Текст книги "Операция “Зомби”"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Телефонным звонком через адъютанта полковника Мочилова срочно вызвали к заметителю начальника управления генерал-лейтенанту Спиридонову.

– По какому вопросу? – поинтересовался полковник самым естественным голосом, никак не показывая своего удивления. А удивлен он был. Если и не удивлен, то озадачен.

Адъютант подробностей или не знал, или не хотел сообщать по телефону.

– Вам объяснят...

– Мне подготовить какие-то документы? – настаивал Мочилов.

– Я не в курсе... Приказано пригласить вас.

Что спрашивать с лейтенанта? Адъютант, он и в Африке только адъютант.

– Сейчас буду.

Удивление полковника этот звонок вызвал потому, что он никак не контактировал по роду своей деятельности с агентурщиками, а заместитель начальника как раз и курировал агентурную работу.

Поднявшись на два этажа по лестнице, чтобы не дожидаться лифта и не терять время попусту, Мочилов осторожно приоткрыл дверь генеральской приемной. В ожидании очереди на прием сидели несколько человек в разных званиях. В том числе и два генерал-майора. Все с одинаковыми красными папочками. На доклад...

– Полковник Мочилов, – представился он.

– Проходите, товарищ полковник, – не глядя на очередь, сказал лейтенант-адъютант, вставая и отрываясь от клавиатуры компьютера. – Генерал ждет вас.

Вот так, вне всякого ожидания в очереди. Совсем интересно и оттого более непонятно.

Мочилов открыл тяжелую дверь незнакомого кабинета, придержал рукой портьеру из тяжелой ткани и перешагнул порог.

– Товарищ генерал-лейтенант, полковник Мочилов по вашему приказанию...

– Садись, – генерал Спиридонов жестом остановил доклад и показал на ближний к своему столу стул.

Мочилов настороженно присел на самый краешек, словно приготовился при необходимости сразу же вскочить и принять стойку «смирно».

Спиридонов достал из верхнего – рабочего – ящика стола папочку, раскрыл ее, вытащил, предварительно просмотрев, несколько листов принтерной распечатки и протянул Мочилову. Полковник перевернул листы и разложил их веером. На него смотрели фотографии Ангелова и Пулатова в различной обстановке, с разной дистанции, сделанные в разное время года. Очевидно, неизвестный фотограф долгое время отслеживал свои модели. Съемка велась, очевидно, скрытой камерой через сильный телеобъектив. Ни по одной фотографии незаметно, чтобы офицеры среагировали на съемку.

Генерал ждал реакции, полковник никак не проявил своего отношения.

– Что скажешь, полковник?

– А что я должен сказать?

– Понятно... – Спиридонов усмехнулся, оценив ситуацию и положение, в которое попал полковник из не подчиненного ему отдела. – Я лезу не в свою епархию. Ну, тогда давай начнем по порядку. Там, где нельзя отвечать, можешь не отвечать. Если возникнет необходимость в уточнении, мы решим этот вопрос официальным порядком. Через начальника управления. Договорились?

– Договорились, товарищ генерал.

– Вот и хорошо. Тебе знакомы эти люди?

– Так точно, товарищ генерал. Это отставные офицеры спецназа ГРУ, входившие в отдельную мобильную офицерскую группу. Оба уволены из армии в капитанских званиях вследствие ранений. Орденоносцы. Имеют наградное оружие. Участвовали в боевых действиях на территории многих стран. Имеют иностранные награды. Оба прошли Афган. В настоящее время являются военными пенсионерами. Проживают на территории России.

– Где они теперь?

Вот вопрос, которого Мочилов уже ждал. Он ждал его, когда только поднимался по лестнице и обдумывал неожиданное приглашение к «чужому» начальнику. Генерал Легкоступов предупреждал, что та странная, неизвестная, но мощная Структура, что так основательно «прижала» его самого, наверняка должна иметь своих людей в ГРУ, как имеет в ФСБ. Только вот людей какого ранга? Теперь появился и первый кандидат в подозреваемые. И сразу – заместитель начальника управления генерал-лейтенант Спиридонов, возможно, будущий начальник управления, потому что старого начальника, по слухам, уже около года пытаются выпроводить на пенсию.

Осторожность! Необходимо проявлять предельную осторожность в разговоре.

– Мне трудно сказать... Этим вопросом ведают кадры. Правда, с одним из капитанов мы недавно встречались на деловой основе... Но я не могу знать, где он находится в настоящий момент.

Не сказать о недавней плотной работе с Ангелом вообще нельзя, потому что Спиридонов и сам может что-то узнать в соответствии со своим служебным положением. Тогда ему сразу станет ясно, что полковник Мочилов не желает раскрывать карты и с ним не стоит связываться. А это значило бы самому себя без суеты отстранить от возможности дальнейшей активной работы в нужном направлении и оставить генерала Легкоступова вместе с капитанами Ангеловым и Пулатовым без поддержки.

– По какому вопросу вы встречались с одним из капитанов? – уточнил генерал.

– Это касается прошлых дел из его службы. Подробные данные с разрешения начальника управления вы можете взять в моем отчете в секретной части. Там все расписано подробно, хотя не думаю, что это может вас заинтересовать.

Генерал надул губы и задумчиво выдул себе под нос отголоски какого-то марша. Очевидно, такая у него привычка соображать. Мочилов ждал дальнейших вопросов.

– Значит, как я вас понял, эти офицеры в настоящее время никакого отношения к Службе не имеют? Так?

– Так точно, товарищ генерал. Они обыкновенные отставники. Один из них заправский пьяница, которого в родном городе машины вытрезвителя за три квартала объезжают, поскольку он великий любитель побить ментов, второй – непробудный бабник и больше специализируется на этом. Основная его задача на каждый день: сбежать от очередной особы прекрасного пола. Для Службы они не подходят по своим физическим кондициям.

Именно так надо первоначально ставить вопрос, понял Мочилов. Если генерал-лейтенант в курсе событий, то он и сам все знает. Если не в курсе, то еще лучше. Но он однозначно захочет быть в курсе. Иначе не держал бы в верхнем ящике стола эту тонкую папочку. И не принял бы вне всякой очереди полковника, когда у него столько людей скопилось в приемной. Не просто людей, а старших офицеров, специалистов-разведчиков.

Спиридонов выдул в нос очередную порцию марша.

– Очевидно, вас интересуют причины моего интереса к этим офицерам? – Он прямо посмотрел на полковника. Мочилов взгляд выдержал.

– Признаюсь, товарищ генерал...

– Вот эти фотографии предназначаются одному иностранному агенту. Они были выставлены в некоем сайте в сети Интернет в зашифрованном виде. Наши специалисты давно интересуются этим сайтом. И регулярно снимают оттуда данные. Текст расшифровать пока не удалось. А вот фотографии – перед вами. Велико было удивление генерала Болотова, когда компьютер идентифицировал новых фотомоделей как отставных офицеров ГРУ. Нас очень интересует деятельность корреспондента, которому информация предназначалась. Но мы пока никак не можем на него выйти. Это единственная зацепка.

Полковник не поверил ни слову генерала.

– Простите, а почему Служба выполняет функции Конторы? – позволил он себе вольность.

– Потому что этот агент, насколько нам известно, работает персонально против ГРУ и, вполне вероятно, в самом ГРУ... – закончил генерал сердито. – Это, возможно, один из наших офицеров. По крайней мере, факты, которые он передает, позволяют так судить.

Позволив себе первую вольность, Мочилов решился и на вторую.

– Честное слово, товарищ генерал, это не я, – сказал он с улыбкой.

– Знаю, что не вы, – уже добродушно ответил хозяин кабинета. – Иначе не пригласил бы вас на эту беседу. Тот агент имеет выход на данные, проходящие по моему отделу.

2

Где-то в комнате был спрятан громкоговоритель, который и сообщил чуть вздремнувшему Легкоступову, что персонал и гости приглашаются в столовую на обед.

Геннадий Рудольфович неторопливо умылся, сменил промокшую от пота сорочку – к середине дня жара установилась если не экваториальная, то по крайней мере среднеазиатская, и вышел в коридор. Коридор оказался пуст, и не у кого было спросить, как пройти в эту самую столовую. В любом случае на выходе из здания гостиницы кто-то должен быть, решил генерал, хотя бы администраторша, которая их утром встретила. И он отправился к лестнице.

Уже на последнем ее пролете навстречу ему попался Андрей.

– Я думал, товарищ генерал, вы так крепко уснули, что и приглашение на обед не услышали. Пошел будить...

– Я чутко сплю, – сухо ответил Легкоступов.

Андрей был ему неинтересен хотя бы потому уже, что знал, кто такой на самом деле Геннадий Рудольфович, и приставлен к нему с несомненной целью предотвратить возможные неприятности от человека, работающего по принуждению. Инструктировали сопровождающего, надо полагать, соответствующим образом. И именно он должен следить, чтобы генерал не узнал чего-то лишнего. А сам генерал именно узнать все и стремится. Не только лишнее, но именно все... Конечно же, потому этот Андрей и существует, чтобы пресекать подобный интерес. А уж у самого у него что-то выудить можно только большой хитростью.

Столовая находилась в полуподвале соседнего здания. Довольно вместительное помещение. Обслужить может много народа одновременно. Генерал же только окинул взглядом зал, чтобы сразу заметить, что его пригласили обедать не в первую смену. Во вторую или в третью – он определить не мог, но не в первую – это точно. Не все столы были чистыми, а большинство выглядели только что подтертыми. В самом деле, пожилая женщина в углу тем и занималась, что вытирала столы.

К сожалению, Геннадий Рудольфович не обладал умением классифицировать количественный состав коллектива по наличию столов в столовой и по количественному составу поваров. Знал только, что такая система классификации существует. Это умеют делать, как он слышал, парни из ГРУ. Более того, они по наличию различных блюд в меню умеют сделать и примерную социальную раскладку коллектива – сколько здесь рабочих, сколько инженерно-технических работников, сколько обслуживающего персонала.

Хотелось верить, что Пулатов с Ангеловым доберутся не куда-то, а именно сюда, как и обещал полковник Мочилов. Они такую раскладку произведут. Только вот как с ними самими связаться? Трудно предположить, что генерала вот так сразу подпустят к офицерам.

И вообще, Геннадий Рудольфович не совсем понимал, что он здесь делает. Ведь достаточно было бы просто взять у него ту пресловутую папку с документами – и все. Но они привезли его сюда. Чтобы разрабатывать грушников? Едва ли. Наверняка без него есть здесь специалисты, поскольку его самого долго разрабатывали и даже делали это толково. Значит, следует просчитать другие варианты...

Но пока эти варианты только чуть-чуть маячили на горизонте, без ясных очертаний. Одно было понятно – что его сюда заставили поехать не для того, чтобы использовать в качестве руководителя группы захвата. Хотя бы это утешало.

* * *

Обед был достаточно простым и ничуть не напоминал столовую родного ведомства, даже не генеральский, а простой офицерский зал. Ни вкусом, ни запахом. Единственная радость – кормят бесплатно и есть можешь столько, сколько душа пожелает. У Геннадия Рудольфовича она, в соответствии с жаркой погодой, пожелала только слегка перекусить. И потому он не стал дожидаться момента, когда Андрей перестанет энергично ворочать мощными, как жернова ветряной мельницы, челюстями, и вышел на улицу, остановившись в тени под подъездным козырьком.

Здесь же курили двое сухощавых мужчин в одинаковых очках с тонкой оправой.

– Невозможно с ними полноценно работать, – тихо жалуясь, сказал ближний, что стоял спиной к генералу. – Почти с каждым сначала все идет нормально, полное взаимопонимание, а потом по неизвестной причине прерывается раппорт. Ума не приложу, что происходит...

– У меня то же самое, – кивнул второй. – Самым натуральным образом измучился я с ними...

Они оглянулись, услышав приближающиеся шаги генерала, и замолчали.

«Раппорт»?.. – отвернувшись и разглядывая безмолвные в безветрие камыши по берегу озера, попытался вспомнить различные значения этого слова Геннадий Рудольфович. – Раппорт... Прерывается раппорт... Что же прерывается? По-французски rapport, кажется, – связь... Какая связь прерывается?.. С кем – с ними?..»

Мимолетно услышанные фразы могли и ничего не значить, но генерал привык уделять внимание всем случайным мелочам. А поскольку чему-то крупному он уделить внимание не мог из-за отсутствия этого крупного, то слово «раппорт» никак не хотело выйти из головы.

3

Ключ в замке поворачивался медленно, неторопливо и с подчеркнутым властным намерением. Словно что-то угрожало из-за пока еще закрытой двери. Хотя вполне может оказаться, что это только разгоряченное предыдущим разговором воображение заиграло. И вообще, я, конечно, понимаю, что у куска фигурного металла, называемого ключом, нет и не может быть никаких намерений, но мне показалось, намерения явно передавались ключу от руки, его поворачивающей. Мы с Пулатом, не сговариваясь, обернулись на звук. Профессионально расслабились – одна нога вперед и максимум внимания – готовые, если случай представится, взорваться каскадом ударов, сметающих все с пути к свободе.

– Здравствуйте будьте, господа офицерики...

Вопреки нашим трепетным ожиданиям, в дверном проеме не оказалось целой толпы озлобленных охранников с наставленными на нас стволами обрезов, стреляющих шприцами со снотворным. Вместо них колоритный дедок, простовато, чуть не под народника одетый, только что без картуза на голове, длиннобородый и длинноволосый, рыжевато-седой, смотрел почти ласково, с добродушной ухмылочкой.

Взгляд неестественно больших карих глаз не был устремлен на кого-то одного, а охватывал всю комнату целиком и нас вместе с мебелью, словно воспринимал за предметы интерьера. И тем не менее он поздоровался, как мы смутно догадались, именно с нами, потому что кровати, и тумбочки, и даже стол погоны здесь не носят и едва ли когда-то носили, впрочем, как не делали этого и в любом другом месте. За офицериков могли прокатить исключительно два капитана.

Само появление и манера поведения дедка шокировали. Такого бить сразу и без разговора показалось по крайней мере стыдным. Покалечишь же ненароком человека и всю жизнь потом будешь воспоминаниями мучиться. Нам и без его дряблой жизни есть что вспомнить, есть от чего просыпаться ночью с ощущением зубной боли в воспаленном сном мозгу.

– А-ага... Вы, товарищ... э-э-а... адресом, случаем, не ошиблись в связи с прогрессирующим старческим маразмом? – настороженно, словно пятясь, спросил его Пулат в отместку за ласково-презрительное «господа офицерики». Он, как и я, не любит, когда обижают достоинство профессионального солдата. Нам с ним проще перенести «офицерищи».

Выдал так и сел на кровать. Почему-то, очевидно, от растерянности, на мою.

– По вашу душу я пожаловал... – сказал дедок, не улыбаясь. Мне показалось, почти угрожая, и шагнул за порог, затворяя дверь.

Именно, затворяя, а не закрывая на ключ. Более того, никто с той стороны нас на ключ вместе с гостем не закрыл и вообще там, похоже, никого не было. Я бы почувствовал из-за косяка опасность. И Пулат тоже. Это с годами войны вырабатывается такое чувство. Бывает, стреляешь даже не на вид, не на звук, а на ощущения опираясь, и не зря, как потом оказывается, стреляешь. Это частенько нас спасало.

– Я так полагаю, – спросил я у дедка, – что вы пожаловали предложить нам свободу передвижения. Из опасения, что мы от жары и духоты распаримся, раздухаримся и пожелаем погулять самостоятельно. Правильно я вас понял?

Дедок поднял в узкой костлявой ладошке ключ, посмотрел на него с каким-то даже непонятным удивлением и положил на стол перед нами. Дескать, пользуйтесь при надобности. Никто не в состоянии вам это запретить.

Но мы-то и сами лучше его знаем, что не в состоянии.

– Правильно или неправильно ты, сынок, понял – разве в этом суть? Что бы я тебе ни ответил, ты все равно понимать захочешь только по-своему. Все мы, человечики, так устроены, что понимать желаем только то и только так, как нам приятно понимать. И оттого все наши беды происходят. И именно потому мы такие...

– Какие? – отвлеченно, не интересуясь ответом, спросил Пулат, нахмурившись.

Он отчаянно, словно на перилах моста стоял, соображал – что может значить после довольно боевого начала до безобразия мирное появление такого странного посетителя и как нам вести себя с ним и с другими, которые, несомненно, где-то есть, хотя в данный момент и не находятся рядом. Похоже, даже не страхуют дедка. Я, признаюсь, озаботился тем же. Неясные ситуации всегда схожи по действию с незнакомыми грибами – могут и удовлетворение доставить, а случается, и чреваты крупными неприятностями типа ядерной реакции в желудке. Не люблю «русскую рулетку» как раз за непредсказуемость.

– А завсегда мы разные. И мы, и вы... Вот вы вдвоем тут сидели, сок попивали, о жизни жестокой думали – и были одни. А вот я пришел на соколиков полюбоваться – и все вместе мы стали другие. И вы, которые одними были, вместе со мной другими стали. Правильно я говорю? Трансмутировались это называется, по большому счету.

– Предположим, – непривычно для себя мягко согласился я, не вступая в философскую беседу по той причине, что пытался понять несоответствие медленной, даже вдумчивой и добродушной речи дедка и его взгляда – властного, умного, полного скрытой энергии, и, как мне показалось, немного не от мира сего. И никак не мог понять существо явления – актерская игра передо мной или в самом деле человек со странностями.

– Тут и предполагать нечего, сынок. Только вспомни, что вы тут перед моим приходом обсуждали, и все поймешь.

– В вашем возрасте заниматься подслушиванием, дедушка, грех, – вставил веское слово Пулат. – Пора бы уже и о душе подумать, о вечной жизни.

Дедок усмехнулся нехорошо. Усмешка искажает черты его лица не в лучшую сторону. На ухмылку она похожа.

– Вот об этом я и пришел поговорить. О душе... О том, что у каждого из нас внутри. А что касается подслушивания, то я в этом не нуждаюсь. Я и так слышу и вижу все, что хочу... Соблаговолил господь дать мне некоторые способности...

Глаза у дедка при последней фразе нехорошо стрельнули, и я понял, что он привычно врет. Хочет ясновидящим и яснослышащим прослыть. Но перед незнакомыми людьми пока еще сомневается – прокатит ли такой фокус. Потому глаза и потеряли на секунду уверенность.

– Да, я понимаю, – согласился Пулат. – Тут и подслушивать не надо... Трудно ли догадаться, о чем могут говорить два офицера спецназа, захваченные самым подлым образом неизвестным противником. О том, как этого противника уничтожить. Посовещались и постановили, что уничтожать придется. Только вот не успели по основному вопросу решения вынести. Не хватило, понимаешь, времени.

– По какому, сынок, основному вопросу? – Дедок снова почти добродушен, как «засланный» поп в церкви, привыкший в советские времена писать после исповедей прихожан отчеты в КГБ. Он не возражает по вопросу о догадливости и не настаивает больше на своих экстрасенсорных способностях.

Пулат коротко глянул на меня и грозно поднялся во весь свой небольшой рост. Не зря он так сосредоточенно думал. Я взгляд понял. Стандартная ситуация для допросов.

– Основной вопрос можно сформулировать так. Мы решили уничтожать тех, кто проявил по отношению к нам враждебность. Не мы агрессоры, прошу запомнить, мы только защищаемся таким образом. Начнем с первого. – Он сильно ткнул дедка пальцем под ребро, отчего дедок сразу сел на стол. Будь удар чуть посильнее, Пулат проткнул бы старику селезенку. – А суть вопроса в том, как заткнуть первому посетителю рот, чтобы он сильно не кричал и не привлек сюда очередные жертвы раньше, чем мы успеем узнать от него все, что необходимо.

– Пулат, – громко скрипнув кроватью, поднялся и я, выполняя свою «программу», – может, отпустим этого?.. Слишком он дряхл. Если к нему «шикацу» применить, он, конечно, все расскажет, но и сдохнет через пару минут...

Если бы кто-то спросил меня, что такое «шикацу» или «шикаца», я просто пожал бы плечами в удивлении. Заковыристое слово я на ходу придумал. То есть я так думал.

– Нет, сынки, меня «шикацей» не возьмешь. Я эти штучки давно изучил и ничего не боюсь, – убедительно сказал дед. Но глаза его опять не выражали убедительности.

– Сложность ситуации в том, – Пулат продолжал с теми же металлическими нотками в голосе, словно нас не слышал, – что, если мы соорудим кляп из этой вот рубахи... – он резким движением сорвал рубашку со старика, обнажив совсем не старческое, сильное и жилистое тело, – то он и нам ничего сказать не сможет. А мы очень любопытны.

– Перестань. – Я продолжал гуманистическую линию и лениво встал между товарищем и стариком, которому отступать было уже некуда, разве что под стол забраться. – Перестань! – добавил уже жестко.

Наши тела почти соприкасались, и мне не видно было рук Пулата. Зато мы оба уже слышали топот ног по коридору. В сторону нашей двери, надо думать, праздничная первомайская демонстрация торопилась, словно здесь водкой всех бесплатно обеспечивают. А на трибуне рукой помахивает за моей спиной, надо полагать, наш интересный дедок. Впрочем, ему и осталось единственное, что помахивать рукой, потому что дыхание у старичка, должно быть, совсем перехватило. Из-за короткой дистанции я не видел рук Пулата, но чувствовал, что они двигаются интенсивно. Три удара он успел нанести до того, как дверь распахнулась и толпа ввалилась в комнату. Их было человек двадцать, никак не меньше. Я и не предполагал, что, не забираясь один на другого, столько может в тесной комнатушке поместиться.

Я сделал только шаг в сторону, Виталий сразу же развернул старичка и выставил его вместо щита. Сразу несколько традиционных обрезов смотрело на нас.

Но спать почему-то не хотелось.

– Стоп, ребята! – поднял я руку и выступил за живой щит прямо под стволы. – Стрелять не рекомендую!