Текст книги "Дары колдуна"
Автор книги: Сергей Доровских
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Сергей Доровских
Дары колдуна
Полночь приближалась.
"Какая темень! – подумал Ермола Сокольников, глядя во двор и непрестанно поглаживая седую бороду. Он пытался различить стог, стоящий в двух шагах от сарая. И, как ни напрягал зрение, не мог увидеть. Если б сейчас на двор пожаловал какой-нибудь разбойник, то утащил бы все, что захотел, может, даже и корову увел. Запросто, ничего ж не видно. Хорошо, что в деревне нет воров. За это строго сельчане наказывают – сажают на ночь в яму до утра. У староверов не поворуешь.
Звезды еле мерцали, а луна, похоже, решила обойти стороной эти глухие места и не светила здесь от греха подальше. Лесная деревня погрузилась во мрак. В такую непроглядную темень, что казалось, будто взяли Заолешкинское на ладони, да и, шибко не раздумывая, сунули в огромный холщевый мешок.
Ермола думал о чем-то. Три ночи подряд он не спал. Да и как можно – дочь болеет, все время стонет, просит о помощи. А подойдет Сокольников к печи, посмотрит в покрасневшие от мучений глаза Аграфенушки, и рыдать хочется. Мутные они, глаза эти. Понимает старик: не узнают они его. И непонятно, откуда напасть-то взялась, и что за хворь – тоже не разберешь. Знобит Аграфену. То жарко становится, что с печи слезть норовит. То в холод бросает, просит со слезами печь растопить, а она-то и не затухала. Вот вчера со стонами начала сползать, кричала, что сгорает, вся потом обливается. Чуть не упала, благо, Ермола уследил.
Так что куда там спать.
Да, болезнь какая-то, наверно, серьезная, думал Сокольников. Но в городах ее наверняка лечат. Только везти дочку туда уже поздно – помирает она, бредит, что вроде как лошади ее уносят, и просит отца попридержать коней… То верная примета, подтвердят знающие старики, близости кончины… Но если б и раньше спохватились докторам показать, все одно не успели – до ближайшего поселка, где больница, два дня пути, коли на хорошем жеребце да с короткими остановками на отдых. К тому ж ноябрь на дворе, все дожди, дожди, дожди… вот уж вторую неделю как льют. Сейчас только успокоилось немного, но к рассвету опять закапает, заноет природа, как ветхий занудный старикан. Начнет ветер бить ставней в окно, брызгать моросью, гудеть, отдаваясь уханьем в печи. Куда ехать – дороги поразмыло так, что лошадь со двора выехать не успеет, как по самое пузо увязнет.
– Ох, горюшко ты мое! – простонал Ермола. Аграфена вроде бы уснула, но это не утешало: она дышала неровно, с перерывами, будто ей с каждым часом все больше и больше не хватало воздуха.
– Тятя, попридержи! Не бей вожжами! Не бей! – дочь проснулась.
Следом зашевелилась и мать – она только-только задремала, сидя за столом, положив голову на руки. Она открыла припухшие глаза, поднялась с трудом, спина не разгибалась. Кости трещали в старческих ногах, как дрова в костре. А ведь ей в конце лета только перевалил шестой десяток, но крестьянский труд в глухой, отсталой, оторванной от мира деревне, строгие посты и жесткая древлеотечесткая дисциплина измотали женщину.
– Ермола, нешто проснулась? Ай ты горе!
Она подбежала к печи и вытерла пот с лица Аграфены, стараясь не заглядывать в безумные глаза, дабы не видеть боль и страх, которые так долго и безжалостно мучили родное дитя. Мучили в эту бездонную, холодную осень. Гнилой ноябрь умирал и разолгался, забирая с собой Аграфену. Мать с радостью поменялась с дочкой, преставилась вместо нее. Оно и правильно, пожила – и хорошо. Но Аграфена, единый богоданный ребенок, поздний притом, которого и не ждали уже, не надеялись… Ее-то за что? Ей и есть-то шестнадцать годков, можно сказать, дитя малое, несмышленое. За какие грехи уходить в царство Божье раньше времени?
Она не верила, что Аграфена умрет. Нет. Но, вопреки этому, прошептала на выдохе:
– Кажется, отходит.
– Неужто? Господи Исусе, помилуй нас грешных!
Мать заплакала. Встала перед иконами:
– Царю небесныи, Утешителю, Душе истинныи, иже везде сыи, и вся исполняя…
Ермола присоединился, осенил себя по-древлеотечески двуеперстием, глядя на образ заступника Божьего, имя которого носил – Ермолы Никомидийского. Мысленно попросил его сотворить чудо, исцелив Аграфену. Но святой старец смотрел на молящихся неизменно строгими очами, хотя родителей умирающей было за что пожалеть, окутать христианской заботой и духовной защитой. Но святой был таким, как его изобразили на старинной иконе много лет назад, еще до треклятого церковного раскола. Бесстрастный, холодный, и даже, казалось, немного сердитый.
– Надо что-то делать! – она пристально посмотрела на мужа.
– Я не пойду! – отрезал он, будто наперед зная, о чем та собирается просить. Похоже, она уже не первый раз обращалась к нему с чем-то, что выворачивало Ермолу наизнанку.
– Тебе необходимо пойти!
– Нет.
– Аграфена умирает…
– Софья, побойся Бога! Она умрет, да, но с чистой душенькой, с ангельской. А если я пойду к Сосипатру, можа телеса ее-то спасем, но душу-то загубим!
– Неправда!
– Ты будешь перечить?
– Нет, Ермолушка, нет. Ну сам пойми. Просто, просто, – она упала на колени, но теперь не перед иконами, а перед мужем, и принялась гладить его сухую ладонь, целовать. – Так нельзя. Ведь это же грех.
– Что? Ты мне поминаешь грехи, предлагая такое?!
– Прости. Но грешно это. Ведь когда есть человек, что может спасти, надо просить его. Мы же сами ее губим.
– Да кто поможет? Доктора – за сто верст отседова.
– Сосипатр.
– Нет. Я не пойду к богохульнику. Иной раз смотреть на него боюсь, чтоб не дай Бог беду не накликать, а ты – идти. Спаси Господь!
– Ермола… Ну ведь он знахарь, а не богохульник.
– Видал я этого знахаря! Божий он человек, хочешь сказать?! И при этом травами вонючими все обкуривает, идолам поклоняется и губину ест!
– Бог простит тебе! До судного дня молиться буду, чтобы Он оставил, ослабил и простил прегрешения. Пресвятую Богородицу буду молить, Николу Угодника и всех святых. Все хорошо будет. Ведь не лукавого соблазна ради, а ради дочери. Нашей дочери. Ангелочка моего милого.
Ермола не ответил. Он снова подошел к печи и посмотрел на Аграфену.
Милая девочка, только худая, как березка, но не статная, потому и женихи не ходят за ней. Да в Заолешкинском и не принято ходить, строго с этим у старообрядцев. Хотя дело молодое, грешат порой, бывает. Так ведь и сам Ермола за Софьей ой как неподобающе ходил, хоть старики и бранили его за богомерзкое поведение и грозились наказать сухоядением.
Но Аграфена все же красивая, сразу видно, в него пошла. Бойкая всегда была, шустрая. По полю любила бегать, цветы собирать, с Прохором-пасечником дружила. Он ее медом угощал, и разные истории рассказывал, как их деды и прадеды царем-антихристом сюда загнаны были, в эту глушь. Она заслушивалась. И хоть все время хохотушкой была, за что ее порой наказывали, все равно на молитве каждый день стояла усердно и родителей слушалась.
А теперь вот лежит… Даже и не верится, что помирает. И как только Ермола не уследил? Откуда взялась хворь? И лиха беда начало: не приведи Господь, пронесет болезнь, эту ведьму-старуху с граблями вместо рук, что хватают, словно сено, души христианские – и вымрут заолешкинцы. Ведь лекарств нет. Доктора, правда, наведывались лет пять назад, да выгнали их, антихристовых послов, отказавшись от прививок. Только вот один этот знахарь есть, Сосипатр, живет на отшибе и иногда помогает староверам, чтоб те не прогоняли. Ему-то здесь раздолье – никто не трогает, и спокойно живет, сам по себе. А трав в лесу полезных для себя находит уйму, ни в каком другом месте столько не сыщет. С ним семейские, конечно, общались, но редко, иной раз просили помощи, но недолюбливали, почитая за колдуна и слугу бесов.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
