Текст книги "Стон земли"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– И, конечно, только возвращение к Вере, и так далее, и тому подобное… – слегка съехидничал подполковник. Но это было не следствием порочности самого Сергея Владимировича, а только следствием многолетнего атеистического воспитания.

– Я в этом не сомневаюсь, товарищ подполковник, – уверенно проговорил отец Георгий.

– Пусть так… Пусть так… Тогда скажи мне, как здесь аналогию вывести с нашествием фашистов? Вот ты вроде бы даже как закон общественной жизни предлагаешь. Я понимаю, что это не ты придумал, тем не менее, ты его отстаиваешь.

– А разве нашествием фашистов Господь не наказал нашу страну за богоборчество, за уничтожение храмов и десятки тысяч погибших в лагерях и расстрелянных священников?

– Тем не менее мы победили, и стали сильнее, чем до войны! Какое же это наказание?

– Но какой ценой победа была достигнута? Какими потерями, товарищ подполковник, какими разрушениями! Самое прямое наказание. Народ был наказан потерей лучших своих сыновей, потому что на войне всегда происходит неестественный отбор – смерть забирает тех, кто сильнее и храбрее, кто первым в атаку поднимался.

– Почему же тогда Гитлеру не удалось нас до конца победить, поработить, как удалось то же самое Батыю? Кто-то нормировал наказание?

– Нормировать его может только тот, кто его посылает, товарищ подполковник.

– Тем не менее это все недоказуемо, и потому воспринимать твою теорию как общественный закон невозможно.

– Если посидеть над документами, и некоторые люди делали это, то закономерность выглядит вполне убедительной. Убеждаться не желают только люди, которые категорически не хотят Господа в сердце принимать.

– Атеисты, как я.

– Вы, товарищ подполковник, как и многие, мне кажется, только играете в атеиста. В действительности вы готовы к тому, чтобы Веру воспринять. Я вообще на атеистов смотрю иногда с любопытством. В последнее время по телевидению много раз эта тема проходила. Атеистов и священников лбами сталкивают. Атеистам дают высказаться, а то, что священники говорят, вырезают. Это политика нашего телевидения, причем многих каналов. Но я смотрю на атеистов, особенно на злобствующих, и понимаю, почему так происходит. Они бы согласились Бога принять, но боятся. Мне недавно одна женщина в поезде сказала: «Я не знаю, есть ли загробная жизнь. Но лучше бы ее не было». Это все о злобствующих атеистах. Они боятся того, что Бог есть, и именно потому злобствуют. От страха. Понимают, что им, признав Бога, придется от себя и своих жизненных принципов полностью отказаться. В большинстве они просто негодяи, хотя и с известными именами. И им невыносимо будет признать, что они всю жизнь прожили напрасно. Наверное, они Священное Писание тоже читали и знают, что Господь может все грехи простить, даже самые страшные. Главное, чтобы человек покаялся. Ведь не случайно первым в рай взошел не кто-то из праведников, а разбойник, распятый справа от Христа. Он покаялся там же, на кресте. И самые лютые атеисты это знают. Но, чтобы в Христа поверить, им необходимо свою гордыню победить, а этого они сделать не в состоянии. Она лезет из них, она их полностью пропитала и воняет. Серой воняет…

– А кто тебя знает, может, ты и прав, – улыбнулся вдруг Шумаков. – Но давай сходим в казарму, посмотрим, что там для тебя готовят. Может, подскажешь что.

– Пойдемте. А я вам по дороге притчу про атеиста расскажу.

Они покинули кабинет, который подполковник закрыл своим ключом, спустились на первый этаж, прошли мимо дежурного по мотострелковому полку и вышли на высокое крыльцо. Отец Георгий тащил две сумки в одной руке. Одна из них была с личными вещами и казалась легкой, вторая, с книгами, тяжелой. И если взять их в каждую руку, сумка с книгами перевесит. Гораздо проще две сумки с руки на руку перебрасывать.

– Рассказывай свою притчу, – предложил полковник. – Нам сорок метров до казармы идти.

– Притча короткая. Гулял атеист в горах, природой любовался, цветочки горные рвал. Зазевался от красоты окружающей и сорвался со скалы. Но в последний момент успел зацепиться пальцами за камень. Висит так, а рядом никого нет, кто помог бы ему. Внизу пропасть, горный поток камни там ворочает. И камень, на котором атеист повис, шатается, и пальцы разжимаются, сил уже нет держаться. Взмолился атеист: «Господи, если ты есть, спаси меня. Я буду в тебя верить!» И услышал вдруг голос: «Я спасу тебя, но ты же обманешь. И верить не будешь». – «Буду, буду, Господи, только спаси… Я уже верю…» «Ну, хорошо, – сказал Господь. – Тогда разожми пальцы». – «Что я, дурак, что ли?» – возмутился атеист.

Подполковник Шумаков ничего не сказал, только слегка улыбнулся.

Они уже подошли к четырехэтажному зданию казармы…

Глава третья

– Ну так что мы имеем от этого простреленного погорельца?

Валерий Львович Ладейщиков, старший следователь по особо важным делам Следственного комитета по Магаданской области, привычный больше к свободной гражданской одежде, всегда чувствовал себя неуютно в мундире. Ощущение у Валерия Львовича было такое, словно ему на шею нацепили, как собаке, жесткий и натирающий шею ошейник. Потому он часто водил головой, стараясь вывернуться из воротничка рубашки, а иногда запускал под воротничок палец, словно протирал воротничок по окружности. Работать в своем кабинете старший следователь не любил как раз по той причине, что новый начальник Следственного комитета, переведенный в Магадан из Москвы и наделенный московскими привычками и нравами, требовал от сотрудников обязательного ношения мундира на службе, что при прежнем руководстве считалось вовсе не обязательным. Вот в командировке Валерий Львович чувствовал себя вполне прилично, когда носил свой старый теплый свитер с высоким и толстым «хемингуэевским» воротником, который и от холода спасал, и шею не натирал. В командировках следователь просто отдыхал душой и телом. Там и работалось лучше, там удавалось сосредоточиться непосредственно на расследуемых делах, тогда как в кабинете из-за проклятого мундира сосредоточиться ему было трудно.

Сейчас полковник Ладейщиков находился не в своем кабинете, но собирался туда вернуться под конец рабочего дня, потому и не переоделся в цивильную одежду, отправляясь в здание областного управления ФСБ, хотя она висела в шкафу его кабинета, и возможность переодеться у него была.

Следственная бригада в первой половине дня выезжала на место преступления. Туда они добрались почти благополучно, почти без происшествий, если не считать происшествиями несколько кратковременных остановок, во время которых приходилось толкать машины. Хороших и мощных внедорожников Следственный комитет в своем гараже не имел. Да если бы и имел, то даже в самый большой внедорожник следственную бригаду не поместишь. Ехали на двух «уазиках» и микроавтобусе вместе с операми из ФСБ, на которых и была возложена оперативная работа по этому делу. «Уазики», как обычно, с трудностями дороги справлялись, а вот микроавтобус «Фольксваген» делался явно для немецких автобанов, а не для российского бездорожья. На занесенной метелью дороге он часто пробуксовывал и несколько раз застревал.

Впрочем, выталкивание общими усилиями транспорта, в сравнении с затратой времени на весь путь, не много лишних минут отняло. Враскачку, да на малых оборотах микроавтобус выбирался из сугробов, образующихся на самой трассе «зимника», и наконец-то доехали до нужного места. Помогли парни из районной полиции, которых вызвали в первую очередь. Ребята опытные в общении с погодой, поэтому сразу вызвали вторую машину, которая привезла им две большие палатки, которыми они, как чехлом, накрыли сгоревшие микроавтобус «Газель» и бульдозер «Т-180». Там же подобрали из сугроба пострадавшего, но все же оставшегося в живых бульдозериста. Бульдозерист чуть-чуть поджарился в своей горящей машине, но сумел выбраться, несмотря на то что получил три пули прямо сквозь обшивку кабины. Две пули угодили в ягодицы, одна в бедро. Восседать за рулем бульдозера этот человек еще долго не сможет, впрочем, как и вообще сидеть, а вот показания дать может, даже лежа на животе. И потому начальник районного отдела полиции сразу выставил у больничной палаты, куда его поместили, двух полицейских в качестве охраны. Свидетель важный, может быть, единственный. О том, что свидетель жив, решено было никого не оповещать.

Обязанности по приезду распределили сразу. На месте расстрела машины, перевозящей золото, осталась работать следственная группа Следственного комитета вместе со следственной группой ФСБ, под общим руководством старшего следователя по особо важным делам Ладейщикова, а прибывшие вместе с ними оперативные работники ФСБ отправились в больницу допрашивать бульдозериста и к хозяину прииска. Вопросы были и к тому, и к другому, причем вопросы серьезные. Существовала надежда, что их показания могут навести на след. Опера ФСБ поехали на «уазике», пообещав вскоре вернуться. Но работа следственных бригад закончилась раньше, чем они вернулись. Задержка была вызвана тем, что бульдозериста оперировали, и пришлось дожидаться, когда он более-менее отойдет от наркоза. Впрочем, врач-анестезиолог сказал, что это недолго, поскольку бульдозерист в момент операции был мертвецки пьян, и потому наркоз его почти не брал. Операцию делали, можно сказать, без наркоза. Но бульдозерист перенес ее молча, чем вызвал уважение медицинских работников. Опера остались ждать, а Валерий Львович созвонился со старшим из них, майором Лохматым, и договорился, что опера приедут в Магадан самостоятельно, благо их машина позволяет не бояться тяжелых условий, и сразу позвонят Ладейщикову, чтобы передать сведения. Они позвонили, и Ладейщиков приехал. А еще предстояло своему начальству докладывать результаты. Новое начальство дотошное, много вопросов задает…

– Ну так что мы имеем от этого простреленного погорельца, Василий Иванович?

В кабинете пока находился только один старший лейтенант Супротивников, опер областного управления ФСБ, готовый доложить Ладейщикову результаты допросов.

– Я только в общих чертах знаю. Сам я ездил начальника прииска допрашивать, а бульдозериста допрашивал майор Лохматый, но, в общем, рассказать могу.

– А сам Николай Петрович когда вернется?

– Вот-вот. К ментам поехал, справки кое-какие навести после допроса бульдозериста. Он по возвращении сразу сюда зайдет и все подробно расскажет.

– Тогда давай по порядку. Директор прииска или начальник прииска, кто он там… Раньше, при советской власти, все было понятно, теперь все по-разному называются, кто во что горазд. Некоторые вообще предпочитают быть генеральными менеджерами. Слов попонятнее придумать не могут, – ворчал Ладейщиков, в очередной раз протирая пальцем воротник своей форменной сорочки. Шея уже болела.

– Вот-вот… Именно так, товарищ полковник. Бекхан Дошлукаевич Музарбеков, генеральный менеджер и, одновременно, почти единоличный хозяин прииска «Зерновой». Ему больше восьмидесяти процентов акций там принадлежит.

– Ингуш?

– А разве у нас бывают другие владельцы приисков?

Вопрос старшего лейтенанта остался без ответа, потому что ответа и не требовал, поскольку вопрос относился к известным всем фактам. А Супротивников тем временем продолжил:

– Согласно акту, на пункт приема было отправлено семьдесят девять килограммов, восемьсот сорок семь граммов золота в песке и мелких самородках. Инкассаторы получили контейнеры уже закрытыми и запечатанными. Инкассаторы у прииска свои. Машина тоже своя, бронированная, как и полагается, полностью отвечающая всем требованиям и техническим условиях, но у нее буквально в ночь перед перевозкой вытекло все трансмиссионное масло из коробки передач. Вывинтилась пробка, и масло стекло. Без масла коробка передач не переключается. Бекхан Дошлукаевич считает, что это совпадение. Пробка, видимо, давно начала вывинчиваться, а вылетела именно в тот вечер. Хозяин прииска как лицо пострадавшее, не хочет верить, что кто-то из его людей мог подстроить такую неприятность. Сам он, конечно, проявил халатность, отправил контейнеры с охраной на простом небронированном микроавтобусе «Газель». Обвинение в халатности Музарбекову мы предъявить с натяжкой сможем, даже предъявим, хотя я заранее могу сказать, как отнесутся к этому суд и прокуратура. Давление на них будет мощное. Но предъявить мы можем. Даже при том, что он – пострадавший. Иду дальше… При транспортировке на такие незначительные расстояния золото обычно не страхуется. Не было, естественно, застраховано и в этот раз. Убыток громадный. Прииск на грани банкротства, хотя мне не слишком понравилось, как спокойно ведет себя в данной ситуации Бекхан Дошлукаевич. Может быть, это просто мужество горца, может быть, восточный фатализм, а может, и что-то другое, не знаю. Будем искать. Хотя вариантов поиска у нас почти нет. Главный вариант – найти того, кто пробку вывинтил из коробки передач. Оперативная группа выехала на прииск. Сейчас, наверное, уже добрались, если метель их не остановила, и опрашивают людей.

– Причастность самого Музарбекова к ограблению…

– Не создалось у меня такого впечатления, что он причастен, хотя гарантий дать не могу. Среди инкассаторов погиб его родственник, двоюродный брат, который приехал в Магадан всего две недели назад и сразу устроился на прииск к Бекхану Дошлукаевичу. Обычно среди представителей кавказских народов родственные отношения ставятся весьма высоко. Думаю, не послал бы брат брата на гибель.

– По владельцу прииска все?

– Пока все. Теперь надо ждать, что скажет оперативная группа. Если будет что интересное, я позвоню.

– Ладно. Майор Лохматый когда вернется?

– Как только добудет сведения.

– Что за сведения?

– По результатам допроса пострадавшего бульдозериста. Я вкратце перескажу, что мне известно, чтобы время не тянуть, и вас, товарищ полковник, не задерживать. Бульдозерист, Афанасий Васильевич Афонин, которого все в округе знают просто как Василича, и мало кто вообще слышал его имя и фамилию, кроме кассирши в кассе, где он зарплату получает. Выехал, как выезжал каждый день на чистку «зимника». Специалист он, говорят, великолепный, лучший чуть ли не во всей области, дорогу, как утюгом, гладит. Хотя и любит во время работы злоупотребить кое-чем из крепких жидкостей. И не только во время работы. Трезвым его, говорят, давно никто не видел, как, впрочем, и пьяным. Всегда навеселе, но не пьян. На качестве работы его пристрастие обычно не сказывается, и потому начальство на такие мелочи глаза закрывало. Считало, север, здесь положено греться изнутри, а не снаружи. – Старший лейтенант говорил, как обычно, и действовал, вдумчиво и неторопливо, одновременно и сообщая информацию, и размышляя при этом. – Сам Василич, как наркоз отошел, рассказал майору Лохматому, как дело было. Поехал он, как обычно, работать перед метелью. Перед метелью технология особая, дорогу укатывать отвалом следует так, чтобы она плотной стала, тогда свежий снег с плотно укатанного наста легче сниматься будет. Видит, стоит машина. В марках Афанасий Василич не разбирается, знает только, что иномарка, внедорожник. Машина колесо проколола, и рядом с ней двое стоят. Одного Афанасий Василич узнал. Он несколько месяцев назад тоже на прииске работал. Зовут его Гортан. Это кличка, но мы уже выяснили – Гортанов Вячеслав Алексеевич, уголовник с тремя ходками еще в советское время, но все три по двести шестой [8] . Вроде бы ограбление инкассаторов, перевозящих золото, не его профиль. После распада СССР на зону не наведывался, хотя около года назад в Санкт-Петербурге уголовное дело было открыто по статье за рейдерство и попытку захвата чужой собственности, но ему удалось уйти в сторону как свидетелю. В последний год был замешан в каких-то делах с китайцами во Владивостоке. Есть на нем еще что-то, связанное с рыболовным флотом, но все без доказательств. Контакты с Японией, продажа рыбы в открытом море, минуя всякие таможенные процедуры и квоты на экспорт. Но там тоже все бездоказательно, одни расчеты и предположения. Вот майор Лохматый и поехал собирать на него сведения. В нашем областном МВД ничего на этого Гортана не было, и они запросили федеральное досье.

– Это я понимаю. Досье – дело хорошее. Мог бы и через нас запросить то же самое, чтобы мне не ездить лишний раз. Или сам через Интернет запросил бы.

– Николай Петрович хотел вообще поговорить в МВД относительно ингушей и криминальной обстановки на приисках, чтобы более подробную картину иметь.

– Ладно. А что там-то произошло?

– Все просто. Попросили Василича помочь колесо сменить, водитель домкрат в гараже забыл. На бульдозере своего домкрата нет, там гусеницы почему-то не прокалываются. И наш Василич выполнил бульдозером сложнейшую операцию. Отвалом внедорожник снизу подцепил и приподнял угол, чтобы колесо сменили. После этого, в расплату за помощь, ему налили пятьдесят граммов спирта. Выпил, и ничего больше не помнит. В себя пришел, на нем одежда горит, бульдозер горит, и «Газель» уже догорает. Выбрался из бульдозера в сугроб, повалялся по снегу, пламя сбивая, и снова сознание потерял. Очнулся уже в больнице.

– С полста граммов вырубился? – переспросил Ладейщиков. – Опытный алкаш? Не поверю!

– Майор Лохматый тоже не поверил и велел провести полную экспертизу – кровь, мочу, что там в бутылке было намешано. По вкусу, как Василич говорит, чистый спирт, только чуть сладковатый, как древесный. Но бутылка была от питьевого, это он помнит. Сам Гортан при нем не пил, только угощал. Водитель тоже не пил…

В этот момент запрыгала, сотрясаясь от звонка, трубка мобильника на столе старшего лейтенанта. Тот глянул на определитель.

– А вот и сам майор Лохматый, легок на помине. – Нажал кнопку ответа и поднес трубку к уху. – Слушаю, товарищ майор. У меня вот сидит полковник Ладейщиков, вас дожидается. Так, так, так… Понял. Я сейчас дежурному звоню и с ними выезжаю. Понял. Хорошо. Заедем.

Старший лейтенант отключился, но трубку положил уже не на стол, а в чехол на поясе, открыл шкаф и достал оттуда бронежилет.

– Что там? – потребовал объяснений Ладейщиков.

– Нашли Гортана. В маленькой частной гостинице проживает. Майор Лохматый уже вызвал группу захвата. Я с ними выезжаю.

– Я без бронежилета, а то отправился бы с вами с удовольствием. Там, думаю, без стрельбы не обойдется, – с видимым облегчением вздохнул Ладейщиков. – Как завершите, звони мне. Приеду допрашивать.

– Если можно, товарищ полковник, попозже… Скажем так, домой съездите, поужинаете, и только потом уж… А лучше вообще завтра утром.

– Почему так? – не понял старший следователь.

– Беда в том, товарищ полковник, что у вас в Комитете есть строгие правила по проведению допросов, адвокат обязательно нужен. А у нас допускается экспресс-допрос в связи с оперативной необходимостью. Редко такой тип подворачивается, который говорить не захочет. Но и такого заставляем. В крайнем случае, можем спецсредства применить. Вообще-то их применение регламентируется приказом начальника управления, но, если есть оперативная необходимость, все можно, и даже все нужно. Без этого мы оперативно сработать не успеем, и восемьдесят килограммов золота уйдут куда-нибудь, где мы уже не достанем.

– Тогда будем прощаться до утра, – с улыбкой согласился старший следователь и встал из-за стола…

Метель и сам Магадан достала. Снег и ветер гуляли по улицам с превеликим удовольствием, перелетая с сопки на сопку и засыпая снегом улицы между сопками. А весь Магадан из одних сопок, по сути дела, и состоит.

Вся снегоуборочная техника города во всеоружии выкатила на улицы. Это, конечно, сильно затрудняло и без того затруднительную дорожную ситуацию, тем не менее группа захвата ехала на двух микроавтобусах без включенных проблесковых «маячков» и без звукового сигнала, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания – так майор Лохматый распорядился. На поворотах микроавтобусы заносило из-за предельной для таких условий скорости, но все обошлось, и в аварию никто не угодил, хотя возможность была реальная. На одном из последних поворотов второй микроавтобус задом вынесло на полосу встречного движения, но встречный грузовик успел перестроиться правее и избежал столкновения.

– Что сам полковник с тобой не поехал? – спросил майор Лохматый, потирая прихваченный морозцем нос.

– Бронежилета, говорит, у него с собой нет, – хмыкнул старший лейтенант. – Мы с ним вообще договорились, что только к утру его вызовем. Надо допрос провести без помех, а то заберут голубчика к себе, и нам опять ничего не останется, кроме чужих протоколов. Лично я больше люблю живое общение, чем чтение документов.

– Это ты правильно сделал, – согласился майор.

Небольшую частную гостиницу «Парус» нашли достаточно быстро. Гостиница была за высоким забором из листов профнастила, что, конечно, мешало одновременному проникновению на территорию группы захвата. Но с торца вход все же был. Решать, как действовать, предстояло сразу.

– Шесть человек, Николай Петрович, я пошлю через забор во двор, чтобы окна и возможные другие выходы блокировать, – предложил капитан Лончаков, командир группы захвата. – С остальными – напролом.

– Флаг тебе в руки, – кивнул Лохматый.

Микроавтобусы сначала проехали мимо гостиницы, на перекрестке развернулись и остановились, не доезжая до нужного здания метров пятьдесят. Лончаков вышел ко второму микроавтобусу, чтобы отдать распоряжения. Шесть бойцов группы, выслушав приказ, сразу устремились по тротуару в сторону темно-красного забора, на ходу раздвигая короткие телескопические лестницы, привезенные с собой. Сам профнастил слишком тонкий, чтобы можно было через такой забор без проблем перебраться, металл и гнется, и режет руки, и еще гремит. Поэтому решили использовать лестницы, которые группа захвата всегда с собой возит, благо в собранном виде они много места не занимают. Когда подбежали к забору, лестницы уже были раздвинуты на нужную, не полную длину. При необходимости они позволяли забраться в окно третьего этажа стандартной жилой пятиэтажки. Но сейчас все оказалось проще. Один за другим бойцы перепрыгнули во двор, оставив лестницы снаружи. Еще двое бойцов тут же унесли их к микроавтобусу и спрятали в салон.

– Первый, мы на позиции! – раздался в переговорном устройстве голос капитана Лончакова.

– Понял. Мы идем…

Микроавтобусы неторопливо проехали вперед и остановились на небольшой парковке рядом с гостиницей. Старший лейтенант Супротивников и майор Лохматый еще и выбраться со своих мест не успели, как группа захвата, быстро сдвинув двери в сторону, устремилась вперед, занимая позицию на крыльце по обе стороны стеклянной двери. Капитан толкнул ее, но она оказалась закрытой. Тогда он нажал на кнопку домофона, и та засветилась тусклым красным светом, едва видимым со стороны из-за метели. Разговора капитана Лончакова с кем-то внутри слышно не было, к тому же майор Лохматый со старшим лейтенантом Супротивниковым отвлеклись, глядя на парковку, где рядом с микроавтобусами группы захвата стояли две машины – старый, побитый «Мицубиси Лансер» и мощный внедорожник «Ниссан Пасфайндер».

– Не про эту ли машину нам рассказывал бульдозерист? – спросил старший лейтенант.

Майор Лохматый заглянул под задний бампер «Пасфайндера».

– На девяносто процентов, тот самый. Запаски на месте нет [9] . Подозреваю, в гостинице и напарник Гортана остановился. Нельзя упустить…

Глава четвертая

Комнатушка, соседствующая с умывальником и туалетом, была небольшой по размерам, никак не больше двенадцати квадратных метров, но имела кровать и полки. Правда, полки уже начали разбирать солдаты, чтобы перенести и установить в новом, наскоро сделанном и отдельном от казармы помещении. Из угла казармы перенесли куда-то в сторону несколько кроватей вместе с тумбочками, и сам угол отгородили каркасом из легкого деревянного бруса, который, в свою очередь, обили листами фанеры, не достающими до потолка, но превышающими человеческий рост на метр. Потолок решили не делать за ненадобностью. Кроме того, без потолка в закуток, не имеющий окна, попадал свет от подвешенных к высокому потолку светильников. Значит, и освещение лишнее проводить не требовалось, поскольку верхний свет в казарме выключался только на ночь, и оставался лишь дежурный рядом с тумбочкой дневального. Это и было наскоро сооруженное помещение для ротного каптера. Хорошо, что у каптера в запасе листы фанеры нашлись. Изначально командир роты капитан Столяров предполагал для обивки каркаса использовать брезент от старой палатки.

Отец Георгий знал еще до прибытия на место, что в командировку отправлены две роты, но эта казарма была рассчитана только на одну. И потому, осмотревшись и прикинув объем помещения, обратился к комбату:

– Товарищ подполковник, здесь, как я понимаю, только моя бывшая рота размещена. Но это же не весь личный состав отряда? А вторая рота где?

– Все-то ты знаешь… батюшка… На вторую роту здесь места не хватило, мы пока устроили ее в клубе комендатуры. Я, конечно, понимаю, что это все твоя паства, но не все же сразу тебе показывать. Потерпи до утра. До комендатуры полтора километра пешего хода, и связь с ними только по рации или по мобильнику. Там тоже, кажется, верующие есть, и своя часовня построена. Местный батюшка из городка приезжает, службы проводит.

– Молебны, товарищ подполковник, – поправил иерей. – Служба проводится только в храме, или на специально оборудованном открытом месте, если храма нет, или в помещении, храм заменяющем. А в часовне проводится молебен.

– А молебен – это что, не служба?

– По большому счету, тоже служба. Только в обиходе службами называют главные богослужения – Всенощное бдение, Божественную литургию и другие. В часовне же не бывает алтаря, поэтому большие службы там проводить нельзя. Но я рад, что здесь поблизости хотя бы часовня есть. Если вы не против, я завтра с утра во вторую роту отправлюсь. И хорошо бы местного батюшку навестить, он меня введет в курс дела.

– Мне-то что… Отправляйся. Капитан Столяров тебя проводит. Вторая рота – это не дальняя «точка», можно без охраны добраться. Капитан дорогу и покажет, а если занят будет, вон, старший лейтенант Красо́та его заменит. Помнишь его? – кивком головы показал подполковник на старшего лейтенанта, командующего «фанерными делами».

– Я его лейтенантом помню. Вторым взводом командовал.

– Он и сейчас вторым командует. Только лишнюю звездочку получил. Красо́та!

– Я, товарищ подполковник.

Старший лейтенант, сухощавый и всегда нахмуренный из-за того, что очень хотел выглядеть серьезным и авторитетным, деятельным и деловым, тут же оказался рядом.

– Помнишь отца Георгия?

– Я помню рядового Коровина, товарищ подполковник. В священническом чине мне его трудно воспринимать. Я ведь законсервированный воинствующий атеист, и вообще к Чарльзу Дарвину, в частности, и к теории эволюции, в общем, как человек грамотный и даже с небольшим высшим образованием, отношусь с превеликим уважением.

– Я тоже атеист, тем не менее, воспринимаю, и Дарвина тоже слегка воспринимаю. Но позволяю людям вне службы свои собственные убеждения иметь.

– Извините, товарищ подполковник, – вмешался в разговор отец Георгий. – Касательно теории Дарвина можно товарищу старшему лейтенанту задать вопрос?

Комбат кивнул, с любопытством наблюдая за тем, что принесет разговор воинствующего атеиста и священника. Может быть, рассчитывал в этом разговоре что-то и для себя почерпнуть, чтобы ту или другую сторону обоснованно принять.

– Товарищ старший лейтенант будет утверждать, что человек произошел от обезьяны?

– Буду утверждать. От человекообразной обезьяны.

– Отдельные люди точно произошли от обезьяны, – заметил иерей. – С этим трудно не согласиться, особенно когда по телевидению нашу российскую эстраду видишь. И не только эстраду. Но большинство людей с этим согласиться не пожелают. И даже обезьяны не пожелают.

– Это утверждение обезьяны? – с вызовом спросил старший лейтенант.

– Это утверждение здравого смысла. Теория эволюции права только в том, что все постоянно развивается. Постоянно развивалась и обезьяна, становясь самым приспособленным к жизни существом на земле. За счет своей сообразительности и легкомыслия, она умела и умеет адаптироваться к любым условиям существования. И жилось, и живется обезьяне совсем не плохо. Зачем ей нужно было становиться человеком и сталкиваться с трудностями существования и проблемой выживания? Это была бы регрессия в развитии. Такая регрессия, которая противоречила бы самой теории Дарвина. Это, кстати, не я сказал. Это сказал один из ближайших друзей и изначальных соратников самого Дарвина – доктор Уоллес. Осознав принципиальную ошибку Дарвина, Уоллес стал его ярым противником, и еще тогда доказал несостоятельность теории эволюции в том виде, в котором Дарвин ее преподносил. И дело не только в происхождении человека. Гораздо более значительные проколы в теории эволюции наблюдаются в происхождении и перерождении видов. Дарвин утверждал, что со временем археология найдет недостающие звенья, доказывающие существование промежуточных видов. Но археология не смогла до сих пор найти то, чего не существует. Нет ни одного доказательства верности теории эволюции.

– А доказательства существования Бога? – криво усмехнулся старший лейтенант.

– Я мог бы вам много конкретных примеров привести, но их такое множество, что даже утруждать себя не стоит. Вы и сами, наверное, и сталкивались, и читали и о чудесных исцелениях, и о других чудесах. Могу только совсем свежий пример привести из собственного опыта. Я сюда ехал в купейном вагоне. Зима на носу, поезда наполовину пустые. Со мной в купе какой-то абхазский капитан оказался. Он сразу, как сел, выставил на стол две банки с пивом, а потом порошок какой-то проглотил. Я думал, лекарство. Хотя лекарства пивом обычно не запивают, но у людей всякие причуды бывают. Выпил он свое пиво, постель постелил и лег. Сначала вроде бы уснул, а потом вскакивать начал, орал, на меня таращился. Я-то понял, что он наркоман, к тому же агрессивный. Но не усмирять же его с помощью кулаков? Это все равно бесполезно. А что ему могло ночью в голову прийти, когда я усну, и предположить было трудно. И тогда я стал молиться. Мысленно, конечно, но горячо, от всего сердца. Просил Господа избавить меня от такого соседства. И вот на первой же большой станции капитан этот вскочил, торопливо оделся и на перрон выбежал. Я, каюсь, сам не надеялся на такой отклик Господа. Подумал, он за пивом побежал. Но поезд тронулся, вещи капитана остались на месте, а он не вернулся. И только на следующей станции полицейский в купе зашел за его вещами. Оказывается, капитан вышел на перрон, сделал несколько шагов, упал и сразу уснул. Хорошо хоть билет у него в кармане был, полиция по билету вещи его с поезда и сняла.