Текст книги "Носители Совести"

Автор книги: Сергей Чекмаев

«Марк! Спасибо за информацию. Нику обязательно найдем. Буду держать вас в курсе. Догай».

Записку следователь положил на столик, прикрыв блюдечко с лимоном. Не заметить ее было невозможно.

Потом Арсений сунул тетрадь в портфель и, пройдя через прихожую, вышел на лестничную площадку, аккуратно прикрыв дверь за собой.

Замок клацнул, и Марк Сивур остался один на один со своими страхами.

13

Концерт был великолепен.

Вообще весь день прошел как в сказке. Сначала Ксюха до двух провалялась в постели, радуясь, что не нужно вскакивать, торопиться бежать куда-то… Потом, когда солнце перевалило за полдень, забралось в окно и кинуло на кровать солнечный лучик, от которого сразу стало неимоверно жарко, она вскочила, торопливо распахнула окно и побежала умываться.

После был кофе, вроде бы обычный утренний кофе, если не считать того, что было время его сварить и выпить! Не заглотнуть разом полчашки, шипя и обжигаясь, а спокойно насладиться вкусом, ароматом и всем прочим, что отличает молотый кофе от растворимого.

А в три часа позвонил Мартин:

– Ксения? Привет. Ну что, идем сегодня? Ты не передумала?

– Нет, с чего ты взял?

– Ну, я пытался тебе дозвонится вчера. Никто не брал трубку. Думал, уехала куда-нибудь.

Ксюхе стало стыдно. Как раз вчера, находясь не в самом хорошем настроении, она решила отгородиться от внешнего мира. Не появляться на улице, отключить телефон, сократить, в общем, контакты… Как ни храбрись, а события последних дней изрядно потоптались по нервам. Сама себя уговаривая не бояться, Ксюха будто бы невзначай подходила к окну и, прикрывшись занавеской, высматривала во дворе дома темно-синюю «астру».

Машина не появлялась, подозрительные фигуры тоже, по крайней мере, в пределах прямой видимости, но спокойнее почему-то не становилось.

Ксюха вздрагивала от грохота открывающихся лифтовых дверей за стеной, а распахнутая ветром форточка чуть не довела ее до инфаркта.

Тогда она и решила окопаться в безопасном нутре собственной квартиры.

И телефон выключила. Подумала: ну кто, в самом деле, может позвонить, кроме Инки или Кристины? С подругами сейчас лучше не разговаривать, разом почувствуют: что-то не так, выпытают всю правду, а потом еще приедут спасать целой бригадой.

А тут оказывается, Мартин звонил весь день…

– Извини, просто настроение вчера было ни к черту. Вот я и выключила телефон.

– А сегодня? – осторожно поинтересовался Мартин.

– Что – сегодня?

– Какое настроение?

– Самое радужное! – выпалила Ксюха и решила, что пришло время немного пококетничать. – И знаешь, почему?

– Нет.

«Какие же парни бывают непонятливые!»

– Потому что иду с тобой на концерт!

– Правда? – обрадовался Мартин. (На заднем плане Ксюха услышала тихие переборы струн – видимо, во время разговора он настраивал гитару к предстоящему концерту.) – Ну, тогда говори, где и когда тебя встречать? Начало в восемь, мне надо приехать хотя бы к половине, чтобы успеть поговорить с Мобиле, местным ди-джеем.

– Давай, я подъеду к институту часам к семи. Нормально?

– А пораньше никак? Может, мне за тобой заехать?

Ксюха поняла, что если это допустит, тогда, вместо расслабухи, ванной и упоительного копания в немногочисленных шмотках – надо же выбрать в чем идти! – придется заняться уборкой. Увидев бардак в ее квартире, Мартин будет в шоке.

«Ужас!»

Она энергично замотала головой, потом сообразила, что собеседник ее не видит, и сказала:

– Нет-нет, зачем. Я сама приеду, когда скажешь. Между прочим, не маленькая уже!

Мартин усмехнулся:

– Ну, тогда собирайся, «немаленькая». Жду тебя у главного входа в полседьмого. Не опаздывай!

– Только если на пять минут, как и положено девушке…

– …которой никогда не хватает времени, чтобы в последний раз попудрить носик, – подхватил он. – Знаю, знаю.

Конечно, она опоздала больше, чем на пять минут, хотя и вышла из дома вовремя. Но дурацкий автобус приехал не по расписанию, да еще тащился еле-еле по длиннющему проспекту, Ксюха даже хотела выскочить и подтолкнуть его сзади. Для ускорения.

Но Мартин ругаться не стал, наоборот – осыпал комплиментами и преподнес букетик тюльпанов. Даже что-то такое выдал: мол, идеально подходят к твоим волосам, и все такое.

По мнению Ксюхи красные тюльпаны никак не подходили к ее темно-русым прядкам, но сам комплимент она оценила. Не зря, выходит, так долго расчесывалась, а потом старательно приводила волосы в строго запланированный беспорядок.

Мартин усадил ее в несколько пошарпанный, но все еще крепенький «струдер», расположился рядом, аккуратно пристроил на коленях гитару, заботливо помещенную в чехол. За рулем машины сидело нечто настолько волосатое, что даже когда оно обернулось знакомиться, Ксюха так и не смогла разглядеть лицо.

– Это Кирилл, – сказал Мартин, – наш бессменный аутофарер. Кирилл, знакомься – это Ксения.

– Привет, – сказало волосатое нечто. – Ну что, едем?

Ксюха кивнула.

Клуб оказался не так уж и далеко – минут тридцать езды. Зря Мартин переживал, что они могут не успеть. В семь десять лихой Кирилл тормознул у тяжелых железных створок, разрисованных звездами всех цветов и форм.

– Приехали.

Мартин вылез наружу, галантно подал Ксюхе руку. Выбираясь, девушка на мгновение ощутила, какая она у него крепкая и надежная. Как и положено настоящему рыцарю.

– Ты здесь была когда-нибудь?

Она честно покачала головой.

Сам по себе вход в клуб не слишком впечатлял. Дверь обрамляли грубо сработанные колонны, сходящиеся на высоте метров трех. На них опирался стилизованный купол с продольной щелью, откуда торчала подзорная труба. Видимо, все это должно было изображать астрономическую лабораторию. Вдоль трубы яркими буквами шла надпись: «Звездопад». В «е», «о» и «а» дизайнер вмонтировал колечки разноцветных светодиодов, так что ночью буквы, видимо, сверкали и переливались.

Сейчас, во время совсем коротких летних ночей, лампочки не включали.

Играли много всего, Ксюха отбила себе все руки, когда аплодировала, да вдобавок еще и охрипла, подпевая. Правда, Мартин все никак не выходил, она даже подумала: «А вдруг его участие в концерте отменили, и он сейчас сидит за кулисами, переживает, что вытащил ее сюда, а сам…»

Что «сам», решить она не успела, потому что на сцене как раз появился Мартин.

Он сказал несколько слов, каких – Ксюха не расслышала, потому что следила за его руками. Они подтянули колки, попробовали струны, снова подтянули, потом придвинули поближе микрофон…

И Мартин начал.

Лишь теперь она поняла, что во время Инкиной вечеринки он играл не в полную силу. Там он пел для своих, для себя, для души, но в то же время, наверное, не раскрывался до конца. В «Звездопаде» Мартин выкладывался весь, словно вызывал самого себя на какое-то одному ему ведомое соревнование.

Ксюхе очень хотелось верить, что он играет для нее.

Сначала был знакомый «Чайф», потом «Пикник», несколько песен из «Воскресенья». Неизменный для любых гитарных вечеринок «Мусорный ветер».

Каждую песню встречали и провожали аплодисментами. Мартин играл их по своему – некоторые быстрее оригинала, некоторые медленнее, поначалу было непривычно, казалось даже, что так петь нельзя, неправильно, но потом, когда куплет за куплетом в подобной трактовке брали за душу особенно сильно, зал замирал, а в конце взрывался бурной овацией.

И вдруг Мартин сказал:

– А сейчас я спою несколько песен собственного сочинения, если вы не против.

Слушатели обрадованно закричали:

– Давай!

– Ма-артин!

– Ждем! Давай!

– Глас народа – глас божий, – улыбнувшись, процитировал Мартин. – Тогда я начинаю. Первая песня называется «Зиро Ван».

Ксюха уже заметила эту особенность: он любил переводить некоторые слова. «Астру» тогда, на вечеринке назвал драйвкаром, Кирилла – аутофарером, а песню – «Зиро Ван». Наверное, в честь недавно прошедшего по экранам страны супербоевика «Первооснова».

 
Нули, единицы, нули, единицы,
Зеленый экран. И все это – сон.
Нули, единицы, нельзя не влюбиться.
Это наркотик. Тебе нужен он.
 
 
Дабл Ю, ты идешь в нереальность,
Дабл Ю, ты готова на смерть,
Дабл Ю, может это и слабость,
Но уже не распутаешь сеть.
 
 
Всемирная паутина,
Все новые жертвы цифр и слов,
Процесс поглощенья необратимый,
И выбраться трудно из этих оков.
 
 
И новые буквы, слова и пароли,
И новые мысли, мечты и друзья,
Сеть раздает все новые роли,
Блуждаешь ты в дебрях, теряя себя.
 
 
Ты ищешь ответы – находишь вопросы,
Ты ищешь любовь между строчек E-mail,
Ты ищешь мечту, и жизнь под угрозой —
Ты хочешь в нирвану, в мир без проблем.
 
 
Ни имени, ни возраста,
Ни внешности, ни слез.
Лишь цифровое золото,
И мир интерактивных грез.
 
 
Тебе не нужны звезды
И не нужна семья.
Пусть жизнь не без угрозы,
Закон сети: лишь миллионы, ты и я.
 
 
Но каждый день впадаешь в радость —
Ты снова дома, ты в сети.
И цифр побеждающая сладость
Летит к тебе, к тебе летит…
 
 
Паук сети неспешно отравляет,
Окутывая пеленой мечты,
И ты попалась, и тебя цепляет
Закон сети: здесь миллионы «я» и ты…
 
 
И жизнь твоя по проводам сочится,
Ты не свободна, но ты счастлива теперь.
Душа по адресной строке летит как птица,
Пусть – не любовь, но вдруг? Проверь.
 
 
Нули, единицы, нули, единицы,
Зеленый экран и все – лишь мечты.
Нули, единицы, нельзя не влюбиться,
Лишь миллионы «я» и ты…
 

Странная была песня. Какая-то необычная для барда. Может, он пережил какую-то личную трагедию, связанную с интернетом?

Ксюха не знала, что Мариана, младшая сестра Мартина, запуталась в сетевой любви и дважды пыталась покончить жизнь самоубийством. Девушку спасли, даже более-менее успешно залечили душевную травму, но на компьютер она больше смотреть не могла. Вообще.

– Понравилось, – спросил Мартин у зала.

– Да!!!! – завопили слушатели в один голос.

– Ну, хорошо. Тогда слушайте следующую. «Капли дождя».

 
Мы – бегущие в ночь.
Мы – спешащие в сны.
Мы – летящие вдаль
Капли дождя.
 
 
И нам не понять,
Что происходит везде.
Ввысь устремляя свой взгляд
Падаем вниз – к земле.
 
 
Но пронзив облака
И одолев толщи туч,
Мы, пролетев сквозь года,
Видим пройденный путь.
 
 
Есть гроза, что вершит
Суд над такими, как мы.
Вновь, достигая вершин
Мы – разлетаемся в сны…
 

В конце гитара совсем затихла, лишь чуть-чуть гудела прижатая басовая струна, и казалось, что где-то далеко идет дождь.

Зал не отпускал Мартина минуты две. Наверное, песня была не ахти какая умная и глубокая, но сыграл он ее великолепно.

На сцене уже выступал следующий парень – всклокоченный и рыжеволосый, но Ксюха его почти не слушала. Мартин появился минут через пять из-за неприметной боковой дверки, кивнул кому-то и, непрерывно извинясь, начал пробираться по рядам к Ксюхе.

На него с любопытством оглядывались, пожимали руки, хлопали по плечу. Наконец Мартин добрался, сел рядом и спросил:

– Ну, как?

– Здорово! Великолепно! Просто… просто вот так, – сказала она и поцеловала его в щеку. – Молодец!

Потом они сидели в кафе, болтая ни о чем. Ксюху угостили мороженым, на радостях она даже слегка посадила горло.

В общем, она благополучно забыла обо всем на свете. Чего, кстати, во время летних ночей делать не следует, иначе можно легко не рассчитать и упустить последний автобус.

Именно это и случилось.

– Ой! – всполошилась Ксюха, посмотрев на часы в окошечке сотового телефона. – Полвторого! Как же я теперь домой попаду?

– Что случилось? – спросил Мартин, который как раз ходил к стойке за новой порцией Ксюхиной «слабости». Сливочные шарики с ванилином и малиной, посыпанные шоколадной стружкой…

М-м-м… Мечта!

– Автобус ушел! Последний. Как же я теперь на свою Цветочную доберусь?!

– Спокойно! – сказал он голосом супермена из модного анимешного мультика. – Помощь придет! Предлагаю два варианта на выбор: гулять всю ночь или поймать машину. Что выбираешь?

Ксюха мельком подумала, что иной другой парень предложил бы и третий вариант – переночевать у него, и не счел бы это чем-нибудь из ряда вон. А Мартин – нет. Хотя про его любовные похождения Инка, не стесняясь, выложила все, что знала, на следующий же день после памятной вечеринки. А знала она многое: институтские слухи – страшная вещь.

«Странный он. Хотя… Кто его знает, какие про меня слухи по институту ходят. Может, там жуткие истории, одна другой невероятнее». – От этой мысли Ксюха даже есть перестала.

– Гулять всю ночь – это, конечно, хорошо, – сказала она. – Только я, боюсь, не выдержу. В последние две ночи спала плохо. Если сможешь – отвези меня домой, пожалуйста.

Мартин заметно погрустнел.

– Прямо сейчас?

– Ну, зачем сейчас. Часа через два. Или ты куда-то торопишься?

– Нет-нет, что ты!

Они еще немного побродили по центру. Ксюха почти ждала, что вот-вот появится кто-то из давешних преследователей, и тогда Мартин его как следует проучит.

Но никто так и не показался.

Часам к трем, когда она уже начала откровенно зевать, он сказал:

– Я смотрю, ты спать хочешь?

– Да, – честно сказал Ксюха. – Есть такое дело.

Мартин какими-то глухими переулками вывел ее на Центральный проспект, поднял руку и довольно быстро поймал машину. Какую сумму запросил водитель, девушка не слышала и подумала, что, наверное, это и к лучшему. А то потом полночи будешь мучиться, что на тебя столько денег потратили.

По пустынным улицам доехали быстро. Мартин расплатился и, взяв Ксюху под руку, проводил до самого подъезда.

– Знаешь, – сказала она искренне. – Ты мне подарил сегодня самый лучший вечер за последние два года. Спасибо тебе.

Она поднялась на цыпочки и снова поцеловала его.

Мартин молчал.

– Ну… – Ксюха тоже не знала, что говорить. – Пока.

– Пока, – сказал он грустно.

Она неуверенно кивнула, повернулась и застучала подковками каблучков по ступеням. Что-то продолжало удерживать Мартина, уходить ему явно не хотелось. Он стоял у дверей парадного и смотрел снизу вверх, просто смотрел на нее.

Ксюха нажала на кнопку лифта, обернулась и сказала:

– Я бы пригласила тебя на чашечку кофе или чая. Но у меня там тако-ой бардак. Давай в следующий раз? Честно-честно, я обещаю.

Мартин улыбнулся. Хлопнула дверь подъезда. Когда Ксюха вошла в лифт, внизу уже никого не было.

«Ни за что Инке не расскажу. Скажет, что я последняя дура».

Она открыла дверь, скинула в темноте туфли и побежала на кухню, чтобы посмотреть – не ушел ли еще Мартин. Оттуда весь двор был, как на ладони.

Наверное, это ее и спасло.

Ксюха проскочила кухню, встала у окна и вдруг почувствовала какой-то тяжелый неприятный аромат. Он висел в воздухе, как кисель, казалось, его можно было потрогать.

Запах удержал ее от самого глупого поступка в жизни. Свет на кухне она включать не стала, прошла в прихожую и вытащила из-за полки карманный электрический фонарик, который черт знает зачем купила месяца три назад.

Еще в школе ей объяснили, что сам по себе природный газ не обладают запахом, зато присадки, которые добавляют в него по соображениям безопасности, воняют весьма ощутимо.

Именно они и спасли Ксюхе жизнь.

Открыв окно и разглядывая повреждения при свете фонарика, она вспомнила, как отец объяснял ей: «Газовые шланги не могут перетереться. По технике безопасности им положена внутри стальная оплетка, потому что шланг – высокого давления». А еще он рассказывал, что бывали случаи, когда слетал соединительный болт, неопытный монтер перетянул его гаечным ключом, вот резьба и треснула…

Вот только ни отец, ни специалисты по технике безопасности и предположить не могли, что кто-то будет подключать газовую плиту обычным резиновым шлангом.

Но хозяин квартиры, которую Ксюха снимала, провел в свое время перепланировку, чуть расширил кухню за счет балкона, а ванную – за счет кухни. Плиту пришлось передвинуть в дальний угол, соединив с трубой газовой магистрали куском трубчатой резины, для верности перетянув по краям проволокой.

Вот он-то и лежал сейчас на полу перед Ксюхой. Концы шланга рассыпались в труху, проволока проржавела и развалилась на несколько кусков. Из железной трубы на стене отчетливо тянуло газом, слышался противный свист.

Ксюха перекрыла вентиль, закрыла дверь на кухню и для надежности подперла ее стулом.

«Ну ее на фиг. Утром разберемся».

Потом нырнула под душ, но ненадолго, потому что каждую секунду ожидала в глубине души, что сейчас из форсунок польется кипяток. Хорошо если не кислота.

Собственная квартира начинала Ксюху пугать.

Она выскочила из ванной, пулей домчалась до своей кровати, забралась под одеяло и накрылась с головой.

Долго думала, не позвонить ли Мартину и не попросить ли его приехать. Он наверняка сможет разобраться и с капризной плитой, и с подозрительным душем.

И вообще… с ним спокойнее.

Но все-таки не позвонила. Постеснялась.

Может, и зря.

14

«Хольмградский экспресс», к счастью, подошел быстро – не пришлось жариться на остановке. Арсений сунул водителю десятку, не глядя, сгреб сдачу в карман. Прошел через весь салон, сел на задний ряд и достал тетрадь, которую дал ему Сивур.

Пока автобус шел полупустым, следователь успел прочитать несколько первых записей. В самом начале на отдельной странице Круковский написал:

Собственно, я даже не знаю, зачем мне нужен этот дневник. Наверное, сказывается профессорская привычка – для каждого исследования заводить специальный журнал наблюдений. Чтобы потом, когда некоторые факты и результаты экспериментов выветрятся из памяти, можно было их быстро найти.

Ну и конечно, дневник обязательно пригодиться, если когда-нибудь нам удастся обнаружить нового Носителя или, если, не дай бог, кто-то из нас погибнет и передаст дар близкому человеку, соседу или просто случайному знакомому. Тогда придется знакомить неофита с нашим даром, нашей историей, прошлым и настоящим. Для необученного новичка это собрание мыслей, надежд и разочарований, как мне кажется, может быть весьма полезным.

Пока я просто изложу некоторые факты, известные нам из собственного опыта или по письмам ойкуменских и имперских Носителей. Потом попытаюсь вести записи в хронологической последовательности. Возможно, кто-то из наших тоже захочет высказать свои соображения.

Внизу стройным витиеватым почерком было приписано:

Захотим, а как же! Спасибо, что дал мне свой дневник, Богдан. Ты никогда не говорил нам раньше, что ведешь записи. Жаль. Ведь я прочла его от корки до корки, узнала много нового и важного. Потом посидела, подумала и поняла, что могу немного добавить и от себя. Мои соображения – в конце. Конечно, для тебя там вряд ли найдется что-нибудь, чего ты раньше от меня не слышал, но, исходя из тех целей, которые ты описал выше – собрать всю информацию о нас для новых Носителей, – я решила записать и свои мысли. Даже если они покажутся тебе смешными – не удаляй их, пусть будут. Никто из нас не знает, права я или нет.

Спасибо тебе еще раз, Богдан. Твоя Алина.

Лин Шаллек прокомментировал первую запись коротко:

Во многом с тобой согласен, хотя и далеко не во всем. От себя ничего приписывать не стал, но там, где у меня возникали какие-то вопросы или сомнения, – делал приписки на полях.

Что же до нашей сущности, которую ты хочешь растолковать новичкам… думаю, одной тетради не хватит. И ста – тоже не хватит. И тысячи. Мы копаемся в нашем даре вот уже девятый год, и почти ничего не знаем. Боюсь, мы пока и сами неофиты.

А если нужно коротко – вот. Родилось только что:

 
Мы мотыльки. Летим мы вечно
Из темноты – на свет.
Хотя, конечно,
Дороги вечной нет…
 
 
Наш путь далек —
Но в этом смысл пути:
Увидев цель,
Лишь к ней всю жизнь идти.
 
 
Мы – мотыльки. Манит огонь,
Нет счастья жить во тьме.
В заре сгорим, в зарю уйдем,
Рожденные в заре…
 
 
Летим мы вечно
Из темноты – на свет.
Хотя, конечно,
Дороги вечной нет…
 

На этом пришлось остановиться – экспресс постепенно наполнился, последний ряд заняли весь. Теперь читать было совершенно невозможно.

В салоне воцарилась духота. Арсений уступил место пожилой женщине с сумками, встал в проходе и, подтянувшись, открыл вентиляционный люк. Не слишком прохладный, но все-таки приятный ветерок взъерошил волосы, дышать стало значительно легче.

Когда автобус остановился на конечной, пот градом лил с Арсения. Он выбрался из салона-парилки, нырнул в тень придорожного кафе и заказал кружку пива. С наслаждением сделал несколько глотков.

Жить было, несомненно, хорошо.

Он посмотрел на часы: почти четыре. До центра еще не меньше часа, да и в прокуратуре дел не на пять минут, а ведь Арсений сегодня собирался уйти пораньше. Вечером обещала приехать Уля, может, и на ночь останется.

А то с этим расследованием даже на личную жизнь времени не хватает.

Надо успеть забежать в магазин, купить все, что положено. В первую очередь – любимый Ульянкин мартини, сок, еды какой-нибудь, а то холодильник пуст, как городской бюджет.

«Глеб и один справится, – подумал Арсений. – Не маленький. Пусть ищет Нику, да телевизионщиков держит на расстоянии. А Веберу я завтра сам позвоню, узнаю, что там стряслось. Может, и ничего. Это Марк своей реакцией нагнал на меня паники, а на самом деле ребятня дворовая решила побаловаться или, например, обычный домушник».

Сотовая трубка нагрелась в кармане, словно все это время лежала в микроволновке. Вспотевшие пальцы с трудом попадали по клавишам. Телефон недоуменно мигнул и высветил: «Неправильно набран номер». Арсений вытер руку салфеткой и перезвонил снова.

– Глеб? Я освободился. Что у нас плохого?

– Да вот, ищу твою Нику.

– Есть результаты?

– Пока никаких. В службе судебных приставов есть одна, но она не совсем подходит по возрасту. Ей сильно за пятьдесят, на пенсию скоро.

– А где она училась – известно?

– Нигде не училась. Трехмесячные профильные курсы закончила шесть лет назад. Вот и все образование.

– Да, ты прав, вряд ли это она. Но на всякий случай…

– На всякий случай я все узнал, не волнуйся!

– Хорошо. Что слышно от доблестных ньюсмейкеров?

– А-а! Не терпится в телек попасть!

– Глеб! Хватит кривляться. Скажи просто – звонили или нет?

– Звонили. Спрашивали, когда тебя можно застать на месте. Я сказал, что ты работаешь вообще-то, дела у тебя, разъезды.

– И?

– Извинились. А потом – гудки. Надеюсь, им стало стыдно. Лейтенант Вебер из Балтийска не появлялся, – Глеб хмыкнул. – Это я отвечаю на твои вопросы, прежде чем ты их задаешь. Ценить надо таких работников!

– Я и ценю. Не просто ценю, а еще и доверяю. Вот сегодня, например, тебе предстоит сидеть в кабинете и изображать моего заместителя. Не прекращая, конечно, архивных поисков. Задача ясна? Действуй, Глеб, я в тебя верю.

И не дожидаясь, пока напарник начнет возмущаться, Арсений отключился.

Домой он приехал к семи, сгрузил на кухне супермаркетовские пакеты, скинул ботинки. Открыл шкаф, почти пустой, если не считать пары деловых костюмов и форменного кителя «для процессов», повесил на треснувшие плечики рубашку. Кивнул своему отражению в матовом зеркале на дверце, подбодрил сам себя:

– Вперед, нас ждут великие дела!

Уле, конечно, не место здесь, в его пыльной берлоге. Арсений огляделся – типичная нора холостяка, занятого только работой и ничем больше: пыльные углы, неряшливо поклеенные обои, голый крюк на месте люстры (все собирается купить, да никак руки не дойдут), заваленный бумагами стол. Да и на кухне не лучше – стопка немытой посуды, холодильник с остатками полуфабрикатов.

«Нет, надо хоть немного прибраться. Ульяна, конечно, ничего не скажет, даже носик не наморщит: не в ее принципах кому-нибудь что-нибудь советовать, но самому как-то неудобно».

Когда Арсений домывал последнюю тарелку, звякнула трубка.

– Алло?

– Ждешь? – кокетливо спросила Ульяна, как обычно даже и не подумав поздороваться. Такая особенность за ней тоже водилась, она никогда и никому не говорила «здравствуйте», «привет» и «до свидания». Сколько не пытался Арсений выяснить, откуда взялась такая странная прихоть, Уля не признавалась.

– Секунды считаю, – усмехнулся он.

– А вода почему льется? Опять пытаешься в последний момент глянец навести? Ну-ну. Минут через сорок буду у тебя. Как приеду – позвоню. Встречай.

Уля очень не любила входить одна в незнакомый подъезд. Как-то в детстве она решила сбегать к школьной подруге, списать домашнее задание. Одноклассница жила через три дома: всей дороги – десять минут, день, знакомый район, никто и подумать не мог ничего плохого. Когда Ульяна зашла с яркого солнечного двора в темный подъезд, поначалу она ничего не поняла. Заметила лишь, как на ступенях возится что-то бесформенное и неуклюжее. Она замерла на месте, а когда глаза привыкли к темноте, увидела, как в жирно блестящей луже собственной крови судорожно шевелил руками грузный бородач, пытаясь вытащить нож, всаженный в спину по самую рукоятку.

С тех пор она боялась подъездов.

Арсений встретил ее на остановке. Подкатила старенькая «нива» с облупившейся надписью «Taxi», клацнула дверь и, опершись на протянутую руку, из машины вышла Ульяна.

Она не просто вышла. Она явила себя.

Принимая целомудренный поцелуй в угол губ, восторгаясь букетиком лилий (никаких других цветов она не признавала), передавая Арсению бутиковский пакет с ручками, Ульяна не на секунду не забывала о том, какую позу нужно принять, чтобы произвести на окружающий мир соответствующее впечатление. Каждое мгновение она как будто окидывала себя внутренним взором, пытаясь понять, насколько силен производимый ею эффект, и нет ли какой-нибудь возможности его усилить.

Конечно, она выглядела потрясающе. Умело наложенная косметика скрывала усталость и мимические морщины на лице, тинейджеровский прикид – модные расклешенные джинсы, топик и легкая безрукавка, – надежно прятал ее истинный возраст.

Арсений в который уже раз подумал: «Зачем мне такая женщина? Что я в ней нашел, и – самое интересное – что нашла во мне она? Два одиноких человека, у которых из-за вечной занятости нет ни времени, ни возможности искать более подходящую пару».

– Ты выглядишь измученным, – сказала Ульяна, взяв его под руку. – Много работы?

– Да, навалилось кое-что. А у тебя?

– Запустили два новых проекта. Не вздохнуть, не выдохнуть. Слава богу, к тебе удалось вырваться, а то бы совсем зачахла в офисе.

Вот и весь разговор. Ей совершенно неинтересно, что творится у него на службе. Прокурорские дела Ульяне глубоко параллельны. Нет, не из равнодушия, просто она не считала нужным обременять себя чужими проблемами. И очень сильно недоумевала, когда Арсений попытался расспросить ее о проблемах на работе. Она отвечала настолько неохотно, что на третий или четвертый раз он отступился, заметив, как подруга вздохнула с облегчением.

Ей ничего не нужно было от него, кроме редких встреч для… А кто его знает для чего! Может, для постельной борьбы, а скорее всего – для смены обстановки, чтобы не закиснуть в повседневном круговороте дом-офис-дом. Немедленного окольцевания Ульяна не требовала от него ни разу, по очень косвенным намекам, он понял, что она обожглась на замужестве некоторое время назад и пока не желает продолжения.

В общем, обычный портрет современной бизнес-леди, «селф-мэйд вумен», активно пропагандируемый женскими глянцевыми журналами.

С личным кабинетом, служебной машиной, квартирой, официальным любовником и, наверное, с кучей проблем и комплексов, запрятанных глубоко-глубоко внутри.

Не подкопаешься.

Когда же Арсений пытался поговорить с ней по душам, она делала недовольное лицо, спрашивала:

– Тебя опять пробило на сантименты?

Продолжать, понятное дело, не хотелось.

Так и жили. После болезненного и несправедливого разрыва с Ирэной, ему тоже не очень-то хотелось серьезных связей. Но что делать, если по складу характера он привык чувствовать себя защитником и верным другом для всех своих женщин.

Только Уля ни в чем таком не нуждалась.

Ночью Арсений никак не мог заснуть. Уставшая Ульяна мирно посапывала рядом, совершенно по-детски положив под голову кулачок.

А у него – сна ни в одном глазу.

В сотый раз он повторял себе, что их отношения ни к чему не ведут, что они унизительны для обоих, что… ну, в общем, привел сам себе тысячу неотразимых доводов для немедленного расставания.

«Зачем отравлять друг другу жизнь? Ведь так может тянуться бесконечно долго. Но к чему?… – думал он, глядя на черную гриву волос, волной рассыпавшуюся по соседней подушке. – А как она будет без меня? У нее больше никого нет. Наверное, я ей нужен, если она уже второй год не хочет ничего менять».

Арсений прекрасно сознавал: возможно, он просто себе льстит, и на самом деле никакой исключительности в нем нет. И если он уйдет – обязательно найдется кто-то еще. Но пока оставался хотя бы маленький шанс, что он нужен ей, Арсений понимал: все останется, как есть. Бросить Ульяну он не сможет.

Стараясь не разбудить ее, он тихо вылез из-под одеяла, прошел на кухню.

Да-а… с такими мыслями и к утру сон не придет. А потом – целый день мучений: красные глаза, зевота, тяжелая, будто с похмелья голова.

Арсений с трудом нашарил в дальнем ящике завалявшуюся пачку «Уинслена», надорвал упаковку, прикурил от газовой плиты и затянулся первой за последние полгода сигаретой. Закашлялся с непривычки.

«Да уж, бросаешь – бросай, а то собственные легкие окончательно перестанут тебя понимать и в знак протеста уйдут в оппозицию».

Бычок полетел в форточку, мигнув в полутьме красным огоньком. Арсений притащил на кухню портфель, достал дневник Круковского.

«Раз уж о сне и речи нет, можно почитать. Глядишь, найдется что-нибудь интересное».

Сначала Богдан Владиленович просто излагал свою жизнь – нечто вроде краткой автобиографии, потом перешел к подробному изложению сути Носителей. Эту часть Арсений пропустил, почти все он уже слышал от Сивура. Может быть, не так объемно, но общий смысл тот же.

Дальше пошли записи поинтересней. Профессор описывал свои теории, попытки их проверить, удачные и неудачные результаты экспериментов. Изредка попадались версии остальных Носителей, скрупулезно перенесенные Круковским на страницы дневника.

В одном месте он старательно изложил точку зрения Лина Шаллека. Поэт считал, что они четверо не случайно стали такими – каждый нес в себе одну из граней Совести, необходимых в человеческом обществе. Богдан Владиленович, академик, человек в медицине известный, почти светило, олицетворял Совесть в науке. На полях Шаллек приписал: «Должен же кто-то следить за этой капризной дамой, чтобы не изобретала бездумно атомные бомбы и прочую пакость».

Сам поэт считал себя Совестью творчества. По его мнению, кто-то должен контролировать силу искусства, хотя бы так, незримо. Ведь можно написать такую песню, которая будет звать на баррикады, бороться за свободу, а можно – и такие случаи были – на строительство концлагеря. И люди пойдут, причем с не меньшим энтузиазмом. Круковский пишет в дневнике, что Лин Черный решил, что не справился со своей задачей, потому по велению собственной совести и уехал из столицы в добровольную ссылку. Видимо, тогда он и стал Носителем. Шаллек прокомментировал запись так: «Не мог больше смотреть на продажных коллег, зная, что и сам был таким».