Текст книги "Стрела Чингисхана"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава вторая

– Бедный мой верный друг… Потерпи, потерпи. Ты же мужчина, ты умеешь терпеть. Я понимаю, что тебе больно. Пуля мне предназначалась, а досталась тебе. Меня бы она убила сразу. Но ты знал, что она меня убьет, потому забрал ее себе. Я никогда не забуду этого. Ветер, Ветерок ты мой…

Когда Ветру досталась пуля в заднюю часть крупа, сам конь никак не показывал своего состояния, только вздрогнул после попадания. И Роберт Ильханович не имел даже времени на то, чтобы осмотреть рану коня. Он осмотрел ее только тогда, когда разделался со своими преследователями. С сожалением при этом отметил, что полицейский, который был убит в машине, ногаец, а не дагестанец. Лицо говорило само за себя, но Арсланбеков все же залез убитому в карман, вытащил документы. И почувствовал боль. Он не хотел убивать своих соплеменников, даже тех, кто против него. Но он не видел, кто сидит в машине. Больно было ощущать свой промах, но исправить уже ничего невозможно, и Роберт Ильханович просто постарался не думать об этом и заспешил к коню, памятуя, что тому досталась пуля. Ветер стоял на том же самом месте, где оставил его хозяин. Пуля застряла в его сильном крупе и вошла, видимо, глубоко в мышцы. Однако благородное животное не подавало виду, что ему больно. И только когда Роберт Ильханович подошел спереди, обнял коня за морду и стал говорить с ним, из правого глаза коня выкатилась слеза. Ветер всегда хорошо понимал слова. Может быть, не так, как понимают их люди, не символами, а образами, но понимал. Лошадь – одно из немногих животных, которое умеет плакать настоящими слезами [4]4
  У животных могут течь слезы, поскольку у них есть слезные железы. Без этих желез глаза просто пересыхали бы. Механизм слезоотделения изучен еще недостаточно, но известно, что в стрессовой ситуации и человеческий организм, и организм некоторых животных реагирует слезами.


[Закрыть]. Тем не менее следовало ехать. Путь предстоял долгий. По пути, еще в своих степях, был дом, в котором можно было найти ветеринара. Хотя обращаться к этому человеку Роберту Ильхановичу не хотелось. Ветеринар уже давно и сильно пил. Что он сможет сделать дрожащими руками? Тем не менее дальше ветеринара-ногайца уже не найдешь, а к дагестанцам обращаться Арсланбеков не хотел: они могли сдать его полиции. Только ногаец не выдаст другого ногайца. Даже личного врага не выдаст.

– Поедем, Ветер? Сможешь меня нести? – спросил он коня.

Ветер закивал головой, то ли соглашаясь, то ли отгоняя надоедливую муху. Но какие мухи могут быть в декабре! Конечно, конь соглашался. И все же сначала Роберт Ильханович просто повел его в поводу, часто оглядываясь и стараясь определить, сильно ли Ветер страдает от ранения. Ветер не показывал никаких страданий. Он вообще был терпеливым животным. С одной стороны, это хорошо, с другой – плохо. Никогда не узнаешь, что конь болен. А запущенную болезнь лечить труднее.

Выбравшись из ручья, они пересекли заросли ивняка, прошли через заросли можжевельника, еще добрую сотню метров, поднимались на холм, с которого хорошо было видно стоящую на том берегу полицейскую машину и даже тела убитых полицейских. И только уже на вершине холма, перед спуском, Роберт Ильханович вскочил в седло и, протянув руку, нежно и подбадривающе потрепал коня по морде. Кожа Ветра вздрогнула. Он ощутил прикосновение хозяина и отозвался благодарностью.

Гнать коня Роберт Ильханович не хотел. При быстрой езде кровь разгоняется сильно и рана начинает кровоточить. А он самостоятельно не может даже кровотечение остановить. Правда, пока рана кровоточить почти перестала, тем не менее лучше не допускать, чтобы она открылась, нужно поберечь любимое животное. И Арсланбеков ехал медленно, почти отпустив повод и лишь изредка подергивал его, подправляя направление.

Останавливаясь каждый час пути и проверяя рану Ветра, Роберт Ильханович направлялся к дому ветеринара. Вообще-то это было село. Но оно, по ногайскому обычаю, было разбросано широко в разные концы своими дворами, и порой, чтобы добраться от одного дома до другого, требовался целый час. А дом ветеринара назывался ветеринарной станцией. Туда и подъехал Арсланбеков в середине дня. Ветеринар, похоже, увидел его в окно и вышел встретить. Придержал Ветра, пока Роберт Ильханович спешивался, и сразу, несмотря на заметную мутность своих опухших глаз, заметил кровь на крупе.

– Роберт Ильханович, пуля… – определил ветеринар.

– Пуля, – согласился Арсланбеков, но не стал объяснять, при каких обстоятельствах был ранен конь. Да это и не нужно было. Бекберди Зулкарнаевич Есенеев и без того знал, что случилось с директором школы, которого он сразу узнал и назвал по имени-отчеству. Сын ветеринара был учеником Арсланбекова.

– Подождите…

Бекберди Зулкарнаевич ушел в дом и быстро вернулся со своим рабочим саквояжем. Саквояж поставил на древесную колоду у стены и раскрыл широкие ворота рабочего сарая. Зажег свет, показывая, что работать будет внутри.

– Заводите на станок.

– А что с ним делать будем? – спросил Арсланбеков.

– Сначала посмотрим, глубоко ли пуля сидит. Вообще-то извлекать нужно. Резать…

– Может, под общим наркозом? – предложил Роберт Ильханович.

– После общего наркоза ваш Ветер три дня отлеживаться будет. Лошадь не человек, на животное общий наркоз может плохо подействовать. А вам, как я понимаю, нельзя долго в одном месте находиться.

Оказывается, Бекберди Зулкарнаевич Есенеев даже имя коня знал. И Арсланбеков посмотрел на ветеринара с легким изумлением. Тот взгляд понял неправильно.

– Нет, я могу, конечно, спрятать вас у себя так, что не найдут, даже если искать будут. Но Ветра мне не спрятать. Заводите его на станок…

Станок представлял собой просто деревянную площадку с четырьмя столбиками по углам. К этим столбикам обычно привязывались ноги животного, с которым ветеринар работал.

– Енали… – громко позвал Бекберди Зулкарнаевич.

Его сын вышел из дома, вежливо и с уважением поздоровался со своим бывшим директором школы и остановился напротив морды коня.

– Ветер… Ветер… – погладил он коня по загривку.

Ветер раздул широкие ноздри, втягивая воздух и, видимо, узнавая Енали по запаху. Роберт Ильханович вспомнил, что Енали был среди тех мальчишек, которым он разрешал в школе ухаживать за своим конем. И Ветер помнил этот запах, помнил, наверное, и прикосновение этих рук. Роберт Ильханович читал когда-то, что нюх у лошади в два раза сильнее собачьего, и она могла бы лучше любой ищейки ходить по следу, если бы была ростом с собаку. И память по-собачьи надежная может узнать человека даже через много лет. Ветер узнал Енали, это было очевидно.

– Енали, фиксируй Ветра… – приказал отец своему молодому помощнику.

Мальчик легко справился с работой. Ветер доверял его рукам.

А в руках ветеринара появился длинный и тонкий металлический штырь.

– Сейчас рану прозондируем… – прокомментировал Бекберди Зулкарнаевич свои действия и ввел зонд в рану.

Ветер заволновался. Ему было больно, и Роберту Ильхановичу пришлось подойти к животному и обнять его, чтобы успокоить.

– Пуля неглубоко, – сказал ветеринар, – сидит в бедре. Будем доставать. Под местным, конечно, наркозом…

Операция длилась около часа. И все это время Роберт Ильханович не отходил от своего коня, придерживая его за умную морду, смотрел ему в глаза и разговаривал с Ветром. Разговор всегда успокаивал коня. Но все же, несмотря на местный наркоз, Ветер, видимо, чувствовал боль, которая отражалась в его умных глазах, и Роберту Ильхановичу самому становилось больно. Когда Бекберди Зулкарнаевич наложил последний шов и снял тонкие медицинские перчатки, Ветер, не видя, но почувствовав, что ветеринар отошел от него, сразу успокоился и даже не пытался перебирать привязанными ногами.

– Ему еще будет больно, когда наркоз отойдет, – пояснил Бекберди Зулкарнаевич. – Потом свыкнется. Он мужественный конь, хорошо себя во время операции вел. Я бы дал ему отстояться пару часов. Вы не очень торопитесь?

– Вообще-то я тороплюсь, но ради коня готов на пару часов задержаться, – согласился Роберт Ильханович.

– Вот и хорошо. Тогда пообедаем…

В доме стоял удушливый запах каких-то едких паров. Что это за едкие пары, стало известно, когда Роберт Ильханович, следуя приглашению, прошел в кухню. Там на газовой плите стояло известное приспособление, называемое в народе самогонным аппаратом, и из змеевика самогон капля за каплей стекал в бутылку. Несколько таких же бутылок, уже заполненных мутной жидкостью, стояли рядом.

– Вот так мы с сыном и живем, – сказал ветеринар.

– А хозяйка ваша где?

– Мама умерла семь месяцев назад, – ответил Енали.

– Мама умерла… – обреченно повторил за сыном Бекберди Зулкарнаевич. – Рак печени… У меня тоже, кстати, подозревают. Но я в больницу ложиться не хочу. Пока не лечат, я еще живой, как начнут лечить, сразу больным стану. А мне нельзя болеть. У меня сын еще молод и не пристроен.

– Дальше учиться он не собирается? – спросил Арсланбеков. – В школе он сообразительным слыл, способным.

– Пока не может меня одного бросить, помогает понемногу. Мне одному справиться трудно. А потом уж и не знаю, сам решит. Я бы хотел, чтобы он ветеринаром стал. Его животные любят. И он их любит. Может получиться…

Обедали по-ногайски, сидя на тахте – принадлежности каждого ногайского дома. Юный Енали постелил на середину тахты клеенку, поверх нее скатерть и прислуживал, подавал что нужно, заменяя собой хозяйку. И, как хозяйка дома в присутствии гостей, не садился, выказывая свое уважение к гостю.

Бекберди Зулкарнаевич предложил Роберту Ильхановичу попробовать свою самогонку. Тот отказался. Но сам ветеринар трижды выходил из-за стола в кухню и возвращался со свежим едким спиртным запахом и блестевшими глазами. Правда, под конец обеда глаза эти стали тускнеть, и Арсланбеков понял, что уже засиделся и мешает привычному для хозяина распорядку.

Деньги за операцию коню ветеринар брать отказался:

– Я вас уважаю. И в перечне ветеринарных случаев у меня нет такой статьи, как извлечение пули. Езжайте, только Ветра сразу не гоните, чтобы швы не разошлись. Через пять дней он будет здоров. Снять швы сумеете?

– Конечно. Даже себе снимал.

– Значит, все отлично. – Бекберди Зулкарнаевич протянул на прощание руку, оглянулся на сына, который отошел в сторону, и попросил: – Если со мной что-то случится, Енали не оставьте, помогите ему… Близких у нас здесь не осталось. Только на Ямале родня живет. Не туда же ему ехать. Не бросайте его…

– Хорошо, обещаю. Только с вами ничего не случится. Вы долго еще проживете.

– С моим здоровьем долго не живут, – тихо ответил ветеринар.

Говорить утешительные слова мужчинам Роберт Ильханович и не умел, и не любил. Тем более что уже вышли к коновязи, где Ветер, увидев хозяина, радостно закивал головой, чуть не обрывая узду, которой был привязан. Конь заждался и требовал общения…

Енали пришел на базу джамаата Арсланбекова через неделю.

– Как ты меня нашел?

– Люди подсказали.

Это было странно. Роберт Ильханович был уверен, что никто из местных жителей не знает, где базируется джамаат.

– Что ты хочешь?

– Отец к вам послал.

– Как он сам?

– Он не пил. Просто упал, и все. И сознание потерял. Я вызвал «Скорую». Его увезли. Потом в больницу к нему ездил, в Терекли-Мектеб. Там врач сказал, что самое большее через месяц он умрет. Может быть, раньше. К отцу меня пустили проститься. Он и послал…

Так необдуманное, походя данное обещание привело в джамаат мальчишку. Но, если обещал, значит, следует держать слово, и Роберт Ильханович будет заботиться о Енали. Хотя он не очень понимал, во что эта забота должна выливаться, и для начала пристроил Енали ухаживать за Ветром. А через несколько дней начал созваниваться со знакомыми. Наводил справки, где из мальчишки могут сделать ветеринара. Ведь именно ветеринаром хотел видеть сына Бекберди Зулкарнаевич. В этом году, естественно, поступать куда-то учиться было уже поздно. Во всех учебных заведениях первое полугодие заканчивается. Но к будущему лету следовало подготовить мальчишку. С документами Енали по ЕГЭ рассчитывать на поступление было сложно, значит, следовало поступать на платное отделение, то есть искать деньги. С этим, впрочем, проблем возникнуть не должно. В районе много бизнесменов, бывших учеников Арсланбекова, они не откажут ему в просьбе. Тем более просьба эта не слишком и обременительная. А пока мальчишку можно было у себя оставить и воспитать настоящим мужчиной, воином, который умеет пользоваться луком на уровне своих прославленных предков. С этими предками бок о бок Повелитель Вселенной прошел от Тихого океана до Черного моря, создавая свою великую империю, и только дважды за всю историю войско Чингисхана потерпело поражение. Но оба раза сражениями командовал не сам Чингисхан, а лучший его полководец – одноглазый Субудай Богатур [5]5
  Первое поражение татаро-монголы потерпели, когда, захватив Китай, хотели по берегу теплых морей дойти до богатой Индии. Но войско дайского государства (дайцы – предки современных вьетнамцев) полностью разбило татаро-монгольскую армию.
  Второе поражение Субудай Богатур потерпел от объединенного войска башкир и волжских булгар (казанских татар), которых позже сумел покорить только внук Чингисхана Батухан (Батый).


[Закрыть]. Это ничтожно мало в общем количестве выигранных монголами сражений. Ничтожно мало…

Роберту Ильхановичу позвонил знакомый подполковник Асхатов из МВД республики. В школе у Арсланбекова когда-то учились сыновья этого подполковника, живущие в то время у бабушки с дедушкой в Терекли-Мектеб. Сам подполковник был наполовину ногайцем, наполовину дагестанцем, а жена его была из известного ногайского рода. И родители радовались, что дети переймут хотя бы в течение нескольких лет традиции своего народа. Они считали, что это лучше, чем восприятие городских традиций Махачкалы, и отправили детей в Терекли-Мектеб, где родилась жена подполковника. Мальчишек учил стрельбе из лука не кто-то, а потомок Чингисхана. И они были просто влюблены в своего директора школы. Наверное, и родителям много про него рассказывали. Отец их даже приезжал несколько раз, чтобы самому посмотреть на директора. Вроде бы они стали не закадычными, но дальними приятелями. И теперь подполковник Асхатов время от времени звонил Роберту Ильхановичу.

Позвонил и по окончании очередного совещания. Там, в республиканском МВД, после уничтожения пяти полицейских, преследовавших Арсланбекова, что уже само по себе стало скандалом, состоялось специальное совещание по поводу его самого и его джамаата. Персональное дело, так сказать, разбирали. Начальник полицейского спецназа республики полковник Агададашев решительно заявил, что собирается покончить с деятельностью этой банды в самое короткое время. По данным добровольного осведомителя, полицейский спецназ готовит Арсланбекову какую-то ловушку, чтобы спровоцировать на выступление и уничтожить вместе с конем и луком. Асхатов предупреждал об опасности и рекомендовал не поддаваться на провокации, намекнув, что полковник Агададашев большой специалист в подобных делах.

Роберт Ильханович поблагодарил за сообщение, поинтересовался здоровьем жены подполковника, спросил, как студенческие дела у сыновей, которые учились в Москве, на этом разговор и закончился. Но уже на следующий день отцу позвонил сын Казергей и сказал, что вокруг их дома по ночам разъезжают какие-то машины и мотоциклы, но к ним никто не заходил. Мать звонить ему по этому поводу не стала, чтобы зря не волновать, но, как видел сын, всегда держит под рукой заряженное охотничье ружье. Казергей просил прислать ему, если возможно, автомат, чтобы защитить при необходимости мать и трех сестер. Ему шел уже пятнадцатый год, пора бы и автомат иметь. И Роберт Ильханович пообещал Казергею, что пришлет с первой оказией.

Первая оказия вскоре появилась. Умер Бекберди Зулкарнаевич, и Енали хотел отправиться на похороны отца. Хоронили бывшего ветеринара, согласно мусульманским обычаям, уже на следующий день после смерти. Енали дойти не успевал и очень горевал по этому поводу. Так горевал, что Арсланбекову было жалко на него смотреть. И он предложил ему для поездки Ветра. Конь к мальчику быстро привык и слушался его. И еще Роберт Ильханович попросил мальчика об услуге – отвезти автомат Казергею. Тот, конечно, не отказался.

Поехал Енали в ночь, чтобы не терять время. Ночью он должен побывать в доме Арсланбековых, а к утру успеть и в Терекли-Мектеб. Сама по себе перевозка оружия – дело достаточно опасное. Хотя ночью, да еще верховому, кажется, и опасаться нечего. Енали не собирался ехать дорогами. Да и дорог в районе почти нет, так, одна серьезная в Кизляр, и все. Ему это как раз и нужно. Он не собирался ни с кем встречаться.

Тем не менее беспокойство и ночью мешало Роберту Ильхановичу уснуть, и днем тревожило, и только в следующую ночь, когда уже после двух часов послышался конский топот и вернулся грустный Енали, он поговорил с ним, принял устную благодарность от Казергея, успокоился и наконец спокойно уснул.

Енали ничего, по сути дела, не рассказал. Просто сообщил, что передал Казергею автомат, а потом поехал дальше. Про похороны вообще не сказал ни слова. Может, потому, что Арсланбеков, проявляя такт, сам ни о чем не спросил. Но, как слышал Роберт Ильханович, задали вопрос у костра, и мальчик ответил:

– Да. Похоронили. Рядом с матерью.

Видимо, сразу после похорон Енали отправился в путь. Но, может быть, домой заезжал, в свой опустевший дом, где уже некому гнать самогон. Такая мысль в голову пришла потому, что из сапога мальчишки торчала рукоятка плетки-нагайки, которой раньше Роберт Ильханович у мальчика не замечал.

А утром позвонил Казергей:

– Спасибо, отец, за автомат. Я не ждал его так быстро и потому лук себе сделал. А когда Енали приехал, мы с ним вместе и пошли ночью посмотреть, кто там ездит… Да он тебе уже все, наверное, сам рассказал…

– Он мне ничего не рассказывал. Сказал только, что автомат отдал, передал твои слова благодарности, и все.

– Мы с ним подкараулили этих… Они трижды вокруг нашего дома проехали. Я автомат отдал Енали, а сам с луком был, как ты учил. Енали по колесу выстрелил, когда машина на склоне была, и она перевернулась. Когда двое полицейских спецназовцев выбрались оттуда, я им каждому по стреле послал. Потом мы унесли их и закопали под холмом, в песке. А на машине «запаску» поставили, отогнали ее в Темное урочище и сбросили там с обрыва в воду. С крышей скрыло. Сегодня ночью спокойно было. Но с утра, как только рассвело, где-то далеко мотоцикл ездит. Наверное, машину ищет.

– Ты уверен, что это был полицейский спецназ? – спросил Роберт Ильханович.

– Так у них на спине было написано. На «разгрузке». Я читать умею.

– Я понял. Это начал действовать полковник Агададашев из Махачкалы. Он надеялся меня выманить туда. Ты больше на них не реагируй, а лук спрячь подальше. Маслом промажь, чтобы не гнил, и закопай. Лучше в песок. Потом он тебе может понадобиться.

– Отец, когда ты меня к себе возьмешь? Енали только на два года меня старше, а он с тобой. Я тоже хочу быть с тобой.

– У Енали умер отец, поэтому он пришел ко мне. Пришел, когда отца в больницу отправили, но сказали, что он оттуда только на кладбище выйдет. Если со мной что-то подобное случится, ты приходи к Енали, он будет тебе хорошим старшим братом. А пока заботься о матери и о сестрах. Это тоже важное дело. И пореже за лук хватайся. Пойми, захватить тебя – значит выманить меня. Это и есть то, чего добивается полковник Агададашев, командир полицейского спецназа Дагестана. Не давай ему этой возможности. И себя побереги, и меня…

Глава третья

– Первый, как слышишь, прием… – сказал старший лейтенант Васюков.

Согласно инструкции, при автоматическом включении микрофона переговорного устройства блокировался внешний интегрированный микрофон шлема. Наличие такого микрофона было необходимо. Шлем закрывал уши полностью. Но в боевой обстановке, бывает, нужно прислушиваться к тому, что вокруг тебя творится, и создатели шлема вставили в свое детище внешний интегрированный микрофон, про который в инструкции сказано, что он по чуткости в четыре раза превышает чуткость человеческого уха и улавливает даже неслышимые без шлема звуки. То есть повышает уровень слуха и доносит любой шорох, шелест бумаги и прочее. Но при произнесении слов в микрофон переговорного устройства внешний интегрированный микрофон шлема должен автоматически отключаться. Но он не отключился, и капитан Чанышев услышал своего командира взвода даже без переговорного устройства.

– Что-то не срабатывает, – решил он. – Во-первых, я не Первый, а, скорее, Второй, потому что Первым, я думаю, будет у нас комбат. Он с нами выступает. Во-вторых, пока комбат не пришел, но назвал нас супертупицами… Давайте инструкцию читать. Дубы мы в отношении высоких технологий, как ни горько это признавать, с самым простым разобраться не в состоянии. Значит… Проверяем каждый у себя соединение и подключение. Где ошибка? Почему я его по переговорнику не слышу? Должен вроде бы слышать, а не слышу…

– Я вот этого не пойму в инструкции, – признался старший лейтенант Сломов, держа в руках перед собой тонкую книжечку. – Здесь написано, что применение переговорного устройства допускается на дистанции от пяти метров до двух с половиной – трех километров. А что, меньше пяти оно не будет работать? Очень приятно! А если мы строем идем? Как я могу команду отдать? Кричать должен? Или, как прежде, знаками? Зачем тогда мне этот шлем?

– Вот потому, видимо, и не работает у нас, – понял капитан Чанышев. – Ты, Александр Юрьевич, у нас голова. Умный до ужаса. Не знаю, как на такую голову наш шлем налезет. Боюсь, как бы не пришлось тебе ее намыливать…

Старший лейтенант Сломов в самом деле при довольно небольшом росте и среднем телосложении имел очень крупную голову.

– Ближе пяти метров интегрированный микрофон срабатывает, а переговорка не включается. Зачем? Интегрированный микрофон суперчуткий, он любой шепот донесет хоть в строю, хоть вне строя, хоть в бою. Михал Саныч, выйди в казарму, поговори оттуда. Можешь даже больше пяти метров отойти.

Старший лейтенант Васюков согласно махнул пушистыми ресницами и почти выбежал в коридор. Уже через несколько секунд в переговорном устройстве послышался его голос:

– Второй, Четвертый, как слышите?

Позывной «Четвертый» автоматически, видимо, закрепился за старшим лейтенантом Сломовым как за командиром четвертого взвода. Значит, сам Васюков, согласно той же логике, должен иметь позывной «Шестой».

– Слышу тебя, Шестой. Хорошо слышу.

– Я Четвертый. Отлично слышу…

Сломов все же натянул на свою большую голову шлем без мыла и радовался этому как ребенок.

Радиосвязь всех устроила. Как протянуть провода от перчаток к шлему, это показал уже капитан Чанышев, хотя сам ни разу этим делом не занимался. Но, вспомнив объяснения начальника тира и профессора Крейцера, легко с задачей сам справился и других научил. Теперь требовалось где-то испытать тепловизорный наглазник. Единственное темное днем помещение в казарме – это каптерка. Все втроем пошли туда. На ходу капитан объяснял командирам взводов, как подключается тачскрин, как управляется через монитор-забрало, как подключается сам наглазник. Войдя в каптерку, где с двух сторон от двери вдоль стен стояли в два этажа личные солдатские шкафы, капитан Чанышев сразу выключил свет. Поскольку шкафы закрывали и окно, то в помещении сразу наступила темнота.

– Кой хрен там шутить надумал! – сердито высказался старшина роты старший прапорщик Никитин. – А ну, включи и иди сюда…

– Две минуты, Александр Георгиевич, – отозвался командир роты, не обращая внимания на грубый тон старшего прапорщика. – Нам темнота нужна…

– А что, привыкнуть к зеленому цвету недолго, – оценил работу конструкторов старший лейтенант Сломов. – Одобряем…

– Меня тоже устраивает. Я ожидал большей яркости, но, видимо, матрица слабовата. И это тоже ничего. Вижу вот, как наш старшина роты как школьник авторучку грызет… Грызите, грызите, Александр Георгиевич. Кроме нас, никто не видит… – Капитан Чанышев включил свет и продолжил: – Хорошо бы нам всем на стрельбище съездить, да время не позволяет. Скоро на задание выезжаем. В горах и покажу, как оружием пользоваться. В принципе, несложно, но определенный навык нужно приобрести до боевой стрельбы.

– А в наглазник прицел видно? – спросил Сломов.

– У наших автоматов и мушка, и прицельная планка в темноте светятся. Для наглазника светятся, а со стороны, конечно, свечения не видно. Ладно. Проводите инструктаж для взводов, пусть собираются. Все, Александр Георгиевич, мы больше не мешаем. Сейчас солдаты придут получать свои ящики.

У дверей ротной канцелярии командир роты и командиры взводов встретили комбата подполковника Разумовского. Увидев на головах офицеров шлемы, подполковник обрадовался:

– Готовитесь? Отлично. На мою долю экипировку оставили?

– Обязательно, товарищ подполковник. Целый ящик…

Солдаты особого довольства шлемами не выказывали. Все-таки спецназ, пусть и не казачья, но в какой-то степени тоже вольница. И там нет таких строгих уставных отношений, как свежий подворотничок, обязательно выбритое лицо и прочее. Особенно в районе боевых действий. Наверное, происходит это потому, что спецназ ГРУ часто становится участником этих самых боевых действий, которые нивелируют обычные межчеловеческие понятия. Вообще-то, согласно военной доктрине России, применение армейских подразделений на территории страны допускается только для защиты рубежей от внешних угроз. И бандиты, традиционно и с удовольствием использующие наемников, сами того не подозревая, дают повод к использованию спецназа ГРУ, рода войск, встречаться с которым они особо не любят [6]6
  Несколько лет назад в руки дагестанского ФСБ попал некий Бамматхан Шейхов, глава буйнакской ячейки «эмирата «Кавказ». В ходе следствия он сообщил кое-что сенсационное – о причастности к террористическому подполью на Кавказе Госдепартамента США. В частности, Шейхов поведал о том, как на протяжении длительного времени лидеры дагестанских боевиков неоднократно посещали американское посольство в Киеве, где встречались с американскими дипломатами. Из посольства бандиты возвращались не с пустыми руками, с собой привозили пачки денег. Такие сообщения и позволяют использовать на Северном Кавказе силы армии. Надо сказать, что американцы не только финансируют бандитское подполье. На территории ряда государств, находящихся под полным влиянием США, организованы учебные лагеря, где кавказские бандиты проходят боевую подготовку. Такие лагеря существуют в Албании, в Косово, в Грузии, а также существовали на Украине во времена президентства Ющенко. Одна такая база по подготовке террористов находилась в городке Чортков Тернопольской области. Один раз в четыре месяца – в феврале, апреле, июле и в октябре – сюда приезжали курсанты из России, строго по 60 человек, и американские специалисты обучали их основам диверсионной работы и террористической деятельности.


[Закрыть]. Себя бандиты всегда скромно считают волками, а спецназовцев возмущенно называют волкодавами. У волков, понятно, нет никакого желания любить волкодавов.

Солдаты и офицеры спецназа не любят носить каски. У каждого из них есть каска, но они редко берут ее с собой даже на боевую операцию. В некоторой степени каска является тоже защитой, хотя недостаточной. В спецназе ГРУ предпочитают вязаные шапочки армейского образца или банданы, даже самодельные, вырезанные в форме косынки из старой камуфлированной майки. А тут их заставили надевать шлемы. С непривычки это было очень неудобно, а достоинств новой амуниции они еще не поняли. Достоинства им обещали показать на месте, пока же только сообщили, что новый шлем выдерживает прямую автоматную очередь, выпущенную с десяти метров. Металлическая каска на такое не способна.

Комбат тоже еще не ощутил достоинств, однако радовался, поскольку слышал разговоры капитана с командирами взводов, которые пусть частично, но оценить оснастку смогли. И вообще, подполковник Разумовский любил все новое просто по своей натуре.

Выезжали привычно автомобильной колонной. Два грузовика, впереди которых шла боевая машина пехоты. Экипаж БМП не из состава спецназа ГРУ, это простое сопровождение от местного мотострелкового полка. Путь предстоял не близкий, некоторые солдаты попытались временно снять каски, но командиры взводов категорично предупредили:

– Каски не снимать. Привыкайте. Ниже ростом не станете. Каски легкие, не придавят.

Вскоре солдаты обратили внимание, что могут слышать, как кто-то разговаривает не рядом с ними, а в другом конце кузова. И это несмотря на то, что грузовики попались достаточно гремучие. Вроде бы наоборот должно быть: каска, кажется, обязана мешать слышать, поскольку закрывает уши. О других качествах шлема пока разговор не заходил, все рассматривали их исключительно как замену традиционной металлической каске, а командиры взводов, научив всех включать свою аппаратуру, не успели объяснить, на что она способна. Это должен был сделать на месте уже сам командир роты. Но открытие для солдат, совершенное ими самими, было приятным сюрпризом. Естественно, они сразу перевели это на боевую обстановку. Там подобное «слухачество» зачастую может и жизнь спасти.

На место прибыли через два с половиной часа. Остановились, даже не доехав до встречающих их бойцов ОМОНа. Дальняя остановка была совершена специально, чтобы дополнительно испытать шлем, который, как все уже поняли, вполне можно использовать в качестве подслушивающего устройства.

Выгрузившись из машин, военные разведчики двинулись к омоновцам двумя взводными колоннами. И разговоры ничего не подозревающих омоновцев уже слышали.

– А на хрена этих-то пригнали? Они что, пули не боятся? Их точно так же перестреляют, – скептически сказал один, весь из себя кубоподобный и, наверное, физически очень сильный.

– Их же всегда нам в пример ставят. Вот потому и гонят их как примерных, все дыры затыкать. А ты радуйся, что не ты затычкой стал. И не ворчи. – Это говорил, видимо, старший из встречающих. – У них, слышал, какое-то новое оборудование поступило на испытания. Будут опробовать. Я бы тоже посмотрел. Но меня не возьмут. Это же военная разведка… У них мама родная и та засекречена…

– В наручники бы их всех, – зло бросил третий омоновец. – Как только из армии увольняются, сразу наручники надевать и тогда только домой отпускать. Опасные люди.

– Что ж так круто… – не понял старший.

– Это он, товарищ майор, День десантника вспоминает. Ему тогда пьяные мальчишки челюсть сломали. До сих пор жует с трудом. Да не переживай ты, это же не десантура. Эти бить не умеют, они сразу убивают. А это не так больно, как кажется. – Последние фразы относились уже к третьему омоновцу.

– Чем они недовольны, товарищ подполковник? – спросил капитан Чанышев комбата. – Тем, что нас попросили им помочь?

– Они недовольны тем, что служат не в спецназе ГРУ, а в ОМОНе. Но я таких завистливых к себе в батальон и не взял бы. Не научили их вовремя, а переучивать, сам знаешь, еще труднее, чем учить.

Спецназовцы подошли вплотную, и майор ОМОНа лихо козырнул:

– Майор Максимов, командир отряда ОМОН Омского областного управления Министерства внутренних дел. Подполковник Разумовский, я полагаю?

– Я, – коротко ответил комбат.

– Показывать? – спросил майор.

– Время у нас еще есть?

– У нас время не регламентировано. Это у бандитов оно чешется. В этих пещерах воды нет, как спелеологи говорят, а без воды они долго не протянут. Мы бы и так их на выходе дождались. А при чем здесь время?

– Мы новое оснащение получили. Солдаты его еще не попробовали. Следует хотя бы по несколько очередей отстрелять.

– Бога ради. Мои люди все в ущелье. Здесь камней много, стреляйте, в нас не попадете. Посмотреть можно?

– Можно даже аплодировать, – разрешил Разумовский и кивком головы послал капитана Чанышева к ближайшему каменному отрогу. Потом приподнял на плече третьего омоновца «разгрузку», чтобы посмотреть на погон. – А наручники, товарищ старший лейтенант, мои люди обучены снимать без проблем. Простой канцелярской скрепкой или любым куском проволоки. Не напасетесь… В следующий раз просто челюсть не подставляйте…

Стрельба «из-за угла» через монитор далась не сразу и не всем. Все же было непривычно. Но приспособились быстро и оценили. После этого гораздо проще было освоить стрельбу с пояса, прицеливаясь через монитор-забрало. А вот опробовать тепловизорный наглазник в этих условиях можно было только одним способом. Неподалеку располагались большие заросли густых кустов.