Текст книги "Идеальный силовик"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

2

– Прибыл, ну и молодец, чернявый! – Полковник в расстегнутом на большом животе кителе выбил на настольном стекле пальцами короткую барабанную дробь, но присесть не предложил, хотя стул стоял тут же и даже был выдвинут из-под стола. – Я слышал, что у вас в Дагестане все имена имеют какой-то перевод. Как твое имя, старлей, переводится? Сам-то хоть знаешь?

Старший лейтенант на сидячее место, кажется, претендовать не намеревался, привычно вытянулся по стойке «смирно», но при этом никакого смущения перед московским полковником не испытывал, говорил твердым голосом, и даже с вполне уловимыми нотками недовольства. Должно быть, слово «чернявый» показалось ему обидным. Это почти то же самое, что «черный», только более аккуратное, чтобы можно было отговориться.

– Гази в переводе с арабского – это «воин», товарищ полковник. Полностью соответствует моей профессии. А фамилия, если перевести на русский, будет звучать как Отцов. Она происходит от имени Валид. Валид по-арабски – отец, а по-аварски будет Валидал. Попрошу только не обижать меня и не звать «валидолом».

– Ага… Понятно… Фамилия – это ладно, а вот имя у тебя хорошее. Для нашей с тобой профессии действительно, думаю, хорошее. А еще расскажи-ка мне, старлей, про свои родовые корни. Не ради любопытства, сам понимаешь, спрашиваю. В нашей службе любопытство наказуемо, а знать полагается только то, что полагается знать. Я понимаю, что в управлении кадров есть и твоя подробная автобиография, и полное досье на тебя и твою близкую и не очень близкую родню, но мне недосуг в бумагах копаться. У меня и кроме тебя дел полно. Ты уж сам расскажи коротко и четко, доходчиво, если умеешь. Понял?

– Так точно, товарищ полковник. Понял. Я понятливый. Если коротко, то… Папа по национальности аварец. Это самый многочисленный народ Дагестана. Он – военный летчик, дослужился до подполковника. Мама моя из Подмосковья, простая деревенская жительница. Из ее родни знаю только одного дядю. Алкоголик, совсем пропащий, как и на что в деревне живет, понятия не имею. В деревне три жилых дома осталось, один – его. Пенсия – минималка, а на что пить – находит. Я год назад заезжал к нему. Больше двух дней не вытянул, хотя планировал на неделю. Других не знаю, хотя, наверное, тоже кто-то есть. С родственниками мамы мы как-то не общались. Мама рано умерла. Я еще в школу не ходил. Родные мачехи вас, полагаю, не очень интересуют, но я, став взрослым, с ними и не встречался. Сама мачеха умерла в прошлом году, когда я в госпитале лежал, поэтому на похороны поехать не смог. Я был весь в гипсе, и носили меня только на носилках. Родственники по отцовской линии большей частью живут в Дагестане. В Москве я слышал про одного, но ни разу с ним не встречался. Извините, я понимаю, товарищ полковник, что вас интересует. Да, мой двоюродный брат Абдулмалик Валидов, насколько я знаю, амир большого и сильного джамаата. Кличка амира – Валидол. Думаю, так его все за глаза зовут. Брат считается среди других бандитов весьма авторитетным и влиятельным человеком. Он таким и раньше был, еще до того, как в горы ушел. Я однажды спрашивал одного пленного бандита. Он моего брата знал только понаслышке, но отзывался о нем с уважением. По официальным данным, на счету его банды несколько террористических актов. Хотя, по моим данным, против простого населения Абдулмалик не воюет и террористические акты совершал только против ментов. И еще против представителей власти, против разных чиновников из местной администрации. Там, в Дагестане, обстановка сложная. Люди властью недовольны, особенно той ее частью, что держит в руках оружие. Жизни людям не дают. Я ментов имею в виду…

– Полицию…

– Да, полицию. – Поправка совершенно не смутила старлея. – Впрочем, их по привычке все еще ментами зовут. Особенно там, в горах, на Кавказе. Там это очень презрительное слово. У меня есть основания утверждать, что во многом такое отношение заслуженное.

– Ты сам, кажется, недавно был в Дагестане? Или даже сейчас оттуда?

– Так точно, товарищ полковник. Полугодовая командировка. Была запланирована как обычно, а пробыл только четыре с половиной месяца. Отозвали сюда. Ранее дважды в Чечне был и один раз в Ингушетии. Это за последние годы.

– С братом не встречался?

– Никак нет. Даже попытки не предпринимал. Привет ему, естественно, тоже передать возможности не имел.

– А вообще с ним встречался?

– В последний раз, когда на последнем курсе училища учился. И мой отец еще жив был, и отец Абдулмалика тоже. Вместе они к нам приезжали. Пообщались, поговорили, и все. А я у них в селе Тахчурмахи был еще ребенком, но все хорошо помню. И бабушку покойную помню, она с ними жила.

– Как Абдулмалик переводится? Его имя что-то значит?

– Абдулмалик – «раб владыки».

– Еще родственники в Дагестане есть?

– Из близких – дядя и еще один брат отца, самый младший, Валид Валидов. Но он душевнобольной, инвалид первой группы, семьи, понятно, не имеет, живет в Каспийске. Большую часть жизни провел в психиатрической больнице. Временами, в периоды обострения, становится буйным и опасным. Тогда его в больнице надолго закрывают. По полгода держат, а после лекарств полусонного выпускают. Соседи следят за ним внимательно. Только что-то не так, сразу звонят, и дядю снова увозят. Он уже и сам от такой жизни измучился, и других измучил. Мы только однажды виделись, когда я ребенком был. Кроме него, есть еще более дальние родственники, в Тахчурмахи, в основном, живут, но с теми я никогда контактов не имел, и даже не знаю, где их искать.

– Ну, и что же, может быть, придется поискать, – неожиданно проговорил чей-то голос из-за спины.

Старший лейтенант Валидов обернулся. В дверях стоял, держась за ручку, командующий войсками спецназа ГРУ полковник Мочилов. Гази сразу узнал его, хотя видел только мельком во время совместных с французскими парашютистами антитеррористических учений <sup>[5]5
  Во Франции парашютные войска считаются элитным подразделением национального спецназа. Традиционно принято считать, что по подготовленности и по боевым качествам они уступают только Иностранному легиону, в который набираются бойцы, преимущественно проходившие службу в частях спецназа других стран. В конце восьмидесятых годов прошлого века после горбачевской попытки уничтожения российского спецназа во Французский иностранный легион хлынули бойцы из СССР, тогда еще существующего. Так, в легионе, базирующемся в Джибути, вынуждены были даже создать отдельный русский взвод. Однако этот взвод почти в полном составе дезертировал и уехал в Боснию, где был сформирован так называемый русский черный батальон, воевавший на стороне сербов. Обжегшись на этом опыте, французы больше не предпринимали попыток создавать отдельные боевые единицы из представителей одной национальности.


[Закрыть]</sup> . Командующий взял тогда на себя роль командира батальона, хотя за время штабной работы давно, как тогда все думали, должен был потерять боевую форму. Но он не потерял и показал себя прекрасно. Гораздо лучше многих молодых и амбициозных французских офицеров, кстати, свои амбиции после учений растерявших.

Командующий шагнул вперед.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – Старший лейтенант снова вытянулся по стойке «смирно», даже каблуками по-гусарски щелкнул, поскольку отдать «честь» без головного убора не мог, согласно уставу внутренней службы.

– Что-то лицо твое знакомо мне, старлей. Встречались? – здороваясь, протянул руку Мочилов.

– Во Франции вместе были, на учениях, товарищ полковник.

– Понятно. Загоняли вы меня там.

– Или вы нас. Этот вопрос пока остался открытым.

– Или мы все вместе загоняли французов, чтобы никому обидно не было.

– Зато они потом, для восстановления дыхания, хорошее вино привезли.

– Было дело. Уважили…

* * *

Вводная на учения была простая, почти стандартная <sup>[6]6
  Действительные события нескольких лет давности.


[Закрыть]</sup> . Условные террористы захватили здание и взяли в заложники местных жителей. Роль террористов исполняли тоже французские парашютисты. Другая группа парашютистов, вместе с российскими спецназовцами, получила задачу освободить заложников и «захватить» или «уничтожить» террористов.

Все было просто и ясно на бумаге, но при десантировании французский пилот ошибся и выбросил группы на пятьдесят километров в сторону от заданного участка, находившегося в десяти километрах от «захваченного» здания. Итого, расстояние от места высадки до точки предполагаемого приложения сил было шестьдесят километров. Командующий французской группой генерал хотел было отказаться от продолжения учений, но полковник Мочилов возразил:

– А разве в реальной обстановке пилот не может ошибиться? И что тогда? На пенсию всем составом уходить?

Предложение российской стороны было одно – марш-бросок до объекта. Французы взвыли – им такой марш-бросок и во сне не снился. Слишком мало времени дано во вводной на преодоление дистанции. Время-то выделялось на десятикилометровый, а не на шестидесятикилометровый путь. Но пришлось согласиться. Полковник Мочилов к выделенному времени на преодоление расстояния приплюсовал время, выделенное на боевое развертывание и разведку, и у него получалось, что, если очень постараться, то можно и успеть. Хотя, конечно, выложиться придется до предела. Но свой предел человеку знать не дано, так что надо попытаться.

Побежали. В полной выкладке, вымеряя путь по азимуту, поскольку военных карт такого удаленного участка они не имели, а гражданские карты были настолько плохи, что помогали ориентироваться только по названиям населенных пунктов, через которые пролегал путь. Но если французы привыкли бегать аккуратно по дорогам, где трудно обувь испачкать, и хотели именно такие дороги искать, то российский спецназ выбирал путь самый короткий, через поля и леса, по зимней французской слякоти и грязи.

Французы взмолились о привале, когда была пройдена только четверть пути. Дышали, как продырявленные кузнечные меха. Они к такому темпу передвижения не привыкли и даже обдумывали, где в этих местах можно раздобыть несколько автобусов, чтобы с комфортом доехать. Додумать не успели. После короткого отдыха Мочилов, взяв на себя командование, несмотря на присутствие французского генерала, поднял весь отряд и снова погнал его к цели. Французы «сдохли», полностью и окончательно, после тридцати километров и попросту отказались бежать дальше. Значительная часть парашютистов, не меньше трети, вообще уже сошла с дистанции и безнадежно отстала вместе с генералом. Здесь уже Мочилов мог командовать по полному праву. И он отдал приказ бросить коллег и хозяев и продолжать движение колонны только одними силами спецназа ГРУ. Таким образом, российская группа прибыла к объекту в самый последний момент, когда времени на полноценное развертывание и разведку, согласно предварительному плану, уже не оставалось. Спецназ ГРУ атаковал с ходу, ориентируясь по обстановке и не дав условному противнику опомниться и подготовиться. «Террористы» тоже, видимо, получили информацию об ошибке летчиков и готовились праздновать свою победу. Оказалось, слишком рано. Но тут случился новый казус. Ворвавшись в здание, «террористов» нашли быстро. Они и не прятались, сами желая встречи. Завязался рукопашный бой. При этом атакующие были в меньшинстве, хотя по классической военной теории атакующих должно быть как минимум в три раза больше, чем обороняющихся. Это, впрочем, никого не остановило. «Рукопашка» получилась серьезная, особенно для французов. Беда в том, что ни полковника Мочилова, ни российских офицеров, ни, естественно, солдат никто заранее не предупредил, что французы проводят свои занятия по рукопашному бою, обходясь условными ударами. То есть только демонстрируют намерения, и это считается атакой и ударом. А в спецназе ГРУ даже простые занятия проходят в полном контакте. Может быть, удары наносятся не с максимальной силой и резкостью, и если бить приходится чем-то, скажем, лопаткой или прикладом, то удар в этом случае опять же не наносится, чтобы не изувечить друг друга. А руками же и ногами, с применением всех видов бросковой техники, можно орудовать от всей души и так, как позволяет индивидуальная человеческая совесть. Россияне и орудовали. Французов быстро «положили», но услышали от них много обидных слов, которые переводчик предпочел не переводить, из-за чего возникло некоторое недопонимание. И только при подведении итогов, когда высказывались претензии, стало понятно, что такой «рукопашный бой» для французских парашютистов неприемлем. Они не ждали такой силовой атаки, настолько силовой, и были просто смяты и раздавлены. А потому и обижены. Французы резко разграничивали учения от действительных боевых действий, в которых им участвовать пока не приходилось. Примирение произошло даже не после объяснения, что в спецназе ГРУ все учебные занятия проводятся таким же образом, а на большом общем банкете, которым завершились учения. Слишком хорошее местное вино привезли французы, чтобы после него помнились обиды…

* * *

Полковник Мочилов ждал важного телефонного звонка и потому, не имея штатного адъютанта, который позвал бы к телефону, пригласил полковника оперативного отдела и старшего лейтенанта Валидова в свой кабинет. Идти, впрочем, было недалеко. Там, за длинным столом, заваленным топографическими и спутниковыми картами, разговор и продолжили. В курс дела старшего лейтенанта вводил полковник оперативного отдела, к которому ему было приказано прибыть, но чью фамилию он не запомнил, потому что просто не расслышал ее. Дежурный по управлению, отводивший старшего лейтенанта в кабинет, говорил, одновременно сморкаясь в платок, и разобрать слова было трудно. А сам полковник, похоже, считал, что его все должны знать, и не представлялся. Полковник Мочилов называл полковника оперативного отдела Олегом Степановичем, но старшему лейтенанту из бригады казалось, что он называть так старшего офицера не имеет права, не нарушая субординацию. Поэтому приходилось говорить просто «товарищ полковник», но и этого хватало для выяснения любого вопроса.

– Ты, старлей, слышал, наверное, про громкие московские убийства последней недели. Три человека. Сначала сенатор от Чечни, потом подполковник нашей службы, Герой России, и его дочь. Слышал, надеюсь? – говорил полковник оперативного отдела.

– Никак нет, товарищ полковник, не слышал. Мы же от Москвы за две с лишним тысячи километров располагаемся. До нас слухи не сразу доходят.

– Телевизор, что ли, не смотришь? По всем каналам в каждых новостях жужжали.

– Никак нет, товарищ полковник, телевизор не смотрю из категоричного принципа, – пожал плечами старлей. – Считаю его морально вредным агрегатом, гораздо более вредным, чем самогонный аппарат.

– Мнение справедливое, – согласился полковник Мочилов. – А главное, красиво высказано. Красочно. После такого захочется граненый стакан самогонки громыхнуть и, пока закусить не успел, спешно телевизор в окно выбросить. Но мы сейчас алкогольную тему развивать не будем, поскольку у нас задача стоит несколько другая. Докладывай дальше, Олег Степанович. Расскажи нам про убийства, хотя ты от журналистики и далек.

– Два человека убиты одним и тем же, согласно заключению экспертизы, оружием. Причем во втором случае на ране, смертельной ране, замечу, нанесенной подполковнику Серегину, обнаружились засохшие остатки крови, принадлежащей другому человеку, убитому днем раньше. Оба погибли от удара сверху в темечко острым металлическим штырем. Возможно, применялся какой-то экзотический вид оружия, возможно, просто заточка, но оба удара были смертельными. Экспертиза подтвердила, что действовал один и тот же человек, используя одно и то же оружие. Специалисты МВД делают вывод, что киллер был не профессиональным, поскольку профессионал от орудия убийства постарался бы избавиться сразу, ему ни к чему таскать с собой такую улику. В первом случае были подозрения, что киллер – женщина. После второго случая версия подверглась сомнению. Женщине трудно справиться с таким подготовленным человеком, как подполковник Серегин. Здесь должен был действовать профессионал высокого класса, прекрасно подготовленный физически.

– Про Серегина я что-то слышал, – заметил Валидов. – Но он не из нашей бригады. Не мне специально говорили, но разговор шел при мне. Два старших офицера разговаривали, которые его лично, похоже, знали, а я случайно подслушал, но переспрашивать у старших офицеров посчитал некорректным. А дочь подполковника? Она какое место во всей этой истории занимает?

– Она была дома с отцом, – вздохнул Олег Степанович. Он, похоже, не любил, когда ему вопросы задавали. – Девочка тринадцати лет. Ей сломали шейный позвонок. Профессиональный прием, что еще раз подтверждает версию о профессионализме преступника. Серегин, видимо, пытался сопротивляться, может быть, просто хотел отмахнуться, но защитить себя не успел. Однако при этом нанес травму убийце. В квартире обнаружены следы крови, не принадлежащей ни подполковнику, ни его дочери. Впрочем, ДНК крови нам ничего не дает, сравнить не с чем. Но в том и в другом случае присутствует странная вещь, я бы сказал, визитная карточка, – картинка с изображением почти полностью обнаженной женщины-воительницы и подпись «Валькирия». Можно было бы предположить, что такую визитную карточку специально подбрасывали, чтобы увести следствие в сторону и направить на поиски женщины. Напомню, в первом случае в деле присутствует женщина. И в том же первом случае эта визитка обнаружена в сумочке той самой женщины, оставленной на столике в ресторане. В дамскую сумочку подбросить такую вещь сложно, хотя для профессионала невозможных вещей не бывает. Короче говоря, старлей, у меня в кабинете ксерокопия всех материалов следствия. Там много бумаг, но тебе придется их прочитать, чтобы подробно ознакомиться со всеми материалами.

– Меня переводят на службу в Следственный комитет? – спросил старший лейтенант, вопросительно вскинув густые брови и глядя на командующего.

– Дело в том, Гази Талгатович, – улыбнулся Мочилов, – что мы располагаем конкретными сведениями о том, что к покушению на подполковника Серегина мог приложить руку и даже искал исполнителя некий Абдулкадыр Низамович Нуцалханов, правая рука твоего двоюродного брата. Серегин собственноручно уничтожил старшего брата Нуцалханова, Омахана Низамовича, тоже известного бандита. Мы на это внимания бы не обратили, если бы у Абдулкадыра Нуцалханова не было серьезного родственного конфликта с тем же сенатором от Чечни, который в результате этого конфликта был объявлен его «кровником». И вообще мы бы оставили это дело в ведении ФСБ и Следственного комитета, если бы до нас не дошли слухи о том, что Абдулкадыр Нуцалханов бросил клич – если кто-то желает отомстить русским гяурам, обращайтесь к нему, он за соответствующую плату готов помочь. Маленький бизнес Нуцалханова опять же мог бы оставить нас в стороне, но мы получили достаточно точные сведения, что в его списках есть несколько офицеров спецназа ГРУ. Необходимо обеспечить их безопасность, и мы надеемся сделать это с твоей помощью.

– Каким образом? – не понял старший лейтенант. – Я в окружение брата не вхож, никаких контактов ни с ним, ни с его окружением не имел. А если попытаюсь выйти на контакт, все сразу станет ясно. Я не думаю, что Абдулмалик прикажет меня расстрелять, но работать там я не смогу, потому что не попасть под подозрение мне будет просто невозможно.

– Согласен, – кивнул командующий. – В этом вся сложность. Но ты же должен знать, Гази Талгатович, что трудности создаются исключительно для того, чтобы их обходили, и нет в природе, просто не существует такой трудности, которую невозможно было бы обойти. Как нам убрать все подозрения со стороны твоего брата?

– Как, товарищ полковник? – переспросил старший лейтенант.

– Очень просто. Но подумай сам, приучайся сам искать выход.

– С самого детства, товарищ полковник, этим занимаюсь. У меня мачеха была, как та, из сказки, и мне приходилось всегда искать выход при ее придирках. Обычно находил такой, что отец на мою сторону вставал.

– А сейчас?

– А сейчас я бы предположил, что лучшим вариантом окажется тот, при котором Абдулмалик будет искать меня сам, чтобы я ему в чем-то помог.

– Ты прав только наполовину, – вмешался в разговор Олег Степанович. – Хотя, возможно, мы не в курсе ваших межличностных отношений. Но как тебе понравится вариант, при котором, наоборот, брат будет тебя искать, чтобы тебе помочь?

– У нас с ним были прекрасные отношения. Он на четыре года старше меня и, по старшинству, не раз помогал мне. Но чтобы захотел помочь без просьбы с моей стороны, мне необходимо будет попасть в большую и почти настоящую беду или действительно в настоящую.

– Ну уж это-то мы тебе организовать сможем, – цинично заявил Олег Степанович.

– Только, желательно, товарищ полковник, чтобы это было организовано аккуратно. Без дальнейших последствий.

– Постараемся, – вяло пообещал полковник оперативного отдела…

Глава вторая

1

Неделя ушла на обучение работе со спецтехникой и на установку этой самой так называемой спецтехники в трубку сотовой связи Гази. Активация самого прибора должна была быть проведена без его участия через спутник связи. Когда это произойдет, Валидову не сказали, но пообещали включить вовремя. Навыки обучения и практические знания можно было бы и за день получить, задерживала сама установка оборудования, там работа чрезвычайно тонкая. И только после ее окончания старшему лейтенанту Валидову разрешили вернуться к своему взводу. Но предупредили на прощание:

– Будь готов ко всему. Поддавайся, как говорится, на провокации, но меру тоже знай.

Олег Степанович карты до конца не открывал даже перед главным действующим лицом в спектакле, который должен был быть разыгран по его сценарию. И сам сценарий пока дать на прочтение не желал.

– Согласовать со смежниками требуется. Очень аккуратно. У смежников есть утечка информации. Нельзя допустить, чтобы и тебя «слили»…

– А кто смежники?

– Пока это ФСБ. Но, вероятно, мы смежников сменим, и будешь работать со спецназом внутренних войск, а то и вовсе с местными ментами. Как получится. Но не исключай и одиночную работу.

– Местные ненадежны, слишком жадны и вороваты.

– А нам именно такие и нужны. Иначе как тебя спровоцируешь!

– Когда ожидать начала?

– Думаю, завтра с утра. И еще важный момент. По завершении ты должен будешь уйти от брата, но уйти так, чтобы оставить себе возможность вернуться. Например, к семье уедешь или что-то подобное, может быть, даже самое невероятное, такому легче верят.

Так и улетел старший лейтенант Гази Талгатович Валидов, не получив полной информации. Летел он снова спецрейсом, правда, теперь уже не специально для него выделенным самолетом, а попутным военно-транспортным. Гонять порожний самолет из-за одного человека командованию показалось накладным. Хватило и того, что в Москву доставили таким образом. На аэродроме его встретила машина, которая сразу отвезла в военный городок, где временно квартировался отряд спецназа. Не заглянув в казарму к своему взводу, хотя именно туда тянуло сразу пройти, Валидов направился в штаб, чтобы доложить о прибытии командиру бригады, в этот раз лично возглавляющему отряд спецназа. Но полковника на месте не оказалось, он выехал с двумя взводами на прочесывание участка леса, где видели вооруженных людей, и должен был вернуться только ночью. Но там же, в штабе, встретился старший лейтенант Ларин и рассказал Гази Талгатовичу, как завершилась операция, с которой Валидова так срочно сняли. Силами спецназа была обнаружена заминированная база боевиков. Сами бандиты уже ушли, но спецназ обнаружил следы и двинулся в преследование. Бандитов застали в пределах четырехчасового перехода во время привала. Их было семь человек. Все прекрасно вооружены и хорошо обучены. Атаковали их сразу, двоих удалось уничтожить, остальные пытались уйти. Два солдата взвода Ларина и один солдат взвода Валидова были легко ранены, но строй не оставили. Бандиты пытались прорваться в лесные массивы, но их не пропустили, погнали в глубину ущелья, где их ждал каменный мешок – тупик. Судя по отчаянным попыткам бандитов прорваться в любую другую сторону, они знали, куда их гонят, но поделать ничего не могли, слишком велика была разница в силах. А там, в этом каменном мешке, бандитов уничтожили минометным обстрелом. Дивизион минометчиков вызвал в подкрепление полицейский спецназ. Те прилетели на большом вертолете Ми-26, чем спецназовцы и воспользовались, и, оставив минометчиков под охраной полицейского спецназа, улетели этим же вертолетом. Таким образом, операция была завершена успешно. Раненых солдат представили к награде. В документах на представление необходима была только подпись старшего лейтенанта Валидова.

Пришлось еще раз к начальнику штаба отряда наведаться, а потом и в канцелярию, чтобы эту подпись поставить. И только после этого Гази Талгатович сумел пойти к своему взводу, который находился на практических занятиях по обнаружению скрытых взрывных устройств. Занятия проводил старший сержант Кологривцев, который в этом аспекте службы был признанным авторитетом среди солдат взвода. Минные муляжи и муляжи «растяжек» были установлены на небольшом лесистом участке неподалеку от забора, отгораживающего военный городок от домов частного сектора. Старший лейтенант пришел в разгар занятий и, не прерывая их, сразу включился в процесс. Все пошло нормально и размеренно, как и шло бы без этой поездки в Москву. Хотя мысли о поездке и о том, что предстоит сделать, невольно возвращались. И среди них закрадывалась одна нехорошая мысль о том, что Олег Степанович не на Абдулкадыра Нуцалханова зубы точит, а на самого Абдулмалика Валидова.

Как человек хотя бы наполовину восточный, Гази Талгатович родственные отношения ценил и уважал и вообще к предательству, даже не к предательству родственника, а к предательству чужого человека относился категорически отрицательно. А уж предательство брата было для него неприемлемым. При этом воспитанный с детства в понятии своего военного призвания, уверенный, что пойдет по стопам отца, он всегда трепетно относился к приказам, и это так прочно вошло в его кровь и дух, что отказаться от их выполнения было для него немыслимым.

Но пока проблема не стоит остро, ее нельзя заострять искусственно, иначе можно довести себя до нервного истощения. Осознав это, старший лейтенант Гази Валидов понял, что уйти от раздумий и опасений можно только одним способом – углубившись с головой в работу. Его работа была внешне проста, но достаточно серьезна – он отвечал за подготовку солдат взвода, которым командовал. И избавляясь от своих непрошеных мыслей, загонял себя до предельной усталости. А так как его физическая подготовка, естественно, была значительно выше подготовки солдат, можно представить, в каком состоянии были они, если даже командир взвода к концу дня ног под собой не чувствовал. Именно в таком состоянии Валидова вызвали в штаб.

Думая, что вернулся командир бригады, Гази Талгатович сразу заспешил в кабинет полковника, но дверь кабинета была по-прежнему заперта. Старший лейтенант обратился к дежурному, который за ним и посылал, а тот направил Валидова прямиком к начальнику штаба отряда, дважды повторив слово «срочно». На последнем дежурный особо заострил внимание, зная, что офицеры отряда не любят общаться с начальником штаба. Его обязанности в отряде исполнял заместитель командира бригады по воспитательной работе подполковник Самохвалов, и у него был свой маленький бзик – гигантское, потрясающее и ни с чем не сравнимое уважение к уставам и всякого рода инструкциям. А любые части спецназа – это всегда некоторая казачья вольница, где многое себе позволяют и в отношении формы одежды, и особенно в отношении оружия. Так, например, в мирное время пулемет по штатному расписанию не полагается взводу, а полагается только роте. А условия контртеррористической операции не считаются военным временем, хотя действия ведутся боевые, и проводятся часто силами войсковыми, а не только силами охраны правопорядка. Но целиком рота выступает только в исключительных случаях, а в условиях, когда приходится вести поиск в местах, где легко нарваться на засаду, пулемет на передовой позиции просто необходим хотя бы для того, чтобы прострелять подозрительные кусты далеко впереди. Автомат такого «вычесывания» кустов осуществить не сможет, и потому каждый взвод, как самостоятельная боевая единица, старался обзавестись собственным трофейным пулеметом. И не только старался. Каждый взвод такое вооружение имел, а то и два, и даже три пулемета на взвод. Это позволяло проводить операции с наименьшими потерями. Но, если уставом и инструкцией это не предусмотрено, то бзик начальника штаба вступал в силу и спорные ситуации иногда не удавалось разрешить даже через командира бригады, которому самому не всегда нравились принципы заместителя.

Подполковник Самохвалов сидел за столом, заваленным бумагами и картами, и следовало бы, наверное, удивиться его замечательной памяти, потому что нормальному человеку в этом ворохе невозможно было бы ничего найти, когда потребуется, а он находил всегда сразу и точно. После того как прозвучал сначала стук в дверь, потом приглашение и Валидов вошел, по-уставному доложив о своем прибытии, Самохвалов, нацепив очки, стал рыться в бумагах и быстро нашел нужную.

– Я не совсем, Валидов, понимаю, почему в наших боевых мероприятиях командование осуществляется из Москвы, тем не менее не имею права не подчиниться. Короче говоря, в четыре тридцать утра завтра выезжаешь со своим взводом на операцию. Вливаешься в отряд спецназа внутренних войск и полицейского спецназа. Машина подойдет к воротам ровно в указанный срок. К тому времени взвод должен быть готов к погрузке и ждать у проходной. Все понял?

– Так точно, товарищ подполковник.

– Тогда иди, отдыхай. Ты, я слышал, только недавно с самолета. Тогда тем более отдыхай. Подожди… – Глаза Самохвалова вдруг загорелись любопытством. – А скажешь мне, старлей, что за дела такие заставляют командующего, обходя твое непосредственное начальство, распоряжаться судьбой твоего взвода?

– Не скажу, товарищ подполковник, – позволил себе слегка шутливый тон старший лейтенант, что вообще было не в его характере.

– И правильно, – согласился Самохвалов. – Значит, я дольше проживу…

Вывод был вполне резонным, верным и жизненным. Подполковник Самохвалов не первый год служил в военной разведке и толк в службе понимал. Хотя иногда и достаточно своеобразно…

* * *

Утро было не просто прохладным, а холодным не по-летнему. Но вторая половина августа, по сути, и не является летним временем года. На траве и кустах не было росы, а это значит, что холода обещают задержаться на продолжительное время, хотя ветер дул южный, но он приходил сверху, с более высоких гор, даже летом покрытых снегом, и потому тепла не нес.

Смежники не приучены, видимо, были работать так, как привык работать спецназ ГРУ. По крайней мере временной график они не выдерживали, и машина пришла только в четыре пятьдесят восемь. За рулем тентированного грузовика сидел старший прапорщик полиции, и одно это не обещало точности в соблюдении графика. Полиция в сложных ситуациях всегда долго раскачивается, надеясь, что найдется другой, кто ее заменит. Но приходилось мириться с приказом и работать в тех условиях, в которые тебя ставят.

Грузовик ехал неторопливо и отвез взвод не к месту работы, как предполагал Валидов, а на базу внутренних войск, как предполагалось планом, охватывающим и условия сбора участников операции. Но это было недалеко. Тем не менее из военного городка выехали еще в темноте, а на место прибыли уже после скоротечного рассвета.