Текст книги "Пикассо и его несносная русская жена"

Автор книги: Сергей Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Сергей Нечаев
Пикассо и его несносная русская жена

Если бы некого было любить, я бы влюбился в дверную ручку. Пабло Пикассо

Конечно же, мой дед Пабло Пикассо– великий художник. Но ради искусства он забывал о своих близких. Марина Пикассо

В разрушении, так же как и в творчестве, Пикассо не давал себе передышки– он уничтожал самого себя. Карлос Рохас

Предисловие

Пабло Пикассо очень любил женщин. «Я не стал дожидаться разумного возраста, чтобы начать, – вспоминал он. – Если его дожидаться, именноразум может потом помешать». Прогулки по барселонским борделям он начал в пятнадцать лет. Потом продолжил пополнять «свой донжуанский список» в Париже, признанной столице любви. В итоге, женщины стали второй страстью Пикассо. Почему второй? Да потому, что первой, конечно же, было творчество.

Но при этом он не просто любил рисовать женщин, он буквально дышал ими. Искал и находил в них новые идеи. Они были основой его вдохновения.

История запечатлела семь главных женщин, повлиявших на жизнь и творчество Пикассо. А он, в свою очередь, запечатлел их на своих полотнах. Считается, что каждая их них оставила свой след в становлении Пикассо как художника в разные периоды его творчества.

Пикассо говорил: «Любовь – лучший восстановитель». И многие современники отмечали его удивительную харизматичность и сексуальное обаяние. Многие женщины были от него без ума. А он, в конечном итоге, научился выбирать себе женщин, которые отдавали ему всю свою энергию без остатка и верно служили его Гению.

Безусловно, женщины влияли на жизнь Пикассо, но еще больше он влиял на них. Поэт Шарль Бодлер как-то сказал, что у мужчины есть только два пути: либо он становится рабом женщины, либо превращается в палача, терзающего ее тело и душу. Великого Пикассо с уверенностью можно отнести к разряду таких палачей.

Красота и молодость были единственными качествами, которые он ценил в женщинах. Обычно до начала интимной связи они служили ему моделями, хотя порой их очень трудно узнать на холстах художника. Тем не менее каждая женщина, входившая в его жизнь, становилась своеобразной отправной точкой в новом направлении его творчества. Любя их, он ломал их. Ломал на холстах, ломал и в реальной жизни, а потом признавался: «Когда я люблю женщину, любовь сокрушает все, особенно мою живопись».

Почти все женщины Злого Гения Пикассо страдали нервными расстройствами, умирали от тяжелых болезней, кончали с собой или лишались рассудка. Как правило, он встречал их абсолютно нормальными, а бросал доведенными до безумия. Первая его большая любовь – пышнотелая красавица Фернанда Оливье – закончила свои дни в бедности и одиночестве, вторая – хрупкая Марселла Юмбер – умерла молодой от туберкулеза. Ольгу Хохлову – первую жену и третью женщину в «семерке» Пикассо – «съел» рак, который, как теперь установили американские ученые, является болезнью угнетения, страха и обиды. Сменившая ее на посту музы Пикассо роковая блондинка Мария-Тереза Вальтер, единственная, кому не было никакого дела до денег и славы Пикассо, повесилась в гараже своего дома через четыре года после смерти художника. Через тринадцать лет после его смерти застрелилась вторая жена художника– Жаклин Рок. Совсем лишилась рассудка Дора Маар, закончив свой жизненный путь в психиатрической клинике. ..

Фактически спастись удалось лишь Франсуазе Жило, которая была на сорок лет младше Пикассо! По иронии судьбы, именно она стала единственной женщиной, которая бросила его первой, и удивленный этим художник кричал в ярости: «Ни одна женщина не покидает таких мужчин, как я!»

Если бы несчастье произошло лишь с одной из женщин Пикассо, этот факт можно было бы посчитать случайностью, просто крайне неприятным трагическим инцидентом. Но когда подобные инциденты повторяются с устойчивой периодичностью, возникает естественное желание сделать предположение о наличии какой-то общей причины всех этих несчастий. И вывод напрашивается один: единственной настоящей причиной был уничтожающий своей страстью и ревностью, талантливый и циничный, экзальтированный позер и эгоцентрист, брутальный обольститель и демон– искуситель Пабло Пикассо. Недаром же его мать говорила Ольге Хохловой: «Я не думаю, что с моим сыном, который озабочен исключительно собой, сможет быть счастлива хоть одна женщина».

Он разрушал не только каноны классической живописи, он разрушал все вокруг себя. Как пишет его внучка Марина Пикассо, он любил женщин«за плотоядные сексуальные импульсы, которые они в нем пробуждали. Ему надо было, чтобы свою загадку они вывернули перед ним наизнанку. Любитель свежей плоти, он насиловал их, расчленял и пожирал. Мешая кровь со спермой, он превозносил их в своих картинах, приписывая им собственную жестокость, обрекая их на смерть, едва только внушенная ими сексуальная сила ослабевала в нем».

Ненасытный, он поглощал абсолютно все вокруг себя: жизнь, вещи, людей. Бедные женщины– те, что имели несчастье(или, наоборот, счастье!) попасть в поле действия этого вихря. Подогреваемый животной сексуальностью, он переносил их тела на свои полотна, укрощал, околдовывал, питался ими, до последней капли высасывал из них всю сущность, а потом выбрасывал, как ставшие ненужными обертки из-под конфет.

Не зря биографы Пикассо очень часто сравнивают его с Минотавром– легендарным чудовищем с телом человека и головой быка, пожиравшим девушек: юных и жизнерадостных, доверчивых и послушных, ибо только такие могли дать ему немыслимые плотские наслаждения. Чем старше становился Минотавр по имени Пикассо, тем яростнее пожирал он этулакомую пищу, быстро и во все возрастающих количествах.

И вряд ли он не осознавал того, что делает, ведь он был отнюдь не глупым человеком и, в отличие от своих женщин, никогда не терял рассудка. Удивительно, но при этом он совершенно искренне полагал, что снисходит до простой смертной, наделяя ее душой и даря ей «настоящую жизнь», неведомую доселе.

Он стал весьма плодотворным художником и добился поистине всемирной известности. Его состояние к концу жизни составляло, по грубым оценкам, более миллиарда долларов. Он превратился в машину, делающую деньги, но при этом всегда был надменным скупердяем. С уверенностью можно сказать, что питательной средой для его творчества была женская сексуальная энергия, которой он, как вампир, питался, обрекая свои жертвы на моральную и физическую погибель. При этом у него никогда не было времени задуматься о судьбе своих близких. Значение для него имело одно только творчество. Только оно приносило ему счастье.

Истории, рассказанные в этой книге, являются наглядным примером того, что стало главным секретом успешности и творческого долголетия этого Злого Гения, показательным примером зависимости хрупкого женского начала от безудержно-активного мужского начала, которое шло напролом, разрушая и топча все вокруг. Женщины, друзья, дети, внуки – всех их художник приносил в жертву своему искусству. Но... На то он и был Великий Гений.

К сожалению, как очень верно отметил Вольтер, «гений не дает счастья». Вот и Пикассо, отгородившись от людей своим творчеством, в конечном итоге, потерял всякий контакт с реальностью и замкнулся в собственном непроницаемом внутреннем мире. В результате, он умер, по сути, таким же одиноким, как и жил.

Глава первая. Знакомство в Риме

Ольга Хохлова и Пабло Пикассо познакомились в Риме ранней весной 1917 года.

Конечно, это было не самое подходящее время для начала любви. Уже почти три года шла Первая мировая война, где-то рвались снаряды, и люди гибли десятками, а то и сотнями тысяч.

3 августа 1914 года Германия объявила войну, обвинив Францию в «нарушении бельгийского нейтралитета». Перейдя на следующий день бельгийскую границу, германская армия двинулась вперед и через две недели вышла к французским рубежам.

Потом в войну одна за другой стали втягиваться другие страны. А14-24 августа англофранцузские войска потерпели тяжелое поражение в Арденнах, потеряв около250 000 человек, и немцы широким фронтом вторглись на территорию Франции. Испуганное правительство бежало в Бордо. Но для быстрого завершения операции по окружению Парижа у германского командования просто не хватило сил. Немецкие войска, пройдя с боями сотни километров, сильно вымотались и стали жертвой контрудара французской группировки, сосредоточенной для обороны столицы. Так началась знаменитая битва на Марне, в которой союзникам удалось переломить ход военных действий и отбросить противника на50-100 километров назад.

Однако уже в1916 году Германия решила нанести новый удар на Западе, чтобы окончательно вывести Францию из войны. В результате началось Верденское наступление, продолжавшееся около десяти месяцев. Эта самая крупная и продолжительная операция Первой мировой войны стоила противоборствующим сторонам огромных жертв– до одного миллиона человек. В верденской«мясорубке» было«перемолото» до120 дивизий, в том числе69 французских и50 немецких.

Падение Верденских укреплений приводило к нарушению системы французской обороны и открывало немцам прямой путь на Париж.

* * *

В подобных обстоятельствах в Париже стало совсем неуютно, тревожно, просто опасно.

Французский писатель Жан-Поль Креспель, специалист по артистической жизни Монмартра и Монпарнаса, рассказывает:

«Начало военных действий между Францией и Германией стало неожиданным финалом первого акта большого монпарнасского шоу– занавес опустился. Как и во всей Франции, здесь тоже замерла жизнь[...] В домах уехавших на фронт художников расположились семьи беженцев с севера, со своими невзгодами. В течение четырех лет улицы оставались опустевшими, еще более зловещими по ночам из-за фиолетового света фонарей, затемненных для того, чтобы цеппелины и«таубы» [1]1
  Немецкие бомбардировщики.


[Закрыть]не могли по ним ориентироваться[. ..]

Население, особенно старики и дети, находилось в крайней нужде, тем более что службы социальной помощи только зарождались, и многие стыдились туда обращаться. Семьи рабочих, ремесленников, мелкихторговцев и служащих страдали от голода, но еще больше – от холода. Словно лишений и скорби по ушедшим было недостаточно, военные зимы выдались на редкость суровыми и холодными. Уголь превратился в такую же роскошь, как бриллианты, и перед специально созданными пунктами распределения выстраивались нескончаемые очереди. Люди стояли часами на ветру, под дождем, чтобы увезти на какой-нибудь тачке или тележке пятьдесят кило отвратительных брикетов из угольной пыли, торфа или соломы. Париж получал немного угля из Англии и Севенн, но его передавали в госпитали, государственные учреждения, школы и наиболее нуждавшиеся солдатские семьи [...] В своих мастерских с тоненькими перегородками и плохо заделанными окнами, которые и в нормальное-то время плохо прогревались, монпарнасцы просто погибали от холода. Чтобы отогреть руки и продолжать держать кисть или резец, художники сжигали скомканные рисунки».

Многие друзья Пикассо ушли на фронт. Жорж Брак, Андре Дерен, Морис де Вламинк... Даже поэт Гийом Аполлинер (Вильгельм Костровицкий), который не подлежал мобилизации, «добровольцем явился на пункт городской» и стал одним из «новобранцев, утративших имя». Он встретил войну с восторгом, стремясь доказать, что является не польским эмигрантом, а настоящим французом. Все были уверены в том, что в такой момент отсиживаться дома недостойно мужчины.

Жан-Поль Креспель продолжает свой рассказ:

«В течение двух дней, предшествовавших началу военных действий, монпарнасские улицы походили на развороченный муравейник. Люди, словно обезумев, метались во всех направлениях.

Уже утром 30 июля стало ясно, что конфликт неизбежен. Перед продуктовыми магазинами образовались огромные очереди. Повинуясь древнему инстинкту, люди торопились сделать запасы: ходили слухи, что в лавках не будет продуктов [...] Точно так же осаждали банки и сберегательные кассы, срочно изымая вклады.

Волнение достигло апогея в субботу 1 августа, когда на стенах государственных учреждений появились первые объявления о всеобщей мобилизации [...] Разом опустели все мастерские и дома, толпа художников прихлынула к перекрестку Вавен, словно кровь к сердцу [...] Писатели и поэты давали себе отчет в трагизме наступающих событий. Кроме какого– нибудь Рене Дализа, насмешливо восклицавшего:

«Больше всего я опасаюсь сквозняков...» (он будет разорван снарядом), многие предчувствовали надвигающийся кошмар. Старая женщина, за несколько су читавшая по линиям руки судьбы посетителей, отказывалась говорить уезжавшим то, что видела на их ладонях[...]

2 августа психоз продолжал нарастать. Париж лихорадило, стояла изнурительная жара. Оправдывая пророчества тех, кто накануне грабил склады, в магазинах опустили жалюзи. Огромное скопление народа на улицах создавало впечатление, что в ту ночь никто не спал. Социальные барьеры рухнули, незнакомые люди запросто заговаривали друг с другом; все смешались в едином безудержном порыве. На бульваре Монпарнас толпа неистово приветствовала11-й и 12-й полки кирасиров из Военной школы, 23– й колониальный полк из Лурсинской казармы и102-й линейный из казармы Бабилон. С оркестром во главе и развернутыми знаменами они маршировали к Восточному вокзалу, сопровождаемые огромной толпой мужчин и женщин, кричащих одно и тоже: «На Берлин!» Безумно возбужденные женщины целовали солдат и осыпали их цветами. Стараясь не отставать, они шли за солдатами широким шагом, уродливо-комичные в своих зауженных юбках[...] Илья Оренбург, живший в отеле«Ницца», вспоминал, как в ту ночь толпы людей нескончаемым потоком проходили под его окнами по бульвару Монпарнас. А утром хозяин гостиницы попрощался с постояльцами, в большинстве иностранцами: он отправлялся на фронт. Запинаясь от волнения, он наказал жене не требовать плату за жилье с иностранцев до тех пор, пока не кончится война. Правда, все поголовно пребывали в уверенности, что это– дело нескольких дней[...]

С первых дней мобилизации многие иностранные художники откликнулись на призыв Блеза Сандрара [2]2
  Блез Сандрар – французский писатель швейцарского происходжения. Участвовал в Первой мировой войне, был ранен, лишился правой руки. В 1916 году стал гражданином Франции.


[Закрыть]и Риччото Канудо [3]3
  Риччото Канудо – французский кинокритик итальянского происхождения, писатель, эссеист, музыковед. Участвовал в Первой мировой войне, был ранен. За воинскую доблесть был награжден французским Военным крестом и орденом Почетного Легиона.


[Закрыть]вступать в ряды французской армии. У Дома инвалидов очередь добровольцев растянулась по эспланаде. В ней стояло много монпарнасских художников– русских, польских, итальянских, скандинавских[...]

Возвращаясь к этим лихорадочным дням, Роже Уайльд, не только их свидетель, но и непосредственный участник, рассказывал: «В«Ротонде» оставался лишь всякий сброд. Все остальные ушли на фронт или в добровольцы. .. Помнится, был один красивый юноша, норвежский художник Иван Лунберг. Он тоже завербовался в первый иностранный полк иоставался в нем до конца войны. Когда, незадолго до перемирия, его убили, он по-прежнему не знал французского языка». Очевидно, Лунберг не был исключением.

Опровергая написанное другими, отмечу следующее: на вербовочные пункты действительно пришло очень много добровольцев, но не всех их сразу взяли; большинству пришлось ждать призыва, и иногда по нескольку месяцев».

Среди художников оказались и такие, кого приемная комиссия не пропустила из-за слабого здоровья. Например, мексиканца Диего Риверу, работавшего в Париже с 1909 года, отвергли по причине варикозного расширения вен, а Мане-Каца (Иммануила Лейзеровича Каца), учившегося в парижской Школе изящных искусств, – из-за слишком маленького роста. Итальянца Амедео Модильяни, вопреки его желанию, тоже не взяли на военную службу – из-за немощности, что глубоко его оскорбило.

Жан-Поль Креспель пишет о нем так:

«Он любил хвастать своей силой. А военный врач, едва взглянув на него, заключил, обращаясь к членам комиссии: «Нет, через восемь дней этот окажется в госпитале... Видимо, вам надо полечиться, приятель», – бросил он художнику полуиронически-полусочувственно. Вернувшись на Монпарнас, Модильяни глушил разочарование, напиваясь до беспамятства».

А вот его рассказ о поведении Пикассо:

«Пикассо принадлежал к числу тех редких иностранцев, кто не пошел записываться в армию. Возможно, он вовсе и не думал об этом. Как испанец, он имел право придерживаться нейтралитета, не считая себя затронутым конфликтом. Начало войны он провел на Монпарнасе, только по вечерам выходя из своей мастерской на улице Шелшер, где его тогдашняя подруга Ева надрывалась от душераздирающего кашля, и направлялся в «Ротонду», повидать Диего Риверу и Сельсо Лагара [4]4
  Сельсо Лагар – испанский художник, друг Пикассо и Модильяни.


[Закрыть]. С другими художниками он не общался, так как презирал людей богемы, болтливых и слабовольных».

Каждый вечер те, кто остался в Париже, собирались в кафе «Ротонда» на Монпарнасе, чтобы обменяться новостями или вполголоса обсудить последнюю сводку. При этом Пикассо открыто говорил, что не желает воевать за Францию, и его позиция раздражала очень многих. Понимая это, он погрузился в глубокую депрессию. А потом, видя, что выхода из сложившегося положения нет, решил уехать в Италию.

Позднее он изменит свое отношение к своей новой Родине. Недавно в Музее полиции в Париже были выставлены документы, обнаруженные в архивах министерства внутренних дел Франции, из которых явствует, что в40_х годах XX века правительство страны отказало Пикассо в предоставлении французского гражданства.

Пикассо часто говорил, что«хочет умереть испанцем», хотя после Гражданской войны так и не вернулся на родину, дав себе клятву, что его нога туда не ступит, пока у власти находится диктатор генерал Франко. После1939 года он решил в полной мере разделить судьбу Франции, которая вступила в войну с фашистской Германией. Но в просьбе о предоставлении гражданства ему было отказано.

Как оказалось, французская полиция с самого приезда Пикассо из Испании вела за ним слежку, и в одном из первых донесений о нем утверждалось, что он– видный анархист. С тех пор Пикассо был включен в список опасных смутьянов. Именно по этой причине в полицейском заключении было сказано, что Пикассо«должен рассматриваться как очень подозрительный человек с точки зрения национальных интересов Франции», а посему ему и не выдали французский паспорт.

Короче говоря, французская полиция признала Пикассо неблагонадежным. Более того, было отмечено, что когда началась Первая мировая война, он ничего не сделал для Франции. И он действительно даже не пытался что_ либо сделать.

Чтобы покончить с этим деликатным вопросом, отметим: с тех пор Пикассо больше ни разу не делал ничего, чтобы получить французское гражданство. Вероятно, он был оскорблен отказом и решил не обращаться к французскому правительству повторно.

Много позже, когда президент Франции Жорж Помпиду задумал наградить Пикассо высшей наградой Франции– Большим крестом ордена Почетного Легиона, – художник отказался на том основании, что, будучи гражданином Испании, он не может принять эту регалию.

Но это все будет потом. А пока же Пикассо отправился в Рим. Художник приехал туда17 февраля1917 года, даже не предполагая, что это путешествие, станет поворотом в его творчестве. И положит конец богемному существованию.

//__ * * * __//

Формальным предлогом для отъезда Пикассо в Италию стало приглашение Сергея Павловича Дягилева.

Этот человек родился в 1872 году в Новгородской губернии, в семье кадрового военного, потомственного дворянина и кавалергарда. Он учился музыке у Н. А. Римского-Корсакова в Петербургской консерватории, а потом, окончив университет, начал карьеру деятеля искусства, организатора и мецената.

В одной из его биографий написано:

«Он был не певец, не музыкант, не танцовщик – он был гениальный администратор, продюсер, тот, кто крутит шарманку. Объяснить свое «амплуа» он однажды попытался королю Испании. Тому очень нравился русский балет. Он заглянул за кулисы и спросил Дягилева:

–    А что вы делаете в труппе? Вы не дирижируете, не танцуете, не играете на фортепиано – тогда что же?

–    Ваше величество, – ответил Дягилев, – я – как вы. Я ничего не делаю, но я незаменим».

Да, сейчас его, скорее всего, назвали бы продюсером, а в 1899 году князь С. М. Волконский, ставший директором Императорских театров, назначил его чиновником по особым поручениям и доверил ему редактирование «Ежегодника Императорскихтеатров». В сезон 1900-1901 гг. князь Волконский возложил на Дягилева постановку балета «Сильвия» французского композитора Лео Делиба. Того самого балета, о котором П. И. Чайковский писал так:

«Я слышал балет «Сильвия» Лео Делиба, именно слышал, потому что это первый балет, в котором музыка составляет не только главный, но и единственный интерес. Что за прелесть, что за изящество, что за богатство мелодическое, ритмическое и гармоническое!»

Конечно же, Дягилев с пылом взялся за порученное ему дело, но постановка по какой-то причине сорвалась, и разразился страшный скандал, закончившийся для Дягилева увольнением.

Без всякого сомнения, неожиданное фиаско повлияло на решение Дягилева перенести свою деятельность за границу. В результате, с 1906 года он начал организовывать ежегодные зарубежные выступления артистов из России, получившие название «Русские сезоны». Это были и сезоны русской оперы, и оперно-балетные выступления. В частности, для гастролей балета Дягилев приглашал самых знаменитых артистов, в том числе Анну Павлову, Вацлава Нижинского, Тамару Карсавину.

В1911 году Дягилев организовал свою балетную труппу, которая получила название«Русский балет Дягилева». Труппа начала выступления в1913 году. По словам его ближайшего сподвижника Сергея Лифаря(позднее– руководителя балета парижской«Гранд -Опера»), «ему нужна была вся Европа и весь мир».

//__ * * * __//

В Риме Дягилев, которого Сергей Лифарь называл«снобом и эстетом», занимался балетом«Парад» на музыку Эрика Сати в постановке Леонида Мясина.

К тому времени Ольга Хохлова уже почти пять лет находилась в его знаменитой труппе. Почему-то считается, что танцовщицей она была старательной и даже неплохо«смотрелась» на сцене, но этого было недостаточно для того, чтобы исполнять сольные партии, а посему мол она выступала лишь в кордебалете и даже не мечтала о том, чтобы стать примой. Подобное утверждение не совсем верно. Возможно, особых амбиций у нее и вправду не было, но танцевала девушка очень технично. Впрочем, иных в труппу перфекциониста Дягилева, в характере которого много было от барина, слегка надменного, слегка презирающего людей, покровителя искусства, ценящего«изящество» больше, чем подлинную глубину, просто не принимали. А еще Ольга была прекрасно сложена и дисциплинированна, и это давало ей право на отдельные сольные выступления. Да и срок в пять лет говорил о многом– просто«по знакомству» в легендарной труппе великого и ужасного Дягилева столько времени продержаться было невозможно. Так что версия о«неполной профпригодности» балерины Ольги Хохловой– это один из тех мифов, что всегда сопровождают любого мало-мальски публичного человека.

К сожалению, неясно, где именно и при каких обстоятельствах Сергей Павлович Дягилев впервые увидел Хохлову, но известно, что в1912-1913 годах ему впервые пришлось набирать большое количество танцоров и танцовщиц не из Российского императорского театра, а из Варшавского театра, а также из частных московской и санкт-петербургской балетных школ. В любом случае сценической опыт у балерины к тому моменту исчислялся семью-восемью годами, а к моменту знакомства с Пикассо– двенадцатью годами.

//__ * * * __//

Ольга Степановна Хохлова родилась17 июня1891 года в украинском городе Нежине в семье полковника русской императорской армии. Страсть дочери к балету этот военный человек осуждал, но ее поощряла маменька, апосему, когда отца перевели из Нежина в Киев, украдкой стала возить дочь в балетную школу. Однако о том, чтобы девочке сделаться профессиональной танцовщицей, понятное дело, и речи быть не могло...

Если сравнивать Ольгу Хохлову со знаменитой балериной Тамарой Карсавиной, то второй было значительно легче: ее отец Платон Карсавин в свое время тоже служил танцовщиком Мариинского театра и лично готовил дочь к вступительным экзаменам в театральное училище. Более того, он сидел среди экзаменаторов, делая вид, что не узнает собственного ребенка.

С другой стороны, он был профессиональным танцовщиком, а это значило, что он никогда ничего не ел по утрам. Потом, в течение всего дня у него просто не было времени поесть. Шли беспрерывные упражнения у станка, репетиции и спектакли. Мать Тамары, незнавшая этого кошмара, говорила, что балет – это прекрасно для женщины, что даже если дочь и не станет великой танцовщицей, все равно будет зарабатывать намного больше, чем любая образованная девушка. Опытный отец всегда на это отвечал одно и то же:

– Я нехочу, чтобы мой ребенок страдал и жил среди закулисных интриг.

И он знал, о чем говорил. А вот Тамаре (она была на шесть лет старше Ольги) казалось, что мечта о сцене жила в ней всегда. Мир виделся молоденькой артистке таким манящим, таким сверкающим, что такие пустяки, как невозможность нормально поесть и мифические интриги, выглядели всего лишь оборотной, неважной, стороной этого сказочного очарования.

Ольге Хохловой всего пришлось добиваться самой, и к экзаменам ее никто не готовил. Иногда можно найти утверждение, что в балет Ольга вообще пошла, не посчитавшись с мнением родителей. Наверное, это так. Многие семьи отдают своих детей, например в фигурное катание, но далеко не все мечтают о физически и морально изматывающей судьбе будущих олимпийских чемпионок. Так что Ольга просто-напросто сбежала к Дягилеву, когда родители привезли ее в Санкт-Петербург. А еще, правда очень редко, можно найти сведения о том, в балетную школу Северной столицы ее устроил отец. Как бы там ни было, но взлету Ольги Хохловой предшествовало обучение именно там.

Нравы в балетной школе были чрезвычайно строгие. Во-первых, девочки почти никогда не общались с мальчиками, своими соучениками: они встречались только на репетициях, и разговаривать им категорически воспрещалось. Во-вторых, над всем доминировала строжайшая дисциплина, и никакие отступления от нее не дозволялись. Девочек, решивших посвятить себя балету, берегли от контактов с окружающей действительностью, словно от заразы. Фактически их воспитывали, как монастырских послушниц.

Ниже мы увидим, что это сыграет немаловажную роль в судьбе Ольги: с одной стороны, она вырастет настоящим профессионалом, а с другой– окажется не готовой к контакту с низменными сторонами повседневной жизни, в которых многие ее ровесницы, не балерины, ориентировались как рыбы в воде.

Потом, уже танцуя в труппе«Русского балета», Ольга утверждала, что является дворянкой и дочерью генерала, но подруги быстро вычислили, что последняя версия представляет собой, мягко говоря, преувеличение.

Биограф Пикассо британский художник и искусствовед Роланд Пенроуз, приехавший во Францию в1922 году и считавший, что Хохлова«не была выдающейся балериной», пишет:

«Ее отец был русским генералом, и это, очевидно, пробудило в ней стремление к славе. Балет, которым она увлеклась против воли отца, стал шагом на пути к желанной цели. Красота пленяла ее. Даже уйдя из труппы, она продолжала поддерживать тесные связи с русскими друзьями и заниматься балетом. Но после встречи с Пикассо в Риме ее карьере профессиональной балерины быстро пришел конец».

Дочь генерала или дочь полковника– все это не так и важно. В любом случае, происхождение Ольги сослужило ей добрую службу, ибо Великий Дягилев очень любил, чтобы в его труппе были девушки из«хороших семей».

В воспоминаниях Франсуазы Жило, одной из неофициальных жен смерчеподобного Пикассо, читаем:

«Он женился на Ольге в восемнадцатом году, она тогда была балериной в «Русском балете» Дягилева. Не лучшей в труппе, но, по словам Пабло, была красивой и обладала еще одним достоинством, которое он нашел очень привлекательным: происходила из семьи, принадлежавшей к низшему слою русского дворянства. Дягилев, говорил Пабло, подбирал балерин оригинальным образом: половину их должны были составлять очень хорошие танцовщицы, другую– красивые девушки хорошего происхождения. Первые привлекали зрителей мастерством. Другие аристократичностью и внешностью».

Мнение– cпорноe и явно предвзятое. Ибо глупо даже предполагать, что Сергей Дягилев, всегда говоривший, что«Русский балет» – это не кабареи не «Мулен Руж», что рафинированный эстет Дягилев, превративший балет из простого развлечения публики в настоящее искусство, удерживал бы балерину столь долгое время, да еще в условиях бесконечно гастролирующей труппы лишь из уважения к чину и происхождению ее отца. Бездарностей Дягилев терпеть не мог и всегда предпочитал окружать себя людьми талантливыми, вдохновенными или, по крайней мере, способными и трудолюбивыми. Очень способными и очень трудолюбивыми. Он, и это хорошо известно, никогда и никому не делал поблажек.

//__ * * * __//

Великий Серж принял Ольгу благосклонно. Внешность она имела вполне приятную, хотя, судя по фотографиям, настоящей красавицей, как, например, признанная прима Тамара Карсавина, она не была.

В одной из биграфий Пикассо лицо Ольги описано так:

«У этой девушки было одно из тех оригинальных лиц русских мадонн, которое меняется в зависимости от градуса эмоций, освещения и обстоятельств в диапазоне между классическим и строгим женским обликом эпохи Возрождения и наивным личиком простенькой барышни-крестьянки. Лицо – наиболее художниками любимое, способно выразить тысячу настроений».

В другой биографии об Ольге сказано:

«Глаза женщины невыразительны, зато несколько напоминают огромные черные глаза самого художника; в остальном же черты ее несколько грубоваты ».

Относительно грубоватости ее черт можно было бы и поспорить. У нее было очень правильное и типично русское лицо. Единственное, пожалуй, это подбородок: он был крупноват, что придавало всему облику некоторую тяжесть. С другой стороны, он выдавал характер Ольги – твердый, решительный и весьма упрямый.

Кроме того, ее отличали прекрасные манеры, умение держаться без лишнего апломба и наигранного кокетства, а также некий особый «русский шарм», который всегда так ценился в Западной Европе.

Кстати сказать, Дягилев сразу уловил в Ольге великосветский шарм. Ведь именно это качество придает танцующей на сцене женщине некий изысканный аристократизм, которым, между прочим, всегда отличалась его любимая балерина La Karsavina, как называли Тамару Карсавину французы.

Правда, по сравнению с Тамарой Ольга Хохлова была, как утверждают многие биографы, «немножко пресновата», не обладала тем внутренним огнем, которым блистала главная дягилевская прима.

Короче говоря, Ольга была«девушкой из хорошей семьи», отличалась великолепными манерами и прелестно смотрелась на сцене. Что же касается характера, то главной ее чертой можно считать бескомпромиссность, которая порой начинала походить на банальное упрямство. Впрочем, это только усиливало ее работоспособность, которая выгодно отличала Ольгу от других танцовщиц из труппы Дягилева. А уж в том, что все они были трудолюбивыми, можно не сомневаться. ..