Текст книги "Тройная зачистка"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

2

Разговор почти завершился, чай почти закончился, и потому телефонный звонок никому не помешал.

Александра пошла к телефону, потому что ждала звонка от родителей с дачи под Питером. Обычно они звонили раз в три дня и сообщали, как себя чувствуют близнецы и какую собаку они пытались устроить жить на чердаке в этот раз. Но через несколько секунд Александра выглянула из коридора:

– Саша! Елкин...

Александр пошел к аппарату.

– Привет, Шурик. Я уже слышал все. Но не знаю почти ничего, – толстый многословный подполковник тяжело отдувался, отчего мембрана в трубке звучно вибрировала и гудела. – Мне твой друг Лысцов передал, что есть еще какие-то цехи... Типа вчерашнего...

– Обязательно должны быть. Надо искать.

– Чем я сразу, кстати сказать, и занялся. Но на этот раз бегать по городу не захотел – слишком жарко, и подключил ментов. Чтобы опросили участковых. Опрос ничего не дал, участковым за молчание, естественно, хорошо платят, и они не суются в нужные подвалы. Но в одном из отделений зарегистрирована жалоба жителей – дежурный вдруг вспомнил и подсказал... Из подвала часто слышатся непонятный гул и крики. Официально там расположен офис какой-то фирмы, занимающей площадь в сорок квадратных метров. Я проверил. Фирма зарегистрирована на некоего Александра Филипповича Филиппова. Национальность в регистрации, как сам знаешь, не указывается. Мне даже устав прочитали. Но такие фирмы не работают по ночам. Я хочу проверить. Присоединишься?

– Когда собираешься ехать?

– Около одиннадцати.

– Как соберетесь, пришли за мной машину.

– Добро. Будь готов.

Басаргин положил трубку.

– Появились новости? – поинтересовался Костромин.

Капитан изобразил невнятное лицо.

– Я подумал, что если нас пожелали убрать уже после ареста первых рабовладельцев, то обязательно должны существовать и другие подпольные фабрики или цехи одной фабрики. Сегодня проверим один сигнал. Может быть, и застанем там главного организатора. Хотя это – едва ли...

– А нет смысла устроить засаду? – комиссар пожелал продемонстрировать свой немалый опыт.

– Смысл есть. Мы обязательно ее устроим. Но этот цыган Роман посещает свои предприятия не каждый день. А позволять вьетнамцам сидеть в подвале, страдать от голода и побоев и ждать, когда мы соизволим раскрутиться и поймать Романа, – слишком большая роскошь и жестокость. Вы так не считаете?

– Странный вы, Басаргин, человек, – пожал комиссар плечами. – Мне вообще трудно составить целостную картину вашей личности. Простите... Когда вы рассказывали о чеченской диаспоре, я подумал, что вы очень жесткий и безжалостный специалист, почти машина без человеческих слабостей. Сейчас мне кажется, что вы так торопитесь вытащить из рабства бедных вьетнамцев, что рискуете упустить организатора преступления. В том числе и первого подозреваемого в покушении на себя.

– Его мы все равно возьмем на сбыте.

– Возможно. Я же не знаю всех тонкостей вашей операции. Но как вы сами определили бы себя и свое отношение к службе? Это, поверьте, не праздный вопрос.

Александр думал недолго.

– Я просто стараюсь хорошо делать свое дело и помогать тем, кому следует помогать. И бороться всеми средствами с теми, с кем необходимо бороться.

– Вообще-то он очень справедливый... – сказала Александра, встав рядом и взяв мужа под локоть, словно позируя перед фотографом. – И я готова поручиться, что он человек не злой. Хотя и не всегда бывает добрым...

– Под ваше поручительство мы с ним и начнем новое дело... – сообщил Станислав Сергеевич.

Он встал, намекая, что пора прощаться.

– Завтра мы встретимся с вами у вашего начальства, – добавил и двинулся к двери, захватив с собой лист бумаги с портретом. – Нам предстоит оформить множество документов. Потом вы напишете рапорт по всей форме – с просьбой об отставке. Товарищам по службе о новой работе ничего не говорите. В отделе об этом должен знать только полковник Баранов. Но он человек надежный. Старая гвардия. Вы же решите стать бизнесменом. Мы подыщем вам фирму в течение недели.

– Фирму? – не понял Александр.

– Бизнесмен – это лучшее прикрытие в нашем с вами деле. Как правило, мы используем в качестве прикрытия филиалы иностранных фирм, которым Интерпол некогда оказал услуги, и открываем в нужной нам стране представительство. Наш человек представительство возглавляет, но работу там выполняют люди, которых он наймет. Он же будет делать свою прямую работу и вызывать при этом как можно меньше подозрений. Завтра обговорим все подробнее...

Александра уже повернула в замке ключ, когда Костромин снова обернулся к Александру:

– Я все ждал, когда вы спросите про жалованье...

– Как-то не совсем удобно было. Случай не подвернулся...

– Но вас же это интересует?

– Естественно.

– И вас? – поворот головы в сторону Александры.

Она кивнула молча.

– К сегодняшнему своему жалованью добавьте ноль. И еще у вас будут солидные социальные доплаты... У нас так принято. Страхование осуществляется за счет Интерпола. Итак, до завтра.

Он ушел, оставив после себя запах дорогого французского одеколона. Александра потянула носом, впитывая этот запах, и вздохнула.

– Что? – спросил Басаргин.

– Vive la France! – сказала она с откуда-то вдруг появившимся французским прононсом. – Ты в месяц будешь зарабатывать столько, сколько за всю поездку в Чечню...

Она не понимала, что даже в Интерполе деньги ни за что не платят. А он пока не стал уточнять это.

* * *

Время до приезда Елкина еще осталось, и Александр сел чистить пистолет. Александра включила телевизор. Показывали криминальные новости. В каком-то гаражном кооперативе обнаружены трупы трех человек. Армейского подполковника, только сегодня вернувшегося из командировки в Таджикистан, милицейского подполковника – хозяина гаража, и тренера по стрельбе. Все они были вооружены. Все получили по три пули в корпус и по одной в голову. Диктор, как всегда, смаковал красивую и эффектную фразу: «контрольный выстрел». Случайно оказавшаяся рядом с гаражным кооперативом машина вневедомственной охраны, в которой и служил подполковник милиции, видела, как в кооператив въезжал черный джип «Гранд Чероки» с чеченцами. Номер джипа известен. Ведется следствие.

– Случайно оказалась машина вневедомственной охраны... – сказал Басаргин с сомнением. – С чеченцами... Запомнили номер...

– Что тебе не нравится?

– Все не нравится. Машина вневедомственной охраны не могла там оказаться случайно. Ей там просто делать нечего, потому что в гаражах нет телефонов, и их не сдают на пульт сигнализации. Менты не могли обратить внимания на какой-то джип, потому что не знают, какие машины стоят в каком гараже. И уж тем более не могли обратить внимания на номер, если не ждали эту машину. Это было прикрытие при каком-то разговоре. Это и есть зацепка, за которую менты никогда не зацепятся.

– Откуда ты все знаешь, категоричный ты мой? – спросила Александра.

– Еще я могу точно сказать, что подстрелили их чеченцы из этого джипа, но приезжали чеченцы – официально! – к кому-нибудь другому, кто обязательно их приезд подтвердит. Откуда приехал армейский подполковник?

– Из Таджикистана, что ли...

– Понятно. Разборки по поводу наркоты. Новую партию пригнали в город и теперь уже развешивают на дозы поменьше. Для штучной продажи. Будь уверена, так оно и есть. И выключи этот глупый матюгальник...

Он все криминальные передачи считал до предела глупыми.

– Я хотела посмотреть, не покажут ли что про тебя...

– Выключи.

Александра пожала плечами, но телевизор выключить не спешила, потому что после разговора с комиссаром Интерпола сама уже чувствовала себя причастной к антикриминальному миру. И решила изучать его более тщательно, чтобы делать выводы, как делает их муж, только прослушав сообщение.

3

Когда позвонил Руслан Салдуев, Али, услышав контрольную фразу, без боязни быть подслушанным, потому что «сотовик» был оформлен на какую-то девку-шалаву, одну из подружек Галиахмета, кажется, даже школьницу, ответил:

– Меня сегодня могут менты трясти. Не могу знать, когда это закончится. Позвони после одиннадцати. Тогда и встретимся.

Этого звонка он с неприятным трепетом ждал весь день, потому что утром, еще до сообщения Вороны о новой партии героина, был предупредительный визит другого человека, который и сообщил, что Руслан сам приехал в Москву и нуждается в услугах Али.

– Хорошо, Али, что предупредил. Телефон чистый?

– Совершенно. За это можешь не волноваться. Я эти трубки для безопасности раз в две недели меняю. Советую то же самое тебе делать.

– Как у тебя дела?

– Спасибо. Я стараюсь и сам жить неплохо, и другим помогаю. И не отказываю хорошему человеку, когда он в помощи нуждается.

Это был откровенный намек на собственную силу. Помогать другим может себе позволить не каждый. А если может, этот человек достиг в жизни устойчивого положения.

– Молодец. Я слышал. Теперь будешь помогать мне. Так отец велел.

Это несколько не та помощь, о которой говорил Али. Догадаться нетрудно, какого рода помощь может понадобиться полевому командиру боевиков. Но отказать нельзя.

– Договоримся, Руслан. Хочешь, я пришлю за тобой машину? Галиахмет привезет тебя ко мне домой.

– Нет. У меня есть здесь машина. Я сам тебя найду. Созвонимся.

– До встречи.

Ему совсем не понравился этот разговор. Если бы сразу догадаться во время визита утреннего разведчика, можно было бы что-то придумать. Поездка за границу... Срочная... И уехать можно было сразу... Сел на самолет, и уже через пару с небольшим часов ты в Германии. Но ведь – не догадался. Теперь думай целый день об этом. Какие неприятности принесет эта встреча, можно только гадать. И отступить уже нельзя, хотя за последние годы Али привык чувствовать себя человеком самостоятельным и мало подвластным чужой воле. Это больно – осознавать свою силу и власть и подчиняться человеку, которого бил еще мальчишкой в школе, до кровавых соплей бил.

В последние годы, когда при деле не осталось многих крупных известных командиров, авторитет Руслана сильно вырос. Тейп теперь подчиняется его отцу, а сам он живет, по слухам, где-то в горных пещерах. На зиму уходит с отрядом отдыхать в Грузию, там никто не беспокоит, можно подлечить раны, а как только зазеленеет листва в лесах, возвращается домой...

Если пещеру можно назвать домом...

Теперь, после этого звонка, надо и Султана поторопить.

Али набрал номер с той же трубки.

– Султан?

– Да, я... – голос у Султана гибкий, змеиный, легко извивается, и кажется, что такой голос можно рукой придавить. На самом деле он норовит тебя петлей вокруг шеи обвить и придушить. Многих обвивал и придушивал, как знает Али. Коварный человек.

– Это Али. У меня все на руках... Дело только за тобой.

– Через час я буду готов – последний доставят. Приходится в долги влазить. А у цыган, сам знаешь, какие проценты...

Али понял, что через час доставят последний миллион баксов. Султану тоже не слишком легко достать такую сумму в один момент. Если Ворона хотел поиметь на порошке четыре миллиона, то Али продает за пять. Это нормальная московская цена. Ворона и поимел бы свои четыре миллиона, но тогда Али заработал бы всего миллион вместо пяти. Если бы поставщик не упомянул имени Султана... Но он, на несчастье свое, упомянул. И тогда Али заработал пять.

Что случилось бы, выйди поставщик на Султана сам? Потеря заработка? Ерунда... Всегда найдется другой заработок. Это было бы оскорблением для Али. Над теми, кого «кидают» в делах, все серьезные люди смеются. Если позволишь «прокинуть» себя только один раз и оставишь дело без последствий, все начнут тебя «прокидывать» и будут над тобой издеваться.

А что делают в случае оскорбления? Начинают войну. И война в этом случае объявляется не Вороне, который никого, кроме глупых ментов за спиной, не имел... Война Султану... Но у Султана стволов наберется не меньше, чем у Али, хотя ребята не такие проверенные и не такие опытные. Они больше по мелким торговым делам навык имеют. Тем не менее такая война никому не нужна. И, загодя убрав Ворону, Али, хоть и лишился поставщика, все же войну с азерами предотвратил. Так не возникнет в ней необходимости, и ничья честь не пострадает.

– Цыганских процентов я не знаю, я с цыганами не дружу... У нас бизнес разный. Хотя они пытаются в мою водку влезть. Скажи им между делом, что так не годится... Я могу и рассердиться. Я не разрешил своим рабочим продавать акции завода цыганам. Как будешь готов, позвони мне. Впрочем, у меня предвидится обыск. Лучше я сам тебя найду...

– А тебя что, достают?

– Для профилактики...

И он убрал трубку.

Пришел бухгалтер с кучей счетов, которые предстояло подписать. Али долго вчитывался и требовал объяснений. Экономического образования Али не хватало – учителю физкультуры трудно разобраться с экономикой. Но у него был нюх на специалистов. И потому он подобрал себе хороших экономистов и адвокатов-хозяйственников.

Бухгалтер терпеливо объяснял.

Больше всего раздражали перечисления налогов. Злило, что из этих именно налогов правительство оплачивает оккупацию Чечни. Али усмехнулся. Еще несколько лет назад он говорил о своей стране только как об Ичкерии. Хотя Чечня – это долинные районы, а Ичкерия – это горы. Но тогда горы взяли власть над долинами. А теперь приходится опять привыкать к прежнему названию. Почти привык.

Зазвонил городской телефон. Али ответил.

– Привет, Али, дорогой... Тебя разве еще не посадили?

Это традиционная шутка ментовского майора, которому Али платит зарплату. Майор не чувствует разницы в положении и считает себя благодетелем, хотя он просто наемный служащий, простой лакей, который обязан вовремя исполнять свои обязанности. Время от времени лакеев бьют палками по пяткам, чтобы всегда помнили о необходимости кланяться. Когда-нибудь Али пошлет ребят провести такую процедуру и с майором, чтобы вылечить его от тупого хамства. Тупости у того, надо думать, не убавится, а вот против хамства такой метод может помочь. Но это когда-нибудь, когда Али найдет ему замену.

– Меня посадят после тебя... Или хотя бы одновременно. В одну камеру. Чтобы мне было нескучно без женщин...

А это традиционная угроза Али, которую майор знает наизусть.

– Короче... Тебя вычислили по машине. К тебе сейчас бригада едет.

– Что значит – вычислили? За мной ничего нет.

– Ты ездил сегодня в гаражи на Байкальскую?

– Ну, ездил... Там мне один мужик двигатель смотрел. Что-то там стучало. В пять минут сделал.

– Там, в гаражах, троих положили. В том числе и ментовского подполковника. Смотри телевизор... Говорят, снимали...

– Только мне и дел, что по чужим бедам трястись...

– Мое дело предупредить.

– Спасибо. Ты свое дело сделал. Делай его и дальше.

Али улыбнулся и положил трубку. В этот момент он очень нравился себе. Так хорошо все предусмотрел и просчитал. Так ловко и быстро сумел подготовиться. И даже офис сейчас чист. Ни героина, естественно, ни оружия, кроме оружия охраны, на которое имеется разрешение. И даже предупрежден, что к нему выехала бригада. Он давно уже ждет ее. Пару часов уже. Долго же разворачивались. Или слишком поздно нашли трупы?

Впрочем, взгляд Али остановился на спортивной сумке, что стояла неприкаянно в углу кабинета, не поместившись в стенной шкаф с вешалкой. Если бы менты вздумали снять отпечатки пальцев с ручек и замка этой сумки, то им в руки попал бы след. Но как они могут предположить, что это за сумка и что она имеет какое-то отношение к Вороне?.. Для этого надо быть семи пядей во лбу, как говорят русские...

Время в Москве аховое! Бригада после предупредительного звонка добиралась больше часа – не могла пробиться сквозь пробки даже со своими «мигалками» и сиренами. А может, и без них ехали, чтобы Али не испугать звуком издали. Хотя он не из боязливых, и менты это знают.

Шум в коридоре предупредил его, что бригада пожаловала. Дверь распахнулась резко. Менты вошли в кабинет, как рэкетиры входят к неплатежеспособным должникам. Все в гражданском. Группа захвата в бронежилетах и масках. Тупорылые автоматы топорщатся в разные стороны, словно здесь из-за каждого угла в них готовятся стрелять. Да не из чего здесь стрелять, ребята!

На стол положили – и смачно припечатали ладонью! – ордер на обыск. Али читал долго.

– Ищите. Только скажите, что ищете? Может, я сам покажу...

Он откровенно смеется.

Те, что в гражданском, сели вокруг стола Али.

– Ты был сегодня в гаражном кооперативе на улице Байкальской?

– Это что, допрос?

– Можешь считать это допросом. Хотя протокол мы не ведем. Сам видишь...

– Тогда, если не возражаете, я приглашу своего адвоката. Можно мне позвонить?

– Переживешь и без адвоката.

– А без адвоката я и разговаривать не буду.

Али сложил руки на животе и откинулся на спинку кресла.

Менты злые. Еще бы, положили ихнего подполковника!

Те, что в гражданском, переглянулись.

– Где адвокат? Долго ему добираться?

– Долго. Через три кабинета от меня сидит.

– Зови.

Пришел адвокат. Ему уступили место за столом. Потребовали документы. Он предъявил. Рассматривали долго. Потом записали номер удостоверения и номер адвокатской конторы. Только после этого показали ордер на обыск. Адвокат надел очки, ордер перечитал внимательно и сделал записи в блокнот – номер документа и кем подписан. Своего рода ответный ход.

В присутствии адвоката, а может быть, убедившись, что нахрапом ничего добиться невозможно, стали разговаривать с Али на «вы».

– Вы сегодня были в гаражном кооперативе по улице Байкальской?

Али не долго тянул удивленную паузу. Но пауза получилась, на его взгляд, впечатляющей.

– Да.

– У вас там гараж?

– Нет.

– Что вы там делали?

– Приезжал к человеку.

– Что за человек?

– Его зовут Саша.

Такой тон разговора раздражал ментов откровенно. Им хотелось подробностей, как хочется их всегда, потому что только подробности дают дополнительную информацию, и именно на подробностях человек может проколоться случайной фразой, даже случайным словом.

– О чем вы говорили?

– О машине.

– О какой машине?

– О моей.

– Вы продаете машину?

– Я раньше жену продам... – зло усмехнулся Али и повысил голос. Ему уже надоели эти менты, надоело над ними издеваться. Пусть скорее заканчивают обыск и убираются. И потому он выпалил короткими рваными фразами длинный монолог: – У меня что-то стало постукивать в двигателе. Саша мне иногда помогает с ремонтом. Он автослесарь. Я позвонил ему. Он позвал заехать в гараж. Я несколько раз был у него прежде. Двигатель посмотрел, что-то подвинтил. Больше двигатель не стучит. Я заплатил ему сто баксов. Все! Вас устраивает такой разговор?

Они молча переглянулись.

– Телефон Саши у вас есть?

– Записывайте... – Али концом шариковой ручки отстучал имя в электронной записной книжке и назвал номер телефона.

Записали. Сразу звонить не стали, потому что поняли – вышел прокол. Даже если Али в самом деле застрелил ту троицу, он обеспечил себе алиби, которое примет любой суд.

Но обыск продолжался. Человек в маске хохотнул и поставил на стол сумку из-под вешалки. Менты заглянули. Стали рассматривать. Потом даже достали фаллос-вибратор.

– Что это такое? – а в глазах детский восторг.

– Это Галиахмет сегодня специально для излишне любопытных купил... Чтобы было что показать им... – выдал Али рискованную шутку.

Содержимое сумки вывалили на стол. Ладно хоть на стол. Люди в масках вываливали все остальное прямо на пол. Так им лучше видно, и есть на что наступить, когда не видно. Али уже давно знал, что они очень любят наступать на авторучки, которых традиционно не видят, и на чужие очки...

ГЛАВА 7

1

Майор Лысцов вечером так и не объявился – закрутили, видимо, дела. Басаргину осталось только надеяться, что он появится утром в кабинете, как обещал. У Лысцова уже должна бы и накопиться информация, которой сейчас остро не хватает Александру, чтобы выстроить стройную цепочку из отдельных рваных фрагментов.

Подполковник Елкин позвонил в половине одиннадцатого.

– Санек, выходи на улицу, чтобы нам всей толпой во двор не заезжать. Ты же знаешь, что я со своим животом в твоем дворе не развернусь.

Александр быстро собрался. Под слегка тревожным и одновременно любопытным взглядом жены передернул затвор, досылая патрон в патронник, и сунул пистолет в подмышечную кобуру.

Уже перед выходом Александра не удержалась, и – женщина! – спросила:

– А когда вместе будем... Вместе выезжать будем?

Басаргин улыбнулся осторожно, чтобы не обидеть наивную Александру.

– Я еще и сам не знаю, из чего будет состоять моя работа...

С этой обтекаемой фразой он и переступил порог. Она не закрыла сразу дверь, провожая. Лифт работает. Пешком спускаться не надо. И Александр махнул рукой: дескать, закрывай.

Чтобы выйти на внешнюю улицу, по которой будет проезжать группа, Александру пришлось обойти весь многоподъездный дом. Сейчас во дворе так же малолюдно, как днем. Только днем бабушки гуляют с малолетними внучатами, а сейчас молодежь сидит в песочницах и качается на качелях. Вроде бы и переросли такие забавы, а нет – именно в песочнице им надо пиво пить, а не где-нибудь еще. Молодежи в доме много, но держатся они отдельными группами. Иногда выясняют друг с другом отношения. Басаргин уже не однажды наблюдал эту картину и вспоминал двор своего детства, где было множество домов поменьше, много коммунальных квартир, и где все, взрослые и дети, жили дружно. Панельные дома-великаны отделяют людей друг от друга сильнее, чем что-то другое. Сам Александр даже не знает всех жильцов своего подъезда, хотя живет в этом доме уже шесть лет. Даже в лицо не всех знает, не говоря уже о более тесных отношениях. Разве что ближайших соседей – по лестничной площадке, соседей сверху и снизу – помнит по имени. Из более дальних – только фотографа-репортера. И то только потому, что, когда близнецы были маленькими, он их решил пофотографировать во дворе. Потом принес черно-белые довольно высокого качества снимки и не забыл взять за работу деньги. И тем не менее даже этот фотограф отдален настолько, что ничего практически о нем не знаешь.

Пришли мысли, что раньше никогда не было такого разделения семей. Русские дольше других жили общиной. Еще в начале двадцатого века сельская община считалась главной нравственной силой России. Потом заставили жить извращенной общиной, когда строили колхозный коммунизм, и именно это, наверное, заставило искать уединения. Человеку свойственно бросаться в противоположную сторону от того, что ему навязывают.

С такими мыслями он вышел к дороге. От перехода отошел метров на двадцать в сторону и занял место у столба с фонарем, чтобы его было издали заметно. Дважды останавливались проезжающие мимо «леваки».

– Куда? – спрашивали заинтересованно.

Клиент серьезный, интеллигентный и, главное, внешне безопасный. Именно такой, какого ищут. Александр махал рукой: проезжай.

Группу он заметил издали. Две «Волги» и три «Газели» шли строго в ряд, выдерживая дистанцию. Передняя «Волга» мигнула сигналом поворота. Увидели его. Остальные машины скорость снизили, но движение продолжили. «Волга» остановилась. Водитель руку протянул – распахнулась задняя дверца, потому что на переднем сиденье традиционно восседал подполковник Елкин, который сзади мог бы поместиться, только сидя поперек салона. Басаргин сел, захлопнул дверцу, и машина сразу же набрала скорость, догоняя колонну.

Подполковник совершил умопомрачительный маневр – повернулся, чтобы пожать руку Александру. Но это отняло столько сил, что Елкину, всегда болтливому, пришлось несколько раз глубоко вздохнуть и выдохнуть, прежде чем он обрел способность говорить.

– Шурик, ты, я вижу, больше общаешься с майором Лысцовым, чем с сотрудниками своего отдела. И даже мысли свои нам передаешь при его посредничестве. Но если уж судьба свела нас на узенькой дорожке...

– В узеньком автомобиле... – поправил его Басаргин.

– Пусть так, – беззлобно согласился Елкин, потому что сам сознавал – для его фигуры неузким может быть только кузов карьерного самосвала «БелАЗ». – Пусть так... Но поделись мыслями с товарищами. На основании чего ты пришел к выводу о существовании еще нескольких цехов и заставил меня пролить несколько литров пота и бегать, как Савраска, по Москве в поисках оных, и каким образом ты удосужился сберечь мое любимое тело от беззастенчивой пули киллера?

Александр улыбнулся. Елкин всегда смешил его быстрой безостановочной речью и образностью выражений, к которой стремился.

– Товарищ подполковник, это же все просто. Вы же сами знаете, что мстительность наших преступных элементов простирается дальше пьяной драки только в том случае, если они предупреждают: не делай так, не обижай нас. Вы им клятвенно обещаете, а сами все равно строите козни в силу своего недоброго нрава и прошлогодней ссоры с тещей, из-за чего вы никак не можете успокоиться. – Басаргин чувствовал, что в присутствии подполковника он начинает говорить так же длинно и витиевато, но удержаться не мог. – Тогда они имеют право на законную месть. Нам же, насколько я помню, предупреждения никто не предъявлял ни в устном, ни в письменном виде. А все остальные дела отдела не стоят того, чтобы подставлять себя под опасность ответного выстрела или ареста. Из этого я сделал вывод, что Роман, благополучно от нас улизнув в первый раз и потеряв при этом часть своего благосостояния, боится за остальную или остальные части. И потому принимает превентивные меры.

– Я знаю, что с логикой ты умеешь дружить не меньше, чем с начальством. Но каким образом ты меня умудрился спасти? Тоже логически?

– Это же еще проще... Если уберут одного меня, второй офицер отдела продолжит следствие. Есть смысл убирать только парой.

– Но, говорят, в тебя стрелял чечен?

– Пытался стрелять. Он не успел, – уточнил Басаргин. – И не чечен, а азер. У самого Романа с киллерами, я так понимаю, туговато. На такие вещи цыгане не большие спецы. Они больше работают по делу насылания порчи или проклятия на весь род, вплоть до седьмого колена, и разбавления героина стиральным порошком. Потому Роман и обратился к азерам, через которых реализует свой товар. К счастью, азеры тоже вояки никудышные. Если бы Роман обратился к чеченам, или сами азеры его переслали к чеченам с которыми если не дружат, то хотя бы не ссорятся, нам с вами, товарищ подполковник, пришлось бы туго.

– Вернувшись домой целым и не подстреленным очередным киллером, я обязательно запишу все твои размышления в отдельную тетрадку. Кто знает, не грозят ли мне лавры доктора Ватсона...

– Это даже на рассказ не потянет, – выразил сомнение Басаргин.

– А я буду записывать каждый день все, что ты ни скажешь.

Подполковник радовался собственной идее так, словно высказал ее всерьез.

– Скорее всего, не получится, потому что завтра я подаю рапорт об отставке. Мои размышления за время передачи дел и сдачи оружия, материальных и прочих ценностей в виде перекидного календаря и тому подобного не потянут даже на первый том вашего собрания сочинений, товарищ подполковник.

– Какой рапорт? – не понял Елкин.

– Покидаю я вас и службу. В бизнесмены подамся. Может быть, даже в криминальные. Будете меня ловить и сажать. А я буду убегать. Но, вот честное слово, товарищ подполковник, ни при каких обстоятельствах киллера на вас я нанимать не буду...

– Какой рапорт? – уже серьезно переспросил подполковник, и от возмущения, неприятия он, казалось, так надулся, что вот-вот лопнет.

– Самый обыкновенный, по всей форме, который позволит мне снять погоны и стать гражданским человеком. Мне это с некоторых пор нравится больше.

Голос Басаргина стал жестче, даже ожесточеннее, словно он отстаивал какое-то одному ему понятное мнение и не хотел ни с кем поделиться этим мнением.

– Ничего не понимаю.

– Ухожу я от вас. У-хо-жу...

– Но почему, Шурик? Что такое произошло, в конце-то концов?..

– Хочу стать гражданским человеком.

Елкин вдруг успокоился. Мысль в голову пришла.

– Это киллер на тебя так подействовал?.. То есть... Александра?.. Она?.. Хотя, что греха таить, я своей половине, если расскажу, тоже дома такой сабантуй будет... Лучше уж копить в себе и молчать, а уж на старости лет, когда на пенсию выйду, а я на пенсию обязательно выйду, уж поверь, тогда и буду рассказывать. Пусть охает, и ахает, и удивляется, какой боевой был у нее муж. Пусть смотрит и видит, что в итоге она из него сделала своим жесточайшим тиранством...

– Вы меня понимаете, товарищ подполковник... – Басаргин удачно воспользовался подсказкой Елкина. Причина, в самом деле, смотрится убедительной. Семейные неурядицы, нервное состояние жены, насмотревшейся на труп в подъезде, – против этого возразить трудно.