Текст книги "Осторожно, листопад !"
Автор книги: Сергей Михалков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
сопровождении медсестры, в руках которой несколько
рентгеновских снимков.
Татьяна Леонидовна (на ходу, медсестре). Серафима Ивановна, принесите мне, пожалуйста, анализы Самойленко из третьей палаты. И готовьте малыша к операции. Завтра будем его оперировать.
Медсестра. Хорошо. (Кладет снимки на стол. Выходит.)
Татьяна Леонидовна (Марине). Здравствуйте! Вы ко мне?
Марина. Здравствуйте, доктор! Да, к вам. На одну минуту.
Татьяна Леонидовна (внимательно). Слушаю вас.
Марина. Я только что навещала больного, которого вы этой ночью оперировали... Аппендицит...
Татьяна Леонидовна. Да. Ну так что? Слушаю вас.
Марина. Это не опасно?
Татьяна Леонидовна. В каком смысле?
Марина (смутившись). Я хочу сказать... все прошло благополучно? Он очень страдает?
Татьяна Леонидовна. Естественно. После операции не прошло еще суток. Простите, вы его жена?
Марина. Нет. Знакомая.
Татьяна Леонидовна. Понимаю. Ну так вот... Пока у вас нет никаких причин волноваться. Мы вообще воздерживаемся от посещения родственниками больных сразу после операции. Тем более знакомыми. Не знаю почему, но для вас я сделала исключение. Может быть, потому, что решила, что вы его жена... Впрочем, это не имеет значения...
Марина. Большое вам спасибо, доктор!
Татьяна Леонидовна (неожиданно). Вы не замужем?
Марина (не сразу). Замужем.
Татьяна Леонидовна. Простите меня за этот вопрос.
Марина. Пожалуйста.
Татьяна Леонидовна. Простите, как вас зовут?
Марина. Марина Николаевна. А что?
Татьяна Леонидовна (задумавшись). Нет, нет... Я просто так... показалось, что я вас где-то видела...
Марина. Может быть.
Татьяна Леонидовна. Мне знакомо ваше лицо... Хотя, вероятнее всего, вы просто мне кого-то напоминаете... Так бывает.
Марина (улыбнувшись). Бывает.
Татьяна Леонидовна. Безусловно, бывает. (Берет со стола рентгеновские снимки и начинает их рассматривать).
Марина. Доктор!
Татьяна Леонидовна. Да.
Марина (подходит к ней и протягивает руку). До свидания! Большое вам спасибо, доктор!
Татьяна Леонидовна. До свидания, Марина Николаевна!
Марина выходит. Шубина продолжает изучать рентгеновские
снимки. Появляется няня.
Няня. Татьяна Леонидовна! Больной из третьей палаты опять укол себе требует. Я ему говорю – потерпеть надо. А он требует.
Татьяна Леонидовна (не поднимая головы). Что там случилось?
Няня. Ничего, Татьяна Леонидовна, не случилось! Больной, которого ты давеча ночью оперировала, опять укол требует. Не могу, говорит, терпеть: больно!
Татьяна Леонидовна. Надо потерпеть! Надо потерпеть! Никаких уколов!
Няня. Вот и я говорю: человек военный – потерпеть надо! Такие уколы часто принимать противопоказано. А он командует...
Татьяна Леонидовна. Командует, говоришь?
Няня. Командует.
Татьяна Леонидовна. Не то говоришь – другое у тебя на уме! Не спрячешь! Вижу. Что спросить хотела?
Няня. Кто это у тебя сидел-то?
Татьяна Леонидовна. Ты о ком спрашиваешь?
Няня. О мужчине.
Татьяна Леонидовна (улыбаясь). А что? Понравился?
Няня. Бес его знает... А чего ему от тебя надо? Знакомый, что ли? Или за кого хлопотать пришел?
Татьяна Леонидовна. Старый знакомый.
Няня. Не больно старый. Тоже небось доктор?
Татьяна Леонидовна. Инженер. Строитель. А чего это ты так разволновалась?
Няня. Мне-то зачем волноваться? Ты бы на себя поглядела! И зачем это ты ему всю жизнь доложила? И говорит, и говорит... А зачем? Мужчина разве это поймет? Разве наша бабья доля им доступная?
Татьяна Леонидовна. Мы давнишние друзья! Он меня понял.
Няня. Женатый?
Татьяна Леонидовна. Холостой.
Няня. Ну, тогда другой разговор. А на взгляд человек, видать, самостоятельный. Аккуратный... А ты так и не поела за своими разговорами? Чай-то остыл! Я свеженького принесу. (Выходит со стаканом остывшего чая.)
Татьяна Леонидовна (одна про себя). Никого. Никого мне не надо...
Входит медсестра. В руках у нее папка. Она кладет ее на
стол перед Шубиной.
Медсестра. Самойленко. История болезни. Здесь все анализы.
Татьяна Леонидовна. Как она себя чувствует?
Медсестра. Давление немного повысилось: волнуется.
Татьяна Леонидовна (просматривает историю болезни). Когда ее последний раз навещали близкие?
Медсестра. Дочь была в воскресенье. Муж не приходил.
Татьяна Леонидовна. Позвоните ее мужу и попросите от моего имени, чтобы он навестил жену. Не пугайте, а просто скажите, что больная волнуется. Ей предстоит испытание, и самочувствие у нее должно быть хорошее. Пусть он нам поможет. Одним словом, не мне вас учить, вы без меня знаете, как разговаривать в таких случаях.
Медсестра (улыбнувшись). Хорошо, Татьяна Леонидовна. Будет выполнено.
Татьяна Леонидовна (выходит из-за стола). Давайте пройдем сейчас к ней. Надо ее подбодрить! (В сопровождении медсестры выходит из кабинета.)
Занавес
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Большая дачная веранда. В перспективе – вид на
подмосковное приволье. На веранде круглый стол. На нем
кувшин с букетом полевых цветов. Дачная плетеная мебель.
Застекленная дверь, ведущая внутрь дачи. Доносятся
оживленные голоса, смех гостей. На садовой скамье возле
дачи сидит Тамара с книгой в руках. Она читает. На
веранду входит Марина. Останавливается у балюстрады.
Появляется хозяйка дома Таисия Павловна.
Таисия Павловна (обеспокоенно). Куда вы, Мариночка?
Марина. Душно...
Таисия Павловна. Ну, дышите! Я так переживаю, что вы приехали без Сергея Евгеньевича. Как обидно, что он занят. А я... Аркадий нам новый анекдот... Понимаете: людоед заходит в ресторан и садится за столик. Официантка подает ему меню...
Марина. Людоеду?
Таисия Павловна. Ну да! А он говорит: "Что вы мне подаете? Дайте мне список сотрудников!" Умора! До того смешно!.. (Уходит в дом.)
Оттуда взрыв смеха.
Марина спускается к сад. Подходит к Тамаре.
Марина. Не мешаю?
Тамара. Нет, нет... Вы мне не помешали. Что там, в даче?
Марина. Анекдоты... Пьют...
Тамара. От пошлости меня тошнит. (Усмехнувшись.) В этом смысле мне сегодня исключительно повезло! За столом справа оказался какой-то субъект... Узнал, что я актриса, – после третьей рюмки положил мне руку на колено.
Марина. Я думала, вы здесь со всеми давно знакомы.
Тамара. Нет, я здесь в первый раз. Приехала с Аркадием. Хозяйка дома его давнишняя знакомая.
Марина. Этот Аркадий тоже артист?
Тамара. Нет, администратор. Работает в нашем театре. Хороший человек.
Марина. Мне он показался обычным болтуном!
Тамара. Вы его мало знаете.
Марина. Я его совсем не знаю.
Тамара. А вы здесь частый гость?
Марина. Нет. Не очень. Мы работаем с Таисией Павловной в одном учреждении и даже в одном отделе. Неудобно было отказать. Все-таки день рождения!..
Тамара. А мне давно хотелось выехать за город. И вот я здесь. А гроза, кажется, проходит мимо... Жаль... Люблю грозу! Вот сидела и ждала ее.
Марина. В детстве при мне в деревне во время грозы сгорел дом – попала молния. Крыша была соломенная. Вспыхнула как порох. Сгорела девочка. (Поежившись.) Жутко...
Тамара. Вы боитесь смерти?
Марина. Смерти? Нет! Смерть как сон. Человек каждый день умирает: засыпает и проваливается куда-то... Если не проснется, значит, умер...
Тамара. А я боюсь умереть... бездарной актрисой.
Из дачи доносятся звуки блюза.
Марина. Вы танцуете?
Тамара. Вообще да...
Марина. Что вы читаете?
Тамара (протягивает книгу). Купила сегодня на вокзале. "А было ли это?" Какой-то Арсений Сомов.
Марина. Боже мой, как быстро идет время! (Перелистывает книгу.)
Тамара (не расслышав). Как вы сказали?
Марина. Я сказала: "Как быстро идет время". Год назад я случайно познакомилась с автором этого произведения. О чем роман?
Тамара (неопределенно). Так... о жизни... А он интересный человек, этот Сомов? Вы сказали, что вы с ним знакомы?
Марина. Я видела его один раз, и то мельком... Надо будет прочитать его сочинение. (Возвращает книгу.) Хорошо написано?
Тамара. Пока не знаю. Еще не дочитала... Мне поручили роль героини в одной советской пьесе... А роль у меня не клеится... С любовью не получается. Вернее, получается, но как-то примитивно... Вот и читаю книжки, ищу, кто как пишет о любви.
Марина. А вы сами-то когда-нибудь любили?
Тамара (не сразу). По-видимому, нет. Еще нет. Очевидно, виноваты мои родители. Они всегда мешали мне в этом: читали адресованные мне письма, осуждали мои знакомства, проверяли мои отношения с тем, кто мне нравится. Вот и сейчас. Я, как видите, развлекаюсь здесь самым безобидным образом, а они уверены, что я "разлагаюсь". Они ни за что не хотели, чтобы я была актрисой. Они хотели, чтобы я пошла в энергетический. Горе мне с ними. И все это от эгоистичной, беспомощной родительской любви. Простите, а вы любили?
Марина. Люблю.
Тамара. Ой. Тогда у меня к вам будет масса вопросов!
Тамара с интересом смотрит на Марину. В доме медленный
блюз сменяется громкой музыкой джаз-оркестра. В дверях
веранды Буба вырывается из рук Макса.
Макс. Не исчезайте, утопая! (Тянет девушку за руку.)
Буба. Пустите! Мне жарко!.. Как вы не понимаете: я в трех нейлонах!
Оба выходят на веранду.
Лучше дайте сигарету!
Макс. Прошу! С фильтром! (Угощает сигаретами. Пытается обнять.)
Буба. Ненормальный! Жена увидит.
Макс. Она не ревнивая. Буба! Между прочим, вы мне нравитесь!
Буба. Мало ли что.
Макс. Вы изящная!..
Буба. Комплиментируете?
Макс. Безусловно.
Буба. А если – мимо?
Макс. Вам можно позвонить?
Буба. Зачем?
Макс. У меня "Москвич". Покатаемся.
Буба. Сами водите?
Макс. Безусловно.
Буба. С вами не опасно?
Макс. В каком смысле?
Буба. Во всех!
Макс. Гарантирую. Телефон?..
Буба. Забудете.
Макс. Я запишу.
Буба. "Верочка", два семнадцать два нуля.
Макс (записывает на папиросной коробке). ...два нуля.
Буба. Не люблю, когда номер моего телефона записывают на папиросных коробках! Запишут, а потом выбрасывают.
Макс. Я его перепишу! Буду хранить у сердца!
Буба. Ох и попадет вам от жены!
Макс. Я же сказал: она не ревнивая. Она – удобная. А у вас красивая кличка – Буба!.. Легко запоминается.
На веранду выходят подвыпивший гость, дама в сиреневом.
Буба отходит от кавалера.
Дама в сиреневом (очень взволнованно). Неужели из самого простого зайца можно сделать настоящего соболя?
Подвыпивший гость. Не из зайца, мадам, а из заячьего меха!
Дама в сиреневом (упавшим голосом). И вы это делаете?
Подвыпивший гость. И мы это делаем. Шикпотреб! Кто – за? Кто – против?
Дама в сиреневом (волнуясь). Но как это возможно? Ведь заяц – это заяц, а соболь – это соболь!
Подвыпивший гость. Ими-та-ция! Принято единогласно! (Уходит в дом.)
Дама в сиреневом. Макс! Мы, оказывается, купили зайца!
Макс. Какого зайца?
Дама в сиреневом. Не знаю: русака, беляка... Не все ли равно! Мы горим!
Макс. Не понимаю тебя.
Дама в сиреневом (зловещим шепотом). Ну, спекулянтка, спекулянтка, Раиса Савельевна! Забыл? Соболий палантин! Соболей теперь делают из зайцев. Имитация! Подлог!
Появляется подвыпивший гость. В руках у него бутылка
шампанского. За ним Таисия Павловна с бокалами в руках.
Подвыпивший гость (поднимает бутылку). Кто – за? Кто – против?
В дверях появляется Аркадий с гитарой в руках.
Выпьем и умрем!
Аркадий. Зачем же умирать?
Подвыпивший гость. А так полагается! Пить – умирать и не пить умирать. Так лучше уж пить – умирать! Кто – за? Кто – против?
Таисия Павловна. Принято единогласно! Мы все хотим шампанского!
Макс (на веранде, Бубе). Вы какое любите шампанское? Сладкое или сухое?
Буба. Я люблю все сладкое.
Макс. Я тоже... (Воровски пожимает Бубе руку выше локтя.)
Буба (шепотом). Сумасшедший! Жена увидит!
Макс. Ей сейчас не до меня.
Дама в сиреневом (трагически). Вы понимаете, из зайца они делают соболя, из кролика – леопарда, из барана – выдру!
Аркадий. Овчинка стоит выделки! Век прогресса – век атомной бомбы и заменителей!
Подвыпивший гость (включается в разговор). Водку гонят из опилок! Принято единогласно!
Темнеет. Гремит далекий гром.
Таисия Павловна. Ни одного дня без грозы! Что за лето!.. Товарищи! Мариночка! Тамара! Неудобно! Где вы прячетесь? Идите к нам! Поднимайтесь скорей сюда! Мы вас ждем. Мужчины, занимайтесь шампанским!
Подвыпивший гость откупоривает бутылку.
Аркадий. Таисия Павловна! Вы придете на нашу премьеру?
Таисия Павловна. Если не будут стрелять! Мне всегда почему-то кажется, что в меня могут попасть.
Аркадий (Бубе). А вы? Вы ведь, наверное, не боитесь, когда на сцене стреляют?
Буба (поморщившись). Я устала от гражданской войны! Между прочим, неинтересно, когда с самого начала знаешь, что красные победят. Я лично предпочитаю хоккей. По крайней мере никогда не известно, с каким счетом закончится игра!
Аркадий. Мне вас искренне жаль...
Тамара и Марина поднимаются на веранду.
Таисия Павловна. Друзья! Товарищи! Тост! Кто? И за что?
Аркадий. За виновницу торжества!
Макс (с бокалом в руках). С сегодняшнего дня вы стали моложе еще на один год!
Таисия Павловна. Я еще не в том возрасте, когда приходится убавлять года... И потом за меня уже пили. Придумайте что-нибудь более оригинальное!
Дама в сиреневом. Прошу слова! У меня предложение! (Поднимает бокал и патетически восклицает.) За здоровую советскую семью! (Глядит на мужа и на Бубу.)
Таисия Павловна. Прекрасно!
Аркадий. За хороший спектакль!
Тамара. Аркадий! Почему – спектакль?
Таисия Павловна. Как – спектакль?
Аркадий. Да! Спектакль. С точки зрения театрального администратора! Хороший спектакль годами не сходит со сцены! А если неверно распределены роли, глядишь – в спектакль рассыпался. Вот так же и семейная жизнь! Да, да! Я это утверждаю!
Таисия Павловна. Ох, Аркадий! Вы всегда оригинальничаете!
Аркадий. Хотите, чтобы я развил свою мысль? Извольте!
Дама в сиреневом. Меня перебили! Я, кажется, предложила тост: за здоровую советскую семью!
Подвыпивший гость. Выпьем и умрем! (Чокается со всеми.)
Макс (жене). За нашу семью! (Чокается.)
Буба чокается.
Дама в сиреневом (Марине). За ваше здоровье!
Марина (улыбнувшись). Почему за мое здоровье? Ведь тост был "за семью"!
Дама в сиреневом. Вы присоединяетесь к этому тосту?
Марина. А почему нет?
Дама в сиреневом. Я имела в виду... Одним словом... Вы ведь...
Марина (спокойно). Не понимаю.
Дама в сиреневом (фальшиво улыбаясь). Между прочим, вы... опасная женщина.
Таисия Павловна (взволнованно). Ах, все мы – опасные женщины! Да и не все ли равно, за что пить! (Отводит в сторону даму в сиреневом.) За вас и вашего мужа! Макс, присоединяйтесь! (Марине.) Не обращайте внимания! Она выпила лишнего!..
Марина (даме в сиреневом). Вы хотите сказать, что я не имею права поддерживать ваш тост, потому что разрушила чужую семью? Вы это имели в виду? Вы хотели сказать, что я разбила чужое счастье и потому не имею права пить за здоровую семью!
Буба с большим интересом следит за Мариной.
Таисия Павловна. Мариночка!
Макс (тихо, жене). Ненормальная, ей-богу!
Дама в сиреневом (растерянно). Я пошутила... что особенного? Неужели здесь не понимают шуток? (Ищет поддержку у мужа.) Где чувство юмора?
Марина. Нет! Вы не шутили! Вы сказали именно то, что хотели сказать! Но как бы вы ни хотели унизить и оскорбить меня, вы бессильны это сделать. Совесть моя чиста!
Буба (неожиданно). А зачем вы извиняетесь? Ну, разбили чужую семью, ну и мало ли что?.. "Сегодня ты, а завтра я!" Не правда ли? Зачем извиняться? Глупо! Это же – жизнь! "Се ля ви!"
Марина (не обращая внимания на Бубу). Я знаю, вы меня осуждаете.
Аркадий. Не надо, не надо обобщать!
Марина (горячо). А за что вы меня осуждаете? За то, что в каком-то доме, который вам, по существу, глубоко безразличен, разошлись два не любящих друг друга человека? За то, что в другом доме между двумя малоизвестными вам людьми родилось чувство, которое делает человека человеком?! Но вам ли судить о морали?! Стоит вам увидеть на улице целующуюся пару, вы уже бьете тревогу: "Распущенность! Падение нравов! Хотят целоваться – зашли бы в подъезд!" Школьник дружит с девочкой, и вы уже судачите: "Не доведет до добра эта дружба! Как бы чего не вышло!" Вас устраивает безнравственность, лишь бы она была прикрыта внешней благопристойностью! Сытое равнодушие вам дороже беспокойной, тревожной любви. Замочная скважина кажется вам окном в мир! Впрочем, зачем я все это говорю? Тут был поднят тост за здоровую семью. Я пью за это! Да! За здоровую семью! За счастливую семью! Без лжи и обмана! За чистоту человеческих отношений. За любовь, без которой нет и не может быть счастливой семьи!
Марина ставит бокал на стол. Спускается в сад. За ней
уходит Тамара. Обе скрываются за углом дачи. Тяжелое
молчание.
Аркадий (бренчит на гитаре, напевает). "Во мраке молния блистала...".
Таисия Павловна (даме в сиреневом). Ну зачем вы, право! Не надо было!
Дама в сиреневом (оправдываясь). А что я сказала? В конце концов, это же правда: она разрушила семью Шубиных.
Макс. Вот это был монолог! Шикарное выступление!
Дама в сиреневом. Правда глаза колет! Собственно говоря, кто она такая? И он тоже хорош!
Таисия Павловна. Кто он?
Дама в сиреневом. Да этот, ее Сергей Шубин. Бросить ради нее жену с двумя детьми! Какая тут может быть любовь? Просто смазливая бабенка, и все тут! Мог бы из семьи не уходить! Меня, между прочим, не интересуют похождения моего мужа. Лишь бы я ничего не знала!
Макс (целует руку жене). Золото ты мое! Мой девиз: "Любовь и верность!"
Дама в сиреневом. Тем лучше!
Таисия Павловна. И все же получилось как-то нехорошо.
Буба (Аркадию). Никому не верю. Между прочим, все мужчины подлецы...
Аркадий. Не надо, не надо обобщать!
Гремит далекий гром. Все постепенно уходят в дом.
Темнеет. Начинает накрапывать дождь. В доме зажигают
свет. На веранду выходят Макс, дама в сиреневом,
Аркадий, Буба и Таисия Павловна.
Таисия Павловна. Куда вы! Переждите дождь! Аркадий! Ну хоть вы не бросайте меня!
Аркадий. Мне надо успеть в театр к концу спектакля!
Таисия Павловна. Макс! Не оставляйте меня наедине с вашим нетрезвым другом. Заберите его с собой!
Макс. Он нетранспортабелен! Уложите его на диван. Я за него ручаюсь. Это вполне безобидное существо! Проспится и сам тихохонько уедет! А потом куда же пятеро в "Москвиче"?
Дама в сиреневом. Макс! Как ты поведешь машину?
Макс. Умоляю тебя, не нервируй меня! Я и так под впечатлением! Поехали, поехали, детки!
Таисия Павловна. Я провожу вас...
Буба. "Се ля ви!"
Все скрываются за углом дачи. Пауза. Слышен
автомобильный сигнал. На веранду, пошатываясь, выходит
подвыпивший гость.
Подвыпивший гость. Между прочим, я, кажется того... Сверх меры... Вот так всегда: как ни бьешься, а к вечеру напьешься... Привезут, накачают и бросят... Эх, люди! Обидели хорошего человека... Разве это люди? Имита-ция!
Раскат грома.
Занавес
КАРТИНА ПЯТАЯ
Место действия то же, что и во второй картине. Тот же
день. В комнате Шубин и Света. Света стоит у окна и с
отсутствующим взглядом слушает отца. Тот ходит по
комнате и, временами останавливаясь перед окном, читает
ей мораль.
Шубин (горячо и убежденно). Ты взрослая девочка. Тебе пора взяться за ум... Чего тебе не хватает? Все, кажется, есть! Нет только добросовестного отношения к своим прямым обязанностям. А обязанность у тебя одна: хорошо учиться и прилично себя вести! Ты меня слышишь?
Света (глухо). Слышу.
Шубин. Ну так вот... Неужели это так трудно? Неужели ты не видишь, наконец, не понимаешь, что я не зря тобой недоволен! Ну что поделаешь, наша семейная жизнь так сложилась, но ты, я повторяю, уже не маленькая! Что с тобой происходит? На тебя одни жалобы: жалуется мать, жалуется школа. В чем дело? А? Почему это так все получается? Молчишь? Молчишь – значит, виновата... А мне за тебя стыдно! Да! Стыдно! К чему ты себя готовишь? Это ведь у нас тобой не первый разговор. Я хотел бы, чтобы он наконец был последним. Ты меня поняла? Отвечай! С тобой говорит отец! Я тебя спрашиваю: ты меня поняла?
Света мрачно молчит.
Ну?
Света (глухо). Поняла.
Шубин (настойчиво). Что ты поняла?
Света (неожиданно, резко). Я тебя ненавижу! (Стремительно выбегает из комнаты.)
Шубин ошеломлен. Он теряется. Не знает, как реагировать.
Стук в дверь.
Шубин (берет себя в руки). Кто там? Войдите!
Входит сосед.
Сосед. Сергей Евгеньевич! Мне позвонить... Вторгаюсь... Разрешите?
Шубин. Звоните...
Сосед. Благодарствую. (Не спеша присаживается, надевает очки, в записной книжке ищет номер.)
Шубин за столом приводит в порядок какие-то бумаги.
(Сокрушенно.) Вечно занято! (Набирает номер.) Безнадежно... Висят... (Помолчав.) Я вижу, что опять зашел к вам не вовремя, Сергей Евгеньевич! Мешаю, да?
Шубин. Нет, нет. Пожалуйста.
Сосед. Сегодня воскресенье, такой был чудесный день, а вы дома?
Шубин. Дела... (Нервно закуривает.)
Сосед. Между прочим, курить надо меньше!
Шубин. Не получается!
Сосед. Тоже не мог. А потом бросил за милую душу! Жил, жил – не тужил. А потом – на тебе: сердце! Хлоп! В один момент вся жизнь перевернулась... И я на спине! Сорок пять дней пролежал. Живу теперь от рациона до моциона. Того нельзя, этого нельзя.
Шубин. А что можно?
Сосед. В этом я еще не разобрался. Что-то, кажется, еще можно. (Набирает номер телефона.)
Шубин. Уже хорошо.
Сосед. Главное, меньше волноваться! Нельзя на каждый крючок жизни накидывать свое сердце! Я в этом вопросе теперь "моську съел"! Поволнуешься, попереживаешь день-другой, ночку-вторую недоспишь – и пожалуйте бриться: ноль три!
Шубин (не поняв). Что?
Сосед. Ноль три – "Скорая помощь"! (Помолчав.) Чины, звания, положения, разные там глубокие чувства... Все это хорошо, все это прекрасно, а вот когда здесь (показывает на сердце) прижмет? Как в одном магазине объявление: "Запчастей нет и неизвестно!" (После паузы.) Знаете, в крематории я тоже обратил внимание на одно объявление... (Качает головой.)
Шубин. Какое?
Сосед (саркастически). "Пепел выдается ежедневно с девяти до пяти, кроме понедельника. Перерыв на обед с двух до трех". (Помолчав.) Ясно? Пепел! Ежедневно! Выдается! Кроме понедельника! А? Как вам это правится? Меньше переживаний, драгоценный Сергей Евгеньевич! Меньше волнений!.. Как можно меньше! Чтобы как сквозь сон... Все – мимо! А к сердцу – ничего! Мимо!
Шубин (мрачно). Зачем тогда жить?
Сосед (попытавшись еще раз дозвониться, тяжело поднимается). Если вы разрешите, я зайду попозже. Все время занято... (Идет к двери. Останавливается.) Очки забыл. (Берет очки и выходит.)
Шубин снимает телефонную трубку. В комнату входят Марина
и Тамара. Шубин опускает трубку на рычаг, поднимается
навстречу вошедшим.
Марина. Сережа! Это Тамара Усольская, артистка театра драмы и комедии. Мы сегодня подружились. Познакомься, пожалуйста!
Шубин (рассеянно). ...и комедии?.. Очень приятно! Добрый вечер!
Обмениваются рукопожатиями.
Тамара. Марина, где у вас зеркало? Я хотела бы причесаться. Можно?
Марина. Конечно. Пожалуйста, пройдите в эту комнату! Вот сюда! (Проводит Тамару в соседнюю комнату, возвращается.)
Звонит телефон.
Шубин (снимает трубку.) Слушаю... Что? (Меняется в лице. Протягивает трубку Марине, бормочет что-то бессвязное. Затем вскакивает, выбегает из комнаты.)
Марина (быстро берет трубку, тревожно). Я слушаю. Говорит его жена... Слушаю вас... Что?.. Да... Понимаю...
Тамара (входя, весело). Товарищи! Как у вас тут уютно! (Ее поражает выражение лица Марины.) Что-нибудь случилось?
Марина. Свету... Дочку Сергея Евгеньевича...
Тамара (испуганно). Что? Что?
Марина (тихо). Сшибла грузовая машина.
Тамара. Как?
Марина. Не знаю... Увезла "скорая помощь".
Занавес
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Та же самая обстановка, что и в третьей картине: кабинет
врача в больнице. Медсестра сидит за столом врача и
что-то пишет. Няня стоит возле открытого в сад окна,
протирает стекла.
Медсестра. Няня, выгляните, пожалуйста, в окно – посмотрите: вам больную Самойленко не видно?
Няня. Это из седьмой палаты, что ли?
Медсестра. Ну, вы же знаете, о ком я спрашиваю. Она сегодня первый раз на прогулку сама вышла. Вы ее видите?
Няня (смотрит в окно). Вижу. На скамеечке сидит. Книжку читает.
Медсестра. Повозились мы с ней. А ведь положение было аховое. Если бы не Татьяна Леонидовна...
В кабинет входит Шубина, за ней – Шубин. Он в белом
халате. Медсестра выходит из-за стола.
Татьяна Леонидовна. Сидите, сидите, пожалуйста.
Медсестра. Я уже закончила, Татьяна Леонидовна!
Шубин подходит к окну. Смотрит в сад.
Татьяна Леонидовна. А Самойленко-то. Видели?
Медсестра. Думаю, что через неделю ее можно будет выписать.
Татьяна Леонидовна. Если не раньше. Я ею очень довольна. Вытащили мы ее.
Шубин. Откуда?
Татьяна Леонидовна. Оттуда... (Медсестре.) Антонина Матвеевна! Не в службу, а в дружбу: я забыла передать дочери эти журналы. (Берет со стола какой-то сверток. Протягивает его медсестре.) Отнесите ей, пожалуйста! Скажите, что прислали друзья из школы.
Медсестра выходит.
Шубин. Что за журналы?
Татьяна Леонидовна. Три последних номера "Юности". Какая-то новая повесть с продолжением.
Шубин (усмехнувшись). Уж не Сомов ли?
Татьяна Леонидовна (серьезно). Нет. Не Сомов. А ты напрасно над ним иронизируешь. Я прочитала его роман. Самобытно и талантливо. Он хорошо знает то, о чем пишет.
Шубин. Он давал тебе рукопись?
Татьяна Леонидовна. Да. Рукопись. Няня! Кончайте уборку. Организуйте нам два стакана чаю. Пожалуйста.
Няня (не очень приветливо). Вода есть. (Выходит.)
Шубин. Не слишком любезна нянечка.
Татьяна Леонидовна. Прекрасная женщина.
Шубин (пожав плечами). Может быть.
Татьяна Леонидовна. Все это пустяки... Все это пустяки... (Задумывается. После паузы.) Сергей! Она все еще не хочет тебя видеть.
Шубин (глухим голосом). Ты говорила с ней?
Татьяна Леонидовна. Да.
Шубин. Что она сказала?
Татьяна Леонидовна. Ей стыдно.
Шубин. Глупая. Я же ее люблю.
Татьяна Леонидовна (после паузы). Нужно время для того, чтобы все встало на свое место. Нужно время.
Шубин. Да. Я неправильно вел себя тогда с ней... Видно, я говорил тогда больше для себя, чем для нее.
Татьяна Леонидовна. Ты не был для нее в тот день отцом. Ты был прокурором.
Шубин. Прокурором?
Татьяна Леонидовна. Ты думаешь, я не вижу, как это тебе тяжело? Но мне ведь тоже не легче.
Шубин (прерывающимся от волнения голосом). Таня... как все это сложно... как больно... Просто не знаю...
Татьяна Леонидовна (сдерживая волнение). Возьми себя в руки, Сергей! Я обещаю тебе: все встанет на свое место. Нужно время. Что поделаешь, так уж все сложилось в нашей жизни. И виновных искать мы не будем.
Шубин. Как я благодарен тебе. (Целует Шубиной руку.)
Татьяна Леонидовна. За что?
Шубин. За то, что ты такая...
Татьяна Леонидовна. Кто-то из нас двоих должен же быть сильнее.
Шубин. И я у тебя в неоплатном долгу.
Татьяна Леонидовна (пытаясь улыбнуться). Все мы в долгу друг у друга... Ну, а как твои успехи? Все хорошо?
Шубин. Да, так все хорошо, если не считать того, что произошло...
Татьяна Леонидовна. Я говорю сейчас о работе.
Шубин. Работы много. Ты ведь знаешь, что вопрос о строительстве станции решен положительно. Дело двигается.
Татьяна Леонидовна. Я рада за тебя. Главное в нашей жизни – любимое дело. Я лично в этих стенах провожу три четверти всего своего времени.
Шубин. Ты похудела.
Татьяна Леонидовна. А я и не хочу полнеть.
Шубин. Очень устаешь? Много операций?
Татьяна Леонидовна. И устаю, и много работы, и это – мое счастье!
Входит няня. В руках у нее поднос. На нем стаканы с
чаем. Она ставит их на стол.
Спасибо, нянечка. (Поднимается.)
Няня. Ничего, не стоит... (Помедлив.) Татьяна Леонидовна! Дочка зайти просит. И папа, говорит, пусть зайдет. Я, говорит, знаю, что он мириться пришел.
Шубины, переглянувшись, молча выходят. В кабинет входит
медсестра.
Медсестра. Няня! О чем вы сейчас говорили с дочерью Татьяны Леонидовны?
Няня. Об жизни.
Телефонный звонок.
Медсестра (снимает трубку). Второе хирургическое. Старшая сестра (помолчав) слушает вас... Кого?.. Сергея Евгеньевича Шубина? (Помолчав.) А кто его спрашивает?.. Жена? Да, он здесь... Нет, он сейчас занят... Хорошо, я передам. (Кладет трубку. Смотрит на няню.)
Няня (про себя). Ох, дети, дети – никуда вас не дети... (Начинает протирать окно.)
Занавес
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Комната на даче. Бревенчатые, потрескавшиеся от времени
стены с каплями застывшей смолы. Посредине комнаты стол.
Несколько простых стульев и табуретки. У стены тахта,
над ней недорогой старый ковер. В углу круглая
изразцовая печь. Заметно, что на даче зимой не живут. За
стеклянной дверью, выходящей на веранду, – солнечный
зимний пейзаж. В момент поднятия занавеса Аркадий, сидя
на корточках перед печью, разжигает огонь. Затем он
берет лежащую на тахте гитару и, глядя на разгоревшийся
огонь, начинает негромко играть и петь.
Аркадий (поет).
На вечерней зорьке уточку убили,
Уточку убили – метко подстрелили.
Лишь одна дробинка в сердце ей попала
За кустом, в болото уточка упала.
Как она упала – клювом в воду ткнулась,
Так она лежала, не пошевельнулась,
И ее по ветру отнесло в осоку.
Не нырять ей больше, не летать высоко.
Не нашел охотник уточки убитой,
За кустом в болоте камышами скрытой,
Не достал добычи, зря искал, бранился...
Долго над болотом селезень кружился...
На веранде появляются две человеческие фигуры.
В руках у них лыжи. Они заглядывают через стекла двери в
комнату. Стучат.
(С гитарой в руках подходит к двери, кричит). Что? Кого? (Прислушивается.) Не знаю! Это дача Нефедовой!.. Не знаю! Не знаю! Я нездешний!
Лыжники скрываются. Аркадий подкладывает в печь щепки и
бумагу. Огонь снова разгорается. За сценой хлопает
дверь. В комнату входит Шубин. В толстом мохнатом
свитере и лыжных брюках и ботинках.
Шубин (еще в дверях). Уф!..
Аркадий. Уже? Что так скоро?
Шубин (снимая вязаную шапочку). Я говорю: уф... А это значит, что с меня хватит.
Аркадий. А где все?
Шубин. Идут. (Стягивает с себя свитер и ложится на тахту.) А вы как время проводили?
Аркадий (глядя в окно). Прошелся по шоссе. Потом растапливал печку. Теперь сижу смотрю на огонь и сам себя развлекаю. (Начинает напевать.)
На вечерней зорьке уточку убили,
Уточку убили – метко подстрелили.
Лишь одна дробинка в сердце ей попала
За кустом, в болото уточка упала...
Шубин. Всю жизнь мечтал выучиться играть на гитаре. Как это делается?
Аркадий. Вот так. (Играет на гитаре.)
Шубин. Завидую. И не понимаю.
Пауза.
(Закуривает.) Вы, Аркадий, кажется, убежденный холостяк.
Аркадий (не сразу). Как вам сказать... Скорее, вдовец. (Опускает гитару на колени.)
Шубин. Простите.
Аркадий. Жена расстреляна в Минске... Во время оккупации. Всю семью разом... отца, мать... Всех вместе. Я ведь еврей.
Шубин. Разве? А вы совсем не похожи на еврея.
Аркадий. Возможно. А жена была украинкой. Актрисой кукольного театра. Ее приняли за еврейку... И тоже уничтожили. (Помолчав.) Сегодня как раз день ее рождения. (Помолчав.) В эти дни особенно боюсь одиночества. Между прочим, потому я сейчас здесь...
Большая пауза.
Шубин (после паузы). Простите за нескромный вопрос: вы изменяли своей жене?
