Текст книги "Мирные люди"

Автор книги: Сергей Кусков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– И что, не было никаких вариантов? – спросил инспектор.

– Почему же, были, – сказал полковник. – Был, например, один вариант в вагончике.

– В каком вагончике? – тупо спросил инспектор.

– Деревянном, – ответила Нина. – На рельсах. Мы решили, что лучше здесь.

– Почему?

– Бронепоезд новый, звукоизоляция хорошая, она же и тепло держит, – сказал полковник. – И отопление включаю я сам, а не комендант, который мне не подчиняется.

– Но ведь пребывание в прифронтовой полосе может быть опасным! – сказал инспектор.

– Зенитной артиллерией тоже я распоряжаюсь, не только отоплением, – напомнил полковник. Инспектор, с минуту помолчав, решил перевести разговор на менее скользкую тему.

– Полковник, скажите, как вам удалось пробить для вашего поезда единицу библиотекаря?

– Никак, – ответил полковник. – Когда я принимал поезд, она уже была в штате.

– Библиотека – это хорошо, – продолжал инспектор. – Это, можно сказать, дополнительный резерв. У вас ведь паровоз?

Нина положила ложечку на блюдце и спросила ледяным тоном:

– Что вы имеете в виду?

Стало очень тихо. Инспектор глянул на Нину, укололся о ее взгляд и уткнулся в свою чашку. Минуту, или три, или десять продолжалось молчание, потом она снова спросила тем же тоном:

– Так это была шутка?

– Да, конечно, – промямлил инспектор, не поднимая глаз.

***

Нина стояла у окна и смотрела на места, мимо которых шел бронепоезд, выдвигаясь к исходной позиции.

Она давно привыкла к тому, что окном служила смотровая щель с толстым пуленепробиваемым стеклом, и для того, чтобы посмотреть в окошко, надо повернуть ручку и открыть снаружи бронированную крышку. И к тому, что стекло нельзя опустить, тоже привыкла.

Поезд проходил мимо какого-то поселка или городка, и почему-то между ним и железной дорогой, почти у самой насыпи, шли два ряда столбов с натянутой на них колючей проволокой. А потом она увидела людей.

Люди стояли к ней боком, а лицом к трибуне, которую она тоже увидела, только не сразу. Люди изображали собой некоторое подобие строя, но было видно, что это толпа, несмотря на одинаковую одежду цвета хаки. Люди не были военными. Военными были другие, в камуфляже, с автоматами, цепочкой окружавшие тех, что в хаки. И те, что стояли на трибуне, тоже явно были военные, хотя и не в камуфляже и без оружия.

А потом ей показалось, что сквозь бронированную стенку доносятся какие-то ритмичные удары. Нина увидела репродуктор на столбе – скорее всего, звук шел из него. Неудобно изогнувшись, она прижала ухо к стенке, но так и не расслышала чего-либо, кроме этих ударов, только в бок ей уперлось что-то твердое. Она глянула туда – это оказалась металлическая рукоятка для открывания бойницы, через которую можно просунуть наружу автоматный ствол.

Нина повернула рукоятку, бойница открылась, и из нее донеслись металлические звуки. -…Под ночью слепою немало пришлось нам пройти! – орал репродуктор. – Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит…

Конец строчки заглушил гудок паровоза, как будто бронепоезд давал знать людям: вот он я, уже не на запасном, а на основном пути.

Гудок оказал на толпу цвета хаки совершенно неожиданное действие. Люди повернули головы к железной дороге, а потом вдруг разом бросились на цепочку автоматчиков и на тех, которые на трибуне. Автоматчики вскинули оружие, и даже как будто прозвучали первые очереди, но волна цвета хаки захлестнула их. Взлетела над толпой и упала обратно солдатская каска, потом взметнулся прикладом вверх автомат и тоже обрушился вниз, наверное, на чью-нибудь голову. Автомат был старый – проверенное десятилетиями изделие Калашникова, приклад которого по убойной силе мало уступает пуле.

Мелькнуло станционное здание, встроенное в проволочное ограждение так, что, войдя со стороны путей, на другую сторону выходишь уже в зону. Мелькнула табличка с названием станции – Воля. А потом столбы с проволокой повернули перпендикулярно пути и потянулись вдаль, к горизонту.

Пулеметчик из последнего вагона дал длинную очередь над толпой – на прощание, и на всякий случай тоже. Трассирующая очередь поверх голов хорошо укрепляет если не боевой дух, то хотя бы дисциплину.

***

Полковник работал с картой. Инспектор молча сидел в углу, и его молчание нервировало полковника. «Шел бы ты к себе, что ли!» – думал он, но инспектор продолжал сидеть.

Наконец он встал, но не направился в отведенное ему купе, а принялся ходить взад-вперед, еще больше раздражая полковника. Тот, чтобы хоть как-то отвлечься, задал вопрос:

– Инспектор, вы не знаете, когда мне наконец укажут позицию, которую я должен занять? За то время, пока мы едем, можно уже войну выиграть, и проиграть тоже, а в эфире – тишина. Только коммерческие радиостанции, но они-то, наверное, и после конца света еще будут передавать, пока оплаченное рекламное время не кончится.

Инспектор пожал плечами:

– Это естественно. Режим секретности, радиомолчание. Ваш радист, надеюсь, тоже в эфир не выходит, только слушает? (Полковник кивнул.) Кстати, отдайте мне карту.

– Это еще почему?

– Потому что она секретная. Вашего уровня допуска я не знаю и не могу допустить, чтобы с секретной картой работал неизвестно кто. Тем более на моих глазах.

Инспектор потянулся рукой к листу, но полковник быстро отдернул его, сложил и сказал:

– Слушайте, я вашего уровня допуска тоже не знаю и не могу доверить секретную карту неизвестно кому! И скажите спасибо, что я вас вообще сюда пустил, в поезд!

– Спасибо, – сказал инспектор, – но карту отдайте.

– Не отдам, – сказал полковник. Он убрал карту к остальным листам в сейф, аккуратно его запер и решил для себя, что за ключом надо тщательно следить.

***

«Рзд. Диплодоки» – было написано на табличке, висевшей на стене бревенчатого домика. Прочитав надпись, полковник негромко усмехнулся: шутники, все-таки, эти путейские инженеры, которые придумывают станциям названия! Ерофей Павлович в Сибири, или Африканда на Кольском полуострове, по соседству со станцией Полярные Зори… А здесь вот – разъезд Диплодоки.

– Однако не вижу я пока ни одного диплодока, – сказал лейтенант Мережко, разглядывая станцию через триплекс. – Попрятались, носа не кажут.

– Вот пусть твои ребята их и разыщут, – сказал полковник. Отчаявшись дождаться указаний от командования, он принял решение с ближайшей станции выслать разведку. Обстановка была совершенно неясная. Указаний от командования не поступало, в эфире пусто, только коммерческие радиостанции гнали обычную пургу. Ночью в свете полной луны наблюдатель из зенитного взвода заметил самолеты, которые немного в стороне прошли параллельным с бронепоездом курсом – то ли наши направлялись бомбить противника, то ли противник только что отбомбился по нашим.

На прямо заданный вопрос: что сказал ему Главнокомандующий при очередном сеансе связи – инспектор ответил:

– Это секретная информация, полковник. Все, что нужно, вам сообщат в положенное время, а пока продолжайте выполнять ранее поставленную вам задачу.

Полковнику порой казалось: сам факт того, что страна ведет какие-то военные действия, тоже глубоко засекречен.

Через вентиляцию в вагон проникал запах дыма: то ли на разъезде недавно что-то горело, то ли кто-то топил баню. Бронепоезд остановился. Полковник потянулся к сейфу – достать карту, – но тут на КП явился инспектор. Открывать сейф при нем полковник не стал.

Инспектор пришел со своим "дипломатом": он явно собирался в очередной раз связаться с Главнокомандующим. Отпустить его одного полковник не решался, а послать с ним Мережко – выходило не по чину.

– Ставь задачу своим ребятам, и пойдешь с нами, – сказал полковник лейтенанту.

В станционном домике не было ни души. Кабинет начальника станции оказался заперт, что инспектора явно обескуражило. Мережко вознамерился взломать хлипкий замок штык-ножом автомата, но тут инспектор увидел в углу комнатушки, служившей подобием зала ожидания, титан с водой и рядом, на стене, розетку. Он устремился туда, на ходу открывая "дипломат", и замок остался цел.

Полковник в это время заинтересовался узкой лестницей, ведущей куда-то на чердак или в мансарду. Вдвоем с лейтенантом они поднялись наверх и наткнулись на дверь с табличкой "Радиоузел". Полковник толкнул дверь – она оказалась не заперта.

Внутри все выглядело так, как будто здесь только что был кто-то: окно открыто, сигнальные лампочки на аппаратуре горят, только все регуляторы громкости скручены на минимум. "Тоже, что ли, звукомаскировка?" – подумал полковник и на пробу повернул одну из ручек вправо. -…Несчастный случай! – бодро сообщил контрольный динамик, а затем из него понеслась разухабистая мелодия, никак не соотносящаяся с представлением о несчастном случае. После подобного вступления, подумал полковник, в самый раз будет какая-нибудь частушка на грани приличий. Он повернул еще один регулятор, и первые слова песни раздались одновременно из контрольного динамика и из большого репродуктора за окном:

– Вчера была среда, сегодня понедельник! А я опять стою без дела и без денег! Но на челе…

Услышать продолжение им с лейтенантом не дал инспектор. На слове "денег" он с криком ворвался в радиоузел и принялся щелкать тумблерами, крутить ручки, потом что-то сломал, и на середине строчки песня оборвалась.

– Что вы делаете?! – закричал он на полковника. – Вы же едва не выдали противнику план совершенно секретной операции, которую я только что обсуждал с Главнокомандующим!

– Какой операции? – оторопело спросил полковник.

– Операция "Колун". Сокращение продолжительности недели до трех дней: понедельник, вторник, среда.

– Но зачем?!

– Для дезинформации, главным образом, – инспектор разговаривал уже почти спокойно. – И для рационального использования рабочего времени в условиях войны. А у вас тут орет… И вообще, у меня сильное подозрение, что мы уже находимся на территории противника!

Лейтенант Мережко за спиной инспектора покрутил пальцем у виска, а полковник спросил:

– С чего это – на территории противника? Наша должна быть.

– Я не вижу здесь ни малейших признаков готовности к войне. В нашей миролюбивой стране этого просто не может быть! Противники же наши, наоборот, известны своей агрессивностью. Всё это указывает…

Полковник собирался возразить, но в этот момент на пороге радиоузла возник сержант-разведчик:

– Товарищ полковник, разрешите обратиться к товарищу лейтенанту!

И, получив разрешение, доложил:

– Товарищ лейтенант, "языка" взяли!

– Так быстро? Где успели? – удивился Мережко.

– Тут, за сараями.

– Ведите в вагон, – распорядился инспектор раньше, чем полковник успел открыть рот. – Сейчас разберемся, на чьей мы территории!

***

«Языком» оказался мужичонка типично леспромхозовского вид, который охотно давал показания:

– Был леспромхоз. Вчера утром еще был. А после обеда налетели, разбомбили всё. Леса пожгли – тыщ пятнадцать кубов! А спишут, надо думать, все пятьдесят.

– Кто налетел? – спросил полковник.

– Наши, – ответил "язык".

– Какие это "наши"? – переспросил инспектор.

– Ну, наши! Ваши! Со звездочками, вот как на вашем же поезде!

Инспектор многозначительно посмотрел на полковника: а я что говорил? Полковник с сомнением покачал головой.

– А к войне у вас готовились? – спросил инспектор мужичка. Тот почесал в затылке, пожал одним плечом:

– Кто ж их знает? Готовились, надо полагать. Я ж говорю: сгорело пятнадцать тыщ кубов, а спишут пятьдесят. Если не больше. Куда ушли? Вот и выходит, что загодя знали.

Мужика вывели в соседнее купе и оставили под охраной солдата. Мережко тоже ушел, остались полковник с инспектором.

– В общем, ясно, что ничего не ясно, – подвел итог полковник.

– А этого куда? – спросил инспектор.

– На все четыре стороны, – ответил полковник. – Пусть катится.

– Не могу с вами согласиться, – сказал инспектор. – Отпустить его сейчас – значит, создать канал утечки информации к противнику.

– К какому противнику?! – с раздражением спросил полковник. – Где он, ваш противник?! Авиация бомбит своих, мы собак стреляем!..

– Спокойно, полковник, и до людей очередь дойдет. А противник – может, этот только прикидывается леспромхозовским? Может, он и есть…

Полковник мог привести десяток причин, почему мужичонка не мог быть противником, но не стал этого делать. Он только сказал:

– Ну, не с собой же его тащить! Пускай проваливает!

– Ликвидировать, – спокойно сказал инспектор. – Свой, чужой – все равно он в таком случае никому ничего больше не расскажет.

Полковник пристально посмотрел на инспектора, потом поднял трубку и позвонил во вторую батарею:

– Полещук далеко?

– Здесь Полещук, – ответил капитан Звягин.

– Пришли его на КП.

Старшина пришел, прихрамывая: снова в узком проходе не разминулся с атомными снарядами. Полковник жестом указал на "языка":

– Разберись. Ну, ты знаешь.

Полещук молча кивнул. Вместе с двумя бойцами они вывели "языка" за сараи, откуда начиналась тропинка, ведущая задами поселка к лесу. Бойцы несли каждый по лопате. Остановились у стены последнего сарая, прислонили лопаты, и старшина, стаскивая с плеча автомат, сказал:

– Ты, мужик, того… иди сейчас домой, спрячься там и, бога ради, не высовывайся, пока мы здесь! Уедем – делай что хочешь, а пока не отсвечивай тут, ладно?

Мужик, уже попрощавшийся с жизнью, пробормотал:

– Ребятки, да я вам что хошь…

– Иди, иди, – повторил Полещук, и мужик двинулся на ватных ногах по тропинке, постоянно оглядываясь. Старшина отстегнул от автомата магазин и выщелкал из него на ладонь десяток патронов. Три из них – с трассирующими пулями – отобрал и сунул в карман, остальные загнал обратно. Потом присоединил магазин к автомату, передернул затвор и, подняв автомат к небу, дал короткую очередь. Услышав ее, леспромхозовский мужик перестал оглядываться и прибавил хода. Старшина, подождав еще секунды две-три, выстрелил в небо одиночным, и "язык" припустил во все лопатки.

– Часик здесь покантуйтесь, изобразите, что надо. Можете курить, только окурки тушите, – сказал Полещук бойцам и, прихрамывая, направился к поезду.

***

Поезд медленно шел мимо платформы и станционного здания. Внешний вид здания никак не соответствовал масштабам станции – чуть побольше разъезда; на таких службы обычно размещаются в бревенчатых, редко шлакоблочных домиках, а здесь – трехэтажная панельная громадина. Ей, похоже, досталось при воздушном налете. Стекла сохранились лишь кое-где на первом этаже, от окон третьего тянулись вверх черные полосы, а от названия станции, написанного большими металлическими буквами по краю крыши, осталось шесть букв: «ДЕРЖАВ». Да еще буква Н висела чуть ниже края крыши, повернувшись горизонтально, и было непонятно, где ее законное место: после В или чуть дальше. Державное, Державино, или как еще могла называться эта станция?

Платформа и здание остались позади, следом за ними проплыли назад водокачка с башней и гидрант для заправки паровозов водой.

Начальные буквы названия станции вызывали у полковника какие-то смутные ассоциации. Чтобы проверить их, требовалась карта, и он отпер сейф, благо инспектора поблизости не было. В замке сейфа что-то подозрительно хрустнуло, но полковник не успел зафиксировать на этом внимание, потому что зазвонил телефон внутренней связи.

Вызывал машинист:

– Командир, похоже, здесь тупик.

– В каком смысле? – спросил полковник.

– В смысле – последняя станция на этой ветке.

– Может, путь разбомблен?

– Непохоже, – сказал машинист. – Выглядит так, как будто его там и не было никогда. Насыпь кончается, а дальше – чистое поле.

Заскрипели тормоза, поезд остановился. Полковник вернулся к сейфу, открыл его и начал рыться в картах. Нужного листа не было, а потом ему показалось, что не хватает еще нескольких. Он позвонил командиру разведчиков:

– Мережко! Карты брал?

– Никак нет, – ответил лейтенант строго по уставу, поняв по голосу, что полковник не в духе.

– Подойди на КП.

Мережко пришел, глянул на замок сейфа, покрутил ключом в замке.

– Вот царапины. Похоже, открывали какой-то подручной хреновиной. Замочек-то, прямо сказать, таксебешный.

– Так! – сказал полковник. – Кажется, я знаю, кто сюда лазил. Пошли!

Они двинулись по коридору к купе инспектора.

Остановились перед дверью. Полковник достал из кобуры пистолет, несколько секунд повертел в руках и, усмехнувшись, сунул обратно. Оружия у инспектора он не видел никогда.

Взявшись двумя руками за ручку, полковник рванул дверь вправо, и она с грохотом откатилась.

Внутри никого не было, по крайней мере, на первый взгляд. Полковник заглянул наверх, на багажные полки, потом посмотрел вниз и вдруг заметил, что нижняя полка слегка дрожит. Он рванул ее вверх, и они с лейтенантом увидели инспектора.

Инспектор, скрючившись, лежал под полкой в рундуке. Он судорожно рвал на части карту, засовывал обрывки в рот и торопливо, почти не разжевывая, глотал. Увидев полковника, он сунул в рот весь остаток листа, но полковник вырвал у него бумагу, а когда инспектор попытался снова ее схватить, наотмашь ударил его по руке.

От карты осталась едва ли треть, с измочаленным, обмусоленным краем. Судя по маркировке, это был как раз нужный лист.

– У, крыса! – зло сказал Мережко, схватил инспектора за воротник и рывком поднял из рундука. Тот снова попытался выхватить у полковника карту, но лейтенант швырнул его в угол купе и рявкнул:

– Сидеть!

Полковник быстро осмотрел купе, взял "дипломат" и сказал лейтенанту:

– На КП! Этого бери с собой, разберемся.

Когда они шли по коридору вагона, им навстречу попалась Нина.

– Что случилось? – спросила она, глянув на лицо мужа.

– Ничего, все в порядке, – ответил он, пытаясь сделать вид, что все и вправду в порядке. Лейтенант оказался более словоохотливым.

– Крысу поймали, – сообщил он.

Нина еще раз внимательно посмотрела на инспектора и направилась в купе, где у нее хранились книги и журналы – библиотечный фонд бронепоезда.

Придя на КП, полковник вызвал командиров батарей – капитанов Хасанова и Звягина. Сам же спросил инспектора:

– Ну, и что все это значит?!

– Ничего не скажу! – заявил инспектор, бегая глазами туда-сюда. – Везде измена! Учтите, если я не выйду на связь, Главнокомандующий примет самые решительные меры.

– Командир, разрешите, мы его разговорим по-нашему? – спросил Мережко.

– Погоди, – сказал полковник, пытаясь расправить на столе обрывок карты.

Пришли Звягин и Хасанов. В курс дела их ввел Мережко. Полковник не вмешивался, хотя это и было явным нарушением субординации. Брезгливо расправляя изжеванную бумагу, он пытался прочитать на ней название станции. И это ему удалось.

– Державный Тупик – надо же! Ветка здесь действительно кончается. Инспектор, так это исходная позиция или тупик?

Инспектор молчал, затравленно озираясь. Сейчас он действительно походил на загнанную в угол крысу.

– Инспектор, кто же вы на самом деле? – спросил полковник. "Крыса!" – вертелось на языке у Мережко, но он сдержался. Инспектор молчал, остальные смотрели на него, тоже молча.

– А вы до сих пор не поняли? – спросила у них за спиной Нина. Оказывается, никто не заметил, как она пришла. – Вот, смотрите.

Она положила на стол две газеты: одну почти тринадцатилетней давности, другую – полугодовой. Обе газеты были предвыборные, и с обеих смотрело одно и то же лицо – инспектора, главы государства, символа нации, морального лидера, бессменного Главнокомандующего и четырежды Гаранта Конституции (в настоящее время, ввиду войны, секретной).

Только в газете тринадцатилетней давности он еще не был признанным фаворитом предвыборной кампании, а был всего лишь одним из нескольких, и над его портретом еще не поработали ретушеры и фотошоперы. Из этих троих – двух портретов и третьего живьем – самым молодым выглядел нарисованный в газете, изданной полгода назад. Портрет в газете тринадцатилетней давности был лет на десять старше, а тот, что глядел на них из угла бегающими глазами, был еще старше – примерно вот на эти тринадцать лет.

– Это ж надо так лопухнуться! – сказал капитан Хасанов, а Мережко спросил Нину:

– Ты как догадалась?

– Смотрела внимательно, – ответила она. – И не выбрасывайте газеты. Это я вам говорю, как библиотекарь.

– Да ну их! – сказал Звягин. – Все равно врут.

– Ну и пусть врут, – сказала Нина. – То, что врут сегодняшние газеты, и то, о чем они молчат, – это и есть самая правдивая правда о нашем времени.

– Ну, что ж тебе в кабинете-то не сиделось?! – в сердцах бросил Мережко. – Сколько народа перебаламутил! У, крыса!

Он замахнулся на инспектора, тот пригнулся, закрывая руками голову от удара, и в этот момент раздался голос военврача Мороза, который тоже подошел незаметно:

– Спокойно, Мережко! Не трогай больного!

Он встал рядом с инспектором и пояснил:

– Ну, что вы хотите? Полнолуние, у психических больных начинаются обострения! Другие вон на крыши лезут, а этот – на бронепоезд.

Он сел рядом с инспектором, взял его за руку:

– Ну, ну, не надо волноваться. Спокойно. Все будет хорошо. Смотрите на меня…

Хороший военврач должен владеть основами психотерапии, а старший лейтенант Мороз был неплохим военврачом.

– Ну, ладно, обострение, – сказал капитан Хасанов. – Но как же эти сеансы связи? С Главнокомандующим? Он что, сам с собой связывался?

– А вот это мы сейчас посмотрим, – сказал полковник и взялся за чемоданчик инспектора.

"Дипломат" был закрыт замком с трехзначным кодом.

– Не скажу, хоть на куски режьте! – заявил инспектор.

– Порежем, – сказал Мережко и вытащил штык-нож. Инспектор снова попытался сжаться в комок.

– Ну, хватит, нельзя же так! – укоризненно сказал Мороз. Мережко, не обращая на него внимания, подошел к столу и штык-ножом взломал замок чемоданчика. Полковник откинул крышку, и на пол посыпались карты – те листы, которых недоставало в сейфе.

Под картами около трети объема было выгорожено под трубку для связи с Главнокомандующим, а остальное пространство занимала плоская коробка с единственной красной кнопкой. Повисло молчание, потом кто-то спросил:

– Это что?

– Это пусковая кнопка конца света! – хихикая, сказал инспектор. – Если нажать, начнется Последняя Мировая Война.

– Сейчас специалист разберется, – сказал полковник и вызвал радиста.

Радист кнопкой не заинтересовался, а сразу взял трубку и начал отматывать изоленту, которой к ней крепилась коробочка с индикаторной лампой. Через минуту он смотал ее полностью, и коробочка отвалилась от трубки, с которой не была связана ничем. Радист отвернул два винта в крышке коробочки, открыл ее и заглянул внутрь.

– Все правильно, – сказал он, – неоновая лампочка и резистор. Если включить в сеть, будет гореть.

Потом приложил трубку к уху, послушал пару секунд и дунул в раструб микрофона. Тут же он отдернул трубку и принялся остервенело чесать в ухе мизинцем.

– Труба – она и есть труба, – сообщил он остальным.

– А это? – спросил полковник, указывая на кнопку. Радист пожал плечами и нажал ее – никто не успел и ахнуть.

Где-то в недрах коробки раздался звук, похожий одновременно на стрельбу, лай и чихание старого автомобильного мотора. Такой звук издает китайская игрушка, изображающая собой бластер, когда ребенок нажимает на спуск. У нее еще при этом мигает огонек на конце ствола – здесь тоже замигала лампочка, вмонтированная прямо в кнопку.

***

Все смотрели не командира и ждали, что он скажет.

– Едем назад, – сказал полковник. – Встанем обратно на запасный путь и разберемся. Всё, занимайте места согласно боевого расчета.

– Согласно расчету, – сказала Нина. Сказала негромко: подрывать авторитет командира она не хотела; но и оставить ошибку без исправления не могла.

Все двинулись по местам, и в этот момент в динамике громкой связи раздалось:

– Командир, воздух!

– Экипаж, воздушная тревога! К бою! – крикнул полковник.

Снаружи раздались взрывы, пока не очень близкие, и вой самолетных двигателей. Командиры подразделений бросились по местам. Ударила первая очередь из скорострельной зенитной пушки.

– Мережко, останься! – крикнул полковник, и лейтенант остался на КП. Кроме него, остались еще военврач и инспектор.

Полковник, прильнув к окулярам командирского прибора наблюдения, следил за самолетами.

– Звено штурмовиков, – сказал он. – Пошли на второй заход.

– Командир, это наши! – раздалось в динамике.

Звук двигателей нарастал. Полковник оторвался от прибора наблюдения, вскочил на стол и открыл люк в крыше вагона. Просунув голову в люк, не обращая внимания на разрывы, он смотрел на самолеты. Когда ведущий прошел над поездом, полковник успел разглядеть звезды на крыльях.

– Они что, не видят опознавательных знаков?! – спросил он, спрыгнув со стола. Снова уткнувшись в окуляры, он следил за самолетами.

– С боков, скорее всего, не видят, а сверху – может, закоптило? – предположил Мережко. В этот момент на КП вбежал радист с пулеметом, под которым висела коробка с лентой на двести пятьдесят патронов. Вскочив за спиной полковника на стол, он просунул ствол пулемета в люк и принялся стрелять в небо то короткими, то длинными очередями.

– Что ты делаешь?! – спросил полковник, очумело глядя на радиста. Тот не отвечал, продолжал стрелять.

– Материт летунов морзянкой, – сказал Мережко. – Может, хоть так поймут?

Трассирующие пули летели в вечернее небо, складываясь в сигналы азбуки Морзе: короткая очередь – точка, длинная – тире. Одна короткая очередь – буква Е. Длинная, три коротких – Б. Одна длинная – Т. Короткая, две длинных – В. Три длинных…

Полковник снова посмотрел в окуляры.

– Похоже, поняли, – сказал он. Головной самолет качнул крыльями, а затем звено, обогнув станцию по широкой дуге, ушло в ту сторону, откуда приехал поезд.

Пулемет за спиной смолк: кончилась лента.

Полковник взял микрофон, чтобы скомандовать отбой воздушной тревоги, но в это время в динамике раздался голос капитана Звягина:

– Вторая батарея, пожар в боевом отделении!

– Тушите первичными средствами! – крикнул в микрофон полковник. – Экипаж, все огнетушители – на вторую батарею! Машинист, сдавай назад к водокачке, ставь под гидрант.

Поезд тронулся назад, набирая скорость, но через несколько секунд внезапно резко затормозил.

– Командир, похоже, приехали, – раздался в динамике голос машиниста. – Путь разбит, две платформы сошли с рельсов. Дальше не уедем.

– Да и не поможет нам водокачка, – сказал Мережко, рассматривая станцию в окуляры. – Похоже, летуны первый заход делали не на нас.

Он уступил прибор наблюдения командиру, и тот увидел, что из пробитого бака водонапорной башни в нескольких местах хлещет вода, а насосная превратилась в груду кирпичей.

– Командир, огнетушители кончились, – сообщил из динамика капитан Звягин, и полковник понял, что пожар им не потушить.

– Экипажу покинуть поезд и выходить к станции, – скомандовал он. Потом, раскрыв, перевернул "дипломат" инспектора и вывалил на пол коробку с кнопкой. Она упала кнопкой вниз, и снова раздался звук игрушечного бластера.

Полковник переложил в чемоданчик документы и карты из сейфа, закрыл его и перевязал отрезком веревки, потому что замок был сломан. Потом посмотрел туда, где Мороз все это время успокаивал больного, и обнаружил, что военврача нет, а инспектора держит Мережко.

– Мороз убежал собирать свое хозяйство, – сообщил лейтенант.

– Пошли, – сказал полковник, и они втроем быстро двинулись к выходу.

***

Все собрались на платформе. Не хватало только лейтенанта Мережко и троих разведчиков из его взвода. Потом и они подъехали на ручной дрезине – она стояла на одной из двух платформ, что сошли с рельсов, перекрыв дорогу поезду.

– Подняли на всякий случай, – сообщил Мережко, – думаю, пригодится.

– Молодцы, я бы о ней не вспомнил, – похвалил полковник.

– Нина, я для вас прихватил одеяло, но нести его придется вам, – сказал военврач Мороз. Он протянул Нине одно из двух одеял, которые забрал с собой из поезда.

– А второе кому? – спросил его старшина Полещук.

– Больному, – ответил Мороз и строго посмотрел на старшину.

– Да-а, – философски сказал капитан Звягин, – выходит, сами с собой воюем…

– Ну, хорошо! – капитану Хасанову не давал покоя один вопрос, и он пытался найти на него ответ. – С этим ясно – псих, – он мотнул головой в сторону инспектора. – Но летуны-то, которые нас бомбили, – они что, тоже?!

– Я же сказал: полнолуние, – ответил ему Мороз.

Пути за водокачкой изгибались дугой, и с платформы было хорошо видно горящий бронепоезд. При желании в этой картине можно было даже найти какую-то красоту.

Один из вагонов вздрогнул, над ним вспухло облако дыма, из которого понеслись к небу трассирующие пули. Через пару секунд донесся глухой звук взрыва и треск рвущихся патронов.

– Уходим, – сказал полковник. – Когда начнут разлетаться снаряды, здесь будет опасно.

– Елки-палки! – капитан Звягин хлопнул себя по лбу. – Там же атомные! Рванет – мало не покажется!

– Вряд ли, – не очень уверенно сказал полковник. – У них блокировки от несанкционированного подрыва.

Он не был уверен, что в условиях пожара эти блокировки сработают должным образом, поэтому добавил:

– Давайте за насыпь, быстро!

Люди были уже готовы броситься за насыпь, но всех остановил старшина Полещук, который спокойно сказал:

– Да не рванет! Нет там ничего!

– Как это – нет? – оторопело спросил полковник.

– Выбросил я их. Еще вчера утром, – ответил Полещук. И, глядя на изумленные физиономии, пояснил:

– Ну, достало меня об них спотыкаться!

– О, господи! – простонал инспектор. – Ну и бардак! Атомное оружие валяется под ногами, кому надо – бери и пользуйся! Противник, террористы, шпана какая-нибудь! Ребятишки найдут – в костер сунут…

– Спокойно, больной, все будет хорошо, – Мороз сразу же начал успокаивать инспектора. А Полещук сказал:

– Никто их не найдет! Я же их не куда попало бросил. Помните, там болото было? После этой станции… как ее? Великаново, Исполиново…

– Гигантово, – подсказал кто-то.

– Точно! – сказал Полещук. – Ну, вот, а после нее насыпь шла вдоль болота, долго так. Вот в то болото мы с ребятами их и кинули. Никто их там не найдет, и лягушки не скоро разберутся, что с ними делать.

– Ну, что же, пойдем обратно, – сказал полковник.

– Куда пойдем?! – опять застонал инспектор. – Там заградотряды!

– Эти, что ли? – спросил полковник, указывая рукой вдоль рельсов.

Железная дорога шла полем, а затем в паре километров от станции начинался лес, и там, где в него уходили рельсы, было видно какое-то движение. Какие-то люди на каких-то машинах выезжали из леса и разворачивались на краю поля.

Полковник посмотрел в бинокль.

– По мне, так эти больше похожи на разбойничью ватагу или банду мародеров, – сказал он.

– Командир, разрешите, мы с ними разберемся? – спросил Мережко.

– Давайте, – ответил полковник.

Разведчики выкатили дрезину, на нее влезло человек восемь или десять, впереди поставили пулемет…