчонки стукались головами, их косички болтались и путались. Саша икоса заглядывал за вырезы их платьев, когда они склонялись над фотографиями. Обе девчонки очень волновали его. У них уже были груди, как будто под тканью катались маленькие незрелые яблоки…

Незаметно наступил вечер. Мама убрала со стола чашки и захлопнула альбом.

– Давайте-ка по домам. Вас, небось, ищут давно.

Все вышли на крыльцо. Саша взял фотоаппарат и сфотографировал своих новых друзей с самой большой выдержкой и диафрагмой, на которую только был способен «Любитель», но фотография все равно получилась темной.

Саша достал с полки диск с надписью «Любитель, 6х4, ч/б». Когда-то он педантично перевел в цифру и отретушировал все свои старые негативы, на что ушло полгода труда. Картинка нашлась быстро, потому что Петухов хорошо знал свое дело. Черно-белые Марина, Аня и Юра стояли на крыльце их старого дома… Разве можно представить, что эта девочка с острыми коленками – и есть та самая Марина, которая вывернула ему, взрослому, всю душу? Или этот мальчишка – он всего час назад сидел здесь, но только в облике солидного журналиста… Или, вот – Аня, которая так и осталась где-то в самом начале ленты времени…

Колокольчик звякнул, дверь ателье отворилась. Высокая стройная клиентка вошла, осмотрелась, близоруко щурясь, увидела за монитором Петухова, решительно направилась к нему.

– Ну и дела! – во второй раз за день воскликнул он, потому что эта женщина была не кто иная, как Аня Вихрова, чье черно-белое изображение он только что вызвал из небытия.