355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Витальев » По ту сторону Солнца » Текст книги (страница 3)
По ту сторону Солнца
  • Текст добавлен: 26 апреля 2022, 21:03

Текст книги "По ту сторону Солнца"


Автор книги: Сергей Витальев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

2.

“…На выборах Президента городской администрации города Адамосмитовска убедительную победу одержал независимый кандидат Митрофан Беспредельщиков, широко известный в определённых кругах под псевдонимом Паскуд Паскудыч. Он намного опередил всех остальных претендентов, пообещав навести, наконец, порядок на градообразующем предприятии ”Красный пулемёт”, в результате чего, рабочие этого предприятия станут получать зарплату деньгами, а не запчастями к изделиям, выпускаемым на их предприятии…“.

(Из сообщений агентства ИАНВ).

Иосиф Ильич Воробейчик вернулся домой с заседания ячейки в приподнятом настроении. Кризис власти налицо, и на заседании они только об этом и говорили, строя планы на ближайшее будущее и ставя перед собой задачи на текущий период.

А ещё, сегодня был величайший день в истории человечества – День рождения Великого Ленина.

С утра Иосиф Ильич со своими единомышленниками возложили цветы к мавзолею, потом устроили небольшое шествие. Затем состоялись Ленинские чтения, после которых во время чаепития пели любимые песни Ильича. И уже вечером прошло заседание ячейки. В общем, день был насыщен важнейшими мероприятиями.

Постепенно же его настроение становилось всё хуже и хуже. Ужинал он на кухне в полном одиночестве, поскольку жена, вероятно, смотрела свой очередной мелкобуржуазный сериал, дочь в своей комнате слушала какую-то белиберду на иностранном языке, а студент-сын болтался неизвестно где.

Семью Иосиф Ильич проглядел, и это угнетало его больше всего. За всеми своими общественными делами, он так и не заметил, как его дети и даже жена отдалились от него, от его идей и почти перешли в стан врага. А ведь как было бы хорошо, если бы жена была не только женой, но еще и партийным товарищем, а дети вступили бы в ряды молодёжной организации его Партии. Сколько бы веса он приобрёл, какую бы значимость в глазах своих товарищей, если бы на митинг пришёл вместе со всей своей семьёй. Какой это был бы пример другим товарищам!

И что же вместо этого? Ничего. Вместо того, чтобы вместе с отцом бороться за светлое будущее всего трудящегося человечества, дочь, уже заканчивающая школу, слушает на магнитофоне какую-то иностранщину и мечтает стать – подумать страшно! – фотомоделью или манекенщицей, чтобы в одном купальнике красоваться перед новоявленной буржуазией. Вот до чего доводят эти магнитофоны, это гнилое телевидение, на корню купленное империалистами Запада и их внутренними последышами. Недаром во времена молодости Иосифа Ильича в ходу был лозунг «Сегодня он танцует джаз, а завтра Родину продаст!». Гениальное предвидение! Так все и произошло! Ведь как было правильно сделано, что почти до семидесятых, все приемники подлежали обязательной регистрации. То же самое нужно было сделать и относительно магнитофонов. Да и вообще, зачем они нужны, эти магнитофоны проклятые? Слушать разные буги-вуги, вместо того, чтобы заниматься политучебой и трудиться на благо Родины и ее могущества? А ведь, сколько ценных, стратегически важных материалов и радиодеталей идет на их изготовление вместо того, чтобы идти на оборону страны от внешних и внутренних врагов.

От волнения у Иосифа Ильича пропал аппетит, он вскочил с табурета, нервно размял папиросу , отчего она вся рассыпалась, вытащил из пачки новую "беломорину" и схватил коробок спичек, оказавшийся пустым. В раздражении бросая коробок в мусорное ведро, Иосиф Ильич заметил на холодильнике зажигалку сына. Схватив ее, Иосиф Ильич жадно прикурил и отправил зажигалку вслед за пустым коробком в ведро. Нечего пользоваться капиталистическими штучками. Эта зажигалка стоит дешевле его "Беломора". Сколько раз он твердил сыну, что Запад их специально развращает, подсовывая свои дешевые одноразовые товары, чтобы они впали в зависимость от этого проклятого Запада, а он, усыпив их бдительность, стал бы диктовать им свои условия, и, в конце концов, окончательно поработил бы их. В ответ сын только ухмылялся, показывая свою полную политическую близорукость.

Перекурив, Иосиф Ильич почувствовал себя значительно лучше, и, почти успокоившись, заглянул в комнату к дочери.

Лежа на тахте и слушая магнитофон, дочь листала какой-то журнал. Иосиф Ильич пригляделся – не порнографический ли, и, не заметив ничего предосудительного, спросил:

– Елена, ты выучила уроки?

Вздрогнув от неожиданности, дочь подняла голову на отца, удивленно посмотрела на него и, улыбнувшись, ответила:

– Папуль, ну ты же не на заседании своей ячейки. К чему такая официальность? К тому же, сегодня пятница, а завтра, если ты помнишь – суббота, и нам дали выходной.

Немного смутившись от улыбки, которой его одарила дочь и которая ему так нравилась, Иосиф Ильич потоптался на месте и, не найдя ничего лучшего как сказать: – В твоем возрасте я учился по шесть дней в неделю, – он закрыл дверь.

– Ты уже поужинал, Осик?– спросила у него жена, оторвав взгляд от журнала, который она просматривала, не обращая внимания на включенный телевизор.

– Да, – бухнулся Иосиф Ильич в кресло, с неудовольствием посмотрев на яркий журнал в руках жены с полунагой красоткой на обложке.

Из всех людей на Земле, жена одна называла его Осиком. Дочь звала его папулей, сын – отцом или батей, а товарищи по партии чаше всего по имени-отчеству и изредка – Ильич, на что он всегда поправлял: "Не Ильич, а Иосиф Ильич", считая, что зваться вот так просто – Ильич, он не достоин. Честно говоря, ему нравилось, когда его звали именно Ильичом. Но после того, как однажды, несколько лет тому назад, дочь спросила за столом: "Папуль, что значит – от Ильича до Ильича без штанов и калача?". Иосиф Ильич стал ощущать какую-то двусмысленность, когда к нему обращались только по отчеству.

Полистав журнал и убедившись, что любимого сериала уже не будет, жена встала и направилась на кухню, а Иосиф Ильич с ненавистью уставился на замельтешившую на экране рекламу. Вот она, эта дьявольская выдумка мировой буржуазии, разрушившая с таким трудом построенное, единственное в мире справедливое общество, где всё было подчинено человеку труда.

Себя, Иосиф Ильич, разумеется, считал человеком труда, поскольку после школы полтора года проработал сначала учеником, а потом слесарем на машиностроительном заводе сельскохозяйственной техники. Потом была армия, где он стал кандидатом в члены любимой партии. После армии была неудачная попытка поступить в институт, полгода службы в милиции, откуда он был вынужден уйти по состоянию здоровья из-за близорукости, снова завод, где он наконец-то стал членом партии, и учёба в Университете Марксизма-Ленинизма. За два года учёбы он получил высшее образование и, после окончания, стал руководителем партийной организации сначала цеха, а потом и небольшого завода безалкогольных напитков. На этом воистину важнейшем и ответственнейшем посту он протрудился до 91 года, когда после совершенно незаконного, безответственного и даже, как считал Иосиф Ильич – гнуснейшего запрещения парторганизаций на предприятиях, – вся страна рухнула в пропасть.

Некоторые его товарищи по партийной учёбе стали руководящими работниками довольно высоко уровня, а Иосиф Ильич проработал на своём нелёгком посту почти всю свою трудовую жизнь. И только лишь после девяностого понял, почему ему был закрыт доступ выше. Из-за его непримиримости и партийной принципиальности!

Как-то раз, ещё в начале восьмидесятых, у них на заводе решением товарищей из Министерства пищевой промышленности началось производство и розлив американского напитка под непонятным для советского человека названием "Пепси-Кола". Куда только не обращался Иосиф Ильич, в каких инстанциях не побывал, доказывая, что это политически незрелое, неправильное, а, возможно, и просто вредительское решение.

После того, как Иосиф Ильич побывал на приёме у члена ЦК партии, его вызвал второй секретарь райкома и сказал: "Слушай, Ильич. Ну что ты всё мечешься и лезешь с разной ерундой к занятым людям? Ты бы посмотрел на календарь – время-то нынче другое. А ты всё ходишь, доказываешь что-то, учишь. Ты же не Ильич Первый и не Ильич Второй и, уж тем более, не Иосиф Великий, а всего лишь Иосиф Ильич", – подмигнул Иосифу Ильичу секретарь, выпроваживая его из кабинета.

После того разговора Иосиф Ильич был неделю подавлен и растерян, и только несколько лет спустя понял, кто во всём виноват. Именно вот из-за таких перерожденцев, пробравшихся в руководство партии, некогда единая, самая умная, честная и совестливая партия стала прибежищем проходимцев. А потом раскололась на множество мелких партий, в одной из которых – единственно правильной и стоящей на платформе Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина и состоял сейчас Иосиф Ильич, став уже не рядовым партийцем, а заместителем председателя ячейки.

Размышления Иосифа Ильича прервал появившийся на экране председатель Комитета всеобщей безопасности, проводивший свою очередную пресс-конференцию. «Вот ещё один ренегат и предатель нашего дела» – подумал, глядя на него Иосиф Ильич. О чём говорит ренегат и предатель, он не слышал, поскольку выключил звук ещё во время рекламы. Да это и не важно, о чём он говорил. Что мог сказать этот соглашатель, если он кормиться из рук власти и сам является властью, которая финансируется воротилами Западного бизнеса, а раз так, то и он куплен этими воротилами. И ничего хорошего, умного и полезного он сказать не мог, разве что разоблачить самого себя и покаяться в деятельности, приведшей к развалу партии и страны.

Не в силах больше смотреть на экран, Иосиф Ильич покрутил головой по сторонам, стараясь найти себе какое-нибудь другое занятие. Взгляд его упал на лежащую на столе газету. Газета была не его Партии, ибо свои газеты Иосиф Ильич аккуратно подшивал. Другие же газеты – не принадлежащие его Партии, он не читал, да и что могли написать эти жалкие, продажные листки, отпечатанные на хорошей бумаге и за границей? Рука Иосифа Ильича непроизвольно потянулась к газете, чтобы, спустя мгновение, яростно скомкав, растерзать её. Он уже схватил продажный листок, как вдруг из газеты посыпались какие-то листы бумаги. Иосиф Ильич взял один из них, посмотрел на текст, отпечатанный на принтере и, заинтересовавшись, нашёл начало текста и углубился в чтение.

Это оказался черновик статьи, вышедшей в той самой газете, растерзать которую хотела рука Иосифа Ильича. Статья называлась "Ко дню рождения человека без трудовой книжки". Обычный пасквиль. Якобы, у первого руководителя Страны Советов не было никакого трудового стажа, и за всю жизнь он только около полугода проработал помощником адвоката. И за это, его по всем советским законам должны были бы осудить, как тунеядца. И то, что он уклонялся сам от службы в армии и других призывал к уклонению во время войны, что по тем же советским законам во время войны грозило бы ему "стенкой". И за призывы к войне гражданской его бы тоже не погладили по голове и не вручили бы премию мира. И то, что он был идейным вдохновителем создания концлагерей для своих сограждан, – такие обвинения против самого человечного из человечных не были новостью для Иосифа Ильича. Ему доводилось читать ещё и большую мерзость. И его уже не поражало то, что у кого-то поднималась рука писать, печатать и продавать такое. Это его уже не поражало. Его поразило другое. Иосифа Ильича поразила подпись под статьёй. А под статьёй стояла фамилия его – Иосифа Ильича.

Не в состоянии прочитать статью до конца, Иосиф Ильич бросил листки на стол и, вскочив, бросился на кухню.

Жена Иосифа Ильича – Тамара Александровна, сидя на табурете, срезала мясо с костей для холодца и, завидев мужа, предложила ему:

– Осик, иди помогать. И косточек можешь поглодать.

Не обращая на её слова никакого внимания, Иосиф Ильич, с трудом подбирая от волнения слова, запинаясь, спросил:

– Это…это…это что там за самиздатовская литература у нас на столе?

– На столе? В газетке? – продолжала супруга и дальше спокойно заниматься своим делом. – Это, наверное, Веня оставил, забыв убрать в свою комнату. Он прибежал днём из университета, бросил газету на стол и снова убежал, даже не пообедав. Там ещё письмо тебе какое-то лежит.

Иосиф Ильич с минуту молча смотрел на спокойную жену, а потом, не выдержав, выдохнул:

– Да как он мог?! Как он мог принести в дом такую провокационную литературу?! Как он мог написать такое чудовищное… – он не мог подыскать подходящее слово.

– Ой, Осик. Сейчас же времена совсем другие. Что ты так разволновался. Можешь читать, что хочешь и писать, что хочешь.

От такого политического невежества Иосиф Ильич не сразу даже нашёлся, что сказать.

– Да ты понимаешь?! Да ты понимаешь, что ты говоришь?! – подыскал он всё-таки подходящие слова. – Как ты можешь сравнивать? Когда наша партия была единственной направляющей силой общества, тогда и газеты, и радио, и телевидение говорили только правду, потому что выражали взгляды трудового народа. А сейчас, за исключением нашей Партии и нашей газеты, все остальные только врут. А сейчас наш сын пишет какую-то фальшивку, её печатают, он приносит её в дом, и ты говоришь, что ничего страшного. А что я теперь скажу товарищам по Партии, если они узнают об этом возмутительном поступке?

– Ничего не говори. Какое им дело до того, что пишет и читает твой сын?

От таких слов Иосиф Ильич уже чуть было не потерял сознание.

– Да что ты такое говоришь?! – уставился он на жену. – У меня в голове не укладывается, что ты можешь спокойно такое говорить. Да разве я могу что-то утаивать от товарищей по Партии?

– Ну, хватит, – чуть повысила голос супруга. – Хватит уже морочить мне голову своей партией. Ты бы вместо того, чтобы шляться по митингам, да просиживать на собраниях штаны вместе с остальными бездельниками, лучше бы больше времени уделял семье и дому.

Спорить со своей супругой Иосиф Ильич не то, чтобы боялся, но, когда она сердилась, он относился к ней с некоторой боязнью и тревогой. С некоторым трепетом, как попавший в вытрезвитель коммунист, вызванный после такого проступка на бюро райкома.

Здесь следует заметить, что основной доход в семью приносила именно Тамара Александровна. Так уж сложилось, что пока Иосиф Ильич занимался у себя на заводе нелегким делом воспитания трудящихся, получая за это, прямо скажем, не слишком высокую зарплату, жена его занималась более простым и лёгким делом – разными выкройками и прочей ерундой. А поскольку в этой ерунде она заметно преуспела, и к ней даже выстроилась небольшая очередь из жён более удачливых однопартийцев Иосифа Ильича, то и супруга его имела хорошее вознаграждение за свою легкомысленную деятельность. Конечно, куском хлеба Иосифа Ильича никто не попрекал, но все знали, что своим благополучием семья, прежде всего, обязана Тамаре Александровне. И Иосиф Ильич, разумеется, это тоже понимал. Понимал он также и то, что борьба за дело трудящихся – дело святое, но единство и целостность семьи дело тоже не последнее. Да ведь и как он может бороться, не имея у себя за спиной крепкого, надёжного тыла? В общем, спорить со своей супругой Иосиф Ильич не решался. Только однажды, когда она поднял вопрос об открытии своего собственного ателье, тем более что нашлись люди, готовые ей помочь, зная, какой она мастер, Иосиф Ильич решительно воспротивился. Он не мог допустить, чтобы жена коммуниста была эксплуататором и прислужницей буржуазии. Впрочем, Тамара Александровна ни на чем и не настаивала, считая открытие собственного ателье, делом слишком хлопотным, да и рискованным.

И сейчас тоже Иосиф Ильич не стал спорить с супругой. Он в возмущении покинул кухню, послонялся немного по квартире, не зная, чем себя занять, и, наконец, взгляд его упал на плотный конверт из хорошей бумаги. Адрес на конверте был отпечатан на принтере или на машинке и предназначался конверт лично Иосифу Ильичу.

Вскрыв этот загадочный конверт, он обнаружил в нём лишь один листок плотной бумаги с каким-то непонятным вензелем вверху.

Начиналось письмо с обращения:

"Многоуважаемый господин Воробейчик!".

Иосиф Ильич от такого обращения слегка поморщился и бегло прочитал весь текст: "Приглашаем… Пролетград… любителей … премного благодарны… настоятельно рекомендуем…".

– Чушь какая-то, – проворчал себе под нос Иосиф Ильич. – Жулья развелось… Непонятно, откуда они все только взялись, – бросил он листок на стол, выбрасывая заодно из головы и это глупейшее письмо.

Перед тем как заснуть, Иосиф Ильич посмотрел на уже спящую жену и подумал, что завтрашний день будет очень непростым и, возможно, одним из решающих в их борьбе за счастье всего трудового человечества. Ещё Иосиф Ильич успел подумать, что и Ильич, наверное, чувствовал то же самое в величайшие дни октября 17-го…

3.

«…Несмотря на то, что нищие, собирающие на улицах подаяние, уличные музыканты, женщины лёгкого поведения, продавцы газет в розницу, мойщики машин на перекрёстках и ещё некоторые категории граждан обязаны теперь использовать в своей деятельности кассовые аппараты, доходы в бюджет страны продолжают падать. Как нам стало известно из компетентных источников, правоохранительные органы готовятся провести рейд по привлечению к ответственности вышеперечисленной категории граждан за не использование ими кассовых аппаратов и за неуплату налогов…»

( Из сообщений агентства ИАНВ).

Аркадий Палий сидел на собрании Организации и делал вид, что внимательно слушает очередного выступающего оратора.

Конечно, его волновало то, о чём говорили выступающие. Всё это его очень волновало, иначе он не вступил бы в Организацию. Но в данный момент его волновал человек, сидящий в президиуме. Человек этот волновал Аркадия больше всего на свете.

Прямой, с военной выправкой, уже немного с сединой в волосах, бывший подполковник был заместителем руководителя Организации, и именно он волновал сейчас Аркадия. Если этот подполковник узнает, что он натворил, то Аркадию не жить. А если он хочет всё-таки жить, то нужно бежать. А куда бежать? И что делать с Иркой? Бросить её? Она этого не хочет. Не бросать? Чем тогда это всё закончится? Может, всё рассказать подполковнику?

– Они пролезли во все структуры управления государством, в армию, в милицию и даже в органы безопасности, – убеждённо вещал оратор с трибуны.

– Некоторые из них – самые ловкие и пронырливые, пролезли даже в нашу Организацию. – Поэтому нужно немедленно создавать свою собственную службу собственной безопасности. Я понимаю, что к товарищам по Организации нужно относиться с бо́льшим доверием, но мощь и целостность Организации для меня превыше всего. Мы не можем рисковать. Сначала вычистим нашу Организацию от всех случайных элементов, а потом приступим к очистке всего государства от этих элементов и от кое-каких других. Впереди у нас много работы, и для этой работы необходима кристально чистая Организация. Мы возложили на себя непростую задачу, но мы одни можем справиться с ней.

Посмотрев в сторону президиума. Оратор предложил:

– Давайте доверим создание службы собственной безопасности подполковнику Шипилову. Мы все знаем его как человека честного, как патриота своей страны, и каждый из нас может, не задумываясь, отдать за него жизнь.

Чью жизнь, каждый готов отдать не задумываясь, оратор не сказал, а зал дружно зааплодировал. После аплодисментов и небольшой паузы, подполковник, встав, произнёс короткую речь, поблагодарив своих единомышленников за оказанные ему честь и доверие.

С преданностью в глазах Аркадий смотрел на подполковника и хлопал в ладоши вместе со всеми, усиленно при этом, ломая голову над тем, говорить ли подполковнику о себе и Ирке или нет. Подполковник же, подняв руку, отчего в зале моментально установилась тишина, объявил, что собрание закончено и через два дня он доложит Организации о кандидатурах и о структуре службы собственной безопасности.

Вместе со всеми выйдя из Дворца культуры, где проходило собрание, Аркадий, распрощался с товарищами и уселся в машине, ожидая подполковника. Тот ещё задерживался, и это немного радовало Аркадия, поскольку позволяло хотя бы немного оттянуть разговор. Но с другой стороны – сколько же можно оттягивать?

Поправляя зеркальце заднего обзора, Аркадий мельком взглянул на заднее сиденье, с которого и начались все его напасти. Хотя нет, напасти, наверное, начались раньше, когда у него возникло желание научиться водить машину. Чёрт бы побрал эти машины! Кто их только придумал?..

Не поступив после школы в институт, Аркадий подрабатывал в разных расплодившихся фирмочках, продавая всякую всячину: от дешевой косметики до противогрибковых носков. Состояния на таком бизнесе не сколотишь, а ноги сотрёшь до колен, и, когда пришла повестка из военкомата, Аркадий даже немного обрадовался.

В военкомате ему предложили пойти на курсы операторов радиолокационных станций. Аркадия же больше тянули автомобили, и он смог уломать начальника второго отдела, ведавшего призывниками, направить его на курсы водителей. Получив, таким образом, специальность, он отправился служить.

Неизвестно почему, но ему повезло. То ли судьба ему решила улыбнуться, поразмыслив, что напакостить ещё всегда успеет, то ли в каких-то высоких армейских штабах что-то не сработало, в результате чего появились кое-какие свободные вакансии на тёпленьких местечках, а то ли по протекции вообще перестали служить. Но после двух месяцев службы в части, в коей непонятно кто командовал: старослужащие солдаты или мало служившие офицеры, Аркадий был откомандирован в военный госпиталь. В госпитале он был поставлен на довольствие, получил в своё распоряжение крохотную комнатку и ГАЗ-66, на котором должен был возить продукты, бельё и прочее госпитальное имущество. Вместо командира-сержанта, относящегося к Аркадию также ласково и заботливо, как староста камеры, имеющий уже шестую ходку, относится к новичку-интеллигенту, севшему по недоразумению, теперь начальником Аркадия стала добрая женщина-завхоз, являющаяся вольнонаёмной служащей, а Аркадий оказался единственным срочником в части.

Благодаря частым, но не дальним поездкам, водителем он стал неплохим. На глаза начальству старался попадаться как можно реже, с людьми, с которыми общался по работе, был всегда доброжелателен. В общении с молоденькими медсестрами и санитарками старался не переступать черту недозволенного и со всеми держаться одинаково и, в отличие от некоторых его предшественников, ему удалось прослужить в этом госпитале до самого дембеля. Таким образом, армия дала Аркадию специальность и неплохие навыки вождения, служба у него прошла быстро, незаметно и спокойно, и об армии он вспоминал с тёплым чувством, за исключением разве что, только первых двух месяцев.

На гражданке Аркадию удалось устроиться водителем почтовой машины. Зарплата там была более-менее приличная, работа для него знакомая и денег на жизнь ему вдвоём с матерью вполне хватало. И всё было бы ничего и, быть может, Аркадий бы даже женился, и жена-красавица родила бы ему двух, а то и трёх детишек, и те с радостными бы криками встречали папулю из рейса. И была бы эта семья также счастлива, как и многие, многие другие семьи. Но не суждено было всему этому случиться. Нет, не суждено. Как это ни прискорбно, но не появилась ещё одна счастливая ячейка общества.

Вышло так, что попал наш Аркадий в аварию. Загляделся на девушку-красавицу в коротенькой юбчоночке, замечтался, глядя на ту, которая могла бы стать ему женой, да и врезался на перекрёстке в другую машину. Водитель другой машины, тоже был отнюдь не слепым, и тоже посматривал на гражданок, вместо того, чтобы всё своё внимание сосредотачивать на автодорожных знаках, светофорах и прочих премудростях современной улицы. В общем, виноваты были оба. Обошлось, к счастью, без жертв и без травм. А Аркадия взяли и уволили.

Конечно, некоторые читатели могут сказать, что из-за таких пустяков людей не увольняют. И они будут абсолютно правы. А вот только начальник у Аркадия любил детей и ради них был готов пойти на любые жертвы. При чём здесь какие-то дети? Объясняю: у начальника был друг, очень хороший друг. Друг ещё по институту, а может быть даже и по школе. Гуляли они друг у друга на свадьбах, дружили домами и даже их супруги, стали дружить между собой.

И вот, у жены друга начальника, оказывается, есть брат, двоюродный. Ну не запрещено же иметь двоюродных братьев. А 6рат, между прочим, тоже хороший человек. И не смотря на то, что человек он хороший, ему не повезло, и потерял он работу. А у человека семья, детишки просят кушать. Вот и дрогнуло сердце у начальника Аркадия. И попросил он Аркадия подобру-поздорову, справедливо полагая, что молодому человеку это пойдёт только на пользу, ибо только трудности воспитывают и закаляют настоящий характер, а предприятию будет тоже польза, поскольку отец семейства навряд ли будет заглядываться на девушек, помня, какие последствия это может повлечь.

Товарищ Аркадия по несчастью, тоже уволенный за пару недель до него за появление на работе в нетрезвом виде, пригласил Аркадия на собрание Организации, членом которой сам состоял.

Здесь следует заметить, что некоторые слова у граждан описываемой страны вызывают неоднозначную реакцию. К большинству слов граждане относились вполне спокойно. Даже к тем словам, громко произносить которые, было не совсем прилично. Со временем же эти слова, как тихие захватчики проникали всё глубже и глубже в общество, и их стали произносить даже с высоких трибун. Другие же слова, вполне приличные, обрели совсем другое значение. Например, если вместо слова “товарищ”, человека назовут “гражданином”, то этот гражданин начинал не только плохо себя чувствовать, но и собираться в дальнюю дорогу. В свою очередь, слово “товарищ” тоже претерпело некоторую трансформацию, и одни члены общества стали им обозначать других, которые им совсем товарищами не являлись. Безобидное слово “член” в этой стране тоже имеет несколько значений. Бывает член предложения, математический член, член-корреспондент, член объединения и прочая. И вот, члены (да простят они меня) Организации, во избежание разных кривотолков, стали называть себя сотоварищами. Так вот, сходив раз-другой на собрание Организации, Аркадии стал тоже сотоварищем этой Организации, и у него сразу же открылись глаза на всё происходящее в стране, и не быть сотоварищем Организации и горячим сторонником её идеологии, он, как честный член (тысячу извинений) общества уже не мог.

Теперь Аркадий ясно видел, кто виноват во всех его бедах и бедах его страны (отнюдь не бедной). Он стал участвовать во всех собраниях и мероприятиях, проводимых Организацией, благо свободного времени у него для этого было предостаточно. Затем освободилось место водителя у подполковника Шипилова, и на это место командиром их отделения был рекомендован Аркадий. Поговорив с Аркадием, и за десять минут выяснив, что он полностью разделяет идеологию Организации, а за двадцать минут уяснив, какой он водитель, подполковник Шипилов взял Аркадия своим личным водителем.

Аркадий стал получать зарплату ничуть не меньшую, чем в почтовой автобазе, возить Шипилова по разным важным делам Организации, выполнять мелкие поручения своего босса, и его жизнь вошла в нормальную колею.

Наружность Аркадий имел довольно привлекательную, а черная форма, в которую он был облачён как сотоварищ Организации, только усиливала эту привлекательность, и, хотя Аркадий всегда старался соблюдать дистанцию и знать своё место, однажды он сорвался.

На Ирину он поначалу не обратил особого внимания – малолетка, она и есть малолетка. Отношения у них установились чисто дружеские: Аркадий всегда готов был помочь ей поднести что-нибудь, пошутить, иногда подшутить, но всегда безобидно. Виделись они не особенно часто, но постепенно, а затем всё чаще и чаще, особенно после того, как их семья переехала в другой район, видеться они стали каждый день, поскольку Аркадий стал возить её в школу и из школы. Девица же в его присутствии становилась все развязнее и развязнее, её шуточки становились всё более откровенными. Аркадий только удивлялся: откуда в этой пигалице появляется такая стервозность, какой нет даже у его знакомых подружек, отнюдь не являющихся монахиням.

В конце концов, произошло то, что и должно было произойти. Произошло на заднем сиденье машины подполковника Шипилова – на широком, удобном сиденье "Ниссан-Патрола".

Невесёлые думы Аркадия – говорить или не говорить и если говорить, то, что говорить, прервал севший в машину подполковник. – Домой, – как всегда он был немногословен.

Краем глаза Аркадий посмотрел на его нахмуренное, как всегда безо всяких эмоций лицо. "Ну, как я ему скажу, что благодаря мне, его любимая дочь лишилась невинности на заднем сиденье его машины? Он же тут же меня и убьет. Даже не застрелит, а просто проломит мне голову своим кулачищем " – содрогнулся Аркадий, представляя свои перемешанные с кровью мозги, размазанные по ветровому стеклу и приборной доске.

В полном молчании они подъехали к дому подполковника, и тот, вылезая из машины, отрывисто бросил:

– Завтра. В девять. Здесь.

Подполковник уже собрался, было, покинуть машину. Но вдруг остановился и, повернувшись к Аркадию, внимательно посмотрел на него и спросил:

– Ты ведь не женат и живешь вдвоём с матерью? Других родственников нет?

Аркадий удивлённо посмотрел на босса – тот никогда не интересовался его семейными делами и с трудом, сквозь спазмы, неожиданно сдавившие его горло, коротко ответил:

– Нет.

– Хорошо, – кивнув, подполковник выбрался из машины и скорым шагом скрылся в подъезде своего дома.

По дороге домой, Аркадий сосредоточил всё внимание на дороге, ни на что не обращая внимания и выбросив из головы всё, о чём спросил его Шипилов.

Поставив машину на законное место под окнами своего дома, Аркадий поднялся на второй этаж в квартиру, где он проживал вдвоём с матерью.

Мать в комнате, в ожидании своего любимого сериала, смотрела по телевизору какую-то ерунду, и Аркадий тихонько просочился в свою комнату. Сняв форменные брюки и, оставшись в одних трусах и рубашке, он аккуратно сложил брюки, сунул их под матрац, уселся сверху и задумался над вопросом Шипилова.

Неужели Ирка всё рассказала папаше? Сколько раз она стращала Аркадия тем, что всё расскажет отцу, если Аркадий не сделает то-то и то-то. Ей вообще нравилось держать его в напряжении, а, видя как ему не по душе её шантаж, старалась ещё больше запугать его, пообещав рассказать отцу, что Аркадий её изнасиловал. Неужели она всё рассказала отцу?

– Сынок, а что ты так сидишь? Случилось что-нибудь? – заглянула в комнату мать.

– Нет, мама. Все в порядке, – принялся Аркадий стаскивать рубаху.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю