Текст книги "Вживленный «Чип контроля» [Марш-бросок]"

Автор книги: Сергей Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 10
ЛИБО В РЫЛО, ЛИБО РУЧКУ ПОЖАЛУЙТЕ

Субботним утром, на следующий день после поездки в Бутово, Валера шел по коридору второго этажа управления к туалетной комнате, когда его встретил начальник отдела Федорцов.

– Здравствуй, Швец! Я слышал, ты вчера трудовой подвиг совершил?

– То ли еще будет, шеф, – обнадежил его Валера. – Если меня не будут отвлекать на разную хренотень типа отлова таджиков по общагам, то я стану каждый день вам приносить «палочку» в клюве…

– Ты хочешь сказать, Швец, что, кроме поимки деда, – Федорцов иронично усмехнулся, – которого ты находишь как минимум раз в квартал, ты способен и на другие подвиги?

– А то! Я ж говорю, что это только начало.

Валера, сочтя тему исчерпанной, хотел было откланяться и идти дальше, куда шел, но Федорцов придержал своего подчиненного, взявшись за пуговицу на его пиджаке.

– Послушай, капитан… Ты чем-нибудь занимаешься еще… в данный момент?

Валера удивленно приподнял брови.

– Чем я занимаюсь в данный момент? Гм… Вот, стою, разговариваю с вами, шеф!

– Не прикидывайся дурачком, Швец. Я говорю о левой работе!

Хотя Валере, как он считал, сейчас особо нечего было бояться, у него слегка екнуло сердчишко…

«Хорошо, что хватило ума отказаться от тех бабок, которые пыталась всучить Данилова (нет, все же это была ее старшая сестра), – с бешеной скоростью пронеслась у него в голове мысль. – Это могла быть внеслужебная проверка… провокация по линии ГУСБ. С этой штукой баксов, возьми я только деньги, можно было и срок схлопотать… Неужели кто-то „копает“… под меня? Под Федорцова? Или под наших начальников? Вот и Анна Тимофеевна деньги предлагала. Правильно сделал, что не взял! С одной стороны, жаль… мог бы тому же Федорцову должок вернуть. Но, с другой… все же хорошо, что не взял деньги».

Несмотря на такие мысли, Швец и виду не подал, что его что-то беспокоит.

– Я чист, аки младенец, шеф, – сказал Валера, который действительно не чувствовал себя виноватым хоть в чем-то. – Вы сами посудите… Если бы я рубил «капусту» на стороне, то, наверное, не пришел бы просить в долг у своего начальника?

Федорцов продолжал задумчиво на него смотреть. Всего четверть часа назад ему звонил сам начальник министерского главка. После небольшой преамбулы генерал сказал: «У тебя, кажется, работает такой опер… Валерий Швец?» – «Так точно, есть такой!» – «Он служил в главке, а потом опять вернулся в твой отдел?» «Точно так!»

Генерал почему-то интересовался, чем занимается опер Швец, какие дела ведет… Он не объяснил Федорцову, чем вызван его интерес к столь невеликой шишке, каковой является капитан Швец. Сказал лишь в конце разговора, что после выходных, в понедельник или во вторник, сам подъедет в УВД Южного округа – то ли с целью инспекции, то ли для какого-то доверительного разговора…

Теперь Федорцов терялся в догадках. Но хотя он интуитивно догадывался, что здесь каким-то боком замешан Швец, сообщать подробности состоявшегося только что разговора своему оперативнику он попросту не имел права.

– Шеф, может, вы отпустите пуговицу? – вежливо произнес Швец. – И так на одном честном слове держится. Оторвется же…

– Уже оторвалась, – очнувшись от раздумий, сказал Федорцов, протягивая оперу открученную пуговицу. – Сразу видно, Валера, что у тебя бабы нет… пришей-ка сам покрепче! Выходной у тебя, кстати, только завтра, так что иди и работай!..

В воскресенье Валера проснулся в одиннадцатом часу утра. Вчера до часу ночи он общался со своим соседом по ментовскому общежитию Витей Мироновым (сотрудник МУРа, спец по наружке, тоже прошел через развод… такая же неприкаянная душа, что и Валера Швец). Поскольку у Валеры имелась маленькая просьба к муровцу, то ужин пришлось накрывать именно ему. Выпили они, правда, немного – поллитра водки на двоих, – так что голова на утро не болела, да и в целом самочувствие было около нормы.

Он умылся, оделся, затем – хотя и знал, что там мышь от голода повесилась, – сунул свой конопатый нос в старенький холодильник «Минск». Ничего, что мог бы переварить даже его крепкий желудок, он там, конечно, не обнаружил… Теперь, когда наступил воскресный день, идея, которую он вчера вечером обсуждал с Мироновым, показалась ему какой-то уж совсем глупой, несерьезной. Но если он все отменит, то будет выглядеть в глазах коллеги – и в своих собственных законченным идиотом…

Заглянув ненадолго к соседу-муровцу, Валера вышел из общежития на свежий воздух.

День стоял майский, солнечный, пригожий.

Первое, на что обратил внимание Швец, – это была припаркованная неподалеку от входа бежевая «десятка».

Еще за несколько мгновений до этого Валера полагал, что ничего, кроме скуки, этот воскресный день ему не сулит.

Он не подал виду, что увидел, заметил – и узнал припаркованную возле ментовского общежития машину… Пройдя неспешным шагом примерно сотню метров, Валера остановился возле киоска, торгующего горячими закусками и прохладительными напитками. Заказал себе пару хотдогов с сосисками и бутылку пива. Перенес заказанное на стол перед киоском, и, стоя спиной к тротуару, стал неторопливо поглощать свой нехитрый воскресный завтрак, запивая его светлым пивом.

Валера вспомнил, что после того эпизода, когда Данилова или ее старшая сестра Светлана Глебова – кто именно из этих двоих сидел в «мерсе», он так и не понял – попыталась всучить ему конверт с баксами, он все же удосужился наконец позвонить своему приятелю Полухину. Разговор у них получился каким-то скомканным: Слава то ли успел забыть о своей просьбе подсобить гражданке Маше Даниловой в разрешении ее проблем, то ли в его служебном кабинете находился еще кто-то, при ком он не хотел говорить на подобные темы. Валера спросил у него, как давно и как хорошо он знает эту Данилову, Полухин, чуть замявшись, сказал, что знакомство у них, в общем-то, шапочное. И что он переключил ее на Швеца только потому, что сам он ей помочь, сидя в своем райцентре, ничем не может, а поэтому, зная, что у его приятеля Валеры после развода пошли напряги с деньгами на жизнь, он решил подсобить тому с халтуркой, благо клиентка, как он заверил, при бабках…

Услышав быстрый перестук каблучков по тротуару, приближающийся к нему, Валера про себя усмехнулся: «Всю свою жизнь, Швец, ты сам волочился за девчонками… А теперь вот нашлась красотка, которая так и норовит подцепить тебя на крючок».

Знать бы только, что за всем этим стоит.

– Здравствуйте, Валерий, – прозвучал знакомый женский голос. – Ничего, если я нарушу ваш покой?

«Ты уже нарушила его, девочка, – подумал про себя Швец, не зная, радоваться ему этой встрече или же, наоборот, делать ноги, пока не поздно. – Но, с другой стороны, чем бы я сейчас занимался в этот свой выходной день».

Он дожевал второй – и последний – хот-дог, вытер губы салфеткой, глотнул пива и лишь после этого поднял глаза на подошедшую к нему женщину, которая находилась по другую сторону круглого столика.

– А… это вы, – сказал он нейтральным тоном. – Вообще-то я не ожидал больше вас увидеть.

– Почему? – удивленно произнесла Данилова, отчего в ее облике еще сильнее проявилась печать чуточку наивного провинциализма. – Что-то я вас не понимаю…

Швец неторопливо выковырял сигарету из пачки, закурил. На этот раз Данилова была одета в салатового цвета брючки и легкий светлый пиджак; на ее плече болталась уже знакомая Валере по их первому свиданию в «Макдоналдсе» дамская сумочка. Минимум косметики. Лицо свежее, приятное, с легким румянцем на щечках. Бесспорно, она недурна собой, эта Данилова. И если бы не ее ищущий, вопросительный, чуточку обиженный взгляд наивной девочки-подростка и отсутствие еще некоторых деталей, которые в своей совокупности способны наделить женщину в глазах любого мужчины особым шармом, то она могла бы поспорить со многими столичными красотками.

Швец бросил на нее многозначительный взгляд.

– Пятница, – сказал он, – около трех пополудни. Молодая женщина в джипе марки «Мерседес», внешне очень похожая на вас… Предложила тысячу долларов… за то, чтобы я свернул дело, за которое, если честно, даже не собирался браться.

Валере показалось, что Данилова, услышав данную новость, слегка побледнела.

– Вы не говорили мне, Маша, что у вас есть «мерс». И что вас сопровождает джип с охраной, – опередив ее, сказал Швец. – Согласитесь, все это несколько отличается от той информации, которую вы мне дали о себе входе нашего ознакомительного разговора.

Пока он говорил эти слова, Данилова успела достать из сумочки носовой платочек и стала нервно комкать его в своей ручке.

– Вот этого я и боялась, – негромко, как бы самой себе, сказала Данилова. – Кажется, она теперь следит за каждым моим шагом…

– Кто? – попытался уточнить Швец.

– Неужели не понятно? – Данилова вздохнула – Светлана… кто же еще?! Вы бы могли и сами догадаться, Валерий.

– Та самая ваша сестра Светлана Глебова, про которую вы говорили, что она «пропала без вести»? – иронично усмехнувшись, сказал Швец. – То есть вы опять настроены морочить мне голову?

Данилова поднесла к глазам носовой платок. Швец, увидев это, поморщился: он терпеть не мог женских слез, причем неважно, стоят ли за этим настоящие чувства или искусное притворство.

– Вы ее не знаете, – шмыгнув носиком, заявила Данилова. – Иногда я думаю, что она… она способна на все.

Швец спокойно допил пиво; сохраняя тот же спокойный вид, подошел к молодой женщине и, взяв ее под локоток и отведя чуть в сторонку, неожиданно произнес:

– Кто вам дал адрес моего общежития? Только не говорите, что вы шли по улице и случайно увидели знакомого!

– Да это же все… так легко… на поверхности. – Вот теперь в ее глазах действительно появились слезы. – Вы ведь не оставили мне номера контактного телефона… Слава записал мне ваш служебный номер, но сколько ни набирала, никто не отвечает. Тот же Слава обмолвился, что вы после развода проживаете в служебном общежитии, в Южных Черемушках.

– Полухин сказал вам мой нынешний адрес?

– Нет, потому что я не спрашивала. Здесь, в этом районе, всего одно ведомственное общежитие, так что найти вас особого труда мне не составило.

– Дальше! – строго сказал Швец.

– Что? – удивленно посмотрела на него Данилова. – Я думала, это вы мне что-нибудь расскажете – по моему вопросу. Я вот ждала от вас звонка, ждала… Но теперь вижу, что только напрасно теряю с вами время.

Швец догнал ее уже на противоположной стороне улицы, когда она собиралась усесться в свою бежевую «десятку».

– Да, я виноват, – поморщившись, сказал он. – Замотался, забыл… ни черта не узнал по вашему запросу!.. Послушайте, только не надо плакать! Гм… Если хотите… если это вас несколько успокоит… Можете дать мне разок в морду!

– Еще чего! – улыбнулась сквозь слезы Данилова. – Извините, что я дала волю чувствам. Я одинока, и мне сейчас не на кого опереться. Все знакомые мужчины… они оказались, знаете ли, такие…

– Козлы, – уточнил Швец. – Вот что, Маша. Давайте-ка вырвем первую страничку и начнем писать нашу историю как бы с нового листа.

Он зачем – то коснулся губами ее руки и лишь затем отпустил женскую ладошку на волю.

– Чудной вы какой-то, Валерий, – сказала Данилова (она уже перестала плакать). – Значит, я могу на вас надеяться?

– Да, но нужно кое-что уточнить.

– У меня произошли некоторые перемены, – Данилова жестом пригласила его в салон «десятки». – Например, я сняла квартиру в Москве. Это, кстати, минутах в пятнадцати езды отсюда. Если у вас есть свободное время, я могла бы пригласить вас к себе… в это временное жилище. Могу даже накормить настоящим обедом. Ведь то, что вы только что съели, извините…

– Ладно, поехали, – усмехнувшись, сказал Швец. – Давненько женщины не приглашали меня к себе на домашний обед…

Глава 11
ВАРВАРА, НА РАСПРАВУ! (2)

Амбар,[6]6
  Штрафной изолятор в ИТУ (жарг.).


[Закрыть] в который упаковали Анохина – как главного бузотера, зачинщика беспорядков, с виду казался обычной тюремной камерой-двушкой.

С той лишь разницей, что здесь было чисто, тепло, сухо… Не то что в карцере пересыльной, смахивающем на каменный склеп, где он, просидев даже менее суток, едва не задубел от холода. Здесь, в секции «В», никто не отбирал его одежду, никто не заставлял раздеваться догола. Оба топчана застланы постельным бельем, как в какой-нибудь больничной палате: простыня, одеяло, подушка в наволочке, все чин-чинарем… Имеются даже толчок и раковина. В камере он пока один; к Анохину почему-то никого не подсадили. Надо же… курорт, а не штрафной изолятор!

Он вначале присел, а затем прилег на топчан, и… никто из дежурных надзирателей не сделал ему за этот проступок даже малейшего замечания.

Но в то же время телекамера, укрепленная над дверью и снабженная защитным проволочным каркасом, бдительно следила за каждым его движением, так что надзиратели, очевидно, были постоянно в курсе того, чем занимается в своей камере зэк под порядковым номером десять.

Даже то немногое, что он уже успел подсмотреть здесь, на новом для него месте, порождало у Анохина массу вопросов.

Поневоле он вспомнил подслушанный им в вагонзаке разговор между двумя заключенными, из которого узнал, что в «девятке» существует четыре вида режима, и самым страшным из них является заключение в камеру штрафного изолятора на срок до шести месяцев. И еще о том, что, по слухам, в той же «девятке», вернее, где-то в окрестностях этой колонии, появился особый лагпункт и что именно оттуда попыталась совершить побег группа заключенных.

«Отставить панику! – приказал себе Анохин. – Терпеливо жди своего часа… Но и не позволяй им себя сломать!..»

Удивительно, но никаких разборок по поводу драки в столовке не состоялось. В оперчасть его по этому поводу пока не таскали. На протяжении нескольких часов после того, как он перенес «газовую атаку», его мутило и выворачивало наружу, плюс к этому он ощущал острую резь в глазах. Прямо в камеру, в сопровождении двух надзирателей, к нему наведывался медик – тот самый, знакомый еще по пересылке, чей странный, какой-то напряженный и даже вопросительный взгляд Анохин поймал на себе сутки назад, когда его в числе прочих прибывших этапом зэков осматривали и оформляли местные тюремные власти. Врач промыл ему глаза каким-то раствором, заставил выпить капсулу и полстакана крайне противного на вкус раствора, от чего, кстати говоря, почти полностью исчез разъедающий легкие, гортань, полость рта и носовые пазухи едкий привкус хлорпикрина…

– Ведите себя разумно, – негромко сказал медик, завершив эти нехитрые процедуры. – Запомните: это в ваших же интересах.

Когда Анохин вновь остался один в тюремной камере, он еще долго размышлял над этой брошенной как бы вскользь репликой.

Анохин допускал, что нечто подобное местный «лепило» говорил и всем прочим зэкам, которым он оказывал медицинскую помощь в этот суматошный день.

Но подобно тому, как утопающий готов ради спасения хвататься за любую соломинку, Анохину сейчас хотелось верить в то, что в словах этого незнакомого ему человека сокрыт некий особый, потаенный смысл…

Уже на следующее утро он целиком съел пайку, которую ему доставили прямо в камеру, причем пища, которой здесь потчевали, по своему качеству и калорийности далеко превосходила средние лагерные стандарты и могла сравниться разве что с усиленным санаторным питанием.

После завтрака, который он запил фруктовым кефиром – форменные чудеса творились в данном ИТУ – Анохина выводили на часовую прогулку во внутренний двор, куда сверху, через предохранительную сетку, проникали солнечные лучи. Как и в бутырских «двориках», Сергей при первой же возможности принялся делать разминку (как мог, он старался поддерживать свою физическую форму). Конвоир, наблюдавший сверху, с бетонного бортика, за его занятиями, равно как и выводящий, замечаний ему по данному поводу делать не стал, хотя в некоторых крытых, как доводилось уже слышать Анохину, подобные «кривляния» во время ежедневных прогулок администрацией как-то не приветствуются.

Ни днем, ни вечером этого дня в столовку Анохина не выводили. Еду по-прежнему доставляли ему прямо в камеру, никого из зэков, включая четверку его недругов, он с момента газовой атаки пока еще не видел… И, по правде говоря, ни в малой степени об этом не сожалел.

Вечерняя прогулка оказалась заметно короче по времени, нежели две предыдущие – что-то около получаса. Стемнело, дворик залит мертвенно-бледным электрическим светом. Когда за ним вновь закрылась дверь камеры, времени было примерно девять вечера (даже сейчас, в таких условиях, обходясь без наручных часов, Анохин что днем, что ночью мог достаточно точно указать время).

Хотя никто, кажется, не чинил тому препон, ложиться почивать на свою шконку он пока еще не собирался. К тому же его в последнее время мучила бессонница.

Привычным жестом он забросил руки назад, за спину. Принялся вышагивать по тюремной камере, – четыре шага в одну сторону, медленный разворот, четыре в обратную, – погруженный всеми своими мыслями в сравнительно недавнее еще прошлое.

В сотый, может, в тысячный раз в ушах его прозвучал чей-то истошный крик, перекрывший гул голосов в подземном переходе возле Рижского вокзала:

– Вот она! Которая с красными розами!! Во-он!!! Мужик с ней! Прячет ее за собой! Не упустите их!!!

Дальше все закрутилось, завертелось, лихорадочно замельтешило, как в дурном кошмарном сне.

В первые скоротечные секунды Анохин никак не соотносил ту панику, ту неразбериху, что вдруг возникла в людской толкучке в переходе, со своей персоной. И уж тем более – со своей супругой Ольгой. Помнится, он тогда подумал про себя мимоходом как о досадной, но никак не касающейся их с Оленькой детали: что происходящее – это обычное милицейское мероприятие, вроде облавы на нелегалов, проводимое ментами со свойственными им зачастую чрезмерностью и дурным усердием. Они ведь – Анохины – российские граждане, следующие транзитом через Москву. Все документы, включая ж/д билеты, у них имеются при себе; оформлять регистрацию в столице они не должны и не обязаны… Ну так чего же, спрашивается, им бояться?

Ему и в голову не могло тогда прийти, что именно они – вернее, кто-то похожий на них или даже только на одну Ольгу с ее букетом пышных роз, – являются причиной этого переполоха… Настолько все это было нелепо и чудовищно абсурдно.

Пространство вокруг них, возле Анохиных, как-то почти мгновенно разредилось, возник вакуум. В нее, в эту образовавшуюся пустоту, сразу с двух сторон, расшвыривая на ходу остатки путавшихся под ногами каких-то людишек, почти одновременно вломилось с полдюжины сотрудников милиции: кто-то из них был в «броне» поверх бушлата и при «калаше», другие же располагали лишь табельным «ПМ»…

Анохин хорошо запомнил лишь двух из них, поскольку чуть позднее, уже в отделении, вопреки всему, что там творилось, он все же смог их разглядеть… Эти двое – их третий коллега несколько поотстал – бежали к ним со стороны вокзала. Впереди несся старлей (Анохин разобрался в его звании позже, в отделении), с «макаром» в правой руке. А за его спиной маячил сержант в «бронике», с автоматом «АКСУ» в левой руке – этот на бегу успел стащить зубами варежку с правой руки…

Анохин в эти мгновения только на них и глядел. «Куда это они несутся со стволами наперевес? Какого рожна им нужно? Кажется, к нам?..»

На лице старлея застыла гримаса: знакомая Анохину смесь ярости, азарта и подсознательной тревоги или даже страха. Крупный, рослый мент… Лицо распаренное, шапка съехала на затылок, ощеренный рот, глаза, превратившиеся в узкие недобрые щелочки; того и гляди, пальнет от нервов из своего «макарова»…

Он, этот ментовский старлей, действительно оказался возле них первым из всех своих коллег.

– Стоять, б…! – выдохнул он, сокращая дистанцию до двух шагов и удерживая при этом Анохина и его жену на мушке своего табельного «ПМ». – Р-руки!! Руки на затылок!!! Эй ты, б… брось букет!! Сержант, держи ее мужика на прицеле!!!

Анохин и его жена, которую он продолжал обнимать одной рукой – в другой находилась сумка – и которую он добавочно прикрывал как бы своим корпусом, буквально остолбенели в этот момент, отказываясь верить, что все происходящее вокруг имеет к ним самое непосредственное отношение.

Сергей очнулся первым.

Возможно, он подчинился бы требованию сотрудника милиции, чтобы не подвергать опасности жизнь своей супруги, но подчинился бы, конечно, крайне неохотно и потом непременно стал бы «качать права», и еще потому, что считал все происходящее каким-то идиотским недоразумением, если бы… Если бы только сами менты не вздумали действовать так резко и жестоко, как это случилось на деле.

– Сережа, что происходит? – успела произнести Ольга. – Я боюсь…

В этот момент сразу двое сотрудников, включая старлея, врезались в них, норовя их сразу рассоединить… Еще как минимум двое, натужно сопя и подхлестывая себя злой матерщиной, принялись крутить руки Анохину, поочередно пытаясь подбить ему ноги, чтобы свалить на землю, на грязный пол подземного перехода; ну а там дело должно будет пойти уже веселее…

Сергей – да и Ольга, кажется, тоже – пытался подать голос. Пытался сказать, что это ошибка, что милиционеры, мягко говоря, не правы. Но, как часто бывает в подобных ситуациях, группа захвата занималась сугубо своим делом и не отвлекалась на посторонние реплики…

Когда он увидел, что старлей сначала вышиб из руки его жены букет красных роз, а затем, пользуясь поддержкой еще одного коллеги, стал вязать его Ольгу… Это зрелище подействовало на Анохина, как красная тряпка на быка.

Он резко качнулся вправо, напирая на одного из двух повиснувших на нем ментов… Подбил ему ноги, заставив хряпнуться на коленки, и одновременно с этим вырвал у него из захвата правую руку… Хрястнул локтем по лицу второму, и, как бы продолжая одно движение, умудрился толкнуть его на застывшего чуть позади сержанта с «калашом», заставив его тем самым поднять ствол и попятиться…

«Что дальше?.. – мелькнула в мозгу заполошная мысль. – Беспредел… нельзя… могут по запарке мочкануть…»

Он сделал лишь шаг по направлению к тем двум бойцам, что занимались Ольгой, – старлей держал ее одной рукой за воротник, а другой приставил «ПМ» между лопатками, в то время как еще один бугай, краснорожий, со скошенным от азарта набок ртом, наконец-то смог защелкнуть наручники на женских запястьях… И тут же увидел, как побледнел старлей, чуть повернувший голову на звуки борьбы, и как напрягся ментяра, который прикрывал действия группы захвата с другой стороны, от прохода к станции метро «Рижская»…

Анохин понятия не имел, почему никто из этих вооруженных людей тогда, в тот пиковый момент, не пристрелил его на месте или, скажем, не ранил… Боялись попасть в своих? Плохо обучены обращению с оружием? Или не ожидали подобного, когда один мужик, без оружия, в довольно ограниченном пространстве, едва не разобрался со всей их компанией?.

…Иногда он даже жалел, что тогда, в эти драматичные секунды, его не пристрелили прямо в ходе захвата. Хотя могло бы статься и так, что в этом случае они с Ольгой лишь поменялись бы своими судьбами… но что сейчас об этом гадать.

Весь тот эпизод в подземном переходе занял, наверное, две или три минуты. Анохин, опасаясь, что у старлея не выдержат нервы, – опасаясь не за себя, а за безопасность своей жены Ольги, – не стал-таки доводить дело до крайности. И, не дожидаясь команды, сам застыл на месте, подняв руки и положив их на затылок.

Потом он получил прикладом по голове – если бы не шапка, проломили бы ему черепушку. Так что в «воронок» его запихивали уже в бессознательном состоянии…

Мягкие, почти бесшумные шаги надзирателей в коридоре…

Звук отпираемой двери его камеры.

«Странно, – подумал он. – Что это они придумали на ночь глядя?»

– Десятый… двигай на выход!